Методология нарративного анализа в экономике: случаи предпринимательских сетей

В. Л. Тамбовцев
Е. В. Бузулукова
Л. А. Валитова
Ц. Дэн
Д. А. Ситкевич
А. М. Турабаева

Получение и обработка данных является одним из источников развития любой науки, и экономическая не исключение. Одна из ее особенностей — преобладание количественных данных. Это обусловлено спецификой ее объекта — экономики, где цены выступают имманентной характеристикой последней. Неотъемлемая черта многих экономических объектов, в первую очередь товаров и услуг, это наличие у них натуральных измерителей, также имеющих количественный характер. Все такого рода данные являются факторами принятия людьми решений об использовании широкого разнообразия ограниченных благ.

В процессах принятия решений индивиды используют не только количественные, но и качественные данные, которые не могут быть измерены в шкалах отношений, то есть выражены в действительных числах. В одних типах решений качественные данные не играют значимой роли и могут не приниматься во внимание при анализе и моделировании, в других они определяющие, что создает трудности в теоретическом и прикладном аспектах. Поскольку представления о том, что выбор не ограничен использованием количественных данных, стали распространенными сравнительно недавно, задача расширить возможности применения в экономическом анализе качественных данных в настоящее время актуальна. В этой связи отметим важность работ Дж. Акерлофа, П. Коллиера, Д. Сноуера и Р. Шиллера (Akerlof, Shiller, 2010; Akerlof, Snower, 2016; Collier, 2016; Shiller, 2017), в которых на теоретическом и эмпирическом уровнях в качестве источников данных для экономического анализа было использовано то, что исследователи назвали нарративами, — различные вербальные тексты, которыми обмениваются люди, в том числе в социальных сетях.

Поскольку упомянутые публикации, создав основу для возникновения нарративной экономической теории (narrative economics), или нарративного экономического анализа, не привлекли широкого внимания, определим соотношение этого анализа в экономической науке и других социальных науках, прежде всего для того, чтобы избежать их смешения.

Количественные и качественные исследования и нарративный анализ

Согласно: Newman, Ridenour, 1998. Р. 3 — 4, продолжающиеся дискуссии о соотношении количественных и качественных исследований в экономической и других социальных науках восходят к работам О. Конта середины XIX в. Хотя преобладание количественных экономических исследований отмечал У. Митчелл (Mitchell, 1925), сторонники гетеродоксальных экономических теорий продолжают отстаивать преимущество качественных исследований. Поскольку понятия количественного и качественного используются очень широко, необходимо уточнить, что мы будем понимать под соответствующими типами исследований. Как отмечено в: Newman, Ridenour, 1998. Р. 2, «дебаты между сторонниками количественных и качественных исследований основаны на предположениях о том, чем является реальность и является ли она измеримой». Качественный подход исходит из того, что реальность выступает социальной конструкцией, и нацелен на понимание того, почему люди ведут себя так, а не иначе, на базе объяснений акторами своих поступков. По своим исследовательским приемам качественные исследования опираются, как на образец, на этнографические исследования, где одна из базовых задач эмпирического анализа заключается в максимально возможном исключении влияния ученых на суждения и истории, рассказываемые информантами, поскольку такое влияние может изменить изучаемую социальную реальность. Количественный подход считает реальность объективной и занят поиском подтверждений тех или иных теорий или гипотез, которые следуют из дедуктивных или индуктивных рассуждений. В этом он близок к естественным наукам, где исследователи разделяют те же предположения и цели исследований. Близка и ориентация на максимально возможное измерение изучаемых объектов и процессов.

При отнесении свойств «количественный» и «качественный» не к типам исследований или подходам, а к методам анализа, их расхождение может стать незначимым. Так, по мнению К. Уолша, противопоставление количественных и качественных исследований надуманное, поскольку «многие „качественные" подходы используют квантификацию, а „количественные" исследования включают качественные суждения (правда, часто неосознаваемые)» (Walsh, 2012. Р. 10; здесь и далее перевод наш. — В. Т, и др.). Однако такого рода пересечения не затрагивают базовые различия подходов в их представлениях о социальной реальности и задачах ее изучения. Соответственно, широко распространившееся понятие смешанного метода (mixed-method) (см., например: Greene et al., 1989; Harrison et al., 2020) не «смешивает» упомянутые типы исследования, поскольку его варианты могут применяться для достижения разных целей социальных исследований.

При этом цель поиска смысла действий отдельных индивидов при самоопределении качественных исследований устойчива в течение многих десятилетий, поскольку была подчеркнута как в: Kaplan, 1964, так и в: Yilmaz, 2013. Отметим, что у сторонников качественных исследований трактовки последних отличаются от характеристик количественных подходов. Например, в статье К. Йылмаза количественное определяется как «исследование, которое объясняет феномен в соответствии с числовыми данными, которые анализируются математическими, преимущественно статистическими методами» (Yilmaz, 2013. Р. 311), а качественное — как «эмерджентный, индуктивный, интерпретативный и естествоиспытательный [naturalistic] подход к изучению людей, случаев, феноменов, социальных ситуаций и процессов в их естественном положении [natural settings] для того, чтобы выявить термины, в которых описываются смыслы, применяемые [attach] людьми в своем переживании мира [experiences of the world]» (Yilmaz, 2013. P. 312). Если первое определение «сухое» и формальное, то второе — красочное и «гуманистическое», характеризующее высокие цели качественных исследований — выявление смыслов бытия.

Однако даже величественная трактовка качественных исследований не закрывает глаза их сторонникам на такую негативную деталь, как недостаточная строгость получаемых результатов: «Исследователи давно спорят о том, как можно добиться строгости в качественном анализе» (Grodal et al., 2021. P. 591). Авторы связывают желаемое повышение строгости с усилением внимания к категоризации получаемых данных, прежде всего к изучению опыта ранее проведенных качественных исследований. С нашей точки зрения, не менее важно обратить внимание и на то, что категоризацию можно одновременно рассматривать как номинальное измерение (Stevens, 1946; Suppes, Zinnes, 1963). Она действительно станет таковым, если будет осуществляться через разработку операциональных определений¹ формируемых категорий, поскольку без операциональности при номинальном измерении возможны ошибки категоризации, то есть отнесение измеряемого объекта не к тому значению шкалы (Anderson, 1991).

Еще одна черта качественного подхода — устойчивое выражение сомнения относительно возможностей людей выявлять какие-либо регулярности в окружающем нас социальном мире в силу его сложности и неизмеримости многих свойств: «Качественное исследование стремится быть построенным на эпистемологической предпосылке, что психологические и социальные феномены по своей сути (inherently) сложны и переплетены до такой степени, что разделить их на измеримые переменные невозможно, в лучшем случае чрезвычайно сложно» (Lanka et al., 2021. P. 3). Авторы ссылаются при этом на классическую для данного подхода статью (Bryman, 1984), что призвано подчеркнуть неизменность упомянутой предпосылки во времени. Ее сомнительность связана, однако, не с той или иной философией, а с выявленной в последние десятилетия особенностью устройства мозга многих животных и человека, которое позволяет вполне спонтанно (автоматически) искать и выявлять регулярности в окружающей среде (Turk-Browne et al., 2005; Zhao et al., 2013; Summerfield, de Lange, 2014). Тем самым то, что объявляется «невозможным, в лучшем случае чрезвычайно сложным», в действительности легко и «эволюционно бессознательно» (Bargh, Huang, 2014) осуществляется как нами, так и нашими «братьями меньшими». Иными словами, продолжительность существования этой предпосылки — всего лишь следствие невнимания сторонников качественных исследований к результатам естественных наук.

Из приведенных характеристик качественных и количественных исследований в социальных науках достаточно ясно следует, что нарративы выступали и выступают в первую очередь важными данными в рамках первого из этих подходов, поскольку именно через них возможны процессы как формирования смыслов (sensemaking), так и предоставление смыслов (sensegiving) (Gioia, Chittipeddi, 1991). Осуществимость этих функций, ключевых для решения задач качественных исследований, обусловлена структурой текстов, определяемых как нарративы: они включают событие (event), действие (action), героя (character) и сюжет (plot), связывающий первые три блока воедино (Czarniawska, 2004. Р. 7—9). Именно указанная структура дает нарративу возможность объяснять, как и почему в той или иной ситуации (сюжет) действия, совершенные героем, приводят к значимому событию. Как подчеркнуто в: Polkinghorne, 1987. Р. 21, «если человек говорит, что некое событие, произошедшее с людьми, не имеет смысла, то обычно не потому, что он не может отнести его к определенной категории. В действительности трудности возникают из неспособности включить событие в сюжет, в котором оно становится понятным в контексте произошедшего... Тем самым нарративы предъявляют [exhibit] объяснение [события], вместо того чтобы просто его описывать».

Разумеется, не все нарративы автоматически принимаются людьми, объясняя и оправдывая отраженные в них события. Их «объяснительная сила» зависит от психологической допустимости действий героя, которая, в свою очередь, определяется так называемой «теорией разума» (theory of mind), а она существует у тех, кто слушает, смотрит или читает нарратив: их когнитивной способностью приписывать другим людям определенные ментальные, в том числе психологические, состояния в зависимости от конкретных ситуаций (контекстов), в которых эти люди вынуждены ставить себя на место других (Goldman, 2012). Если, ощутив себя на месте героя, индивид воспринимает его ментальное состояние как не противоречащее своему собственному («я бы сделал так же»), то нарратив становится для него убедительным, он объясняет действия героя и придает им смысл. «Теории разума» возникают у детей в возрасте 4 — 5 лет (Wimmer, Ferner, 1983) и, несмотря на свою возможную неточность, в среднем достаточно близки к действительности (Jussim, 2017). Если нарратив воспринят как правдивый, он становится «тренировочным симулятором» социальной жизни (Oatley, 2008). Важно подчеркнуть, что приведенные выводы психологов нашли подтверждение в рамках нейронауки (Spreng et al., 2008). Эта статья не утратила своей актуальности и сегодня, и в ней показано, что автобиографическая память, предвидение (формирование ожиданий), социальная ориентация, «теории разума» и работа мозга «по умолчанию» (default mode) происходят в едином комплексе нейронных сетей.

Все отмеченные моменты убедительно подтверждают значимость нарративного анализа для проведения качественных исследований в широком круге социальных наук, так что для многих исследователей такой анализ соотносится именно с ними, а не с экономической наукой. Однако упомянутые выше «родители» нарративной экономической теории (Акерлоф, Шиллер и др.) смогли увидеть в нарративах то, что ранее специально не подчеркивалось, — это источники мотивации: «Человеческий разум создан так, чтобы мыслить в терминах нарративов, последовательностей событий с внутренней логикой и динамикой, которые предстают как единое целое. В свою очередь, большая часть человеческой мотивации проистекает из истории нашей жизни, истории, которую мы рассказываем себе и которая создает основу для мотивации» (Akerlof, Shiller, 2010. Р. 51).

В нарративной экономической теории само понятие нарратива получило более широкое понимание, чем приведенное выше. Так, Шиллер писал: «Термином “нарратив” я обозначаю просто историю или просто выраженное объяснение событий, которые многие люди хотят затронуть в разговоре, или в новостях, или в социальных медиа, потому что они (нарративы) могут использоваться для стимулирования заинтересованности или эмоций других людей, и/или потому, что, как представляется, они развивают личный интерес... Я (и многие другие) вкладываю в этот термин такой смысл, что нарратив видится как драгоценный камень разговора и может принимать форму необычной или героической истории, или даже шутки» (Shiller, 2017. Р. 968). При этом функция образования смыслов, выполняемая нарративами, остается за ними: «Термин „нарратив“ часто используется в качестве „истории“, какой-то последовательности событий. Однако слово это имеет и другой важный аспект. Нарратив — это рассказывание истории, которое придает ей смысл и значимость и зачастую направлено на то, чтобы преподать урок или извлечь мораль. Будучи сравнен с историей [story], нарратив может стать интерпретацией происходящих событий. Если говорить о нарративах в сфере экономики, нарратив может представлять собой протоэкономическую модель, доступную для понимания широкой общественности» (Shiller, 2019а. Р. 477). Однако потом понятие нарратива становится почти всеобъемлющим: «История может быть также песней, шуткой, теорией, объяснением или планом, имеющим эмоциональное значение (emotional resonance)» (Shiller, 2019b. P. xi).

Соглашаясь с тем, что нарративы способны влиять на мотивацию экономических действий, мы считаем, что их основная роль в экономике — демонстрация осуществимости в определенных условиях некоторых действий, приводящих к определенным результатам. Другими словами, нарративы описывают альтернативы в задачах выбора, а принятие нарратива слушателем/читателем означает появление у него причинного убеждения (causal belief) в том, что, совершив указанное в нарративе действие, он получит результат (событие), о котором в нем говорится. Тем самым нарративы — это источники информации, полезные при принятии решений (Garcia-Retamero et al., 2007; Spiegler, 2020), а именно решения относительно ограниченных ресурсов составляют предмет экономической науки: она «изучает человеческое поведение как отношение между целями и ограниченными средствами, имеющими альтернативное использование» (Robbins, 1935. Р. 16).

Отсюда следует, что формирование и передача смыслов, выявление которых выступает конституирующей целью качественных исследований, не самые значимые функции нарративов в экономических исследованиях. По нашему мнению, «заигрывание» с формированием смыслов и представлением их в экономическом нарративном анализе явно преувеличивает значимость качественных исследований, пренебрегая их интерпретативной нацеленностью и отсутствием приемлемой строгости выводов. Примером здесь может служить ссылка Шиллера (Shiller, 2019b. Р. xvi) на высказывание К. Боулдинга о том, что экономическая теория «создает мир, который она исследует» (Boulding, 1969. Р. 3), поскольку вне контекста этой статьи цитату вполне можно принять за согласие с идеями социального конструктивизма, разделяемыми рядом социологов. Одновременно Шиллер справедливо говорит об использовании нарративов для «лучшего предсказания важных экономических событий» (Shiller, 2019b. Р. xiii), что, как показано выше, полностью выходит за рамки качественных исследований.

Нарративный анализ в экономике далек по своим задачам от нарративного анализа в качественных исследованиях социологов, антропологов, сторонников организационного институционализма и др. Принципиальные отличия касаются и методов исследования: если в качественных исследованиях это интуитивные и индуктивные поиски смыслов и интерпретаций, то в количественных, к которым относятся и многие экономические теории, это измерения и выявление различных регулярностей. Охарактеризовать задачи количественных экономических исследований более конкретно вряд ли возможно, ведь постановка новых исследовательских задач — отличительная черта фундаментальных исследований. При этом источники первичных данных вполне могут совпадать: это различные тексты и результаты разнообразных интервью. Отметим, что одним из значимых источников нарративов в проведенных экономических исследованиях выступают данные интернета, которые ряд исследователей характеризует как весьма ненадежные, содержащие преднамеренные искажения, ложные сообщения (fake news) и т. и. Как представляется, интернет — это один из каналов связи, отличающийся от других, например научных журналов, средств массовой информации, официальных сообщений и т. д., высокой свободой доступа. Если для других каналов связи характерен допубликационный контроль качества сообщений, то для интернета он имеет постпубликационный характер². Отсюда и отличия в доле фейковых текстов в разных каналах связи. Заметим, что нам не удалось найти исследования, которые анализировали бы соотношение числа фейков и авторов сообщений, а не общие масштабы фейков в разных каналах связи. Ведь очевидно, что число авторов сообщений, например, в бумажных газетах национального уровня, значительно меньше, чем число авторов сообщений в интернете. Поэтому «загрязненность» интернета может быть во многом преувеличенной.

Методика нарративного экономического анализа

При всем многообразии и непредсказуемости исследовательских задач нарративного анализа в экономике есть одна непреходящая, отличающаяся потенциально высокими затратами усилий, времени и финансов на ее решение: сбор первичных данных, характеризующих объект исследования. Для многих объектов такие данные собираются специализированными государственными, межгосударственными и частными организациями, а их базы в свободном или платном доступе предоставляются всем желающим. Однако для многих других объектов изучения такие базы никем не формируются, так что исследователи вынуждены заниматься сбором исходных данных самостоятельно. Нарративы, имеющие приведенную выше структуру (Czarniawska, 2004. Р. 7—9), а не в их расширенном понимании, могут рассматриваться как важные источники данных о причинных связях, которые видят (или хотят видеть) экономические агенты в различных ситуациях. Именно эта информационная функция нарративов, по нашему мнению, наиболее значима, позволяет использовать динамику нарративов для предсказания тех или иных экономических событий, о чем говорит Шиллер (Shiller, 2019b. Р. xiii).

При этом для некоторых видов экономической информации нарративы не просто значимые, а уникальные источники информации. В качестве примера рассмотрим так называемые предпринимательские сети. В основополагающей для изучения этих объектов статье П. Дубини и X. Олдрича было предложено различать персональные сети, участниками которых являются индивиды, и расширенные сети, включающие отношения между коллективами. Первые «состоят из всех индивидов, с которыми предприниматель имеет прямые отношения... Для предпринимателей мы должны иметь в виду партнеров, поставщиков, потребителей, венчурных капиталистов, банкиров, других кредиторов, дистрибьюторов, торговые ассоциации и членов семьи» (Dubini, Aldrich, 1991. Р. 307). Соответственно, в расширенные сети входят все организации и сообщества, с теми или иными участниками которых имеют связи или отношения какие-либо работники предпринимательской фирмы. Приведенное понимание персональных сетей разделяют и современные исследователи. Так, в: Anderson et al., 2005; Bratkovic, Antoncic, 2016; Durda, Kljucnikov, 2019; и др., отмечается, что поскольку предприниматели социально взаимодействуют со своими семьями, друзьями, поставщиками, потребителями и бизнес-партнерами, предпринимательские персональные сети тем самым являются комбинациями дружественных, деловых и родственных связей.

Указанные понятия, позволяя разделить личные и межорганизационные связи, относятся к периоду, когда предпринимательская фирма уже существует. Но для предпринимательства в целом и конкретных предпринимателей типичны ситуации, когда они обнаруживают или создают возможности новых комбинаций ресурсов, однако нет ни рынка для продажи результатов такой комбинации, ни фирмы, которая ее трансформировала бы в желаемые результаты (Dew et al., 2008). При этом у предпринимателя имеется в наличии персональная сеть, состоящая из его родственников и личных знакомых, связи с которыми возникли до обнаружения новых возможностей. Такая сеть выступает фактором создания первой фирмы предпринимателя, а также последующих, необходимых для реализации других предпринимательских возможностей. Именно эти «первичные» личностные связи, как представляется, следовало бы именовать персональными предпринимательскими сетями (ППС), отмечая, что их состав может изменяться по мере накопления делового опыта.

В обществах (и локальных сообществах) ППС могут иметь разное значение для создания первых фирм и несовпадающую значимость типов участников. Как представляется, в странах с развитой инфраструктурой предпринимательства их значимость ниже, чем в странах, где рыночная экономика находится в стадии развития. Поэтому в развивающихся экономиках знания о ППС особенно важны, поскольку могут уточнить направления господдержки создания и развития упомянутой инфраструктуры.

Проблема заключается в том, что получение информации о ППС означает одновременно и получение персональных данных респондентов, что может вызвать их негативное отношение к прямым вопросам и отказ отвечать на них. В таких условиях рассказанная по собственной инициативе история создания первой фирмы оказывается достаточно надежным источником информации о ППС. Для получения и изучения таких историй была разработана и применена методика нарративного экономического анализа.

Особенностью предлагаемой нами методики является сочетание «расширенного» (нестрогого) понимания нарративов Шиллера и «узкого» (и строгого) понимания, используемого в качественном анализе в виде двух последовательно реализуемых блоков. Для первого используется поиск частоты сочетаний различных терминов и выражений, встречающихся в интернете, для вторых — анализ историй, рассказанных непосредственно акторами изучаемых процессов или иных феноменов (в нашем случае — предпринимателями), как полученных в результате непосредственно проведенных интервью, так и найденных в интернете. «Прямые» интервью являются результатами бесед, проведенных в соответствии со специально разработанным вопросником, ориентированным на получение от респондентов информации, необходимой для исследования. «Выявленные» тексты интервью, проведенных обычно журналистами, анализируются не целиком: в них выделяются (кодируются) термины, заранее выработанные как исходя из существующей теории вопроса, так и из частотного анализа интернет-данных.

Характеризуя разработанную методику более детально, выделим в ней последовательность этапов.

• 1. Выявление на основе существующих исследований терминов и выражений, характеризующих исследуемый феномен.
• 2. Осуществление компьютерного поиска различных сочетаний терминов и выражений с оценкой частоты их встречаемости во всех источниках.
• 3. Исходя из соотношения частот встречаемости, выявление вариантов конкретного содержания четырех компонентов потенциальных нарративов (событие, действие, герой, сюжет) для построения вопросника для прямых интервью и кодировки (разметки) текстов нарративов, которые будут обнаружены в интернете.
• 4а. Проведение непосредственных интервью для получения нарративов;
• 46. Поиск нарративов в интернете.
• 5. Проведение анализа собранных нарративов для выявления частот встречаемости вариантов содержания их компонентов и поиска возможных регулярностей, связей между ними и с факторами внешней среды.
• 6. Формулирование выводов из проведенного анализа.

Эта логика анализа имеет достаточно общий характер и не зависит от того, какой именно феномен является объектом нарративного экономического анализа, хотя результаты реализации каждого из этапов от этого, естественно, зависят. Поскольку цель этой логики — выявить данные, которые сложно получить другими способами, непосредственно в ее реализации проверяются гипотезы, которые исследователи могут высказывать относительно возможного (ожидаемого) содержания этих данных, а не гипотезы относительно поведения объектов исследования, о котором они стремятся получить информацию. Рассмотрим, как работает эта методика при изучении ППС.

Что показал нарративный анализ

Для осуществления этапа (2), исходя из упомянутой выше литературы по предпринимательству, были выбраны термины и выражения: предприниматель / предпринимательство, успех, заслуженный успех (и его грамматические варианты), усилия принесли успех, усилия не принесли успеха, повезло, не повезло, тяжелый труд, без труда. Их выбор был обусловлен необходимостью оценить восприятие предпринимательства в обществе. Непосредственно для выявления характера ППС были отобраны следующие выражения: помогло государство, помогли друзья / друг, помогли родители / родственники, помогли односельчане, помогли власти города.

Поскольку этап (2) включал поиски не только на русском языке, но и на китайском и английском, были использованы соответствующие переводы выбранных терминов и выражений (см. сноски в табл. 1).

Таблица 1

Частота встречаемости сочетаний терминов и выражений о предпринимательстве и его поддержке в интернете на русском, китайском и английском языках

Примечание. Поиск проводился в ноябре 2022 — апреле 2023 г. Представленные в таблице числа ссылок менялись не только в разные дни, но и в течение одного дня, поэтому значение имеют лишь соотношения частот встречаемости упоминаний.

• ^а Предприниматель & «заслуженный успех / а / ом»
• ⁶ Предпринимательство & «тяжелый труд»
• ^в Тяжелый труд = sweat; travail; plod; slavery; hard work; hard job; bull work; slog.
• ^г Предприниматель ство & «без труда»
• ⁶ Без труда = without much of a hassle; like a charm; with ease; without effort; hands down; without a sweat; effortlessly.
• ^e Помогло государство = state support; government support; public support; government aid; public assistance.
• ^ж Помогли друзья друг = friends & boost; befriending; pally; pally & help; matey; matey & help; homey; homey help; matey & pick-me-up; boost; friends & pick-me-up; matey & boost.
• з Помогли родители родственники = parents & boost.

Источник: расчеты авторов.

Поскольку численность пользователей интернета на упомянутых языках ощутимо различается, абсолютные числа встречаемости найденных сочетаний³ ни о чем не говорят, значимы лишь их соотношения внутри каждой языковой области. Кроме того, поскольку поиск охватил все содержание интернета, доступное поисковику Google⁴, эти соотношения характеризуют не оценки самих предпринимателей, а массовые представления, которые бытуют во всей совокупности текстов на названных языках, размещенных их авторами в сети и обнаруженных использованным поисковиком. Тем не менее эти массовые представления имеют значение, поскольку позволяют понять восприятие предпринимательства обществом, в котором используются названные языки, где живут и работают предприниматели, в том числе потенциальные. Кроме того, их можно непосредственно использовать для проверки гипотез относительно роли разных источников поддержки предпринимателей, которые по-разному сложились у участников проведенного исследования⁵.

Соотношение предпринимательского успеха вообще и оценивания его как заслуженного варьирует весьма значительно: в России второй меньше первого почти в 360 раз, в Китае — примерно в 1,9 раза, а в англоязычных странах — в 3363 раза. Иными словами, в Китае примерно половина предпринимательских достижений рассматривается как закономерное, заслуженное последствие действий предпринимателей, в отличие от других стран, где более значимой причиной успеха считаются иные факторы. Понимание в России предпринимательства как тяжелого труда встречается в 5 раз реже, чем как деятельности, происходящей «сама собой», в Китае — в 0,71 раза реже, а в англоязычных странах — в 4,8 раза чаще. Помощь государства везде находится на третьем месте (в англоязычных странах встречаемость на порядок меньше, чем других факторов помощи), но если в России и англоязычных странах на втором помощь друзей, то в Китае с отрывом на порядок — помощь родителей/родственников, частота упоминаний которой больше, чем сумма упоминаний других факторов.

Представленные данные позволили составить следующую ожидаемую структуру предпринимательских нарративов, отражающих создание первой фирмы.

1. Событие: создание фирмы.
   • Варианты:
     • фирма не создается или оказывается неуспешной (вариант встречается редко, как правило, у предпринимателей, получивших широкую известность своими достижениями);
     • фирма создается и успешна.
2. Действие: что делал и кто помогал.
   • Варианты:
     • собственная идея предпринимателя;
     • заимствованная идея;
     • самостоятельные действия создателей-партнеров, их собственные ресурсы;
     • поддержка родственников, друзей.
3. Герой: начинающий предприниматель.
   • Варианты:
     • наличие опыта работы по найму;
     • наличие предпринимательского опыта;
     • наличие профессиональных навыков, знаний об организационноуправленческой или производственной деятельности;
     • отсутствие опыта.
4. Сюжет: обращение к госорганам и частным фондам за поддержкой.
   • Варианты:
     • к госорганам обращались и получили поддержку;
     • к госорганам обращались и не получили поддержки;
     • к госорганам не обращались;
     • к частным инвесторам (фонды, бизнес-ангелы, венчурные инвесторы и т. и.) обращались и получили поддержку;
     • к частным инвесторам обращались и не получили поддержки; — к частным инвесторам не обращались.

Описанная структура проведения и интерпретации результатов интервью не универсальна и нацелена на решение определенных задач. Однако логика ее формирования, как представляется, может быть использована и при применении нарративного анализа в исследованиях иных экономических проблем или феноменов.

Исходя из этой структуры было собрано 390 независимых фрагментов текстов о предпринимателях и интервью с предпринимателями:

• из них 340 — тексты о российских предпринимателях, из которых было отобрано 121 длинное и подробное интервью, среди них 24 проведено нами, а 97 найдено в интернете;
• 30 — интервью с европейскими и американскими предпринимателями (все найдены в интернете);
• 20 — интервью с китайскими предпринимателями (проведены нами).

В таблице 2 представлены результаты первичной обработки всех интервью предпринимателей для выявления общей частоты упоминания различных вариантов содержания таких тем опросов, как условия и причины создания или возникновения бизнеса, участники сетей, которые так или иначе участвовали в возникновении бизнеса, характер взаимодействия с государственными и муниципальными органами управления.

Таблица 2

Общая частота упоминаний тем в предпринимательских нарративах

Источник: расчеты авторов.

Приведем в качестве примера некоторые результаты из интервью с российскими предпринимателями. Чаще всего, говоря о своем бизнесе, предприниматели упоминали партнера или инвестора (26%), причем иногда партнерами называли постоянных поставщиков и покупателей, то есть контрагентов («партнеры есть, они работали с нами в течение двух лет»). Факт долгосрочного сотрудничества позволяет включить таких надежных клиентов в свою предпринимательскую сеть.

На втором месте по значимости общение на профессиональных форумах, в соцсетях и на других площадках (более 20% нарративов). Отмечают, что так формируется «партнерская, а не конкурентная среда», «братство». В целом сеть может быть устроена довольно сложно. Так, например, у фирмы, производящей продукты питания с пометкой «эко», это кафедры медицинского вуза (СИБГМУ), многочисленные компании на постоянном аутсорсинге (юридические, рекламные услуги). Фирма сотрудничает с областным союзом предпринимателей и Торговопромышленной палатой РФ, а также с администрацией города Томска.

Многие предприниматели отметили пользу участия в различных бизнес-ассоциациях и общение с коллегами и конкурентами. Отношение к крупным бизнес-ассоциациям при этом неоднозначное: российские респонденты отмечают, что они увлекаются РИ-мероприятиями и продвижением членов ассоциации, а развитие рынка в целом остается вне сферы их внимания.

Около 18% предпринимателей говорили о родственниках (чаще —  «моя семья» или «мои родители»). В 15% случаев становление бизнеса происходило при помощи родственников, 3% респондентов получили бизнес по наследству от родителей; 9% упоминали помощь друзей и коллег, 5% до начала своего дела успели поработать в той же сфере и получить знания и связи, некоторые начали бизнес с нуля после рождения ребенка (8%) или реализовали собственную идею (13%).

Государство и власти в предпринимательских нарративах упоминаются нечасто, скорее в позитивном или нейтральном ключе (около 10% текстов). Если нет способа построить конструктивный диалог с органами власти, то предприниматель предпочтет не контактировать с ними: «Держаться подальше и от государства, и от бандитов. Работать на ничьей земле». Российские предприниматели отмечают расхождение между декларируемой на федеральном уровне и проводимой на местах политикой поддержки предпринимательства, а китайские говорят о государственной и местной поддержке исключительно позитивно. Межстрановые различия в понимании своей деятельности, ее задач, приоритетов функционирования и развития, а также условий создания и работы фирм отражены в таблицах 3 — 4.

ППС, проявляющиеся в помощи родственников, одноклассников, поддержке друзей, имеют весомое значение для роста предпринимательства как в России, так и в Китае, США и европейских странах. Тем не менее существуют различия в подходах к построению в этих странах сетевых взаимодействий. В Китае с предпринимательством связана особая философия, которая не ограничивается целью получить прибыль, а включает стремление реализовать социальные цели. В принятии решений о предпринимательской деятельности и личных предпочтениях в сетевых взаимодействиях велика роль родителей, особенно отца (во многих случаях эта роль имеет определяющий характер). Большую роль в установлении важных связей играют также ассоциации молодых предпринимателей и членство в Коммунистической партии Китая.

Таблица 3

Термины, наиболее часто упоминаемые предпринимателями из России, Китая, США и Европы

Источник: расчеты авторов.

Таблица 4

Частотный анализ упоминаний в интервью с предпринимателями из России, Китая, США и Европы

Источник: расчеты авторов.

Интервью с американскими и европейскими предпринимателями дают совершенно другую картину. Философия бизнеса в исследуемых нарративах близка к философии шумпетерианского предпринимателя, то есть ориентирована в первую очередь на инновации. В составе предпринимательской сети самое важное место принадлежит партнерам, чаще всего частным инвесторам, а не родственникам или одноклассникам. Социальные сети целенаправленно создаются, развиваются и используются для поиска клиентов и продвижения товаров.

Для российских предпринимателей лейтмотив почти всех нарративов можно кратко обобщить словами: «Быть предпринимателем в России очень сложно». Преобладающего подхода в проанализированных интервью нет, существуют разные способы развития сетей, но большинство предпринимателей считают самым важным построить долгосрочное сотрудничество с поставщиками и покупателями. Эти различия ясно свидетельствуют о том, что перенос инструментов, показавших свою высокую работоспособность в одной институциональной среде, в среду с иными формальными или неформальными институтами отнюдь не «обречен на успех». Необходимы специальный анализ факторов, которые обусловливают его продуктивность, и поиск ответов на вопрос, имеются ли такие факторы в среде, в которую встраиваются заимствуемые управленческие инструменты.

Заключение

Предложенная методика нарративного анализа в экономике как способа получения информации не единственно возможная. Кроме базовой методики, реализованной Шиллером (2017), несколько иные подходы к нарративному анализу в экономике представлены в: Яковлева, 2018; Машегов и др., 2020; Вольчик, 2022. Соединение в нашей методике широкой и узкой трактовок нарративов делает ее применимой при решении многих задач, предполагающих использование неколичественных данных при разработке вариантов принятия тех или иных решений, включая решения в сфере государственного управления. При этом сам факт опоры на нарративы не связан с качественными исследованиями, нарративы рассматриваются как источники информации, которую сложно получить иначе.

¹ Операциональными принято называть определения, которые позволяют четко идентифицировать содержание определяемого понятия, в частности, посредством указания на операции, которые необходимо для этого совершить (Lundberg, 1942; Boring, 1945).

² Этот механизм в последнее время проникает и в научные журналы свободного доступа.

³ Анализ не исчерпывается приведенными данными, однако ограниченность объема статьи не позволяет дать их полностью.

⁴ Для поиска на китайском языке этот поисковик использовался в РФ.

⁵ Детальное описание проведенного исследования не входит в задачи данной статьи.

Список литературы / References

Вольчик В. В. (2022). К вопросу о теории и методологии нарративной экономики Вопросы теоретической экономики. № 3. С. 31 — 46. [Volchik V. V. (2022). То the issue of the theory and methodology of narrative economics. Issues of Economic Theory, No. 3, pp. 31—46. (In Russian).] https: doi.org 10.52342 2587-7666VTE_2022_3_31_46

Машегов П. H., Зайцев А. Г., Зенченко С. B. (2020). Инновационный нарратив как основа развития экономических систем // Вестник Северо-Кавказского федерального университета. № 6. С. 125 — 132. [Mashegov Р. N., Zaitsev A. G., Zenchenko S. V. (2020). Innovative narrative as a basis for the economic system development. Newsletter of North-Caucasus Federal University, No. 6, pp. 125 — 132. (In Russian).] https: doi.org 10.37493 2307-907X.2020.6.16

Яковлева К. (2018). Оценка экономической активности на основе текстового анализа // Деньги и кредит. Т. 77, № 4. С. 26 — 41. [Yakovleva К. (2018). Text mining-based economic activity estimation. Russian Journal of Money and Finance, Vol. 77, No. 4, pp. 26 — 41. (In Russian).] https: doi.org 10.31477 rjmf.201804.26

Akerlof G. A., Shiller R. J. (2010). Animal spirits: How human psychology drives the economy, and why it matters for global capitalism. Princeton: Princeton University Press, https: doi.org 10.2307 j.ctv36mk90z

Akerlof G. A., Snower D. J. (2016). Bread and bullets. Journal of Economic Behavior & Organization, Vol. 126B, pp. 58—71. https: doi.org 10.1016 j.jebo.2015.10.021

Anderson A. R., Jack S. L., Dodd S. (2005). The role of family members in entrepreneurial networks: Beyond the boundaries of the family firm. Family Business Review, Vol. 18, No. 2, pp. 135-154. https: doi.org 10.1111 j.1741-6248. 2005.00037.x

Anderson J. R. (1991). The adaptive nature of human categorization. Psychological Review, Vol. 98, No. 3, pp. 409-429. https: doi.org 10.1037 0033-295X.98.3.409

Bargh J. A., Huang J. Y. (2014). The evolutionary unconscious: From 'selfish genes’ to 'selfish goals’. In: J. P. Forgas, E. Harmon-Jones (eds.). Sydney symposium of social psychology. Motivation and its regulation: The control within. New York: Psychology Press, pp. 35 — 54.

Boring E. G. (1945). The use of operational definitions in science. Psychological Review, Vol. 52, No. 5, pp. 243-245. https: doi.org 10.1037 E0054934

Boulding K. E. (1969). Economics as a moral science. American Economic Review, Vol. 59, No. 1, pp. 1-12.

Bratkovic Kregar T., Antoncic B. (2016). The relationship between the entrepreneur’s personal network multiplexity and firm growth. Economic Research Ekonomska Istrazivanja, Vol. 29, No. 1, pp. 1126 — 1135. https: doi.org 10.1080 1331677X. 2016.1211947

Bryman A. (1984). The debate about quantitative and qualitative research: A question of method or epistemology? British Journal of Sociology, Vol. 35, No. 1, pp. 78 — 92. https:/ doi.org 10.2307 590553

Collier P. (2016). The cultural foundations of economic failure: A conceptual toolkit. Journal of Economic Behavior & Organization, Vol. 126B, pp. 5—24. https: doi.org 10.1016 j.jebo.2015.10.017

Czarniawska B. (2004). Narratives in social science research. Introducing qualitative methods. London: Sage Publications, https: doi.org 10.4135 9781849209502

Dew N., Read S., Sarasvathy S. D., Wiltbank R. (2008). Outlines of a behavioral theory of the entrepreneurial firm. Journal of Economic Behavior & Organization, Vol. 66, No. 1, pp. 37-59. https: doi.org 10.1016 j.jebo.2006.10.008

Dubini P., Aldrich H. E. (1991). Personal and extended networks are central to the entrepreneurial process. Journal of Business Venturing, Vol. 6, No. 5, pp. 305-313. https:/doi.org 10.1016 0883-9026(91)90021-5

Durda L., Kljucnikov A. (2019). Social networks in entrepreneurial startups development. Economics and Sociology, Vol. 12, No. 3, pp. 192—208. https: doi.org 10.14254 2071-789X.2019 12-3 13

Garcia-Retamero R., Wallin A., Dieckmann A. (2007). Does causal knowledge help us be faster and more frugal in our decisions? Memory & Cognition, Vol. 35, No. 6, pp. 1399-1409. https: doi.org 10.3758 BF03193610 *

Gioia D. A., Chittipeddi K. (1991). Sensemaking and sensegiving in strategic change initiation. Strategic Management Journal, Vol. 12, No. 6, pp. 433 — 448. https: doi.org 10.1002 smj.4250120604

Goldman A. I. (2012). Theory of mind. In: E. Margolis, R. Samuels, S. P. Stich (eds.). The Oxford handbook of philosophy of cognitive science. Oxford: Oxford University Press, pp. 402-424. https: doi.org 10.1093 oxfordhb 9780195309799.013.0017

Greene J. C., Caracelli V. J., Graham W. F. (1989). Toward a conceptual framework for mixed-method evaluation designs. Educational Evaluation and Policy Analysis, Vol. 11, No. 3, pp. 255-274. https: doi.org 10.3102 01623737011003255

Grodal S., Anteby M., Holm A. L. (2021). Achieving rigor in qualitative analysis: The role of active categorization in theory building. Academy of Management Review, Vol. 46, No. 3, pp. 591 — 612. https: doi.org 10.5465 amr.2018.0482

Harrison R. L., Reilly T. M., Creswell J. W. (2020). Methodological rigor in mixed methods: An application in management studies. Journal of Mixed Methods Research, Vol. 14, No. 4, pp. 473-495. https: doi.org 10.1177 1558689819900585

Jussim L. (2017). Précis of social perception and social reality: Why accuracy dominates bias and self-fulfilling prophecy. Behavioral and Brain Sciences, Vol. 40, No. el, pp. 1-66. https: doi.org 10.1017 S0140525X1500062X

Kaplan A. (1964). The conduct of inquiry: Methodology for behavioral science. San Francisco: Chandler Publishing.

Lanka E., Lanka S., Rostron A., Singh P. (2021). Why we need qualitative research in management studies. Revista de Administraçào Contemporânea, Vol. 25, No. 2, article e200297. https: doi.org 10.1590 1982-7849rac2021200297.en

Lundberg G. A. (1942). Operational definitions in the social sciences. American Journal of Sociology, Vol. 47, No. 5, pp. 727—745. https:/ doi.org 10.1086 219004

Mitchell W. C. (1925). Quantitative analysis in economic theory. American Economic Review, Vol. 15, No. 1, pp. 1 — 12.

Newman L, Ridenour C. (1998). Qualitative-quantitative research: A false dichotomy. In: I. Newman, C. Ridenour. Qualitative-quantitative research methodology: Exploring the interactive continuum. Carbondale, IL: Southern Illinois University Press, pp. 1 — 12.

Oatley K. (2008). The mind’s flight simulator. Psychologist, Vol. 21, No. 12, pp. 1030—1032.

Polkinghorne D. E. (1987). Narrative knowing and the human sciences. Albany, NY: State University of New York Press.

Robbins L. (1935). An essay on the nature and significance of economic science. London: MacMillan and Co.

Shiller R. J. (2017). Narrative economics. American Economic Review, Vol. 107, No. 4, pp. 967—1004. https: ^z/doi.org 10.1257 aer.107.4.967

Shiller R. J. (2019a). Narratives about technology-induced job degradation then and now. Journal of Policy Modeling, Vol. 41, No. 3, pp. 477—488. https: doi.org 10.1016 j.jpolmod.2019.03.015

Shiller R. J. (2019b). Narrative economics: How stories go viral and drive major economic events. Princeton, NJ: Princeton University Press, https: doi.org 10.1515 9780691189970

Spiegler R. (2020). Behavioral implications of causal misperceptions. Annual Review of Economics, Vol. 12, pp. 81 — 106. https: doi.org 10.1146 an mi rev-economics-072219-111921

Spreng R. N., Mar R. A., Kim A. S. N. (2008). The common neural basis of autobiographical memory, prospection, navigation, theory of mind, and the default mode: A quantitative meta-analysis. Journal of Cognitive Neuroscience, Vol. 21, No. 3, pp. 489 —510. https://doi.org 10.1162 jocn.2008.21029

Stevens S. S. (1946). On the theory of scales of measurement. Science, Vol. 103, No. 2684, pp. 677-680. https://doi.org 10.1126 science.103.2684.677

Summerfield C., de Lange F. P. (2014). Expectation in perceptual decision making: Neural and computational mechanisms. Nature Reviews Neuroscience, Vol. 15, pp. 745—756. https: doi.org 10.1038 nrn3838

Suppes P., Zinnes J. (1963). Basic measurement theory. In: D. Luce, R. R. Bush, E. Galanter (eds.). Handbook of mathematical psychology, Vol. 1. Chichester: John Wiley & Sons. pp. 3—76.

Turk-Browne N. B., Junge J. A., Scholl B. J. (2005). The automaticity of visual statistical learning. Journal of Experimental Psychology: General, Vol. 134, No. 4, pp. 552—564. https:/ doi.org 10.1037 0096-3445.134.4.552

Walsh K. (2012). Quantitative vs qualitative research: A false dichotomy. Journal of Research in Nursing, Vol. 17, No. 1, pp. 9-11. https:/ doi.org 10.1177 1744987111432053

Wimmer H., Perner J. (1983). Beliefs about beliefs: Representation and constraining function of wrong beliefs in young children’s understanding of deception. Cognition, Vol. 13, No. 1, pp. 103-128. https: doi.org 10.1016 0010-0277(83)90004-5

Yilmaz K. (2013). Comparison of quantitative and qualitative research traditions: Epistemological, theoretical, and methodological differences. European Journal of Education, Vol. 48, No. 2, pp. 311 — 325. https://doi.org 10.1111 ejed.12014

Zhao J., Al-Aidroos N., Turk-Browne N. B. (2013). Attention is spontaneously biased toward regularities. Psychological Science, Vol. 24, No. 5, pp. 667—677. https: // doi.org 10.1177 0956797612460407