Экономика » Анализ » Рентоориентированная Россия

Рентоориентированная Россия

Левин М.И.
д. э. н., проф.
завкафедрой микроэкономического анализа НИУ ВШЭ
Сатаров Г.А.
к. т. н., проф. РАНХиГС
президент фонда «ИНДЕМ»

Современная российская экономика переживает кризисный этап своего развития, начавшийся около 25 лет назад как переход «от плана к рынку». Этот этап характеризуется резким расширением практики рентоориентированного поведения, изменением ее структуры, созданием неформальных институтов, обеспечивающих эту эволюцию, и превращением государственных институтов в защитников универсальности рентоориентированных практик. Действующие лица («акторы», а может быть, по сути дела, лишь актеры) руководствуются собственными интересами, подчас далекими от провозглашенных при создании соответствующих институтов и провозглашаемых ими при принятии тех или иных решений (как это предполагается в концепциях «общественного выбора») (Норт, 1997. С. 20).

Значительную роль играет при этом наличие многочисленных и разнообразных рент, борьба за которые имеет существенное значение как в экономической, так и политической жизни современной России. Схематическому описанию рентоориентированного характера российской экономической системы и посвящена настоящая работа.

Сразу укажем, что «поиск ренты» (в том его аспекте, который противоречит «законопослушной» деятельности) часто принимает форму коррупционного поведения, которое стало, к сожалению, одной из характерных системообразующих черт современной России. Здесь мы уделим коррупции лишь небольшое внимание, поскольку российская коррупция описана в многочисленных работах (например, см.: Levin, Satarov, 2013). Однако мы подробно остановимся на системных взаимосвязях между коррупцией и рентоориентированным поведением, а также на зависимости между экономикой и административно-политической системой в условиях господства рентоориентированного поведения. Для этого мы опишем различные типы рент и виды рентоориентированного поведения, которые помогают представить ренты и рентоориентированное поведение в России в их взаимосвязи. Разработка и исследование соответствующих математических моделей, базирующихся на этой схеме, можно надеяться, станут предметом дальнейших работ. Одной из детально исследуемых форм рентоориентированного поведения является и лоббирование, специфика которого в России заслуживает отдельного исследования.

Основные понятия и обзор литературы

Рентоориентированное поведение, борьба за ренту, поиск ренты — именно так подчас переводят устоявшийся термин «rent-seeking», широко распространившийся благодаря работам Г. Таллока, А. Крюгер и других и, по существу, созданной ими неформальной школы. Она успешно работает в экономике общественного сектора, в институциональной экономике и, конечно, в сфере теории общественного выбора (Норт, 1997; Congleton, Hillman, Konrad, 2008).

В данной статье мы будем рассматривать ренту как возможный избыточный доход («приз») сверх минимального дохода, необходимого для того, чтобы стимулировать агента осуществить работу, заданную принципалом; или же побудить принципала (собственника) предпринять некоторые усилия по реализации определенной политики, ведению бизнеса, вхождению на рынок и т.п. Такое определение не содержит путаницы, связанной с происхождением или использованием ренты, в котором рента увязывается лишь с личной выгодой (Хиллман, 2009. С. 523). Данное определение ренты включает как деловую, так и публичную активность. Наконец, в нем подчеркивается, что рента — это, прежде всего, возможность. Оно близко к определению Милгрома и Робертса (1999. С. 269) и применимо к ситуациям, когда поведение актора описывается традиционными моделями, в которых максимизируется определенная любым образом полезность. Помимо этого мы будем рассматривать рентоориентированное поведение как связанное с поиском ренты, борьбой за нее, попыткой ее присвоения (Федорова, 2008; Hillman, Schnytzer, 1986; Hillman, Katz, 1987; Hillman, Riley, 1989).

Удобно считать, что рента — это всегда некая «возможность» для рентоориентированного поведения, возникающая при определенных условиях. Не всегда и не для всех условий рента порождает рентоориентированное поведение, но последнее существует только при наличии ренты, уже существующей или потенциальной (возникающей при определенных обстоятельствах).

Рентоориентированное поведение может быть свойственно как индивидам, так и социальным группам (в частности, как доминирующий для них тип поведения). Можно говорить и о рентоориентированном поведении целых обществ, уточняя при этом, где и когда этот тип поведения становится доминирующим. В данной статье мы рассматриваем Россию как пример рентоориентированного общества.

Рентоориентированному поведению в России посвящено немало исследований (например, см.: Gaddy, Ickes, 2005; Han, 2005; Заостров-цев, 2000). Отметим лишь некоторые из них, в наибольшей степени отвечающих нашему исследованию. В статье Ломова (2010) приведен механизм влияния рентоориентированного поведения на государство и отмечается, что рента дорого обходится обществу (также см.: Murfhy, Shleifer, Vishny, 1993), поскольку технология поиска ренты часто характеризуется возрастающей отдачей от масштаба. Рентоориентированное поведение связано с имитационным эффектом: если одна фирма добивается на рынке успеха с помощью такого поведения, то и другие фирмы будут его копировать; в результате ущерб от рентоориентированного поведения возрастает. Причем чем больше организаций вовлечено в поиск ренты, тем меньше вероятность — в случае коррупции — наказания для каждой организации, что ведет к дополнительным инвестициям в поиск ренты.

Рентоориентированное поведение подрывает стимулы экономических агентов к инновационной деятельности. Во-первых, агенты вынуждены нести расходы, связанные с преодолением административных барьеров властных органов. Во-вторых, в экономике с широко распространенным рентоориентированным поведением кредиты для предпринимателей дороже. В-третьих, долгосрочные инвестиции в инновации теряют привлекательность. Все эти факторы отрицательно сказываются на инновационной активности и росте экономики.

В статье Яцкого (2011) обсуждаются экономико-политические аспекты рентоориентированного поведения. Автор анализирует основные проблемы России — достижение предела экспортной ориентированности экономики; необходимость поддерживать благоприятный инвестиционный климат для привлечения долгосрочных инвестиций; необходимость проводить политику импортозамещения в стратегических отраслях. Отмечая, что экономика России носит «рентный» характер, он подчеркивает возможность попадания страны в «ресурсную ловушку», с последующим преобразованием ее экономики в периферийную. Магомедов и Никеров (2010) видят суть рентоориентированного поведения в том, что политические и экономические субъекты прилагают «избыточные» усилия для раздела существующего «ресурсного пирога», вместо того чтобы делать необходимые инвестиции, и снижают уровень производственных усилий по созданию добавленной стоимости и новых знаний.

Федорова (2008) выделяет следующие последствия рентоориентированного поведения для производства общественных благ: невозможность определить объем реально существующих потребностей в общественных благах, приводящая к нерациональному решению относительно объема их производства; отсутствие рыночной корректировки распределения ресурсов, ведущее к неадекватной видовой структуре производимых общественных благ; отсутствие действенных критериев эффективности работы государственных организаций и недостаточная конкуренция. Все это приводит к ухудшению качества общественных благ. Заостровцев (2000; 2008) анализирует ряд концепций, связанных с защитой прав собственности. В частности, он рассматривает исследования Тамбовцева, где описана взаимосвязь между природной рентой и «провалами» государства в защите прав собственности, при которой слабая защищенность этих прав приводит к негативным последствиям для экономического роста и к неспособности государства справляться со своими функциями.

Природная рента в России определяется как выручка от продажи ресурса за вычетом издержек его производства (Gaddy, Ickes, 2005). В частности, авторы приводят расчет газовой и нефтяной ренты: за последние несколько десятилетий были заметны два пика: один в 1981 г. (размер ренты составил 250 млрд долл. и превысил 40% ВВП), второй — в 2005 г. (размер ренты — 25% ВВП). По мнению авторов, в получаемой ренте можно выделить пять компонентов: пос лена логову ю прибыль, завышенные затраты, ценовые субсидии, формальные и неформальные налоги. Главным агентом вымогательства ренты в России, с точки зрения Радаева (1998), была бюрократия, с которой сталкивались 87% руководителей.

Интересна работа Кордонского (2008), в которой рассматриваются рыночная и ресурсная экономики. Описывая трансформацию экономической системы, он отмечает, что рыночная экономика как общественная структура состоит из классов, а в качестве основного механизма равновесия в ней выступает ценообразование. Ресурсная экономика, характерная для СССР, была населена «сословиями»: титульными (госслужащие, военные) и нетитульными (врачи, учителя). Сословия различаются не только оплатой труда и суммой благ, составляющих законную сословную ренту, но и возможностью распределять ресурсы. В сословном обществе распределение ресурсов и есть сущность власти.

После распада СССР появилась возможность перейти от ресурсной экономики к рыночной, но произошло только изменение формы. «Показательны метаморфозы, произошедшие с предпринимателями... они не являются служивыми людьми, поскольку работают в рыночной, а не ресурсной логике, то есть непосредственно создают ресурсы, а не обеспечивают их сбор, охрану и распределение... их цель — собственное благо» (Барсукова, 2011. С. 119). Тем не менее без представителей государства сложно вести бизнес. Поэтому пришлось признавать право служивых на «сословную» ренту или обязанность предпринимателей на сословный налог, который собирается не в бюджет государства, а в карман сословия (!), лимитирующего возможности бизнеса на правах распорядителя государственными ресурсами. «Особым ресурсом было право на насилие, чуть было не отобранное у государства рэкетом в начале 1990-х годов. Победа над альтернативным агентом насилия резко повысила ставки сословного налога со стороны государственных силовых структур» (Там же). Произошли изменения и в роли служивого: он стал собственником по отношению к казенному имуществу и активным рейдером по отношению к чужому.

Сегодня на первое место в рентоориентированном поведении, по-видимому, выходит борьба за ресурсы и передел собственности на них. Первый способ передела — словесные игры: нынешняя административная конкуренция за ресурсы проходит под лозунгами борьбы с коррупцией и должностными злоупотреблениями. «Рост обвинений в коррупции и злоупотреблениях — признак растущего ресурсного дефицита, кризисного состояния сословного порядка, обычно удерживающегося от использования этого оружия из опасения „войны всех против всех"» (Барсукова, 2011. С. 121). Второй способ передела — придумывание «новых угроз», на борьбу с которыми выделяются средства.

Для целей данной статьи важны также исследования, демонстрирующие историческую преемственность институционального дизайна в России, который регулярно создавал и создает благоприятные условия для рентоориентированного поведения (в литературе эта институциональная модель получила название «Muscovite model»). Анализ институтов экономического регулирования в период с царствования Ивана IV по настоящее время позволяет сделать вывод об устойчивой зависимости от предшествующего развития в российской истории (Kotilaine, 2004). Отмечается ориентация институтов на распределение, а не на развитие. Некоторые авторы также исследуют стратегию распределения ренты (rent granting) как составную часть рентоориентированного поведения (Rosefielde, 2005). Эта стратегия также имеет длительную и устойчивую историческую традицию. Ее результатом стала иллюзия развития. Такой неформальный политический институт, как механизм преемственности власти в 2000-е годы в России, тоже характеризуется исторической преемственностью и оказывается связан с рентоориентированным поведением (Blank, 2008)1. Эти исследования интересны тем, что устанавливают связь между историей России и ее современным состоянием.

Разновидности ренты и рентоориентированного поведения

Виды ренты можно различать по источникам (способам) ее происхождения. В данной статье рассматриваются источники ренты, которые не часто обсуждаются в экономической литературе, а некоторые остаются вне поля зрения исследователей. Ренты, не актуальные для данной работы, не обсуждаются. В частности, не рассматривается шумпетерианская рента, которая может временно возникать в результате создания инновационных технологий и информации на период монопольного использования инновации или информации до овладения ею другими производителями. Не рассматривается также «рента мониторинга», которая, по сути, есть частный случай шумпетерианской ренты для принципалов, стремящихся уменьшить асимметрию информации. Итак, рассмотрим следующие виды рент, наиболее важные для сегодняшней России.

Природная рента. Обычно под этим понимают наличие полезных ископаемых или других природных ресурсов (наподобие воды). Но природная рента может заключаться и в особенностях географического положения или метеорологических условий. Источником ренты может быть территория (земля) как таковая. Рента может извлекаться, к примеру, из контроля над торговыми путями за счет географического местоположения.

Монопольная рента. Как правило, имеется в виду возможность устанавливать завышенные, призовые цены на монопольно контролируемом рынке. Однако не меньшее значение имеют и другие виды монополии, к примеру политическая монополия.

Политическая рента. При некоторых дополнительных условиях политическая рента позволяет создавать условия для извлечения иных видов ренты путем установления нужных правил игры, безнаказанного нарушения действующих правил или посредством распределения неформальных прав на нарушение правил («друзьям — все, врагам — закон»).

Административная рента. Возникает в любых социальных структурах, описываемых моделью «принципал-агент», в связи с эффектом асимметрии информации, который создает возможность оппортунистического поведения, эксплуатирующего данный эффект.

Переходная рента. Возникает в процессе модернизации (трансформации) тех или иных институтов за счет появления социальных групп, получающих эксклюзивные выгоды от промежуточного состояния института между старой и новой моделями. Например, временный конфликт между старыми и новыми нормами или неопределенность правовой ситуации, возникающая в процессе перехода, могут эксплуатироваться агентами в своих целях за счет возможности собственной трактовки противоречий или неопределенностей.

Кроме перечисленных выше видов ренты по их происхождению целесообразно подразделить ренты на естественные и искусственные. Естественные ренты возникают помимо сознательных усилий акторов либо потому, что имеют природное происхождение, либо потому, что стали непреднамеренными последствиями действий акторов. Искусственная рента появляется в результате целенаправленных усилий акторов (индивидуальных или коллективных) по ее созданию. Фактически создание ренты — это часть рентоориентированного поведения (например, см.: Appelbaum, Katz, 1987).

Удобно также разделить ренты на промежуточные и финальные. Промежуточные ренты порождают условия для создания или использования других рент. Финальные ренты порождают присвоение материальных или нематериальных активов, которые могут обращаться на обычных открытых рынках в качестве «призов».

Теперь рассмотрим основные формы рентоориентированного поведения.

Ситуативное поведение. Под ним понимается использование непроизвольным и случайным образом представившейся возможности извлекать ренту. Актор оценивает такую возможность как наиболее выгодную для него по сравнению со всеми остальными в его системе критериев в некоей конкретной ситуации.

Целенаправленное поведение. В этом случае актор сам прибегает к рентоориентированному поведению, априори полагая его наиболее выгодным в большинстве ситуаций. Это его личная жизненная стратегия.

Системное поведение. В этом случае целенаправленное поведение присуще большому числу акторов. Такое поведение рассматривается ими как естественное и общепринятое в рамках доминирующей в обществе системы неформальных институтов.

К трем видам рентоориентированного поведения, рассматриваемых Хиллманом, учитывая специфику России, мы добавим еще один: создание ренты. Под ним мы понимаем приращение возможностей для уже действующей ренты. Тем самым учитывается возможность деления рент на естественные и искусственные. Таким образом, мы будем рассматривать четыре формы рентоориентированного поведения: поиск ренты; борьба за ренту; присвоение ренты; создание (расширение) ренты.

Ситуативное рентоориентированное поведение прибегает, главным образом, к присвоению финальных рент. Целенаправленное поведение не брезгует промежуточными рентами, чтобы расширять возможности и увеличивать призы от применения своей стратегии. Системное поведение характеризуется расширенным созданием искусственных рент, включая промежуточные.

Мы полагаем, что указанные виды поведения образуют взаимосвязанную систему. Удачный опыт ситуативного рентоориентированного поведения конкретного индивида формирует его склонность постоянно использовать такое поведение, что, в свою очередь, превращается в осознанную стратегию целенаправленного рентоориентированного поведения. Выгоды от «призов» в результате такой деятельности в условиях общего понимания ее незаконности и (или) моральной неприемлемости стимулируют создание неформальных институтов, поддерживающих рентоориентированное поведение и обеспечивающих его экспансию. Это выражается в поиске себе подобных и в их самоорганизации; в использовании формальных институтов, например, посредством принятия законов, поддерживающих ренты и расширяющих их возможности; в создании систем защиты рент и их эксплуатации с нелегальным привлечением средств легальных институтов. При доминировании такой системы неформальных институтов в результате формируется система, которую можно назвать «рентоориентированным обществом».

Ренты и рентоориентированное поведение в России

Россия относится к типу стран, которых природа наделила огромными богатствами. Это обстоятельство определяло развитие страны на протяжении всей ее истории, в том числе и последних 30 лет. Именно падение цен на углеводороды в конце 1970-х годов негативно сказалось на судьбе СССР. Так, в 1985 г. увеличение затрат на ввод в действие новых скважин и поддержание добычи на действующих привело к падению нефтедобычи в СССР на 12 млн т. В это же

время медленное снижение реальной стоимости нефти сменилось обвалом цен. В 1985 — 1986 гг. цены на ресурсы, от которых зависели бюджет Советского Союза, его внешнеторговый баланс, стабильность потребительского рынка, возможность закупать значительные объемы зерна, способность обслуживать внешний долг, финансировать армию и ВПК, упали в несколько раз (Гайдар, 2006). Это привело к кризису экономической системы, а затем и к распаду СССР.

До середины 1980-х годов в СССР процветало системное ренто-ориентированное поведение, основанное на поддержании и эксплуатации политической и административной рент. Они были практически неразличимы, поскольку стержень советской бюрократии составляла монопольно правящая партия, которая была одновременно единственным квазиполитическим субъектом. На обыденном языке это явление имело свое название — привилегии. К концу 1980-х годов тема борьбы с привилегиями стала одной из ведущих в политической борьбе. В частности, она стала ведущей темой трех избирательных кампаний Б. Ельцина, что привело его в конце концов на пост президента России.

Крах СССР и формирование новой российской государственности разрушили разнообразные сети эксплуатации обеих упомянутых рент. Одновременно рушилась распределительная плановая экономика и начинала формироваться рыночная. Совокупное действие этих обстоятельств привело к тому, что с начала 1990-х годов доминирующим стало оппортунистическое рентоориентированное поведение. Слабые институты правового принуждения обусловили быстрый переход от оппортунистического к целенаправленному рентоориентированному поведению, систематически перерождавшемуся в коррупционное. При слабом гражданском обществе, когда, что немаловажно, существенная часть населения была озабочена проблемами выживания, сформировались благоприятные условия для зарождения разнообразных очагов системного рентоориентированного поведения.

Особенности периода правления В. Путина, начавшегося на рубеже тысячелетий, также обусловлены изменением цен на углеводороды. Но в этом случае тенденция была прямо противоположной — цены стремительно росли, как это видно из таблицы 1. Роль экспорта углеводородов в экономике и в бюджете сегодняшней России характеризуют данные таблицы 2.

Таблица 1

Мировые цены на нефть в 1986—2005 гг.

(долл. за баррель, в постоянных ценах 2000 г.)

Год

Средняя цена

Год

Средняя цена

1986

19,9

1996

21,7

1987

24,9

1997

20,2

1988

19,5

1998

13,6

1989

22,8

1999

18,4

1990

28,2

2000

28,2

1991

22,9

2001

23,8

1992

22,0

2002

24,0

1993

19,0

2003

27,3

1994

17,7

2004

34,6

1995

18,7

2005

47,6

Источник: International Financial Statistics 2004 7 IMF (цит. по: Гайдар, 2006).

Таблица 2

Доля рентных доходов бюджетной сферы (в % от ВВП)

Год

Нефтегазовые доходы

Доходы бюджетной

Доля рентных доходов

бюджета

системы

бюджетной системы

1999

2,3

33,8

6,8

2000

3,5

37,3

9,3

2001

4,4

37,5

11,9

2002

5,2

37,2

14,0

2003

5,5

36,6

15,0

2004

6,7

37,0

18,1

2005

10,2

39,7

25,6

2006

11,1

39,5

28,2

2007

8,9

40,2

22,1

2008

10,8

39,2

27,6

2009

7,8

35,0

22,3

2010

8,5

35,5

23,9

2011

10,3

38,2

27,1

Источник: Гурвич, 2010 (с уточнениями, любезно предоставленными Е. Гурвичем для данной публикации).

Природная рента превращается в современной России из возможности в ощутимую реальность благодаря политической ренте. Эта взаимосвязь сформировалась не сразу. В начале первого периода президентства Путина была избрана стратегия бюрократической модернизации. Планировался либеральный рывок, основанный на наборе институциональных реформ, намеченных еще в период президентства Ельцина, при некотором временном ограничении демократии. В результате были ограничены федерализм, разделение властей, политическая конкуренция, свобода слова, но сформирована монопольная и бесконтрольная власть небольшой группы бюрократов, состоящей из смеси представителей спецслужб, технократов из среды бизнеса и чиновников, вовлеченных в бизнес. Формирование данной политической системы происходило на фоне усталости населения и элит от революции, а также слабости гражданского общества.

В 2000—2002 гг. была проведена либерализация землевладения и налогообложения, осуществлены другие меры. Но в этот же период начали расти цены на углеводороды. Правящая коалиция в условиях монополизированной политической власти не смогла избежать соблазна рентоориентированного поведения, которое сулило быстрые и огромные личные «призы», не сопоставимые с приобретениями, которые могли быть получены при продолжении планомерной либерализации экономики. Экспансия рентоориентированного поведения сопровождалась ростом коррупции как таковой и ростом доли прямой коррупции в ее разнообразных формах. В 2001—2005 гг. годовой коррупционный доход бюрократии от деловой коррупции вырос почти в десять раз с учетом дефляторов2. Параллельно повсеместно и полномасштабно происходило сращивание власти и бизнеса, перекачивание бюджетных средств в частные руки, присвоение государственной собственности в масштабах целых отраслей, находившихся под контролем государства. В результате социокультурных изменений в обществе и власти начали доминировать системы отношений, максимально способствующие поддержанию и расширению системного рентоориентированного поведения и коррупции (Levin, Satarov, 2013).

На рисунке показано, как взаимодействуют четыре ренты в условиях современной России. Еще раз кратко опишем этот механизм, основанный на сочетании нескольких обстоятельств. Первое: наличие природных богатств, в частности углеводородов. Второе: формирование режима монопольно и бесконтрольно властвующей бюрократии. Третье: рост цен на углеводороды. Четвертое: переходный период, переживаемый Россией. Первые три обстоятельства порождают природную и политическую ренты, а следствием являются три эффекта: рост рентоориентированного поведения, сращивание власти и бизнеса, рост коррупции. Все означенные факторы формируют и расширяют сферу действия административной ренты и переходной ренты (последнее обусловлено действием четвертого из перечисленных выше факторов-условий). Две ренты работают на укрепление политической ренты, с одной стороны, и на рост коррупции, рентоориентированного поведения и сращивания власти и бизнеса — с другой. Таким образом, мы получаем генератор с положительной обратной связью, порождающий два эффекта. Первый: ренты становятся доминирующим источником богатства в стране, а рентоориентированное поведение — доминирующей поведенческой стратегией. (Именно данное обстоятельство мы имели в виду, давая название статье.) Второй эффект касается возможности долгосрочного функционирования такого генератора. Мы рассмотрим его ниже.

На рисунке не представлена монопольная рента, поскольку в условиях современной России ее влияние несколько меньше на фоне других рент. Частично монопольная рента присутствует в политической ренте.

Частично она поглощается административной рентой в сочетании со сращиванием власти и бизнеса, что автоматически создает повсеместную монополию власти на любой сколько-нибудь доходный бизнес (но в этом случае трудно говорить о традиционной монопольной ренте).

Выше уже отмечалось, что в период первого президентства Путина началось строительство системы монопольной власти бюрократии. Как институционально, так и с пропагандистской точки зрения для этого использовалась идея «вертикали власти». С позиций пропаганды «вертикаль власти» подавалась как надежная альтернатива «лихим 90-м», «ельцинскому хаосу» и другим мифам, созданным новой властью. Как идея нового президентства, так и мифы о дурном прошлом опирались на усталость общества и элит от революционного периода и сопровождавшей его слабости государственной власти. Постреволюционным периодам свойствен возврат к идее сильного государства, что и произошло в России к концу 1990-х годов, именно на этом обстоятельстве основана идея «вертикали власти».

Институционально «вертикаль власти» была неформальным институтом бюрократии, построенным на системе вертикальных отношений, близких к традиционным патрон-клиентским отношениям феодального толка. Эти отношения сначала обеспечивались предшествующими земляческими и корпоративными связями. Они подразумевали лояльность и подчинение снизу вверх и защиту сверху вниз вместе с санкционированным доступом к некоторым ресурсам, поначалу — исключительно властным. Одновременно это означало, что уже на первых этапах создания путинской рентоориентированной России режим открытого доступа (Норт, Уоллис, Вайнгаст, 2011), формировавшийся в 1990-е годы, превращался в режим ограниченного доступа, прежде всего — в сфере политической конкуренции. В системе формируемой «вертикали власти» патрон определял круг клиентов, обладающих правом доступа к политическим и административным позициям. Параллельно и в связи с этим устанавливался контроль над информационными ресурсами. На федеральном уровне этот контроль распространялся в основном на средства массовой информации, имеющие широкую аудиторию. На региональном уровне, за исключением отдельных регионов, такой контроль за СМИ был практически всеобщим.

Механизмы распределения доступа к ренте в рамках вертикали близки к описанным в работе Кордонского (2008). Важным примером могут служить действия федеральных властей по отмене выборов губернаторов в российских регионах. Это произошло в сентябре 2004 г. после трагического захвата террористами школы в Беслане, что привело, вопреки Конституции РФ, к отмене выборов губернаторов и замене их процедурой назначения сверху. Тем самым федеральная власть резко нарастила свою политическую ренту, а процедура назначения губернаторов стала рычагом распределения административной ренты. Целесообразно заметить, что описанные действия власти нельзя интерпретировать как создание новой политической ренты, правильнее говорить о совершенствовании старой. До отмены выборов федеральная власть громоздко и с небольшими юридическими рисками фальсифицировала выборы, тем самым используя свою политическую ренту для распределения административной. После отмены выборов губернаторов распределять административную ренту стало проще, а деятельность эта соответствовала принятому закону. Более того, была введена норма, на основании которой президент в любой момент мог отстранить губернатора от должности на основании «утраты доверия». Тем самым губернаторские должности стали ресурсом, который произвольно сдавался в аренду и переходил от одних арендаторов к другим.

Монопольная власть бюрократии, породившая в благоприятных стимулирующих условиях рентоориентированное поведение и стремительный рост коррупции, столь же неизбежно привела к повсеместному укоренению административной ренты на всех уровнях и во всех ветвях государственной власти, а также в органах местного самоуправления. Все вместе укрепило и расширило потенциал переходной ренты вместе с борьбой за ее сохранение. Это стало возможным потому, что рентоориентированное поведение концентрировалось, прежде всего, во властвующей бюрократии, которая располагала всеми возможными ресурсами, включая контроль над институтами правового принуждения. Эти ресурсы были брошены на сохранение переходного состояния в сферах права, политической конкуренции и экономики, что обеспечивало бесперебойное функционирование переходной ренты.

В соответствии с Конституцией РФ, природопользование, включая эксплуатацию природной ренты, относится к сфере совместного ведения федеральной власти и властей регионов. Для осуществления совместного ведения заключались «договоры о разграничении предметов ведения и полномочий» между федеральным правительством и исполнительными властями регионов. В первую очередь такие договоры распространялись на регионы, богатые полезными ископаемыми. Договоры включали согласованные сторонами пропорции распределения доходов от природной ренты. Федерация при этом всегда получала существенно большую часть. Когда в начале 2000-х годов цены на нефть стали расти (см. табл. 1), федеральная власть решила использовать договоры о разграничении предметов ведения для укрепления своего контроля над природными ресурсами в ущерб интересам регионов. Последнее выразилось в том, что начала расти доля рентных доходов, присваиваемая федеральной властью (табл. 3), которая уже к 2005 г. составила почти 100%. Это перераспределение вполне соответствовало логике строительства «вертикали», которая, как уже отмечалось, становилась инструментом перераспределения доступа к ренте, стратегический контроль над которой должен был принадлежать верхним уровням власти.

«Вертикаль власти» как неформальный институт вступает в полное и неразрешимое институциональное противоречие с конституционными принципами современной России — разделение властей,

Таблица 3

Доли рентных доходов в нефтегазовом секторе (в %)


2000

2001

2002 Г

2003

2004

Доля доходов

86

82

89

90

94

Источник: использованы данные расчетов, произведенных Е. Гурвичем, любезно предоставленные им для этой статьи.

федерализм, отделенность местного самоуправления от государственной власти, конституционные права и свободы граждан. Поэтому Конституция РФ неизбежно становится одним из препятствий для новой системы централизованной власти.

Еще глубже оказались социетальные противоречия. Современные демократические институты приспособлены к обслуживанию социального порядка, в котором доминируют горизонтальные общественные отношения. «Вертикаль власти» предусматривает доминирование вертикальных отношений. Ей противопоказаны конкуренция, кооперация, горизонтальное доверие — весь тот социетальный фундамент, на котором строится демократическое свободное общество. Поэтому «вертикаль власти» разрушает не только конституционные институты, но и новый социальный порядок, который стихийно, но неуклонно, формировался в России с конца 1980-х годов на месте старого тоталитарного.

Выше уже отмечалось, что «вертикаль власти» как инструмент монопольного и централизованного управления предназначалась для реализации определенной модернизационной программы. Лозунг управленческой элиты того времени, нередко высказываемый публично, звучал так: «Мы знаем, что надо делать. Главное, чтобы нам не мешали». Этот период, длившийся примерно два года, характеризовался интенсивным строительством политической ренты. Традиционное для ельцинской России оппортунистическое рентоориентированное поведение стало дополняться целенаправленным поведением. Начала стремительно расти коррупция, появились новые ее формы. Если в 1990-е годы коррупция была формой теневых административных и политических услуг, то в начале 2000-х услуги начали вытесняться прямыми поборами. Появилась разновидность взяток «за право жить»: регулярные платежи только за право продолжать свой бизнес.

Довольно быстро выявилась неэффективность новой управленческой модели для решения модернизационных задач. Одновременно оказалось, что бесконтрольное управление очень удобно для извлечения ренты, что стало актуально в связи со стремительным ростом природной ренты. Началась трансформация стратегии новой элиты. Теперь реформы подменялись имитацией, а основные усилия направлялись на расширение и эксплуатацию ренты вместе с конструированием системы безопасных и не ограниченных во времени возможностей для такой эксплуатации. Все это неизбежно сопровождалось ростом коррупции как простейшей формы эксплуатации административной ренты.

Признание факта указанного перелома было публично обозначено в 2003 г. делом Ходорковского и Лебедева с последующей ликвидацией одной из наиболее эффективных нефтяных компаний России — ЮКОС. За этим последовал стремительно нарастающий вал захвата чужого бизнеса представителями власти на всех уровнях и по всей России. Если собственность не захватывали, за ней устанавливался контроль. К этому времени обозначился резкий рост цен на углеводороды.

Перечисленные обстоятельства воспроизвели уникальную ситуацию, свойственную советской системе власти, когда политическая власть растворилась в бюрократической, образовав монопольный симбиоз. Возникла беспрецедентная природная рента, которая могла беспрепятственно расширяться и эксплуатироваться в условиях монополии на политико-административную ренту. В результате к середине 2000-х годов в России утвердилось устойчивое системное рентоориентированное поведение, вскоре превратившее страну в рентоориентированное общество.


 

К середине 2000-х годов построенный в России неформальный институт под названием «вертикаль власти» производил впечатление незыблемого и долговечного. Создаваемые и охраняемые им промежуточные ренты вместе с беспрецедентными размерами добываемых премий от финальных рент и гигантскими доходами от коррупции привели к ряду масштабных последствий.

Первое. Статистические данные, приведенные выше, свидетельствуют о формировании экономики с искаженными стимулами и перекошенной структурой, характеризующейся гигантским «флюсом» эксплуатации природных ресурсов при угнетении других отраслей, связанных со вторичной переработкой.

Второе. Многочисленные формы коррупции, производимые по-литико-административной рентой, резко увеличивают риски любого независимого бизнеса, если он не аффилирован с «вертикалью власти». К настоящему моменту это обстоятельство привело к стремительному росту бегства капиталов и предпринимателей из России. Это сочетается, естественно, с резким ухудшением инвестиционного климата в стране.

Третье. Гигантские размеры премий от финальных рент выразились в стремительном росте долларовых миллиардеров3, большинство которых заняты эксплуатацией природной ренты под защитой «вертикали власти» либо являются ее частью.

Четвертое. Монопольная политико-административная рента обусловила сохранение и расширение переходной ренты. Она проявлялась и в постоянном манипулировании правилами игры, и в поддержании ненадежности и неопределенности прав собственности, что создавало идеальные условия для постоянного давления на бизнес.

Пятое. К середине 2000-х годов сформировался консенсус вокруг неформального «общественного договора» между населением и элитами, который может быть сформулирован примерно следующим образом. Население не вмешивается в дела элит, а последние делятся с населением частью финальной ренты, что обеспечивает постоянный рост среднего уровня жизни. При этом не принимается в расчет, что этот рост не сопровождается повышением качества экономики, в частности повышением производительности труда.

Шестое. Все перечисленное выше сформировало установки населения на поиск ренты как жизненной стратегии. Это отражает выбор профессии молодежью, что постоянно фиксируют социологи. Лидируют те профессии, которые обеспечивают непосредственный доступ к ренте.

Опрос, проводившийся в 2009 г. социологической службой Фонд «Общественное мнение», дал следующие результаты в ответах на вопрос: «Скажите, пожалуйста, какие компании, фирмы, организации Вы могли бы назвать „работодателем своей мечты"?». Среди молодежи в возрасте от 16 до 26 лет первое место заняла государственная компания «Газпром» (22%), на втором месте — Администрация президента России (12%), на третьем — работа в полиции, известной своей масштабной коррупцией (11%)4. Параллельно идет постоянная и нарастающая «утечка мозгов», молодых и творческих, ищущих не рентоориентированные пути самореализации.

Седьмое. Работает генератор с положительной обратной связью, описанный выше: рост ренты создает новую ренту. Тем самым неограниченно множатся все негативные эффекты рентоориентированного поведения.

Восьмое. Для России характерны следующие черты системного рентоориентированного поведения. Органы государственной власти вовлечены в расширение и поддержание политико-административной ренты. В первую очередь это касается органов власти, отвечающих за функцию правового принуждения. Эту функцию выполняют и квазиполитические институты, например партии, которые централизованно допускаются на политический рынок. В обмен на готовность поддерживать созданную систему они получают доступ к ренте, естественно, в разной степени. Максимальный доступ предоставляется партии монопольного большинства. И органы власти, к какой бы ветви власти они ни принадлежали, и партии, допущенные к ренте, встроены в неформальную конструкцию «вертикали власти». Фактически «вертикаль власти» — это неформальный институт, обеспечивающий поддержание и расширение политико-административной ренты. В рамках этого института санкционируется сверху вниз доступ ко всем видам ренты. Одновременно снизу вверх идут потоки отчислений от премий финальных рент. Рентоориентированное поведение всех видов тесным образом переплетено с коррупцией. В результате появляются нетрадиционные виды премий от финальных рент. Особенно распространены премии в виде контроля над чужим бизнесом или его прямой захват. Причем и то и другое осуществляется по коррупционным схемам на основе эксплуатации политико-административной ренты.

Все описанное выше образует ясную картину рентоориентированного общества-государства, рентоориентированной России. Подобное общество, по-видимому, не имеет надежных долгосрочных перспектив развития. Изменение сложившейся ситуации потребует в будущем колоссальных усилий, направленных на демонтаж социетальной архитектуры рентоориентированного общества.


Работа выполнена при поддержке гранта факультета экономики НИУ ВШЭ за 2013 г.
1 Подробнее об исторической преемственности см. в: Hedlund, 2006. Автор книги считает и рентоориентированное поведение важным фактором в российской истории.

2 Подробнее о динамике коррупции в начале 2000-х годов в России см. в: Сатаров, 2013.

3 С 1997 по 2008 г. число российских бизнесменов в списке богатейших людей мира журнала Forbes выросло с б до 87 (www.forbes.ru/node/46228/slideshow/l).

4 http://bd.fom.ru/pdf/d39rabotod.pdf.


Список литературы

Барсукова С. (2011). Ресурсная экономика и сословная рента: концепция С. Кордонского // Экономическая социология. Т. 12, JMb 4. С. 112 — 121. [Barsukova S. (2011) The Resource Economics and Social Class Rents: The Approach of S. Kordonsky // Ekonomicheskaya Sociologiya. Vol. 12, No 4. P. 112 — 121.]

Гайдар Е. Т. (2006). Гибель империи. Уроки для современной России. М.: РОССПЭН. [Gaidar Ye. Т. (2006). Collapse of an Empire: Lessons for Modern Russia. Moscow: ROSSPEN.]

Гурвич E. (2010). Нефтегазовая рента в российской экономике // Вопросы экономики. К? И. С. 4-24. [Gurvich Е. (2010). Natural Rent in the Russian Oil and Gas Sector // Voprosy Ekonomiki. No 11. P. 4—24.]

Заостровцев A. (2000). Концепция «извлечения ренты»: экономическая теория политического вымогательства и российская практика // Известия Санкт-Петербургского университета экономики и финансов. N° 3. С. 48 — 63. [Zaostrovtsev А. (2000). The Concept of 'Rent-Seeking': Economic Theory of Political Extortion and Russian practice // Izvestija Sankt-Peterburgskogo Universiteta Ekonomiki i Finansov. No 3. P. 48-63.]

Заостровцев A. (2008). Нефть, погоня за рентой и права собственности (обзор концепций) // Нефть, газ и модернизация / Под ред. Н. А. Добронравина, О. Л. Маргания. СПб.: Экономическая школа. [Zaostrovtsev А. (2008). Oil, Rent-seeking and Property Rights (Overview of the Conceptions) // Dobronravin N. A., Margania O. L. (eds.). Oil, Gas and Modernization. St. Petersburg: Ekonomicheskaya Shkola.]

Кордонский С. (2008). Сословная структура постсоветской России. М.: Институт Фонда «Общественное мнение». [Kordonsky S. (2008). Social Class Structure of Post-Soviet Russia. Moscow: Institute of the «Public Opinion» Foundation.] Ломов В. A. (2010). Влияние рентоориентированного поведения на развитие национальной экономики // Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. N° 4. С. 16—21. [Lomov V. (2010). The Influence of Rent-Seeking Behavior on the Development of the National Economy // Vestnik Saratovskogo Gosudarstvennogo Social'no-ekonomicheskogo Universiteta. No 4. P. 16—21.]

Магомедов А., Никеров P. (2010). Нефть России и рентоориентированное поведение: к пониманию природы политических стимулов российской власти // Известия Саратовского университета. Новая серия. Т. 10, К? 1. С. 105 — 108. [Magomedov А., Nikerov R. (2010). Russian Oil and Rent-Seeking: Towards Understanding the Nature of Political Incentives of the Russian Authorities // Izvestija Saratovskogo Universiteta. New series. Vol. 10, No 1. P. 105-108.]

Милгром П., Роберте Дж. (1999). Экономика, организация и менеджмент: в 2-х т. СПб.: Экономическая школа. [Milgrom P., Roberts J. (1999). Economics, Organization and Management. In 2 vols. St. Petersburg: Ekonomicheskaya Shkola.]

Норт Д. (1997). Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала». [North D. С. (1997). Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Moscow: Foundation of Economic Literature 'Nachala'.]

Норт Д., Уоллис Дж., Вайнгаст Б. (2011). Насилие и социальные порядки. Концептуальные рамки для интерпретации письменной истории человечества. М.: Издательство Института Гайдара. [North D. С., Wallis J. J., Weingast В. R. (2011). Violence and Social Orders: A Conceptual Framework for Interpreting Recorded Human History. Moscow: Gaidar Institute Publ.]

Радаев B. (1998). Формирование новых российских рынков: трансакционные издержки, формы контроля и деловая этика. М.: Центр политических технологий. [Radaev V. (1998). Formation of New Russian Markets: Transaction Costs, Forms of Control and Business Ethics. Moscow: Center for Political Technologies.]

Сатаров Г. (ред.) (2013). Российская коррупция: уровень, структура, динамика: опыты социологического анализа. М.: Фонд «Либеральная миссия». [Satarov G. (ed.) (2013). Russian Corruption: Level, Structure, Dynamics: Sociological Analysis. Moscow: Fundation "Liberal Mission" Publ.]

Федорова Ю. (2008). Производство общественных благ в условиях рентоориентированного поведения субъектов экономики // Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. N° 5. С. 22—25. [Fedorova Y. (2008). Production of Public Goods in Terms of Rent-Seeking Behavior of Economic Agents // Vestnik Saratovskogo Gosudarstvennogo Social'no-ekonomicheskogo Universiteta. No 5. P. 22-25.]

Хиллман А. (2009) Государство и экономическая политика. Возможности и ограничения управления. М.: ГУ—ВШЭ. [Hillman А. (2009). Public Finance and Public Policy: Responsibilities and Limitations of Government. Moscow: HSE Publ.]

Яцкий С. (2011). Рентная экономика: политико-экономический аспект // Вестник Югорского государственного университета. JMb 4. С. 148 — 155. [Yatsky S. (2011). The Rent-economy: the Political-Economic Aspect // Vestnik Ugorskogo Gosudarstvennogo Universiteta. No 4. P. 148 — 155.]

Appelbaum E., Katz E. (1987). Seeking Rents by Setting Rents: The Political Economy of Rent Seeking // Economic Journal. Vol. 97, No 387. P. 685-699.

Congleton R. D., Hillman A. L., Konrad K. A. (eds.) (2008). 40 Years of Research on Rent Seeking. Vol. 1—2. Heidelberg etc.: Springer.

Gaddy C.G, Ickes B.W. (2005). Resource Rents and the Russian Economy // Eurasian Geography and Economics. Vol. 46, No 8. P. 559—583.

Han B. J. (2005). The Dynamics of State Power and Economic Reform in Russia Research Fellow / Center for International Studies Seoul National University.

Hillman A. L., Riley J. G. (1989). Politically Contestable Rents and Transfers // Economics and Politics. Vol. 1, No 1. P. 17—39.

Hillman A. L., Katz E. (1987). Hierarchical Structure and the Social Costs of Bribes and Transfers // Journal of Public Economics. Vol. 34, No 2. P. 129 — 142.

Hillman A. L., Schnytzer A. (1986). Illegal Economic Activities and Purges in a Soviet-type Economy: A Rent-Seeking Perspective // International Review of Law and Economics. Vol. 6, No 1. P. 87-99.

Levin M. J., Satarov G. A. (2013). Russian Corruption // Alexeev M., Weber S. (eds.). The Oxford Handbook of the Russian Economy. N. Y.: Oxford University Press.

Murfhy K.M., Shleifer A., Vishny R. (1993). Why is Rent-Seeking so Costly to Growth? // American Economic Review. Vol. 83, No 2. P. 409—414.

Kotilaine J.T. (2004). A Muscovite Economic Model. Washington, DC: National Council for Eurasian and East European Research.

Hedlund S. (2006). Vladimir the great, Grand Prince of Muscovy: Resurrecting the Russian Service State // Europe-Asia Studies. Vol. 58, No 5. P. 775 — 801.

Blank S. (2008). The Putin Succession and its Implications for Russian Politics / Institute for Security and Development Policy.

Rosefielde S. (2005). Illusion of Transition: Russia's Muscovite Future // Eastern Economic Journal. Vol. 31, No 2. P. 285-299.