От большего к лучшему

1. В обществе существуют групповые сознания, нетождественные суммам входящих в него личностей. Сознания создаются, развиваются, гибнут, борются, сливаются и разделяются. Они могут быть частью друг друга по принципу "матрешки", пересекаться или существовать независимо. Они способны обрабатывать входящие сигналы и реагировать на них. Совокупность таких реакций определяет их способность на определенное поведение в окружающей среде. На примерах писателей, коллективно пишущих тексты, и групп мозгового штурма мы видим, что такие сознания легко пройдут текст Тьюринга и получат неплохой АйКью.
2. Точно так же, как наше индивидуальное сознание угнездилось в нейронах головного мозга, групповые сознания существуют в индивидуальных сознаниях групп людей, сохраняющих между собой длительные связи. Если для первых языком взаимодействия стали химические и электрические импульсы, то для вторых - другие взаимно понятные языки, пригодные для обмена информацией и навыками. В эту среду входят также каналы передачи данных, автоматизированные системы обработки информации, языки коммуникации и общедоступные базы данных - книги, статьи, статистическая информация. Среда эта обладает некоторыми свойствами которые можно грубо определить как аналоги упругости, текучести и т. д.
Содержание интеллекта отдельных личностей ими до конца неосознаваемо и на 99,9% состоит из слов, «языковых игр», ценностных и поведенческих установок, стереотипных реакций, суггестивно перенесенных (вошедших) в их сознание из окружающего общества. Все эти 99,9% составляют внутренние языки группового сознания. Внешние его языки пока не ясны.
3. Функционирование группового сознания происходит за счет синхронной обработки и взаимной передачи однородной информации его членами. Каждой групповой личности присущи свои нормы поведения и реакций на поступающую информацию. Внутри группы и поведение индивидуумов рационально, но только для входящих в группу представителей. Для членов других групповых сознаний поведение в рамках этих нормативов может быть нейтральным или иррациональным, так как у них действуют другие правила и другая рациональность.
Таким образом можно говорить о существовании в рамках глобального социально-экономического поля " институциональных подсистем" или "миров", каждый из которых характеризуется особыми способами координации между людьми ("соглашения") и специфическими требованиями к действиям людей ("нормы поведения"). Эти особенности межгруппового взаимовосприятия отмечает и «новый французский институционализм».
4. Групповые сознания обмениваются информацией со средой, людьми, но главное - друг с другом. При этом язык такого информационного обмена и механизмы ответов среде полностью отличаются от тех, что используют индивидуальные сознания. До недавнего времени скорость мышления групповых личностей была крайне мала и компенсировалась только параллельной обработкой данных. Сейчас же ситуация визменилась. Стремительный прогресс коммуникаций, упрощения доступа к информации, внедрение автоматизированных систем обработки данных - позволили значительно ускорить их работу.
5. Групповые сознания реагируют на поступающую извне информацию, изменяя не только свое поведение, но и внутреннее состояние. Внутренние трансформации для нас проявляются в колебаниях курсов акций, валют, ликвидности в банковской системе, уровней занятости и других макроэкономических данных. Поведенческие реакции мы воспринимаем как различные социальные явления, особо значимые из которых фиксируются как события мировой истории.
6. Нынешний экономический кризис, в конечном итоге, имеет причины, отличные от декларируемого «пузыря» на рынках недвижимости, ипотечных облигаций и деривативов. Эти причины кроются в расстройстве функционирования группового сознания западной цивилизации, возникшем из-за ее "одиночества" - отсутствия сопоставимых по масштабу «собеседников». Не было бы ипотечного пузыря - возникла бы иная проблема аналогичного масштаба. Другими словами, «пузырь» повод, а не причина.
7. В результате глобализации мировое экономическое пространство стало однородным. В нем больше нет "мертвых зон"или "остовов", где бы не действовали стереотипы и законы «свободного рынка». Из физики известно, что в такой среде резкое возмущение создает волновой процесс, многократно огибающий всю среду и постепенно затухающий за счет внутреннего сопротивления самой среды, эластичности связей между ее элементами. Следовательно, последующие волны кризиса неизбежны. Они будут переходить на другие рынки и накладываться друг на друга, что будет проявляться во временном улучшении рыночных условий или локальных крахах на разнообразных рынках, причем точно предсказать такие наложения затруднительно. Этот волнообразный процесс еще не исчерпал всего накопленного потенциала возмущения, и возможно, что пик кризисных явлений еще впереди. Неисключено, что в течение ближайших 48 месяцев большинство активов перейдет на какое-то время в категорию «плохих» или «токсичных».
8. Со всей определенностью реальность последних месяцев показала нам, что существующие экономические модели не способны предсказать будущее поведение рынка и предотвратить кризис в будущем. К сожалению, это свойство всей экономической теории, изучающей не повторяющиеся процессы, и фундаментальный риск, принятый сегодня всей человеческой цивилизацией.
9. Сегодня у нас нет альтернатив рыночной экономике как способу существования и организации нашей жизни, следовательно, у нашего вида нет альтернативных ответов на вызовы будущего, что, несомненно, - угроза для всего человечества.
10. На фундаментальном уровне преодоление кризиса состоит в том, чтобы создавать или способствовать созданию новых «групповых сознаний», способных на равноправный диалог с нынешним монополистом - либертарианским сознанием «свободного рынка» и его ближайшими производными.
11. Помимо этого, существуют более способы облегчить симптомы кризиса : алгоритмы связанного рефинансирования предприятий и банков, целенаправленное и массовое переселение десятков миллионов людей из развивающихся стран в развитые и их субсидирование, для балансирования падения платежеспособного спроса в мире и реконструкции экономик, некоторые иные.

В силу неизвестного автору стечения обстоятельств самый многочисленный вид разумных существ на этой планете питает особую любовь к размерам. В результате между «больше» и «лучше» ставится знак равенства, а сами слова становятся синонимами. Высокие горы лучше низких холмов, видеть зорче и дальше лучше, чем быть близоруким, знать больше фактов лучше, чем не знать их вообще. Всемогущество лучше слабости, подвижность предпочтительней инертности, быстрота мышления полезнее медлительности раздумий, безграничная полнота ощущений - их малым дозам.
Наши боги всемогущи, всевидящи и всемилостивы. Величина знамений стала их добром, а все мелкое - злом, живущим в мелочах и деталях. Если бог никому не дает вечной жизни, не создал целиком этот мир или не может его в момент уничтожить - это уже не бог. Сам принцип бога - это квинтэссенция величины, это все самое большое и сильное во вселенной. Оно настолько огромно, что даже не требует названия, а лишь - поклонения. Люди молятся принципу величины. Все это вошло в поговорки пословицы, мысли и языки всех народов и этносов.
Колоссальные сооружения и механизмы вызывают у нас чувство почтительности, граничащей с обожествлением, они становятся элементами фольклора и сознания всей популяции, небольшими же объектами мы обычно подсознательно пренебрегаем.
Конечно, можно предположить, что причиной таких взглядов стала длительная голодовка человеческих популяций, во время последнего ледника, ведь голодный должен наесться впрок на годы вперед, а мамонт всегда лучше подходит для этого, чем кролик. Но это скорее домыслы.
Со временем власть «любителей больших мамонтов» распространилась на всю планету. Меритократия сегодня - самый распространенный способ структурирования человеческих сообществ и жизней отдельных индивидов. Власть в обществе достается субъектам, наиболее успешным в достижении целей. Цели же подчиняются принципу величины в широком смысле - стать самым популярным, самым богатым, самым убедительным или знаменитым. Да и сам успех почти полностью измеряется способностью к достижению материальных целей. Каждый талантливый и целеустремленный человек сегодня, начав жизнь с нуля, может достичь самых больших высот - как в социуме, так и в личном богатстве. Однако чтобы к 40 годам стать миллиардером, субъект должен придерживаться определенного стереотипа экономического поведения - доходность или эффективность проекта для него априори должны быть важнее его устойчивости и способности к длительному воспроизводству.
Сегодняшний кризис - это фактически первый кризис меритократии как господствующего образа жизни на планете. Правящие классы, для которых существовали бы иные ценности, кроме величины и эффективности, - долг, честь, какие-либо абстрактные нематериальные принципы - полностью устранены от принятия решений. Вся власть в мире находится у крайних прагматиков, которые повсеместно диктуют свои правила игры. А в результате кризис впервые развивается в принципиально однородном экономическом поле. Во время Великой Депрессии и нефтяного шока 70-х СССР, Китай, а также во многом Индия и страны Ближнего и Среднего Востока находились вне системы глобального рынка, и, хотя на их экономические системы повлиял кризис, они скорее напоминали камни в бурной реке рынка, чем активных субъектов тогдашней экономической ситуации. Более того, многие из них еще и получили выгоды от кризиса в "свободной экономике". А ведь на эти страны приходится половина населения планеты и 30% ее ВВП. Сейчас же в результате процесса, называемого глобализацией, все эти камни устранены с дороги «прогресса», а регулирование экономики и рынков по большому счету стандартизировано.
За последние 20 месяцев все утверждения и гипотезы о самобытности экономического развития каких-либо стран или регионов, их независимости от развитых рыночных экономик и мировых рынков капитала были жестоко опровергнуты фактами. Стремясь стимулировать экономический рост и капитализацию национальных экономик, элиты не смогли придумать ничего лучше стандартизированных инструментов "свободного рынка", что в конечном итоге привело к неэффективной макроэкономической политике и неудовлетворительному регулированию. Плоды этого подхода можно наблюдать не только во всех развитых странах, но и в странах с переходной рыночной экономикой. В конечном итоге, планетарная гонка за макроэкономическими показателями вылилась в чудовищные дисбалансы на рынках активов и коммодитиз, спровоцировавшие нынешний кризис.
Вероятно, что и восточноазиатская экономика, ориентированная на экспорт и пережившая его одномоментное сокращение на 25 -30 %, не сможет удержать ВВП от значительного падения. Так, в Китае при соотношении экспорта к ВВП в 31% и имевшем место снижении экспорта на 25 % даже для нулевого роста экономике потребуется увеличение внутреннего потребления на 8%, а для темпов роста в 8%, которые прогнозируются на 2009 год, необходимо увеличение внутреннего потребления на 16% за год. Способность достичь такого результата в стране, где норма сбережения населением достигает 50% дохода, и при всех страхах, вызываемым у людей кризисом в отсутствие системы социальных гарантий, вызывает сомнения, несмотря на оптимистичные данные, скажем, по продажам автомобилей.
Также всем ясно, что именно массовое стремление населения и субъектов рынка к ускоренному достижению материальных целей сверх объективных возможностей, фактически реализация коммунистической идеи «от каждого по способностям - каждому по потребностям» создало пузыри на ипотечном и кредитном рынках, которые спровоцировали кризисную ситуацию, но, как я думаю, не были ее истинной причиной.
В результате глобализации в мире возникло практически однородное рыночное пространство, где нет теней и «мертвых зон», в которых не действовали бы стереотипы и законы «свободного рынка». В такой среде, возмущение, раз возникнув, создает колебательные волновые процессы, многократно огибающие всю среду и затухающие постепенно за счет внутреннего сопротивления структуры самой среды, связей между ее элементами. В связи с этим представляется, что следующие волны кризиса абсолютно неизбежны. Они будут расширяться, переходя на другие рынки, и накладываться друг на друга, формируя пики и провалы, что будет проявляться в относительном улучшении рыночных условий или локальных крахах на отдельно взятых рынках. Причем точно предсказать такие наложения затруднительно. Этот волнообразный процесс еще не использовал всего накопленного потенциала возмущения, и возможно, что самая высокая волна кризиса впереди. Колебания на рынках и в мировой экономике могут привести к тому,  что  в течение ближайших 48  месяцев большинство активов перейдет на какое-то время в категорию «плохих» или «токсичных».
Из-за общемирового падения спроса практически на любую продукцию, дефляции и истощения резервов, многие промышленные компании будут не в состоянии обслуживать и погашать свою задолженность. В результате активы банков довольно быстро превратятся в убытки из-за падения стоимости финансовых инструментов и действия мультипликаторов по «плохим» долгам промышленности и населения. Прогноз становится еще более мрачным, если учесть нарастающий бюджетный дефицит во большинстве экономик мира.
Наблюдения показывают, что все существующие методы хеджирования экономических рисков, для отдельных, локальных субъектов рынка, повышают эти же риски глобально, поскольку провоцируют масштабные флуктуации, ставящие под угрозу выживание всей хозяйственной среды. Ведь для обеспечения надежности инструментов хеджирования должны быть созданы их ликвидные рынки, а само наличие ликвидности на этих рынках повышает волатильность хеджируемых цен или индексов из-за спекулятивной активности. Возникающие резкие колебания стоимости касаются всех хеджируемых активов, включая сырье, а это, как показала практика, серьезная угроза стабильности всей мировой экономики, так как промышленные предприятия с длинным инвестиционным циклом становятся заложниками предприятий с коротким циклом инвестирования - хедж-фондов и спекулятивных инвесторов.
Вслед за США с его Troubled Asset Relief Program, правительства других стран занимаются выкупом проблемных активов и рекапитализацией национальных банков. Эти меры, конечно, сглаживают последствия первой волны кризиса, поддерживая банковскую систему наплаву, но не оздоровляют экономику в целом, поскольку не доходят до промышленности. В результате активы превращаются в "плохие" еще быстрее.
Мало кто станет спорить, что без нормально работающих банков фискальное стимулирование экономики неэффективно ичто необходимо стимулировать кредитование. Однако в условиях спада этого невозможно добиться никакими методами из-за постоянно растущих кредитных рисков. Фактически банковская система деградирует, сохраняя лишь функцию денежных рассчетов. Таким образом, рекапитализация банков оказывается лечением симптома, но не болезни.
Со всей определенностью реальность последних месяцев показала нам, что в принципе невозможно предсказать будущее поведение рынка и реакцию экономики на действия ее субъектов и регуляторов, основываясь на какой-либо теории, созданной на основе прошлого опыта. Более того, применяя любую форму регулирования, какой бы теорией она ни была подкреплена, мы никогда не сможем предотвратить кризис в будущем. Причем масштаб регулирования и нормативного вмешательства в деятельность экономических субъектов, максимальный, скажем, как в "огосударствленной" экономике, или минимальный, как в либеральной экономике США, не важен, если принципы и механизмы регулирования (денежная ликвидность, курсы конверсии валют, процентные ставки, налоги, пошлины) одинаковы. И это фундаментальный риск, принятый сегодня всей человеческой цивилизацией.
Всем нам представляется странным в обычной жизни принимать на веру эффективность каких-либо рецептов или устройств без их тщательного испытания. В экономической же науке и практике, напротив, такое поведение стало нормой.
Природа старательно избегает заполнения экологической ниши только одним видом с единым сценарием ответа на окружающую среду. Всегда присутствует разнообразие видов, каждый из которых предлагает свой вариант поведения. В случае шокового изменения внешних условий часть видов вымирает, но часть остается, гарантируя выживание экосистемы в целом, пусть и в поредевшем состоянии. Сегодня у нас нет альтернатив рыночной экономике, следовательно, нет, альтернативных ответов на вызовы будущего. Мы все поставили на одну карту, на тот тип регулирования и организации социума, который нам показался оптимальным после краха социализма. В результате экономическое пространство стало практически однородным, а неизбежные ошибки его регулирования - угрозой для всего человечества.
Сегодня, несмотря на многочисленные социологические теории общественного сознания, в целом экономика воспринимается людьми, да и субъектами рынка, как материальный объект. Сторонники неоклассических экономических теорий видят в ней своего рода машину, которую можно чинить, разбирать на части и собирать заново или чинить. Эволюционные институалисты, трактующие хозяйственные изменения по аналогии с биологическими (например, уподобляя совокупность фирм популяции и т. д.), смотрят на нее как на биологическую сущность. Однако и те и другие видят в ней объект, не обладающий собственным сознанием. Но если понимать под сознанием способность перерабатывать информацию и рационально реагировать на нее, то такое мнение об экономике представляется ошибочным. Поскольку это не научная статья, я позволю себе избегать точных дефиниций, но могу заявить, что экономику можно рассматривать и как своего рода групповое сознание, сохраняющее при определенных условиях единство мышления и даже определенную самоидентификацию. В социальной психологии известны феномены группового мышления. Обращали внимание на него и философы. Так, Мартин Хайдеггер отмечал, что «если "бытие-в-мире" ("in der-Welt-sein") - экзистенциал, то в такой же мере экзистенциал и "бытие-с-другими" ("Mit-sein"). Нет субъекта без мира, как нет изолированного Я без других». Мы все замечали, что часто итоговый результат мышления в группе резко отличается от продуктов индивидуального мышления в сходных обстоятельствах и посылках. Еще в Древнем Риме появилась поговорка: «Senatores omnes boni viri, senatus romanus mala bestia» («сенаторы хорошие люди, но Римский сенат - тлетворное животное»). Причем участники такого процесса не всегда могут объяснить, почему, находясь в группе, они совершили те или иные поступки. Будучи в одиночестве или имея время на самостоятельные раздумья - они бы так не поступили. Возможно, это происходит потому, что в процессе поиска группового решения, мышление осуществляется в нескольких сознаниях последовательно, а значит, оно - прерывисто! Один участник дискурса начинает, его логику подхватывает и развивает другой, исходя из возможностей своего мышления и своих логик, дальше логическую конструкцию пытается достраивать третий и так далее. Можно легко заметить также, что в групповых дискуссиях порядок высказывания и обработки мыслей задается не уровнем интеллекта членов группы, а их стратификаций в момент дискурса. Это значит, что более авторитетные члены группы могут вносить больший вклад в выработку общего решения, чем менее авторитетные, пусть и более эффективные.
Поскольку личности исполняют разнообразные социальные функции, в социуме обитает множество коллективных «личностей», осуществляющих целенаправленную деятельность, причем постоянно пересекающихся друг с другом через своих индивидуальных членов и тем самым влияющих друг на друга. При этом между ними существуют разнообразные иерархии, идет обмен информацией, ответами, знаками и так далее. Нельзя уверенно утверждать, что такие личности более эффективны, чем индивидуальная личность. Они просто другие. В качестве наглядного примера можно взять компанию Майкрософт или Христианскую церковь. Ни одно из этих сообществ нельзя свести к какой-либо одной, даже самой яркой индивидуальной личности. До недавнего времени такие коллективные личности, превосходя индивидуумов в количестве обрабатываемой информации, все же значительно уступали им в скорости мышления и приятия решений, что устанавливало между ними барьер и позволяло им даже не замечать друг друга. Однако стремительный прогресс коммуникаций (как раз с 70-х годов, когда произошел последний глобальный кризис в рыночной экономике) способствовал постепенному превращению сообщества экономических субъектов в единое сознание «социального» типа, кое-где реагирующее на поступающие данные гораздо быстрее любого индивида. В некоторых случаях преимущества групповых сознаний над индивидуальными выросли настолько, что нам остается только предсказывать их действия и анализировать их последствия - вмешаться в процесс принятия решений без угрозы критического снижения эффективности мы уже неспособны. Это справедливо для любой деятельности, где широко применяются автоматизированные технологии принятия решений и обработки больших массивов информации - например, в биржевой торговле.
Практически мгновенный характер передачи информации, сокращение времени для принятия эффективных решений, применение интеллектуальных роботов, - все это приводит сегодня к тому, что «личное пространство» экономического субъекта оказывается «сжатым», а его поведение - все более иррациональным и прерывистым, в том числе и для него самого. Отдельные личности вынуждены без оглядки принимать на веру утверждения ньюсмейкеров и данные информационных агентств и профессиональных аналитиков, задающих тон дискурсу. В результате они хронически находятся в ситуации, когда никакой рациональный анализ поступающей информации и даже собственных поступков фундаментально невозможен в отведенный для этого промежуток времени. Почти никто из субъектов рынка не пытается разобраться в истинной природе собственных решений об инвестировании в те или иные инструменты, поскольку не обладает таким знанием об объектах инвестирования, которое удовлетворило бы даже слабым критериям научности. Сомнительно предполагать, что инвесторы в ипотечные деривативы, в большинстве своем, отдавали себе отчет в смысле совершаемых ими действий и размерах принимаемых на себя рисков.
На сегодняшний день самая интегрированная общность всех этих групповых интеллектов - условно свободный рынок - крайне одинок. Все мы знаем, сколько социальных, идеологических, технических, познавательных инноваций породил дискурс трех групповых сознаний - крайнего национализма (фашизма), социализма и "свободного мира" в течение 1922-1991 годов ХХ века. Масштаб идей, технологий, социальных ответов, внутренняя трансформация всех обществ за этот период превысили все, ранее происходившее в истории человечества. Теперь же рыночное сознание расширилось до размеров планеты, а все его «коллеги» вымерли или перешли на стадию паразитического существования (как племенные торговцы, из Африки приехавшие в Нью-Йорк торговать сумочками на улице и пересылающие выручку на родину). Одиночество и невозможность общения провоцируют серьезные нарушения в работе сознания и поведении, равно как и отсутствие конкуренции. Поэтому сегодня для понимания происходящих в экономике процессов часто требуются усилия скорее психологов и психиатров, нежели экономистов и математиков.
Сомнительно, что мы действительно осознаем сигналы, которыми обмениваются и на которые реагируют «групповые личности». Во всяком случае, то, на что обращает внимание публика и субъекты экономики, - курсы валют или акций, текущий уровень безработицы или стоимость нефти, - этими сигналами точно не является. Эти колебания - что-то вроде частоты пульса у человека, который увидел в лесу волка. От испуга забилось сердце, сосуды и зрачки сузились ит. д. Лечить нынешний кризис, основываясь на этих параметрах и знаниях, как делают сейчас все правительства, - все равно что спасать человека от волка, давая ему лекарства для снижения частоты сердечных ударов. Если человек изначально болен, то такая терапия, может быть, и сработает - он найдет в себе силы забраться на дерево. Если же он здоров, то его давление вместе с пульсом упадут, силы покинут его. Он побежит, но волк его догонит и съест. А без лекарства, быть может, и спасся бы. Подтверждает эти соображения, например, и никем не опровергнутая «теория разбитых окон», сформулированная Джеймсом Уилсоном и Джорджем Келлингом в 1982 году (см.: J. Q. Wilson, G. L. Kelling. Broken windows). Она гласит, что если кто-то разбил стекло в доме и никто не вставил новое, то вскоре ни одного целого окна в этом доме не останется, а потом начнется мародерство. В результате возникающей цепной реакции «приличный» городской район может быстро превратиться в клоаку, где людям страшно выходить на улицу. Явные признаки беспорядка и нарушения нормы в единственном случае приводят к изменению поведения социума в целом и коренному изменению локальной экономической ситуации. Причем никаких «внутриэкономических» причин этого изменения выявлено не будет. Одно разбитое окно, а вовсе не падение стоимости закладных - сможет вызвать целую депрессию на отдельно взятом рынке. Похожее явление выявлено в биологии - «зеркальные нейроны» у высших приматов отвечают за формирование поведения, копирующего поведение других особей.
Экономическое сообщество - «групповое сознание» постоянно пытается выделить из себя некие новые обособленные части, формируя из них воображаемых «собеседников». Это новые рынки или экономики, возникающие благодаря освоению новых технологий или территорий, в том числе виртуальных. Они думают как бы по другим правилам, растут по новым законам и воспринимаются нами как " пузыри". Яркий пример - «доткомы», для которых критерием успеха была популярность, а не доходность. Однако либо сами технологии бизнеса, либо национальное регулирование на этих рынках, как правило, катастрофически отстают от идей, их сознающих, а рыночное сознание в реальности оказывается не готово признать их потенциальную самостоятельность. В результате они часто терпят крах (например, отсутствие удобного нормативного и аппаратного решения по микроплатежам во многом привело к краху рынка домкомов, где популярность рыночных субъектов не смогла конвертироваться в доходы от деятельности, а конкурентоспособными оказались только системы, использующие макроплатежи - скажем, за рекламу). Однако часть таких рынков и экономик выживает, оказывается конкурентоспособной, давая рост новым экономическим «групповым сознаниям». Более того - сам "свободный рынок" возник точно таким же образом, выделившись из архаичного феодального производства -сначала как локальные кластеры, а потом как всеобщая система хозяйствования.
Напомним также, что кризис "доткомов" не вызвал крупного социального и экономического кризиса, похоронив лишь своих адептов. Прежде чем разрушиться, этот рынок активно пытался построить свое, новое групповое сознание и даже успел выработать некие зачатки идеологии. Нынешний же кризис - системная проблема всего рынка, и ее причина - не ослабленное регулирование, а инверсия внимания группового сознания на свои внутренние проблемы, погружение в себя в отсутствие диалога и с конкурентами.
Как отмечалось выше, ошибки регулирования в принципе неизбежны из-за фундаментальной ограниченности и ошибочности наших экстраполяций будущего, неприменимости старого опыта к новой реальности: мы всегда лечим старые болезни, но не знаем лекарств от будущих.
Причиной быстрого и глобального распространения кризиса является единообразие принципов регулирования рынков и стандартизация деловой практики на них. Однако специалистам понятно, что попытка отказа от открытости и возведение разнообразных барьеров на пути экономической активности субъектов рынка отбросит экономику назад, в прошлый век и сделает ее априори менее эффективной. Необходимы альтернативные средства для фундаментального повышения макроэкономической устойчивости.
Если до наступления эры глобализации различия в регулировании носили территориальный характер (как следствие разные экономические субъекты находились в различных системах регулирования - разных государствах), то теперь необходимо сделать их вертикальными. Другими словами, в рамках экономически и территориально целостной системы (а сейчас это весь земной шар) нам необходимо одновременно иметь несколько систем регулирования экономики, которые, с одной стороны, ожесточенно конкурировали бы между собой в умах и сердцах людей, а с другой - находились бы в постоянном диалоге и перекрестном сравнении друг с другом как «групповые сознания». Общими у них должны быть только экономические субъекты - предприятия, товары, рынки их обращения, домохозяйства. При этом все экономические субъекты могут находиться одновременно в различных системах регулирования.
В современных экономиках всегда есть элементы многоукладности. Тут и мелкие семейные предприятия, и домохозяйства, в которых существуют безденежные обмены, иррациональные с точки зрения экономики, и государственное предпринимательство, а также средние и крупные экономические субъекты, действующие на открытом рынке. В последние годы структура мировой экономики изменилась таким образом, что доля компаний открытого рынка в ней резко возросла (кстати, страны с высокой долей в экономике локальных семейных бизнесов, не оперирующих на открытом рынке и не ведущих свою деятельность по его законам, меньше пострадали от текущего кризиса - например, Италия). Однако эти уклады разномасштабные - нельзя построить глобальную компанию по принципам домохозяйства.
Нам же необходимо построить параллельные экономики одинакового масштаба, но с разными нормами регулирования, валютами, экономическими и социальными стимулами к развитию.
Путей к формированию таких экономик может быть несколько. Один основан на популярной ныне идее создания в интернете масштабных виртуальных экономик, живущих по своим законам, действующим в их игровых или коммуникативных вселенных. Другие -через кодификацию маргинальных сейчас образов жизни в ряде парадигм.
Под виртуальным миром я подразумеваю создаваемую в интернете виртуальную площадку, где присутствуют аватары реальных людей, виртуальные представительства оффлайновых бизнесов и полностью онлайновые бизнесы, разнообразные интеллектуальные роботы. В этом своего рода экономическом Новом свете можно вводить в обращение виртуальные валюты, стимулировать игровую и ролевую деятельность, внедрять и поощрять различные формы хозяйственной деятельности, создавать рынки обращения товаров и идей, вводить разнообразные системы регулирования. Возникновение таких конкурирующих систем регулирования рынков в виртуальном пространстве и деятельность субъектов по реализации на них виртуальных услуг сервиса и производства, как за счет непосредственного участия, так и при помощи программируемых аватар, приведет к кратному росту производительности, поскольку виртуальные продукты ничем не отличаются от реальных, с точки зрения экономики (пример Майкрософт и Голливуда это ясно показывает). Это интересное свойство человеческого сознания подметил еще в начале 20 века один из основателей социологии Кули (Cooley) Чарльз. Он писал: "Не существует различия между реальными и воображаемыми лицами: в самом деле, будучи воображаемы, они становятся реальными в социальном смысле слова... Чувственное присутствие не имеет первостепенного значения. Лицо реально для нас только в той степени, в которой мы представляем его в той внутренней жизни, которая существует внутри нас на данный момент и в которую мы это лицо водворяем.... Все реальные лица в этом смысле воображаемые". За счет этого свойства виртуальные Бэтмен и Дональд Дак могут стимулировать продажу товаров на рынке никак не хуже, чем живущие среди нас Наоми Камбелл или Клаудиа Шиффер.
Замедление темпа роста производительности труда и сокращение числа субъектов трудовой деятельности - одна из причин нынешнего кризиса и огромная угроза национальным экономикам в будущем из-за растущего количества пенсионеров. Кстати, через 10-15 лет их потенциальная активность на виртуальных рынках может значительно превысить участие в реальном секторе экономики, поскольку к этому времени на пенсию начнут массово выходить люди, для которых интернет стал привычной средой обитания.
Кроме виртуальной экономики есть еще ряд видов хозяйственной деятельности, занимающих сейчас маргинальное положение, но обладающих всеми признаками потенциально самостоятельных групповых личностей. Это коллективы, ориентированные на улучшение качества жизни либо за счет приобщения к природе («сторонники разнообразных оздоровительных методик и народных медицин, правильного питания, йоги, «дауншифтеры»и т. д.), либо, напротив, за счет максимального отделения от природы силами технического прогресса. Несмотря на явные различия, такие группы едины в крайне негативном отношении к нынешнему обществу потребления, склонному все сводить к материальным благам или деньгам как главному результату и универсальной цели. Зримым признаком их потенциала как самостоятельной экономической силы служит тот простой факт, что их поведение и цели иррациональны с точки зрения людей, интегрированных в "свободный рынок" и наоборот. Если вспомнить, именно так в недалеком прошлом относились друг к другу жители стран «социалистического лагеря» и граждане «свободного мира».
Да и сам «социалистический лагерь» развился из системы хозяйствования, принятой в Англии и Европе в конце 19 века, из их национальных групповых личностей, отвергнув одну часть их концепции и гипертрофировав другую. В результате из монополистической экономики была создана экономика одной монополии - социалистического государства, перемещенная вдобавок из рациональной Германии в эмоциональную Россию. Но обратите внимание, какой коллосальныей прогресс общественных отношений в обеих системах произошел с тех пор! То, что сейчас называется капитализмом прямо списано с идей социалистов 19 века. Крах же крах соцлагеря произошла после того, как он передал свои идеи свободному рынку, а сам не смог придумать новых.
Для развития таких параллельных экономик необходимы, конечно, и крупные инфраструктурные проекты в реальном мире, такие, например, как полная и глобальная автоматизация доставки мало - и среднетоннажных грузов по принципам и алгоритмам почты. Решив проблемы доставки грузов из виртуальных экономик в реальной среде для клиентов и мелких производителей, автоматизировав их, мы сможем подключить к мировой торговле миллионы новых участников, снизить издержки и позволим выйти на новые рынки в виртуальной «параллельной» экономике массам людей, не вовлеченных в высокоэффективную «реальную» экономику (взять хотя бы жителей африканских стран). На принципах аутсорсинга множество сервисов может переместиться в параллельную экономику из реальной или создать им альтернативы в ней. Это секретарские услуги, маркетинг, мерчандайзинг, розничная торговля, медицинские услуги и т. д.
На следующем этапе необходимо создать условия для того, чтобы параллельные экономики на равных конкурировали между собой и с ныне действующей экономической системой, а виртуальные валюты были официально признаны и перешли под регулирование, например, Мирового банка. В конце концов, это приведет к созданию новой глобальной экономической структуры.
Если мы хотим ускорить разрешение кризиса, мы должны повысить «вязкость-связность» среды, в которой он развивается, - среды, в которой происходят вызванные им колебания деловой активности, цен, ликвидности, занятости и других экономических параметров. Чем выше связность рыночной среды, тем быстрее кризисные явления в экономике будут заторможены внутренним сопротивлением самой среды и, в конечном итоге, прекратятся. Другими словами, если участники рынка будут сокращать количество связей между собой - уменьшать количество реализуемых проектов, прекращать торговые операции, не несущие большой прибыли, сокращать персонал, сокращать количество поставщиков, - то кризисные явления будут расширяться, и амплитуда их может вырасти. Если же каждый участники рынка, напротив, за счет собственной активности будут увеличивать количество связей и контрагентов, сохраняя больше персонала, перепрофилируя  даже  не  слишком  выгодные  производства,  принимая участие в масштабных антикризисных проектах, - то разрешение кризиса и выход из него ускорятся на благо всем.
Как известно, все стратегии корпоративных изменений (см., скажем, работы гг. Michael Beer, Nitin Nohria) сводятся к двум основным вариантам, коррелирующих с вышеописанными стратегиями. Первый вариант - назовем его эгоистической стратегией - направлен на рост капитализации бизнеса и повышение его эффективности за счет тотальной оптимизации и сокращения расходов и рыночных связей. Второй - на укрепление корпоративной структуры, расширение ресурсной базы хозяйствующего субъекта и расширение долгосрочных перспектив. Назовем его альтруистической стратегией. Оба способа на деле, конечно, постоянно применяются вместе, несмотря на противоречия. Но в нынешних условиях особенно важно расставить приоритеты. В момент кризиса в отношении приспосабливающихся к кризису компаний и экономик, в которых они работают, действует так называемый «парадокс Симпсона». В экологии давно известно, что если в популяции есть «альтруисты» и «эгоисты», может возникнуть ситуация, которая интуитивно кажется невозможной: в каждой отдельной популяции процент «альтруистов» неуклонно снижается (альтруисты всегда проигрывают в конкуренции своим эгоистичным сородичам), однако если мы рассмотрим все популяции в целом, то окажется, что в глобальном масштабе процент альтруистов растет. Принцип действия «парадокса Симпсона» показан на рисунке.

Гипотетический пример действия «парадокса Симпсона». В исходной популяции было 50% альтруистов и 50% эгоистов (кружок слева вверху). Эта популяция подразделилась на три субпопуляции с разным соотношением альтруистов и эгоистов (три маленьких кружка справа вверху). В ходе роста каждой из трех субпопуляций альтруисты оказались в проигрыше — их процент снизился во всех трех случаях. Однако те субпопуляции, в которых изначально было больше альтруистов, выросли сильнее благодаря тому, что они имели в своем распоряжении больше «общественно-полезного продукта», производимого альтруистами (три кружка справа внизу). В результате, если сложить вместе три выросших субпопуляции, мы увидим, что «глобальный» процент альтруистов вырос (большой кружок слева внизу). p — доля альтруистов, w — численность популяции. Рис. из John S. Chuang, Olivier Rivoire, Stanislas Leibler. Simpson's Paradox in a Synthetic Microbial System // Science. 2009. V. 323. P. 272-275.

Статистически никакой принципиальной разницы между экономическим пространством и пространством экосистем нет. Поверить эти теоретические построения на практике довольно просто. Взять хотя бы тот признанный факт, что патерналистические экономики вроде социализма в условиях кризиса легче сохраняют объем производства и количество экономических субъектов (при социализме, например, вообще отсутствовали банкротства - субъекты экономики были локально бессмертны). Именно из-за наличия устойчивых (зачастую принудительных) социальных связей в традиционных экономиках патриархального типа уменьшить объем производства могут только стихийные бедствия, война и геноцид - физическое уничтожение производителей и средств производства (правда, и рост вызвать там архитрудно).
Таким образом, экономика, где большинство предприятий и бизнесов, адаптируясь к условиям кризиса, сохраняют свои долгосрочные перспективы, или трансформируются по альтруистическому сценарию (см. выше), несмотря на убытки в краткосрочной перспективе, восстановится скорее и полнее, нежели та, где большинство рыночных агентов жестко санирует свой бизнес.
Усилия по повышению количества укладов экономической среды и популяции экономических «групповых личностей» также повышают количество связей в глобальной экономике и тем самым тормозят или предотвращают рыночные колебания.
Отсюда вытекают выводы, во-первых, об ошибочности чисто экономического подхода к судьбе сложно организованных и многосвязных предприятий в момент кризисов и резких колебаний рынков (наглядный пример - последствия банкротства Lehman Brothers), во-вторых, о необходимости срочных методических и нормативных мер, стимулирующих реформирование субъектов рынка по «альтруистической» модели в момент кризиса.

Кончено, кроме глобальных программ возвращения рынкам многоукладности и повышения их связности, существует множество более конкретных путей, способных сдвинуть рыночные силы в сторону роста и ускорить разрешение кризиса, и можно попробовать построить несколько рабочих гипотез на этот счет:
1. Всем ясно, что сейчас для большинства граждан и рыночных агентов экономическая ситуация субъективно ухудшается, что диктует им кризисное поведение, которое, в свою очередь, усугубляет кризис, формируя порочный круг. Социум, уверовавший в депрессию или стагнацию, ее автоматически и воспроизводит. Поэтому переключение внимания субъектов экономики с кризиса на другие ценности и цели не менее важно, чем экономические стимулы. Оно позволит сгладить и расфокусировать проявления кризисного поведения. Есть явные аналогии между поведением толпы фанатов после проигранного футбольного матча и поведением государств в ходе преодоления кризиса. В этом смысле экспансионистская политика Гитлера в момент Великой депрессии все равно, что сжигание толпой припаркованных у стадиона машин. Напомним, что выход из депрессии американской экономики происходил во время подготовки к глобальному мировому конфликту, а «рейганомика» и реформы Тэтчер дополнялись борьбой с «Империей зла» в лице СССР, которая помогла США и Великобритании выбраться из стагнации 70-х, перефокусировав внимание общества на внеэкономические проблемы. Причем, скорее всего, людей может взволновать не только и не столько их непосредственное материальное благосостояние, сколько радикальное изменение качества жизни, способа коммуникаций и мышления. После экономического кризиса маятник внимания публики может качнуться от материальных стимулов - дорогих автомашин, домов и яхт - к глубинным интересам личности и ее самореализации. Для этих целей необходима долгосрочная и публичная программа по радикальному переустройству жизни и приданию ей новых ориентиров, хорошо освещаемая в средствах массовой информации и способная захватить воображение людей своим масштабом. Например, международные проекты по созданию звездного двигателя (не для бытового полета на Марс, а для настоящих межзвездных перелетов), медико-биологический проект по радикальному удлинению человеческой жизни и созданию запасных библиотек органов, проект по созданию искусственного интеллекта.
2. Необходимо систематически создавать социальные группы, ориентированные на рост и позитивные ожидания. Например -стимулируя массовую иммиграцию из развивающихся стран в развитые. Потребуется порядка 60 миллионов семей или 140-180 миллионов человек в течение 5-7 лет. При переезде в новую страну для самих иммигрантов прогноз будущего улучшается, и они начинают строить свое поведение исходя из позитивных ожиданий, а это сдвинет общественный маятник в строну роста. К тому же, они не закредитованы, а их труд в развитой стране эффективнее и создает большую стоимость, чем на их родине. Государство может непосредственно или через банки выделить им связанные потребительские кредиты на возведение жилья, обустройство и обучение. При существенных масштабах эмиграции это создаст ощутимую замену исчезнувшим, «списанным» активам, и замена эта будет обеспечена трудом и жизнями новых реальных участников рынка. Если общий объем кредитования всех видов составит, скажем, 200 тыс. долл. на семью, то дополнительный спрос, предъявленный на рынки (в первую очередь рынок недвижимости - наиболее пострадавший от кризиса и имеющий максимальную мультипликацию), составит 12 трлн. долл. Из-за эффекта мультиплицирования (в первую очередь, в строительстве) реальный спрос может быть в разы больше. И его итоговая оценка будет вполне соизмерима с мировым ВВП за год и приблизится к тем 50 трлн. долл., которые, по данным Азиатского банка развития, потеряла мировая экономика в результате кризиса. Само по себе массовое переселение и сопутствующий культурный шок сравнимы по последствиям с войной, но все, же не так разрушительны. Более того, с нелегальных переселенцев контрабандисты берут значительные суммы за их перевозку. Принимающее государство может получать эти деньги вполне легально, например, обязывая всех иммигрантов выкупать долгосрочные государственные бумаги на фиксированную сумму. Проблема, правда, в том, что этот путь будет негативно воспринят коренным населением из-за ксенофобии и страха социальной конкуренции. К тому же в начале процесса неизбежно падение уровня жизни. Поэтому он не может применяться самостоятельно, несмотря на высокий ожидаемый эффект, а только как дополнение к другим сценариям. К слову, ряд высокоразвитых стран де-факто давно проводят именно такую политику. Так, по данным ООН, в 2050 году в Великобритании будут проживать 72,4 миллиона человек, что выведет страну на первое место в Европе. Основной прирост населения произойдет за счет иммигрантов, количество которых в среднем составит 174 тысячи человек в год. Исследователи отмечают также, что к 2050 году Великобритания будет занимать третье место в мире по привлекательности для иммигрантов. Больше всего иностранцев будут принимать США - 1,1 миллиона человек в год, Канада с ее 214 тысячами иммигрантов в год займет второе место. И вопрос, по сути, только в регулировании и расширении этого процесса, учитывая масштаб кризиса.
3. Для смягчения кризиса ликвидности необходим перевод рефинансирования с банков на предприятия. Полностью решить проблемы с их финансированием будет невозможно из-за масштаба понесенных и будущих потерь. Однако предотвратить или смягчить следующую волну кризиса, которая будет инициирована просроченными долгами промышленности, вполне реально.
Государство может выкупить у банков кредиты предприятий за наличность, а долги предприятий перед бюджетом оформить в виде налоговых ссуд этим предприятиям. После преодоления кризиса эти долги могут быть конвертированы в доли акций субсидируемых предприятий. А при наступлении благоприятной конъюнктуры, проданы на рынках в ходе публичной приватизации. Дополнительно возможно государственное страхование кредитов по аналогичной схеме. Разумеется, для участия в такой программе и банк, и заемщик должны соответствовать ряду необходимых экономических условий, гарантирующих устойчивость их бизнеса и его перспективы. Такими критериями могут быть, по крайней мере, хорошая отчетность и эффективность основного бизнеса до наступления кризиса. При реализации этого сценария не возникает больших издержек, поскольку не нужно создавать новой инфраструктуры для контроля за долгами. Ее функции могут взять на себя национальные фискальные органы. Такие же механизмы можно внедрять и на региональном уровне - через эмиссии региональных облигаций, учитываемых центральным банком. С их помощью регион будет выкупать у банков долги предприятий, погашая выданные ими кредиты и возвращая им ликвидность. В дальшейшем выплаты предприятий можно синхронизировать с погашением облигационного займа.
4. Необходимо законодательное и предсказуемое для субъектов рынка регулирование национальной финансовой системы на основании консолидированных данных об этой системе в целом. Отказ от нынешней волюнтаристической политики центральных банков.
Серьезное ограничение инициативы и фантазии финансовой системы, предлагаемое рядом экономистов сегодня, конечно, контрпродуктивно. Это то же самое, что отрезать лисе нос - тогда не видать ей курятника. Финансовая система служит всей экономике своего рода анализатором ориентиров, и излишне мелочное ее регулирование сделает неэффективной всю экономику в целом. Но ей необходимо регулирование целостное. По крайней мере, нужно следить за тем, чтобы валовая доходность финансовой системы соответствовала ее источникам. И в случае несоответствия или дисбаланса - изменять ставки резервирования, и иные параметры регулирования, по заранее опубликованному нормативу. Сейчас источниками дохода для финансовой системы являются дивиденды и прирост рынка акций и других ценных бумаг, страховые премии и хеджи, разнообразные комиссии. По идее эти доходы должны соответствовать доходам финансового сектора за вычетом его издержек на длительном промежутке времени. Однако в период между 2003 и 2007 гг. в системе возник «перекос». Стоимость финансовых активов росла гораздо быстрее, чем ВВП, не говоря уже о выше перечисленных источниках доходов финансового сектора. В результате за 4 года соотношение финансовых активов к мировому ВВП выросло на 45% и на конец 2007-го года достигло 490% (данные Азиатского банка развития). В странах с переходной экономикой это соотношение несколько ниже, но все, же очень значительно. Так в Азии, финансовые активы выросли с 250% ВВП в 2003-м году до 370% в 2007-м. В Латинской Америке - со 135% до 176%. Стоит напомнить, что при расчетах к финансовым активам не относили сложный набор деривативов, подобных дефолтным свопам, рынок которых точно никем не оценен, но по некоторым данным, оценивается в сотни триллионов долл. Если бы регулирование ужесточало нормы резервирования для банков и финансовых компаний пропорционально их доходной базе, то такого дисбаланса можно было бы избежать.
5. Существенное влияние на национальные рынки имеет даже минимальное расширение возможностей финансирования экспорта и международной торговли вообще. Поэтому необходимо расширение экспортного кредитования национальной промышленности и свопы в национальных валютах со всеми крупными торговыми партнерами для финансирования экспорта товаров с большой внутристрановой маржей. Подобную политику уже проводит Центробанк Китая: он договорился, например, с Белоруссией о валютном свопе (currency swap) на 20 миллиардов юаней (около 2,9 миллиарда долларов), аналогичные соглашения на 180 миллиардов юаней были заключены с Южной Кореей. Кроме того, Китай разрешил использование своей валюты при заключении контрактов с Гонконгом, а позднее - с 10 странами, входящими в АСЕАН (Ассоциацию стран Юго-Восточной Азии).
6. Максимальные усилия от участников рынка для снижения барьера для предпринимательского старта для всех участников без большого риска. Вовлечение по максиму в хозяйственный оборот всего неэффективно используемого имущества. Сдача в аренду бизнесу любого неиспользуемого государственного или частного имущества и изменение нормативной базы для этого.
7. Сокращение ответственности государства перед населением. Массовая и ускоренная приватизация здравоохранения, коммунальной сферы, программ социального обеспечения при сохранении полного контроля государства за реализацией этих программ для борьбы с бюджетным кризисом и повышения эффективности ведения этих программ.