Экономика » Теория » Экономическая теория и этика: проблема межвременной справедливости

Экономическая теория и этика: проблема межвременной справедливости

Хаиткулов Р.Г.
магистр экономики
преподаватель кафедры экономической методологии
и истории факультета экономики НИУ ВШЭ (Москва)
Экономическая теория тесно связана с этикой практически с самого начала своего существования, а в англосаксонской традиции долгое время считалась частью моральной философии. Позже много раз предпринимались попытки явным образом отделить область теории, где были бы допустимы ценностные суждения, от чистой науки, не связанной с определенной моральной концепцией (среди самых известных достаточно упомянуть проекты Дж. С. Милля, Дж. Н. Кейнса, Л. Роббинса, М. Фридмена и др.). Тем не менее споры о ценностной нагруженности тех или иных теорий и самой возможности существования позитивной науки продолжаются и по сей день. В статье мы хотим продемонстрировать сложность данной проблематики на частных примерах опыта макроэкономического моделирования долгосрочного (продолжительностью более чем жизнь одного поколения) периода, включая случаи перекрывающихся поколений. Мы полагаем, что дискуссии относительно правильности предпосылок в таких моделях и возможности принимать какую-либо теорию межпоколенческой справедливости достаточно показательны и свидетельствуют о необходимости прояснять этическую составляющую формальных экономических моделей. Даже в абстрактных моделях, изначально рассчитанных на получение позитивных ответов на конкретные вопросы, способ моделирования или постановка задачи могут содержать неявные этические предпосылки.

Долгосрочное моделирование и проблема межвременной справедливости

Неоклассическая экономическая теория основывалась на предпосылке о существовании рациональных агентов, обладающих некоторыми предпочтениями и максимизирующих свою функцию полезности. Данный подход в рамках методологического индивидуализма претендовал на этическую нейтральность: содержание предпочтений индивида могло быть любым и включать как эгоистический интерес, так и альтруизм или какие-то другие ценности. Однако, как мы постараемся показать далее, такой подход не бесспорен, если отказаться от чисто статического рассмотрения рынка и от предпосылки о бесконечной жизни каждого индивида. Множество важных экономических проблем — организация пенсионной системы, экономический рост, накопление сбережений, истощение природных ресурсов, проведение демографической политики или поддержание любых других долгосрочных институтов — требуют, с одной стороны, рассмотрения их с точки зрения экономической динамики, а с другой — перехода на более широкую, нежели строгий методологический индивидуализм, точку зрения. Без выполнения первого требования эти проблемы не удалось бы поставить, без выполнения второго — пришлось бы объявить их неразрешимыми.

В явном виде эти проблемы начали обсуждаться в современной экономической теории довольно давно. Так, классическая статья Ф. Рамсея (Ramsey, 1928), входящая ныне в любой вводный курс макроэкономики, была посвящена выведению долгосрочной оптимальной нормы сбережений, но этот вопрос сам по себе уже не мог быть поставлен с чисто индивидуалистической точки зрения, если принять предпосылку, что индивиды смертны. Во-первых, хотя сбережения оказывают очень важное влияние на благосостояние каждого поколения (здесь и далее — множества рождающихся и умирающих в одно время) индивидов, каждый индивид в отдельности не может заниматься решением этой проблемы с точки зрения оптимизации благосостояния всего общества в целом на бесконечном временном горизонте. Во-вторых, если мы ставим вопрос об оптимальном для общества уровне сбережений, то необходимо ввести некоторый интегральный показатель общественного благосостояния, пусть и основанного на частных полезностях индивидов. Если индивиды смертны, могут делать накопления и живут в разное время, значит, большие жертвы ранних поколений могут принести большую пользу их потомкам.
Для решения первой проблемы Рамсею пришлось предположить, что все индивиды обладают одинаковыми предпочтениями, все они сознательны и заботятся об обществе — ни одно поколение не живет по принципу «после нас хоть потоп», тратя все накопленные сбережения общества на себя (что само по себе, во-первых, спорная предпосылка, а во-вторых — отдельная этическая проблема). Для получения содержательного ответа на второй вопрос была введена функция общественного благосостояния, в которой складывались индивидуальные полезности в каждый момент времени до бесконечности. Важной особенностью этой функции было отсутствие общественного дисконтирования — снижения веса будущей полезности во времени, хотя индивидуальное дисконтирование сохранялось. В результате этих расчетов Рамсей пришел к выводу, что оптимальная норма накопления должна быть больше, чем она есть на практике, — около 60% дохода. Рамсей понимал, что введение общественного дисконт-фактора может разрушить простую логику модели, поэтому использовал этическую аргументацию, чтобы отвергнуть необходимость его введения: «[Предполагается, что мы не дисконтируем будущие удовольствия относительно настоящих, эту практику нельзя оправдать с этической точки зрения, она появляется лишь из-за недостатка воображения» (Ramsey, 1928. Р. 543; Newbery, 2008). Далее мы рассмотрим подробнее развитие этой линии аргументации и споры о необходимости учитывать дисконтирование в общественной функции полезности. Подобные дискуссии возникали и позже, когда в 1960-1970-х годах возобновился интерес к теории оптимального роста и оптимального планирования (Newbery, 2008).
Еще одним классическим примером модели, используемой экономистами для оценки межвременных взаимодействий, является модель перекрывающихся поколений. П. Самуэльсон предложил рассматривать не просто бесконечное количество сменяющих друг друга индивидов, а предположить состояние мира, где как минимум какая-то часть жизни одного поколения приходится на период жизни другого (Samuelson, 1958). Таким образом, в межвременную модель вводится частичное взаимодействие примыкающих друг к другу поколений, что позволяет моделировать существование пенсионной системы, истощаемых природных ресурсов и т. д. Однако уже самый простой вариант модели показал существование некоторых парадоксов. Предполагая, что существуют убывающая предельная полезность, два периода жизни, а также некоторый ресурс, который есть у человека в молодости, но отсутствует в старости (например, рабочая сила), мы получим межвременное равновесие, которое не будет Парето-оптимальным. Каждому члену общества в отдельности было бы выгодно отдать половину своих запасов кому-то из старшего поколения и получить через период, будучи уже старым, такое же количество от следующего поколения. Торговля в модели при этом не состоится: каждому отдельному представителю более старого поколения уже нечего отдать в обмен (Geanakoplos, 2008). Существование подобных парадоксов и нарушений даже простой Парето-оптимальности в межвременных равновесиях ставит множество вопросов о том, какие институты и какое перераспределение ресурсов следует ввести, а также с какой точки зрения они могут быть оправданы и как в этом случае следует рассматривать общественное благосостояние. Кроме того, если какое-либо межвременное перераспределение будет введено, его можно счесть межпоколенческой эксплуатацией.
Наконец, существуют наименее очевидные с точки зрения экономической теории вопросы, например как оценивать благосостояние общества, в котором меняются не только значения полезности, но и количество индивидов или продолжительность их жизни? Очевидно, что удовлетворительно решить их, апеллируя только к решениям индивидов или к принципам Парето-оптимальности, нельзя в принципе.
Мы видим, что экономистам очень часто приходится сталкиваться с вопросами справедливости межвременного взаимодействия людей, а также с попытками оценить общественное благосостояние с точки зрения долгосрочного периода. Ниже мы постараемся прояснить, в чем специфика этических проблем в данном случае и как решаются подобного рода проблемы в различных теориях межпоколенческой справедливости. Затем обратимся к экономической теории, проиллюстрировав значимость этой проблематики на примерах, чтобы выявить отличительные черты экономического подхода.

Основные подходы и проблемы теорий межпоколенческой справедливости

Ключевые этические трудности

Хотя на проблему наших обязательств перед предками и потомками обратили внимание очень давно, мы постараемся кратко охарактеризовать лишь современные подходы. Очевидно, что теории межпоколенческой справедливости отличаются от других типов теорий справедливости во многих значимых отношениях.
Во-первых, в теориях справедливости этого типа рассматривается наш моральный долг по отношению к тем людям, которых может (уже или еще) не быть в живых. Сам факт наличия некоторого обязательства по отношению к несуществующим агентам является сложной моральной проблемой, и, по крайней мере на первый взгляд, неочевидно, что такие обязательства должны существовать и быть столь же строгими, как и наши обязательства по отношению к живущим людям.
Во-вторых, даже если мы признаем, что такие обязательства имеются, мы не знаем, какие это будут люди, в каких условиях они будут жить, какими предпочтениями обладать (эта проблема практически всегда игнорируется в экономических исследованиях), от каких наших действий они выгадают или проиграют. Для некоторых теорий справедливости это может быть важно — поскольку нам, возможно, придется оценивать ущерб от наших действий или принадлежность наших потомков к тому же сообществу, что и мы. Это составляет суть так называемой «поп-identity ргоЫет», впервые рассмотренной Д. Парфитом — неопределенность свойств тех людей, в отношении которых у нас есть какие-то моральные обязательства (Parfit, 1984).
В-третьих, свойства будущих поколений не только неопределенны, но и подвержены изменениям под влиянием наших действий: мы можем проводить демографическую политику и контролировать численность наших потомков, вводить определенные институты, влияющие на будущее распределение ресурсов и стимулы, и т. д.
В-четвертых, удаленность во времени жизни различных поколений не дает нам возможности применять стандартные критерии — даже если существует теоретическая возможность для одного поколения компенсировать благосостояние другому, это, как правило, невозможно (если только это не перекрывающиеся поколения). Несмотря на очевидную эффективность, с этической точки зрения может быть несправедливо требовать больших жертв от одного поколения пусть ради очень больших выгод последующих.
Наконец, в отличие от случая одновременного сосуществования, мы никак не можем повлиять на решения других поколений. Прошлые поколения уже сделали свой выбор, и даже если мы полагаем его несправедливым или неэффективным, нам придется приспосабливаться к нему. Этих причин уже достаточно, чтобы признать, что стандартного набора критериев экономической справедливости и эффективности недостаточно для исследования распределения ресурсов между людьми, живущими в различное время.
Основные семейства теорий межпоколенческой справедливости

Как правило, мы не можем напрямую соотнести определенные теории с интересами определенной группы людей или поколения: при рассмотрении общей перспективы все поколения предстают равными по своим правам, и критика теорий справедливости в основном направлена на предупреждение злоупотреблений со стороны какого-либо поколения. Для экономистов основным подходом был и, несмотря на всю критику, остается тот или иной вариант утилитаризма. Более простая версия — когда благосостояние каждого поколения ценится в равной мере — была характерна для первых попыток экономистов анализировать взаимоотношения поколений. Со временем эти требования были ослаблены, и благосостояние наших потомков стало трактоваться с дисконт-фактором. Это подразумевает, что чем дальше от нас они во времени, тем менее мы озабочены их существованием. Можно выделить несколько групп теорий межпоколенческой справедливости (Gosseries, Meyer, 2009).
Согласно коммунитаристским теориям справедливости, существуют сообщества, в которых индивиды имеют либо строгое чувство принадлежности к сообществу и заботы о нем (в сильном варианте), либо интересы, выходящие за пределы их жизни (в слабом варианте): посмертная репутация, желание завершить проекты, которые не были закончены при жизни, и т. д. Таким образом, коммунитаризм оправдывает, с одной стороны, существование моральных обязательств перед грядущими поколениями, а с другой — создание и поддержание институтов, помогающих эти обязательства и интересы реализовать. Тем не менее использовать подобную аргументацию в экономической теории вряд ли можно в широких масштабах, так как здесь, по сути, лишь обосновывается тот или иной вариант предпочтений.
Либертарианская точка зрения основывается на применении принципов Д. Локка в межпоколенческом аспекте (Steiner, Vallentyne, 2009). Локковские требования — не ущемлять возможности использования ресурсов для всех окружающих и предоставить равные возможности при рождении — в динамике превращаются в требование предоставить каждому поколению начальные условия не хуже, чем у всех прошлых и будущих. С этой точки зрения перераспределение и накопление ресурсов представляются морально неоправданными, если первые поколения потребляют меньше и накапливают капитал для последующих. С точки зрения левого либертарианства, присвоение и трата всех ресурсов общества первым поколением будут порицаться, в то время как правое либертарианство считает это допустимым, если не нарушены права собственности.
Договорные теории, в которых понятие справедливости выводится из соблюдения заключенного между сторонами договора, сталкиваются с более серьезными трудностями: если стороны даже не существуют одновременно, сложно рассматривать их взаимодействие как опосредованное каким-либо контрактом. Впрочем, отношения между перекрывающимися поколениями можно рассматривать как некоторую «цепь» обязательств, которые каждое поколение заключает со следующим.
Поколения могут не пересекаться во времени, но между ними могут существовать отношения эксплуатации (Bertram, 2009) — даже если будущего поколения еще не существует, нынешнее поколение может тратить ресурсы, зная, что это наложит более суровые ограничения на их потомков (например, не тратить деньги на ремонт общественной инфраструктуры). С другой стороны, нынешнее поколение может потратить все сбережения предшествующих и воздержаться от своего вклада в общественное благосостояние. Однако здесь необходимо исключать случаи, когда мы не можем требовать от всех поколений абсолютно одинакового вклада: может оказаться, что первые поколения имели специфические предпочтения (пуритане, стахановцы и т. д.), поэтому было бы неверно делать их вклад мерилом труда всех людей, живущих после них.

Опыт исследования проблем межпоколенческой справедливости в рамках экономической теории

Как правило, каждый раз, когда мы хотим определить некоторый оптимум общественного благосостояния в динамике, найти оптимальную величину сбережений, оценить, насколько важны экологические проблемы и какую политику следует проводить для их решения, нам неизбежно приходится принимать некоторую точку зрения относительно межпоколенческой справедливости.
Сама история споров в экономической теории относительно правомерности применения тех или иных этических принципов к проблеме равенства и распределения доходов между поколениями, как и в философии, не новая тема — еще в начале XX в. Г. Сиджвик, А. Пигу, Ф. Рамсей, Р. Харрод и другие развивали эту проблематику, взяв за основу строгий утилитаризм (Roemer, Suzumura, 2007). Благосостояние любого поколения в соответствии с этим принципом ценилось одинаково, а любое отклонение от этого принципа казалось им лишь проявлением человеческой иррациональности и близорукости. Позже это положение подвергли критике Т. Купманс и П. Даймонд. Они строго показали невозможность рационально упорядочить с точки зрения общественного благосостояния разные варианты бесконечных во времени последовательностей полезностей таким образом, чтобы при этом выполнялись предпосылки Парето-эффективности, непрерывности и строгого утилитаризма1. Таким образом, требования Парето-эффективности и равноценности жизни каждого поколения оказались противоречивыми.
Дисконтирование, связывающее ценности будущего и настоящего, нуждается в отдельном основании, даже когда речь идет о бесконечно живущих индивидах. В процессе этого обоснования часто возникала путаница, по крайней мере в двух важных аспектах: во-первых, смешивались различные типы дисконтирования, а во-вторых, смешивались вопросы нормативной значимости теории и политической достижимости (Atkinson, 2001). Философы, как правило, говорят о дисконтировании благосостояния, а экономисты — о дисконтировании стоимости рыночных благ. И при наличии абсолютно одинаковых бесконечно живущих индивидов с одинаковой нормой субъективного дисконтирования не очевидно, что общественная норма дисконтирования должна совпадать с индивидуальной, так как причины, которые побуждают индивидов меньше ценить будущее по сравнению с настоящим, могут не действовать применительно ко всему обществу в целом. Второе смешение может возникнуть на основе первого: даже если мы полагаем, что все идентичные индивиды будут выступать за введение общественной нормы на таком же уровне, как это предполагается согласно их собственным предпочтениям, это будет означать, что такая норма общественного дисконтирования будет политически устойчива или может быть введена демократическим правительством, но вовсе не то, что она оправданна с нормативной точки зрения.
Позже, чтобы избежать этих проблем, были разработаны модели перекрывающихся поколений Даймонда и Самуэльсона. В отличие от моделей с бесконечно живущими индивидами (где норма дисконтирования основывалась на предпочтениях индивида) и моделей, где благосостояние каждого поколения ценилось одинаково (и, следовательно, не было причин искать оправдания для дискриминации кого-либо), при введении дисконт-фактора в моделях перекрывающихся поколений сразу возникают серьезные этические вопросы. Как правило, с этической точки зрения дисконт-фактор оправдывают следующим образом: без дисконтирования мы можем требовать очень больших жертв от живущих для серьезного увеличения благосостояния будущих поколений. Введение дисконтирования помогает ограничить жертвы текущего поколения2. Но этот аргумент нельзя счесть достаточным с формальной точки зрения: можно найти множество примеров, когда введение дисконтирования приводит к ухудшению благосостояния ныне живущего поколения, и, таким образом, мы не можем считать это универсальным основанием для введения дисконта (Blackorby et al., 2007). Однако невозможен и обратный универсальный аргумент: в некоторых моделях без использования дисконта получается технически бессмысленный результат: использовать ограниченные ресурсы запрещено, а общество скатывается в бесконечное накопление без потребления.
Вопрос о необходимости ввести общественное дисконтирование не может быть решен для всех возможных случаев априори, и здесь этические основания зачастую вступают в противоречие с техникой моделирования — на практике используемые этические предпосылки зависят от способа моделирования. Таким образом, не все формальные модели одинаково совместимы со всеми этическими системами, и выбор этических предпосылок не обсуждается эксплицитно, не обосновывается с точки зрения этики, а скрыто диктуется техническими требованиями, не имеющими, вообще говоря, прямого отношения к этическим проблемам.
Остроумная попытка избавиться от этических дилемм по поводу дисконта была предпринята У. Норд хаузом: он предложил не использовать в качестве дисконт-фактора показатель, основанный на наших представлениях о справедливости, а вывести его эмпирически как выявленное предпочтение (Nordhaus, 1994). Взяв за основу разность между реальной ставкой процента и средними ежегодными темпами роста потребления на душу населения в развивающихся странах, он пришел к значению приблизительно 3%. Тем не менее мы полагаем, что такой подход, во-первых, не позволяет достичь желаемого результата — добиться этической нейтральности теории, а во-вторых, он создает иллюзию решения этой проблемы. Как заметили разные теоретики, сам по себе факт существования чего-либо или, в более сильном варианте, его неизбежности/необходимости ничего не говорит нам о моральной значимости этого явления. Однако даже если бы мы предположили, что действительно существует такое выраженное предпочтение относительно ценности жизни будущих поколений, это ничего не сказало бы нам не только о справедливости, но даже об эффективности, так как здесь возможны разнообразные проблемы коллективного выбора и общей неоптимальности индивидуальных решений с точки зрения общественного благосостояния. А. Сен отмечает, что благосостояние будущих поколений логичнее рассматривать как общественное благо, требующее коллективных действий для его создания и поддержания со всеми вытекающими последствиями (Sen, 1982).
Эти модели обладают еще двумя особенностями, не позволяющими говорить об этической нейтральности (D'Aspremont, 2007). Во-первых, они наследуют общую для большинства теорий благосостояния проблему «вэлферизма» — считается, что вся необходимая информация о состоянии поколения дана в функции полезности. Однако происходит еще и агрегирование: каждое поколение предстает в виде репрезентативного агента, обладающего единым уровнем полезности, что не только накладывает некоторые технические ограничения на форму функции общественного благосостояния, но и затушевывает отношение между оценкой благосостояния индивидов в одном поколении и сравнением благосостояния поколений в динамике3.
Чтобы оценить масштабы влияния выбора той или иной этической системы на результаты экономического моделирования, а также их следствия для практической политики, рассмотрим для примера исследование парникового эффекта. В статье Р. Ховарта (Howarth, 1998) приведены результаты количественной оценки последствий принятия различных этических принципов регулирования: отсутствия какого-либо межпоколен-ческого вмешательства (сохраняются налоги Пигу для достижения Парето-оптимума в текущем периоде), регулирования по принципу утилитаристской максимизации при равном весе благосостояния каждого поколения и утилитаристского принципа «второго наилучшего» (имеется возможность вводить налоги, но нельзя непосредственно перераспределять капитал). Предсказуемо в первом случае наблюдается наиболее быстрый экономический рост, однако объем выброса парниковых газов вырастает в 3 раза, а средняя температура повышается на 7,6° С. Утилитаристский оптимум приводит к росту долгосрочного потребления примерно на 18%, хотя и требует снижения потребления первых поколений примерно на 22%. При этом темпы выброса парниковых газов сначала растут, а затем падают, приводя в итоге к долгосрочному повышению темпердтуры лишь на 1,7%. В третьем варианте, как промежуточном между первыми двумя, увеличивается долгосрочное потребление на 4%, а средняя температура — на 4,3° С.
Как мы видим, принятие того или иного принципа достаточно серьезно влияет на оптимальный результат и на перераспределение бремени между поколениями. Более того, даже простое изменение дисконтирующего фактора на несколько процентов приводит к значительным изменениям в реальных следствиях для политики — снижение дисконта с 3% до 0 в упоминавшейся модели Нордхауза приводит к снижению выбросов парниковых газов не на 9, а на 37% (Chapman et al., 1995).

Экономическая справедливость и благосостояние общества при изменении численности населения

Изменение численности населения (особенно планируемое) ставит еще больше проблем перед экономической теорией, так как в процессе эндогенизируется само существование будущих поколений. Как правило, экономисты для выхода из этих трудностей использовали тот или иной вариант утилитаризма: или классический, складывавший сумму полезностей всех индивидов, или основанный на средней полезности. Тем не менее первый вариант имеет недостаток, который Парфит (Parfit, 1982) назвал «противоречивостью выводов» («repugnant conclusion»): множество людей, находящихся на грани голодной смерти в течение всей своей жизни, будет предпочитаться не такому большому, но благоустроенному обществу. Второй вариант, напротив, приводит к абсурдным выводам, что существование одного чрезвычайно богатого человека лучше, чем общества со средним доходом.
Впоследствии утилитаристские критерии неоднократно дорабатывались, чтобы избежать абсурдных выводов в оценке благосостояния при изменении численности населения. На наш взгляд, наиболее примечательны в этом отношении критерии, относящиеся к семейству «утилитаризма порогового уровня» («critical level utilitarianism») (Blackorby, Donaldson, 1984). Предполагается, что существует некоторый пороговый уровень полезности, ниже которого жизнь считается бедной и причиняющей больше страданий, чем удовольствия, а выше — достойной человека. Таким образом, суммарное благосостояние общества будет оцениваться как сумма разностей между действительными уровнями полезностями и некоторым пороговым, то есть в «плюс» будут идти только индивиды, которые живут сколько-нибудь удовлетворительно, в то время как наличие большого количества нищих, напротив, будет налагать дополнительные штрафы. Кроме того, этот аппарат можно дополнить другими промежуточными градациями, предположив существование разных порогов для разных событий. Например, существование минимального и максимального порогов поможет осуществить более точное измерение: если мы знаем, что при добавлении нового индивида в общество полезность от его жизни будет превышать максимальный критический уровень, то функция общественного благосостояния должна увеличиваться; если ниже минимального, то уменьшаться; если она находится между ними, то мы можем признать эти состояния равноценными.
Эти соображения подводят нас к другой проблеме: должны ли мы равным образом учитывать изменение продолжительности жизни или полезности одного индивида и добавление нового индивида в общество с собственными полезностью и жизнью? Иными словами, влияет ли на общественное благосостояние продление жизни старика на десять лет так же, как рождение нового ребенка, который проживет десять лет? Некоторые теоретики уверены, что здесь нет отдельной этической проблемы (Broome, 1992), но нам представляются более убедительными аргументы их противников. Можно представить себе, что люди могут быть одновременно заинтересованы как в уменьшении детской смертности и увеличении общей продолжительности жизни, так и в контроле над рождаемостью (Dreze, 1992). Программы контроля рождаемости не означают нашего отрицательного отношения к увеличению совокупной полезности или продолжительности суммарной жизни общества, они лишь означают, что частные решения семей относительно количества детей могут быть неоптимальны с точки зрения общества.

Когда экономическая теория сталкивается с вопросами общественного благосостояния на протяжении периода, более долгого, чем жизнь одного поколения людей, неизбежно приходится вводить предпосылки, которые напрямую затрагивают вопросы межвременной справедливости. При первых опытах моделирования делались попытки придерживаться традиционной индивидуалистической утилитаристской этики, обобщая утилитаристские принципы и на межвременную перспективу, однако вскоре стало понятно, что это невозможно даже с чисто технической точки зрения. Обсуждение долгосрочного периода не позволяет оставаться в рамках индивидуалистической этики, не жертвуя содержательностью вопросов, тем более оно не позволяет обсуждать их, оставаясь этически нейтральными. Таким образом, мы сталкиваемся с необходимостью эксплицитно вводить и обсуждать небесспорные этические предпосылки прав и обязанностей каждого поколения, а также норм общественного дисконтирования. При этом необходимо делать не один этический выбор относительно конкретного коэффициента, а сразу несколько — например, относительно способа измерения благосостояния при изменении численности населения. Более того, это не чисто формальный способ описания функции общественного благосостояния — от этого способа во многом зависят содержательные результаты. Даже оставаясь в узких рамках вэлферизма, многие теоретики предлагают существенно различающиеся варианты решения этих проблем. Как правило, прикладные исследования отстают от теоретических и в них используются самые простые модификации утилитаризма. Кроме того, на выбор теорий справедливости, которые явным или неявным образом присутствуют в экономической теории, напрямую влияет их совместимость с существующим языком анализа и признанием этих ценностей во всем корпусе экономической теории. Так, теории справедливости, основанные на терминологии благосостояния/удовлетворения предпочтений или поддающиеся переводу на этот язык, гораздо легче использовать в экономической теории мейнстрима, чем теории, в которых больше внимания обращается на «свободу» или «возможности».
Практически любая попытка моделирования выбора в динамической перспективе при отступлении от заведомо нерелевантных предпосылок о бесконечной жизни индивида означает необходимость принятия той или иной теории межпоколенческой справедливости. Чисто позитивная постановка вопроса в этих случаях возможна, однако она по необходимости останется малосодержательной — мы получим лишь некоторый набор значений (доход, полезность), которые придется интерпретировать и сравнивать. Межвременная постановка задачи только более отчетливо обнаруживает эти проблемы — там, где ранее можно было принять условно-нейтральный принцип Парето-оптимума, пользуясь предпосылкой «прочих равных», приходится выбирать некоторые параметры, характеризующие наше отношение к будущему, которое в данном случае эндогенно. Мы полагаем, что это не подрывает позиции экономической теории — напротив, возможность ставить содержательные вопросы и получать на них практически значимые ответы представляется нам гораздо более ценным приобретением, чем попытки ограничить круг обсуждаемых проблем, пытаясь достичь этической нейтральности. Имеет смысл признать неизбежность существования неиндивидуалистического этического начала при экономическом моделировании долгосрочного периода, признать его значимость и эксплицитно обсуждать принимаемые этические предпосылки.
1 Подробнее о технических деталях см. в: Chakravarty, 1962.
2 Например, см.: Arrow, 1999.
3 Естественно, эта критика не распространяется на все модели такого типа. О попытках «невэлферистского» учета других важных составляющих в функциях общественного благосостояния см., например, в: Blackorby et al., 2005.
Список литературы
Arrow К. (1999). Discounting, Morality and Gaming // Portney P. (ed.). Discounting and Intergenerational Equity. Washington, DC: Resources for the Future, 1999. P. 13—23.
Atkinson A. B. (2001). The Strange Disappearance of Welfare Economics // Kyklos. Vol. 54, No 2/3. P. 193-206.
Bertram C. (2009). Exploitation and Intergenerational Justice // Gosseries A. (ed.). (2009). Intergenerational Justice. New York: Oxford University Press. P. 147—165.
Blackorby C, Donaldson D. (1984). Social Criteria for Evaluating Population Change // Journal of Public Economics. Vol. 25, No 1—2. P. 13 — 33.
Blackorby C, Bossert W., Donaldson D. (2005). Multi-profile Welfarism: A Generalization // Social Choice and Welfare. Vol. 24, No 2. P. 253-267.
Blackorby C, Bossert W., Donaldson D. (2007). Intertemporal Social Evaluation // Roemer J. (ed.). (2007). Intergenerational Equity and Sustainability. N. Y.: Palgrave Macmillan. P. 131-155.
Broome J. (1992). The Value of Living // Louvain Economic Review. Vol. 58, No 2. P. 125 -142.
Chakravarty S. (1962). The Existence of an Optimum Savings Program // Econometrica. Vol. 30, No 1. P. 178-187.
Chapman D., Suri V.t Hall S. G. (1995). Rolling dice for the future of the planet // Contemporary Economic Policy. Vol. 13, No 3. P. 1—9. d'Aspremont C. (2007) Formal Welfarism and Intergenerational Equity // Roemer J. (ed.). (2007). Intergenerational Equity and Sustainability. N. Y.: Palgrave Macmillan. P. 113-131.
DrezeJ. (1992). From the "Value of Life" to the Economics and Ethics of Population: the Path is Purely Methodological // Louvain Economic Review. Vol. 58, No 2. P. 147—166
Geanakoplos J. (2008). Overlapping Generations Model of General Equilibrium // Durlauf S. N., Blume L. E. (eds.) The New Palgrave Dictionary of Economics. 2nd ed. L.: Palgrave Macmillan.
Gosseries A.t Meyer L. (2009). Intergenerational Justice and Its Challenges // Gosseries A. (ed.). Intergenerational Justice. New York: Oxford University Press. P. 1—23.
Howarth R. B. (1998). An Overlapping Generations Model of Climate-Economy Interactions // Scandinavian Journal of Economics. Vol. 100, No 3. P. 575—591.
Newbery D. M. (2008). Ramsey Model // Durlauf S. N., Blume L. E. (eds.). The New Palgrave Dictionary of Economics. 2nd ed. L.: Palgrave Macmillan.
Nordhaus W. D. (1994). Managing the Global Commons: The Economics of Climate Change. Massachusetts, Cambridge, MA: MIT Press.
Parfit D. (1982). Future Generations, Further Problems // Philosophy and Public Affairs. Vol. 11, No 2. P. 113-172.
Parfit D. (1984). Reasons and Persons. Oxford: Oxford University Press.
Ramsey F. P. (1928). A Mathematical Theory of Saving // Economic Journal. Vol. 38, No 152. P. 543-559.
Roemer J., SuzumuraK. (2007) Introduction // Roemer J. (ed.). (2007). Intergenerational Equity and Sustainability. N. Y.: Palgrave Macmillan. P. 14—24.
Samuelson P. A. (1958). An Exact Consumption Loan Model of Interest, with or without the Social Contrivance of Money // Journal of Political Economy. Vol. 66, No 6. P. 467-482.
Sen A. K. (1982). Approaches to the Choice of Discount Rates for Social Benefit—Cost Analysis // Lind R. C. (ed.). Discounting for Time and Risk in Energy Policy. Washington, DC: Resources for the Future. P. 325—353
Steiner H., Vallentyne P. (2009) Libertarian Theories of Intergenerational Justice // Gosseries A. (ed.). Intergenerational Justice. N.Y.: Oxford University Press. P. 50—77.