Системные противоречия и перспектива их разрешения |
Статьи - Анализ | |||
Губанов С. С самого начала реформ практика выдвинула один крупный вопрос поистине принципиального значения: о характере и степени прогрессивности той социально-экономической системы, которая установлена взамен государственно-централизованной. Каким бы хаотичным ни казался ход событий на протяжении последнего исторического отрезка, их движение все равно подчиняется действию формационных экономических законов, которые объективны, а потому непреложны. Применительно к поставленному вопросу имеется в виду прежде всего закон диалектического соответствия уровня развития производительных сил и характера господствующих в обществе производственных отношений - отношений труда, собственности, организации расширенного воспроизводства, взятого в единстве всех его фаз, и т.п.
В свое время, когда стремились как можно ярче показать несостоятельность хозрасчетной системы хозяйствования, ссылки на данный закон делались весьма часто и охотно. Тогда, кстати, совершенно верно и к месту приводили известное классическое положение, согласно которому более высокий социально-экономический строй доказывает свою прогрессивность высшей по сравнению с предшествующими ему стадиями производительностью труда. Поскольку опережающей производительности затратная хозрасчетная система не обеспечивала, она была в корне несостоятельной и ее следовало менять. До этого пункта особых расхождений во взглядах не существовало. Однако точки зрения становились диаметрально противоположными, когда наступал черед следующего пункта, где ответа требовал вопрос: на какую именно систему хозяйствования должна быть заменена затратная и неэффективная? Уже в те годы одна напротив другой встали две альтернативные позиции. Согласно одной из них, реформаторской, которая и возобладала, опираясь на сложившуюся в тот момент расстановку классовых сил, превзойти хозрасчетную систему в эффективности дано только рыночной системе. Притом изображалась последняя в сугубо абстрактном ключе, как неизменная будто бы в пространстве и времени, неподвластная якобы законам эволюции человеческой цивилизации, лишенная вроде бы всякой конкретно-исторической определенности. По сути, реформаторы заняли антиисторическую позицию, которой совершенно нет дела до реальной диалектики социально-экономических отношений и процессов. Короче: их позиция была политической, а не научной. Цель же их политики свелась к полной децентрализации экономики и государства, децентрализации, доведенной до конца по возможности наиболее радикальным и безжалостным образом, невзирая ни на какие последствия для народного хозяйства, занятости, уровня и качества жизни людей, положения страны в международном разделении труда. Хотя реформаторы старательно внушали, будто "альтернативы рынку нет", в действительности их утверждение отражало заранее сделанный ими системный выбор: именно одной из двух альтернатив. Отметим также еще один небезынтересный факт. В первые годы они изрядно эксплуатировали ложную, в сущности, ссылку на некую исключительность и неповторимость затеянной трансформации: нигде в мире подобной задачи решать, мол, не доводилось. Но затем вынуждены были молчаливо признать свое заблуждение, когда им указали на параллельный во времени и качественно иной по системному содержанию - и достигнутым результатам! - опыт объединенной Германии. Альтернативная реформаторской, научная позиция выражает объективные требования ключевых закономерностей и тенденций социально-экономического развития современности. Исходное ее положение общеизвестно, но от того не менее значимо; оно формулируется просто: более прогрессивна та социально-экономическая система, которая соответствует исторически высшим стадиям современного формационного развития. Производственные отношения всегда исторически детерминированы, а потому отличаются конкретно-историческим, строго определенным объективным содержанием. В истории никогда не бывало, нет и быть не может абстрактного рынка и абстрактного товарного способа производства. Коль так, то бессодержательный подход заведомо непродуктивен. Содержательный же предполагает точное выяснение того, на какой стадии формационного развития находится страна в данный момент и как соотносится эта стадия с исторически высшими. Как известно, факт движения товарного способа производства от низших стадий развития к высшим был научно установлен еще на рубеже XIX - XX вв. Едва ли надо подробно говорить о работах Гильфердинга, Ленина, других исследователей и последователей. Ныне среди западных экономистов мало кто не способен отличить домонополистический капитализм ("совершенной конкуренции") от, скажем, монополистического или корпоративного. "Волны" Тоффлера, "стадии роста" Солоу, "неоиндустриальное общество" Гэлбрейта обозначают, пусть и на разный лад, ступени одного и того же исторического процесса - развития капитализма от мануфактурного и фабрично-заводского до, в конечном итоге, государственного. Но разные части всемирного хозяйства развиваются отнюдь не равномерно. Одни из них, развивающиеся, остаются под властью отношений низшего капитализма, тогда как другие, развитые, пользуются преимуществами высшего капитализма. К сожалению, в отечественной экономической науке стадиальный подход оказался отодвинут на периферию внимания. Вопрос о том, какими системными изменениями обогатился капитализм по сравнению с империализмом, изученным по условиям начала XX века, - вопрос естественный и буквально напрашивавшийся, - долгое время даже не ставился. Страны мира ранжировались по вторичному критерию, подразделяясь на индустриальные и аграрные, развитые и развивающиеся, передовые и отсталые, кредиторов и должников. Первичный же критерий, связанный с уровнем стадиального развития капитализма, в расчет принимался крайне редко. Соответственно, вне цельного анализа оставались как глобальное противоречие между странами высшего капитализма и странами капитализма низшего, так и причина продолжающегося существования низшего капитализма. Подобные теоретические просчеты, думается, и переросли впоследствии в идеологические заблуждения, эксплуатируемые нашими реформаторами: они обещали немедленное потребление благ высшего капитализма, если только до конца разрушить централизованную экономическую систему, перед тем уже изрядно подорванную. Населению Советского Союза выставили в пример капитализм США, Германии, Швеции, Франции, Японии, всячески создавая ложное впечатление, будто ничего иного, кроме такого капитализма, страну не ждет. Они не привлекали внимание к тому, что в отношения высшего капитализма вовлечен всего лишь 1 млрд. землян, между тем как впятеро больше - остальные 5 млрд. - вынуждены довольствоваться отношениями совсем иного, низшего капитализма, во всем зависимого от высшего и эксплуатируемого им. Между тем с научной позиции, которая не допускает забвения стадиального подхода, отчетливо было видно, в каких именно системных преобразованиях нуждалась наша страна, чтобы выйти на самые передовые рубежи формационного прогресса современности. Продвинуть общество вперед мог только переход к вертикально-интегрированной, государственно-корпоративной системе хозяйствования. Из принципиального вывода вытекают производные от него. В сфере отношений собственности - не денационализация и приватизация, а более прогрессивный способ реализации государственной собственности, который обеспечивает прямую заинтересованность рабочих, инженерно-технических работников, управленцев, ученых, государственных служащих в повышении производительности труда и воспроизводственных результатов. В сфере организации экономики - не децентрализация, а новый тип народнохозяйственной централизации, обеспеченный экономически, созданием и функционированием межотраслевых, вертикально-интегрированных производственных комплексов типа крупных корпораций. В сфере производительных сил - не деиндустриализация, а новая, более прогрессивная их индустриализация: на основе технотронных технологий и средств производства, интегрированных с микропроцессорными устройствами. В сфере планирования и управления - не дерегулирование, а новая система макроэкономического регулирования, основным звеном и субъектом которой становились бы вновь созданные вертикально-интегрированные комплексы, а критерием - увеличение эффективности труда и насыщение потребностей людей. В сфере труда - не отчуждение работников от собственности и управления, а соединение посредством новой системы материальной и социальной заинтересованности в конечных результатах труда (построенной по непосредственному критерию качества и трудовой эффективности на почасовой основе).(1) В сфере ценообразования - подчинение движения цен политике планомерного повышения покупательной способности населения и плотности насыщения рынка, вследствие чего достигалось бы ощутимое снижение давления на динамику цен со стороны рыночной конъюнктуры и спекулятивного капитала. В сфере налогообложения - не ликвидация налога с конечного товарооборота, а новый способ его аккумуляции и использования как основного источника государственного бюджета, который должен обеспечивать баланс потребностей и расходов - инвестиционных, социальных и оборонных. Наряду с тем представлялось очевидным, что если не провести масштабную реорганизацию всей экономики на базе передовых - вертикально интегрированных - производственных отношений, то страна окажется ввергнутой в отношения низшего, домонополистического капитализма, которому уготована участь зависимого и компрадорского, обреченного на деиндустриализацию, дезорганизацию воспроизводства, технологическую деградацию, безработицу, подчинение трудовых начал спекулятивному капиталу, перекачку сырьевых и прочих ресурсов в интересах индустриально развитых стран. Таким образом, противостояние двух содержательно альтернативных позиций обусловливалось противоречием между двумя стадиями формационного развития, и соответственно системами: высшей, государственно-корпоративной и низшей, которая в условиях глобального монетарного империализма неминуемо приобретает форму компрадорской. Употребление последней категории представляется необходимым оговорить особо. В соответствии с научным подходом, под компрадорской подразумевается система, ключевая особенность которой заключается в поддержке влияния иностранного капитала в обмен на особую (валютную) ренту. Ныне это система посредничества между зарубежным капиталом, представляющим по преимуществу державы со сравнительно высшей стадией развития, и внутренним рынком страны, стоящей стадией или даже двумя ниже. Компрадорское посредничество охватывает: а) приток иностранного капитала, главным образом в форме денежного, спекулятивного; б) покрытие иностранного монетарного капитала материальными ресурсами и собственностью; в) вывоз иностранного капитала, в форме прежде всего товарного; г) образование и присвоение компрадорской ренты; д) создание и усиление долговой зависимости страны от внешнего капитала. Следовательно, в современных условиях страны низшего капитализма, становясь компрадорскими, не могут оставаться вне экономической, технологической, монетарной и прочей зависимости от стран высшего капитализма.(2) Исторические задачи остаются настоятельными, пока не находят своего окончательного разрешения. Все те системные преобразования, которые требовались в нашей стране в 80-90-е гг., стали еще более злободневными теперь. На наш взгляд, отдельная проблема заключается в степени осознания той остроты, с какой проявляет себя необходимость системных изменений. В обществе действительно обозначились перемены, но стоит ли переоценивать их, когда они не поднимаются до системных? В области экономической политики предпринимаемые меры и намечаемые программы по-прежнему разрабатываются так, словно используемая социально-экономическая система обладает прогрессивным потенциалом, пригодным для постановки и решения крупномасштабных задач, связанных с переводом производительных сил страны на базис технотронных средств производства и вертикально-интегрированных форм организации воспроизводства. На самом деле положение иное. Неэффективная децентрализованная система открыто обнаруживает свою абсолютную бесперспективность. Частное никак не в состоянии заслонить общее. То, что принято именовать трудностями "переходного периода", в действительности представляет собой проявления всеобщего системного кризиса, или антагонистической несовместимости компрадорской системы с движущими силами современного социально-экономического развития. Тем самым практика упорно доказывает: пока доминируют отношения, свойственные низшему капитализму, добиться исторически нового курса на высшую стадию формационного прогресса нельзя. Данный вывод подтверждается предметным анализом ситуации. Общесистемный кризис и основные его проявления. Как и годом раньше, статистика фиксирует по итогам 2001 г. рост промышленного производства и ВВП. Казалось бы, несомненный экономический рост на протяжении двух лет подряд позволяет считать, что худшая полоса для отечественной экономики уже позади и установленная в результате реформ система начинает приносить долгожданные результаты. Однако реальное положение страны заставляет отрешиться от поверхностного взгляда и посмотреть на нынешнюю экономическую динамику с точки зрения не только количественных, но и качественных оценок. Обратимся к некоторым ключевым пунктам. Можно ли, во-первых, классифицировать происходящий рост как "рост восстановления"? Назвать его "ростом восстановления" нельзя. На восстановление масштаба производства и конечного потребления, соответствующего уровню 1991 г. (вовсе не самому лучшему в истории СССР), при нынешних темпах понадобится еще 23 года. С такими темпами задача простого восстановления того, что утрачено вследствие реформ, может быть решена не ранее 2025 г. В сумме это дает совершенно напрасную потерю трех с половиной десятилетий, или еще четверть века вдобавок к тому, что уже потеряно безвозвратно и не поддается исчислению ни по каким меркам "социальных издержек". "Рост восстановления", обычный для периода подъема после спада, вынужденного, например, разрухой военного времени или расстройством хозяйства по иным причинам, гораздо выше, о чем свидетельствуют хорошо известные примеры прошлого столетия: два восстановительных цикла в СССР с темпами роста от 12 до 25%, выход США из "великой депрессии", послевоенное восстановление ФРГ с темпом от 8 до 14%, Японии и т.п. В нашей стране, где компрадорская система довела спад производства до глубины, неизвестной даже во времена Второй мировой войны, "ростом восстановления" обоснованно можно было бы назвать темпы подъема, превышающие на начальной фазе 25% в год. Они соответствовали бы примерно 80% загрузки наличных производственных мощностей при полуторасменном режиме работы. Восстановление именно с того и начинают, что максимально загружают действующий аппарат производства, в особенности машиностроения и отраслей обрабатывающей индустрии, стремясь до предела увеличить масштаб и ускорить процесс создания технологически новых, наиболее совершенных и производительных рабочих мест. Ничего подобного - ни по темпам, ни по сдвигам в обрабатывающей промышленности, ни по рабочим местам - сейчас в экономике нет. Все три параметра, а они ключевые при классификации экономической динамики восстановительного периода, указывают на то, что нынешний рост не является даже "ростом восстановления". Следовательно, у него иная природа и другие источники, не связанные с какими-либо позитивными явлениями и действиями нынешней социально-экономической системы. Напротив, она показывает свою неспособность обеспечить хотя бы восстановительную динамику. Допустимо ли, во-вторых, классифицировать наблюдаемый рост как "рост конкурентоспособности" страны? Нет, недопустимо. Величина текущей макроэкономической конкурентоспособности России не просто уступает развитым странам, многие из которых переживают циклическую или монетарно обусловленную рецессию, но по-прежнему, как и все годы реформ, не выходит из области отрицательных, минусовых значений (табл. 1).
Планомерно продвигающийся к высшей стадии, Китай уже несколько лет подряд сохраняет первое место в соревновании по приросту макроэкономической конкурентоспособности и, соответственно, модернизации своих производительных сил. Величина ее показателя для КНР такая же, какая отличала Японию в 80-е гг., до разрастания там спекулятивного сектора с интенсивной биржевой циркуляцией фиктивного капитала. На Китай, отметим, кризис "всемирной экономики" не распространяется; значит, несмотря на глобализацию движения транснационального капитала, едва ли корректно спешить с выводом о будто бы разразившемся в 2001 г. "всемирном" кризисе - он не всемирный, раз от него своей экономической системой сумела отгородиться страна, население которой составляет пятую часть жителей планеты. Следом за КНР в таблице располагается Великобритания, у которой рост ВВП выше, а инфляция ниже, чем в США и ЕС. Затем - Япония, чья система макроэкономического регулирования уже почти десятилетие испытывается на прочность беспрерывными атаками зарубежного спекулятивного капитала и разъедается отношениями растущего "биржевого" капитализма, который с помощью коррупции стремится подчинить государственные интересы компрадорским. Позиция ЕС в принципе не хуже, чем у США, но сильно ослаблена значительной безработицей. Сравнительно низкий прирост своей макроэкономической конкурентоспособности США на протяжении всего 2001 г. старательно компенсировали монетарным образом, за счет массированных операций на рынках акций и облигаций.(5) Другие страны мира подобной возможностью не обладают. В США же фондовый капитал, как показал опыт 2001 г., весьма гибко используется в интересах государства и служит способом изъятия стратегически значимых природных и технологических ресурсов у остального мира. Иначе говоря, государство там умеет применять биржевой механизм не в ущерб накоплению внутреннего промышленного капитала, а как орудие укрепления американской гегемонии в мире. Отлаженная система "вмешательства" целевым образом содействует тому, чтобы рентабельность денежного капитала (банковского, фондового, бюджетного, муниципального и т.д.) оказывалась выше прежде всего при его превращении в промышленный, т.е. при авансировании его на развитие производства. Не станем останавливаться на этом, поскольку в литературе подробно рассмотрено, как действует система двойных стандартов США в макроэкономической политике: одни, воспроизводственные, она предназначает для внутреннего употребления, тогда как другие, монетарные, - на экспорт.(6) На фоне привлеченных к сравнению стран Россия стоит особняком. Оставим в стороне рост ВВП, о котором уже говорилось, и сосредоточим внимание на сопряженных составляющих макроэкономической конкурентоспособности. По инфляции Россия превышала худший уровень (ЕС и США) почти в 8 раз. Отсюда следует, что компрадорская система не дорожит реальной покупательной способностью рубля и не стремится сделать рубль твердым, способным служить стимулом к труду ради накопления денежных сбережений и инвестиций. "Стимул Эрхарда", который социально ответственному государству всего проще обеспечить и поддерживать на практике, в России совершенно не работает. Монетарное "укрепление" рубля, пропорциональное объему скупаемой ЦБ РФ валютной выручки, фиктивно и фактически подкрепляет покупательную способность доллара.И причина тут вновь-таки системная. При регулируемой в интересах государства внешней торговле экспортерам возмещались бы только внутренние издержки (в рублях), поскольку государство выступало бы в роли покупателя на внутреннем рынке. Соответственно, вся рента и прибавочная стоимость аккумулировалась в государственном бюджете или валютных резервах. Тогда не пришлось бы пускать в обращение дополнительную рублевую массу, как делается сейчас. Но нынешняя система соответствует интересам компрадорского капитала, вследствие чего год за годом ослабляет рубль, а с вместе с тем - и стимулы расширения отечественного производства. Отсюда и господство соответствующих субъективных интересов. Кто не заинтересован в твердом рубле, тот не заинтересован ни в товарах отечественного производства, ни в развитии самого производства. У таких интерес только в иностранной валюте. Поскольку заполучить ее можно посредством вывоза сырья, распродажи национального достояния, собственности, недвижимости, земли и прочих ресурсов, в компрадорский кругооборот вовлекается преобладающая часть товарно-денежного обращения. По нашим расчетам, не меньшая, чем в 1999 г., когда в целом по экономике в сфере компрадорского кругооборота находилось 2/3 ВВП. Вопрос о стабильной покупательной способности рубля не частный, а системный. Внутренняя инфляция, умаляя товарное покрытие рубля (в 2001 г. - более чем на 20%), поддерживает покупательную способность доллара и прочих иностранных валют. Посредством инфляции действующая система воспроизводит стимулы к компрадорскому способу эксплуатации народного хозяйства и устраняет стимулы к неоиндустриальному развитию экономики страны. Та же система продуцирует ложное представление, заставляя реформаторов увязывать "укрепление" рубля не с его покупательной способностью, а с тем, сколько центов дадут за него при валютном обмене. Следующий фактор - безработица. Даже при формальном учете, по методологии МОТ, ее уровень в России в 1, 5-2, 4 раза выше, чем в других рассматриваемых странах. И если в ЕС причиной безработицы является вытеснение рабочей силы из-за интенсивно проводимой технологической модернизации, сопровождаемой насыщением производства эффективными технотронными рабочими местами, то в нашей стране, напротив, высокая безработица вызвана деиндустриализацией, свертыванием производства, а не внедрением новейших индустриальных технологий. Наконец, сальдо платежного баланса. Оно по-прежнему формируется под воздействием выплат по внешнему долгу и оттока денежного капитала за рубеж. По итогам 2001 г. величина чистой компрадорской ренты, представленной вывезенным капиталом, составляет в оценочном исчислении около 25 млрд. долл., или свыше 6% ВВП в пересчете по текущему валютному курсу.(7) С учетом долговых выплат сальдо было бы еще хуже, но даже без них оно при межстрановом сопоставлении наихудшее. Итак, отсталость наблюдается по всем отмеченным позициям, и обусловлена она прежде всего системными причинами. Важно понять: страны, перечисленные в таблице, превосходят Россию не просто по макроэкономической конкурентоспособности, а по стадии формационного развития и степени прогрессивности своих социально-экономических систем. У них весомое системное преимущество. Конечно, частная собственность так или иначе представлена в каждой стране современного мира, но вертикальная интеграция воспроизводства, планирования и управления, сектор транснациональных корпораций, государственно-корпоративное устройство и регулирование экономики, межотраслевая концентрация и централизация собственности и труда свойственны странам с исторически высшим социально-экономическим строем. Не атомарной частной собственности дано определять эту высоту. Вот почему всякая система, организованная на децентрализованном базисе частной, и тем более компрадорской собственности, исторически отстала и бесперспективна. Пока наши реформаторы уповают на мифические "силы рынка", в развитых странах даже баланс спроса и предложения становится, как отмечают западные аналитики, функцией государственно-корпоративной организации производства и управления, а не рынка.(8) Суммируя, можно заключить: фиксируемый статистикой рост ВВП России не имеет отношения ни к "росту восстановления", ни к "росту конкурентоспособности". Он имитирует подъем, хотя реальную ситуацию наиболее адекватно было бы характеризовать как "подъем без подъема". Компрадорская система вызвала сокрушительный обвал, но в принципе неспособна обеспечить подлинно прогрессивное развитие экономики. Взамен затратной экономической системы реформаторы установили еще менее эффективную, еще более деструктивную, начисто дезорганизованную и отсталую. Горизонтальная и в особенности вертикальная интеграция - совершенно иное качество макроэкономической системы. В математике, пусть и особым образом, интегрирование еще можно свести к суммированию, а в экономике - нельзя. Единый в советских условиях "Аэрофлот" мог покупать 400 авиалайнеров в год, а 400 самостоятельных в условиях компрадорской системы авиакомпаний не могут купить и одного. Система низшего, отсталого капитализма обрекает на отсталость всю страну, как то было в дореволюционный период. В народном хозяйстве нет вертикальной интеграции. За все годы реформ не создано ни одной вертикально интегрированной корпорации. Прежняя же горизонтальная интеграция в значительной мере разрушена. Практически устранено отраслевое единство нефтяного комплекса, комплекса авиаперевозок, морского транспорта и т.п. В действии сохранились лишь немногие структуры горизонтальной интеграции, но и они основательно подорваны. Теперь исподволь разрушается производственная целостность единой электрической сети, газовой, железных дорог. Компрадорский капитал подбирается к земельным ресурсам. Усугубляется деиндустриализация. Нет нормального кредитования промышленности. Не развернуто собственное производство наукоемких, технотронных рабочих мест. Системная отсталость есть результат подчинения экономики устаревшим базовым производственным отношениям: собственности, труда и управления: реформаторы соединили собственность с неэффективным управлением, сделав собственниками большинство бывших управляющих; тем самым многие хозяйственники обрели "комплекс приказчика", спешащего заложить даровую собственность, растранжирить ее, вместо того чтобы приумножить;
Именно абсолютная несовместимость компрадорской системы со стимулами развития современных производительных сил приводит к выводу о всеобщем системном кризисе. Ключевые индикаторы экономической динамики указывают не просто на масштабное углубление отсталости страны. Они открывают нечто худшее - полное отсутствие стимулов движения к тому, что составляет конкурентоспособное современное воспроизводство. Будучи компрадорской, действующая система регулирует баланс спроса и предложения на внутреннем рынке по ценовым пропорциям внешнего рынка. Отнюдь не случайно проводимая экономическая политика во всех своих измерениях, в том числе и бюджетном, болезненно зависит от мировых цен на первичные энергоносители - нефть и газ. Цены на них - вот единственное, на чем она сфокусирована. Но вследствие того она вынуждена целиком подчиняться и тем ценовым пропорциям, какие складываются с учетом биржевой котировки энергоносителей. В результате компрадорская система распространяет на внутреннюю экономику внешнюю ценовую шкалу, применение которой к России, во-первых, искажает реальное соотношение затрат и результатов, во-вторых, искусственно приуменьшает стоимость рабочей силы, а значит эффективность производственных капиталовложений, емкость инвестиционного и конечного спроса. Ценовые пропорции на мировом рынке таковы, что даже если бы страна могла расходовать на импорт техники, способствующей созданию новых производительных рабочих мест, всю экспортную выручку, - полностью "обнулив" и внутреннюю, и внешнюю компрадорскую ренту, - то и в таком случае темп технологической модернизации оказался бы "черепашьим" по сравнению со скоростью, набранной развитыми странами. Поскольку довлеет измерение в мировых ценах, величина совокупного конечного спроса не может быть ни стимулом расширения, ни регулятором прогрессивных структурных сдвигов внутреннего производства. Компрадорская система принуждает российскую экономику работать на спрос, искусственно и многократно заниженный. Отсюда парадоксальное явление: рынок не насыщен, а сбыт ограничен, и предприятия не могут загрузить свои мощности. Напротив, при ценовой шкале, определенной внутренними издержками, а не мировыми ценами, совокупный конечный спрос работников мог бы быстро возрасти не меньше, чем в 4 раза (если брать в расчет существующий паритет покупательной способности рубля), благодаря чему производство получило бы стимул к пропорциональному увеличению конечного выпуска, сфера капиталовложений - в 4 раза возросшую скорость окупаемости. Но такой переход предполагает установление государственно-корпоративной системы взамен компрадорской. К аналогичному выводу приводит рассмотрение системных причин инвестиционной проблемы. Хорошо известен критерий замещения труда машиной - когда в расчете на срок окупаемости (в целом не более 7 лет) стоимость машины меньше издержек заменяемой рабочей силы. В период 1995-2000 гг., например, объем ввода рабочих мест в США достигал 210 тыс. в месяц. В масштабе американской экономики достигнутый темп означает (при коэффициенте сменности, равном 1, 5), что цикл полного воспроизводства всей совокупности рабочих мест, которыми располагают США, не превосходит 6, 3 лет. Отсюда очевидное сравнение: за период развала отечественной экономики, длящийся 10 лет, экономика США совершила 1, 5 цикла расширенного воспроизводства рабочих мест, притом в материальном производстве преимущественно технотронных, оснащенных микропроцессорными устройствами, высокотехнологичных. Стоимость каждого нового рабочего места в основных развитых странах составляет в среднем - 1-1, 5 млн. долл., а дисконтированная по ставке 3, 5% стоимость создаваемой с его использованием годовой продукции - около 150-220 тыс. долл. Причем в секторе крупных, транснациональных корпораций ее величина в 1, 5-2 раза выше, поскольку вновь вводимые ими рабочие места более производительны и эффективны, чем в среднем по экономике (табл. 2).
В соответствии с таблицей 2 (учитывая среднее количество часов рабочего времени, отработанных в расчете на одного занятого), средняя производительность труда, достигнутая в 2000 г. в корпоративном секторе, колебалась от 120 долл. добавленной стоимости в расчете на 1 час труда в Великобритании до 200 долл. - в Японии. При работе в полуторасменном режиме среднегодовые издержки вытесняемой рабочей силы (включая налоговую составляющую) эквивалентны примерно 100-150 тыс. долл. Вот тот порог ежегодной зарплаты, который делает окупаемым процесс создания новых и модернизации действующих рабочих мест в США и других развитых странах. Отсюда понятно: как бы ни менялись биржевые цены на энергоносители, пусть даже в разы, макроэкономически схема "экспорт сырья - импорт технологий" все равно будет не в пользу России. Элементарное сравнение наглядно показывает, почему: в расчете на 1 ед. веса (к примеру, на 1 кг) добавленная стоимость в производстве современного реактивного авиадвигателя в 180 тыс. раз больше, чем при добыче нефти; микропроцессоров и компонентов гибких производственных систем - от 200 до 300 тыс. раз(9). Наибольшую величину удельной добавленной стоимости доставляет только продукция высоких технологий, наукоемких и технотронных. Производство и освоение таких технологий по силам только интегрированным хозяйственным комплексам, с консолидированными в межотраслевом разрезе объемами промышленного капитала, квалифицированного труда, инновациями, инвестициями, с координацией на основе централизованного планирования и управления. По данным таблицы 2, удельная добавленная стоимость наиболее высока именно в корпоративном секторе. И это вполне закономерно: без наличия корпораций и корпоративной формы организации народного хозяйства невозможно выпускать современную технологичную и наукоемкую продукцию. Целевая функция прогрессивной макроэкономической системы в том и состоит, чтобы ориентировать производство - посредством интеграции в первую очередь добывающих и обрабатывающих секторов - на выпуск продукции с добавленной стоимостью, максимальной по отношению к издержкам на сырье и энергоресурсы. И будь социально-экономическая система, действующая сейчас в нашей стране, адекватной высшей стадии развития, индустриальный комплекс работал бы с полной загрузкой, обеспечивая на выходе поток конкурентоспособных изделий с самыми лучшими соотношениями по добавленной стоимости. Тогда Россия имела бы собственное эффективное производство технотронных рабочих мест, а значит и собственную материально-техническую базу крупномасштабной технологической модернизации производительных сил. Тогда и по величине добавленной стоимости, и по производительности труда, и по инвестиционному потенциалу, и по динамике инноваций, и по циклу воспроизводства отечественные вертикально интегрированные корпорации ничуть не уступали бы зарубежным. Но, к сожалению, в нашей стране господствует экономическая система, подчиненная отсталым производственным отношениям и зацикленная на перекачке сырьевых ресурсов за рубеж. А качественное обновление технологического аппарата за счет экспорта сырья - дело абсолютно нереальное. Каким бы образом ни поворачивалась конъюнктура, ценовые пропорции мировой экономики всегда и неминуемо будут складываться к выгоде стран - производителей технологий. Повторим, если бы даже всю экспортную выручку направить на закупку технологического оборудования, его импорт способен дать России максимум 30 тыс. современных рабочих мест в год, а это в десятки раз меньше того, что требуется для решения задачи крупномасштабной технологической модернизации и кардинального улучшения макроэкономической конкурентоспособности страны. Отечественную же обрабатывающую промышленность компрадорская система совершенно парализовала, отняв все стимулы (спрос, окупаемость, качество и т.д.) развертывания технологической модернизации и ввода современных, технотронных, высокопроизводительных рабочих мест. Зажатая в ценовых пропорциях внешнего рынка, российская экономика лишена внутренней движущей силы своего развития (в КНР, заметим, подобной трансформации не допустили). Пока несостоятельная система хозяйствования остается в силе, диктат "цен глобализации" будет удерживать народное хозяйство в плену деиндустриализации и технологической отсталости. Для развития производительных сил в русле неоиндустриализации, на основе эффективных технотронных технологий, нужны действенные стимулы, а они могут быть только внутренними, поскольку их обеспечивает и поддерживает исключительно лишь внутреннее воспроизводство, движимое в системе своих собственных макроэкономических координат: целевых, трудовых, технологических, затратных, ценовых, инвестиционных, конкурентных и т.д. Давно известно: частные задачи не могут быть решены, пока не разрешена общая. Хозяйственная практика страны последнего десятилетия на деле доказывает истинность данного классического положения. Общая задача объективна и ясна: от системы отсталых, децентрализованных и дезинтегрированных, производственных отношений необходимо перейти к системе передовых - экономически централизованных, вертикально интегрированных. Основное системное противоречие и перспектива его разрешения. Поворот к системе, ставшей источником катастрофических социально-экономических последствий для нашей страны и большинства ее населения, пришелся на период, отличающийся двумя кардинальными изменениями. Во-первых, другие развитые страны устремились к элементам и отношениям государственного капитализма, причем со стороны базиса, экономики, через формирование вертикальной интеграции предприятий и отраслевых монополий. Во-вторых, на базе традиционной индустриализации, основанной на электрификации, стала вырастать новая, которая соединяет средства производства с электронными устройствами и обеспечивает тем самым появление технотронных производительных сил. Одно прочно связано с другим. Вертикальная интеграция экономики содействует электронной интеграции технологий. То и другое гарантирует переход к неоиндустриализации с ее высокими технологиями и производством наукоемкой продукции. Оказавшись под воздействием изначальной капиталистической реакции, наша страна на время как бы "выпала" из движения социально-экономического прогресса. В результате возникло основное системное противоречие: между вертикально-интегрированной, государственно-корпоративной системой, объективно необходимой для развития производительных сил, и господствующей компрадорской системой, закрепляющей отношения низшего капитализма. Россия может вновь войти в группу развитых стран только через разрешение данного противоречия, если совершит переход от низшего капитализма к вертикально-интегрированной, государственно-корпоративной системе. Не уклад с преобладанием разрозненных и раздробленных производств, а хозяйство общенациональных вертикально интегрированных корпораций, способных с избытком насыщать своей продукцией весь внутренний рынок и часть внешнего - вот экономическая система, перспективная для России. Выход заключается в том, чтобы как можно скорее перейти к модели технологически и экономически развитой державы. В современном мире великая держава не та, у которой громадные территории и природные ресурсы, а та, у которой неоиндустриальная экономика, оснащенная самыми передовыми, технотронными технологиями и, главное, способная производить их. Для этого необходимо господство экономической системы, которая стоит на высшей ступени развития. Ныне это - государственно-корпоративная система, организационное строение которой таково: государство - общенациональные корпорации - инфраструктурные единицы. Отдельные звенья вертикальной интеграции могут здесь появляться и исчезать, но система в целом устойчиво сохраняется и укрепляется. На практике все решает соревнование в скорости двух в полном смысле слова альтернативных процессов: вертикальной интеграции, идущей сейчас стихийно и снизу, и развала, направляемого компрадорской системой. За каким процессом останется итоговая победа? Перспектива в том, чтобы победила система вертикальной интеграции. (1) См.: Экономист. 1997. N3. С. 34. (2) См.: Экономист. 2000. N3. С. 41. (3) О методике и формуле исчисления конкурентоспособности различных стран подробнее см.: Экономист. 1995. N3. С. 41. (4) Вестник Банка России. 2001. N 66-67. С. 2 и сл. (5) См.: Экономист. 2001. N9. С. 32. (6) См.: Экономист. 1998. N 7. С. 86. (7) Методику расчета см.: Экономист. 2000. N3. С. 46. (8) Financial Times. November 22. 2001. Separate Section (Understanding supply chain management). P. 1-16. (9) Рассчитано по: Мировой авиационный рынок. - М.: 1997. С. 69-75; Swissmem. Panorama 2000. Facts and figures. 2000.
|