Влияние государственных институтов развития на инновационное поведение фирм: качественные эффекты

Симачев Ю.В.
к. т. н., директор по экономической политике
Национального исследовательского университета
«Высшая школа экономики» (НИУ ВШЭ)
Кузык М.Г.
к. э. н., руководитель направления
Межведомственного аналитического центра
старший научный сотрудник
Российской академии народного хозяйства
и государственной службы при Президенте РФ

В течение примерно двух десятков лет в России идет процесс формирования финансовых институтов развития. С 2006-2007 гг. эти процессы усилились, масштабы деятельности институтов развития расширились, а с 2011-2012 гг. все больше внимания уделяется общей «настройке» их системы. Почему вопрос об этих институтах так остро стоит в России, причем столь продолжительное время? Почему споры о результатах их деятельности не прекращаются, а по мере накопления данных нет даже оценочного консенсуса?

По нашему мнению, причин несколько. Во-первых, институты развития были и остаются значимым и, что особенно важно, заметным элементом реализуемой государством политики. Объем бюджетного обеспечения их деятельности в некоторые годы — прежде всего, в периоды «государственного оптимизма» — составлял весомую долю расходов федерального бюджета (см. рисунок). По сути, институты развития, особенно крупнейшие — Внешэкономбанк, Роснано, РВК, позднее Сколково — преподносились обществу и лицам, принимающим решения, как инструмент едва ли не волшебного перехода России на инновационный путь развития. Как следствие, вокруг них формировалось слишком много ожиданий, часто неоправданно завышенных, несоответствие которым реальной деятельности институтов неизбежно делало их объектом критики.

Примечание. Приведены данные по Фонду содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере, Российской венчурной компании, Российской корпорации нанотехнологий (РОСНАНО), Фонду инфраструктурных и образовательных программ, Фонду «Сколково», Внешэкономбанку с учетом передачи в 2009 г. в собственность РФ средств Российской корпорации нанотехнологий в объеме 66,4 млрд руб.

Источники: Законы РФ о федеральном бюджете, об исполнении федерального бюджета, официальная отчетность институтов развития.

Во-вторых, изначально не была четко определена роль институтов развития: интерпретаций существует великое множество, и это привело к спорам в слабо пересекающихся областях. В-третьих, многим российским институтам развития повезло с руководителями — ими оказались персоны-лидеры, однако у них в силу харизматичности, своеобразной истории деятельности есть свой довольно устойчивый круг как горячих поклонников, так и непримиримых противников. Наконец, возможно, самое главное: институты развития неизбежно стали новой группой влияния, а масштабное перераспределение полномочий и ресурсов редко происходит без конфликтов. Инфраструктура мягкого разрешения таких конфликтов оказалась неразвитой, общего понимания, что хорошо, а что плохо, что можно и чего нельзя, не сформировалось, поэтому споры чаще переходят в публичную сферу, с активным участием контрольно-надзорных органов. Особенно такой процесс обостряется в периоды кризисов, сочетающихся с ужесточением бюджетных ограничений и усилением борьбы между различными группами интересов.

Идея данного исследования возникла у нас несколько лет назад из-за усиливающегося ощущения некоторого тупика в попытках государства повысить эффективность различных структур с государственным участием: крупных госкомпаний и госкорпораций, институтов развития. Во многих случаях такие действия были связаны с тем, чтобы сначала установить некоторые «правильные» целевые индикаторы, а потом добиться их исполнения. Однако, по нашему мнению, нередко сами индикаторы отражают лишь часть возможных и желательных позитивных эффектов, что фактически свидетельствует о неизбежной ограниченности текущего понимания того, как институты развития влияют на социально-экономическую ситуацию, а прямолинейное следование целевым индикаторам может мотивировать агентов к имитациии и симуляции.

Практика регулярной оценки функционирования системы институтов развития пока отсутствует. Предметом периодически инициируемых процедур оценки становятся, по сути, лишь наиболее важные входные и выходные характеристики деятельности этих институтов — например объем финансирования, число поддержанных проектов; при этом вне сферы анализа остаются обеспечиваемые поддержкой внешние, косвенные эффекты, изменения в инновационном поведении фирм, развитие навыков и компетенций, координация поведения различных агентов. Деятельность каждого института развития, как правило, рассматривается обособленно, в отрыве от общей среды и взаимовлияния. Попытки сопоставить институты развития довольно редки и уязвимы для критики, по крайней мере сейчас, когда слабо отражаются обучение и передача лучших практик, а скорее по небольшой группе формальных показателей определяется, «кто лучше», без объяснения и понимания того, что именно лучше и за счет чего.

В этой связи главное для нас — попытаться понять реальную нишу институтов развития с учетом качественного разнообразия их влияния, особенности их институциональной роли в инновационных процессах, в формировании новых стилей поведения фирм. Безусловно, данное исследование не претендует на всестороннюю оценку деятельности институтов развития — для нас было важно показать отдельные новые возможности и нюансы такой оценки.

Цель исследования — выборочный анализ на уровне отдельных компаний основных качественных эффектов, достигнутых благодаря поддержке институтов развития, а также важнейших проблем и издержек, связанных с ее получением и администрированием. Ввиду акцента на качественных характеристиках актуальных практик взаимодействия компаний и институтов развития основным источником информации для исследования послужили углубленные интервью с собственниками и руководителями инновационных компаний, в последние годы получивших поддержку со стороны различных институтов.

Отметим, что мы не оцениваем эффективность и результативность институтов развития — мы лишь предполагаем, что состав позитивных эффектов существенно шире по сравнению с тем, который обычно принимается к рассмотрению, а сами эффекты наступают с существенным лагом. Конечно, одни институты развития нравились нам больше, другие меньше, какие-то совсем не вдохновляли. Однако мы постарались в большей степени ориентироваться на выявление конструктивного воздействия институтов развития на компании, а также качественных эффектов, ранее, быть может, не столь заметных и очевидных.

Метод исследования, используемые данные, основные ограничения

За последние годы динамика и разнонаправленность социальных и культурных изменений, неоднородность условий формирования «инновационной настойчивости» (innovation persistence), связанной с готовностью агентов преодолевать различные барьеры и работать в условиях разных рисков, существенно возросли. Эмоциональное восприятие инноваций, государства, его структур (институтов развития), соответствующие культурные рамки стали значимыми факторами инновационного поведения компаний и решений собственников и менеджеров (Ясин, Лебедева, 2009).

Заметим, что применительно к инновациям существенна роль организационной культуры, сетей взаимодействия, в связи с чем изменения могут быть стремительными и ускоряющимися, когда развитие инноваций приводит к расширению сети, а сама сеть вовлекает в инновации новых участников. Когда же речь заходит о влиянии различных инструментов стимулирования инноваций на уровне компаний, то оценка мотиваций, сомнений, конфликтов становится важнейшим элементом исследования.

К настоящему времени накопился значимый объем различных количественных данных о деятельности институтов развития, в частности, о достижении определенных целевых индикаторов. Конечно, анализ численных данных сам по себе очень важен, однако он не всегда позволяет оценить экстерналии, поведенческие изменения, эффекты от распространения практик — для этого больше подходят инструменты качественных исследований, в частности проблемно-фокусированные интервью.

Кроме того, институты развития — это весьма избирательный точечный инструмент поддержки инноваций в сопоставлении, к примеру, с налоговыми стимулами¹. По этой причине, когда речь идет об оценке деятельности институтов развития, типовые методы формализованного анкетирования не очень эффективны.

В данной работе мы использовали качественный подход, суть которого — исследование культуры, общества, поведения на основе анализа высказываний и действий людей (Hogan et al., 2009). Быстрые социальные изменения существенно осложняют и ограничивают типовой подход к формированию гипотез из теоретических моделей и их последующее эмпирическое тестирование из-за усиления дифференциации субъектов (Flick, 2009). Как следствие, происходит сдвиг к индуктивному подходу, к понятиям, требующим учета социального контекста. В общем виде качественный подход направлен на понимание особенностей поведения посредством выяснения у «вовлеченных» их ценностей, надежд, эмоций, мотивов и т. п.

Наиболее распространенные методы качественного подхода — это интервью и фокус-группы, при этом проведение углубленных интервью позволяет в большей степени изучить личностные ощущения, интерпретации, опыт и их культурный контекст. Преимущество данного метода также в том, что изначально допускается множественность точек зрения стейкхолдеров.

Для нас принципиальными преимуществами качественного подхода представляются возможности анализа новых групп интересов (и условий их формирования), что далеко не всегда улавливается количественными методами, а также лучшие возможности для определения причинных связей между факторами.

Конечно, качественный подход на основе углубленных интервью не лишен некоторых недостатков. Можно выделить два существенных ограничения. Первое — это проблема обобщения. На основе результатов качественных исследований можно говорить, прежде всего, о выдвижении некоторых гипотез, требующих в дальнейшем проверки на репрезентативной выборке. Второе и самое главное с позиций обсуждения результатов — это проблема подтверждения, воспроизводимости результатов, так как сами интервьюеры оказываются эмоционально вовлеченными в процесс, влияют на его результаты. Именно по этой причине все интервью проводились непосредственно нами.

При определении состава респондентов для проведения углубленных интервью принималось во внимание следующее.

Во-первых, понятно, что оценить деятельность на качественном уровне сложно: возможны как приукрашивание, так и замалчивание отдельных моментов. Поэтому мы считали важным получить внешнюю оценку, но не сторонних экспертов, которые либо сами сильно зависимы от институтов развития, либо выступают их активными критиками, а представителей компаний, которые реально взаимодействовали с институтами развития и получали их поддержку. Конечно, это может привести к некоторому смещению в сторону позитивных оценок вследствие благодарности за оказанную помощь, однако еще хуже, если оценку осуществляют те, кто не имел каких-либо практических отношений с институтами развития и свое представление, опасения или восторги больше формирует на основе сообщений из СМИ.

Во-вторых, мы стремились провести интервью с теми, кто еще не был вовлечен в интенсивные процессы обсуждений, заседаний комиссий и рабочих групп. Известно, что такие руководители существенно меняют свой стиль рассуждений, теряя свежесть, естественность и оригинальность суждений и становясь уже в большей степени экспертами и (или) политиками, нежели бизнесменами.

В-третьих, мы отдавали предпочтение руководителям компаний, которые их создали или, как минимум, стали соучредителями. Для таких руководителей характерно иное, «кровное» отношение к бизнесу. Это позволяло лучше проследить влияние институтов развития на систему ценностей в компаниях.

В-четвертых, мы предпочитали проводить интервью с теми, кто имел личный опыт общения (как позитивный, так и негативный) с несколькими институтами развития. Это дало некоторую базу для сопоставления различных практик взаимодействий, иногда для выявления определенных источников неприязни или «любви» к отдельным институтам развития.

Следует подчеркнуть, что точкой отсчета при проведении исследования для нас выступали не столько конкретные компании, сколько сами интервьюируемые менеджеры, учредители и владельцы, часто объединяющие под своим руководством и/или контролем целый ряд родственных компаний, оформленных в виде отдельных юридических лиц (группы компаний), в том числе различающихся по размерам. Поэтому непосредственно сравнивать потребности крупных и небольших компаний, тем более на столь ограниченной выборке, нам показалось нерациональным — для этого лучше использовать опросы руководителей компаний по формализованным анкетам. А сопоставить особенности мотивации, выделить некоторые модели поведения не столько компаний, сколько их руководителей и собственников, в том числе инвариантные к масштабам бизнеса, показалось нам более интересным и заслуживающим внимания.

Интервьюирование руководителей компаний проводилось нами летом 2014 г., при этом одно интервью по длительности занимало от 1,5 до 2,5 часа. Исследовательскую выборку составили 15 компаний² разных отраслей и сфер деятельности, с различными масштабами и продолжительностью функционирования на рынке (табл. 1).

Таблица 1

Характеристики выборки компаний, обследованных путем проведения углубленных интервью

* Группа компаний. Имеется в виду масштаб бизнеса группы в целом. При этом в ряде групп присутствовали компании разного размера.

В выборке присутствуют компании из секторов И KT, электроники, медицины, фармацевтики и биотехнологий. Отметим, что ⁴/₅ обследованных компаний имеют опыт взаимодействия с несколькими институтами развития.

Компании выборки получали поддержку в совокупности шести институтов развития, в число которых вошли большинство действующих институтов первого уровня — Фонд содействия инновациям, РВК (как создатель венчурных фондов), РОСНАНО, Фонд «Сколково», а также ключевые для отдельных стадий поддержки инноваций дочерние фонды: Фонд посевных инвестиций РВК и Фонд «ВЭБ Инновации». Вошедшие в сферу исследования институты развития охватывают разные стадии инновационного цикла — от самых ранних, предпосевных и посевных (Фонд содействия инновациям) до стадий расширения и более поздних (прямые инвестиции РОСНАНО); используют различные формы поддержки — гранты, инвестиции, кредиты и займы; объемы предоставляемой ими поддержки варьируют от сотен тысяч (программа «УМНИК» Фонда содействия инновациям) до миллиардов рублей (РОСНАНО) (табл. 2).

Таблица 2

Основные параметры поддержки, оказываемой институтами развития

Источники: официальные сайты институтов развития.

В рамках интервью основное внимание уделялось следующим вопросам:

• история создания компании, факторы, предопределившие, по мнению респондентов, ее успех либо позволяющие рассчитывать на него в дальнейшем;
• факторы, повлиявшие на выбор института развития для обращения за поддержкой; характеристика преимуществ института развития в сопоставлении с типовыми механизмами налогового стимулирования или бюджетного финансирования в рамках ФЦП;
• практика взаимодействия с институтом развития на этапе формирования, подачи и одобрения заявки на получение поддержки, а также в процессе оказания поддержки; позитивные и негативные стороны такого взаимодействия;
• оценка значимости поддержки института развития для проекта и бизнеса в целом, достигнутых результатов; сопоставление различных институтов развития, с которыми происходило взаимодействие;
• основные уроки, извлеченные компанией из взаимодействия с институтом развития; рекомендации и советы другим фирмам из собственного опыта.

Среди основных ограничений данного исследования выделим следующие.

1. Помимо уже упомянутых проблем, связанных со спецификой качественного подхода, еще одно принципиальное ограничение связано с тем, что выборка компаний, с руководителями которых проводились интервью, не репрезентативна. Неоднородность выборки требует особой аккуратности в интерпретации описываемых результатов, которые не должны автоматически распространяться на все секторы экономики. Однако мы не ставили задачу общего измерения результатов деятельности институтов развития и распределения соответствующих выгод по экономике. Наша цель — показать разнообразие мотивации и барьеров, выявить некоторые неочевидные причинно-следственные связи. В связи с такой поисковой постановкой задачи для нас было важно, чтобы в выборке были представлены компании различных масштабов, с различной историей создания, из разных технологических областей.
2. Рассматривая позитивные эффекты деятельности институтов развития, мы не оцениваем возможные негативные воздействия (например, замещение частных средств государственными, усиление патерналистских настроений у части компаний и погоня за государственной поддержкой, негативный пример, разочарование деятельностью институтов развития). Даже проблемы в деятельности институтов развития мы рассматриваем в контексте ограничений для реализации позитивных эффектов.
3. Не рассматривается даже в общем виде вопрос эффективности, то есть соотношения достигаемых результатов и позитивных эффектов с затратами на развитие деятельности институтов развития. Отметим, что такого рода оценку необходимо проводить исходя из широкой трактовки не только благ для экономики и общества, но и затрат — как финансовых, так и организационных, кадровых и политических (в части использования политического ресурса).

Основные гипотезы

Анализ интервью использовался для исследования трех гипотез.

1. Институты развития не только обеспечивают финансовую поддержку проектов фирм, но и оказывают позитивное нефинансовое воздействие на их деятельность.

Известно, что к существенно важным атрибутам инновационных процессов в экономике относятся обучение и передача компетенций (Smith, 1995; Pavitt, 1998). Тезис о значимости нефинансовой роли институтов развития неоднократно обсуждался в экспертной среде. С одной стороны, институты развития нередко рассматриваются в числе инструментов традиционной промышленной политики, связанных, прежде всего, с финансовой поддержкой приоритетных отраслей и сфер. С другой стороны, принято считать, что институты развития создают определенную среду для взаимодействия компаний, для координации изменений среди множества субъектов, для взаимного обучения. Это определяет дополнительные выгоды для фирм, взаимодействующих с институтами развития. Как отмечал М. Тойбал, успешное проникновение и распространение исследований и разработок в новых индустриальных странах основывалось на интенсивном обучении — групповом и мультидисциплинарном, причем позитивные эффекты от такого обучения накапливаются со временем (Teubal, 2002). Известно также, что целевое финансирование расходов компаний на исследования и разработки способствует улучшению восприятия и использования этими компаниями знаний, формируемых исследовательскими организациями (Guellec, Van Pottlesberghe, 2003). Интересно, что некоторые позитивные эффекты от финансовой поддержки инноваций возникают в процессе приема и рассмотрения заявок (даже при последующем отказе) — для отдельных фирм само участие в конкурсе становится дополнительным мотивом, чтобы сосредоточиться на соответствующих вопросах (Falk, 2007).

В целом предположение, что влияние институтов развития не исчерпывается собственно финансовой поддержкой, не является принципиально новым. Однако способы и направления нефинансового воздействия в российских условиях изучены мало.

2. Институты развития оказывают выраженное воздействие на поведение компаний.

Сосредоточиваясь на связанных с институтами развития качественных эффектах и изменениях в деятельности компаний, мы считаем необходимым использовать ключевые положения методологического подхода, широко применяемого в современной (увы, в основном зарубежной) практике анализа результативности различных мер государственного стимулирования инноваций, известного как концепция дополнительности — «concept of additionally» (Buisseret et al., 1995 ; Georghiou, Clarysse, 2006). Данный подход предусматривает выделение эффектов и изменений, которые не были бы достигнуты в отсутствие государственной поддержки, в разрезе трех основных категорий: входные, выходные и поведенческие эффекты. Б. Холл и А. Мафиолли, систематизируя результаты оценки программ по поддержке инноваций в Аргентине, Бразилии, Чили и Панаме, отметили, что в этих странах гранты фирмам способствовали позитивным поведенческим изменениям, в частности более активному отношению собственников этих фирм к инновациям, расширению внешних взаимодействий (Hall, Maffiolly, 2008).

Попытка применить концепцию дополнительности путем сопоставления в разрезе данных групп эффектов налогового стимулирования и прямой финансовой поддержки показала, что прямое бюджетное финансирование инноваций помогает инициировать новые проекты и снижать риски инновационной деятельности (Симачев и др., 2014).

Поведенческая дополнительность (в отличие от входной и выходной) имеет отношение прежде всего к процессам внутри фирмы. Именно поэтому для оценки и уточнения содержания поведенческой дополнительности столь важен инструментарий углубленных, неформализованных интервью, предполагающих эмоциональный контакт с представителями компаний. В одном из исследований факторов, определяющих значимость поведенческих эффектов, был сделан вывод, что межорганизационное взаимодействие способствует усилению поведенческой дополнительности (Clarysse et al., 2009). Поэтому в ходе интервью уделялось внимание оценке среды, условий для взаимодействия, формируемой институтами развития.

3. Продуктивность деятельности институтов развития в значительной мере ограничивается барьерами доступа фирм к предоставляемой поддержке и трудностями взаимодействия с институтами, возникающими в процессе администрирования поддержки.

Спрос контрагентов на поддержку со стороны институтов развития, результативность применения различных механизмов могут существенно ограничиваться плохой настройкой соответствующих инструментов, их некачественным дизайном, а также недружественным администрированием. Вообще говоря, изменения в поведении, принятие решений, особенно тех, которые влекут существенные изменения, новые направления деятельности, сильно зависят от представлений собственников о возможных проблемах взаимодействия с институтами развития, при этом собственно проблемы могут быть как реальными, так и «фантомными», связанными исключительно с негативными ожиданиями. Можно отметить, что концептуальный вопрос об «отпугивающих» и «вскрывающихся» проблемах (D'Este et al., 2012) значим применительно к взаимодействию компаний с институтами развития.

В рамках данного исследования важным представлялось выявить скрытые проблемы взаимодействия инновационных фирм с институтами развития, особенно с учетом предположения, что состав таких «обнаруживающихся» проблем может заметно меняться в процессе трансформации институтов развития.

Результаты анализа

Нефинансовые эффекты

Сначала отметим, что в некоторых случаях само стартовое взаимодействие компании с институтом развития, обсуждение предложений дали позитивный эффект с позиций повышения качества инновационного проекта.

Главный эффект, который от РОСНАНО был... то, что пока мы этот проект проходили, я вам точно скажу, он явно и сильно улучшился... У них реальные хорошие инвестиционщики, которые залезают в печенки. Но это помогает. И проект стал лучше, чище и более реалистичным, что ли³.

Эффект улучшения инновационных проектов благодаря взаимодействию компаний с институтами развития особенно интересен тем, что фактически обучается более широкая группа компаний, подававших заявки на получение поддержки, а не только те, кто ее получил.

Респонденты отмечали, что изначально рассчитывали не только на прямые финансовые выгоды от взаимодействия с институтами развития, но и на некоторые качественные преимущества.

На самом деле, у нас на «Сколково» смотрели не только как на налоговые льготы. Ну, мы действительно в это поверили — как площадку для взаимодействия компаний. И забегая вперед, скажу: на самом деле, очень жалко, что самого города нет и мы сидим не в одном месте. Потому что очень часто встречаешь на всяких «сколковских» тусовках компании, с которыми потом налаживаешь отношения.

В числе нефинансовых выгод для компаний по результатам интервью можно выделить такие нематериальные активы, приобретаемые в процессе взаимодействия, как новые связи, бренд и репутация.

Институты развития определяют существенный вклад в формирование и развитие системы связей компаний, получивших поддержку, причем здесь пассивно действует фактор отбора, проведенного институтами развития. С точки зрения многих экономических агентов, особенно если речь идет о компаниях с государственным участием или находящихся под государственным влиянием, такой отбор играет позитивную роль, поскольку воспринимается как знак государственного признания полезности соответствующих фирм.

В общем-то, бренд «Сколково» скажем так, узнаваем в нашем узком биотехнологическом сообществе. Все-таки это не такая широкая сфера, и все компании друг друга знают. И «Сколково» ездит на все мировые выставки. Поэтому — да, в общем-то, их логотип достаточно узнаваем. И для ряда партнеров то, что мы акцептованы государственным институтом — либо Минпромторгом, либо «Сколково» имеет достаточно важное значение.

Взаимодействие с институтами развития способствует узнаваемости компаний, улучшению возможностей поиска инвесторов.

Для наших иностранных партнеров — и вообще для тех пулов инвесторов, с которыми мы общаемся... положительная была роль — что участвовало в этом проекте государство, его поддерживала РОСНАНО.

В этом же ряду и улучшение взаимодействия с государственными органами власти, решение ряда проблем регулирования.

Есть, например, тема с ввозом и вывозом расходных материалов на территории России... Так или иначе, все ведомства в части своей компетенции этим вопросом занимаются. Но нам не всегда удается выходить самостоятельно на соответствующие ведомства. Однако под эгидой «Сколково» нам, в общем-то, легче действовать.

При взаимодействии с институтами развития компании получали доступ к их инновационной инфраструктуре, к различным мероприятиям, к отдельным услугам. Например, респонденты отмечали значение помощи в решении вопросов, связанных с регистрацией и защитой прав интеллектуальной собственности.

Они нам помогали строить патентный ландшафт... Они нам это делали даже бесплатно, хотя мы понимаем, что на рынке это стоит денег.

Одним из базовых нефинансовых эффектов поддержки институтов развития представляется формирование инвестиционной истории компаний. Опосредованно это позволяет компаниям в дальнейшем в большей степени рассчитывать на дополнительные ресурсы не только различных институтов развития, но и банков и частных инвесторов⁴. Как отметил один из респондентов,

...работает принцип студенческой «зачетки» со всеми отличными оценками. Первые три года вы работаете на «зачетку», а следующие два года «зачетка» работает на вас. И в этом смысле, получив от нескольких институтов — или хотя бы от одного — какую-то поддержку, уже гораздо проще потом взаимодействовать с другими. То есть это некий имиджевый статус доверия, как я считаю.

В целом, важнейшими, по нашему мнению, нефинансовыми эффектами поддержки институтов развития стали:

• приобретение бренда «одобренной государством» инновационной компании, расширение возможностей привлекать дополнительные ресурсы;
• приобретение новых навыков и компетенций в результате взаимодействия с институтом развития, улучшение инновационных проектов в ходе их обсуждения и доработки;
• развитие коммуникаций с другими участниками рынка, исследовательскими коллективами, потенциальными инвесторами, получение доступа к профильным органам власти, возможность «быть услышанным».

Поведенческие изменения

Среди основных поведенческих эффектов от взаимодействия с институтами развития — запуск компаниями новых инновационных проектов. Данный эффект ожидаем — институты развития, как правило, работают на проектной основе, при этом собственно новый проект и есть предмет экспертизы.

Более интересным нам показалось другое. Институты развития своим присутствием в существенной мере меняют мотивацию собственников и пути развития бизнеса. Что важно, некоторые из них непосредственно влияют на выбор не только корпоративных, но и личных траекторий.

Этот инструмент [фонд Бортника] дает людям с определенным видением понимание того, что нет смысла работать в крупных компаниях транснациональных, потому что это ограничивает какое-то собственное креативное развитие.

Отметим, что почти безальтернативным источником поддержки стартующих компаний остается Фонд содействия инновациям:

Можно честно сказать: единственное, почему мы это тогда начали делать, так это потому, что мы тогда узнали о программе «Старт». Это программа фонда Бортника.

Предполагалось, что старт бизнеса сможет поддержать и «Сколково», однако этот институт больше воспринимается как механизм некоторого развития, рывка существующего инновационного бизнеса:

Следующий шаг — это институт развития «Сколково». Плечо «Сколково», которое изначально было больше, чем у фонда Бортника, дает существенный скачок.

С позиций восполнения отдельных «пробелов» в финансировании компаний, чья основная ценность определяется нематериальными активами, респондентам весьма ценным показался опыт «ВЭБ-Инноваций»:

У стартапа или инновационной компании часто нет активов под привлечение займа. Мы к нему [в банк] приходим, он вроде бы кивает, говорит: «Да-да-да! А залог?». Мы такие: «У нас ничего нет! У нас два сервера стоимостью, ну пускай, в миллион рублей». Но нам надо десять. А нам отвечают: «Нет, нужно, чтобы там как минимум в 2-3 раза больше было». И в этом смысле появление «ВЭБ Инноваций», у которых, я это прямо считаю, идеальная программа — привлечение займовых средств под залог доли, который оценивается на основе интеллектуальной собственности.

Применительно к поведению фирм нас волновал вопрос о том, в какой мере молодые инновационные компании, получившие поддержку институтов развития, в дальнейшем «захотят на волю», ориентируются ли они в большей степени и в будущем на получение государственной поддержки. Наши ожидания были связаны с активным внедрением в обиход понятия «инновационный лифт» и с его прямолинейной интерпретацией с позиций возможности компаний получить поддержку на всех фазах инноваций. Наши опасения оказались преувеличенными — скорее, руководители компаний настроены на дальнейшее развитие вне «тепличных» условий:

Мне же нужно деньги-то откуда-то брать? Просто так бегать по инвестициям я, на самом деле, не готов. Я же не «грантоежка», что называется!

Известно, что сети, коммуникации и взаимное обучение существенно усиливают поведенческие эффекты, прежде всего способствуя изменению модели поведения, формированию новой культуры, кооперационной (в части установления новых связей и партнерств) и когнитивной (в части накопления знаний и опыта) дополнительности. Большинство институтов развития активно занимаются вопросами усовершенствования сетей, обучения, передачи лучших практик. Практически все представители фирм, с которыми мы общались в ходе исследования, позитивно отозвались об этом направлении деятельности институтов развития.

Мы тусуемся на этих мероприятиях, которые проводит «Сколково», фонд Бортника, Российская венчурная компания... Мы на начальном этапе участвовали во всех мероприятиях, которые нам бесплатно предлагали. Выставляться на стендах, куда-то ездить, с кем-то общаться. Я однозначно считаю, что это полезно, что это развивает.

Среди основных отмеченных выгод — новые партнерства, продвижение проектов, получение новых знаний (как правило, изначально плохо кодифицируемых, для передачи которых важны прямые коммуникации).

Мы всегда ищем начинающих ученых или коллективы с какими-то новыми идеями. Ну и, в принципе, пару идей мы нашли в ходе коммуникации именно на территории «сколковского» пространства.

На мой взгляд, мероприятия абсолютно полезные... У нас один из проектов, который получил... поддержку от посевного фонда РВК... связан с оптимизацией нефтедобычи. Он появился просто на Российской венчурной ярмарке, которая проходила в Питере. Туда пришел представитель одной из нефтяных компаний с обозначением своей проблемы. Вот так и зародился бизнес, который существует сейчас.

Ну, у них сейчас есть и появляются интересные лекции, и какие-то поездки на мероприятия... Опять же, сейчас у них интересный проект — когда они отбирают на ранней стадии, с тем чтобы пройти некую преакселерацию, выступить и показать уже признанным акселераторам.

Респонденты отмечали важность среды, микроклимата, создаваемого институтами развития.

На раннем этапе у этих людей, которые были в «Сколково», был действительный драйв — сделать это хорошим, успешным проектом. Что бы кто ни говорил, по крайней мере те люди, с которыми мы работали... нам это было приятно и комфортно.

В некоторых случаях погружение в инновационную среду, ощущение «наличия сообщества» от сетевых взаимодействий с другими инноваторами, преодоление возникающих проблем, в том числе связанных с работой с институтами развития, обусловили исключительно позитивный эффект «инновационной настойчивости».

И вот эта внутренняя убежденность при прохождении через все эти барьеры уже устоялась. Меня невозможно переубедить. Я не боюсь. Если ко мне придет прокуратура, я... А мы как-то получали еще деньги по различным нижегородским программам, и к нам пришел запрос из МВД. Вот я целую неделю не спал. Реально как-то внутренне было некомфортно. Отдел по борьбе с экономическими преступлениями попросил целый перечень документов. И когда я пришел к ним на встречу — сам, документы все принес, когда им рассказал, он мне сказал такую фразу: «А, так вы настоящий стартап?». Я говорю: «Да!». Он говорит: «А? Ну тогда ладно». И все! Больше никаких вопросов ни от кого не было.

Отметим существенную проблему — негативные ожидания со стороны контрольных органов, но, по крайней мере в данном примере, ни о каком целенаправленном давлении на инновационный бизнес речь не идет — скорее, это стало приятной неожиданностью для проверяющих.

Здесь можно отметить, что в эмпирическом исследовании инновационной настойчивости итальянских фирм (Antonelli et al., 2012) было показано, что при наличии у них расходов на исследования и разработки, при реализации продуктовых инноваций эти фирмы (при прочих равных) более настойчивы в инновациях. Исследователи связали это с необходимостью преодолеть большее число более сложных барьеров входа/выхода.

Особенно интересным представляется эффект формируемой институтами развития моды на инновации.

Сейчас идет стартаперский бум... Сейчас очень много в России создается каких-то таких IT-проектов, которые очень легко создать... С другой стороны, это модно стало. То есть в Москве, по крайней мере, была целая волна... Появились новые фонды, какие-то конкурсы, рейтинги. Ну, соответственно, стало очень легко войти.

Такой эффект более вероятен при условии эффективных сетевых взаимодействий и значим для обеспечения взрывного, саморазвивающегося роста отдельных новых секторов в экономике.

Издержки и проблемы взаимодействия

Как свидетельствуют результаты углубленных интервью, до настоящего времени существенным ограничением доступа компаний к поддержке институтов развития является недостаточная информированность о деятельности последних, о направлениях и условиях оказания ими поддержки. Безусловно, данная проблема наиболее актуальна в случае институтов, созданных относительно недавно, однако при этом нельзя утверждать, что она не типична и для наиболее известных и давно функционирующих институтов развития. Отметим, что в некоторых случаях компания, уже получившая поддержку одного института развития, не осведомлена о других институтах, в том числе действующих в той же либо близких областях, на смежных стадиях инновационного цикла и т. п.

У ряда компаний значимые трудности возникали на этапе подачи заявок и были связаны с трудоемкостью их подготовки и длительностью рассмотрения. Например, как заметил один из респондентов,

...мы действительно боимся проходить все это заново — всю бюрократическую процедуру, потому что мы понимаем: она отнимает очень много времени.

В то же время важно отметить, что одни и те же процедуры и сроки рассмотрения заявок, чрезмерно длительные и обременительные с точки зрения одних респондентов, другими оценивались нейтрально или даже позитивно.

Проект был проведен через все формальные процедуры... очень быстро. По-моему, в течение полугода.

Существенную озабоченность у части опрошенных вызывало наличие официально не декларировавшихся требований к заявителям, которые становились известны лишь на этапе рассмотрения и согласования проектов. Что же касается «официальных» требований институтов развития к компаниям и проектам, то у фирм, находящихся на ранних стадиях жизненного цикла, нередко возникали трудности с обеспечением необходимого уровня внешнего софинансирования, а также с соблюдением установленных институтами ограничений в отношении направлений и объемов расходования выделяемых средств, тогда как представители более «зрелого» бизнеса отмечали завышенные требования к результатам реализации проектов.

Представители компаний, получивших поддержку институтов развития в форме инвестиций, в ряде случаев отмечали трудности и издержки участия институтов развития в деятельности органов управления. При этом значимой проблемой было не активное вмешательство институтов развития в работу компании (чего почти не наблюдалось), а длительность процедур формального согласования решений, в том числе рутинных. Ярким примером может служить упомянутая одним из респондентов

...хорошая компания, которая получила деньги... а потом через какое-то время отдала их обратно и вышла... Потому что там уже была достаточно... сформировавшаяся команда, и она была вполне себе прибыльная компания. Они брали деньги на расширение производства, но поняли, что они просто не могут. То есть если раньше они принимали решения очень быстро и сами, то сейчас принятие решений потребовало длительного этапа согласования.

Обширный и очень значимый пласт испытываемых компаниями проблем и трудностей связан с избыточной бюрократизацией и формализацией их взаимодействия с институтами развития, особенно в сопоставлении с зарубежными финансовыми структурами:

Мы имеем опыт, я могу сказать, работы с какими-то западными институтами развития... Объем документов там в разы меньше.

Проблема вообще всех наших институтов развития... что подобного рода проекты отягощены большими процедурами согласования, совещаниями, заседаниями.

Бюрократизация приводит к тому, что российские институты развития становятся не столь привлекательны в сопоставлении не только с зарубежными институтами, но и с российскими банками.

Я точно могу сказать, что если сравнивать взаимодействие с банками со «Сколково», с Минпромторгом и Минобром, то, в общем-то, банки работают гораздо более активно.

Впрочем, проигрывая банкам в скорости и удобстве взаимодействия, институты развития компенсируют это более выгодными условиями предоставления поддержки:

Я скажу так: они [условия институтов развития] при своей стандартности были более комфортны, чем, скажем, если бы мы пошли в банк.

Определенные проблемы компаний были связаны с подготовкой отчетности для институтов развития, иногда — очень громоздкой.

Пакет с первичными отчетными документами, со всеми накладными — это, по сути, несколько коробок за каждый этап.

Особенно негативными инноваторам представляются фактические барьеры в гибком планировании, что крайне важно для инновационных проектов с высокими рисками.

В любом гранте требуется написать план как минимум на год и ему следовать. Для нашего бизнеса следовать плану — это не то, что смерти подобно, но настолько быстро все меняется, что там в течение полугода... разрабатывать нужно не в одном направлении, но еще и в другом.

НИР отличается, вообще говоря, некоторой степенью неопределенности. Ты точно не знаешь, вообще говоря, по части средств, которые будут абсолютно необходимы. Потому что что-то приходится переделывать. Нельзя сделать что-то такое серьезное, действительно серьезное за одну итерацию... Попытка спланировать все с точностью до копейки чревата. Это дурацкая попытка.

Большинство респондентов согласны с необходимостью совершенствовать процедуры в институтах развития, повышать их прозрачность, но при этом в качестве значимого негативного изменения отмечали усиление издержек в связи с бюрократизацией.

Бессмысленно говорить, как это работало тогда, потому что с тех пор все очень сильно поменялось. Там все сильно забюрократизировалось. Всю эту эволюцию мы наблюдали. Тогда скажу, что должна быть какая-то золотая середина между тем «хаосом» в хорошем смысле этого слова — творческим поиском, можно его так назвать, устаканивания процедур, и тем, что есть сейчас. Тогда было тяжело работать, потому что совсем непонятны были процедуры. Сейчас процессы стали настолько забюрократизированы, что что-то сделать в «Сколково», на мой взгляд, сейчас практически нереально.

Респонденты связывают усиление бюрократизации с вынужденной реакцией ряда институтов развития на внешние проверки их деятельности.

В основном вся эта бюрократия рождается за счет того, что они [институты развития] подстраховываются, чтобы, не дай бог, деньги куда-то не делись, кусок не отпал бы куда-то не в ту сторону.

Могу сказать общую, наверное, для всех вещь. Она очевидная. Здесь «РОСНАНО*» заложник — такой же, как и все остальные. Это очень высокий уровень бюрократизации. Он пока еще имеет место... В моем понимании это не проблема институтов развития. Это проблема немножко выше.

Проблема в том, что «Сколково»... Они боятся всех этих злоупотреблений, и, соответственно, они очень четко на этапе прохождения конкурса выверяют тот же финансовый, бизнес-план, технический план под то, чтобы их было легко контролировать и проверять на соответствие. И когда проект идет, они проверяют именно по этим своим показателям — тому, что там согласовано в техническом плане и финансовом плане. Отойти в сторону тут очень болезненно.

Здесь же возникают и проблемы избыточности и формальности показателей, их жесткого закрепления.

«Сколково» тоже хочет показать какие то свои результаты. Соответственно оно бьется за свои показатели. И эти показатели они стараются засунуть, в том числе, в технические и финансовые планы... Допустим, по количеству каких-то патентов, по каким-то там выручкам, по участию в каких то мероприятиях... На самом деле, нам, по большому счету, российские патенты не нужны. Потому что они не интересны за пределами России никому. А «Сколково» вынуждено настаивать на том, чтобы они были. И мы вынуждены их делать.

Мы со своей стороны полагаем, что такая реакция институтов развития, может быть, и вынуждена, но и недостаточно активна и конструктивна в том смысле, что пока не были предложены иные, более содержательные принципы, условия, индикаторы (не только количественные, но и качественные) для внешних проверок. Консенсус в том, как следует оценивать деятельность институтов развития, как учесть их специфику, но при этом сохранить доказательность и воспроизводимость результатов оценки, пока отсутствует, поэтому результаты проверок противоречивы и спорны.

Сами по себе те или иные споры, официальные претензии по результатам деятельности институтов развития вне зависимости от уровня их обоснованности уже начинают приводить к тому, что в сотрудничестве с отдельными институтами развития проявляется обратная сторона — негативная для имиджа и связанная с дополнительными рисками.

Главная проблема «РОСНАНО» состоит не в них самих, а в том, что они являются компанией, которую проверяют. И когда, скажем, их проверяет Счетная палата, прокуратура и прочие, то с неизбежностью отголоски этих проверок, знаете, доходят и до компаний.

Менеджеры очень сильно опасаются всех этих скандалов и негативного отклика о «Сколково»... Но в то же время за рубежом негатив в этом плане выражается. Особенно эти скандалы! Они сразу же общий негатив к «Сколково» подогревают. И когда мы начали искать инвестора, нам даже кто-то советовал: «Вы не пишите, что вы в „Сколково" грант получали. Это сразу же ассоциируется с чем-то коррупционным»... И в ряде случаев мы как раз и не писали.

Две модели поведения инновационных компаний

Один из неожиданных результатов данного исследования — то, что в ходе интервью проявились две существенно различающиеся модели поведения инновационных компаний, связанные в том числе с различной культурой ведения бизнеса. Отметим, что о наличии различных позитивных моделей говорилось и раньше, на основе анализа результатов формализованного анкетирования (Иванов и др., 2012). Но интервью дали более сильное ощущение различий в ментальности собственников инновационных фирм, формирования принципиально нового класса инноваторов.

Мы можем выделить две модели поведения: патерналистскую (классическую) и партнерскую (новую). Главное, что разделяет эти модели, — отношение к государству и представление о его роли в инновационном процессе (табл. 3). Если в классической модели государству отводится важная роль на всех этапах инноваций — от финансирования проведения исследований до стимулирования сбыта, то в новой модели государство рассматривается как партнер на отдельных этапах, связанных с высокими рисками.

Таблица З

Патерналистская и партнерская модели инновационного поведения фирм

Интересно, что в рамках патерналистской модели звучало заметно больше жалоб на качество государства, тогда как новая модель сочетается с большим оптимизмом и доверием к различным партнерам в инновационных процессах. В этой же модели само по себе восприятие бизнеса более глобальное, вне рамок национальных границ, при этом сами компании более мобильны и готовы развивать бизнес в различных юрисдикциях.

Представители классической модели в большей степени ориентируются на российские научно-технические заделы, на линейную модель инноваций, на традиционные связи, при этом отстаивают необходимость формирования полной цепочки. Для новой модели источник новаций не столь значим, соответствующие фирмы более гибки в выстраивании отношений с партнерами и ориентированы больше на спрос населения и экспорт.

Разделение на две модели показалось нам интересным и по той причине, что это во многом различные корпоративные культуры и наборы поведенческих принципов. А. Аузан и Е. Никишина уже указывали на роль неформальных институтов, культурного капитала для перехода России к инновационной экономике (Аузан, Никишина, 2013). Они же отмечают значимую роль высшего образования в относительно быстром изменении поведенческих установок предпринимателей. Наряду с этим другие исследователи не считают культуру жесткой детерминантой поведения. В частности, В. Тамбовцев утверждает, что «рекомендации относительно того, какие виды деятельности „соответствуют" культуре страны, а какие — нет (их не надо пытаться в ней развивать), лишены научных оснований» (Тамбовцев, 2015).

Мы со своей стороны заметим, что в некоторых случаях может довольно быстро формироваться новая культура предпринимательства. На многих представителей выделенной нами второй модели существенное изначальное влияние оказало обучение в наиболее сильных (с позиций среды) российских или зарубежных университетах. Складывается впечатление, что такое обучение в сочетании с взаимодействием со средой, сформированной институтами развития, позволило ускорить процесс изменения системы ценностей, практик и формирования новых поведенческих установок. Таким образом, в некоторых случаях при условии формирования среды для передачи лучших практик и убеждений институты развития могут ускорять культурные изменения, способствующие переходу на инновационный путь развития.

Обсуждение результатов

Применительно к оценке деятельности институтов развития существуют, как мы полагаем, две крайние точки зрения. Согласно первой (фискально-прагматической), институты развития — это «черный ящик», который должен эффективно преобразовывать предоставляемые государством финансовые ресурсы в довольно узкий набор конечных «полезностей», например в виде определенного количества публикаций и патентов, объемов инновационной продукции и высокотехнологичного экспорта. В рамках второй (институционально-романтической) во главу угла ставится роль институтов развития в формировании благоприятной среды для инноваций, при этом именно косвенные эффекты, качественные изменения, в том числе в поведении агентов, а также демонстрационные эффекты рассматриваются в качестве ключевых. В своем отношении к институтам развития государство, его представители, как правило, дрейфуют между этими полюсами, в период ужесточения бюджетных ограничений смещаясь к первому подходу и акцентируя свое внимание, прежде всего, на прямых финансовых эффектах. Поэтому первое, на что следует обратить внимание, — это значимость для инноваторов нефинансовых эффектов от деятельности институтов развития.

Теоретически институты развития призваны замещать отдельные провалы рынка, при этом обычно подразумеваются определенные провалы в финансировании на специфических, прежде всего ранних стадиях инноваций. Однако после начала финансирования проектов обнаруживается множество проблем нефинансового характера: институциональных, связанных с недостатком определенных компетенций, неготовностью к работе в условиях высоких рисков и т.п.

В рамках исследования мы увидели, что институты развития ценны для инновационных компаний нефинансовыми эффектами, причем эти эффекты не только разнообразны, но и меняются со временем. Общая позитивная оценка со стороны респондентов оказалась для нас неожиданной — слишком часто на разных уровнях приходилось слышать, что институты развития транжирят деньги, пуская их на всякие «тусовочные» мероприятия, в то время как все ресурсы надо переориентировать на прямую поддержку проектов. Однако, судя по проведенным интервью, инновационные компании предъявляют спрос не только на финансовые ресурсы, но и на коммуникации, взаимодействие, обучение. Отметим, что обучение происходит уже в период подготовки заявки, проведения экспертизы, а собственно нефинансовые эффекты затрагивают гораздо более широкий круг агентов, не только получателей финансовой поддержки институтов развития.

К важнейшим механизмам ускоренного и гибкого формирования недостающих компетенций относится взаимодействие между иннова-торами, обеспечиваемое средой, которую формируют институты развития. Заметим, что, судя по интервью, такого рода деятельность позитивно воспринимается инноваторами только при достижении некоторой интенсивности и регулярности применения соответствующих механизмов, их ориентации не столько на рекламу того или иного института развития, сколько на расширение коммуникаций в целевых группах, обучение. В противном случае у представителей компаний чаще возникает раздражение от такой активности.

Второе, на что важно обратить внимание, — изменения в поведении инновационных компаний, формирование новых поведенческих установок и ценностей их руководителей и собственников в результате деятельности институтов развития.

Вокруг институтов развития возникает среда, усиливающая поведенческие эффекты и распространение инновационных практик. Благодаря деятельности отдельных институтов развития сформировалось что-то похожее на распределенные, открытые университеты с гибкой системой преподавания и обучения, когда роли участников могут меняться. Роль взаимодействия, позитивного примера, харизмы лидеров, координации изменений, сетевых эффектов представляется особенно значимой для повышения инновационной настойчивости компаний, их способности преодолевать трудности и идти на риск. Среди поведенческих эффектов важнейшие — изменение предпринимательской культуры, возникновение моды на инновации, рост уверенности предпринимателей в своих силах, более активный и успешный поиск различных негосударственных источников финансирования. По нашим впечатлениям от проведенных интервью, отдельным институтам развития удалось создать условия (правда — локальные) для формирования новой предпринимательской культуры.

Мы считаем ключевым результатом деятельности институтов развития появление заметной категории новых, молодых предпринимателей инновационного склада. Важно, что эти предприниматели предъявляют спрос на поддержку успешного, открытого, динамично растущего бизнеса. Принципиальные отличия нового класса инновато-ров: меньший расчет на государство и при этом достаточно позитивное отношение к государственным институтам, большая вера в собственные возможности, менее развитые патерналистские склонности, открытость к взаимодействиям, глобальность отношения к инновациям и потенциальным партнерам. И это чрезвычайно важно, поскольку в России остро ощущается недостаток носителей подобной культуры инновационного предпринимательства.

Третье. Изначально институты развития задумывались как менее бюрократический и более гибкий инструмент но сравнению с прямой финансовой поддержкой, однако усиление традиционных форм контроля за институтами развития повышает риски для инноваторов.

Институты развития пока не смогли предложить эффективный и хорошо воспринимаемый всеми стейкхолдерами инструмент контроля своей деятельности. В результате неизбежно возникли противоречия в их оценке различными контрольными органами. Отметим, что скандалы и конфликты по оценке деятельности институтов развития негативно сказываются на имидже и репутации не только самих институтов, но и поддерживаемых ими компаний, особенно в глазах зарубежных партнеров.

Ответной реакцией институтов развития на проводимые проверки, усиление внимания контрольных органов стала регламентация всех процессов, стремление уйти от рисков в принятии решений. В известной мере они стали более зарегулированным (даже по сравнению с прямым бюджетным финансированием) и более рискованным для получателей инструментом поддержки.

Стремление чиновников получить немедленные результаты, желание продемонстрировать прогресс привели к быстрому распространению «ключевых показателей эффективности» (КПЭ) на уровень институтов развития. Последующая трансляция целевых индикаторов на уровень получателей поддержки привела к значительному снижению вариативности при реализации инновационных проектов. Сложилась парадоксальная ситуация, когда в стремлении повысить эффективность деятельности институтов развития был достигнут обратный результат на уровне собственно инновационных проектов — инноваторам стало сложнее реагировать на изменение внешних условий.

Четвертое. Инновационные компании становятся глобальными и выбирают траекторию дальнейшего развития в рамках различных юрисдикций, поэтому возникают вопросы конкуренции институтов развития за реципиентов поддержки, в том числе с другими странами — за развитие этих компаний в России.

В последние годы в России формируется класс глобально мыслящих инноваторов, которые достаточно мобильны, а основная стоимость их бизнеса определяется нематериальными активами — причем не столько формальными, сколько плохо кодифицируемыми и связанными с человеческим капиталом. Собственники таких компаний сравнивают условия получения поддержки не только по России, но и в сопоставлении с фондами и институтами развития из других стран. Заметим, что для глобально ориентированных компаний важнейшие критерии сравнения — это скорость принятия решений о поддержке и ее дружественность.

Здесь, наверное, следует подчеркнуть, что глобальность компаний — это фактор их конкурентоспособности. Глобальность предполагает наличие и развитие деятельности компаний в разных странах, например, исходя из удобства регистрации и владения правами на интеллектуальную собственность. По мере развития компании неизбежно перераспределяют свою активность по юрисдикциям, наиболее удобным для тех или иных операций. Достаточно часто предполагается, что распределенная схема характерна для относительно крупных компаний, однако, судя по нашим интервью, это распространенная практика и для небольших российских инновационных фирм, особенно ориентированных на производство принципиально новой продукции, с существенными экспортными возможностями и амбициями.

Российская бизнес-среда при заметном прогрессе в улучшении условий для старта бизнеса пока не демонстрирует значимых улучшений применительно к росту компаний: слабо обеспечивает «подхват» инновационных стартапов, недостаточно благоприятствует росту среднего бизнеса. Довольно заметна тенденция к «утечке» новых растущих компаний за рубеж, где условия для развития бизнеса более благоприятны, а спрос на инновации лучше структурирован.

Это предопределяет существенные противоречия в оценке деятельности институтов развития. Распространены взгляды, что основные выгоды от поддержки создания российских стартапов потребляются за рубежом, а российская экономика несет основные издержки на их создание. Однако если бизнес перемещается в другие юрисдикции, значит, он имеет экспортный потенциал. Поэтому неверно переключиться на поддержку тех, кто имеет ограниченные возможности для мобильности вследствие недостаточной конкурентоспособности.

Стратегическое решение, вероятно, находится в русле формирования условий не только для создания стартапов, но и их развития в России, прежде всего, в части улучшения бизнес-среды. Однако усилиями одних лишь институтов развития данную задачу не решить.

Возможные следствия для политики

Нефинансовые эффекты являются принципиально важной составляющей воздействия на инновационные процессы со стороны институтов развития. В то же время эти эффекты плохо изучены. Как правило, они не включаются в группы целевых индикаторов для российских институтов развития. Кроме того, поскольку состав актуальных потребностей и проблем компаний меняется, в том числе и по мере реализации проектов, требуется регулярное уточнение состава оцениваемых нефинансовых эффектов.

Мы полагаем, что именно в периоды ужесточения финансовых ограничений, сочетающиеся со снижением предсказуемости, роль нефинансовых эффектов от деятельности институтов развития возрастает: они затрагивают значительно более широкий круг агентов, их воздействие может распространяться посредством сетей, а самое главное — они способствуют формированию устойчивых ценностей инновационного поведения и обладают наиболее выраженным демонстрационным эффектом. Конечно, остаются вопросы эффективности затрат конкретных институтов развития на нефинансовые формы поддержки. Кроме того, возможно, есть определенный критический уровень (по интенсивности и срокам поддержки), при превышении которого вложения в развитие среды начинают приносить заметные результаты - действует эффект накопления знаний и практик, а также культурной трансформации.

Выделенные нами две модели инновационного поведения представляются позитивными и достаточно успешными, хотя первая модель более характерна для традиционных секторов и крупных компаний, а вторая — для новых, формирующихся секторов с неустоявшимися правилами. Важно, что приверженцы таких моделей предъявляют разный спрос на механизмы поддержки инноваций. Поэтому можно говорить о необходимости учитывать наличие вариантов позитивной повестки, их ориентации на различную культуру ведения бизнеса и риска противоречий при попытке реализации мер из разных вариантов одновременно.

Для привлечения молодых, новых инновационных предпринимателей важны социальный статус, уважение и интерес со стороны общества, формируемые, в том числе, с участием институтов развития. Принципиален здесь фактор последовательной поддержки со стороны высшего политического руководства страны. Должна быть задействована важнейшая компонента инноваций — доверие. Таким образом, даже в сложные периоды развития остаются возможности формирования позитивных ожиданий и расширения инновационных процессов за счет политического влияния, изменения отношения государства и общества к инноваторам, демонстрации и распространения успешных практик.

Складывается впечатление, что в государственной политике, в оценке результатов деятельности институтов развития больше внимания уделяется самим институтам и меньше — собственно объектам их поддержки. Невозможно «оцифровать» все качественные эффекты, поэтому странно, что не было инициировано хоть какое-нибудь обследование на уровне фирм, получивших поддержку, то есть в целевой группе. Вообще говоря, мы не уверены, что такое исследование, если оно будет действительно независимым (с одобренной всеми сторонами методологией, открытыми исходными данными, выполненное различными коллективами), станет источником исключительно позитивных новостей, но это будет хоть какой-то шаг в направлении реальной оценки состояния дел. Мы полагаем, что нынешняя критика деятельности институтов развития далеко не всегда ведется по тем направлениям, по которым она действительно уместна. В любом случае несогласованность официальных представлений о целях институтов развития с не менее официальной логикой и принципами проверки их деятельности усиливает неопределенность и риски в деятельности не только институтов, но и инновационных компаний.

Вполне возможно, что институты развития не оправдали возлагавшихся на них (с нашей точки зрения — завышенных) надежд. Поэтому при обсуждении государственной политики закономерны следующие вопросы: нужны ли институты развития в принципе? Давать ли им самостоятельность или фактически привести к условиям деятельности министерств и ведомств? Нужны ли они в таком количестве или стоит сделать один большой институт развития?

Ответы на первый и второй вопросы нам представляются связанными, так как будущее институтов развития зависит от реальной модели, в соответствии с которой они работают. Если институты развития не имеют собственной миссии, осознанной роли в социально-экономическом развитии, права относительной автономии, то они неизбежно утрачивают свои основные преимущества: возможность проводить последовательную политику вне текущей конъюнктуры, запускать принципиально новые инициативы с высокими рисками, обеспечивать дружественный характер взаимодействия с различными участниками инновационных процессов. Что касается третьего вопроса, то понятно стремление государства снизить издержки и упростить управление. Однако учитывая разнообразие и динамику изменения условий на рынках, важно не утратить разнообразие институтов: наработанные за прошедшие годы практики и опыт каждого из них уникальны и дороги (не только в переносном, но и в прямом смысле).

Результативность деятельности институтов развития в существенной мере сдерживается проблемами бизнес-среды, особенно в части роста компаний, развития среднего бизнеса, формирования новых секторов экономики. Понятно, что усилиями лишь институтов развития — при любых масштабах их деятельности — решить эти проблемы невозможно — требуется последовательная скоординированная реализация широкого спектра мер по всему «фронту» государственной политики. Лишь при этом условии в среднесрочной перспективе институты развития смогут достичь «проектной мощности» — с существенно большим, чем сейчас, мультипликативным эффектом для национальной экономики.

Сами институты развития могут и должны выступать (и, как показывают полученные нами результаты, уже довольно успешно выступают) средством развития деловой среды для создания и роста инновационных стартапов в России. Особенно важно здесь обратить внимание на фактор культурной среды, формируемой институтами развития: плотность сетевых взаимодействий инноваторов, возможность коммуникаций с другими инноваторами, близкими по своим ценностям, — это не только ключевой фактор успешного становления инновационного бизнеса, но и некоторый стабилизирующий «якорь» для удержания взрослеющих инновационных компаний в России. В принципе такие культурные рамки для инноваций могут формироваться не только институтами развития, но и университетами. Поэтому инициативы, связанные с созданием различных технологических долин, инновационных парков при ведущих университетах, представляются нам исключительно важными. Такие меры позволяют достаточно быстро сформировать критическую массу инноваторов, когда взаимодействия между ними начинают создавать новое качество — инновационные поведенческие ценности.

Требуется бережное отношение к институтам развития и более требовательное — к управленческим командам. Мы полагаем, что неэффективность (или неудачливость?) отдельных управленческих команд не должна рассматриваться как свидетельство неэффективности самой модели деятельности того или иного института — как минимум, эти причины надо разделять. Важно, чтобы акцент был сделан на репутационной ответственности команд, а собственно мониторинг, оценку результатов лучше направить на извлечение уроков и принятие мер на перспективу. Поиск ошибок и виноватых в прошлом без усвоения уроков - занятие, может быть, и необходимое, но менее продуктивное с позиций развития, особенно если приводит к сокращению принимаемых на себя институтами развития рисков.

Авторы выражают глубокую признательность анонимному рецензенту, замечания которого позволили более полно и четко представить ограничения выполненного исследования, а также уточнить некоторые интерпретации полученных результатов.

¹ При этом справедливости ради отметим, что хотя на фоне наиболее массовых инструментов государственного стимулирования деятельность институтов развития может считаться точечной, совокупное число ежегодно поддерживаемых ими проектов значительно и исчисляется тысячами (Симачев и др., 2012).

² Здесь и далее, говоря о компаниях, мы имеем в виду также группы родственных фирм, объединяемых общим руководством и/или составом основных собственников.

³ Здесь и далее в настоящем разделе курсивом выделены цитаты из интервью респондентов.

⁴ В литературе этот эффект принято называть эффектом Матфея: данный термин используется как в широком контексте — в отношении научного признания (Merton, 1968), так и применительно к государственной поддержке инновационной деятельности компаний (см., например: Antonelli, Crespi, 2013).

Список литературы / References

Аузан А. А., Никишина Е. Н. (2013). Долгосрочная экономическая динамика: роль неформальных институтов // Журнал экономической теории. № 4. С. 48 — 57. [Auzan A. A., Nikishina Е. N. (2013). Economic dynamics in the long run: The role of informal institutions. Zhurnal ekonoicheckoi teorii, No. 4, pp. 48—57. (In Russian).]

Иванов Д. С., Кузык М. Г., Симачев Ю. В. (2012). Стимулирование инновационной деятельности российских производственных компаний: новые возможности и ограничения // Форсайт. Т. 6, Jsfe 2. С. 18 — 41. [Ivanov D. S._f Kuzyk М. G., Simachev Yu. V. (2012). Fostering innovation performance of russian manufacturing enterprises: New opportunities and limitations. Foresight-Russia, Vol. 6, No. 2, pp. 18 — 41. (In Russian).]

Симачев Ю., Кузык M., Иванов Д. (2012). Российские финансовые институты развития: верной дорогой? // Вопросы экономики. Jsfe 7. С. 4—29. [Simachev Yu., Kuzyk М., Ivanov D. (2012). Russian financial development institutions: Are we on the right way? Voprosy Ekonomiki, No. 7, pp. 4—29. (In Russian).]

Симачев Ю. В., Кузык M. Г., Фейгина В. В. (2014). Государственная поддержка инноваций в России: что можно сказать о воздействии на компании налоговых и финансовых механизмов? // Российский журнал менеджмента. Т. 12, 1. С. 7-38. [Simachev Yu. V., Kuzyk М. G., Feygina V. V. (2014). Public support of innovation in Russia: What can we say about tax incentives and public funding? Russian Management Journal, Vol. 12, No. 1, pp. 7—38. (In Russian).]

Тамбовцев В. (2015). Миф о «культурном коде» в экономических исследованиях // Вопросы экономики. Jslb 12. С. 85 — 106. [Tambovtsev V. (2015). The myth of the "culture code" in economic research. Voprosy Ekonomiki, No. 12, pp. 85 — 106. (In Russian).]

Ясин E. Г., Лебедева H. M. (2009). Культура и инновации: к постановке проблемы // Форсайт. Т. 3, № 2. С. 16-26. [Yasin Ye., Lebedeva N. М. (2009). Culture and innovation: Approach to the problem. Foresight, Vol. 3, No. 2, pp. 16—26. (In Russian).]

Antonelli C., Crespi F., Scellato G. (2012). Inside innovation persistence: New evidence from Italian micro-data. Structural Change and Economic Dynamics, Vol. 23, No. 4, pp. 341-353.

Antonelli C., Crespi F. (2013). The "Matthew effect" in R&D public subsidies: The Italian evidence. Technological Forecasting and Social Change, Vol. 80, No. 8, pp. 1523—1534.

Buisseret Т., Cameron H., Georghiou L. (1995). What difference does it make? Additionally in the public support of R&D in large firms. International Journal of Technology Management, Vol. 10, No. 4 — 6, pp. 587 — 600.

Clarysse В., Wright M., Mustar P. (2009). Behavioural additionality of R&D subsidies: A learning perspective. Research Policy, Vol. 38, No. 10, pp. 1517—1533.

D'Este P., Iammarino S., Savona M., von Tunzelmann N. (2012). What hampers innovation? Revealed barriers versus deterring barriers. Research Policy, Vol. 41, No. 2, pp. 482-488.

Falk R. (2007). Measuring the effects of public support schemes on firms' innovation activities: Survey evidence from Austria. Research Policy, Vol. 36, No. 5, pp. 665-679.

Flick U. (2009). An introduction to qualitative research. 4^th ed. Thousand Oaks, CA: Sage.

Georghiou L., Clarysse B. (eds.) (2006). Introduction and synthesis. In: Government R&D funding and company behaviour: Measuring behavioural additionality. Paris: OECD Publishing, pp. 9-38.

Guellec D., Van Pottlesberghe В. (2003). The impact of public R&D expenditure on business R&D. Economics of Innovation and New Technologies, Vol. 12, No. 3, pp. 225-244.

Hall В., Maffiolly A. (2008). Evaluating the impact of technology development funds in emerging economies: evidence from Latin America. European Journal of Development Research, Vol. 20, No. 2, pp. 172-198.

Hogan J., Dolan P., Donnelly P. (2009). Approaches to qualitative research: Theory and its practical application. Cork: Oak Tree Press.

Merton R. K. (1968). The Matthew effect in science. Science, Vol. 159, No. 3810, pp. 56 — 63.

Pavitt K. (1998). The social shaping of the national science base. Research Policy, Vol. 27, No. 8, pp. 793-805.

Smith K. (1995). Interactions in knowledge systems: foundations, policy implications and empirical methods. STI-Review, No. 16, pp. 69 — 102.

Teubal M. (2002). What is the systems perspective to Innovation and Technology Policy (ITP) and how can we apply it to developing and newly industrialized economies? Journal of Evolutionary Economics, Vol. 12, No. 1, pp. 233—257.