Экономика » Анализ » Организационные меры для повышения эффективности научных исследований в России

Организационные меры для повышения эффективности научных исследований в России

А. Кузнецов
д. э. н., член-корр. РАН
руководитель Центра европейских исследований
Института мировой экономики и международных отношений РАН (Москва)

Большинство ученых понимают, что научная сфера в России нуждается в модернизации. Недостаточное финансирование, кадровый дефицит и неадекватный характер международных связей не позволяют раскрыть сохраняющийся научный потенциал страны. При наличии в России значительного числа ученых, осуществляющих исследования мирового уровня в разных научных дисциплинах, в целом национальную инновационную систему вряд ли можно признать успешной.

 

Сфера научных исследований — очень важный, но лишь один из многих элементов инновационной системы. Это означает, что любые преобразования, нацеленные на повышение отдачи от науки в реальном производстве, не должны ограничиваться организациями, ведущими фундаментальные либо прикладные НИОКР. Выбор путей реформирования сферы НИОКР должен, с одной стороны, быть сопряжен с преобразованием других элементов национальной инновационной сферы, а с другой — учитывать специфику самих научных исследований в России.

Но при воздействии на сферу НИОКР надо различать краткосрочные и долгосрочные эффекты от предлагаемых организационных мер. Сохранение самобытных научных школ, способных обеспечить интеллектуальное превосходство России, а возможно в отдаленной перспективе — и инновационный прорыв, нередко противоречит цели быстрого развития имитационных инноваций. Поэтому ряд предложений Минобрнауки России по реформированию сферы научных исследований, по нашему мнению, обеспечивая позитивный краткосрочный эффект, в дальнейшем приведут к закреплению периферийного статуса России в мировом научном сообществе. Мы рассматриваем три группы наиболее обсуждаемых организационных мер: перенос НИОКР в вузы, модернизация системы РАН и интернационализация российского научного сообщества.

Эффективность развития науки в российских вузах

Видимо, соображение «быть как все» было среди основных мотивов проведения в последние годы в России политики ускоренного развития НИОКР в университетах. Для этого разработаны организационные и финансовые инструменты, в частности модель национальных исследовательских университетов и конкурсы на мега-гранты. При этом речь идет не только о развитии уже имеющихся очагов конкурентоспособных на мировой арене научных исследований на ряде факультетов ведущих российских вузов, но и о создании новых мощных исследовательских центров и лабораторий в российских университетах. Однако до сих пор на фоне многих других стран в России вклад вузов в проведение НИОКР минимален (см. табл. 1). Например, в Италии, где совокупные расходы на НИОКР по отношению к ВВП находятся примерно на российском уровне, вклад университетской науки в четыре раза больше. В большинстве стран ОЭСР расходы вузов на НИОКР достигают 0,4 — 0,5% ВВП. В результате сторонники подъема вузовской науки в России ратуют за дальнейший перенос центра тяжести из научно-исследовательских институтов в вузы. Однако, на наш взгляд, это не даст положительного эффекта ни для российского высшего образования, ни для российской фундаментальной науки.

Таблица 1

Роль вузов в России и других странах

Страна

Доля лиц с высшим и послевузовским образованием в возрасте 25 — 64 лет, 2008 г. (РФ - 2010 г.), %

Доля расходов на НИОКР, 2009 г., % ВВП

всего

в вузах

Россия

28,2

1,24

0,09

США

31,5

2,87

0,39

ЕС в целом

2,02

0,48

Германия

16,4

2,82

0,50

Великобритания

23,5

1,85

0,52

Франция

16,4

2,27

0,47

Италия

13,8

1,26

0,38

Финляндия

21,5

3,94

0,74

Польша

19,6

0,67

0,25

Япония

24,3

3,36

0,45

Китай

1,70

0,14

Южная Корея

25,6

3,57

0,40

Источники: Российский стат. ежегодник, 2012. М.: Росстат, 2012. С. 218; Индикаторы образования, 2011: Стат. сб. М.: НИУ ВШЭ, 2011. С. 238—239; интерактивные таблицы Евростата (epp.eurostat.ec.europa.eu) — Total intramutal R&D expenditure (GERD) by sectors of performance (Last update: 29.11.2012).

Прежде всего, возникает вопрос, в любом ли вузе, на всякой ли кафедре, многие ли преподаватели должны заниматься научными исследованиями. Ведь значительная часть вузов нацелена на подготовку специалистов-практиков (высококвалифицированных бухгалтеров, программистов и т.д.), которым для получения даже хорошего высшего образования не нужно овладевать навыками научной работы, соприкасаясь с преподавателями-учеными. К тому же, по мировым меркам, в России ведется избыточная подготовка людей с высшим образованием, реально нуждающихся лишь в среднем профессиональном (см. табл. 1). Не случайно уже несколько лет в России обсуждается развитие так называемого прикладного бакалавриата, который возродит техникумы, но под модным брендом высшего образования (Кузьминов и др., 2009).

Кроме того, нельзя забывать, что в каждом вузе есть кафедры общеобразовательного профиля (например, экономики в сельскохозяйственном вузе). Даже если вуз является настоящим исследовательским университетом, такие вспомогательные кафедры не могут и не должны заниматься серьезными научными изысканиями. Наконец, на кафедрах с сильными научными школами часто для организации учебного процесса необходимо много семинаристов и лекторов базовых курсов, от которых требуется осведомленность о результатах проводимых научных работ, но не личная вовлеченность.

Однако даже согласившись, что в России надо повышать уровень вузовской науки, мы сталкиваемся с вопросом кадрового обеспечения. Научные кадры быстро не подготовить (см. табл. 2). В России происходит естественное старение исследовательского корпуса, а молодежь неохотно идет в науку, в том числе из-за контрпропаганды в СМИ (достаточно вспомнить, как на примере выдающегося математика Г. Перельмана рисуется образ ученого — нищего отшельника).

Таблица 2

Прирост персонала, занятого НИОКР в России

Показатель

2006

2007

2008

2009

2010

Прирост числа исследователей с учеными степенями, занятых НИОКР

79

4218

-2676

226

3839

Прирост числа кандидатов наук, занятых НИОКР

-391

2885

-2603

71

2345

Прирост числа докторов наук, занятых НИОКР

470

1333

-73

155

1494

Количество новых кандидатов наук

30 650

30 577

24 805

24 618

24 343

Количество новых докторов наук

3963

3917

2914

2936

3291

Доля докторов наук среди исследователей моложе 40 лет, %

1,8

1,9

2,6

Доля кандидатов наук среди исследователей моложе 40 лет, %

18,8

21,6

25,0

Доля докторов наук среди исследователей старше 70 лет, %

24,7

29,4

32,7

Доля кандидатов наук среди исследователей старше 70 лет, %

9,7

13,1

15,0

Источник: Индикаторы науки, 2012. Стат. сб. М.: НИУ ВШЭ, 2012. С. 46, 48, 63, 72.

Старение исследователей характерно для большинства стран, что отражает общий рост продолжительности жизни, включая активный период. В России ситуация иная: возникшая в начале 1990-х годов демографическая «яма» лишь переместилась в более старшие по возрасту когорты.

До последнего времени источником научных кадров для вузов были сотрудники исследовательских организаций, прежде всего РАН. Пока этот процесс был вялотекущим, но стимулирование НИОКР в десятках второстепенных вузов без научных традиций приведет к учащению случаев формального перекладывания трудовых книжек ученых из системы РАН. Хотя нередко такая мобильность компенсируется материально, условия для их исследовательской работы нередко ухудшаются, что отрицательно сказывается на общей эффективности НИОКР.

При этом в качестве новых мер по интеграции науки и образования нередко озвучиваются уже существующие схемы. Например, в ведущих вузах исследовательского типа, где при подготовке специалистов требуется контакт студентов и ученых, уже многие десятилетия активное участие в образовательном процессе принимают ученые из институтов РАН. Не надо забывать, что, начиная с должности старшего научного сотрудника, по должностным обязанностям им нужно участвовать в образовательном процессе в вузах (читать спецкурсы, руководить семинарами и практикумами, дипломными и курсовыми работами)1. В ряде вузов созданы базовые кафедры. Также институты РАН осуществляют образовательную деятельность в рамках аспирантур. Иными словами, все отличие ученого РАН от университетского исследователя в том, что сотрудник РАН имеет довольно широкую свободу устанавливать гибкий график преподавательской нагрузки (Полтерович, 2010).

Таким образом, отказ от традиционно сложившегося в России преимущественного развития научных школ в исследовательских институтах (главным образом, РАН) приведет к разрушению части этих школ и неэффективной трате государственных средств, направляемых на развитие вузов. Лишь незначительная часть ведущих вузов в России относится к модели исследовательских университетов, но это не следует считать проблемой: большинство вузов должно давать лишь хорошее прикладное профессиональное образование, а не заниматься приращением научного знания. Ближе всего к России находится Китай, где научные прорывы также стремится обеспечить государство, а не частный бизнес или благополучные в финансовом отношении университеты, а потому вузы там играют незначительную роль в проведении НИОКР (см. табл. 1). Вместе с тем сохранение специфической модели организации российской науки не означает консервацию ее конкретных параметров. Напротив, при таком подходе одним из приоритетов нам представляется повышение гибкости РАН.

Переход к четырехуровневой организационной структуре РАН

Несмотря на многочисленные проблемы, которые возникли в начале 1990-х годов, Российская академия наук по-прежнему остается ключевым звеном национальной инновационной системы. В институтах системы РАН ведется основная часть российских исследований мирового уровня. Ученые, работающие в учреждениях РАН, публикуют большую часть монографий и статей в ведущих международных и российских журналах. Тем не менее необходима существенная модернизация организационной структуры и принципов финансирования Российской академии наук для увеличения отдачи от ассигнований на НИОКР. В конечном счете предлагаемые преобразования должны повысить глобальную конкурентоспособность российских ученых, проводящих фундаментальные исследования, а также усилить внешние связи РАН как по прикладным научным работам, так и в сфере высшего образования.

Обновленная структура РАН, в которую разумно включить эффективно работающие институты Российской академии медицинских наук, Российской академии образования и Российской академии сельскохозяйственных наук, должна ориентироваться на специфику организации НИОКР в разных отраслях науки. Одновременно необходимо учитывать растущую в современных условиях потребность в междисциплинарных исследованиях. На наш взгляд, следует ориентироваться на четыре основных уровня проведения НИОКР в системе РАН.

  1. Исследовательские лаборатории (секторы, отделы).
  2. Учреждения РАН — самостоятельные юридические лица, составляющие основной организационный уровень.
  3. Временно формируемые под междисциплинарные проекты сети институтов РАН вокруг «центров научного превосходства».
  4. Научные ассоциации РАН, заменяющие нынешние отделения и получающие значительную финансовую автономию.

Предлагаемая нами модель по идеологии сильно отличается от озвученного в конце 2012 г. в Минобрнауки России проекта «1000 лабораторий»2. В нашей схеме базовым уровнем по-прежнему остается институт, а не его подразделение. Каждое учреждение РАН может и должно заниматься исследованиями по большому научному направлению, обеспечивая как организационные и финансовые условия для работы занятых сравнительно узкой проблематикой небольших лабораторий, так и постоянную площадку научной коммуникации исследователей смежных специализаций (через деятельность ученых и диссертационных советов, постоянных научных семинаров и т. д.). При этом все сотрудники, отвечающие установленным должностным требованиям (которые могут быть достаточно жесткими), должны получать базовое финансирование, адекватное рынку труда.

На наш взгляд, конкурсы между лабораториями следует проводить главным образом за дополнительное финансирование. Оно должно способствовать привлечению молодых ученых, активизации поиска по новым темам, развитию научных школ. При этом единичные конфликты по поводу создания новых лабораторий между талантливым ученым и руководством института могут решаться без «изобретения» на федеральном уровне специального финансово-организационного инструмента, который даст побочные негативные эффекты.

Дело в том, что в большинстве случаев в рамках лаборатории достигаются научные результаты, которые только в сочетании с достижениями смежных исследовательских команд способны обеспечить масштабный прорыв по крупному научному направлению.

Характерным примером служит Институт мировой экономики и международных отношений РАН, который имеет в своем составе свыше 20 исследовательских подразделений разного профиля и, естественно, неодинаковой научной результативности. Однако при объединении усилий сотни специалистов был разработан: «Стратегический глобальный прогноз 2030» (Дынкин, 2011), реализован проект «Евроатлантическая стратегическая инициатива в области безопасности»3, а также ряд других масштабных международных проектов, обусловивших включение института уже пять лет подряд в число 50 ведущих аналитических центров мира, так называемых think tanks (McGann, 2013). В этом рейтинге в разных тематических номинациях присутствуют и другие российские институты (как из системы РАН, так и за ее пределами) — ЦЭФИР, Независимый институт социальной политики, Институт США и Канады РАН, Институт экономической политики им. Е. Т. Гайдара и др. При этом их самостоятельные подразделения не имеют столь широкой известности в мире.

Если Минобрнауки России в ходе конкурсов поддержит только самые успешные лаборатории, а остальные подразделения институтов будут по-прежнему прозябать в условиях хронического недофинансирования НИОКР, то смежники для «лидеров» останутся лишь за рубежом, скорее всего на территории ведущих стран ОЭСР, где благодаря более масштабным по сравнению с Россией расходам на НИОКР поддерживается широкий спектр исследований. В результате предлагаемый проект Минобрнауки закрепляет периферийный статус российской науки, создавая новый канал обслуживания зарубежных НИОКР наряду с физической эмиграцией российских ученых.

Попутно заметим, что при озвученном бюджете российской лаборатории в среднем 15 млн руб. в год речь будет идти о типичных исследовательских секторах с 4 —15 сотрудниками. При этом возникает ощущение, что Минобрнауки осознанно называет их лабораториями с целью ввести обывателей в заблуждение: деньги даются на маленькие лаборатории (в большинстве институтов теперь называемые секторами), а ожидания с ними связаны большие, будто поддерживаются лаборатории, представляющие собой крупные институты, подобные федеральным лабораториям в США. Например, известный институт Лос-Аламосская национальная лаборатория имеет ежегодный бюджет более 2 млрд долл., а ее персонал превышает 10 тыс. человек4.

В России имеются такие крупные исследовательские лаборатории, которые явно не вписываются в проект «1000 лабораторий». Например, в составе Объединенного института ядерных исследований в Дубне действует семь лабораторий-институтов. Предполагаемый Минобрнауки средний бюджет не учитывает финансовые потребности естественно-научных направлений, где нужна дорогостоящая инфраструктура. Не случайно именно в физических институтах наиболее активно обсуждается германский опыт организации науки, где действует несколько разных научных ассоциаций (в юридической форме научных обществ или объединений). Например, 18 институтов с капиталоемкими НИОКР входят в Объединение им. Германа фон Гельмгольца, которое в 2010 г. получило почти 31% германских расходов на НИОКР вне вузов5. Еще более 220 институтов объединены в Общество им. Макса Планка, Общество им. Фраунгофера и Объединение им. Лейбница, а кроме того, действуют несколько десятков институтов регионального и ведомственного подчинения. Однако мы не предлагаем полностью копировать германскую систему, которая оказалась децентрализованной из-за послевоенной разрухи и раскола Германии, конфликтов между федерацией и землями в ФРГ. В России разумно все крупные научные ассоциации, которые могут возникнуть, оставлять под «зонтиком» РАН для сохранения целостности национального сообщества ученых.

Именно в рамках научных ассоциаций РАН, способных учесть специфику входящих в их состав учреждений, а также особенности отдельных наук, можно разработать эффективные схемы финансирования научной инфраструктуры, внедрить адекватные методы оценки результативности ученых.

Не секрет, что нынешние споры по поводу научной результативности в России обусловлены прежде всего попытками навязать «универсальные» критерии, а отнюдь не сопротивлением «бездельничающих» научных сотрудников. Во-первых, возникает вопрос, почему при анализе публикаций в международных журналах в подчиненное положение поставлены база Scopus (где по многим научным направлениям индексируется больше авторитетных журналов, чем в Web of Science) или специализированные базы данных, используемые математиками. Во-вторых, по многим направлениям исследований самым ценным научным продуктом считается выпуск не серии статей, а научной монографии. При этом речь идет не только об общественных науках, но и об определенных разделах биологии, других естественных дисциплин (Гельтман, 2012). Значение сделанных открытий также измеряется не только числом цитат в научных журналах (абсолютно новые результаты могут несколько лет почти не замечаться). Если фундаментальные исследования быстро находят применение в прикладных работах, то успех ученого может определяться числом патентов в технических науках, количеством аналитических записок в органы власти в области международных отношений и т. д.

Временно создаваемые сети (на срок порядка пяти лет) для крупных междисциплинарных исследований мы предлагаем как дополнительный организационный уровень. Эти сети будут формироваться вокруг учреждений РАН (определенных в ходе конкурсов «центров научного превосходства»). От описанных выше трех уровней он отличается своей гибкостью. По-видимому, это и обусловило меньшее внимание к нему государства. Вряд ли можно считать успешной практику мегагрантов РГНФ, когда на междисциплинарные исследования, объединявшие несколько институтов, отводилось несколько месяцев, хотя и в таких условиях институты РАН смогли выпустить успешные научные продукты (Дынкин, Иванова, 2011). Более типична подготовка на протяжении нескольких лет многотомных изданий: например, сейчас ученые Отделения историко-филологических наук РАН, объединившиеся преимущественно вокруг Института всеобщей истории РАН, выпускают б-томную «Всемирную историю».

Временно создаваемые сети позволят усилить контакты институтов РАН с конкурентоспособными исследовательскими лабораториями российских вузов, то есть обеспечить взаимодействие академической науки и университетов не только по линии образования. Гибкость сетей позволит «центрам научного превосходства» вовлекать в свою работу лаборатории других институтов и вузов очень выборочно, но не разрушая базовые для них учреждения РАН. Очевидно, что усиление интернационализации российской науки со временем постепенно приведет к доминированию транснациональных исследовательских команд среди создаваемых сетей.

Индивидуальные и коллективные стратегии интернационализации

Никто не возражает, что степень интернационализации российских научных исследований недостаточна, а работы наших ученых, особенно в общественных науках, очень плохо знают за рубежом. В то же время надо, наконец, понять, что повышение эффективности научных исследований в России не влияет напрямую на рост цитируемости российских авторов в мире. Чтобы достичь последнего, необходима продуманная политика коллективной интернационализации. Однако осуществляемая сейчас государственная политика вынуждает российских ученых прибегать к индивидуальной стратегии интернационализации.

Индивидуальная стратегия означает, что российский ученый вынужден соглашаться на соавторство с иностранцами, чтобы облегчить публикацию статьи в ведущих англоязычных журналах. Другой способ — получить степень Ph.D. При этом речь идет именно о приобретении социального капитала, а не о защите кандидатской диссертации более высокого профессионального уровня, чем в России.

Индивидуальная стратегия интернационализации не позволяет вывести страну с научной периферии. С оригинальными идеями иностранцу пробиться в национальные журналы США или Великобритании сложно. При этом среди англоязычных журналов доминируют национальные, а не подлинно международные издания. Ведь никто не отменял конкуренцию, в том числе в научной среде. Хорошо известно, как иностранные анонимные рецензенты рекомендуют включать в библиографию свои слабые публикации.

Стороннему наблюдателю может показаться, что это формальности. Однако такой способ индивидуальной интернационализации в ряде дисциплин, особенно общественных и гуманитарных, может привести к снижению научного уровня.

В последнее время появляются статьи, где с позиций американских журналов жесткой критике подвергаются научные публикации российских экономистов (Муравьев, 2011). В число используемых критериев входит количество ссылок на работы современных американских авторов. Отчасти эти замечания справедливы, но они выглядят нелепо, когда речь идет об анализе сугубо российских проблем. Иностранные специалисты по России, особенно аспиранты и пост-доки, почти никогда не публикуют свои статьи в ведущих российских журналах, избегая тем самым квалифицированной российской экспертизы. А слабое знание многими из них русского языка ведет к отсутствию адекватной эмпирической базы их статей по экономическим проблемам России и других стран с переходной экономикой. Почему такие ученые, заработавшие сомнительный научный авторитет (лишь из-за высокого цитирования в США), должны становиться ориентиром для российских ученых?

Другой аспект этой проблемы — языковые барьеры, влияющие на качество работ отнюдь не в России, где ученые в основном без проблем знакомятся с англоязычными работами.

Например, в России редко цитируют П. Кругмана, когда речь заходит о территориальном развитии (новая экономическая география), по той причине, что его вклад в развитие экономической географии не считают весомым. Российские исследователи отдают предпочтение представителям немецкой, а также советской школы экономической географии. Более того, к таким выводам ученые пришли после довольно ожесточенных дискуссий, что хорошо показывает статья известного экономико-географа академика П. Я. Бакланова (Бакланов, 2012). При этом не надо думать, что «новую экономическую географию» ученые не подвергали критике до получения Кругманом Нобелевской премии (Кузнецов, 2006). Однако с позиции зарубежного ученого это может свидетельствовать о низком качестве исследований по региональной экономике (Либман, 2013)6.

Наконец, отдельные направления научных исследований априори не имеют большого потенциала для интернационализации результатов. В частности, в РАН особняком стоят исследования специфических российских объектов — национальных языков, литературы, материальной культуры и т.д. Они важны для мировой науки, но по объективным причинам слабо развиты за пределами России. Например, странно требовать высоких показателей в Web of Science от сотрудников Института русской литературы (Пушкинского дома), Института русского языка им. В. В. Виноградова, Института российской истории РАН или ряда институтов региональных отделений и научных центров РАН по изучению истории, языков, культуры народов России.

Суть коллективной стратегии интернационализации заключается в том, что российские ученые, как и организации, будут сообща целенаправленно продвигать российские достижения в мировом научном сообществе, параллельно облегчая международные контакты. Мы предлагаем следующие меры в рамках коллективной стратегии:

  • перевод на английский язык ведущих научных журналов, в том числе по общественным и гуманитарным наукам, для чего в ряде случаев потребуется изменить стандарты оформления и более жестко отбирать статьи. Это не сложно, учитывая узкий круг постоянных авторов большинства изданий в настоящее время;
  • целенаправленное продвижение российских журналов в базы данных Scopus, Web of Science и др.;
  • создание центров коллективного пользования для институтов системы РАН и вузов, осуществляющих подписку на широкий перечень ведущих англоязычных журналов, а также статистических и социологических баз данных;
  • выделение адекватного целевого финансирования для развития современных интернет-сайтов институтов системы РАН и вузов;
  • снижение организационных и финансовых барьеров для участия российских ученых (особенно молодых) в конференциях за рубежом;
  • расширение возможностей получения финансирования на конкурсной основе для проведения на территории России крупных международных научных конференций (особенно известных форумов, которые каждый раз меняют свою локализацию);
  • расширение возможностей краткосрочных зарубежных стажировок российских молодых ученых по линии институтов и вузов, в которых они работают в России.

Безусловно, это требует не только консолидированных организационных действий, но и предоставления государственного финансирования, что по-прежнему остается одной из главных проблем для российской науки.


 

1 Постановление Президиума РАН «Об утверждении Квалификационных характеристик по должностям научных работников научных учреждений, подведомственных Российской академии наук» № 196 от 25 марта 2008 г.

2 5 декабря 2012 г. минобрнауки.рф/пресс-центр/2895.

3 См.: imemo.ru. По итогам проекта вышла монография (Дынкин, Иванов, 2011).

4 www.lanl.gov/about/facts-figures/index.php.

5 Ausgaben, Einnahmen und Personal der offentlichen und offentlich geforderten Einrichtungen fur Wissenschaft, Forschung und Entwicklung Berichtszeitraum 2010/ Statistisches Bundesamt. Wiesbaden, 2012. S. 18 (www.destatis.de).

6 В частности, А. Либман говорил об этом на состоявшемся 17 января 2013 г. диспуте АНЦЭА «Куда идет российская экономическая наука?».


 

Список литературы

Бакланов П. (2012). Продолжаем дискуссию (по ответу А. Н. Пилясова на заметки П. Я. Бакланова по поводу статьи А. Н. Пилясова о работах П. Кругмана) // Региональные исследования. № 4. С. 148 — 151. [Baklanov Р. (2012). The Ongoing Discussion (In Response to the Article of A. N. Pilyasov to the Notes by P. Y. Baklanov Regarding to the Article About the Work of A. N. Pilyasov on the Papers by P. Krugman // Regionalniye Issledovaniya. No 4. P. 148 — 151.]

Гельтман Д. (2012). He хиршем единым // Троицкий вариант. № 111. С. 3. trv-science.ru/2012/08/28/ne-khirshem-edinym. [Geltman D. (2012). Scientist Does Not Live by Hirsch Alone // Troitskij Variant. No 111. P. 3.]

Дынкин А. А. (ред.) (2011). Стратегический глобальный прогноз 2030. Расширенный вариант. М.: Магистр. [Dynkin A. A. (ed.) (2011). Strategic Global Forcast 2030. Full Version. Moscow: Magistr.]

Дынкин А. А., Иванов И. С. (ред.) (2011). Евроатлантическое пространство безопасности. М.: УРСС. [Dynkin A. A., Ivanov I. S. (eds.) (2011). Euroatlantic Security Space. Moscow: URSS.]

Дынкин А. А., Иванова H. И. (ред.) (2011). Россия в полицентричном мире. М.: Весь Мир. [Dynkin A. A., Ivanova N. I. (ed.) (2011 [2012]). Russia in a Polycentric World. Moscow: Ves Mir.]

Кузнецов A. (2006). Продуктивный синтез мирохозяйственных и региональных исследований // Мировая экономика и международные отношения. № 12. С. 112 — 116. [Kuznetsov А. (2006). Productive Synthesis of World Economic and Regional Studies // Mirovaya Ekonomika i Mezhdunarodniye Otnosheniya. No 12. P. 112-116.]

Кузьминов Я., May В., Синельников-Мурылев С. (2009). Страна, где много-много плохих вузов // Эксперт. № 37. expert.ru/expert/2009/37/strana_gde_mnogo_ plohih_vuzov. [Kuzminov Y., Май V, Sinelnikov-Murilev S. (2009). The Country with Many Bad Universities // Expert. No 37.]

Либман A. (2013). Среднестатистическая российская докторская // Экспертный канал «Экономическая политика». 29 января, ecpol.ru/index.php/syuzhety/ 505-srednestatisticheskaya-rossijskaya-doktorskaya. [Libman А. (2013). A Typical Russian Professor's Thesis // Expert channel "Ekonomicheskaya Politika". January 29.]

Муравьев A. (2011). О российской экономической науке сквозь призму публикаций российских ученых в отечественных и зарубежных журналах за 2000 — 2009 гг. // Научные доклады Высшей школы менеджмента Санкт-Петербургского государственного университета. № 1(R). mprа.ub.uni-muenchen.de/30230/1/ MPRA_paper_30230.pdf. [Muravyev А. (2011). Economic Science in Russia Through the Lens of Publications of Russian Economists in National and International Journals over 2000—2009 // Working Paper No 1(R). Graduate School of Management, St. Petersburg University; MPR A Paper No 30230.]

Полтерович В. (2010). Экономическая наука в России: издержки глобализации и реформа РАН // Журнал Новой экономической ассоциации. № 8. С. 161 — 164. [Polterovich V. (2010). Economics in Russia: Globalization Costs and RAS Reforms // Zhurnal Novoj Ekonomichescoj Associacii. No 8. P. 161 — 164.]

McGannJ. (2013). 2012 Global Go To Think Tanks Index Report. Philadelphia: University of Pennsylvania.