Санкционные меры внутри Европейского союза

М. В. Клинова
Е. А. Сидорова

В российской научной и аналитической литературе много внимания уделено экономическим санкциям Европейского союза (ЕС) в отношении России (Дудин, Лясников, 2014; Клинова, Сидорова, 2014, 2017; Загашвили, 2015; Klinova, Sidorova, 2019; Тимофеев, 2021 и др.).

Санкции служат важным инструментом Общей внешней политики и политики безопасности (ОВПБ) ЕС. Совет ЕС определяет их как ограничительные меры, направленные на изменение политики или поведения стран, против которых они направлены, для достижения целей ОВПБ¹. В число этих целей входят защита интересов и ценностей ЕС, укрепление и поддержка демократии, верховенства права, прав человека и принципов международного права.

Аналогичные меры применяют и во внутренней политике ЕС в контексте противоречий между странами-участницами и наднациональными структурами. Такие меры прямо не называют санкциями, но, по сути, они направлены на принуждение стран к изменению политики, в том числе с помощью финансовых методов.

Разногласия национальных и наднациональных структур

В 1990-е годы количественное расширение ЕС вступило в противоречие с качественным процессом углубления интеграции, выявило региональные разногласия как в соблюдении ценностных принципов на западе и востоке Европы, так и при учете национальных экономических интересов. Западноевропейские политики предостерегали от поспешного встраивания новых восточноевропейских стран в интеграционное объединение. Опасения, выраженные, в частности, президентами Франции Ф. Миттераном, В. Жискар д’Эстеном и Н. Саркози, в дальнейшем оправдались. Прочность «европейской конструкции» подвергалась испытаниям при каждом расширении, усложняя процесс переговоров и достижения солидарности, порождая зоны неравномерного экономического развития и распределения ресурсов. Переход к рыночной экономике и приватизация, наряду с потребностью в государственном вмешательстве во избежание социальной нестабильности, оставались ключевыми аспектами национальных предпочтений новых членов ЕС.

По мере развития европейской интеграции совершенствовалось законодательство ЕС. Для защиты изначально принятых в нем принципов Европейская комиссия (ЕК) располагает различными инструментами принуждения, в том числе финансовыми. Санкционные меры в отношении государств-членов внутри ЕС можно подразделить на две группы:

• связанные с нарушением страной основных экономических показателей, критериев членства в Экономическом и валютном союзе (ЭВС);
• связанные с несоблюдением страной базовых принципов ЕС (acquis communautaires).

Первая группа мер рассмотрена рядом авторов (Сидорова, 2013; Стрежнева, Прохоренко, 2013; Стрежнева, 2018; Комиссарова, Сергеев, 2019; Сергеев, 2021 и др.). Вторая группа изучается в этой статье, поскольку недостаточно исследована в российских научных публикациях, хотя элементы подобного анализа имеются в некоторых работах (Синицина, Чудакова, 2016; Кувалдин, 2021 и др.).

Для устойчивого функционирования ЭВС предусмотрены санкции за нарушение критериев принятого в 1997 г. Пакта стабильности и роста (ПСР), где установлена процедура координации и надзора за национальной бюджетной политикой стран ЕС. Положения ПСР подтверждены в ст. 126 Договора о функционировании Европейского союза (ДФЕС), конкретизированы в ст. 1 Протокола № 12 (EU, 2012. Р. 279). Выделяют два экономических критерия, которые страны не должны превышать: дефицит госбюджета 3% ВВП и госдолг 60% ВВП. За соблюдением критериев следит ЕК, и в случае превышения референсных значений она действует с учетом того, нарушается показатель «существенно и постоянно» или «исключительно и временно» (EU, 2012. Р. 100-101).

В соответствии со ст. 126 ДФЕС, если после получения рекомендации от Совета ЕС (он обязан обеспечить соблюдение критериев, предлагая государству исправить положение в определенные сроки) страна не примет необходимых мер, Совет ЕС направляет ей предупреждение. Он также может обратиться к Европейскому инвестиционному банку (ЕИБ) с просьбой пересмотреть кредитную политику в отношении этого государства. ЕК может потребовать от нарушителя бюджетной дисциплины внести беспроцентный депозит в размере 0,2 —0,5% ее ВВП до устранения чрезмерного дефицита. О принятых решениях Совет ЕС информирует Европейский парламент (ЕП).

При соблюдении срока коррекции дефицита (в течение двух лет) депозит возвращается; если нарушение сохраняется, он становится невозвратным штрафом, поступающим в Общий бюджет ЕС. Механизм действий на случай, если страна откажется платить штраф, не выработан.

Процедуры коррекции избыточного дефицита были начаты против Португалии (2002 г.) и ФРГ (2003 г.), но до штрафов дело не дошло. После реформы ПСР 2005 г. значительных штрафов за нарушение экономических критериев удалось избежать франко-германскому тандему: изменения смягчили процедуру коррекции.

По мере углубления интеграции в ЕС были установлены более жесткие финансовые и нефинансовые санкции за нарушение условий ПСР в странах еврозоны (законодательство ЕС Sixpack, 2011 г.). Введена реверсивная процедура голосования квалифицированным большинством: если ЕК рекомендует наложить на страну-нарушителя санкции, то их вводят (кроме случаев, когда Совет в течение 10 дней не проголосует квалифицированным большинством за их отмену). К концу 2011 г. 23 из 27 стран ЕС находились под процедурой коррекции избыточного дефицита.

Действующий с 2013 г. Фискальный пакт осложнил правительствам нарушение правил ПСР: страна «под санкциями» не участвует в голосовании; если страна не ратифицирует Фискальный пакт, то она лишается возможности запросить (и получить) финансовую помощь от ЕС из Европейского стабилизационного механизма (European Stability Mechanism, ESM)². Суд EC вправе наложить штраф до 0,1% ВВП на страну, не включившую в свое законодательство «правило сбалансированного бюджета». Если подписавшая договор страна — член еврозоны, то штраф направляется в ESM; если нет, то в Общий бюджет ЕС (Сидорова, 2021). В период коронакризиса действовало временное отступление от бюджетных требований ПСР (ЕС, 2022b. Р. 4).

Как можно видеть, правила введения санкций за нарушение страной основных экономических критериев ЭВС совершенствуются. Процедуры запускаются, но до ужесточения и применения штрафов дело, как правило, не доходит. Санкции первой группы играют скорее роль механизма «устрашения».

Иная ситуация со второй группой санкционных мер — в отношении государств, которые нарушают правила ЕС. Изначально в официальных документах такой механизм отсутствовал. Эта группа мер заключалась в диалоге между органами ЕС и странами в форме: а) уведомлений (требующих ответа от государства, которому они направлены); б) открытия производства по делу о нарушении страной норм ЕС (несколько раз применены в отношении Венгрии и Польши).

В XXI в. санкционные меры в ЕС были институционализированы. Положение о механизме санкций для «защиты верховенства закона» было введено в ст. 7 Договора о Европейском союзе (ДЕС) в 2001 г. (Ниццком). Это позволяет Совету ЕС принимать меры против государства, признанного нарушителем основополагающих европейских ценностей, теоретически можно приостановить его право голоса в Совете (EU, 2012. Р. 19)³.

Такая новация стала ответом на «австрийский кризис» января 2000 г. Председательствовавшая в Совете ЕС Португалия объявила от имени остальных стран ЕС санкции против Австрии из-за вхождения в состав правительства ультраправой Австрийской партии свободы (АПС, FPO) на фоне ксенофобских и евроскеп-тических высказываний ее лидера И. Хайдера. Меры, в основном дипломатические, выразились в отказе от официальных двусторонних контактов с членами австрийского правительства. Санкции были сняты в сентябре 2000 г. по решению Европейского суда по правам человека после того, как новая правительственная коалиция обязалась привести свои действия в соответствие с принципами европейских договоров.

По мере расширения ЕС возникла необходимость ужесточить контроль за выполнением его правил, что выразилось в выработке новой процедуры, которая получила название «механизм обусловленности» (conditionality mechanism). Данный механизм впервые предусматривал применение финансовых рычагов в отношении стран — нарушителей норм ЕС.

«Механизм обусловленности» как способ разрешения противоречий

На протяжении ряда лет росли противоречия между наднациональными структурами ЕС и новыми членами, прежде всего Венгрией и Польшей. Они периодически возникают и в отношениях с другими новыми членами ЕС. Так, в Румынии в 2017 г., вопреки возражениям ЕК, было смягчено антикоррупционное законодательство (Шумицкая, 2019. С. 36). ЕС критикует демократически избранные правоконсервативные правительства Венгрии (с приходом к власти в 2010 г. партии В. Орбана «Венгерский гражданский союз», Fidesz) и Польши (с началом в 2015 г. правления партии Я. Качиньского «Право и справедливость», PiS). По мнению представителей европейских институтов, правительства Венгрии и Польши подрывают принципы верховенства европейского права — независимого правосудия, свободы печати, разделения властей, допуская злоупотребления, которые противоречат ценностям ЕС.

Так, в законе Венгрии о СМИ от декабря 2010 г.⁴ предусмотрены закрытие или штрафы до 730 тыс. евро для теле- и радиостанций, которые наносят ущерб общественным интересам, порядку или нравственности, без четкого определения этих понятий. Функция контроля за содержанием распространяемой информации возложена на орган, состоящий из членов правящей партии Fidesz. Закон как «подрывающий плюрализм в СМИ», нарушающий acquis communautaires, был осужден не только в ЕС, но и в ОБСЕ. Уже в феврале 2011 г. Венгрия внесла поправки в спорные статьи закона, вступившего в силу 1 января 2011 г. (одновременно с началом председательства Венгрии в Совете ЕС).

В декабре 2011 г. ЕК предложила Венгрии отозвать проекты ряда реформ, например реформы Венгерского центрального банка (ВЦБ), поскольку его независимости угрожало слияние с Валютным комитетом, члены которого могут быть уволены законодательным органом. Реформа налогово-бюджетной политики предполагала, вопреки рекомендации МВФ, увеличение сборов в секторах, в основном принадлежащих иностранным инвесторам (розничная торговля, телекоммуникации, энергетика, банковская сфера), и фактически национализацию второй опоры (pillar) пенсионной системы (взносы предприятий).

Сначала спорная реформа ВЦБ была утверждена парламентом Венгрии, а запросы ЕК отклонили. Однако в разгар экономического кризиса, под угрозой отказа ЕК и МВФ в финансовом кредите 15—20 млрд евро Венгрия подчинилась и представила ее новую редакцию, в июле 2012 г. утвержденную международными институтами (Da Silva, 2022). Впервые для принуждения страны к тем или иным действиям был запущен финансовый механизм, пока без документального закрепления. В ЕС подвергли критике и ряд статей новой Конституции Венгрии, вступившей в силу с 2012 г. В марте 2013 г. в ее текст внесли изменения, и в ноябре 2013 г. возражения ЕС были сняты.

И сегодня наднациональные структуры ЕС ставят Венгрии в упрек проведение реформ и политики, идущих вразрез с духом и буквой ст. 2 ДЕС (EU, 2012. Р. 17)⁵. По мере отхода в 2010-е годы и Польши от европейских правил (Синицина, Чудакова, 2016) на наднациональном уровне принимают санкционные меры. Так, в феврале 2022 г. по решению Суда ЕС приобрел силу закона созданный в декабре 2020 г. «механизм обусловленности» по выплатам членам ЕС средств из европейских фондов.

«Механизм обусловленности» направлен на документальное утверждение возможности применять финансовые санкции и избегать блокировки на уровне ЕС решений в отношении государств, которые нарушают принцип верховенства европейского права; на предотвращение злоупотреблений средствами Общего бюджета со стороны правительств, действующих вразрез с ценностями ЕС. Выплаты из средств ЕС обусловлены соблюдением европейских принципов и ценностей.

Введению «механизма обусловленности» предшествовал ряд шагов. Эту идею при поддержке ряда депутатов ЕП выдвинул в 2017 г. еврокомиссар по бюджету и человеческим ресурсам Г. Эттингер. ЕК инициировала открытие производства по делу о нарушении принципов ЕС в отношении Польши в соответствии со ст. 7 ДЕС в ответ на риски для верховенства закона и ценностей ЕС. ЕП поддержал этот шаг в резолюции марта 2018 г., а в сентябре 2018 г. инициировал процедуру и для Венгрии (European Parliament, 2022).

Реализации «механизма обусловленности» долгое время препятствовали политические и правовые факторы. Страны избегали голосования на предмет определения, существует ли «явный риск серьезного нарушения» государством-членом положений, указанных в ст. 2 ДЕС. Механизм санкций запускается только в таком случае. В период членства в ЕС Великобритании в наднациональных структурах не решались принимать жесткие финансовые решения. Таким образом, брексит способствовал не развалу, а сплочению ЕС.

В 2020 г., в период экономического кризиса, связанного с ответом на вспышку COVID-19, тема выплат из бюджетных фондов ЕС вновь оказалась в центре наднациональных дебатов. Большой объем ресурсов, заложенный в Многолетней финансовой программе 2021—2027 гг., в сочетании с временным инструментом — Европейским планом восстановления экономики «ЕС следующего поколения» (Next Generation EU, NGEU) в размере свыше 800 млрд евро (ЕС, 2022d. Р. 2) побудил усилить контроль. После согласований в Совете ЕС в декабре 2020 г. был принят введенный с 2021 г. «Регламент об общей системе условий для защиты бюджета Союза» (EU, Euratom, 2020).

Регламент с опорой на ст. 49 ДЕС предоставляет ЕС право отказывать государствам в финансировании, если будет установлено, что они нарушили верховенство закона ЕС. ЕК намерена использовать его, если другие инструменты окажутся неэффективными. Регламент⁶, касающийся обусловленности верховенства права, дополняет другие инструменты и процедуры, направленные на защиту Общего бюджета ЕС, например проверки и аудиты, расследования, проводимые Европейским бюро по борьбе с мошенничеством (Office europeen de lutte antifraude, OLAF).

В июле, октябре и ноябре 2021 г. Конституционный суд Польши поставил под сомнение верховенство права ЕС и принял двойное решение о признании «частично противоречащими Конституции» ст. 1,2, 19 ДЕС и Европейскую конвенцию по правам человека, в то время как в июле 2021 г. ЕК открыла против Польши и Венгрии производство по делу о нарушении прав ЛГБТ, приостановила утверждение плана постковидного восстановления Польши.

Противостояние ЕС с Польшей продолжилось в 2022 г. В январе ЕК выставила штраф 69 млн евро за нарушение независимости судопроизводства и пригрозила штрафами до 45 млн евро в месяц, если польское правительство не признает верховенство европейского права. Их предполагается брать из ежемесячно выделяемых средств фондов ЕС. Это первый случай, когда члена ЕС подвергли критике за несоблюдение постановлений Суда ЕС.

Беспрецедентная процедура «обусловленности» официально запущена в отношении Венгрии в апреле 2022 г., о чем председатель ЕК объявила после переизбрания В. Орбана главой страны в четвертый раз. В ноябре 2022 г. ЕК предложила заморозить 13,3 млрд евро выплат из европейских фондов (примерно V₅ доходной части бюджета страны в 2021 г. — Eurostat, 2023): 7,5 млрд — из Фонда сплочения (65% обязательств по трем программам политики сплочения) и 5,8 млрд — субсидии по плану NGEU, мотивировав это «недостаточным продвижением» Венгрии в реформах. Средства должны быть выделены после выполнения страной взятых на себя обязательств.

После того как Польша и Венгрия оспорили упомянутый Регламент, Суд ЕС постановил, что ЕС может приостановить финансирование до тех пор, пока нарушения верховенства европейского права угрожают «надежному финансовому управлению бюджетом Союза» (EU, Euratom, 2020). Это решение позволяет Брюсселю сокращать финансовую помощь Венгрии и Польше.

Противоречия в ЕС и санкционные коллизии

Противоречия внутри ЕС носят политический и экономический характер. Венгрию и Польшу часто приводят в качестве примера «нелиберальных демократий» — феномена, который в 1990-е годы ввел в научный оборот американский политолог Ф. Закария (Zakaria, 1997). Под ними он понимает политические режимы, в рамках которых проходят всеобщие выборы, но при этом разделение властей и правовое государство отсутствуют, церковь не отделена от государства, индивидуальные права не защищены. Понятие «нелиберальной демократии» связано с централизованной моделью управления и в экономике соответствует «великой информационной революции» 1920-х годов, имевшей «централизующий эффект», когда «техника помогала усилить централизацию и иерархию» (развитие теле- и радиовещания, киноиндустрии). Нынешняя интернет-революция, полагает Закария, имеет противоположный эффект (Zakaria, 2007. Р. 15).

В схожем ключе рассуждает и другой американский аналитик Т. Фридман. Модель глобальной экономики начала 2000-х годов он связывает с переходом от преимущественно вертикальной, «автаркичной» модели в форме «командования и контроля» (command and control) к горизонтальной деловой практике, когда стоимость (value) создается путем сотрудничества — «соединений и взаимодействий» (connect and collaborate; Friedman, 2007. P. 207, 233, 248). Это послужило основой функционирования глобальных цепочек создания стоимости.

В качестве нового отличительного признака современной экономики Закария выделяет «не глобализацию, не информационные потоки или преобладающую роль техники — все это было и на предыдущих этапах истории». Особую роль приобрел фактор демократизации — экономика «стала демократической». На протяжении второй половины XX в. «экономический рост... сделал потребление, сбережение и инвестирование массовым явлением» в индустриальном мире. Экономическое влияние «сместилось вниз» (shifting downward), а предприятия и государства стали ориентироваться на большинство, представляющее средний класс (Zakaria, 2007. Р. 14 — 15).

Интересами этой части общества, преимущественно консервативной, обусловлена политика Венгрии и Польши. Так, большинство венгров, пишет А. Биро-Наги, связывали с демократией экономический рост, материальное благополучие, контролируемое государством распределение. Стойкое тяготение венгерского общества к социальному «государству-покровителю» вступает в противоречие с переходом к рыночной экономике, с углублением социального неравенства. «Патерналистскими устремлениями» автор объясняет разочарование венгров в демократии (Biro-Nagy, 2017).

Исследования показывают, что материальное и финансовое благополучие, высокий уровень благосостояния венгры считают неотъемлемой частью демократии. При оценке ее качества социально-экономические факторы играют, по мнению граждан, даже более важную роль, чем свободы, поэтому в периоды циклических спадов и экономических кризисов заметно снижается доверие населения к демократии, растет и евроскептицизм.

По данным опросов Pew Research Center, в кризисный 2009 г. население Венгрии неслучайно считало, что в экономическом плане страна находится в худшем положении, чем при социализме. Если в 1990 г. 80% респондентов в Венгрии (как и в Польше) поддерживали переход к рыночной экономике, то в 2009 г. — только 46% (в Польше — 71%) (Pew, 2009). Именно в такой экономической обстановке в 2010 г. партии Fidesz без возражений со стороны общества удалось провести реформы, вызвавшие протест на уровне ЕС. Тем самым, считает Биро-Наги, другим странам ЕС был преподан урок, насколько опасно углубление социального неравенства.

Схожие консервативные мотивы влияли и на руководство Польши в 2010-е годы. Как подчеркивает бывший министр финансов страны Гж. Колодко, «в начале трансформации было обещано воцарение полной справедливости, и лишь немногие предостерегали, что этого не будет» (Колодко, 2011. С. 67). В результате во втором десятилетии XXI в. Польша все больше отступает от принципов демократии и экономической свободы (Синицина, Чудакова, 2018).

Фундаментальной темой финансово-экономических противоречий с ЕС также выступают энергетика и связанная с ней экология. В мире на угольных электростанциях вырабатывают значительную часть электроэнергии, что приводит к загрязнению воздуха (Жуков, 2021. С. 93). В 2021 г. на Польшу приходилось 96% производства каменного угля в ЕС; с его применением производится 70% электроэнергии (Eurostat, 2022) и отапливается 1/3 домохозяйств страны. В итоге по состоянию окружающей среды Польша находится на последнем месте в ЕС.

Угольная тема обостряет коллизии Польши с наднациональными структурами ЕС в контексте климатической повестки — принятого в 2019 г. «Европейского зеленого курса» (European Green Deal), согласно которому страны ЕС к 2050 г. должны достичь углеродной нейтральности. Тогда Польша, Венгрия, Чехия и Эстония высказались против этого амбициозного плана ЕС. Конфликтная ситуация возникла у Польши не только с ЕС, но и с соседней Чехией из-за работы электростанции, расположенной на стыке границ Польши, ФРГ и Чехии и использующей уголь близлежащей шахты «Турув» (Turow).

По этому поводу Чехия обратилась в Суд ЕС, который вынес решение в ее пользу. Тем самым был создан прецедент: одна страна ЕС подала экологический иск в отношении другой страны ЕС. В случае продолжения конфликта ЕК могла бы ежемесячно удерживать штраф в размере 15 млн евро из бюджетных ассигнований Польше. Такое решение последовало бы в случае отказа Варшавы платить ежедневный штраф в размере 500 тыс. евро. Сделку Чехии и Польши, идущую вразрез с целями «Европейского зеленого курса», раскритиковали неправительственные экологические организации Чехии и ФРГ за наносимый окружающей среде вред и несоблюдение европейских норм.

В пакете мер европейской энергетической программы «Fit for 55» по сокращению к 2030 г. выбросов парниковых газов как минимум на 55% не нашлось места углю как виду топлива. В Польше также развернулась дискуссия по этому поводу, в ходе которой критикуют в том числе «необдуманную климатическую и энергетическую политику ЕС» (Bault, 2022). С учетом квот на выбросы СО₂, которые увеличивают цены на сырье, полякам пришлось столкнуться с очень большим повышением цен на электроэнергию в начале 2022 г., и в перспективе, по мнению аналитиков, они могут еще возрасти.

По оценкам российских экспертов, продвижение новых возобновляемых источников энергии (ВИЭ), повышение платы за эмиссию СО₂ «оказывают систематическое повышательное влияние на цену электроэнергии и для домохозяйств, и для бизнеса во всех странах ЕС» (Жуков и др., 2022. С. 210). Неслучайно для сохранения конкурентоспособности национальной обрабатывающей промышленности Польша стремится замедлить выход из угольной генерации (Синицын, 2021. С. 44). Энергетическая политика страны может и в дальнейшем выступать фактором противостояния ЕС.

Регулирование разногласий при сохранении противоречий

До сих пор ЕС удавалось дипломатическими методами находить взаимоприемлемые решения при урегулировании внутренних споров. Финансовые санкции применяются, но в ограниченном масштабе. ЕК в отношении Польши и Венгрии идет на определенные уступки (Кувалдин, 2021. С. 45 — 46) и впредь, вероятно, будет действовать осторожно и дипломатично.

При всех противоречиях, включая опасения ЕС в отношении угрозы вытеснения «конкуренции и свободы предпринимательства» (Petit, 2018. Р. 145), критику заключения многих венгерских государственных контрактов с одним участником торгов, без конкурсной процедуры, шансы на реализацию худшего экономического сценария в виде ограничения доступа к финансированию из европейских фондов невелики. Для принятия жестких мер необходимо единогласное решение 27 членов ЕС минус один голос, а Будапешт и Варшава заверили друг друга во взаимной поддержке по вопросу европейских санкций. Это означает возможность обходить «механизм обусловленности».

Как показывает практика, партнеры по ЕС обычно достигают консенсуса с учетом особых национальных интересов стран. Это касается и экологической повестки, которая превратилась в важный нарратив XXI в. Так, Венгрия и Чехия согласились поддержать «Европейский зеленый курс» в обмен на гарантии ЕС признать ядерную энергетику средством снижения выбросов СО₂. Польша, заявив о невозможности выполнить цель-2050, получила особые условия и финансирование, а соглашение было заключено без нее. Достичь компромисса удалось и с Чехией — Польша продолжит эксплуатацию шахты «Турув». Чехия отозвала соответствующий иск в Суд ЕС, а Польша заплатила Чехии 45 млн евро за ущерб экологии от ее использования.

Сумели выработать компромиссное решение и в отношении Венгрии. В декабре 2022 г. государства — члены ЕС решили заблокировать предназначенные стране 12,1 млрд евро вместо 13,3 млрд (из предложенных ЕК 7,5 млрд приостановили выделение 6,3 млрд; ЕС, 2022а; Da Silva, 2022). Столь незначительная уступка позволила снять венгерское вето на пакет помощи ЕС Украине в размере 18 млрд евро, а также принять на европейском уровне правила глобальной налоговой реформы (Худякова, Сидорова, 2022).

Аналогично в июне 2022 г. в ответ на обещанные подвижки в судебной реформе в Польше ЕК одобрила стране доступ к 35,4 млрд евро (23,9 млрд в виде грантов и 11,5 млрд в виде кредитов на выгодных условиях) в рамках упомянутого NGEU (ЕС, 2022с). ЕК смягчила позицию по выплатам, когда в 2022 г. Польша приняла 2,5 млн беженцев из Украины, а также с учетом роли «объединителя» ЕС, которую тогда Польша сыграла. Чтобы получить выплаты, страна должна реализовать согласованные правовые изменения.

Аналитики иногда оценивают кажущееся налаживание отношений между Брюсселем и Варшавой как «разрыв нелиберальной идеологической оси между Будапештом и Варшавой» (Malingre, 2022). Высказывается мнение, что от Венгрии стараются дистанцироваться даже ее традиционные партнеры по Вишеградской группе — Польша, Словакия, Чехия. На самом деле общего в сфере демократии и экономических свобод между Польшей и Венгрией гораздо больше, чем различий. В этом отношении претензии, предъявляемые наднациональными структурами ЕС к обеим странам, схожи с теми, что в ЕС предъявляют к России. Противоречия между наднациональными и национальными структурами пока удается разрешать методом финансового принуждения, но они не исчезают. Основы внутриполитического курса Польши и Венгрии не меняются.

Оба типа выделенных мер объединяет их финансовая направленность. Но первая группа мер, связанных с нарушением критериев ПСР, нацелена на устранение национальных проблем. Вторая группа, направленная на соблюдение acquis communautaires, увязывает их с защитой общесоюзных финансовых интересов. Страны — участницы ЕС сохраняют в рамках интеграционного объединения свои национальные социально-экономические предпочтения, и на этой почве разногласия неизбежны. Наряду с европейскими ценностями противоречия, как мы убедились, порождают энергетическая, экологическая и налогово-бюджетная повестки. Причем в качестве рычага для включения отдельных стран в «общеевропейский ряд» из общеэкономических механизмов активно используется финансовый. Этот надежный инструмент принуждения, доказавший свою действенность в определенных пределах, в том или ином контексте и в дальнейшим сохранится, побуждая отдельные страны ЕС двигаться в русле совместной политики, в том числе экономической. Применять крайние меры в форме приостановки права голоса страны в Совете ЕС пока не было необходимости благодаря финансовым рычагам, использование которых закреплено в Регламенте ЕС в виде «механизма обусловленности».

¹ https: www.consilium.europa.eu en policies sanctions

² Постоянно действующая структура, создана в 2012 г.

³ «Совет, действуя квалифицированным большинством, может принять решение о приостановлении действия некоторых вытекающих из применения Договоров прав рассматриваемого государства-члена, включая право голоса представителя правительства этого государства-члена в Совете» (здесь и далее перевод наш. — М. К., Е. С.).

⁴ Act CLXXXV of 2010 on Media Services and on the Mass Media. 31.12.2010. https: nmhh.hu dokumentum 106487 act_clxxx_on_media_services_and_mass_media.pdf

⁵ «Союз основан на ценностях уважения человеческого достоинства, свободы, демократии, равенства, верховенства закона и уважения прав человека, в том числе прав лиц, принадлежащих к меньшинствам. Эти ценности являются общими для государств-членов в обществе, в котором преобладают плюрализм, недискриминация, терпимость, справедливость, солидарность и равенство между женщинами и мужчинами».

⁶ Норма прямого действия, имеет силу закона и подлежит обязательному применению во всех странах ЕС.

Список литературы / References

• Дудин М. Н., Лясников Н. В. (2014). Мировые санкции и Россия: приоритеты и экономическая безопасность Экономическая политика. Т. 9, № 6. С. 114 — 125. [Dudin М. N., LyasnikovN. V. (2014). International sanctions and Russian priorities and economic security. Ekonomicheskaya Politika, Vol. 9, No. 6, pp. 114—125. (In Russian).]
• Жуков С. В. (ред.) (2021). Мировой энергетический переход: тенденции и риски. М.: ИМЭМО РАН. [Zhukov S. V. (ed.) (2021). World energy transition: Trends and risks. Moscow: IMEMO. (In Russian).] http: doi.org 10.20542 978-5-9535-0593-2
• Жуков С. В., Копытин И. А., Попадько A. M. (2022). Пределы интеграции новых возобновляемых источников энергии в электроэнергетике стран Евросоюза: экономические аспекты Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. Т. 15, № 1. С. 203—223. [Zhukov S. V., Kopytin I. А., Popadko А. М. (2022). The limits of new renewable energy sources integration in electricity sector in the EU countries: Economic aspects. Outlines of Global Transformations: Politics, Economics, Law, Vol. 15, No. 1, pp. 203—223. (In Russian).] https: doi.org 10.23932 2542-0240-2022-15-1-10
• Загашвили В. С. (2015). Западные санкции и российская экономика Мировая экономика и международные отношения. Т. 59, № И. С. 6П—11. [Zagashvili V. S. (2015). Western sanctions and Russian economy. World Economy and International Relations, Vol. 59, No. 11, pp. 67—77. (In Russian).] https: doi.org 10.20542 0131-2227-2015-59-11-67-77
• Клинова M., Сидорова E. (2014). Экономические санкции и их влияние на хозяйственные связи России с Европейским союзом. Вопросы экономики. № 12. С. 67—79. [Klinova М., Sidorova Е. (2014). Economic sanctions and EU —Russia economic relations. Voprosy Ekonomiki, No. 12, pp. 67—79. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2014-12-67-79
• Клинова M., Сидорова E. (2017). Россия — Евросоюз: продолжение санкционного противостояния. Вопросы экономики. № 6. С. 114 — 127. [Klinova М., Sidorova Е. (2017). Russia — European Union: The continuation of the sanctions standoff. Voprosy Ekonomiki, No. 6, pp. 114 — 127. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2017-6-114-127
• Колодко Г. В. (2011). Глобализация, трансформация, кризис — что дальше? М.: Магистр [Kolodko G. V. (2011). Globalization, transformation, crisis — what’s next? Moscow: Magistr. (In Russian).]
• Комиссарова Ж. Н., Сергеев Е. А. (2019). Фискальное регулирование ЕС и консолидация бюджета в странах. Вишеградской группы Вестник МГИМО-Университета. № 3. С. 131 — 158. [Komissarova Z. N., Sergeev Е. А. (2019). EU fiscal governance and budget consolidation in Visegrad countries. MGIMO Review of International Relations, No. 3, pp. 131 — 158. (In Russian).] https: doi.org 10.24833 2071-8160-2019-3-66-131-158
• Кувалдин C. A. (2021). Увязывание бюджетных ассигнований EC с соблюдением верховенства права: пример Польши и Венгрии. Анализ и прогноз. Журнал ИМЭМО РАН. № 2. С. 38-48. [Kuvaldin S. А. (2021). Linking EU budget allocations to the rule of law: The case of Poland and Hungary. Analysis and Forecasting. IMEMO Journal, No. 2, pp. 38 — 48. (In Russian).] https: doi. org 10.20542 afij-2021-2-38-48
• Сергеев E. A. (2021). Фискальное регулирование в Европейском союзе. М.: МГИМО. [Sergeev Е. А. (2021). Fiscal regulation in the European Union. Moscow: MGIMO. (In Russian).]
• Сидорова E. A. (2013). От Пакта стабильности и роста к Фискальному пакту. Экономические стратегии. № 1. С. 102 — 111. [Sidorova Е. А. (2013). From the stability and growth pact to the fiscal compact. Economic Strategies, No. 1, pp. 102 — 111. (In Russian).]
• Сидорова E. A. (2021). Фискальная интеграция в Европейском союзе. М.: Весь Мир. [Sidorova Е. А. (2021). Fiscal integration in the European Union. Moscow: Ves Mir. (In Russian).]
• Синицина И. С., Чудакова Н. А. (2016). Польша: крутой поворот Мир перемен. № 3. С. 126 — 141. [Sinitsina I. S., Chudakova N. А. (2016). Poland: A sharp turn. World of Change, No. 3, pp. 126 — 141. (In Russian).]
• Синицина И. С., Чудакова Н. А. (2018). Современная Польша и российско-польские экономические отношения. Россия и современный мир. № 2. С. 89 — 109. [Sinitsina I. S., Chudakova N. А. (2018). Modern Poland and Russian—Polish economic relations. Russia and the Contemporary World, No. 2, pp. 89 — 109. (In Russian).] http: doi.org 10.31249 rsm 2018.02.07
• Синицын M. B. (2021). Конец эпохи энергетического угля. Мировая экономика и международные отношения. Т. 65, № И. С. 40 — 48. [Sinitsyn М. V. (2021). End of energy coal era. MEMO Journal, Vol. 65, No. 11, pp. 40—48. (In Russian).] http: doi.org 10.20542 0131-2227-2021-65-11-40-48
• Стрежнева M. B. (2018). Экономический и валютный союз в Европе: проблемы эффективности и легитимности. М.: ИМЭМО РАН. [Strezhneva М. V. (2018). Economic and Monetary Union in Europe: The problems of effectiveness and legitimacy. Moscow: IMEMO. (In Russian).] http: doi.org 10.20542 978-5-9535-0543-7
• Стрежнева M. В., Прохоренко И. Л. (2013). Управление экономикой в Европейском союзе: институциональные и политические аспекты. М.: ИМЭМО РАН. С. 113 — 127. [Strezhneva М. V., Prokhorenko I. L. (2013). Economic governance in the European Union: Institutional and political issues. Moscow: IMEMO, pp. 113 — 127. (In Russian).]
• Тимофеев И. H. (2021). Политика санкций Европейского союза. Опыт событийного анализа. Современная Европа. № 2. С. 17—27. [Timofeev I. N. (2021). Approaching the EU sanctions policy: An experiment with event analysis. Contemporary Europe, No. 2, pp. 17—27. (In Russian).] https: doi.org 10.15211 soveurope220211727
• Худякова Л. С., Сидорова E. A. (2022). Новый этап глобальной налоговой реформы Мировая экономика и международные отношения. Т. 66, № 8. С. 34 — 42. [Khudyakova L. S., Sidorova Е. А. (2022). New stage of global tax reform. MEMO Journal, Vol. 66, No. 8, pp. 34 — 42. (In Russian).] http: doi.org 10.20542 0131-2227-2022-66-8-34-42
• Шумицкая E. B. (2019). Угрозы внутренней безопасности Болгарии и Румынии. Вопросы безопасности. № 5. С. 32 — 40. [Shumitskaya Е. V. (2019). Threats to the internal security of Bulgaria and Romania. Security Issues, No. 5, pp. 32 — 40. (In Russian).] http: doi.org 10.25136 2409-7543.2019.5.28019
• Bault О. (2022). La Pologne forcee d’importer du charbon a grands frais malgre les plus grosses reserves de 1’UE. Visegrad Post, 08.06.
• Biro-Nagy A. (2017). Illiberal democracy in Hungary: The social background and practical steps of building an illiberal state. CIDOB, January
• Da Silva L. (2022). Etat de droit: Chronologie du conflit entre 1’Union europeenne, la Pologne et la Hongrie. Toute VEurope, December 13.
• EC (2022a). Commission finds that Hungary has not progressed enough in its reforms and must meet essential milestones for its Recovery and Resilience funds. Brussels: European Commission, November 30. https: ec.europa.eu commission presscorner detail en ip_22_7273
• EC (2022b). Communication on orientations for a reform of the EU economic governance framework. Brussels: European Commission, November 9. https: economy-finance, ec.europa.eu system files 2022-11 com_2022_583_l_en.pdf
• EC (2022c). NextGenerationEU: European Commission endorses Poland’s €35.4 billion recovery and resilience plan. Brussels: European Commission, June 6. https: ec.europa.eu commission presscorner detail en IP_22_3375
• EC (2022d). Semi-annual report on the execution of the NextGenerationEU funding operations. Report from the Commission to the European Parliament and the Council. Brussels: European Commission, July 8. https: commission.europa. eu system files 2022-07 com_2022_335_l_en_act_partl_v2.pdf
• EU (2012). Consolidated versions of the Treaty on European Union and the Treaty on the functioning of the European Union. Official Journal of the European Union, October 26, pp. 1 — 390.
• EU, Euratom (2020). Regulation 2020 2092 of the European Parliament and of the Council of 16 December 2020 on a general regime of conditionality for the protection of the Union budget. Official Journal of the European Union, December 22, pp. 1 — 10.
• European Parliament (2022). Rule of law in Hungary and Poland: Plenary debate and resolution, April 28.
• Eurostat (2022). Coal production and consumption statistics, March
• Eurostat (2023). Government finance statistics and EDP statistics, https: ec.europa. eu eurostat web government-finance-statistics
• Friedman T. (2007). The world is flat: A brief history of the 21^st century. New York: Picador.
• Klinova M. V., Sidorova E. A. (2019). Economic sanctions of the West against Russia: Development of the situation. Studies on Russian Economic Development, Vol. 30, No. 3, pp. 355-364. http: doi.org 10.1134 S1075700719030079
• Malingre V. (2022). Apres un an de blocage, la Commission europeenne valide le plan de relance polonais. Le Monde, 01 juin.
• Petit Y. (2018). Commission europeenne, Hongrie, Pologne: Le combat de 1’Etat de droit. Civitas Europa, Vol. 1, No. 40, pp. 145 —161. https: doi.org 10.3917 civit.040.0145
• Pew (2009). End of communism cheered but now with more reservations: Overview. Pew Research Center, November 2.
• Zakaria F. (1997). The rise of illiberal democracy. Foreign Affairs, Vol. 76, No. 6, pp. 22 — 43.
• Zakaria F. (2007). The future of freedom: Illiberal democracy at home and abroad. New York; London: W.W. Norton & Company.