Очерк о началах политической экономии Карла Маркса

Виктор Бидненко

Ложная гипотеза лучше, чем отсутствие всякой гипотезы;

что она ложна – в этом нет беды;

но если она закрепляется, становится общепри­нятой,

превращается в своего рода символ веры, в котором никто не смеет сомневаться,

который никто не смеет исследовать, – вот зло, от которого страдают века.

И. Гете

В данной работе исследуются факторы, обусловившие создание Карлом Марксом некачественного научного продукта – «К критике политической экономии», который явился концептуальной прелюдией «Капитала». Исследуются также эпохальные последствия потребления этого продукта.

В историческом аспекте постсоветская экономическая наука вышла из политической экономии социализма, которая в значительной степени унаследовала доктрину и методические основы экономической теории марксизма. Экономическая теория в СССР не смогла преодолеть имманентные принципиальные недостатки в марксизме и превратилась в догматизированное учение. «Все основные постулаты этой политической экономии, которая питала науку и образование в Украине с конца 20-х гг. нашего века, доказали свою ненаучность и нежизнеспособность» [1, с. 37].

Кардинальные преобразования в Украине на рубеже ХХ-ХХI вв. отобразились и в общественных науках. В частности, экономической. Социализм был отвергнут. В ней возобладал либерализм. Негативным следствием такого революционного поворота в экономической науке стало то, что не была надлежащим образом проведена аналитическая работа для установления истины относительно научной корректности методологии и основ экономической теории Маркса. Результатом стало различное отношение к ней. Для становления современной экономической мысли в Украине и формирования стратегии долгосрочного экономического развития страны проблема ее научной состоятельности является актуальной.

Целью статьи является исследование изначальных факторов, которые повлекли создание К. Марксом некачественного научного продукта «К критике политической экономии». Этот аспект в современной научной литературе недостаточно раскрыт и требует более глубокого анализа с целью создания в научной среде адекватного представления о началах политэкономического учения Маркса.

К вопросу о научной состоятельности экономической доктрины Маркса. В условиях разразившегося в начале ХХI века кризиса, охватившего всю мировую финансово-экономическую систему, критики капитализма предлагают вновь обратиться за рецептом к Марксу, который, по их мнению, научно доказал неизбежность гибели капиталистического общества. Однако - уже в очередной раз - их ждет неудача.

Одним из первых экономистов, кто исследовал проблему кризисов, был выдающийся украинский (до 1917 г. - и российский) ученый мирового уровня Михаил Иванович Туган-Барановский (1865-1919). Его труд «Основы политической экономии» (1909 г.) при жизни автора выдержал несколько изданий в России, Украине и за рубежом. В отличие от марксистского учения, где кризисы рассматривались как признак будущей гибели капитализма, М. Туган-Барановский пришел к выводу, что капитализм «никогда не умрет своей смертью». Он не разделял учение Маркса о естественной гибели капитализма. По его мнению, капитализм способен к непрерывному развитию, хотя он будет проходить через кризисы.

К неверному прогнозу К. Маркса о будущем капитализма привела научная несостоятельность его экономической доктрины, некоторые основные положения которой были изложены в «К критике политической экономии». Это одно из важнейших теоретических произведений К. Маркса, впервые была издано 150 лет назад (в июне 1859 года). Метод, постулаты и принципы, содержащиеся в нем, были впоследствии системно развиты в книге Карл Маркс «Капитал». Они заложили основы его трудовой теории ценности* и прибавочной ценности, которые составили теоретическую базу для раскрытия закона развития и гибели капитализма. Но словами известного специалиста по истории экономических учений Л. Горкиной «... жизнь не подтвердила выводов марксистской политической экономии относительно основных тенденций развития капитализма и конечных результатов такого развития» [1, с. 38].

По поводу научной состоятельности экономического учения Маркса. российский экономист В. Кудрин пишет: «Долгие годы наша страна была зомбирована марксистско-ленинской государственной идеологией, помогавшей большевикам крепко держать власть в своих руках. Но после ухода этой идеологии в небытие у нас не оказалось ни знаний, ни духовной культуры, чтобы открыто и честно признать и доказать ее научную несостоятельность (подчеркнуто мною – В.Б.), а главное – ее явное несоответствие реалиям общественной жизни на протяжении последних 150 лет и особенно в современную эпоху. Советская экономическая наука попросту прислуживала партийному руководству страны, перекраивая экономическую теорию Маркса-Энгельса-Ленина на требуемый манер, декларируя ее единственно научной (а все другие теории – вульгарными, антинаучными, буржуазными). Тем не менее сегодняшняя российская экономическая наука не спешит последовательно и конкретно разобраться во врожденных пороках марксистско-ленинской теории – базы реальной практики социалистического строительства в нашей стране. Конечно, рано или поздно это будет сделано: сама жизнь восстановит научную истину. Но пока наша молодежь, да и не только она, пребывает в состоянии смятения, не понимая, как относиться к этой теории, хотя на Западе четкая оценка ей уже давно дана. Многие, если не большинство отечественных экономистов, внутренне следуют данной теории, выстраивая на ее основе свои научные разработки» [2, с. 111].

Но проблема не только в установлении научной истины относительно марксистско-ленинской теории. Она тесно связана – в практическом измерении - с адекватным выбором решений в государственной политике. «Весь этот спор между современными, но устаревшими марксистами и их критиками лишь на первый взгляд выглядит как теоретический. Но на самом деле это не так. В условиях намечающегося поворота в государственном управлении российской экономикой и всем обществом, тоже вызывающем острые теоретические споры, обращает на себя внимание тот факт, что в российской экономической науке сохранилась целая школа сторонников марксистско-ленинской экономической теории, адептов возврата, хотя бы частичного, к социализму. Под авторитарный курс уже подводят фундамент, например, «обосновывая» возврат к планированию, к централизованно управляемому развитию…Все это мы уже проходили. Поэтому сегодня особенно важно сплотить те истинно научные силы в нашей стране, которые не дадут нам сойти с пути рыночных и демократических преобразований, интеграции в современную мировую науку и мировую экономику» [2, с. 130]. Сказанное - в значительной мере справедливо и для украинских реалий.

О методе Маркса. Считается, что Маркс выработал особый общественно-объективный метод как орудие познания капиталистической действительности, который лег в основу его критики классической политической экономии и создание им собственной теории. Зададимся вопросом: почему, обладая, казалось бы, верной методологией, Маркс при исследовании социальных и экономических основ капитализма получил результаты, которые оказались в большинстве неадекватными реальной действительности? И действительно, его основные учения о ценности и цены, прибавочной ценности, прибыли, ренты, концентрации производства и накопления капитала, промышленных кризисов, абсолютного и относительного обнищания пролетариата, распределения доходов общественных классов, заработной платы etc - оказались, в целом, несостоятельными. Хотя, несомненно, они внесли значительный вклад в развитие мировой экономической мысли.

Такой эффект теоретической деятельности Карла Маркса можно объяснить только одним – его некорректным подходом к исследовательскому процессу. Известно, что соблюдение законов формальной логики в процессе получения выводного знания являются необходимым условием достижения истины. Маркс не мог не осознавать этого. Но в процессе исследования, стремясь к получению нужного ему результата, он нередко «грешил». Давал неоднозначные, противоречивые определения категорий товара, ценности, цены и т.п.. Вводил спекулятивные, неадекватные реальному содержанию абстракции (разделение труда на конкретный и абстрактный, прибавочная ценность т.д.). Подгонял фактуру и аргументы под априори сформулированное положение или вывод. Это последнее он делал путем преднамеренного замалчивания, неприятия в качестве аргументов «неудобных» фактов и суждений, применения противоречивой их интерпретации или фальсификации доводов и выводов известных исследователей. То есть, действовал по принципу: «если очень надо, то можно», – и шел вопреки здравому смыслу и этике на нарушение законов логики, поступаясь, таким образом, научной истиной.

На эти претензии у ортодоксальных марксистов всегда начеку порядком затасканный аргумент, а именно, Маркс отличался диалектическим мышлением. Это так. Но соблюдение методологических принципов диалектики предполагает, что выполняются при этом все остальные требования, вытекающие из формально-логических законов. Как известно, критериями правильности обоснования выводимого знания являются однозначность и определенность мысли, последовательность, непротиворечивость и доказательность, соответствие исходных положений, суждений и выводов реальным фактам. При анализе экономической системы марксизма нельзя не обратить внимание на имманентную противоречивость марксовой методологии.

Говоря о внутренней противоречивости метода Маркса, Л.Литошенко (1886-1938) писал: «Общественно-объективное понимание Маркса предназначено для наружного применения и научного обихода. Нетрудно видеть его выгоды. «Общественное отношение», которое объявляется основной данностью и границей научного познания, есть такое неопределенное понятие, в которое можно вложить любой смысл. С одной стороны, здесь открывается простор для игры словами «скользкой как уж» марксистской диалектики. С другой - становится невозможной проверка теории фактами ... Фактическая прямая проверка теории бесполезна. Если факты противоречат теории, то тем хуже для фактов » [3, с. 103-104].

По словам Л.Горкиной, экономический анализ, выполненный известными украинскими и российскими учеными-экономистами дореволюционной поры относительно исходных теоретических основ и категориального аппарата марксизма, убедительно свидетельствовал о том, что система абстракций, выработанная Марксом для доказательства исключительно эксплуататорской сущности частной собственности, не только не решает проблемы анализа капиталистической системы в ее развитии, но и непригодна для обоснования сделанных основоположниками марксизма выводов относительно последствий и конечных результатов этого развития. Главную причину этого эти ученые, как и ряд современных исследователей, правомерно усматривали в том, что вся экономическая теория Маркса была построена на категории прибавочной ценности, которая, не имея реального экономического содержания (в отличие от категории прибавочного продукта), неправомерно расценивалась им как единственный источник капиталистической прибыли со всеми вытекающими по Марксу теоретическими и социально-политическими выводами, [1, с. 41].

К этому следует добавить, что категория прибавочной ценности органически связана с категорией трудовой ценности Маркса. Она является производной последней. Логика проста: если исключительно труд создает ценность товара, то именно она является источником прибавочной ценности. Поэтому правомерно усматривать, что вся экономическая теория Маркса построена на обеих категориях. Именно на них возник и культивировался в советской экономической науке «трудовой фетишизм».

В работе «К критике политической экономии» Маркс начал системно исследовать капиталистическое хозяйство. Второстепенной для него явилась субъективная составляющая хозяйствования: потребности и интересы людей, полезность вещей и услуг для их удовлетворения; психологические мотивы, стимулы и выбор поведения человека в условиях конкурентной среды; ограничения взаимодействий в обществе. Доминирующей в исследовании стала объективная составляющая – независимые от воли людей производственные отношения и обмен. В этом, надо полагать, был один из главных методологических просчетов Карла Маркса.

При критическом анализе этого исследования Маркса можно обнаружить лишенные достаточных оснований тезисы, бездоказательные и противоречивые суждения, очевидные несоответствия реальным фактам. Что позволяет логично поставить вопрос о научности его теоретических построений и истинности полученных результатов.

О некорректном понятии «товар». В разделе первом «К критике политической экономии» Маркс исследует важнейшую экономическую категорию – товар. «Каждый товар представляется с двоякой точки зрения: как потребительная ценность и как меновая ценность. Товар есть, прежде всего, предмет человеческих потребностей, средство существования в самом широком смысле слова. Это определенное бытие товара, как потребительной ценности и его естественное осязаемое существование совпадают…. Непосредственно она есть вещественная основа, в которой выражается определенное экономическое отношение – меновая ценность. Меновая ценность выступает прежде всего как количественное отношение, в котором потребительные ценности обменивают­ся одна на другую» [4, с. 11-12].

Недоказанным следует считать тезис Маркса: «Потребительная ценность как непосредственный способ существования суть продукты общественной жизни, результат затраченной человеческой жизненной силы - овеществленный труд» [4, с. 13]. Это утверждение декларируется как аксиома. В попытке его обоснования Маркс лишь ссылается на проведенные им исследования по истории анализа товара: «Анализ, который приводит товар к труду в его двойственной форме, - потребительную ценность к реальному труду, или целесообразно производительной деятельности, а меновую ценность к рабочему времени, или равному общественному труду, - есть последний критический вывод более чем полуторавековых исследований классической политической экономии, которая начинается в Англии с Вильяма Петти, а во Франции с Буагильбера и оканчивается в Англии Рикардо, во Франции Сисмонди» [4, с. 40]. Очевидно – это не доказательство тезиса.

Если бы Маркс к анализу товара подошел глубже и объективно критичнее, то, несомненно, проявил бы в исследованиях предшественников (и своих тоже) веские аргументы для отрицания данного тезиса. Действительно, в сфере обмена потребительные ценности реально представляют: а) или исключительно продукт природы, например, дикий лес, незанятая земля, полезные ископаемые, необработанные драгоценные камни и прочее (которые - если строго следовать определению Маркса - нельзя называть товарами), б) или комбинированный продукт природы и труда, как например, выращенный лес, земля, которая обрабатывается, добытые полезные ископаемые, изготовленное изделие из драгоценного камня или металла, построенный человеком дом из природных материалов, предоставленная услуга, полученный информационный или интеллектуальный продукт созданного природой человеческого мозга.

В этом же аспекте некорректно относить и рабочую силу человека исключительно к продукту труда. Поскольку «способность к труду, под которой понимается совокупность физических и духовных его способностей, которыми обладает организм» (Маркс) является физиологическая его функция - это продукт природы, как и сам человек. Как отмечал М. Туган-Барановский, рабочая сила - это не внешний объект, а сама человеческая личность, создание рабочей силы не является хозяйственным процессом.

Из определения Марксом понятия товар ясно, что это ощутимый предмет, то есть объект, субстратом которого является вещество. И в подтверждение этого: Маркс абсолютно во всех многочисленных примерах обращения товаров ни разу не приводит случая, в котором бы участвовали объекты нематериальной, т.е., невещественной природы, будь то, услуга, информационный или интеллектуальный продукт. Кажется, Марксу не было видно, что в товарно-денежном обращении имеет место огромное количество таких «нематериальных» объектов с постоянной тенденцией расширения по разнообразию. Некорректная абстракция понятия товара Марксом ведет к неадекватному представлению сферы производства и сферы обращения.

Обратимся подробнее к вопросу о так называемой нематериальной ценности. Согласно современному пониманию мир объективный и мир субъективный составляют одно целое – материальный мир. Продукты мозга, по сути, являются материальными. В основном это информационные продукты в интеллектуальной, производственной и духовной деятельности человека, которые, если говорить строго, являются комбинированные продукты труда и природы. Поскольку создаются нерукотворным органом - мозгом. Эти продукты могут принимать различную товарную форму. Например, в виде художественного, музыкального, научного и т.п. произведения, технической конструкции или технологии. А также в качестве услуги. Например, информационной, коммунальной, косметической.

Таким образом, Маркс в научном отношении поступил неправомерно, ограничившись рассмотрением исключительно потребительных ценностей, имеющим вещественную природу и трудовое происхождение. В этом сужении области исследования можно убедиться, повторим, на многочисленных примерах, приводимых Марксом как в работе «К критике политической экономии», так и в «Капитале».

Далее. Факты и логика опровергают постулируемое Марксом: «... тавтологией является утверждение, что природное вещество, как таковое, не содержит меновой ценности, так как оно не содержит труда, и что меновая ценность, как таковая, не содержит вещества природы» [4, с. 20-21]. Действительно, это утверждение Маркса не соответствует реальности, поскольку в меновой ценности всегда объективируется фактор природы. Если следовать концепции и логики Маркса, то получается, что на меновую ценность товара (скажем, при одинаковых затратах труда) не влияют такие обстоятельства, как то: из какого природного материала он изготовлен, какого качества сырье. Возьмем для примера музыкальный инструмент, скажем, скрипку. Существенным является то, какое было взято для обработки дерево, а также исходные природные компоненты для клея и лака. Или другой пример: меновая ценность добытой руды с высоким содержанием железа всегда будет выше меновой ценности руды с бедным его содержанием. То же самое можно сказать и обо всех других потребительных ценностях тех товаров, субстанция меновой ценности которых, кроме затрат труда, определяется также и деятельностью природы. Однако в понятии меновой ценности Маркс абстрагировался от этого фактора.

Следующий тезис Маркса: «Рабочее время, овеществленное в потребительных ценностях товаров, составляет субстанцию, делающую их меновыми ценностями и поэтому товарами, равно как измеряет определенные величины их ценностей. Как меновые ценности, все товары суть лишь определенные количества застывшего рабочего времени» [4, с. 14-15]. Это утверждение также было принято им без надлежащего доказательства – как постулат.

Далее. В данной работе Маркса имеют место факты фальсификации, игнорирования или умышленного искажения суждений и результатов исследований, полученных его предшественниками. Например, он пишет, что: «В противоположность Адаму Смиту, Давид Рикардо четко выработал определение ценности товара рабочим временем. ... Рикардо в качестве завершителя классической политической экономии наиболее последовательно формулировал и развил определение меновой ценности рабочим временем ... » [4, с. 49-51].

Однако, как утверждает М. Туган-Барановский, Рикардо был крайне далек от мысли, что труд составляет саму субстанцию ценности: «В затрате труда на производство данного товара Рикардо усматривал важнейший, но далеко не единственный объективный момент, регулирующий средние цены свободно воспроизводимых товаров ... Момент времени являются в глазах Рикардо другим фактором ценности, не имеющим ничего общего с затратой труда; что же касается до товаров, количество которых не может быть воспроизводимо в желаемых размерах, то их ценность, по мнению Рикардо, не находится ни в каком соотношении с трудом и определяется исключительно спросом и предложением. Учение о ценности Рикардо можно назвать относительной трудовой теорией ценности, так как оно усматривает в труде не абсолютную субстанцию, но важнейшую причину относительно высоты цен товаров» [5, с.123]. Действительно, в одном из своих писем позднего периода Рикардо пишет: «Я думаю иногда, что если бы мне случилось вновь написать в моей книге главу о ценности, то я признал бы, что относительная ценность продуктов регулируется не одной, а двумя причинами: относительным количеством труда, необходимого для производства продукта, и суммой прибыли, которая должна получиться с затраченного капитала за время до продажи продукта»- цитирует М. Туган-Барановский [там же].

Тот же прием неправильной интерпретации Маркс проводит и в отношении Адама Смита, по мнению которого цена товара состоит из ценности труда, прибыли с капитала и земельной ренты. Становится очевидным, что Маркс намеренно искажает воззрения Рикардо и Смита, поставив цель: обеспечить требуемой аргументацией выдвинутый им априори тезис о наемном труде как единственном источнике меновой ценности. Очевидно, это тот случай, когда решение задачи подгоняется под ответ.

Далее по Марксу: «цена - это преобразованная форма, в которой меновая ценность товаров проявляется внутри процесса обращения» [4, с. 55]. Она является денежным выражением ценности, рабочего времени. В то же время Маркс признает: рыночная цена товаров падает ниже или поднимается выше их меновой ценности при изменении отношения между спросом и предложением. Это ли не признание Марксом того, что рыночная цена есть функция многих аргументов. А не исключительно трудовой ценности, т.е. рабочего времени.

К факторам меновой ценности следует также отнести пространственно-временные условия: разнесение во времени между покупкой средств производства, изготовлением продукта и его продажей, удаленность рынков, отсрочка продажи товара и т.д.. А также информационную составляю­щую политического, экономического, социального, военного и иного характера, которая может создавать стимулы и риски в сфере производства и обращения товаров.

Кроме вышеперечисленных факторов на меновую ценность и денежную ее форму - цену, влиять также действующие в обществе институции* – как официальные, так и неофициальные. К первым относятся законодательные акты и постановления органов власти по установлению регулирующих правовых норм (пошлин, налогов, тарифов и т.д.), в отношениях с финансово-кредитными учреждениями (учетный процент, процент по ссудам и т.д.). Неофициальные институции - это привычки, традиции, неформальные соглашения, договоренности и т.д.

К факторам, которые влияют на меновые акты и отражаются в ценах, относятся также транзакционные издержки, которые определяются небесплатным измерением ценных атрибутов того, что обменивается (приобретение информации и т.п.), вместе с небесплатным обеспечением выполнения соглашений (с помощью третьей стороны, например, суда) [7, с. 46].

В отличие от Маркса М.Туган-Барановский предложил адекватное понимание меновой ценности: «Сферой меновой ценности являются меновые отношения товаров; в меновой ценности (понимая под меновой ценностью абстрактной основы цены) объективируются не только трудовые затраты, но и все разнообразные отношения власти и зависимости, которым подчиняется меновой акт» [6, с. 100].

О некорректном понятии «деньги». В разделе втором Маркс исследует сущность категории «деньги». Он напрасно не принял верного суждения Аристотеля, «который понимал, что меновая ценность товаров является предпосылкой товарных цен. Но, с другой стороны, так как товары только в цене приобретают форму меновой ценности друг для друга, то, по его мнению, они становятся соизмеримыми лишь при помощи денег. Аристотель не скрывает от себя, что эти разные вещи, измеряемые деньгами, представляют собой совершенно несоизмеримые величины. Он ищет, в чем заключается единство товаров как меновых ценностей, но не может этого найти. Он выходит из этого затруднения, предполагая, что предметы, сами по себе несоизмеримые, становятся через посредство денег соизмеримыми, поскольку это необходимо для практических потребностей…» [4, с. 57].

Маркс напрочь отвергает это правильное суждение Аристотеля. При этом заявляет: «... то представление, будто деньги делают товары соизмеримыми, - не более, как иллюзия процесса обращения» [4, с.57]. И нашел, в чем заключается единство товаров как меновых ценностей, – овеществленное рабочее время. Но этим он загнал себя в западню, поскольку товарные цены перестали подчиняться закону образования меновых ценностей.

Полное фиаско терпит теория ценности Маркса и в его теории бумажных денег. "Как меновая ценность товаров благодаря процессу их обмена кристаллизуется в золотых деньгах, точно также золотые деньги в обращении испаряются до своего собственного символа, сначала в форме изношенной золотой монеты, потом в форме вспомогательных монет и, наконец, в форме не имеющих ценности знаков, бумажек, простого знака ценности" [4, с. 109].

Пока Маркс рассматривал золото в качестве менового эквивалента товара, т.е. как меру ценности, то можно условно согласиться с ним в том, что овеществленное всеобщее рабочее время является имманентным средством сравнения товаров. Но, как только золото, как мера ценности, в процессе обращения было заменено монетами, а вслед за ними на бумажные деньги, на знаки, не имеющие ценности, то есть, по сути, на знаки ценности, то это соглашение оборачивается в свою противоположность. Действительно, совершенно исчезает эквивалентность обмена по ценности, субстанцией которой, по Марксу, есть рабочее время. Из этого следует, что в меновой ценности бумажных денег объективируется не столько овеществленный труд, сколько многие  другие факторы и зависимости (о чем сказано выше).

Именно это и подтверждает Маркс: «Государство может вбросить в обращение любое количество бумажных билетов с любыми монетными названиями, но с этим механическим актом его контролю приходит конец. Захваченные обращением знаки ценности, или бумажные деньги, подпадают под власть его имманентных законов» [4, с. 115].

Марксу остался один шаг до вывода, что государство, вбрасывая бумажные деньги в обращение и «теряя контроль», выпускает «джинна из бутылки», который при определенных условиях продуцирует социально-экономические проблемы. В контексте сегодняшнего дня именно неконтролируемая политика денежными, в частности, кредитными потоками, прежде всего, американского доллара, вызвала нынешний мировой финансово-экономический кризис. Нынешние усилия международного сообщества направлены на поиск решений по установлению эффективного управления валютно-денежным обращением.

Об истоках несостоятельности теории ценности Маркса. М. Туган-Барановский глубоко исследовал коренные причины ее противоречивости. Их суть он раскрывает следующим образом.

«Меновая ценность и цена представляют, по мнению Маркса, явления совершенно различного порядка – цена не является конкретным выражением абстрактного понятия меновой ценности. В этом и заключается указанная выше особенность теории ценности Маркса – полное разделение понятий меновой ценности и цены, которые всеми другими экономистами понимаются, как тесно связанные между собой.

Доказать несостоятельность теории ценности Маркса можно лишь выявив внутреннюю противоречивость или бессодержательность данного им понятия меновой ценности независимой от цены. И действительно, построив две независимые и несогласованные одна с другой теории – меновой ценности и цены, – Маркс оказался перед губительной для него дилеммой. Что-нибудь из двух – или меновая ценность определяется теми же факторами, которыми определяется и товарная цена – и в таком случае субстанциею меновой ценности не может быть труд, ибо труд не есть субстанция цены. Или же товарная цена определяется другими факторами, чем меновая ценность – и в этом случае понятие меновой ценности теряет какое-либо определенное содержание, так как меновую ценность нельзя мыслить иначе, как основание цены.

В первом случае учение о ценности Маркса оказывается неверным; во втором случае оно утрачивает какое бы то ни было соотношение с реальными фактами товарного обмена; оно становится бессодержательным. Действительно, мыслима ли меновая ценность, которая не совпадает с меновыми отношениями товаров? А ведь Маркс, признав, что меновая ценность является выражением трудовых затрат, и в то же время, что меновые отношения товаров не совпадают с трудовыми затратами, именно потому и пришел к понятию меновой ценности, которая не совпадает с меновыми отношениями.

В обоих случаях построенное Марксом понятие меновой ценности является непригодным в качестве орудия научного исследования. Маркс смутно понимал это, и его постоянные противоречия объясняются невозможностью найти удовлетворительный для его системы выход из этой дилеммы. Во всех трех томах “Капитала” Маркс колеблется между двумя, взаимно исключающими точками зрения – между признанием и отрицанием свойств труда определять товарные цены. Смотря по потребностям аргументации, он становится то на первую, то на вторую точку зрения. В I томе “Капитала” он представляет дело, по большей части, таким образом, как будто бы цены непосредственно определялись трудовыми затратами; в III томе, где речь идет об образовании товарных цен, он это отрицает. Таким образом, можно казаться, что учение о ценности III тома находится в противоречии с таковым же учением I тома; на самом же деле противоречие заложено глубже – в самом понятии трудовой меновой ценности, которая не определяет товарных цен и все же находит себе выражение в меновых отношениях товаров.

Все это придает оттенок фантастичности многим экономическим построениям “Капитала”. Категорично заявляя, что цены не тяготеют к трудовым затратам, Маркс с неутомимым усердием нанизывает одну формулу на другую, вводит новые и новые усложнения в свою систему, строит одну запутанную теорему на другой, делает все более темной свою хитроумную и крайне искусственную теоретическую конструкцию, в основе которой лежит молчаливое допущение, что ... цены тяготеют к трудовым затратам.

В конце концов, противоречивое понятие трудовой меновой ценности, которая выражается каким-то образом в меновых отношениях и потому является меновой ценностью и в то же время не совпадает со средней ценой, понадобилось Марксу лишь потому, что он хотел охватить одним общим понятием два различных и, в известном смысле, противоположных экономических понятия – ценности и стоимости .

Трудовая ценность Маркса в сущности есть ни что иное, как трудовая стоимость. Но ошибка Маркса была не терминологического свойства. Он не только называл общественно необходимый труд производства ценностью товара, но и постоянно стремился свести меновые отношения товаров к труду. Только признав, что трудовая затрата имеет свое самостоятельное значение в ряду экономических категорий, независимо от того, чем определяются меновые отношения, иначе говоря, цены товаров, мы делаем неуязвимой трудовую точку зрения в экономической науке. Только совершенно разорвав понятия ценности и стоимости, мы можем построить логически правильную и согласующуюся с фактами теорию ценностей и стоимости. Сферой меновой ценности являются меновые отношения товаров; в меновой ценности (понимая под меновой ценностью абстрактную основу цены) объективируются не только трудовые затраты, но и все многообразные отношения власти и зависимости, которым подчиняется меновой акт. С точки зрения теории ценности, можно сказать, что земля имеет ценность, как и предметы человеческого труда, и что цена земли, вопреки утверждению Маркса, отнюдь не представляет собой чего-то “мнимого” или “иррационального”. Цена земли есть такое же реальное и закономерное экономическое явление, как и цена любого продукта человеческого труда, хотя в цене земли объективируется не трудовая затрата, а иные экономические отношения. Напротив, сферой трудовой стоимости является мир непосредственного производства, где рабочий противостоит природе и где на фоне борьбы человека с природой возникают многообразные социальные отношения между рабочими и владельцами средств производства. А так как главной задачей Маркса было вскрыть социальные отношения, которые лежат в основе капиталистического хозяйства, сорвать с них вещную маску, то вполне понятно, что Маркс избрал исходным пунктом своего исследования категорию трудовой затраты. Ошибка Маркса заключается лишь в том, что он не понял самостоятельного значения этой категории и пытался связать ее с теорией цены, почему и назвал трудовую затрату ценностью, а не стоимостью. Теория стоимости и ценности как двух независимых категорий, дает возможность сохранить социальное содержание теории ценности Маркса, отбросив в то же время ошибочные экономические выводы, к которым Маркс был приведен неправильными отождествлением ценности и стоимости» [6, с. 98-101].

Это пространственное цитирование М. Туган-Барановского имело целью показать, что главная ошибка теории трудовой ценности Маркса заключается в его некорректном отождествлении ценности - абстрактной основы цены и стоимости - затратами труда. Это две независимые категории.

О некорректности теории прибавочной ценности Маркса. Неадекватность трудовой теории ценности Маркса не могла не сказаться и на его теории прибавочной ценности, полно развитой им в «Капитале». Которая легла в построение его экономической формулы существования промышленного капитала. Хотя у Маркса в работе «К критике политической экономии» отсутствует исследование категории прибавочной ценности (как и категории прибыли), но это понятие логически следует из его исследования категории «товар». Действительно, в формуле движения капитала Д-Т-Д' увеличение суммы денег Д' он объясняет ростом ценности изготовленного товара Т. Это происходит за счет использования капиталистом сверх общественно необходимого рабочего времени «специфического» товара «рабочая сила» и получения в результате прибавочной ценности. По Марксу, это достигается путем потребления товара «рабочая сила», в процессе которого благодаря открытого ним (и изложенным в «К критике политической экономии») двойственного характера труда, конкретного и абстрактного, происходит перенос, соответственно, ценности потребленных средств производства на изготовленный продукт и создание новой ценности.

Однако, как показано в [8, с. 30-31], если строго следовать определению понятия товара по Марксу, то рабочая сила не является товаром, поскольку, во-первых, она не является потребительной ценностью (она – не вещь) и, во-вторых, она не является меновой ценностью (отсутствует процесс труда на ее «изготовление»). А это значит, что отсутствует процесс переноса ценности и создание новой ценности на изготовленный продукт. Из этого следует парадоксальный вывод, логически вытекающий из аксиоматики Маркса: рабочая сила не имеет ценности и не является источником прибавочной ценности(!).

Об относительной несостоятельность теории прибавочной ценности Маркса говорит и Й. Шумпетер: «На уровне обычной теории стационарного экономического процесса легко показать, что теория прибавочной ценности несостоятельна, если исходить из собственных марксовых предпосылок. Трудовую теорию ценности, даже если допустить, что она имеет силу для любого другого товара, ни в коем случае нельзя применить к товару по имени труд, поскольку это бы означало, что рабочие, подобно машинам, производятся в соответствии с рациональным расчетом издержек. Поскольку это не так, нет никаких оснований полагать, что ценность рабочей силы будет пропорциональна количеству человеко-часов, затраченных на ее «производство» [9, с. 63].

О неадекватном представлении «товарный фетишизм». В анализируемой работе Маркс открыл фетишистский характер товара. «Только благодаря привычке повседневной жизни представляется тривиальным и само собой понятным, что общественное производственное отношения принимает форму вещи, так что отношение лиц в их труда представляется, напротив, как отношение, в котором вещи находятся друг к другу и к людям» [4, с. 20]. Абсолютизация затраты труда в товаре, рабочего времени как единой субстанции меновой ценности привела к неадекватному раскрытию Марксом товарного фетишизма. В действительности же, за отношением вещей скрываются не общественные производственные отношения, а потребности людей и средства их удовлетворения (включая и производство). Развитие первых и вторых приводит к изменениям в меновых ценностях товаров (и услуг) и в денежном их выражении - ценах.

Как таковой товар ничего кроме естественных (физико-химических и др.) свойств не имеет. Все остальное, что к нему относится: потребность и представление о нем, общая и предельная полезность, меновая ценность, стоимость (трудовая затрата), цена и т.п., - суть образы, суждения и решения людей. Это реально существующие продукты мышления. Не в товаре отражены общественные производственные отношения, а в головах людей, в их сознании. По этому поводу Менгер писал: «ценность не есть нечто имманентное присущее благо, какое-либо его свойство или независимая вещь, существующая сама по себе. Она есть суждение, которое экономический человек выносит о важности благ в его распоряжении для поддержания своей жизни и благосостояния. Поэтому ценность не существует вне сознания человека ... Объективная ценность, по своей природе есть явление субъективного порядка... внесла огромную путаницу в основные принципы нашей науки» [10, с. 121].

Категории прибавочного продукта и прибавочной ценности понадобились исследователям для объяснения источника промышленного капитала. Рассмотрим товарное производство и обмен (обращение) как условно отдельные, но тесно взаимосвязанные сферы. Первая, производство продукта – это создание потребительных ценностей (товаров и услуг) с определенными затратами, включая и труда. Вторая, обращение –  это удовлетворение потребностей в товарах и услугах, а также в получении прибыли.

Производство воздействуют на обмен выпуском на рынок потребительных ценностей, обладающих отличительными свойствами, в определенном количестве и с определенным качеством. Обмен, в свою очередь, воздействуют на производство как обратная связь посредством  формирования меновых ценностей, цен и прибылей. Именно в сфере обращения в головах людей создается информация о меновой ценности товара. Происходит это на основе как представлений о его потребительных свойствах, так и действия иных факторов (предложение, спрос, условия конкурентности, институциональная среда  и т.д.). На основе этой информации формируется рыночная цена, которая влияет на степень удовлетворения потребностей в товарах (и услуг) и в получении прибылей. Обмен, таким образом, регулирует как производство, так и обращение товаров (услуг).

Производство продукта является результатом не только процесса труда технических работников. Оно содержит элементы организации и управления, которые основаны на получении, переработке, передаче информации и принятии решений. А это многого стоит. Без них принципиально невозможно  создание какого-либо продукта. В том числе  прибавочной его части (прибавочный продукт). Но Маркс от этого абстрагировался.

Меновая ценность товара (в деньгах – дохода) с отличительными свойствами на рынке естественно должна превышать сумму меновых ценностей участвующих в его производстве составляющих (в деньгах – затрат, издержек) на величину прибавочной ценности  (в деньгах –  прибыли). Данное утверждение основывается на фундаментальном принципе общей теории систем, согласно которому целое всегда больше суммы его частей. Из этого однозначно следует: источник прибыли находится в сфере обращения, а не в сфере  производства. Потребность товаропроизводителя в ее получении является  мотивом для обеспечения уровня его благосостояния и стимулом для инвестирования капитала в производство.

Сказанное подтверждается многовековой историей перманентного роста цен, прибылей и денежной массы в результате развития сфер производства и обращения товаров и услуг, пользующихся спросом, который имеет тенденцию к возрастанию.

Маркс без раскрытия природы промышленного капитала не смог дать адекватное объяснение сущности денежного и торгового капитала. В частности, в докапиталистическую эпоху, когда большинство ростовщиков и купцов могли действовать преимущественно без наемных работников. Марксу мешал «трудовой фетишизм», который опирался на его концепции трудовой теории ценности и прибавочной ценности.

Торговый капитал имеет место в условиях, если торговец при покупке товара и его дальнейшей продаже находиться в нужном месте и в нужное время. Его прибыль идет за счет разницы в меновой ценности (цене) товара при его купле и его продаже. Аналогично, не прибегая к понятию марксовой прибавочной ценности можно пояснить и природу денежного (банковского) капитала. Объектом обмена является услуга. Если у человека есть потребность в некоторой сумме денег на какое-то дело, то он может удовлетворить ее тем, что возьмет в долг эту сумму на определенное время за определенный процент. Меновая ценность (и цена) услуги зависит от нескольких факторов (величина займа, предложения займов и спрос на них и т.п.).

О неадекватном анализе производительных сил. В предисловии книги «К критике политической экономии» Маркс пишет, что общий результат, к которому он пришел, послужил методологической основой его дальнейших исследований. «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые отношения, не зависящие от их воли, - производственные отношения, соответствующие определенной ступени развития их материальных производительных сил. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, т.е. отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции» [4, с. 7].

Признавая, что данная методология Маркса в целом верна применение ее самим ее создателем для анализа развития производительных сил и производственных отношений оказалась неудовлетворительной. Предшественники Маркса, в частности А. Смит, передали представление о производительный труд как деятельности, создающей материальные блага, которые имеют вещественную форму. При этом производительный труд отождествляли исключительно с физической, исполнительской работой. Умственная же работа, в частности, организаторская не относилась к производительному труду.

Такое представление о производительном труде сложилось исторически. В условиях докапиталистического производства ремесленник нередко выступал одновременно и как производитель своего товара, и как организатор производства. Эта организационно-управленческая функция требовала применения чисто умственного труда, оперирования в его мозгу информационными и интеллектуальными продуктами: сведениями из внешней среды, представлениями, образами, понятиями, идеями, мыслями и решениями, которые возникали в процессе их принятия. Если он даже и нанимал работников на помощь для непосредственного изготовления товара, его организаторская работа считалась в общественном сознании того времени непродуктивной, поскольку она в явной форме не проявляла себя. Сложилось общее устойчивое представление, что умственная работа ничего не производит. Из этих ложных представлений исходил и Маркс. И действительно, он явно избегал суждений, указывающих на то, что организатор производства товара, будь то сам предприниматель, капиталист и его управляющие являются соучастниками производственного процесса изготовления товара, т.е. вместе с рабочими принимают участие в создании продукта.

При более глубоком изучении состава и структуры производительных сил Маркс должен был должным образом оценить данную ситуацию. С наступлением капиталистического способа производства представление о производительном труде и, следовательно, о производительных силах должно было потерпеть коренное изменение. Поскольку произошло полное разделение функций при производстве товаров на труд исполнительский и на труд организаторский (управляющий). Последний выражается в принятии решений, которые связанны с инвестиционной и инновационной деятельностью собственника предприятия, организации его производства, продажи производимого товара, покупки сырья, машин, найма рабочей силы и т.д., а также с выполнением наемными работниками функций управления, контроля и координации технологических процессов. Без преувеличения можно сказать, что организационная и управленческая работа является определяющим фактором функционирования предприятия в целом в рыночных условиях. Этот труд, естественно, уже никак нельзя относить к непроизводительной деятельности.

Добавим, что и труд наемных работников умственного труда, занятых в сфере производства разработкой, внедрением и использованием новых технологий, образцов техники, экономических методов хозяйствования, бухгалтерии и др., также является работой продуктивной, поскольку эти сотрудники участвуют в создании конечного продукта.

Из сказанного логически вытекает, что все вышеперечисленные категории участников организации и функционировании промышленного производства следует отнести - наряду с работниками физического исполнительского труда, рабочими - к производительным силам, занятых косвенно и непосредственно созданием продукта и, в том числе, прибавочного продукта. Более того, доля этого труда имеет тенденцию роста.

К сожалению, Маркс не придал существенного значения изменениям в структуре производительных сил, а, следовательно, новой классовой расстановке сил. В этом был его серьезный просчет. Это все не могло не сказаться на выводах относительно эволюции производственных отношений при капитализме. По Марксу, в каждую историческую эпоху развитие производительных сил при несоответствии их существующим производственным отношениям требует модернизации и даже коренной перестройки последних. Но он не увидел, что в такой ситуации активными и прогрессивными всегда оказывались те производительные силы, которые имели наиболее развитые организаторские способности и, следовательно, были состоятельные в имущественном отношении. Именно такие силы приходили на смену господствующему классу каждой предыдущей исторической эпохи.

Так, класс капиталистов вышел из феодального общества, в котором наиболее сильные организаторские способности, денежные и материальные ресурсы проявились у промышленных и торговых предпринимателей, ростовщиков. С установлением капиталистических производственных отношений именно они оказались во главе промышленного, торгового и банковского капитала, а также стали ведать делами по управлению обществом.

Исходя из данного подхода, поставим вопрос. Мог ли стать господствующим классом пролетариат, не владея в необходимой и достаточной мере организационными способностями и ресурсами? Очевидно, нет. Способности рабочих к организации профсоюзов и их выступлений – этого слишком мало.

А могла ли стать господствующим классом та часть производительных сил, которая выполняла функцию интеллектуального труда (инженеры, ученые, экономисты и т.д.)? Тоже нет. Поскольку она (интеллигенция) также не владела в необходимой степени организационными способностями. Этим можно объяснить не состоявшийся прогноз Г.Плеханова, который под конец своей жизни пришел к мнению, что научно-технический прогресс выведет интеллигенцию в лидеры общественного развития и она, как наиболее прогрессивная часть производительных сил, «должно стать главным, ведущим классом нового общества» [11] .

Таким образом, исходя из логики исторического развития, пролетариат никак не мог прийти на смену класса капиталистов. В этом вопросе Маркс и Энгельс оказались логически непоследовательными. Если бы они прожили еще с полвека в XX веке, то увидели бы: на смену капиталистическому классу XIX века (часть которого действительно стала паразитировать, частично или полностью отойдя от организаторских функций) пришел класс, который уже в полной мере обладал необходимыми вышеуказанными качествами, чтобы стать господствующим классом в современном капиталистическом обществе.

О неадекватном анализе производственных отношений. Следует признать, что методология Маркса также оказалась неудовлетворительной и при ее применении им самим для анализа развития производственных отношений. Его анализ исторического развития человеческого общества, движущей силой которого является классовая борьба, требовал от него теоретического обоснования эксплуатации рабочего класса капиталом. Таким орудием оказалось его политическая экономия. Гуманизм Маркса исходил из идеи построения общества без эксплуатации, которая порождает все существующие человеческие пороки на Земле. Для этого нужен был «мессия», которым, по его мнению, должен стать пролетариат. По идее Маркса (и Энгельса) только освобождение общества от частной собственности средств производства и товарных отношений покончит с классовым делением и эксплуатацией одного класса другим. Достигаться это через социальную революцию с последующей национализацией собственности государством диктатуры пролетариата и превращение ее в общественную собственность.

В действительности же эта идея оказалось ложной. Реальная практика привела не к диктатуре пролетариата, а к диктатуре партийно-государственной номенклатуры, которая занимала все командные высоты и в экономике, и в обществе в целом. Ее функционеры составили новый господствующий класс. В результате национализации собственность стала государственной. Но отнюдь не общественной, не общенародной [8, с. 47,58]. Последняя является мифом, поскольку при высоком уровне производительных сил и общественных отношений она в принципе не может существовать. Украинский ученый-экономист А. Гриценко о том времени: «... на данном уровне производительных сил экономически общественной собственности не существовало и не могло существовать. Как, например, человек, проживающий в Киеве, может экономически реализовать свою собственность на средства производства, используемые в Харькове? Ведь формально он является владельцем всех средств производства. Если реализация и возможна, то только как волевого, а не экономического отношения» [12, с. 13]. Далее он пишет: «Общественная собственность ... может реально существовать лишь как социальная собственность на способности, знания и т.д., т.е. на объекты, присвоение которых каждым индивидом не является отчуждением других индивидов от этих объектов. Определенная способность может стать действительно общественным достоянием, если им обладает каждый индивид. Собственность же на материальные блага экономически не может быть реализована как общественная в принципе» [там же].

При национализации частная собственность становится собственностью организации, название которой - государство. Государство-организацию следует отождествлять с системой государственных органов власти и управления производством и распределением. Именно такая система в СССР стала совокупным субъектом владения капиталом и ресурсами. При наличии в народном хозяйстве развитой системы разделения труда этот совокупный субъект представляет сложную централизованную иерархическую систему агентов экономических отношений – различных институциональных органов, ведомств, предприятий и т.д., которые связаны между собой по вертикали и горизонтали, в том числе и через рынки.

Именно это дает основания говорить, что в советское время был установлен строй государственного капитализма, который признавали известные экономисты первой половины прошлого века В. Базаров, А. Богданов, а также М. Туган-Барановский. Признавал его и Ленин.

О возможности возникновения государственного капитализма как одну из его форм предполагал и Энгельс: «Современное государство, какова бы ни была ее форма, есть по самой своей сути капиталистической машиной, государством капиталистов, идеальным совокупным капиталистом. Чем больше производительных сил оно возьмет в свою собственность, тем полнее будет его превращение в совокупного капиталиста и тем большее число граждан будет оно эксплуатировать. Рабочие останутся наемными рабочими, пролетариями. Капиталистические отношения не уничтожаются, а, наоборот, доводятся до крайности, до высшей точки» [13 , с. 283].

О последствиях экономического учения Маркса. Моделью общественного строя в форме государственного капитализма, как это ни парадоксально, послужила теоретически сконструированная Марксом экономическая доктрина, согласно которой устанавливалась основная, определяющая причина существования неравенства людей при капитализме – частная собственность на средства производства. Но тотальное ее уничтожение через национализацию однозначно порождает государственный капитализм и тоталитарный режим правления для его защиты. Все страны так называемого социалистического лагеря прошли через это. Как известно последствия для многих из них были катастрофическими. Особенно это произошло для тех республик СССР (в частности – Украины), где господствующая система тоталитарного устройства общества на протяжении жизни трех поколений вела общественное сознание к деформированию и утере относительно исконных ценностей, исторически приобретенных знаний, опыта и традиций. На фоне уничтожения демократических институтов власти и рыночной инфраструктуры произошла деградация ментальности и психологии людей, прежде основанных на праве частной собственности.

Такое «наследство» не могло не сказаться на модернизации республик СССР, ставших независимыми государствами. В особенности для тех из них, которые отбыли «полный срок» (то есть чуть более 70 лет) в тоталитарной системе. Принципиально невозможно было быстро восстановить то, что было капитально утеряно. И главное, наиценнейшее в нем – это человеческий капитал, носители которого были идеологически перекованы, информационно оскоплены, физически истреблены, отправлены в ссылки и лагеря, депортированы, расстреляны, погибли в гражданской и мировой войнах, умерли от голода и т.д. Возможно возражение: дескать, тоталитарный режим в ХХ-м веке был и в западных странах, например, Германии, Италии, Испании, Португалии. Действительно, это имело место. Но эти страны после относительно непродолжительного существования режима смогли быстро восстановить демократические институты и рыночную экономику. Почему? Потому что их тоталитарный режим - в отличие от коммунистического - не уничтожал частную собственность, которая лежит в основе гражданских прав и рыночной экономики. Именно благодаря этому эти страны не потеряли соответствующий человеческий капитал и смогли восстановить демократические институции и рынок.

Во второй половине ХХ века в странах социалистического лагеря произошли коренные преобразования (по определению коммунистов - «контрреволюции»), итогом которых был новый тотальный передел собственности. Но уже в обратном направлении – денационализации, официально называемой у нас словом «приватизация». В обществе и экономике началось движение в сторону демократических и либеральных реформ. Эти страны возвращались на столбовой путь развития капитализма, который развитые страны прошли эволюционным путем. Стало очевидным, что теория Карла Маркса не сработала как требовалось.

Особенностью развития Украины стало имманентное для нее наличие неразвитой системы государственного и корпоративного управления. Генезис этого фактора объясняется ее историческим прошлым. Украина в течение нескольких веков в результате своего геополитического положения и почти непрерывного вассального статуса не смогла приобрести надлежащего опыта и традиций установления и развития полноценной государственности. И потому оказалась несостоятельной создать и воспитать национальную, государственно мыслящую элиту. Решения высокого уровня для различных частей Украины на протяжении более трех веков принимались вне ее, в столицах других государств (в Варшаве, Москве, Вене, Санкт-Петербурге и снова в Москве, но уже советской). В итоге не была сформирована национальная идентичность. Вспомним, например, кто и как принимал решения по строительству и ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.

Свидетельством действия последствий нашего исторического прошлого является то, как происходит трансформация украинской экономики. Медленно, трудно, противоречиво, с отступлениями назад и в сторону. Словом, методом проб и ошибок. В некоторых сферах мы отстали почти на век. Например, при нынешних реформах мы до сих пор не в состоянии определиться с рынком сельскохозяйственной земли, имеем неразвитый фондовый рынок, отсутствуют современные оптовые рынки аграрной продукции (в частности, в столице), не развита сельхозкооперация и т.д.

О рудиментах экономического учения Маркса. Между марксовой экономической доктриной и государственной идеологией в СССР вкупе с практикой «победоносного социализма» существовала причинно-следственная связь. Наиболее заметно просматривался коррелят через дихотомию сфер производства (материального и нематериального) и, соответственно, общественного труда (производительного и непроизводительного). Это деление нанесло огромный ущерб экономике и обществу в целом.

Особенно очевидно было проявление коррелята в ценообразовании товарной продукции. В основе цен доминировали общественно необходимые затраты труда. А привязка Марксом закона ценности только к производству «прибавочной ценности», или прибыли, по сути «выключала» из сферы производительного труда весь огромный объем работы в простом товарном производстве. Последнее стало для ортодоксов марксизма одним из теоретических обоснований временности существования мелкотоварного крестьянского хозяйства, а впоследствии и самого крестьянства как «промежуточного» класса. [1, с. 45]

Следует отметить, что стереотип марксистского ценообразования преследует нас и после падения «социализма». Многие украинские экономисты, разрабатывающие первые программы экономических реформ, оставались на началах трудовой теории ценности классиков XIX века. Это проявилось, прежде всего, в стремлении искусственно вычислять "верные цены", которые бы "правдиво" отражали издержки производства.

Правда, уже в некоторых современных научных разработках этот недостаток (нет учета эффективного спроса) преодолен. Так, например, в [14, с. 254] авторы рассматривают временную динамику авансированного капитала фирмы с учетом того, что его операционный цикл включает две фазы трансформации капитала, результаты которых практически полностью определяются рыночной конъюнктурой, а именно: 1) покупка ресурсов и 2) продажа готовой продукции. Но интересно то, что модель деятельности такого предприятия в стоимостном (заметите, не ценностном - В.Б.) измерении «легко строится» (по словам авторах) на основе теории К. Маркса о капитализированной добавочной стоимости, суть которой заключается в формуле: К (авансирование капитала) →Т (покупка ресурсов) →Т→П→Т '(процесс производства продукции) →Т' (продажа готовой продукции) →К '(получение дохода. Но самое интересное, что эта модель, построенная с якобы применением теории К.Маркса, является настоящей бутафорией. Ибо в этом процессе отсутствует анализ преобразования ресурсов Т в готовую продукцию Т', то есть, отсутствует промежуточная фаза П, в которой, по Марксу, и создается прибавочная стоимость за счет добавочного использованием ресурса - рабочей силы. Возникает ощущение, что авторы либо не понимают смысл теории прибавочной ценности К. Маркса и потому использовали только ее форму, либо намеренно опустили анализ фазы П трансформации капитала, не понимая как формализовать процесс переноса первичной и создания прибавочной стоимости на готовый продукт.

Данный феномен можно объяснить только одним: заинтересованным стремлением «использовать» Карла Маркса. Тут речь идет уже не только об этике. Наличие этого явления является признаком того, что в нашей научной среде имеют определенный вес адепты ортодоксального марксизма.

Заключение. В статье рассмотрены некоторые аспекты современного критического анализа истоков экономической теории марксизма. Марксистская доктрина в реализации привела к последствиям вселенского масштаба. Ее победа стала детонатором первого, а поражение – второго сокрушительного взрыва общественных отношений. Эти  потрясения основ и вызванные ими социальные катаклизмы сопровождались революционным захватом власти и тотальным переделом  собственности (частной, государственной, корпоративной, церковной, личной), которые базировались на насилии, обмане и грабеже. Невольно задаешься вопросом: кто авторы этого проекта? Наверное, кому-то это было выгодно (?!). Но ясно одно: теоретический фундамент под него был заложен Марксом.

Литература

1. Горкіна Л. Від здогматизованого марксизму – до сучасної економічної теорії // Вісник АН України, 1993, № 9.

2.  Кудров В. К современной научной оценке экономической теории Маркса-Энгельса-Ленина // Вопросы экономики. – М., 2004. – № 12.

3.  Литошенко Л. Метод Маркса // Вопросы экономики. – М., 2008. – № 9.

4. Маркс К. К критике политической экономии. – М., 1950.

5. Туган-Барановский М.И. Теоретические основы марксизма. – М., 2003.

6. Туган-Барановский М.И. Основы политической экономии // Избранные произведения: В 2-х т. – Донецк, 2004.

7.  Норт Д. Інституції, інституційна зміна та функціонування економіки. – К., 2000.

8. Бидненко В.В. Метаморфоза социализма // В плену у призрака коммунизма. – К., 2008.

9. Шумпетер Й. Капитализм, социализм, демократия. – М., 1995.

10. Menger C. Principles of Economics. N.Y.; L., 1981.

11. Попов Г. Марксистский метод против марксистских концепций // Вопросы экономики. – 2007. – № 12. – С. 122-126.

12. Гриценко А. Капіталізація економіки України. – К., 2007.

13. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. – М., 1967.

14. Серіков А. Концептуальні засади динамічного управління фінансами малого підприємства / Серіков А., Криворучко Г. // Актуальні проблеми економіки. – 2010. – №1.

* Во всем тексте употребляется термин «ценность» вместо традиционного в советской экономической литературе термина «стоимость», которые использовались как тождественные понятия, что является ошибкой.

* Институции, по определению Д. Норта, это правила игры в обществе, упорядоченные взаимодействия, ограничения, которые направляют человеческое взаимодействие в определенное русло, и как результат они структурируют стимулы в процессе человеческого обмена – политического, социального или экономического.

Киев, февраль 2011 г.