Индустриализация как народно-хозяйственная проблема

В последние годы понятие "модернизация" широко используется в отечественном обществоведении. Нередко она отождествляется с индустриальными преобразованиями или политикой индустриализации; но в целом рассматривается как важный элемент модернизации общества. С этой точки зрения нужно учитывать социокультурный контекст и человеческое измерение модернизационных преобразований, а значит, требуются новые критерии их эффективности (1) .

Отечественная индустриальная модернизация характеризуется стадийностью развития. В данной связи актуален анализ институциональных условий, в которых осуществлялась начальная реконструкция народного хозяйства. Специалисты признают, что результаты восстановления экономики не однозначны (2). При этом одни авторы утверждают: "То, что удалось сделать в период 1921 - 1928 гг., нужно считать выдающимся экономическим достижением" (3) и далее "экономическим чудом" (4), другие же оценивают достигнутое намного сдержаннее (5). Благодаря публикации новых документальных свидетельств и использованию макроэкономических исследований 1920-х годов появилась возможность уточнить оценки состояния и перспектив послереволюционного развития нашей страны.

Индустриализация в 1920-е годы выступала как основная задача и цель всей экономической политики. Ее суть сводилась к двум составляющим: обеспечение преимущественного формирования отраслей промышленности по сравнению с сельским хозяйством; содействие приоритетному развитию тяжелой индустрии по отношению к отраслям легкой промышленности.

Соотношение промышленности и сельского хозяйства

Вначале сравним положение промышленности и сельского хозяйства в 1920-е годы, рассмотрев роль последнего в финансировании индустриализации. Доля сельского хозяйства в совокупной валовой продукции промышленного и сельскохозяйственного производства в середине 1920-х годов составляла 53, 6%, что соответствовало (как и до революции) статусу аграрно-индустриалыюй страны (6). Восстановление происходило на базе полунатурального, потребительского, продовольственного типа крестьянских хозяйств, товарные возможности и накопления которых были объективно, экономически и ментально ограничены. Лишь 15% сельскохозяйственной продукции шло на вне-деревенский рынок, в то время как в дореволюционный период - 1/3

Социалистическое накопление не сумело заменить довоенное накопление крупнокапиталистических и мелкобуржуазных слоев, поэтому формирование промышленности могло осуществляться в основном на базе дальнейшего роста доходности сельского хозяйства. Однако большой приток вложений в промышленность происходил на фоне недостаточного восстановления сельского хозяйства. Зерновая площадь составила лишь 87% довоенного уровня при увеличении численности населения на 14 млн человек (7). Прежний уровень товарности земледельческого хозяйства не был достигнут в большинстве производящих районов: Восточном, Юго-Восточном, Северном Кавказе, Средней и Нижней Волге, где в 1925/26 г., по данным бюджетных описаний, у 11% хозяйств было сосредоточено 76% всех товарных излишков.

Для обеспечения Центра теперь не хватало хлеба, производимого в районах Европейской части страны. Его приходилось везти из Сибири. При этом средняя дальность перевозок тонны хлеба (пшеницы, овса, муки) в 1926 г. составила 987 км (8), что приводило к удорожанию сельскохозяйственного производства и ценовым потерям для крестьянства. Невысокие темпы прироста посевных площадей были обусловлены уменьшением посевов зерновых культур, падением их конкурентоспособности по сравнению с другими продуктами полеводства из-за низких цен. Поощрение процесса осереднячивания в ущерб дифференциации привело к измельчению крестьянского хозяйства, а это было равносильно падению его доходности и продуктивности. Теперь для поддержания соотношения поступающей на товарный рынок продукции промышленности и сельского хозяйства в натуральном выражении требовалось вдвое большее предложение со стороны сельского хозяйства, чем до революции.

Благодаря публикации ранее недоступной исследователям сельскохозяйственной статистики обнаружились новые свидетельства натурализации и низкой товарности советской крестьянской экономики по сравнению с дореволюционным периодом. Так, в докладе Экономического управления Наркомторга СССР "Предварительная оценка состояния рынка и товарооборота в первом квартале 1927/28 г." от б февраля 1928 г. отмечалось, что если валовой сбор 1927/28 г. снижен на 2, 8-3%, то товарная часть сокращается на 10 -12% (9). Даже небольшое сокращение вала в четыре раза уменьшало уровень товарности, который колебался между 14 и 15% (против дореволюционных 22, 8%) (10) .

К концу восстановительного периода проблема хлебного производства и хлебного экспорта как источника средств для индустриализации стала все больше обостряться. Наблюдалось падение как абсолютной, так и относительной доли народно-хозяйственного дохода, получаемой сельским населением, по сравнению с довоенным временем. На практике процесс межотраслевого перераспределения дохода - перевод значительных средств из сельского хозяйства в промышленность - происходил непосредственно по инициативе государства в порядке бюджетного финансирования, за счет налогов с крестьянства, эмиссионного налога и кредита, а также соответствующего рыночного ценообразования.

Неоправданный отток капиталов и хозяйственных накоплений из деревни был во многом обусловлен растущими "ножницами цеп". Поскольку цены формировались не на основе рыночной конъюнктуры, а диктовались потребностями бюджета в наличных средствах, политика цен на важнейшие сельскохозяйственные культуры не способствовала росту производительности и товарности аграрного сектора. Если до войны крестьянин получал 70% цены ржи на внутреннем и 75% цены пшеницы на внешнем рынке, то в середине 1920-х годов - всего 50%. В переводе на промышленные товары крестьянин имел в 1926/27 г. менее половины того, чем располагал до войны (11), а сама масса индустриальных товаров составила 70 - 80% от довоенной (12) .

Темп прироста сельскохозяйственной продукции хронически отставал от темпа прироста промышленной. На заседании СТО 26 октября 1925 г. В. Громан сообщил о двухпроцентном годовом росте продукции сельского хозяйства при 60-процентном росте промышленного производства (13) .

Теперь крестьянину приходилось в два раза больше продавать сельскохозяйственных продуктов, чтобы купить промышленные.

Согласно всероссийскому индексу оптовых цен ЦСУ СССР, на 1 января 1927 г. промышленные товары подорожали по сравнению с довоенным периодом в 2, 03 раза, а сельскохозяйственные - в 1, 55 раза. Такое перекачивание капиталов из деревни тормозило восстановление сельского хозяйства, покупку сельскохозяйственной техники. Но проводить прокрестьянскую политику означало распроститься с социалистическими иллюзиями. Например, монополия внешней торговли рассматривалась руководством страны как важная командная высота. В 1925 г. Л. Д. Троцкий резонно замечал: "Если монополию снять, то ни диктатура пролетариата, ни национализация средств производства, ни коммунистическая партия не удержатся" (14). "Монополия - это защита нашей советской промышленности от конкуренции иностранной и защита нашей индустриализации и, во-вторых, это защита планового хозяйства, социалистически строящегося хозяйства от мирового капиталистического рынка", - говорил А. И. Микоян, народный комиссар торговли на февральском (1927 г.) Пленуме ВКП(б) (15). Н. И. Бухарин рассуждал следующим образом: "Если бы у нас не было монополии внешней торговли, то темп развития, на известный период, возрос бы, было бы больше товаров, интенсивнее шла бы их циркуляция. Однако мы этого не делаем именно из соображений о нашей независимости" (16) .

В действительности государственная монополия внешней торговли выступала серьезным препятствием для расширения экономических связей (в том числе международных), а также прочного долговременного хозяйственного подъема. В 1927 г. отечественные сельскохозяйственные товары были на 26% дешевле заграничных. Экспорт по сумме составил 46%, а импорт оборудования - 45% от уровня 1913 г. При этом накладные расходы по экспорту превышали довоенные по хлебу в 2, 25 раза, маслу - в 2, 5, яйцам - более чем в три, по льну - более чем в четыре раза (17) .

В фундаментальном издании "Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Документы и материалы" впервые опубликованы данные о реальных валовых сборах и запасах хлеба в крестьянских хозяйствах во второй половине 1920-х годов. Они оказались гораздо ниже, чем представлялось ранее. На самом деле, как показал "Баланс зерновых хлебов на 1926/27 и 1927/28 с/х годы", они были далеки от "мифических" (по выражению Н. И. Бухарина) 900 млн пудов хлебных запасов. На заседании Экономического совета 24 декабря 1927 г. нарком торговли РСФСР Г. В. Чухрита сказал: "...Напряженное состояние на хлебном рынке не является исключительным, а имеет место на всех с/х рынках, прогрессивно увеличиваясь, ежегодно повторяется...". Докладчик подчеркнул, что основные причины этого явления заложены во всей системе построения народного хозяйства, а именно:

а) темпы роста капитальных вложений в промышленность опережают темп роста народного дохода;

б) рост фонда зарплаты и других видов денежного дохода не соответствует росту промышленной продукции широкого потребления и росту производства главнейших продуктов питания.Последнее в особенности приводит к сокращению с/х экспорта, а следовательно, к уменьшению валютных поступлений;

в) развертывание промышленности обгоняет рост ее с/х базы (18) .

По данным ЦСУ СССР, в 1920-е годы крестьянские хлебные запасы выступали лишь в качестве необходимых страховых фондов, и принудительные изъятия ударили по благосостоянию всей деревни. Масштабы изъятий из сельского хозяйства в 1926/27 г. характеризуются следующими показателями: при росте валового сбора на 6, 5% государственные заготовки увеличились на 25, 2%. Таким образом, в 1927 г., после самого урожайного года, не было хлебных запасов ни в городе, ни в деревне, но экспорт хлеба (188, 4 млн пудов) увеличился за счет ухудшения снабжения городского населения. Об этом запрещено было писать в печати, и к сохранению тайны было привлечено ОГПУ (19) .

В 1927 г. Г. М. Кржижановский признавал: "За счет деревни мы не располагаем никакими ресурсами для намечаемого нами плана индустриализации... При низком уровне производительности труда и низком душевом доходе деревня живет на пороге физиологических норм существования и не может служить сколько-нибудь заметным источником для социалистического накопления" (20). Между тем диспропорции между промышленностью и сельским хозяйством усиливались под влиянием сезонности аграрного производства: до революции она сглаживалась благодаря наличию значительных товарных запасов, а теперь из-за их отсутствия каждой осенью возникали кризисные явления. Вместо накопления материальных ценностей в сельском хозяйстве шел их интенсивный отток в промышленность, что не только разрушало базу и стимулы земледельческого хозяйства, но и подрывало возможности дальнейшего народно-хозяйственного накопления.

В конце 1920-х годов вновь проявил себя русский парадокс: аграрная перенаселенность при крайне редком населении или малоземелье при обилии земли. Четыре самых перенаселеннных района насчитывали 7-8 млн "лишних" человек, и прирост населения продолжался. Не только Тула, Пенза и Курск, но уже и Кубань жаловались на перенаселенность. Самостоятельное значение аграрного перенаселения определялось не столько увеличением естественного прироста населения, сколько характером производственных отношений. Большой (в два-три раза по сравнению с дореволюционным временем) рост безработицы объяснялся низкой мобильностью трудовых ресурсов, утратой специализации, разрушением центров крестьянского отходничества. В деревне ежегодно насчитывалось 2 млн избыточных рабочих рук, четверть из них направлялась на заработки в город, а промышленность могла предоставить работу в 1926 г. не более 100 тыс. человек (21) .

Специалисты предупреждали, что приближение к довоенному уровню производства не означает достижение довоенного уровня потребления: "Чтобы достичь насыщения рынка в довоенных масштабах, мы должны производить больше товаров, чем до войны, компенсируя экспорт. Ведь население увеличилось с 1913 по 1927 г. на 7, 1%. Достичь довоенного уровня потребления не значит больше потреблять" (22) .

О бестоварье разбивались все планы - как хлебозаготовительные, так и экспортные. Таким образом, задача состояла не только в увеличении личного потребления крестьянства и переводе натуральных накоплений в денежную форму. "Значение накопления средств производства важнее повышения личного потребления и предметов обрабатывающей промышленности", - писал П. П. Маслов в своей записке к материалам доклада В. М. Молотова на XV съезде ВКП(б), характеризуя сущность кризиса, в котором оказалась страна осенью 1927 г. Производительность труда в сельском хозяйстве повышается при увеличении производительных затрат. То есть сельское хозяйство нуждается в капитале на производительные цели. Поэтому важен сам характер потребления соответствующей доли национального дохода, а не только количественная ее часть (23). Покупательный фонд крестьянства вырос по сравнению с довоенным периодом, по данным Э. В. Квиринга, на 750 млн червонных рублей. До войны увеличивались вклады в сберкассы и в систему мелкого кредита (в размере 100 млн руб.), а в середине 1920-х годов они оказались сведены к минимуму (24) .

Тяжелая и легкая промышленность

Обратимся теперь к анализу соотношения групп "А" и "Б" в самой промышленности, сложившегося к концу восстановительного периода. XIV съезд ВКП(б) в конце 1925 г. констатировал бурный рост народного хозяйства в целом и приближение его к довоенному уровню. В качестве наиболее значимых в народно-хозяйственном отношении отмечались успехи крупной промышленности, в 1927 г. намного превысившей предвоенный уровень. Однако современники сомневались в реальности этих достижений (25). Тогда же были приведены аргументы, связанные с состоянием источников, рисующих более благоприятную картину для Советской России. Во-первых, довоенные данные неполны и сравнимы лишь по отраслям цензовой промышленности (26). Во-вторых, с середины 1920-х годов ЦСУ СССР рассчитывало динамику продукции по отчетам предприятий о ее объеме, что при росте цен неизбежно завышало результаты. Наконец, Госплан СССР в 1927 г. показал, что стоимость продукции промышленности в 1913 г. приуменьшена не менее чем на 10%, "так что все проценты, определяющие отношение к довоенному уровню промышленности, должны быть соответственно понижены" (27) .

Уже в 1922 - 1924 гг. тяжелая индустрия развивалась быстрее легкой. В последующие два года темп роста группы "А" оказался в 2, 5 раза выше, чем группы "Б". Согласно установке XIV съезда ВКП(б), необходимо было "держать курс на индустриализацию страны, развитие производства средств производства и образование резервов для экономического маневрирования", осуществлять усиленное накопление капитала. Крупная промышленность с каждым годом все щедрее финансировалась из государственного бюджета. Так, в группу "А" в 1925/26 г. было сделано 66% всех капиталовложений, в 1926/27 г. - 70% (28). Удельный же вес ее продукции в общем объеме промышленного производства в 1926 - 1928 гг. составлял 40-44%, примерно как в 1913 г. Согласно индексу Конъюнктурного института, физический объем производства государственной промышленности в 1925/26 г. достиг 86% довоенного, в том числе в легкой промышленности - 104, 9%, а в тяжелой - лишь 68, 1% (29)

Современники правомерно рассматривали 1925/26 и 1926/27 хозяйственные годы как восстановительно-реконструктивные, сочетавшие использование старого капитала с частичным переоборудованием и реконструкцией производства. Восстановление промышленности и всего народного хозяйства протекало неравномерно по отраслям и прошло "вчерне" (как выражались специалисты). Финансирование промышленности в основном осуществлялось из двух источников: в 1927/28 г. примерно половина средств была мобилизована (на цели капитального ремонта) за счет внутрипромышленных накоплений, то есть амортизации и высоких прибылей, а другую половину составили государственные дотации (за счет налогов и займов).

Колоссальные средства направлялись в тяжелую промышленность и в электроэнергетику (по темпам: прироста новых мощностей электростанций СССР вышел на первое место в мире), на производство изделий технического назначения. В результате была полностью восстановлена на новой технической основе топливная база российской промышленности, высокими темпами развивалась металлообработка. В то же время заметно отставали черная металлургия, производство строительных материалов и особенно пищевая промышленность. Была нарушена отраслевая "соразмерность" внутри промышленности.

Наличие крупного государственного сектора, характеризовавшегося монопольным положением в экономике и высоким уровнем концентрации производства, позволяло правительству непосредственно контролировать 50% всего произведенного национального дохода и распоряжаться 2/3 реального накопления (30). Достигнутая перед началом первой пятилетки норма накопления превышала показатели как дореволюционной России, так и развитых капиталистических стран. Темпы роста промышленности стабилизировались после восстановления в 1927 г. ее довоенной структуры, а скачок бюджетных расходов сопровождался замедлением темпов экономического роста. До 1928 г. накопления не покрывали нормального износа средств производства, стоимость основного капитала была ниже довоенной. Продолжался процесс освоения национализированных предприятий, но их оборудование устарело и было изношено, поскольку с 1913 г. отечественная промышленность практически обходилась без амортизационных отчислений, проедая основной капитал: текущий износ приближался к 40%.

Весьма опасной представлялась современникам диспропорция в развитии транспорта и других подразделений народного хозяйства. Она создавала объективный предел дальнейшего роста всех отраслей производства. Государство пыталось увеличить размеры дотации промышленности за счет эмиссии, что приводило к высокой инфляции. "Твердой валюты у нас нет", - заметил нарком финансов Г. Я. Сокольников в 1926 г. (31), а во второй половине 1928 г. покупательная способность червонца резко упала. Инфляция казалась причиной хозяйственных затруднений, но во многом она была спровоцирована чрезмерной уверенностью руководства страны в возможности одновременного значительного повышения реального уровня жизни населения и накопления в экономике. Недостаточное развитие легкой промышленности обостряло товарный голод, причем самым дефицитным товаром была мануфактура.

Повышение уровня жизни рабочего класса по сравнению с довоенным (в 1926/27 г. предвоенные ставки зарплаты были превзойдены) происходило при более низком национальном доходе (32) и явилось результатом резкого уменьшения потребления капиталистических слоев городского населения. Кроме того, ему способствовали приток средств из сельского хозяйства и сокращение потребления промышленных товаров Крестьянством но сравнению с довоенным периодом. До революции наблюдалось снижение относительных цен на промтовары, обусловленное быстрым ростом российской промышленности и экономией на масштабах производства.

В середине 1920-х годов себестоимость промышленной продукции выросла в 2-2, 5 раза по сравнению с уровнем 1913 г. Цены на промышленные товары в 1926 г. вдвое превысили довоенный уровень и в 2, 5 раза превзошли цены ведущих капиталистических стран. Теперь на душу населения приходилась примерно половина довоенной нормы предметов личного потребления. В 1927 г. в сборнике "Промышленность и народное хозяйство" отмечалось, что в расчете на душу населения товаров производственного назначения производилось существенно меньше, чем до войны (33). В 1928 г. выплавка чугуна еще не достигла предвоенного уровня, как и производство проката, а удельный вес машиностроения в общем объеме промышленной продукции составлял 10, 3%.

"...Не имея заграничных кредитов в достаточной степени, не имея валютных ресурсов, мы не можем больше ускорять темп роста нашего производства", - говорил летом 1927 г. нарком торговли А. И. Микоян (34). Действительно, доля иностранных средств в общей сумме новых инвестиций составляла в середине 1920-х годов 3, 2% (235 млн руб.). Отметим, что в 1913 г. почти 1/3 всех капиталовложений в крупную промышленность имела иностранное происхождение (25). Теперь требовались многомиллионные и долгосрочные вложения, а привлечь за границей удавалось лишь товарные кредиты на 3 - 4 года при условии заказа оборудования.

Развивая стратегически важные отрасли - промышленность и транспорт, советское руководство стремилось получить доступ к современным техническим достижениям. Практиковались "чистые" и "смешанные", а также "технические" концессии (то есть оплачиваемая советскими заказчиками техническая помощь без инвестирования иностранного капитала). В конце 1920-х годов такие соглашения стали называться договорами о техническом содействии, что было идеологически более приемлемым.

Современные исследователи критически оценивают советскую концессионную политику. Б. М. Шпотов пишет о том, что "советское правительство не преуспело в привлечении иностранного капитала для промышленных целей, но ему до некоторой степени удалось заинтересовать крупные компании в добыче полезных ископаемых и в других проектах, связанных с экспортом сырья и материалов. Однако нет ни одного концессионера, который не испытывал бы трудностей в управлении предприятием" (36). Т. В. Давыдова сделала вывод о нестабильности и неэффективности советской концессионной политики, которая была инородной для нэпа. Концессионеры стремились к быстрой окупаемости вложений в условиях повышенного внутреннего спроса на потребительские товары и мирового спроса на лес, ископаемые и сырье, а советская сторона - к всестороннему контролю (37) .

Большевистское руководство было уверено, что успешное восстановление промышленности возможно и без иностранной помощи. Об этом свидетельствуют новые документы, опубликованные в сборнике "Индустриализация Советского Союза.Новые документы. Новые факты. Новые подходы". Так, Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) "О Договоре с "Юнкерсом"" от 4 марта 1926 г. приказывало:

а) договор с "Юнкерсом" расторгнуть...;

б) признать необходимым развивать авиапромышленность средствами Союза;

в) вопрос о методах, способах и сроках развития авиапромышленности средствами Союза разрешить в двухнедельный срок. Далее предлагалось произвести в месячный срок полную чистку аппарата Авиатреста, подобрать "кадры лучших работников, как коммунистов, так и специалистов для авиапромышленности" (38) .

На практике программа промышленных капиталовложений второй половины 1920-х годов предполагала наращивание государственных расходов без учета требований рынка. Важно было перейти от мобилизации "мертвого капитала", то есть от освоения имевшихся свободных мощностей, к использованию "добавочного капитала", то есть к новому строительству. Заместитель председателя ВСНХ Г. Пятаков прямо сформулировал эту задачу на апрельском (1926 г.) Пленуме ЦК ВКП(б): "Ведь программа капитальных работ и особенно программа нового промышленного строительства и есть конкретное содержание политики индустриализации; не темп прироста промышленной продукции, а темп прироста капитальных работ и, особенно, нового промышленного строительства определяет, какими шагами мы идем по пути индустриализации" (39) .

Промфинплан 1927/28 г. стал предметом острых дискуссий в Политбюро. В марте 1928 г. Сталин считал, "что индустриализацию и ее темп правильнее высчитывать по капитальным затратам, а не по валовой продукции" (40). Комиссия Орджоникидзе - Куйбышева - Кржижановского нашла дополнительные средства (20 млн руб.) на расширение Сталинградского тракторного, Керченского металлургического, Мариупольского трубного, Кузнецкого металлургического заводов, Россельмаша. Пропорциональным развитием легкой промышленности было решено пренебречь, и капиталовложения стали замораживаться в дорогостоящих долговременных объектах, хотя уже к 1927 г. обнаружились серьезные недостатки в организации капитального строительства. "Процесс капитального строительства с самого начала оказался плохо управляемым, фактически - неплановым, начинаемые стройки не имели экономического обоснования, календарных планов строительства, утвержденных технических проектов, не решались вопросы транспортного обеспечения, оптимального размещения предприятий, неясна была сырьевая база будущих заводов, начатых строительством". Закономерным следствием "ударности в проектировании и начале строительства явились затягивание сроков строительства, замораживание и перерасход капитальных вложений" (41) .

Приведем лишь два примера, отмеченных Рабоче-крестьянской инспекцией. Так, при обследовании хода электрификационных работ было констатировано: "Достаточно разработанного плана электрификации не имеется...Ни для одной из обследованных станций при начале строительства планы и сметы готовы не бы ли... Стоимость строительства всегда превышала смету...Все станции плохо оборудованы...Строительные работы производятся медленно. Ни одна из районных станций не строилась меньше чем в четыре года...". Помимо объективных трудностей во многих случаях отмечалась полная бесхозяйственность в ведении работ (42). Строительство Волховстроя продолжалось шесть лет, и расходы в четыре раза превысили смету. К 1927 г. он работал лишь на 1\3 своей плановой мощности, при этом происходили постоянные поломки и ощущалась потребность в радикальном переоборудовании. В черной металлургии удельный вес незавершенного строительства достигал 32, 3%. Картины "вопиющей бесплановости и неорганизованности" были характерны для большинства строек.

В своем заключительном слове на августовском (1927 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) глава правительства А. И. Рыков сформулировал центральный лозунг в области нового строительства - максимальное сокращение сроков ввода новых сооружений и удешевление строительства. "Все деньги в необходимом размере должны быть выделены в первую очередь на осуществление уже начатых работ и быстрейшее их окончание. К новому строительству можно приступать только в том размере, как это допускают оставшиеся после этого средства". "Рационализация нашего хозяйства стоит перед нами в виде проблемы реконструкции", - говорил Г. Кржижановский, подчеркивая сложность соответствующих задач. Ссылаясь на опыт стран Европы и Америки, он призывал "выровнять наш фронт по этой линии". СССР не может угнаться за ними по объему капиталовложений в строительство, "но мы можем создать новое качество нашего промышленного здания... Мы имеем национализацию земли, промышленность и кредит, создающие особые предпосылки" (43) .

Источником накопления для индустриализации, возможным методом модернизации промышленности выступил "режим экономии". Эта первая хозяйственная кампания явилась "составной частью политики по усилению накопления средств производства в целях форсированного развертывания группы "А" за счет сокращения потребления и увеличения производительности труда в условиях низкой технологии..." (44). Интенсивность труда возросла (с 1927 г. была введена третья смена), но она не могла компенсировать сокращение рабочего времени. Материалоемкость продукции увеличивалась, а рентабельность и фондоотдача производства резко упали. Отмечалось и плохое использование ресурсов по сравнению с предреволюционным периодом. Кампания экономии не только фактически провалилась, но и привела к ухудшению материального положения рабочих. Это признавалось и руководством страны (45) .

Таким образом, количественные результаты восстановительного процесса в промышленности были обусловлены экстенсивным: расширением хозяйства (увеличением числа рабочих, вовлечением в производственные процессы новых предприятий и оборудования), а также более полным использованием имевшихся трудовых ресурсов и капитала. В качественном отношении удалось технически модернизировать работающую на экспорт нефтяную промышленность. В 1927 г. руководитель ЦСУ СССР Н. А. Осинский с гордостью отмечал: "Мы оказались в состоянии так реорганизовать нефтяную промышленность, что цены на керосин равны довоенным" (46). Были намечены планы по специализации машиностроительных заводов, повысился уровень механизации в каменноугольной, металлургической и текстильной отраслях.

Однако возможности интенсивной индустриализации, быстрого расширения технической базы производства были ограничены не только недостатком капиталовложений, сырья и высокой себестоимостью промышленной продукции. На практике перенакопление привело к разбалансированности внутреннего рынка. Так, в группу "А" в 1927/28 г. были сделаны 71%, а в 1928/29 г. - 77% 'всех капиталовложений. Председатель ВСНХ В. В. Куйбышев на ноябрьском (1928 г.) Пленуме ЦК ВКП (б) сообщал, что "за три года до 1928/29 года всего было вложено в промышленность без электрификации 3 млрд. 200 млн рублей" (47) .

О складывающихся диспропорциях "вследствие неправильного расчета возможного темпа и необходимых направлений инвестирования" писал в секретном письме, адресованном А. И. Рыкову и И. В. Сталину, 12 декабря 1927 г. - непосредственно перед началом XV съезда ВКП(б) Н. А. Осинский. "Нам нужно было в гораздо большем масштабе развертывать отрасли производства, производящие готовые продукты, и нам надо было больше вложить средств в их рационализацию, на удешевление их продукции. А мы чересчур нажали на тяжелую индустрию, заторопили здесь темп (в отношении к суммарным нашим возможностям)", - делает вывод руководитель ЦСУ (48) .

Между тем перекачка средств из сельского хозяйства в промышленность из года в год усиливалась. Обострились диспропорции в народном хозяйстве. На базе хронического "недоимпорта-недоэкснорта" страна лишилась важных позиций в мировой экономике. Экспорт из СССР в 1927-1928 гг. составлял половину довоенного.

А. И. Микоян конфиденциально писал А. И. Рыкову 19 сентября 1928 г. о "трудностях хлеба и трудностях валюты", которые, "если мы их не преодолеем, определят собой весь характер нашей хозяйственной жизни на будущий год". В связи с проблемой валюты он напоминает о решении Политбюро от 16 августа 1928 г. "Об Америке" (в нем речь шла о сокращении кредитов со стороны американских банков. - Н. Р.) и поручении СТО провести сокращение валютных расходов в планах 1928 - 1929 гг. на 20 млн руб. в квартал "с тем расчетом, чтобы не было приостановки работ промышленных предприятий". Нарком торговли приходит к выводу: "Надо готовиться к худшему, а резерва у нас нет" (49) .

Интенсификация сельского хозяйства, его механизация в условиях достаточного финансирования отрасли и правильной политики цен могли бы обеспечить реальную основу индустриализации страны и общий экономический подъем. Для этого надо было снизить темп роста промышленного производства, "причем в большей мерс за счет производства средств производства, чем за счет производства средств потребления, дабы можно было сбалансировать спрос и предложение товаров широкого потребления. Этим будет смягчена и диспропорция между промышленностью и сельским хозяйством", - писал специалист Конъюнктурного института при Наркомфине СССР Альб. Л. Вайнштейн, критикуя перспективный план развития народного хозяйства СССР (50). Эксперт Госплана В. А. Базаров, имея в виду установку планов развертывания промышленности, назвал их в 1928 г. "поверхностной индустриальной экспансией", ведь они не учитывали наличные финансовые, технические и культурные возможности страны (51). Поскольку производительное накопление было сведено к минимуму, то и теми пятилетки мог стать непосильным и нереальным. Н. Д. Кондратьеву это было ясно уже в 1927 г. (52)

Предупреждения специалистов о чрезмерной централизации как важнейшем пороке управления государственной промышленностью, о необходимости "сдвига в пользу децентрализации", эволюции в сторону "рациональной организованности" были проигнорированы политическим руководством страны. Система управления промышленностью, приспособленная к наличию рыночных элементов, сохраняя с самого начала нэпа централизованно-плановый характер, трансформировалась в течение 1920-х годов в систему отраслевого и оперативно-планового управления промышленными предприятиями.

Таким образом, на протяжении 1920-х годов индустриализация выступала важнейшей народно-хозяйственной задачей, решение которой могло бы смягчить острые противоречия социально-экономического развития СССР. Ученые-экономисты правомерно видели в ней главный инструмент модернизации страны, в том числе ее аграрной сферы. Они подчеркивали равнозначность промышленности и сельского хозяйства и, следовательно, необходимость достижения их динамического равновесия. Не только народно-хозяйственная конъюнктура конца 1920-х годов, но и мировой и собственный исторический опыт показывали, что для индустриализации нужно накопление капитала. Так как этот процесс требует времени, то и индустриализация может осуществляться лишь в соответствии с реальными возможностями.

Сравнивая результаты развития советской экономики в конце 1920-х годов с дореволюционными показателями с точки зрения ее готовности к масштабной индустриализации, надо иметь в виду, что до 1913 г. Россия тридцать лет характеризовалась высокими темпами экономического роста. Восстановление экономики после тяжелейших потрясений 1914 - 1922 гг. в институциональных условиях новой экономической политики оказалось неполным и частичным. В результате государство укрепилось в большей степени, чем экономика.

Незавершенность восстановительного этапа в количественном, а главное - в качественном отношении выступила объективным препятствием для индустриального прорыва. Жизнь в который раз подтвердила максиму А. Смита о том, что экономика не может быть развита более, чем позволяет сельское хозяйство. Однако отечественная хозяйственная политика исходила из нереальных представлений о возможности одновременного значительного повышения жизненного уровня населения и накопления в стране. На практике во второй половине 1920-х годов диспропорции между сельским хозяйством и промышленностью лишь усиливались. Промышленность развивалась вместо, а не вместе с сельским хозяйством.

Это позволяет яснее представить перспективы (отнюдь не радужные) первой пятилетки СССР. Сложившиеся институциональные условия, механизмы принятия решений, практика нерационального и затратного хозяйствования закладывали основы будущих противоречий, формируя предпосылки для последовательного огосударствления экономики и централизованного планирования хозяйственного развития. Нужны были время и терпение, повседневная кропотливая работа по завершению восстановительных процессов и созданию условий для модернизации экономики: здорового производственного накопления, нормализации рыночных отношений, приемлемых структуры и уровня цен, налогов и т. д. Однако задачи в области хозяйственного строительства определялись доминировавшими идеологией и политикой. Раздувание потенциальной военной угрозы привело к общенациональному оборонному психозу. В результате форсированная индустриализация потребовала насильственной коллективизации, широкомасштабного применения принудительного труда, огромных материальных и нравственных жертв, принесенных народом страны.

(1) Лейбович О. Л. Модернизация в России: к методологии изучения современной отечественной истории. Пермь, 1996; Малиа М. Советская трагедия: История социализма в России. 1917 - 1991. М., 2002; Мелъяпцев В. А. Россия за три века: экономический рост в мировом контексте // Общественные пауки и современность. 2003. N 5; Вишневский А. Модернизация и контрмодерцизация: чья возьмет? // Общественные пауки и современность. 2004. N 1.

(2) См.: Обсуждение лекции С. В. Ильина "Промышленное развитие России от конца XIX в. до начала сталинского "Великого перелома"": Конференции, дискуссии, материалы. 2004. М., 2004. С. 131; Дэвис Р. Развитие советского общества в 1920-е годы и проблемы альтернативы // Россия в XX веке. М., 1994. С. 312.

(3) Обсуждение лекции С. В. Ильина... С. 131.

(4) Белоусов Р. А. Русское экономическое чудо // ЭКО. 2003. N 5. С. 179.

(5) Лапина С. Н., Лелюхииа Н. Д. Две модели государственного предпринимательства в России в 1910-е и 1920-е годы XX века: сравнительный анализ // Нэп в контексте исторического развития России XX века. М., 2001; Рогалина Н. Л. Нэп в свете современных документальных публикаций // Нэп: экономические, политические и социокультурные аспекты. М., 2006.

(6) Квиринг Э. В. Очерки развития промышленности в СССР. 1917 - 1927. М., 1929. С. 88. Э. Квиринг считал, что в 1926/27 г. восстановились довоенные пропорции по валовой продукции промышленности и сельского хозяйства в стоимостном выражении.

(7) Как ломали нэп: Стенограммы Пленумов ЦК ВКП(б). 1928-1929. М., 2000. Т. 1. С. 439.

(8) Государственный архив экономики (РАЭ), ф. 7529, он. 1, д. 78, л. 74.

(9) 'Трагедия советской деревни: Коллективизация и раскулачивание /' Документы и материалы. М., 1999. Т. 1. С. 203.

(10) Экономический бюллетень Конъюнктурного института. 1927. N 11-12. С. 52.

(11) См.: На аграрном фронте. 1928. N 10. С. 79; Внутренняя торговля СССР за, 10 лет. М., 1927. С. 108-110. Представляется абсурдным утверждение Ю. П. Бокарсва о том, что до революции крестьянин получал за 1 руб. своей продукции только па 10 коп. городской продукции в стоимостном выражении. При таком положении ни о каком экономическом подъеме речь идти не может. Жаль, что столь безответственное утверждение появилось па страницах уважаемого издания "Источниковедение новейшей истории России: теория, методология и практика". М., 2004. С. 606.

(12) Н. Д. Кондратьев - В. М. Молотову 4 октября 1927 г. // Известия ЦК КПСС. 1989. N 7. С. 193.

(13) Индустриализация Советского Союза: Новые документы. Новые факты. Новые подходы. Ч. I. M., 1997. С. 11.

(14) Индустриализация Советского Союза... Ч. I. С. 52.15) Там же. С. 142.

(16) Там же. С. 136.

(17) Экономическое обозрение. 1926. N 12. С. 178.

(18) Трагедия советской деревни... С. 116.

(19) Там же. С. 772, 773.

(20) Перспективы развертывания народного хозяйства СССР. М., 1927. С. 30.

(21) Известия. 1926. 6 нояб.

(22) Квирииг Э. В. Указ. соч. С. 43, 88.

(23) Маслов П. П. Записка по просьбе замнаркомфипа М. Фрумкипа от 10 октября 1997 г. о Комиссию Политбюро к докладу В. М. Молотова на XV съезде ВКП(б) // Известия ЦК КПСС. 1989. N 10. С. 213.

(24) Квирит Э. В. Указ. соч. С. 90.

(25) Маслов П. Л. Указ. соч. С. 193; Нэп: взгляд со стороны. М., 1991. С. 174.

(26) Бруцкус Б. Д. Народное хозяйство Советской России, его природа и его судьбы // Вопросы экономики. 1991. N 10. С. 137.

(27) Громан В. Народное хозяйство СССР. 1927. Упадок и возрождение: Меморандум, представленный экономической конференции в мае 1927 г. М.-Л., 1928. С. 47. В фундаментальном труде Л. Б. Кафергауза "Эволюция промышленного производства в России (последняя треть XIX в. - 30-е годы XX в.написанном в 1930 г. и увидевшем свет лишь в 1994 г., это обстоятельство, видимо, не было учтено и масштабы восстановительных процессов в промышленности явно преувеличены. Кроме того, автор не сообщает о методике дореволюционных и послереволюционных сравнений.

(28) Индустриализация Советского Союза... Ч. I. С. 223.

(29) Нэп: взгляд со стороны. С. G3.

(30) Материалы по балансу народного хозяйства СССР за 1928, 1929 и 1930 гг. М., 1932. С. 84.

(31) Индустриализация Советского Союза... Ч. 1. С. 87.

(32) В 1920-е годы ЦСУ не публиковало данных об объеме национального дохода по сравнению с 1913 г., не желая обнаруживать неприятную правду. В статистическом справочнике "Народное хозяйство СССР в 1958 году" (с. 52) зафиксирован его рост на 19%. Специальные подсчеты показали, что национальный доход в 1928 г. оказался па 12 - 15% ниже уровня 1913 г. при росте численности населения па 5%, душевое же производство уменьшилось на 17-20% (см.: Ханин Г. И. Почему и когда погиб иди? // ЭКО. 1989. N 10. С. 70).

(33) Промышленность и народное хозяйство. М., 1927. С. 64.

(34) Индустриализация Советского Союза... Ч. I. С. 175.

(35) Оль П. Иностранные капиталы в России. М., 1922. С. 8.

(36) Шпотов Б. М. Участие американских промышленных компаний в советской индустриализации, 1928 - 1933 гг.// Экономическая история. Ежегодник. М., 2005. С. 178.

(37) Давыдова Т. В. Концессии как форма участия иностранного капитала и советской экономике 1920-х гг. // Россия в XIX-XX вв. М., 2002. С. 85.

(38) Индустриализация Советского Союза... Ч. И. М., 1999. Раздел III. Роль иностранных держав и граждан: помощь или взаимная выгода? С. 202-286.

(39) Индустриализация Советского Союза... Ч. I. С. 103.

(40) Советское руководство. Переписка 1928-1941. М., 1999. С. 23.

(41) Маневич В.Е. Проблемы теории и практики хозрасчета в 20-х годах // Истоки. Вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли. 1990. Вып. 2. С. 164.

(42) Экономическая жизнь. 1928. 22 мая.

(43) Индустриализация Советского Союза... Ч. 1. С. 122.

(44) Ульянова С. Б. Противоречия режима экономии в промышленности 1920-х годов // Отечественная история. 2001. N 3. С. 144.

(45) Большевистское руководство. Переписка. 1912 - 1927. М., 1995. С. 334; Индустриализация Советского Союза... Ч. 1. С. 179.

(46) Большевистское руководство... С. 359.

(47) Индустриализация Советского Союза... Ч. 1. С. 223.

(48) Там же. С. 359-360.

(49) Советское руководство... С. 45, 47.

(50) Вайнштейн Альб. Л. Избранные труды: В 2 кн. Кн. 1: Советская экономика is 20-е гг. М.: Наука, 2000. С. 497.

(51) Экономическое обозрение. 1928. N 6. С. 169. (52) Плановое хозяйство. 1927. N 4. С. 32 - 33.