Как сократить убытки кредиторов от банкротства российских банков?

Эзрох Ю.С.
к. э. н., доцент кафедры финансового рынка
и финансовых институтов Новосибирского
государственного университета экономики и управления

Лишение банковской лицензии в России стало в настоящее время обыденностью: в 2014 г. отозвано 86 лицензий, в 2015 г. — 93, в 2016 г. — 97. Кроме того, учитывая сокращение числа действующих банков, годовая доля лишенных лицензий¹ постоянно растет: с 9 до 13%, то есть уже каждый восьмой банк в 2016 г. покинул рынок.

Банк России занял жесткую позицию, смягчение которой возможно лишь при радикальном сокращении числа банков. Как быстро это может произойти? На 1 мая 2017 г. в России действовало 600 кредитных организаций, то есть «активная фаза очистки» (отзыв еще 200-300 лицензий) может продолжаться еще достаточно долго — 4-5 лет. Несколько сократить темп «отзывной кампании» (но не прекратить ее) может только введение в отечественную практику статуса «региональный банк» для небольших кредитных организаций, возможности которых будут существенно ограничены².

Вопрос оздоровления российской банковской системы путем выведения с рынка «плохих» банков очень важен. Однако у него есть оборотная сторона — проблема значительных (измеряемых сотнями миллиардов рублей) финансовых потерь клиентов «рухнувших» банков. Ей не уделяется внимание, и соответствующие научные статьи отсутствуют. Существует лишь ограниченное число исследований в юридической области процедуры банкротства банков (Кирюченкова, 2014; Коршунова, 2015; Матовников, 2012), в области уголовной ответственности за преднамеренное банкротство (Боев, 2013; Русинов, 2016), в сфере иных «банкротных махинаций» (Егорова, 2012; Тарнопольская, 2014). Однако в них нет ответа на центральный вопрос — о размере потерь клиентов банков-банкротов и способах их уменьшить.

Работы зарубежных экономистов в области банковского банкротства связаны, в первую очередь, с поиском эконометрических моделей предотвращения последствий неплатежеспособности (Ramu, Ravi, 2009; Chandra, Ravisankar, 2010). Значительное число работ посвящено историческому аспекту банкротства крупных банков (Gissel et al., 2007; Marin, Vlahu, 2012); в ряде работ (Jan, Marimuthu, 2015; Kyriazopoulos et al., 2012) исследуются особенности банкротства исламских, кооперативных и иных банков и т. д. При этом оценка убытков кредиторов несостоятельных кредитных организаций остается вне поля зрения исследователей.

Как правильно говорил В. И. Ленин, любая попытка решать частные проблемы, не разобравшись сперва в общих, будет на каждом шагу наталкиваться на последствия этих общих проблем. В настоящей работе изложены результаты исследования общих для кредиторов проблем в области практики банкротства банков в современной России; для их решения или смягчения мы предлагаем и обосновываем ряд комплексных мер. Рекомендации носят предварительный характер и в дальнейшем могут быть дополнены обсуждением других экономических механизмов минимизации потерь от банкротства банков.

Согласно ст. 189.68 закона «О несостоятельности (банкротстве)», если банк имел лицензию на привлечение вкладов физических лиц, то конкурсным управляющим³ выступает Агентство по страхованию вкладов (далее — АСВ). В России таких банков большинство (>97%). В связи с этим ежегодные отчеты АСВ будут для нас основным источником эмпирических данных (Банк России не предоставляет сведения в данной области). Указанные отчеты содержат ряд обобщенных диаграмм (за несколько периодов), однако большая часть действительно важных сведений в доступной, наглядной форме не представлена, что затрудняет понимание реальной ситуации, которая в действительности далеко не столь оптимистична, как может показаться из отчетов.

Каковы финансовые потери клиентов банков-банкротов? Объем неурегулированных (на 1 января 2016 г.) требований кредиторов к банкам превышал 1 трлн руб., или 1,3% ВВП, или 7,2% доходов федерального бюджета за 2015 г. К сожалению, объем такой задолженности имеет устойчивую тенденцию к увеличению (рис. 1).

На 1 января 2016 г. 267 тыс. кредиторов не получили возмещение от «рухнувших» банков, причем за шесть лет их число выросло более чем в пять раз, а объем непогашенных долгов — почти в девять раз. Это лишь отчасти связано с ростом числа банкротств банков — на 160% (рис. 2), остальное — с увеличением размера банков-банкротов.

Часть «замороженных» в банках средств кредиторам все-таки возвращается. Однако, исходя из реальной практики банкротства банков в России, объем потерь бывших клиентов кредитных организаций очень велик (рис. 2).

Фактически клиенты теряют не менее ²/₃ «замороженных» средств⁴. При этом резкое улучшение ситуации (рост удовлетворенных требований кредиторов с 23 до 35% в 2014-2015 гг.) связано со сделкой в банковской группе «Мой банк» (см. ниже).

Однако это лишь обобщенная информация, не отражающая дифференциацию кредиторов. Все выплаты при банкротстве банка осуществляются в рамках трех очередей, доля фактического возмещения разным типам кредиторов существенно различается (рис. 3).

Требования кредиторов III очереди, к которым относятся обязательства перед залогодержателями, предприятиями (остатки по расчетным счетам, депозитам) и др., в среднем удовлетворяются лишь на 16,3% (из б руб. долга возвращается 1 руб.). Как видно, доля выплат таким кредиторам снижается (с 70 до 39%). Это связано с переходом компаний, физических лиц (с крупными вкладами) в надежные, по их мнению, банки, — прежде всего входящие в первую сотню. Это усиливает дисбаланс в развитии национальной банковской системы, выражающийся в усилении монополизации финансового рынка (Якунин, 2011).

Насколько быстро получают частичное возмещение кредиторы банков-банкротов при условии инфляции (рис. 4)? Фактически конкурсное производство (поиск имущества банка-банкрота и его распродажа для соразмерного удовлетворения требований кредиторов — единственная процедура, проводимая при банкротстве банков в России) требует больше времени. Это обусловлено многими факторами, в первую очередь, запутанностью дел, что приводит к многолетним судебным разбирательствам. Например, «рекордсменом» стал «Санкт-Петербургский банк реконструкции и развития», ликвидация которого заняла более 8 лет. Несложный расчет показывает, что деньги, возвращенные не сразу, а, например, через пять лет (60 мес.), как происходит в настоящее время (см. рис. 4), теряют примерно 40-60% первоначальной покупательной способности. Иными словами, реальные экономические потери клиентов «рухнувших» банков, особенно из числа кредиторов III очереди, которым и так почти ничего не достается, практически в два раза больше номинальных — фактически из 10-12 руб. долга они получают всего 1 руб.

Срок рассмотрения вопроса о признании банка банкротом ограничен двумя месяцами⁵, однако не установлена длительность рассмотрения судом дел о признании сделок недействительными, о привлечении контролировавших банк лиц к ответственности. Конечно, длительность конкурсного производства законодательно (формально) ограничена сроком один год, однако он может быть продлен на б месяцев, причем неоднократно (см. рис. 4). Это позволяет квалифицированным юристам, представляющим интересы бывших собственников и топ-менеджеров, затягивать процессы и/или вовсе избегать ответственности (табл. 1).

Таблица 1

Сведения о формальной результативности судебных обращений АСВ в рамках банкротства банков в 2010-2015 гг.

Источник: здесь и далее в таблицах — расчеты систематизация автора по материалам годовых отчетов АСВ за 2010-2015 гг. и отчета АСВ за первое полугодие 2016 г.

АСВ активно использует правовые механизмы отстаивания интересов кредиторов: за пять лет количество исков увеличилось в 9,4 раза, а объем требований по ним — в 11,3 раза. При этом доля поддержанных судами исков составляет примерно ²/₃, то есть большая часть исков признается законными. Доля отсуженных сумм несколько выше и стабильно сохраняется на уровне ³/₄. Не вдаваясь в юридические тонкости, можно сделать несколько предварительных выводов.

1. АСВ тратит много времени, а значит, и ресурсов, впустую: один из трех его исков признается необоснованным. Речь идет о времени, которое само по себе «деньги», о напрасных финансовых тратах на собственных и сторонних юристов, о «потерянной» оплате госпошлины и др.
2. В законодательстве много существенных «белых пятен», позволяющих судам выносить разные решения в сходных ситуациях.
3. Существует значительное число юридических лазеек, позволяющих квалифицированным юристам затягивать и «разваливать» дела АСВ.

Насколько эффективно исполнительное производство? Принятие судебного решения само по себе ничего не решает — его еще нужно исполнить. К сожалению, в данной области ситуация хуже, чем с принятием судебных решений в пользу АСВ (табл. 2).

Таблица 2

Отдельные сведения об исполнительном производстве в рамках банкротств банков в 2010-2015 гг.

За 2011-2015 гг. исполнительное производство Федеральной службой судебных приставов по делам банков-банкротов стремительно увеличивалось — количество дел выросло в 15 раз, а их объем — в 17 раз. При этом объем реально полученных средств увеличился всего на 62,5%. Из 755 млрд руб. признанной судом задолженности в 2015 г. в конкурсную массу фактически поступило 3,9 млрд, что составляет 0,5%. Иными словами, реально АСВ получает 0,375% (³/₄ от заявленных требований х 0,5%) от заявленных в суд требований. Это свидетельствует о крайне низкой эффективности судебно-исполнительной системы в делах о банкротстве банков.

Около 80% банкротств банков — криминальные⁶, то есть связанные с выводом активов (табл. 3). Речь идет о случаях, когда «хорошие» ценные бумаги заменяются некачественными (дефолтными), кредиты предоставляются фирмам-однодневкам или лицам, не ведущим хозяйственной деятельности, и пр. Деньги в итоге похищают собственники банка, топ-менеджеры и др. Такие сделки могут быть оспорены, согласно ст. 189.40 Закона «О несостоятельности (банкротстве)».

Таблица 3

Сведения о работе с сомнительными сделками при банкротстве банков в 2010-2016 гг.

Подозрения АСВ в наличии сомнительных сделок подтверждаются в большинстве случаев: за 2013 — первую половину 2016 г. их доля увеличилась в 1,5 раза (с 53,3 до 79,5%). АСВ активно судится, однако доля выигранных за 6,5 года дел составляет 51,97%. К сожалению, отсутствуют сведения о заявленных исковых суммах и принятых по ним решениях. Однако и без этого можно сделать вывод о том, что фактический результат весьма незначителен: за последнее время объем ежегодных поступлений не превышает 1,5-2 млрд руб. Очевидно, это несопоставимо с «дырами» в балансе даже небольших банков. Например, в 2013 г. в банке «Пушкино» превышение обязательств над активами составило более 15 млрд руб., а в 2016 г. «рекордсменом» среди банков с отозванной⁷ лицензией стал «Внешпромбанк»: была выявлена «дыра» в размере более 210 млрд руб. Частные случаи иллюстрируют неутешительную статистику: возврат средств от оспаривания сомнительных сделок несопоставим с масштабом недостач в банках (рис. 5).

При этом эффективность возврата средств от оспаривания сделок все же выше, чем эффективность «общего» исполнительного производства (см. табл. 2). Однако в обоих случаях общая результативность судебно-исполнительной работы АСВ очень низкая (подчеркнем, что в этом вина отнюдь не сотрудников АСВ, а в значительной мере — внешней среды).

Очевидные трудности, связанные с судебными решениями о возврате «проблемных» долгов, об оспаривании сомнительных сделок перед отзывом лицензии, а также с фактическим исполнением судебных решений дополняются острыми проблемами с расследованием уголовных дел в данной области (табл. 4). Расследование дел о преднамеренных банкротствах банков на практике осуществляется с большим трудом. Очевидно, это связано с объективной «зыбкостью» доказательной базы. АСВ, даже имея обоснованное предположение о преднамеренности банкротства банков, лишь в 81% случаев обращается в правоохранительные органы. Иными словами, в одном случае из пяти доказать априори ничего невозможно. При этом только в 40% случаев (от 27,8 до 55,6% в разные годы) по заявлениям АСВ о преднамеренном банкротстве действительно открывались уголовные дела. Фактически в большинстве случаев дело не возбуждается на уровне следователей, поскольку оно кажется безнадежным (оно не «доходит» ни до прокуратуры, ни тем более до суда).

Таблица 4

Сведения о работе АСВ с правоохранительными органами в 2011-2016 гг.

Примечание. ПБ — преднамеренное банкротство; доля возбужденных дел по хищениям и злоупотреблениям не приводится, так как по одному заявлению обычно расследуется несколько уголовных дел, что делает расчетные данные нерепрезентативными (на одно заявление приходится в среднем 2,54 дела); значение расчетного показателя 120% в 2013 г. означает, что часть заявлений была подана в отношении банков, банкротство которых произошло в 2012 г.

Вынесение обвинительных приговоров по делам, связанным с банкротством банков, — редкость. Так, за 2015 г. вынесены обвинительные приговоры лицам, причастным к деятельности лишь 14 банков-банкротов. При этом на конец 2015 г. АСВ управляло конкурсным производством в 196 банках, то есть речь идет о 7% случаев. «Обычное» наказание для преступников — 3-5 лет лишения свободы, причем в половине случаев оно считается условным, то есть не связано с пребыванием в местах «не столь отдаленных». В число 14 оконченных в 2015 г. обвинительным приговором дел попало 4 «мелких» случая — присвоение средств кассирами (3 случая) и подделка документов клерками (1 случай).

Не иначе как насмешкой выглядит наказание и.о. предправления банка «Империя» — штраф 100 тыс. руб. (за злоупотребление полномочиями). Самое строгое наказание — 8,5 года — было назначено М. Урину, дело которого было резонансным (впрочем, не столько из-за финансовых аспектов). В 2016 г. ситуация была столь же «гуманной» — осуждено незначительное число лиц преимущественно по нерезонансным банкротствам (табл. 5).

Таблица 5

Сведения о назначенных в первом полугодии 2016 г. наказаниях лицам, совершившим уголовные преступления в банках-банкротах

Примечание. У. — условный срок; А. — амнистирован; Ш. — штраф.

Судя по наказаниям, которые назначаются лицам, причинившим миллиардные убытки, Россия должна входить в число стран с самой гуманной судебной системой: из одиннадцати приговоров всего четыре предполагают лишение свободы, причем на небольшой срок — в среднем на 3,5 года (в России 52% заключенных отбывают срок больше 5 лет⁸). За растрату 1,8 млрд руб. председателю правления банка «Фининвест» суд назначил наказание 3 года условно. Насколько справедливо одинаково наказывать мелких жуликов из числа служащих (пи. 10-13 табл. 5), которые надеялись, что их кража останется незаметной в суматохе при банкротстве, и председателей правления несостоятельных банков, которые были отлично осведомлены о миллиардных злоупотреблениях или участвовали в них?

В российской банковской системе существуют серьезные проблемы, справиться с частью которых в настоящее время можно только через документы для банкротства. Это решение крайне болезненно и малоэффективно для клиентов банков. Несостоятельность значительной части кредитных организаций приводит к серьезным убыткам для граждан и предприятий. Непрерывно, практически не реже одного-двух раз в неделю, репутации национальной банковской системы наносится непоправимый вред. Это разрушает банковское дело, основа которого — доверие и отсутствие «резких движений».

Многочисленные махинации — вывод активов, «тетрадные» вклады (депозиты, учитываемые вне банковских балансов) и др. — обычно выявляются непосредственно перед отзывом лицензии или только после него. Очевидно, что в настоящее время банковский надзор неэффективен. И дело не в отставании России от ведущих зарубежных стран. Наоборот, Банк России внедряет новые современные практики, например присоединяется к соглашению «Базель III», формулы которого весьма запутанны. Как отмечает А. А. Аузан, «чем хуже работает модель — тем больше вы грузите ее отчетностью»⁹.

К сожалению, постоянное усложнение Банком России форм предоставления данных не решает другую проблему, по нашему мнению, главную — недостоверность и фальсифицированность банковской отчетности. Например, почти все банки перед отзывом лицензии выполняют обязательные нормативы (Эзрох, 2014). Тогда какой смысл от такого инструмента контроля, если он не помогает выявлять проблемы? Нужно ли еще больше усложнять расчет нормативов?

На деле АСВ принимает банки-банкроты, активы которых уже выведены, и неудивительно, что взыскать удается немного. Результаты длительной судебно-претензионной работы перечеркиваются низкой эффективностью реального взыскания. Иными словами, решения судов не претворяются в жизнь. Кроме того, судебные издержки АСВ весьма велики (табл. 6).

Таблица 6

Судебные издержки при банкротстве банков в 2011-2015 гг.

Законодательством предусмотрена субсидиарная ответственность лиц, причастных к банкротству банков (ст. 189.12 закона «О несостоятельности (банкротстве)»). Однако практически ни по каким наиболее масштабным банкротствам такие судебные решения не были приняты (например, по делам Судостроительного банка, банка «Российский кредит» и др.). Исполнение немногочисленного числа соответствующих решений реально практически не осуществляется, вероятно, из-за того, что имущество заблаговременно «переписано» на других. Например, с экс-руководителей Банка развития регионов АСВ должно получить 1,3 млрд руб., но пока взыскать ничего не удалось. При этом многие фигуранты дел уезжают за границу, например бывшие владельцы Межпромбанка (С. Пугачев), Мастер-банка (Б. Булочник) и др.

Подчеркнем, что собственников банков и членов советов директоров, которые должны контролировать правление кредитных организаций, привлекают к ответственности крайне редко; за все в итоге отвечают «зицпредседатели». При этом до суда доходит незначительное число дел, а приговоры назначаются очень мягкие, обычно в виде штрафа или условного срока.

Складывающаяся ситуация и перспективы в данной области, по нашему мнению, неутешительны.

1. Отзыв лицензий и болезненное банкротство существенного числа банков в России продолжатся.
2. Банк России не в состоянии существенно повысить качество банковского надзора с целью противодействовать выводу активов и другим формам сознательного причинения имущественного вреда кредиторам банков.
3. Суды не будут рассматривать гражданские дела быстрее; оспаривание сомнительных сделок затруднено объективной «размытостью» формулировок, а возможно, и коррупцией.
4. Фактическое исполнение судебных решений о взыскании Федеральной службой судебных приставов практически не осуществляется.
5. Уголовная ответственность не останавливает нечестных банкиров, так как большинству обычно удается ее избежать, а меньшинство получает мягкие наказания (штраф или небольшой условный срок).
6. Самое плохое — предпосылки серьезного улучшения в этой области практически отсутствуют, а меры по улучшению ситуации не обсуждаются.

Социальная и экономическая важность предотвращения банкротства банков (Рыкова, 2010; Павлова, 2008) и серьезные проблемы кредиторов «рухнувших» банков требуют существенного обновления действующих механизмов и внедрения новых. Нужно развивать инспектирование и участие Банка России в наблюдении за принятием ключевых решений через слабо действующий в настоящее время институт уполномоченных представителей. По закону они назначаются в крупные банки (с активами более 50 млрд руб. или вкладами граждан на сумму более 10 млрд руб.). Необходимо назначить в каждую действующую кредитную организацию соответствующих представителей регулятора (если банки мелкие, то одного на несколько учреждений) и серьезно расширить их полномочия.

Необходимо ввести персональную ответственность проверяющих из числа сотрудников Банка России. В настоящее время все банки проходят плановые и внеплановые проверки, однако после них у некоторых отзывают лицензии. В открытой печати отсутствуют сведения о каких-либо наказаниях для тех, кто подписывал акты с незначительными замечаниями и «не увидел» серьезных проблем в проверяемом банке. Речь может идти о несоответствии квалификации занимаемой должности, о халатности, а также о коррупции.

Вышеуказанное — не панацея, нужны более совершенные экономические инструменты регулирования. Однако эти меры должны снизить масштаб вывода активов в «предбанкротный» период¹⁰, что затрудняет ликвидационную работу АСВ и наносит непоправимый вред кредиторам «рухнувшего» банка.

Необходимо значительно ужесточить уголовную ответственность за преднамеренное банкротство для крупных собственников банков и топ-менеджеров. Насмешкой над правосудием является их массовый уход от ответственности или получение минимального наказания. Фактически доведение банка до банкротства — преступление, имеющее тяжкие социально-экономические последствия.

Необходимо обязать ключевых собственников (например, владеющих более 5% капитала) входить в советы директоров своих банков (принимать активное участие в контроле)¹¹ и нести персональную финансовую и уголовную ответственность за банкротство банка. Они были обязаны знать (и, по нашему мнению, всегда знают), что реально происходит в их банках. Ответственность должна наступать при выявлении случаев вывода активов, фальсификации отчетности и т. д. Финансовая ответственность может быть ограничена определенной величиной, например, в зависимости от стоимости акций (долей) банка, а уголовное наказание всегда должно предполагать реальное лишение свободы на длительный срок. Последнее должно применяться, если банк не может рассчитаться со всеми кредиторами (при выявлении существенных нарушений в его деятельности — фальсификация отчетности, вывод активов и т. д.). Вероятно, боязнь оказаться в тюрьме предотвратит нечестные действия некоторых банкиров.

Концепция современного менеджмента о разделении на «владельцев» и «менеджеров» на современном этапе развития российской банковской системы не работает. Кроме того, ответственность председателей правления банков, которые в курсе выдачи всех крупных кредитов, приобретения ценных бумаг и др., должна быть аналогична ответственности крупных собственников.

Почему такие меры могут работать? Приведем пример. Единственный прецедент полного расчета с кредиторами при угрозе получения тюремного срока — дело Г. Фетисова, бывшего собственника «Моего банка»¹². Для привлечения крупных вкладчиков он поручился всем своим имуществом за свой банк, однако в ноябре 2013 г. кредитная организация была продана, а еще через два месяца обанкротилась. Бывший собственник провел 1,5 года в СИЗО, на счет АСВ от зарубежной компании поступило 15 млрд руб., которые покрыли все долги. По одной из версий, такое давление было организовано «серьезными» вкладчиками, которые столкнулись с угрозой потерять крупные средства. Так это или нет — по сути, неважно. Главное в другом — деньги не «испарились», кредиторы получили свои средства обратно, а бывший собственник на свободе. Это, к сожалению, единственный в соответствующей российской практике своего рода «happy end».

Ситуаций, когда АСВ получает исполнительные листы на взыскание крупных сумм с топ-менеджеров или собственников и не может получить реальное возмещение, много. Необходимо обязать ключевых собственников и топ-менеджеров сдавать декларации о своем имуществе и доходах (аналогично требованиям к крупным чиновникам) в Банк России на условиях полной конфиденциальности. Существенные изменения, например, продажа своего имущества, должны насторожить регулятора и стать основанием для внеплановых проверок кредитной организации. При банкротстве декларации должны быть опубликованы для общественного контроля.

При наличии признаков серьезного ухудшения финансового положения, например отнесения банка к IV или V группе¹³, ключевые лица по заявлению Банка России в компетентные органы должны быть лишены возможности выезжать за рубеж. Это необходимо для преодоления существующей порочной практики, когда люди «исчезают» за границей¹⁴ и уходят от ответственности.

Серьезной проблемой остается использование банковских средств для развития нефинансовых предприятий учредителей. Понятно, что в такой ситуации уровень кредитной осмотрительности снижается, особенно если банк контролирует один человек или группа связанных лиц (что характерно для небольших кредитных организаций). Необходимо запретить крупным собственникам банков, например владеющим более 25% капитала, владеть любым небанковским бизнесом. Это снизит риски наступления «некриминальных» банкротств кредитных организаций.

Доля собственного капитала у всех банков (и в России, и за рубежом) очень низкая (всего 5-10%). Иными словами, банк рискует преимущественно «чужими» деньгами. Однако даже небольшие российские банки оперируют значительными средствами. Потеря средств приводит к тяжелым социальным и экономическим потерям для предприятий и граждан. Внезапно «сгоревшие» деньги — это разрушенные компании, потерянные рабочие места, здоровье и мечты о будущем большого числа людей. Эту проблему рассматривают лишь в юридической области, но она в первую очередь — социально-экономическая. Ситуация становится все хуже: неоплаченные долги уже превышают 1 трлн руб. При этом для подавляющего большинства банкротства банков речь идет не о присущих капитализму экономических рисках, а об экономических преступлениях.

Исследование, проведенное за длительный период, убедительно показывает большой масштаб накопленных проблем. АСВ как конкурсный управляющий не может их решить в существующем экономико-правовом поле. Небольшие новации не могут изменить сложившуюся ситуацию. Это требует обсуждения предложенных мер, а также повышенного внимания со стороны ученых, практических работников и государства в целом для преодоления этих трудностей. В отсутствие этого масштаб убытков кредиторов от банкротства российских банков будут увеличиваться.

Автор выражает признательность двум анонимным рецензентам за замечания и комментарии к первой версии данной работы.

¹ Отношение количества отзывов лицензий к количеству действующих кредитных организаций на начало года.

² Реализация этого (введение так называемой «базовой лицензии») на практике будет осуществлено лишь в 2018 г.

³ Или ликвидатором, если не осуществляется процедура банкротства (ст. 23.2 закона «О банках и банковской деятельности»).

⁴ Без учета потерь времени, неполученного дохода и др.

⁵ Исключения — дела Поволжского немецкого банка и Ганзакомбанка, которые рассматривались более года.

⁶ https: ria.ru economy 20170518 1494556323.html

⁷ С неотозванной лицензией — бывший «Банк Москвы» с «дырой» в балансе более 300 млрд руб., который был в итоге санирован.

⁸ Материалы Федеральной службы исполнения наказаний (http: www.fsin.su).

⁹ http s: lent а. ru columns 2016 0 9 05 teachers

¹⁰ Следует сократить сотрудников — обычно многочисленных в крупных организациях, — занятых «перекладыванием бумажек».

¹¹ В настоящее время большая часть членов совета директоров и правлений банков — наемные менеджеры.

¹² Сведения получены по материалам РБК (http://www.rbc.ru/finances/14/08/2015/ 55cdc2949a7947e738dca9c6).

¹³ По Указанию 2005-У «Об оценке экономического положения банков».

¹⁴ Например, Фетисов был задержан у трапа самолета в ночь, когда было принято решение о его аресте (http://www.rbc.ru/finances/14/08/2015/55cdc2949a7947e738dca9c6).

Список литературы / References

Боев О. В. (2013). Уголовная ответственность за преднамеренное и фиктивное банкротство кредитных организаций. М.: Уголовное право. [Boev О. V. (2013). Criminal liability for the deliberate and fictitious bankruptcy of credit institutions. Moscow: Ugolovnoe pravo. (In Russian).]

Егорова О. Ю. (2012). Специальные методы выявления обстоятельств банкротств банков // Деньги и кредит. № 7. С. 57—60. [Egorova О. Yu. (2012). Special methods for revealing the circumstances of bank failures. Dengi і Kredit, No. 7, pp. 57—60. (In Russian).]

Кирюченкова В. A. (2014). Несостоятельность (банкротство) кредитных организаций: правовое регулирование и экономические последствия // Экономика и предпринимательство. № 5-1. С. 420 — 424. [Kiryuchenkova V. А. (2014). Insolvency (bankruptcy) of credit institutions: legal regulation and economic consequences. Ekonomika і Predprinimatelstvo, No. 5-1, pp. 420 — 424. (In Russian).]

Коршунова E. E. (2015). Об определении правового режима удовлетворения требований кредиторов в деле о банкротстве кредитной организации // Экономическое правосудие в Уральском округе. № 2. С. 65 — 68. [Korshunova Е. Е. (2015). On defining a legal mode of satisfaction of requirements of creditors in the case of bankruptcy of the credit organization. Economichekoe Pravosudie v Uralskom Okruge, No. 2, pp. 65 — 68 (In Russian).]

Матовников M. Ю. (2012). Кредитор кредиту — волк? // Банковское дело. № 2. С. 36 — 41. [Matovnikov М. Yu. (2012). Lender is wolf to loan? Bankovskoye Delo, No. 2, pp. 36 — 41. (In Russian).]

Павлова A. B. (2008). Организационно-правовой механизм регулирования института несостоятельности и банкротства как фактор экономического роста // Проблемы прогнозирования. № 1. С. 135 — 144. [Pavlova А. V. (2008). The organizational and legal mechanism of control of the insolvency and bankruptcy institution as an economic growth factor. Problemy Prognozirovaniya, No. 1, pp. 135 — 144. (In Russian).]

Русинов И. A. (2016). Ликвидация кредитных организаций в РФ и выявленные при этом факты криминальных банкротств (на примере ст. 195 УК РФ) // Проблемы права. № 2. С. 175 — 178. [Rusinov I. А. (2016). Liquidation of credit institutions in the Russian Federation and the facts of criminal bankruptcies discovered (on the example of Article 195 of the Criminal Code of the Russian Federation). Problemy Prava, No. 2, pp. 175 — 178. (In Russian).]

Рыкова И. H. (2000). Предупреждение банкротства банков в целях укрепления стабильности банковской системы (обзор) // Финансы и кредит. № 16. С. 2 — 15. [Rykova I. N. (2000). Prevention of bank failures to strengthen the stability of the banking system (An overview). Finansy і Kredit, No 16, pp. 2 — 15. (In Russian).]

Тарнопольская С. В. (2014). Оспаривание сделок кредитных организаций, совершаемых в преддверии банкротства: сложности и перспективы // Закон. № 3. С. 52 — 59. [Tarnopol'skaya S. V. (2014). Challenging transactions of credit institutions committed on the eve of bankruptcy: challenges and prospects. Zakon, No. 3, pp. 52 — 59. (In Russian).]

Эзрох Ю. С. (2014). О связи выполнения кредитными организациями нормативов Банка России и обязательств перед клиентами в условиях конкуренции // Экономический анализ: теория и практика. № 4. С. 38 — 45. [Ezrokh Yu. S. (2014). On the relationship between the performance of the Bank of Russia's standards by credit institutions and obligations to customers in a competitive environment. Ekonomicheskiy analiz: teoriya і praktika, No. 4, pp. 38 — 45. (In Russian).]

Якунин С. В. (2011). Регулирование деятельности банков в условиях олигополии // Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. № 4. С. 139 — 141. [Yakunin S. V. (2011). Regulation of banks in the conditions of oligopoly. Vestnik Saratovskogo Gosudarstvennogo Universiteta, No. 4, pp. 139-141. (In Russian).]

Chandra D., Ravisankar P. (2010). Support vector machine and wavelet neural network hybrid: application to bankruptcy prediction in banks. International Journal of Data Mining, Modelling and Management, Vol. 2, No. 1, pp. 1—21.

Gissel J., Giacomino D., Akers M. (2007). A review of bankruptcy prediction studies: 1930-present. Journal of Financial Education, Vol. 33, No. 4, pp. 1 — 42.

Jan A., Marimuthu M. (2015). Bankruptcy and Sustainability: A Conceptual Review on Islamic Banking Industry. Global Business & Management Research: An International Journal, Vol. 7, No. 1, pp. 109 — 138.

Kyriazopoulos G., Kanta K., Mitou K. (2012). The Edward I. Altman's model of bankruptcy and the implementation of it on the Greek cooperative banks. 9^th Annual MIBES International Conference, Larissa, Greece, 25—27 May, pp. 423 — 436.

Marin M., Vlahu R. (2012). The economic perspective of bank bankruptcy law. Berlin: Springer.

Ramu K., Ravi V. (2009). Privacy preservation in data mining using hybrid perturbation methods: an application to bankruptcy prediction in banks. International Journal of Data Analysis Techniques and Strategies, Vol. 1, No. 4, pp. 313 — 331.