Экономическая теория как (социальная) наука?

В литературе по социологии и философии науки содержание справочного руководства или учебника чаще всего отражает современное состояние дисциплины. Книга «Экономическая методология», написанная авторитетными философами и историками экономической науки М. Боумансом и Дж. Дэвисом, подтверждает это. Схожую роль играли широко известная и ставшая классической книга М. Блауга (2004 [1980]), первое издание которой вышло в свет более 30 лет назад, а также работы других авторов (Hands, 2001; Dow, 2002). Некую новацию в представлении темы в настоящей книге следует отнести на счет, во-первых, изобретательных дидактических усовершенствований (книга основана на авторском курсе в Амстердамском университете) и, во-вторых, изменений в самой дисциплине. Пропедевтические новации хорошо видны по вопросам в конце каждой главы, которые часто сформулированы так, чтобы ознакомить студента с настоящей проблемой, однозначного решения которой нет. Кроме того, специальные «врезки» обогащают содержание каждой главы и помогают расширить общее видение темы.
Однако радикальных содержательных изменений в книге Боуманса и Дэвиса мало. В целом авторам удается совместить изложение новых идей в философии науки (в основном в гл. 5, но не только), характерное для книги У. Хэндса, с апологией методологического плюрализма в работе Ш. Доу, которая ориентирована скорее на экономистов, нежели на философов. В этом отношении анализ важных методологических дискуссий в экономической науке военного и послевоенного времени в гл. 2 книги Боуманса-Дэвиса можно рассматривать как их оригинальный вклад, поскольку ни у Хэндса, ни у Доу такого исследования не было.
Кроме того, несомненной дидактической заслугой авторов следует считать то, что начинают они книгу с «общепринятого подхода» к философии науки (в первую очередь, это концепция логического позитивизма, гл. 1), а затем переходят к анализу методологических дискуссий экономистов 1940-1950-х годов (гл. 2). Таким образом авторы демонстрируют читателю, как науку можно исследовать на наиболее «простом», «наивном» и почти исключительно логическом уровне, а затем многие из этих идей иллюстрируют примерами из современной логическому позитивизму экономической науки. Например, авторы обсуждают статус законов в науке, объясняют, как работает стандартная дедуктивно-номологическая модель научного объяснения, упоминают о проблеме индукции как главной трудности в позитивистской программе философии науки, а затем показывают, что реакциями на эту трудность были инструментализм и так называемый «конфирмационизм», то есть смягченная версия фальсификационизма (Р. 15-20). В другой главе они рассматривают экономические законы, используя известную статью Т. Хаавельмо «Вероятностный подход в эконометрике» (Haavelmo, 1944), где ключевыми темами были выявление законов и разрешение трудностей, связанных с проблемой индукции (в контексте распознавания пропущенных переменных) (Р. 35-38). Известное методологическое эссе М. Фридмена (1994 [1953]), который был приверженцем инструментализма, также иллюстрирует философские идеи предыдущей главы на примерах, связанных с экономической наукой¹.
Правда, перед нами не единственный возможный подход к богатой и разнообразной теме. Методологические взгляды таких экономистов, как Ф. А. фон Хайек, Дж. Хикс или Р. Коуз, в книге не упоминаются (хотя авторы коснулись некоторых важных для этих экономистов проблем — рациональности, причинности, формализма, — правда, не ссылаясь на их труды). Но и другие, более современные — и поистине многочисленные — методологические комментарии таких экономистов, как А. Рубинштейн, П. Кругман или А. Кирман, могли бы расширить горизонты анализа в книге при обсуждении формального моделирования, междисциплинарности и плюрализма. Авторы могли бы с успехом обогатить довольно затянутые рассуждения об экономической модели науки (Dasgupta, David, 1994), включив некоторые полезные и интересные результаты из области экономики экономической науки².
Как представляется, авторы в своем изложении идей философии науки явно понимают под ней философию естественных наук. Они определяют экономическую методологию как «философию науки для экономической теории» (Р. 1) и дают книге подзаголовок: «Понимание экономической теории как науки», — заметим, не социальной науки. Хотя они обсуждают особенности экономической теории по сравнению с естественными науками, но не рассматривают ее взаимоотношения с другими областями общественно-научного знания — социальной теорией или политической философией. Количество примеров (которые чрезвычайно важны для такого рода методологического учебника), позаимствованных из естественных наук, слишком велико (см., например, Р. 103 — 104, 117 — 120, 123, 160). «Врезки» 2.2 («Измерение») и 5.2 («Изучение отдельных случаев») тоже весьма приблизительно связаны с экономической наукой. Увы, авторы не проследили связь между абстрактным описанием некоторых методов анализа и современной исследовательской практикой экономистов. Например, врезку 2.2 можно было бы дополнить обсуждением экономических моделей как измерительных инструментов, хорошо представленном в книге одного из соавторов (Boumans, 2005), а врезка 5.2 только выиграла бы от рассуждений о том, почему анализ конкретных случаев редко встречается в экономической теории и какую роль такой анализ мог бы играть (см., например, совершенно разные подходы к этой теме в: Wilber, Harrison, 1978; Grtine-Yanoff, Schweinzer, 2008).
Только в одном случае (Р. 128) Боуманс и Дэвис упоминают о различиях между естественными и общественными науками, которые были предметом обсуждения философов, начиная с конца XIX в. Они пишут: «Нашей целью было... поставить студента в то же положение, в котором оказываются люди, занимающиеся экономической теорией и науками, когда они пытаются методологически и философски судить о результатах развития и о самом развитии в экономической теории и науке» (Р. 156 — 157). Получается, что авторы различают экономическую теорию и науку, что вступает в противоречие с основными принципами, да и с заглавием книги. Конечно, вопрос о научном характере экономической теории интересен сам по себе и заслуживает более глубокой разработки, которую в книге он не получил. Но важно и то, что философию науки, похоже, авторы понимают как философию естественных наук. В самом деле, обсуждаемое Боумансом и Дэвисом базовое философское «ядро» (логический позитивизм, Поппер, Кун и Лакатош) осталось неизменным со времен Блауга. Мы признаем, что лаконичная манера изложения в рецензируемой книге делает обзор работ классических философов науки более доступным для читателя, чем в несколько идиосинкратической работе Блауга. Но это не объясняет, почему Боуманс и Дэвис начинают с обсуждения Р. Карнапа и К. Поппера, которые чаще всего используют в качестве образцовой науки физику, а не с Г. Риккерта или М. Вебера, которые изучали философские основания социальных наук.
Возможен такой ответ: современная философия науки — это в основном философия естественных наук (что, кстати, содержится в самом названии, ведь английское science отличают от humanities). Это относится и к философам, о которых идет речь в книге. О естественных науках писали не только Поппер, Кун, Лакатош и Фейерабенд, но и социологи науки (Р. К. Мертон, К. Кнорр-Цетина, Б. Латур, С. Вулгар, Г. Коллинз), которых Боуманс и Дэвис называют представителями новых направлений в осмыслении (естественных!) наук.
Кроме того, в экономической методологии существует проблема инерции: методологи часто просто используют в своих работах новые достижения в философии науки, вместо того чтобы предлагать собственные идеи. Таким образом они разрабатывают прикладную философию науки для экономической теории, иллюстрируя какие-то уже известные ходы мысли (кстати, во многом именно так построена книга Блауга).
Но если мы признаем, что экономическая наука в каком-то смысле отличается от естественных наук, и если мы хотим найти для экономической теории место среди естественных и гуманитарных наук в качестве особой социальной науки, то экономическая методология должна опираться на философию социальных наук. Методологам придется осознать себя частью обширной интеллектуальной традиции, которая не сводится к методологическому эссе Дж. С. Милля. Речь идет, например, о методологических идеях Маркса или важнейших для самосознания общественных наук интуициях Вебера. Диалектика абстрактного и конкретного у Маркса и переосмысление «спора о методах» у Вебера остаются, на наш взгляд, парадигмальными для методологии любой социальной науки, в том числе и экономической. Маркс указал на исторически относительную и социально обусловленную природу общественно-научных концепций, и его можно считать одним из отцов-основателей социологии знания. Кроме того, в Grundrisse представлен нормативный анализ того, как должна быть организована система понятий, соответствующая исторически относительной и социально укорененной природе знания. Вебер разработал особую методологию (используя концепты «идеальный тип» и «понимание»), в рамках которой обосновывалась ценностная нагруженность социальной науки и в то же время критиковался релятивизм исторической школы. Все эти идеи можно было представить столь же ясно и изящно, как и классические концепции философии естественных наук.
Как в философии, так и в социальных науках не утихают споры о роли и последствиях различных попыток выстроить общий фундамент обществоведения. Например, в XX в. на роль такого фундамента претендовала герменевтика. В экономической науке герменевтические идеи играют подчиненную роль и в экономических контекстах возникают редко, но можно было бы задаться вопросом о причинах такой ситуации, учитывая, что герменевтика все еще значима в социальных науках (особенно в континентальной философии), а кроме того — и это важнее — риторический подход к анализу экономической науки, подробно описанный в главе 6, многим обязан именно герменевтической интеллектуальной традиции.
Некоторые важнейшие методологические проблемы отражены в книге недостаточно полно. Убедительно написанную главу 7 о ценностных суждениях в экономической науке можно было бы дополнить материалом по проблемам прикладной экономической науки (или того, что Д. Коландер предпочитал называть «искусством экономики»; см. Colander, 2001), — эта тема широко обсуждается как методологами, так и экономистами. Тематика экономического образования, междисциплинарности и роли новых подходов к экономическому анализу (агенто-ориентированное моделирование) также либо не упоминается вовсе, либо освещена частично (исключение составляет экспериментальная экономика).
Следует упомянуть и о других значимых темах, которых читатель «Экономической методологии» в книге не найдет. Как теперь известно, знаменитая «Структура научных революций» Куна (2003 [1962]) в XX в. была не первой и отнюдь не единственной работой, в которой исторический анализ социальных контекстов дополнял стандартные философские представления о научном знании. Книга биолога Л. Флека «Возникновение и развитие научного факта» (1999 [1935]), видимо, сыграла в развитии философии науки такую же важную роль, как и хорошо известный труд Поппера «Логика научного исследования» (1934). Флек, в частности, ввел понятие «мыслительный коллектив» (которое теперь иногда трактуется как интерпретативное сообщество) и сегодня считается основателем целой традиции социально-исторических исследований научного знания наряду с такими ключевыми (но, к сожалению, оставленными без внимания во многих исследованиях по философии науки) фигурами, как Б. Гессен, А. Койре и Ж. Кангийем. Другой досадный факт состоит в том, что в большинстве учебных текстов по философии науки (философия экономической науки, увы, не исключение) нет места — несмотря на все усилия историков — философским и методологическим взглядам известных ученых³.
Причина всех этих упущений, возможно, в том, что книга Боуманса и Дэвиса задумана как «общедоступное введение» (6), — но, добавим от себя, современное введение. В таком случае возникают другие вопросы: что значит заниматься экономической методологией сегодня? Каковы ее главные достижения?
Главы 5 и 6 учебника посвящены современности, и авторы явно старались отразить в них собственные предпочтения. Ландшафт, который они описывают, разнообразен, а их позиция зачастую неубедительна, что отражает отсутствие единой парадигмы в современной экономической методологии. Но некоторые направления, по-видимому, стоит выделить особо. Мы имеем в виду современные попытки применить исследования науки и технологий (STS) и социологию научного знания (SSK) в методологическом анализе экономической науки.
Представители этих направлений (Callon, 1998; Sent, 1998; Mackenzie et al., 2007) считают экономическую науку не только логически связным результатом познавательной деятельности экономистов, но и социально укорененным набором практик и организаций. Таким образом, они учитывают много важных интуиции риторического, постмодернистского и плюралист-ского подходов к экономической методологии. Вместе с тем такой анализ эмпирически ориентирован, что способствует диалогу с представителями когнитивных наук (не прибегая к характерным для них редукционистским ходам мысли), экономистами и другими научными сообществами⁴.
Преимущества учебника Боуманса и Дэвиса — с их внимательным отношением к деталям экономической науки и ясностью философских построений — заключаются, на наш взгляд, в том, что они используют некоторые важные идеи именно из этих новых исследовательских направлений. Есть лишь одно возражение относительно позиции авторов в главе 6 (которая в целом написана хорошо и чрезвычайно информативна). Они считают «весьма убедительной» (Р. 126) критику релятивизма в экономической методологии (релятивизм часто ассоциируется с социальным конструктивизмом). За этой критикой стоит тезис о том, что релятивизм самопротиворечив, ибо его можно применить к нему самому. Такого же типа софистическое рассуждение можно использовать, скажем, для опровержения принципа фальсификации Поппера, спросив, а фальсифицируем ли он. Ответить на этот вопрос можно, указав на то, что не корректно оценивать методологические принципы в соответствии с правилами, которые предлагаются по отношению к науке. Но в том же смысле можно рассуждать и о релятивизме: очевидно, для методологических концепций необходимы более тонкие критерии, чем просто указание на их «самопротиворечивость».
Судя по этим завершающим главам, можно было бы сделать косвенный вывод, что современный методолог, как его видят Боуманс и Дэвис, не обязан, к примеру, изучать логическую структуру экономической науки, исследовать формальные свойства экономической аргументации или задаваться вопросом, может или не может «ядро» быть фальсифицировано. Вместо этого, он будет изучать производство и воспроизводство научного экономического знания в историческом и междисциплинарном контекстах. Можно предположить, что будущее экономической методологии в значительной степени будет определяться именно этими новыми социологическими подходами к анализу экономической науки.
Мы считаем, что, невзирая на существенные исторические и теоретические огрехи, это чрезвычайно полезная книга, которая станет незаменимым руководством для ознакомления студента (а в России скорее — аспиранта) с современным состоянием экономической методологии.

---

¹ Авторы указывают, что эссе Фридмена было не единственным значимым методологическим исследованием, вышедшим из-под пера экономиста в то время. Они рассматривают представления Я. Тинбергена о моделях и его полемику с Дж М. Кейнсом, концепцию экономических законов у Хаавельмо и дескриптивизм П. Самуэльсона (Samuelson, 1963).
² См., например: Frank et al., 1993; Eggertson, 1995; Brock, Durlauf, 1999; Frey, 2003; Sent, Klamer, 2002.
³ Помимо Флека из наиболее известных в этом ряду рефлексирующих по поводу науки теоретиков следует назвать А. Пуанкаре и М. Полани.
⁴ Заметим, что эти новые подходы во многих отношениях восходят к трудам по социологии и истории науки, о которых говорилось выше в связи с недоговоренностями и неполнотой книги Боуманса и Дэвиса.