Императивы современного экономического развития: мировые тренды и российские реалии

В XXI в. в мировой экономике происходят фундаментальные изменения, связанные с перераспределением в глобальных масштабах экономического влияния: с одной стороны, ведущие экономические центры утрачивают свои позиции, а с другой — повышается геополитическая роль отдельных стран так называемой «периферии». По мнению ряда исследователей, речь идет о процессах, означающих смену эпох, о необходимости формирования контуров новой посткризисной системы и новой модели роста в изменившихся условиях, получивших специальное название — New normal («новая нормальность»), что говорит о невозможности возврата к прежним докризисным условиям развития мировой и национальной экономики (May, 2011. С. 7).

Посткризисное оживление мировой экономики: изменение роли развивающихся стран

Мировая экономика стабилизируется после кризиса 2008-2009 гг. и его последствий. Правда, из-за несовершенства измерения показателей экономического роста трудно оценить всю глубину кризисных явлений. Так, по данным МВФ (табл. 1), наибольшее падение мирового валового продукта (-5,5%) произошло по показателю ВВП в текущих ценах, а в постоянных ценах он снизился лишь на 0,6%. Мировой ВВП по паритету покупательной

Таблица 1

Динамика ВВП в национальной валюте, в постоянных ценах (в % к предыдущему году)

Источник: IMF. World Economic Outlook Database, April 2013.

Существенное падение ВВП наблюдалось в первую очередь в развитых странах (-3...-5% в странах G7), а в группе восьми крупнейших развивающихся стран ВВП снизился лишь в половине — наибольшее падение в Мексике (-6%) и России (-7,8), а в других странах отмечался значительный прирост: в Китае — 9,2%, Индии — 5, Индонезии — 4,6%. Начиная с 2010 г. во всех странах этой группы прирост ВВП существенно превышал среднемировой, что обусловило положительную динамику мирового экономического роста 10,6% в 2011 г. на фоне незначительного прироста ВВП в 2010-2013 гг. в ряде развитых стран G7 и продолжающегося падения в Японии (-0,6% в 2011 г.), Италии (-2,4% в 2012 г.) и отрицательного показателя во Франции (-0,1% по прогнозу на 2013 г.).

Все это свидетельствует о формировании в мировой экономике тенденции к изменению соотношения мирового экономического центра и мировой экономической периферии и обретению отдельными странами последней «нехарактерных для них прежде экономической мощи и геополитического значения» (Фитуни, Абрамова, 2012). Центрами экономического роста становятся крупнейшие развивающиеся страны (табл. 2).

Рост ВВП в развитых и развивающихся странах в 2001-2012 гг. (раз)

Источник: см. табл. 1; расчеты авторов.

Если в ЕС и США кризис проявлялся достаточно остро, выражаясь, в частности, в росте государственного долга, то в странах ШОС и группы БРИК(С) — Китай, Индия, Бразилия — последствия кризиса гораздо менее ощутимы. Так, в 2007-2012 гг. валовой государственный долг Германии вырос с 65 до 82% ВВП, Франции — с 64 до 90, США — с 66 до 107% (рассчитано по данным МВФ). В 2010 г. доля развивающихся стран в структуре мирового ВВП (по ППС) составила 45%, в структуре мирового экспорта — 40, импорта — 38, в структуре мирового экспорта промышленной продукции — 70 (в 1960 г. — 12), в структуре мирового притока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) — 45 (в 2007 г. — 26,8), в структуре их оттока — 21 (2009 г.) (в 1985 г. — 6), в структуре внешних активов транснациональных компаний — 9% ( 1995 г. — 1,1%) (Фитуни, Абрамова, 2012).

Развивающиеся страны находятся на повышательной волне экономического цикла. При этом крупнейшие из них имеют ряд преимуществ, способствующих поддержанию экономического роста в будущем:

• высокая обеспеченность ресурсами и соответственно большой потенциал экономического развития. Так, если ЕС и НАФТА располагают 7,1 и 6,5% мировых «человеческих ресурсов», то ШОС и БРИК(С) — 21,0 и 41,8%; если на ЕС и НАФТА приходится 2,3 и 4,9% мировых запасов газа, то на ШОС и БРИК(С) — 26,9 и 25,8; если доли ЕС и НАФТА в мировых запасах железной руды составляют 2,8 и 6%, то ШОС и БРИК(С) — 27,8 и 52,9% соответственно¹;
• крупнейшие развивающиеся страны, производя свой ВВП и получая ВНД, значительную его часть направляют на накопление. Такую стратегию экономического развития называют азиатским системным циклом накопления (Айвазов, 2012).

Общие интересы стран ШОС и БРИК(С) институционализируются в условиях, когда эффективность механизмов глобального регулирования, созданных в рамках Бреттон-Вудской системы (МВФ и Всемирный банк), снизилась. Мировой финансовый и экономический кризис показал, что необходима новая архитектура глобального мирохозяйственного регулирования, включающая и развивающиеся страны (например, в форме G20).

Еще одна важная особенность последних десятилетий — усиление роли финансового сектора мировой экономики и его доминирование над реальным. Недавний кризис стал своего рода рубежом в развитии глобального экономического управления и выявил неэффективность модели управления мировой экономикой на основе под чинения реального сектора спекулятивно-финансовому (Елецкий, 2013. С. 38).

Становление постиндустриального мира

Мировое хозяйство становится все менее индустриальным; на фоне снижения доли сельского хозяйства и промышленности растет удельный вес третичного сектора — сферы услуг. Это изменение характерно как для мира в целом, так и для развитых и развивающихся стран (табл. 3).

Структура ВВП развитых и развивающихся стран (в %)

Источник: расчеты авторов по данным Central Intelligence Office, 2013.

Лидерами по доле третичного сектора в структуре ВВП выступают США (79,7%) и Великобритания (78,5%). Великобритания и Ирландия стали лидерами деиндустриализации. Напротив, в Германии развивается постиндустриальный реальный сектор благодаря внедрению достижений «новой экономики» в традиционные отрасли производства — машиностроение, химическую промышленность, энергетику и др. (Карцев, 2011). Германия вошла в мировой экономический кризис на волне новой индустриализации — особое значение здесь придают разработке и освоению новых, нетрадиционных источников энергии, экологичности промышленности и жизнедеятельности, повышению социальной защищенности граждан.

Процветает немецкий рынок альтернативной энергетики. Так, компания Roth & Rau — «скрытый чемпион» из небольшого саксонского городка (один из ярчайших примеров новой индустриализации Восточной Германии) — абсолютный мировой лидер по производству модульных линий для нарезки кремниевых кристаллов (Карцев, 2011). Не случайно термин «скрытые чемпионы» появился именно в Германии, хотя, по мнению его автора (Саймон, 2005), таковые присутствуют во многих странах: это небольшие компании, создающие уникальные рынки со своими правилами игры, что нередко обеспечивает им практически 100-процентное господство на них.

Среди развивающихся стран наибольшие показатели доли сферы услуг в Бразилии (68,5%) и Индии (65%). В России на третичный сектор приходится 58,4%, поэтому ей ближе германская модель развития (доли промышленности в этих странах 37,5 и 30,5% соответственно). Еще выше удельный вес промышленного сектора в Китае: он обеспечивает 45,3% ВВП — больше, чем сфера услуг (44,6%). Вот почему за ним закрепилась роль «промышленной мастерской» мира.

Изменение структуры ВВП повлияло на рынки труда и образования. Изменился характер труда: выросла роль интеллектуальной составляющей. Появились новые формы занятости: работа неполный день или неделю, применение аутсорсинга (использование внештатных и дистанционных специалистов), виртуальные формы занятости и др. Это позволяет больше времени уделять самообразованию, повышению квалификации (все чаще говорят о пожизненном обучении), занятиям спортом, туризму и отдыху, что, в свою очередь, также стимулирует развитие соответствующих отраслей сектора услуг и повышение занятости в них.

Постиндустриальная экономика должна быть более «реальной», то есть развитие услуг или сферы деятельности «новой экономики» следует ориентировать на традиционную, или реальную, экономику. Инновации необходимо поставить на службу производству или они должны работать на благо человека, то есть быть социальными. Приоритеты пост-индустриальнс г экономики должно задавать государство при помощи соответствующих видов политики: научно-технической, промышленной, экологической, социальной и др.

Новая индустриализация

В развитии новой индустриальной экономики важным фактором становятся нематериальные интеллектуальные активы, которые могут быть преобразованы в инновации и способствовать модернизации национальной экономики. В начале XXI в. развитые страны Запада концентрировали более 90% мирового научного потенциала и контролировали 80% глобального рынка высоких технологий, объем которого оценивался в 2,5-3 трлн долл., что превышало стоимостную оценку рынка сырьевых и энергетических ресурсов. Наиболее динамично при торговле технологиями развивается обмен патентами, лицензиями, ноу-хау и промышленными образцами, который вырос, по разным оценкам, с 50 млрд долл. в начале 1990-х годов до 500-700 млрд долл. в начале 2000-х (Харламова, Филимонова, 2007. С. 59).

Среди крупнейших быстрорастущих экономик в данный тренд успешно встраивается Китай. Еще в 2006 г. Госсовет КНР объявил инновационный курс новой национальной стратегией, страна постепенно осуществляет переход от «мастерской мира» к «лаборатории мира», то есть к экономике инноваций.

Китайские вузы уже в 2009 г. выпускали в четыре раза больше инженеров, чем американские. В 2004 г. Китай, опередив США, впервые стал крупнейшим в мире экспортером продукции информационно-коммуникационных технологий (180 млрд долл.) (Андреева и др., 2010. С. 52). В целом за 2001-2011 гг. он демонстрировал несопоставимо более высокий по сравнению с другими, в том числе развитыми, странами прирост показателей научно-технологического развития: валовые внутренние затраты выросли в 5,19 раза (в мире — в 1,61, в РФ — в 1,74 )аза); численность исследователей увеличилась на 74,2% (по ОЭСР — на 22,3, в России — снижение на 12,3%); экспорт высокотехнологичной продукции вырос в 6 раз (в мире — около 63%, в РФ — почти в 3 раза) (Фролов, Ганичев, 2014. С. 7).

Успешным примером в области новой индустриализации может служить Казахстан, где с 2010 г. реализуется государственная программа форсированного индустриально-инновационного развития. Уже достигнуты первые результаты: в 2011 г. самый высокий прирост (18,6%) отмечен в обрабатывающей промышленности, причем впервые темпы ее роста опережали темпы роста горнодобывающей промышленности; значительно вырос несырьевой экспорт; в 2010—2012 гг. построено свыше 400 новых производств, реализовано 136 проектов (Аубакирова, 2013. С. 59-60).

В России также понимают необходимость координации мер научно-технологической, инновационной и промышленной политики. Как отмечает А. С. Фролов (2013. С. 134), общемировые тенденции к повышению роли технологического фактора в современной экономике и усилению государственного влияния на научно-технологическое развитие способствуют распространению инновационной политики в широком смысле на три указанные сферы государственной политики.

Выбор в пользу научно-технологического развития неизбежен и в российских регионах. Так, в перспективе до 2050 г. возможны два сценария развития Дальнего Востока: первый — консервация структурно-технологических параметров, сложившихся к настоящему времени; второй — модернизация экономической структуры на основе технологических инноваций и реализация концепции новой индустриализации, предполагающей синтез технологических и экономических программ в производственных и функциональных секторах, а также наиболее благоприятные возможности с точки зрения внутренней институциональной трансформации и результатов встраивания во внешние интеграционные форматы (Власюк, Минакир, 2013. С. 5).

Но, несмотря на все усилия, Россия еще не перешла на путь инновационного развития. Многие принятые планы в данной области не реализованы. Сравнительно высокая патентная активность в российской промышленности (170 отечественных заявок в начале XXI в. на 1 млн жителей) ставит Россию в один ряд с наиболее развитыми странами, но пока не приводит к глубоким технологическим сдвигам. В промышленности РФ в начале XXI в. внедрялось только 2% инноваций. На интеллектуальные продукты в российском экспорте приходится лишь около 3% его общего стоимостного объема (для сравнения: в Бразилии — более 5, в Китае — 25%). РФ успешно конкурирует на рынках ядерных технологий, космической техники и услуг, некоторых видов электронной промышленности (Харламова, Филимонова, 2007. С. 59-60). Однако в целом российский экспорт сохраняет сырьевую направленность. Сравнение России и Германии по показателю мирового инновационного индекса и его отдельным составляющим приведено в таблице 4.

Таблица 4

Мировой инновационный индекс 2013 г.: сравнение России и Германии по выборочным показателям, отражающим развитие инноваций

Источник: Dutta, Lanvin, 2013. P. 177, 236.

В Стратегии развития высоких технологий в Германии (одного из лидеров в сфере инноваций) говорится о сочетании следующих факторов:

• выделение приоритетных научных отраслей, развитие которых «способствует созданию новых рабочих мест и ведет к процветанию государства» — это 17 направлений, в том числе нано-, био-, микро- и оптические технологии;
• усиление взаимодействия ученых и предпринимателей, развитие системы грантов;
• ускорение внедрения разработок — развитие новых инструментов финансирования в наиболее небюрократической форме, а в дальнейшем — проведение реформ в налоговой системе. Дополнительная цель — совершенствование финансирования новых венчурных проектов с использованием банковских кредитов или капитала инвесторов;
• улучшение условий финансирования инновационных компаний малого и среднего бизнеса.

Перспективные исследования в Германии планируется организовать в рамках так называемых «Проектов будущего», преследующих конкретные цели технологического развития на ближайшие 10-15 лет. Ключевую роль в формировании политики ФРГ в области науки и образования играют Пакт о высшей школе, Инициатива по кластерам, а также Пакт об исследованиях и инновациях².

Все разговоры о создании условий для финансирования инновационных компаний малого и среднего бизнеса пока не переходят в практическую плоскость. Начиная с 2006 г. в стране пытаются создать благоприятные налоговые условия для стимулирования научно-исследовательской и инновационной деятельности, однако приходится констатировать неэффективность льготных налоговых инструментов.

В силу стратегической значимости научно-технологической политики в современных условиях важно изучать опыт ведущих стран. Однако целесообразно не переносить или имплантировать зарубежные механизмы и инструменты, а адаптировать и интерпретировать их с учетом специфики российской экономики и науки. Успех модернизации в государствах Юго-Восточной Азии основан на сочетании национальной идентичности и инновационности (Осокина, Макарейкина, 2012. С. 52).

Промышленная политика для России: частно-государственное или государственно-частное партнерство?

Институт партнерства государства и бинеса позволяет осуществлять промышленные и инфраструктурные проекты, которые в силу своей масштабности или социальной значимости не могут быть профинансированы одной из сторон. Такая модель незаменима в кризисные периоды, когда идет секвестирование бюджетов, но государства по-прежнему вынуждены выполнять социальные обязательства перед гражданами³.

Учитывая зарубежный опыт экономического партнерства государства и бизнеса, можно констатировать, что оно дает возможность как провести необходимую в определенные периоды развития страны внутреннюю мобилизацию, так и реализовать прорывные проекты. Приведем ряд примеров.

Формирование государственно-частного партнерства в лице инвестиционно-кредитного банка KfW в Германии, когда после Второй мировой войны для восстановления экономики страны и достижения поставленных приоритетов социального рыночного хозяйства требовались значительные ресурсы, позволило немецкому государству выступить гарантом и предоставить часть финансовых средств. Другая часть была получена за счет объединения финансовых ресурсов крупнейших банков и финансовых организаций для финансирования проектов, значимых для немецкой экономики, в том числе предоставления экспортных кредитов как германским производителям, так и зарубежным покупателям немецкой продукции, что, в свою очередь, обеспечило Германии позиции ведущего мирового экспортера.

Показателен опыт Китая по созданию зон высоких технологий, зон экономического и технологического развития, имеющих особые налоговые, таможенные и визовые режимы, совместных научных и исследовательских центров с целью привлечения иностранных инвестиций и высоких технологий. Например, Тяньцзиньская зона развития, состоящая из зоны промышленного производства, зоны новых технологий, международного аэропорта и морского порта, обеспечивает почти ¹/₂ городского бюджета Тяньцзиня (Андреева и др., 2010. С. 30-35).

Расширяются возможности финансирования крупных и значимых для экономики страны международных проектов или проектов, реализуемых при международном финансировании. В качестве примера можно привести проекты по развитию транспортной и энергетической инфраструктуры, осуществляемые организацией Центральноазиатского регионального экономического сотрудничества (Азиатский банк развития, 2013. С. 63).

Если государство играет ведущую роль в партнерстве с бизнесом, то оно определяет взаимосвязь разных видов государственной политики: международной, внешнеэкономической, в том числе экспортной, промышленной, инновационной, экологической, социальной, бюджетной, финансовой и др. Рассмотрение всех этих видов политики в комплексе и с учетом основных социально-экономических приоритетов, целей, задач и механизмов развития можно, по сути, считать аналогом системы планирования в СССР. Специализированная структура наподобие Госплана может осуществлять индикативное планирование, мониторинг и оценку результатов выполнения планов. В академическом сообществе давно обсуждается и вопрос о создании единого ведомства — Министерства государственных налогов, которое отвечало бы за сбор всех налогов и пошлин в стране и контролировало предоставление и оценку эффективности налоговых льгот (Петраков, Цветков, 2013. С. 14).

В ноябре 2012 г. Государственная дума РФ приняла в первом чтении проект закона «О государственном стратегическом планировании», предполагающего консолидацию разнокачественных ресурсов и усилий всех субъектов экономики, согласование действий по достижению целей развития между федеральными и региональными уровнями власти, бизнесом и обществом. Также в первом чтении 26 апреля 2013 г. принят проект закона о государственно-частном партнерстве (ГЧП). Создание условий для эффективного функционирования ГЧП выделено в качестве ведущего направления и в Санкт-Петербургской декларации лидеров «Группы двадцати»⁴.

В большинстве развитых стран на данный момент задействованы почти все меры по стимулированию экономики (близкие к нулевым реальные процентные ставки, высокие бюджетные дефициты, критическая долговая нагрузка). В России ситуация принципиально иная: низкая — по любым критериям — государственная задолженность, отсутствие у домашних хозяйств чрезмерных долгов, наличие преимуществ экспортера сырья в условиях высоких цен на него (Панфилов, 2012. С. 18). Следовательно, в нашей стране есть возможность проводить активную государственную политику, направленную на стимулирование социально-экономического развития.

¹ Рассчитано по: http://dolgikh.com/index/0-39; Металлургический бюллетень, май 2012. www.metalbulletin.ru/publications/3860/; IMF. World Economic Outlook Database, April 2013. www.imf.org/external/pubs/ft/weo/20l3/01/weodata/index.aspx.

² http://r40.ved.gov.ru/news/8890.ht.ml.

³ Культура партнерства. Отраслевые игроки ждут принятия федерального закона о ГЧП / Российская газета. 2014. 14 января.

⁴ www.krcmlin.ru /шесііа/'events/files/4Ic148a73994e28b71688.pdf.

Список литературы

Азиатский банк развития (2013). Программа Центральноазиатского регионального экономического сотрудничества. Обзор эффективности развития за 2012 г.: Реализация ЦАРЭС-2020 — видение и действия. Манила. [Asian Bank of Development (2013). Central Asia Regional Economic Cooperation Program. Development Effectiveness Review 2012: Implementing CAREC 2020— Vision and Action. Manila.]

Айвазов A. (2012). Итоги Делийского саммита стран БРИКС , / Международная экономика. N° 6. С. 70 — 75. [Ayvazov А. (2012). Results of the Summit of Countries of BRICS in Dheli // Mezhdunarodnaya Ekonomika. No 6. P. 70—75.]

Андреева E. Л. и др. (2010). Сравнительный анализ государственного управления переходными социально-экономическими системами: Россия — Китай. Материалы научного семинара. Вып. 7. М.: Научный эксперт. [Andreeva Е. L. et al. (2010). Comparative Analysis of State Governing for Transitional Socio-economic Systems: Russia — China. Proceedings of a scientific seminar. Iss. 7. Moscow: Nauchnyi Expert.]

Аубакирова Г. (2013). О программе новой индустриализации Республики Казахстан // Экономист. N° 10. С. 59 — 69. [Aubakirova G. (2013). About the Programme of New Industrialization of the Republic of Kazahstan // Ekonomist. No 10. P. 59 — 69.]

Власюк Л. И., Минакир П. А. (2013). Долгосрочный региональный прогноз: синтез технологического и экономического подходов // Проблемы прогнозирования. N° 2. С. 3-14. [Vlasyuk L. I., Minakir P. А. (2013). Long-term Regional Forecast: Synthesis of Technological and Economic Approaches // Problemy Prognozirovaniya. No 2. P. 3 — 14.]

Елецкий H. (2013). Генезис глобального экономического управления как функция глобализации отношений собственности // Проблемы теории и практики управления. N° 11. С. 32—40. [Eletskiy N. (2013). Genesis of Global Economic Governing as a Function of Globalization of Relations of Ownership // Problemy Teorii і Praktiki Upravleniya. No 11. P. 32—40.]

Карцев Д. (2011). Вторая промышленная революция // Русский репортер. N° 42. С. 42-48. [Kartsev D. (2011). The Second Industrial Revolution // Russkii Reporter. No 42. P. 42-48.]

May B. (2011). Экономическая политика 2010 года: в поисках инноваций // Вопросы экономики. N° 2. С. 4—22. [Mau V. (2011). Economic Policy in 2010: In the Search of Innovations // Voprosy Ekonomiki. No 2. P. 4—22.]

Осокина H. В., Макарейкина M. P. (2012). Глобальный кризис и перспективы модернизации в России: миросистемный подход // Экономическая наука современной России. N° 3. С. 46—59. [Osokina N. V., Makareykina М. R. (2012). Global Crisis and Prospects of Modernization in Russia: World-system Approach // Ekonomicheskaya Nauka Sovremennoi Rossii. No 3. P. 46—59.]

Панфилов В. С. (2012). Трансформация воспроизводственного механизма мировой экономики // Проблемы прогнозирования. N° 4. С. 3—20. [Panfilov V. S. (2012). Transformation of Reproduction Mechanism of World Economy // Problemy Prognozirovaniya. No 4. P. 3—20.]

Петраков H. Цветков В. (2013). К вопросу о реорганизации науки и наукоемкого сектора // Экономист. N° 10. С. 3-15. [Petrakov N., Tsvetkov V. (2013). On Reorganization of Science and Science-intensive Sector // Ekonomist. No 10. P. 3-15.]

Саймон Г. (2005). Скрытые чемпионы. М.: Дело. [Simon Н. (2005). Hidden Champions. Moscow: Delo.]

Фитуни Л. Л., Абрамова И. О. (2012). Закономерности формирования и смены моделей мирового экономического развития // Мировая экономика и международные отношения. № 7. С. 3 — 15. [Fituni L. L., Abramova І. О. (2012). Reguliarities of Forming and Change of Models of World Economic Development // World Economy and International Relations. No 7. P. 3 — 15.]

Фролов A. C. (2013). Проблемы координации мер научно-технологической, инновационной и промышленной политики в России // Журнал Новой экономической ассоциации. № 4. С. 133 — 147. [Frolov A. S. (2013). Problems of Coordination of Measures of Scientific-technological, Innovation and Industrial Policy in Russia // Zhurnal Novoi Ekonomocheskoi Assotsiatsii. No 4. P. 133 — 147.]

Фролов И. Э., Ганичев Н. А. (2014). Научно-технологический потенциал России на современном этапе: проблемы реализации и перспективы развития // Проблемы прогнозирования. № 1. С. 3—20. [Frolov I. Е., Ganichev N. А. (2014). Scientific and Technological Potential of Russia in the Current Period: Problems of Realizing and Prospects of Development // Problemy Prognozirovaniya. No 1. P. 3—20.]

Харламова В. H., Филимонова Н. А. (2007). Россия на мировом рынке объектов интеллектуальной собственности // Пространство и время в мировой политике и международных отношениях: материалы 4 Конвента РАМИ: в 10-ти т. / Под ред. А. Ю. Мельвиля; Рос. ассоциация междунар. исследований. М.: МГИМО-Университет. Т. 5. С. 56—71. [Kharlamova V. N., Philimonova N. А. (2007). Russia on the World Market of Objects of Intellectual Property // Space and Time in World Policy and International Relations: Proceedings of the 4th Convent of Russian Association of International Research. In 10 vol. / Melvil A. Y. (ed.); Russian Association of International Research. Moscow: MGIMO-University. Vol. 5. P. 56—71.]

Central Intelligence Office (2013). The World Factbook 2013. Dulles: Potomac Books.

Dutta S., Lanvin В. (eds.) (2013). The Global Innovation Index 2013: The Local Dynamics of Innovation / Johnson Cornell University, INSEAD, World International Property Organization.