Роль поведенческих моделей в онтологической структуре современной макроэкономики

Макроэкономика претендует на целостное описание процесса функционирования экономической системы. Для этой цели она использует язык макроагрегатов и макрозависимостей, которые представляют собой синтетические концепты, суммирующие огромные массивы информации о деятельности множества экономических субъектов. Поэтому любое утверждение о наличии тех или иных устойчивых зависимостей между макроагрегатами содержит неявное предположение о характере взаимодействия экономических субъектов и об их типичных реакциях на экономические стимулы. Любая макроэкономическая доктрина содержит, в явной или неявной форме, определенную картину экономического бытия, которому она соответствует. Поэтому в макроэкономической теории вполне уместна онтология, в том смысле, как ее определил Т. Лоусон, то есть как «учение или теория, раскрывающая базисные свойства и структуру объекта исследования» (Lawson, 2006. Р. 493). Однако онтология макроэкономики является лишь частью более широкой социальной онтологии, и ее нужно рассматривать в этом контексте. В рамках современного подхода к социальной онтологии, развиваемого Дж. Серлом и его последователями, сложившиеся в обществе институты рассматриваются как система правил, конституирующих социальную реальность и создающих онтологическую основу общества (Searle, 1995). Но для макроэкономической онтологии важно установить связь между институциональными условиями, в рамках которых осуществляется экономическая деятельность, и конечными результатами, представленными в виде агрегированных показателей. Таким связующим звеном выступают типичные поведенческие модели субъектов, действующих в рамках данной социальной реальности. Эти модели представляют собой формы успешной адаптации экономических субъектов к существующей системе социальных и экономических институтов, следовательно, их влияние на агрегированные результаты экономической деятельности есть отражение этой институциональной системы. Поэтому поведенческие модели являются важнейшей частью макроэкономической онтологии.
Описание этих моделей можно рассматривать как перевод обыденных методов принятия решений, которые используют люди в своей повседневной деятельности, на язык современной экономической науки. Такой перевод необходим, чтобы создать описание экономического поведения, совместимое с целями и задачами научного исследования. Ведь, как заметил Д. Дэвидсон: «Если мы не можем найти способ интерпретации высказываний и другого поведения существа как раскрытие множества его мнений, в значительной степени последовательных и истинных по нашим собственным стандартам, то у нас нет причин считать это существо рациональным, имеющим мнение или вообще говорящим что-либо» (2003. С. 197). Применительно к анализу экономического поведения это означает, что если мы не можем создать модель, в рамках которой наблюдаемое поведение экономических субъектов интерпретируется как результат сознательных решений, направленных на достижение определенной экономической цели, то мы не можем рассматривать их в качестве субъектов. А это противоречит мировоззренческим основам не только экономической науки, но и всех социальных наук.
Проблема, однако, заключается в том, что в научной интерпретации экономического поведения в качестве исходной точки берется не сама обыденная логика принятия экономических решений, а ее результаты в виде конкретных действий. Но эти действия часто могут быть обоснованы с использованием разных, иногда взаимоисключающих, процедур принятия решений. В результате неизбежно возникает множественность интерпретаций, одинаково хорошо согласующихся с наблюдаемым поведением. Эта проблема значительно усложняется в макроэкономическом анализе, где рассматриваются не отдельные действия экономических субъектов, а макроэффекты, что создает дополнительную основу для множественности интерпретаций наблюдаемого поведения.
Множественность поведенческих интерпретаций порождается не наблюдаемой экономической реальностью, а различиями в структуре восприятия этой реальности, присущей создателям разных теорий. Поэтому, чтобы понять специфику различных теоретических подходов, сложившихся в современной макроэкономической теории, необходимо поместить их в более широкий контекст восприятия макроэкономической реальности, присущего современному экономическому мышлению.


Макроэкономика в процессе своего развития в качестве самостоятельной научной дисциплины формировалась как теория взаимодействия государства и частного сектора рыночной экономики. Макроэкономический подход предполагает столкновение централизованного регулирующего воздействия, осуществляемого государственными структурами, со стихийной реакцией рыночной среды, которая является результатом огромного множества децентрализованных решений. Рассматривать частный сектор национальной экономики в качестве ее самостоятельной, самодовлеющей, основы, возможно, имеет некоторый дидактический смысл. Однако макроэкономический подход, основанный на агрегировании, функционален только при наличии в структуре модели реального субъекта, который непосредственно воздействует на основные параметры модели. В роли такого субъекта может выступать только государство, принимающее централизованные решения, которые влияют на основные макропараметры национальной экономики. Система агрегированных показателей современной макроэкономики есть средство отражения реакций рыночной среды в форме, адекватной планированию централизованного государственного воздействия.
Представление множества субъектов частного сектора в виде макросубъектов (домохозяйства, фирмы и т. п.), которые во взаимодействии с государством определяют значения основных макропараметров, является теоретической фикцией, которая затушевывает фундаментальное различие между централизованным механизмом принятия решений, свойственным государству, и стихийной реакцией частного сектора, основанной на множестве децентрализованных решений. Однако именно это различие играет решающую роль в процессе взаимодействия субъектов на макроуровне, именно оно лежит в основе теоретических проблем макроэкономики. Поскольку реакции частного сектора являются результатом децентрализованных решений, они создают элемент неопределенности при принятии централизованных решений, задающих макроэкономическую политику государства. Эта политика опирается на ожидание определенной ответной реакции со стороны экономических субъектов частного сектора и, следовательно, на некую явно или неявно выраженную модель принятия решений, которой руководствуются эти субъекты. При этом экономические субъекты, действующие в рамках частного сектора и преследующие свои индивидуальные цели, неизбежно должны в той или иной степени учитывать в своих расчетах возможные результаты воздействия государственного регулирования на макроэкономическую ситуацию. Это касается как формирования их планов или ожиданий ex ante, так и реакции на соотношение этих планов с конечными результатами ex post.
В этом контексте особое значение приобретают два аспекта экономической реальности, которые непосредственно влияют на построение поведенческих моделей: однородность экономической среды частного сектора и комплементарность его целей с целями макроэкономического регулирования, осуществляемого государством. В современной литературе эти аспекты рассматриваются в качестве приоритетных характеристик экономической реальности в рамках эволюционной экономической теории (Dopfer, Potts, 2004). Однако очевидно, что любая макроэкономическая доктрина неизбежно должна основываться на определенных оценках степени однородности экономической среды и комплементарности целей макроэкономических субъектов, даже если эти оценки не выражены в явной форме.
Однородность экономической среды предполагает, что все или подавляющее большинство экономических субъектов частного сектора используют одинаковую процедуру принятия решений, которая может быть представлена в виде общей поведенческой модели. В этом случае определение оптимальной стратегии государственного регулирования существенно упрощается, поскольку реакция экономических субъектов будет зависеть исключительно от их функциональной роли в системе, а в остальном будет совершенно однородной, то есть направленной на максимизацию определенного целевого параметра. При этом проблема поиска оптимального варианта государственной политики будет модифицироваться в зависимости от степени комплементарности целей государства и субъектов частного сектора. Если эта степень достаточно высока, то задача государства сводится к поиску оптимального варианта регулирующего воздействия, которое будет одновременно максимизировать его собственную целевую функцию и целевые функции частных субъектов. Если же эта степень незначительна, то государству придется создать систему контрстимулов (которые будут ограничивать возможности максимизации целевых функций субъектов частного сектора), чтобы преодолеть возникающие в связи с этим ограничения для максимизации его собственной целевой функции.
Если предполагается, что экономическая среда частного сектора неоднородна, то есть допускается возможность существования различных моделей принятия решений, то и реакцию экономических субъектов на регулирующее воздействие государства нужно рассматривать как неоднородную. Тогда экономические субъекты частного сектора должны группироваться не только по функциональному признаку, но и по модели принятия решений, определяющей их реакцию на регулирующее воздействие государства. Причем реакция одних групп субъектов будет содействовать достижению целей государственного регулирования, а реакция других — ограничивать возможность их достижения. В этом случае выбор оптимальной макроэкономической стратегии будет зависеть от структурных характеристик неоднородной среды, то есть от соотношения различных поведенческих моделей в частном секторе.


Представление о полной однородности экономической среды частного сектора является характерной чертой неоклассической макроэкономики во всех ее современных модификациях: монетаризме, концепции рациональных ожиданий, теории реального экономического цикла и др. Эта однородность базируется на универсальном принципе рационального максимизирующего поведения и воплощается в моделях «репрезентативных агентов», которые различаются между собой по функциональному признаку (домохозяйства, фирмы и т. п.), но используют идентичную оптимизационную модель принятия решений. Все экономические субъекты максимизируют свои целевые функции, реагируя исключительно на реальные долгосрочные изменения экономической ситуации. При этом их цели вряд ли комплементарны целям макроэкономического регулирования, осуществляемого государством с целью максимизации краткосрочных параметров — объема национального производства и занятости. Государственное вмешательство приводит к отклонению целевых функций субъектов частного сектора от оптимальных параметров, что не позволяет частному сектору максимизировать общий уровень благосостояния в долгосрочном плане. Поэтому отношения между государством и частным сектором в рамках данного подхода рассматриваются как антагонистическая игра, в которой выигрыш одной из сторон равен проигрышу другой, причем выигрыш государства означает снижение общего уровня благосостояния для общества в целом. С такой точки зрения оптимальным решением представляется «самоограничение» государства, то есть отказ от краткосрочных целей максимизации в пользу стабильной политики, осуществляемой по «прозрачным» правилам.
Модель рационального максимизирующего поведения является базовой и для современного новокейнсианства. Это теоретическое направление также опирается на представления об идентичности моделей принятия решений, свойственной экономическим субъектам частного сектора. Однако в новокейнсианской теории представление о принятии рациональных решений неразрывно связано с ограничениями, которые реальность накладывает на воплощение этих решений в жизнь. Достижение оптимальных параметров индивидуальных целевых функций субъектов частного сектора затруднено наличием различного рода «жесткостей», присутствующих в экономической системе («жесткость цен и заработной платы» на базе долгосрочных контрактов, «издержки меню» и т. п.). В результате экономические субъекты частного сектора сталкиваются с невозможностью достичь цели краткосрочной оптимизации. В этом случае возникает сильная комплементарность между целями краткосрочной государственной политики и целями субъектов частного сектора, поскольку эта политика позволяет им преодолеть существующие в системе жесткости и приблизить «реальное» состояние к «оптимальному», повысив тем самым уровень общего благосостояния. В такой ситуации взаимодействие государства и фирм принимает форму игры с ненулевой суммой, которая может иметь решение, максимизирующее общий выигрыш для всех участников. Однако даже в этом случае предпочтительнее наличие определенных, пусть менее жестких, правил, поскольку для эффективного взаимодействия государства с субъектами частного сектора необходимо, чтобы они были уверены, что государственная политика будет осуществляться в выгодном для них направлении. Этот принцип прекрасно сформулировал М. Вудфорд применительно к денежно-кредитной политике: «Эффективность денежной политики столь же сильно зависит от общественных ожиданий, как и от текущих действий центрального банка. Следовательно, центральный банк должен не только принимать правильные решения столь часто, сколь это возможно, но важно и то, что его действия должны быть предсказуемы» (Woodford, 2003. Р. 14).
Однородность экономической среды частного сектора, основанная на рациональной модели принятия решений, неразрывно связана с определенностью базовых параметров экономической системы. Максимизация целевых функций экономических субъектов возможна только при условии, что параметры этих функций и ожидаемые значения аргументов известны экономическим субъектам, принимающим решения. Однако это порождает проблему при соотношении модели и реальности. В реальности невозможно исключить фактор неопределенности, который для экономических субъектов частного сектора может быть связан как с многообразными внешними шоками, так и с действиями государства. Неопределенность, связанная с политикой государства, может быть исключена путем вменения государству такой же определенной целевой функции, которая приписывается субъектам частного сектора. Эта функция не обязательно максимизирует общественное благосостояние, она может, например, как в модели политического цикла, максимизировать шансы на сохранение у власти правящей партии. Главное, чтобы эта функция была определенной и ее параметры были известны экономическим субъектам частного сектора. Тогда действия государства будут понятны и предсказуемы, что позволит субъектам частного сектора максимизировать свои целевые функции. Однако если цели государства и субъектов частного сектора слабо комплементарны или даже, возможно, антагонистичны, возникает парадокс: чтобы государственная политика была эффективной, то есть чтобы государство могло достигнуть оптимальных значений своей целевой функции, его действия должны быть непредсказуемы для субъектов частного сектора. Иными словами, чтобы максимизировать свою целевую функцию, государство не должно к этому стремиться. Оно может преуспеть в этом, только если его действия будут полностью непредсказуемы, в противном случае они будут блокированы ответными действиями субъектов частного сектора. Государство может быть рациональным, только будучи нерациональным, поскольку любые рациональные действия государства будут просчитаны субъектами частного сектора на базе их собственных рациональных ожиданий.
Это противоречие исчезает только при достаточно высокой степени комплементарности целей государства и субъектов частного сектора. Поэтому новокейнсианская теория обеспечивает сильную комплементарность целей государства и субъектов частного сектора при введении в свои модели различного рода жесткостей, препятствующих быстрому достижению равновесия. В этом случае государственная стимулирующая политика выступает как средство преодоления или, по крайней мере,
смягчения этих жесткостей и приближения к оптимальным параметрам равновесия, максимизирующим целевые функции субъектов частного сектора. Однако существование многих жесткостей — долгосрочные контракты, фиксирующие номинальные величины цен и заработной платы, — трудно объяснить в мире, где доминирует определенность и господствуют рациональные ожидания, а неопределенность — исключительное явление. Поэтому вполне правомерно звучит вопрос, который Дж. Дози адресует представителям новокейнсианской методологии: «Почему на репрезентативного агента, способного решать сложную задачу межвременной оптимизации от сегодняшнего дня и до бесконечности, должны влиять трения и искажения в краткосрочном периоде?» (2012. С. 35).
Признание существования жесткостей есть первый шаг к признанию того, что именно эти жесткости создают необходимую основу для определения параметров и ожидаемых значений аргументов целевых функций экономических субъектов и что без них максимизация этих функций в принципе невозможна.


Альтернативные течения макроэкономической теории и онтологии представлены, главным образом, «посткейнсианской» и «поствальра-сианской» макроэкономикой (см.: Colander, 2006; King, 2012; Mearman, 2012). При всех теоретико-методологических различиях, существующих между этими направлениями макроэкономической мысли, их объединяет приверженность представлениям о неоднородности экономической среды. Это предполагает существование более чем одной модели принятия решений, что неизбежно порождает неопределенность, поскольку экономические субъекты (включая государство) не могут прогнозировать реакцию других экономических субъектов, просто проецируя на них собственную модель принятия решений. Как утверждает один из крупных посткейнсианских методологов Й. Йесперсен, «формирование ожиданий связано со значительной неопределенностью на уровне отдельных субъектов и порождает существенные различия ожиданий между разными субъектами в условиях, когда будущее неизвестно» (Jespersen, 2009. Р. 123). В этой ситуации экономические субъекты вынуждены принимать решения, конечный результат которых им не известен. Даже если поведение всех субъектов рационально, то в условиях неопределенности рациональное поведение имеет множественную интерпретацию: субъект может выбирать из множества вариантов, которые располагаются между двумя крайними точками — максимизацией потенциального выигрыша и минимизацией возможных потерь¹. Любая из этих комбинаций может интерпретироваться как рациональный выбор субъекта, обусловленный его предпочтениями относительно риска. Это многообразие практически неисчерпаемо. Чтобы упорядочить и упростить его, обычно используют широко распространенное деление экономических субъектов на нейтральных к риску и характеризующихся неприятием риска. Первые будут выбирать варианты решения, более близкие к максимизации потенциального выигрыша, вторые — к минимизации возможных потерь.
Однако в условиях неоднородности макроэкономической среды и связанной с этим неопределенности само понятие макроэкономического риска усложняется. В однородной среде, основанной на преобладании модели рационального максимизирующего поведения, источником макроэкономических рисков выступают внешние для частного сектора экономики факторы: регулирующее воздействие государства или изменение внешнеэкономической конъюнктуры. В условиях неоднородной среды для каждого экономического субъекта возникает специфический риск, связанный с возможностью совпадения/несовпадения его собственных решений с решениями, которые принимает большинство экономических субъектов. Экономические результаты деятельности каждого субъекта в частном секторе будут в значительной мере зависеть от того, какие стратегии выберут большинство субъектов, выступающих в аналогичной с ним функциональной роли². При этом распределение выигрышей и рисков зависит от специфики ситуации и роли, которую каждый отдельный субъект в ней играет.
Например, одна из наиболее дискуссионных проблем макроэкономики — проблема неравновесия на рынке труда и долгосрочной «вынужденной» безработицы — в данном контексте будет выглядеть как результат огромного множества решений, принимаемых работниками и работодателями в условиях неопределенности. Наличие избыточного предложения труда при существующем на рынке уровне заработной платы ставит всех субъектов этого рынка перед сложным выбором. Каждый отдельный работник должен решить, соглашаться ли на более низкий уровень заработной платы. Однако что бы он ни выбрал, результат его выбора существенно зависит от решений, которые примут большинство работников и большинство работодателей. Если избранная им цена предложения своего труда окажется выше, чем у других работников, или выше цены спроса, то есть уровня заработной платы, на которую ориентируются работодатели, то риск безработицы для него резко возрастает. А если его цена предложения будет ниже, чем у большинства других работников на рынке, то это существенно снизит его выигрыш.
Работодатели, в свою очередь, также стоят перед сложным выбором — инвестировать дополнительные средства в создание новых рабочих мест в расчете на то, что рабочие согласятся на снижение заработной платы, или не делать этого. Если они переоценят готовность рабочих согласиться на снижение заработной платы, то часть их инвестиций окажется избыточной и они не получат ожидаемой прибыли. При этом каждый работодатель рискует еще и тем, что его индивидуальная цена спроса на труд окажется ниже, чем у других, и в этом случае его инвестиции также окажутся избыточными, поскольку он не сможет заполнить все созданные им рабочие места.
Множественность возможных вариантов развития событий, недостаточность информации и отсутствие единой поведенческой модели приводят к тому, что единственным четким ориентиром, позволяющим строить какие-то расчеты, выступает сложившаяся на данный момент ставка заработной платы в ее номинальном выражении. Как заметил Дж. Акерлоф, «текущая номинальная заработная плата принимается работниками в качестве точки отсчета для оценки их выигрышей и потерь» (Akerlof, 2002. Р. 420). То же самое, с определенными оговорками, можно сказать и относительно работодателей. Поэтому любые попытки участников рынка труда в одностороннем порядке изменить текущую номинальную ставку заработной платы с целью увеличить свой выигрыш одновременно увеличивают риски возможных потерь. В этой ситуации преобладающим будет тип поведения, характеризующийся «избеганием неопределенности»: «Один из способов, при помощи которого люди справляются с полной неопределенностью макроэкономических сил, заключается в том, что они не основывают свои решения на ожиданиях. Вместо того чтобы пытаться предсказать непредсказуемое, они занимают выжидательную позицию, реагируя исключительно на свершившиеся факты» (Howitt, 2006. Р. 358).
Наличие устойчивого уровня безработицы в экономике обусловлено определенной степенью неприятия риска, свойственного субъектам рынка труда. В таком контексте различные институциональные жесткости (коллективные договоры, государственные нормы, регулирующие оплату труда, и т. п.) выглядят уже не как препятствие для уравновешивания рыночной экономики, а как необходимые ориентиры, только в рамках которых можно принимать осмысленные рациональные решения.
В контексте неопределенности получают иное измерение проблема эффективности государственной макроэкономической политики и непосредственно связанная с ней проблема комплементарности целей государства и субъектов частного сектора. В условиях неоднородности экономической среды государственное вмешательство создает для экономических субъектов частного сектора неопределенность в двух аспектах. Во-первых, неопределенность связана с возможным направлением и масштабами воздействия макроэкономического регулирования, осуществляемого государством. Во-вторых, для каждого экономического субъекта в частном секторе дополнительная неопределенность связана с возможной ответной реакцией других субъектов на регулирующее воздействие государства. В результате стимулирование совокупного спроса методами бюджетно-налоговой и/или денежно-кредитной экспансии одновременно создает неопределенность относительно масштабов этой экспансии, а также относительно реакции фирм на увеличение спроса. Каждая фирма должна решить, как реагировать на изменение ситуации: повысить цену на свои товары и услуги и/или увеличить их предложение. Первое решение наиболее предпочтительно с точки зрения выигрыша (прибыли), однако создает значительные риски. Во-первых, поскольку масштабы повышения спроса точно неизвестны, также неизвестно, до какого уровня можно повысить цену, не рискуя снизить объем продаж. Во-вторых, поскольку реакция конкурентов на изменение спроса также неизвестна, невозможно определить, в каких пределах повышение цены возможно без снижения рыночной доли фирмы. Выбор альтернативной стратегии — увеличение предложения — позволяет устранить по крайней мере один из этих рисков (риск снижения рыночной доли фирмы) и существенно снизить другой (риск создания избыточного предложения из-за завышения цены). Однако прибыль при этом обязательно будет ниже максимальной.
В результате стимулирующее воздействие макроэкономической политики государства вызывает неоднородную реакцию, проявляющуюся одновременно в росте объема национального производства и в повышении уровня цен. Соотношение этих эффектов отражает уровень нейтральности/неприятия риска, который демонстрируют экономические субъекты частного сектора, в данном случае фирмы, поскольку именно они принимают решения об объемах производства и ценах на свою продукцию. Кроме того, очевидно, что комплементарность целей стимулирующей политики государства и целей экономических субъектов частного сектора будет тем выше, чем более высокой степенью неприятия риска характеризуются эти субъекты.
Поскольку степень нейтральности/неприятия риска экономическими агентами изначально неизвестна, возникает ситуация неопределенности относительно возможных результатов проводимой макроэкономической политики. Поэтому выбор такой политики нужно рассматривать как выбор в условиях неопределенности, которая порождается неоднородностью экономической среды частного сектора, предполагая множественность моделей принятия решений, что не дает возможности точно определить, насколько реакция субъектов частного сектора будет адекватна целям макроэкономической политики. В результате при проведении стимулирующей макроэкономической политики возникает риск роста бюджетного дефицита и/или темпов инфляции, а при осуществлении бюджетно-налоговой и денежно-кредитной рестрикции — риск рецессии.
Самый простой способ снижения этих рисков — ввести правила, устанавливающие предельные значения величины бюджетного дефицита и темпа инфляции, при превышении которых бюджетно-налоговая и денежно-кредитная экспансия сменяются рестрикцией. Таким образом, государство само определяет максимальную степень неэффективности своего регулирующего воздействия, которую оно может себе позволить. Эти предельные параметры отражают степень нейтральности/неприятия риска самим государством. Однако в долгосрочном плане политика, основанная на стабильных правилах, может приводить к парадоксальным результатам. Снижая риски государственного макроэкономического регулирования, такая политика одновременно снижает неопределенность для экономических субъектов частного сектора. Фиксируя масштабы «внешних шоков», связанных с государственной политикой, она снижает риски выбора стратегий, ориентированных на максимизацию выигрыша. Так, если фирмы будут знать максимальный уровень инфляции, который правительство рассматривает как допустимый, то это существенно облегчит им принятие решения о повышении цен. Целевой показатель инфляции, установленный правительством, станет для фирм ориентиром повышения цен, поскольку руководство каждой фирмы может с достаточной долей уверенности предположить, что повышение цен в этих пределах не грозит рестрикцией со стороны государства, а конкуренты фирмы скорее всего также будут ориентироваться на этот показатель. В результате рост цен будет приближаться к запланированному уровню, а интенсивность воздействия стимулирующей политики государства на объемы национального производства, уровень занятости и другие реальные параметры национальной экономики будет приближаться к нулю.
Проблема выбора наиболее приемлемой для государства макроэкономической политики сводится к тому, чтобы, с одной стороны, уменьшить макроэкономические риски, а с другой — сохранить для экономических субъектов частного сектора достаточную степень неопределенности, которая позволила бы воздействовать на их поведение в нужном для государства направлении. Поэтому макроэкономисты-посткейнсианцы склоняются к отказу от правил в пользу дискреционной политики: «Дискреционная политика жизненно необходима, поскольку в том случае, когда господствуют „правила", очень сложно избежать серьезного кризиса. Это происходит потому, что установление и неизменное следование правилам вызывают соответствующую рыночную реакцию: рынок всегда найдет способ обойти правила, и это вскоре приведет к кризису» (Arestis, Sawyer, 2012. P. 151).
С этой точки зрения более предпочтительна дискреционная политика, ориентированная на коррекцию «шоковых» изменений, которые возникают внутри частного сектора национальной экономики или под воздействием из внешнего мира. В этом случае главным источником неопределенности будут «шоки», не связанные с государственной политикой, а государственное регулирование будет фактором снижения этой неопределенности.
Возможность неконтролируемого изменения макропараметров национальной экономики создает достаточную степень неопределенности, которая может обеспечить комплементарность целей государственного регулирования и экономических субъектов частного сектора. Если последние будут считать государственное регулирование ограничительным фактором «внешних шоков», то они вероятнее всего будут рассматривать цели государственной политики как комплементарные собственным, особенно в случае негативных шоков, провоцирующих рецессию. В этой ситуации неизбежно будет сохраняться неопределенность относительно того, насколько государственная политика стимулирования спроса сможет компенсировать негативные стимулы, провоцирующие рецессию. Это существенно снижает вероятность успеха при выборе инфляционной ценовой стратегии.
Более сложная ситуация возникает, когда государственное регулирование пытается ограничить воздействие позитивных шоков. В этом случае высокая конъюнктура провоцирует выбор инфляционных ценовых стратегий в расчете на то, что автономное расширение совокупного спроса не будет полностью нивелировано государственной рестрикцией. В результате сдерживающее влияние рестрикции сильнее сказывается на объеме национального производства и занятости, чем на темпах роста цен. Таким образом, неоднородность экономической среды приводит к асимметрии в эффективности государственного регулирования: экспансионистская политика, проводимая с целью компенсации негативных шоков, оказывается более эффективной, чем рестрикция, проводимая с целью предупреждения перегрева экономики.

---

Онтологическая структура поведенческих моделей в современной макроэкономике характеризуется двойной оппозицией: представления об однородности экономической среды противостоят представлениям о ее неоднородности, а представления о комплементарности целей государства и частного сектора — представлениям об их противоположности. Это в новой форме возрождает старый спор о том, считать ли реалистичность предпосылок существенным преимуществом при сравнении конкурирующих теорий. В наше время реалистичность онтологических основ становится все более весомым аргументом в методологических дискуссиях. Однако при рассмотрении этого вопроса необходимо помнить о принципе «онтологической относительности»: «Нет смысла говорить о том, что представляют собой объекты теории сами по себе, за пределами обсуждения вопроса о том, каким образом интерпретировать или переинтерпретировать одну теорию в другую» (Куайн, 1996. С. 60). Как бы макроэкономическая модель ни копировала реальность, она остается теоретической моделью, и ее научная и практическая ценность определяется тем, насколько она способна служить надежным ориентиром при принятии решений, то есть насколько она сама способна снизить степень неопределенности при выборе целей и инструментов государственной политики.

---

¹ Как предполагает Р. В. Купер, в основе выбора экономических субъектов лежит «процесс распределения... вероятностей между всеми элементами набора возможных равновесий. Это распределение вероятностей может, например, отражать взгляд, что отбор равновесных состояний происходит с точки зрения Парето-доминирования. В этом случае только Парето-доминирующие равновесия будут ассоциироваться с положительными вероятностями. Или же распределение вероятностей может отражать концепцию доминирования по риску» (Cooper, 2006. Р. 344).
² В терминологии теории игр эта ситуация описывается следующим образом: «Каждый игрок имеет выбор между безопасной стратегией, которая приносит фиксированный выигрыш, и рискованной стратегией, выигрыш от которой зависит от числа игроков, выбравших ту же самую стратегию. Если число игроков, выбравших рискованную стратегию, невелико, выигрыш будет низким, но если их будет достаточно много, то выигрыш при рискованной стратегии может быть больше, чем фиксированный выигрыш при выборе безопасной стратегии. Следовательно, возникает конфликт между доминированием по риску и доминированием по выигрышу» (Carlsson, Damme van, 1993. P. 1013).

---

Дози Дж. (2012). Экономическая координация и динамика: некоторые особенности альтернативной эволюционной парадигмы // Вопросы экономики. № 12. С. 31 — 60. [Dosi G. (2012). Economic Coordination and Dynamics: Some Elements of an Alternative "Evolutionary" Paradigm // Voprosy Ekonomiki. No 6. P. 31 — 60.]
Дэвидсон Д. (2003). Исследования истины и интерпретации. М.: Праксис. [Davidson D. (2003). Inquiries into Truth and Interpretation. Moscow: Praxis.]
Куайн У. В. О. (1996). Онтологическая относительность // Современная философия науки: Хрестоматия / Сост. А. А. Печенкин. М.: Наука. С. 40 — 61. [Quine W.V.O. (1996). Ontological Relativity // Pechenkin A. A. (compiler). Contemporary Philosophy of Science: Chrestomathy. Moscow: Nauka. P. 40 — 61.]
AkerlofG. A. (2002). Behavioral Macroeconomics and Macroeconomic Behavior // The American Economic Review. Vol. 92, No 3.
Arestis P.y Sawyer M. (2012). The 'New Economies' and Policies for Financial Stability // International Review of Applied Economics. Vol. 26, No 2. P. 147—160.
Dopfer K.y Potts J. (2004). Evolutionary Realism: a New Ontology for Economics // Journal of Economic Methodology. Vol. 11, No 2. P. 195-212.
Carlsson H.y Damme E. van (1993). Global Games and Equilibrium Selection // Econometrica. Vol. 61, No 5. P. 989-1018.
Colander D. (2006). Post Walrasian Macroeconomics: some Historic Links // Post Walrasian Macroeconomics. Cambridge: Cambridge University Press. P. 46 — 69.
Cooper R. W. (2006). Economic Policy in the Presence of Coordination Problems // Post Walrasian Macroeconomics. Cambridge: Cambridge University Press. P. 335 — 346.
Howitt P. (2006). Monetary Policy and the Limitations of Economic Knowledge // Post Walrasian Macroeconomics. Cambridge: Cambridge University Press. P. 347—367.
Jespersen J. (2009). Macroeconomic Methodology a Post-Keynesian Perspective. Cheltenham: Edward Elgar.
King J. E. (2012). Post Keynesians and Others // Review of Political Economy. Vol. 24, No 2. P. 305-319.
Lawson T. (2006). The Nature of Heterodox Economics // Cambridge Journal of Economics. Vol. 30. P. 483-505.
Mearman A. (2012). Heterodox Economies' and the Problems of Classification // Journal of Economic Methodology. Vol. 19, No 4. P. 407-424.
Searle J. R. (1995). The Construction of Social Reality. N. Y.: Free Press.
Woodford M. (2003). Interest and Prices. Princeton: Princeton University Press.