Сдвиги в распределении доходов между трудом и капиталом: факторы, последствия и проблемы регулирования

Клинов В.Г.
д.э.н., проф.
МГИМО-Университет

В XXI в. пропорции в распределении доходов между трудом и капиталом стали интенсивно меняться в пользу капитала, осложняя социальную обстановку во многих странах, имеющих значительный вес в мировом хозяйстве. Ситуация больше всего ухудшилась в США. Поскольку эта страна выступает лидером научно-технического и экономического прогресса, в обозримом будущем можно ожидать усиления отрицательного воздействия сдвигов в распределении доходов и в других странах. Сейчас наблюдается коренной поворот в тенденциях развития передовых стран по сравнению с третьей четвертью ХХ в., когда доля трудовых доходов в ВВП повышалась, что способствовало более равномерному распределению личных доходов, росту численности среднего класса и сопровождалось рекордно высокими темпами экономического роста.

Объективные процессы, влияющие на распределение доходов

Распределение доходов между трудом и капиталом на макроэкономическом уровне меняется в обратной зависимости от обеспеченности сферы общественного производства в стране и мире этими ресурсами. В развивающихся странах, вступивших на путь индустриализации, важнейшую роль в интенсификации развития играет ресурс капитала. Урбанизация обеспечивает приток дешевой рабочей силы. Повышение производительности труда зависит от его капиталовооруженности, в которой материализуются достижения НТП. Вложения в основной капитал при благоприятном инвестиционном климате, за который отвечает государство, дают здесь хорошую отдачу. В результате растут доходы, появляется возможность повысить норму сбережений и финансировать дальнейший рост капиталовооруженности труда.

В развивающихся странах в структуре ВВП по доходам преобладают валовые доходы от капитала. В Индии в 2000-е годы на них и смешанные доходы приходилось примерно 70% ВВП, исчисленного по ценам факторов производства, а на трудовые доходы — 30%. Такое же распределение наблюдалось в Мексике.

Доходы от капитала и смешанные доходы распределяются крайне неравномерно, что может положительно влиять на норму сбережений в масштабе страны, но неблагоприятно сказываться на социальной ситуации. Неравномерность распределения доходов имеет тенденцию снижаться в развивающихся странах по мере повышения капиталовооруженности труда.

В Бразилии в начале XXI в. сумма имущественных и смешанных доходов ненамного превышала совокупное вознаграждение за труд. Затем наметилась тенденция к сближению их долей, а в 2011 г. вознаграждение за труд опередило имущественные доходы: его доля достигла 50,3%. По распределению доходов Японию можно было относить к развивающимся странам до 1973 г., когда еще преобладали имущественные доходы: на них приходилось 52,1% ВВП. В дальнейшем стала превалировать доля трудовых доходов: в 2013 г. на нее пришлось 66,1%¹.

В России оценка соотношения трудовых и имущественных доходов по международным меркам затруднена. Официальная оценка, согласно которой первые превышают вторые, вызывает сомнения. Размер общей суммы вознаграждения за труд подсчитывается в России с учетом скрытой оплаты труда. Если под ней подразумевается оценка вознаграждений, с которых не уплачиваются налоги, то должна быть зеркальная оценка скрытых доходов от капитала. Вплоть до 2011 г. в национальных счетах России указывался размер скрытой оплаты труда. В ВВП за вычетом этой статьи сумма трудовых доходов была меньше суммы валовой прибыли и валовых смешанных доходов.

С 2012 г. Росстат к трудовым доходам, помимо скрытой оплаты труда, добавляет часть смешанных доходов. По международным стандартам в системе национальных счетов (СНС 2008) вся сумма валовых смешанных доходов показывается отдельно и учитывается вместе с валовыми доходами от капитала (ООН, 2012. С. 146). Согласно данным Росстата, сумма трудовых доходов, подсчитанных с учетом скрытой оплаты труда и части смешанных доходов, составила в 2014 г. 61,6% ВВП по ценам факторов производства (по отпускным ценам)².

При столь большой доле трудовых доходов норма сбережений в России необъяснимо высокая. Она рассчитывается как разность между ВВП по рыночным ценам и суммой конечных расходов (домохозяйств, государства и некоммерческих организаций), деленная на ВВП, и выражается в процентах. В 2014 г. норма сбережений составила 26,8% ВВП. В более благополучные по общей величине доходов годы (1999-2013 гг.) она достигала в среднем 31,2%, превышая показатели не только развитых стран, но и Индии (World Bank, 2015).

Доля имущественных доходов в ВВП России занижена прежде всего из-за недооценки размеров природной ренты. Внутренние цены на углеводороды в несколько раз ниже мировых. При экспорте начисляется пошлина, которая не входит в подсчеты ВВП по ценам факторов производства. Если бы внутренние цены соответствовали мировым и при экспорте не взималась пошлина на углеводороды, то, по оценке Е. Гурвича, нефтегазовая рента составила бы в 2008 г. 27,9% ВВП (Гурвич, 2010. С. 24).

По оценкам Всемирного банка, доля природной ренты в ВВП России колебалась в пределах от 26 до 43% ВВП в 2000-2008 гг. Большую ее часть составляла нефтегазовая рента. Доля последней в ВВП была на 2,0-3,5 п. п. ниже оценки доли всей природной ренты. В дальнейшем размер нефтегазовой ренты и ее доля в ВВП снижались. По расчетам Гурвича, в 2013 г. она снизилась до 13% ВВП и в 2015 г. могла составить 12,3% (Петрова, 2015. С. 17-18).

Вся рента (она же сверхприбыль) относится к имущественным доходам, которые вместе с трудовыми образуют добавленную стоимость. Добавленная стоимость всей добывающей промышленности по официальным данным составляла в 2008 г. 9,3%³. Сравнение экспертной оценки нефтегазовой ренты и официальной оценки добавленной стоимости всей добывающей промышленности дает представление о масштабах занижения официальных данных о доходах от капитала (как и о доле добывающей промышленности в ВВП) ввиду особенностей ценообразования в России.

Вопреки официальным данным, в России доход от капитала в макроэкономическом масштабе больше, чем вознаграждение за труд. При этом соотношение их долей в ВВП по ценам факторов производства может быть прямо противоположным: свыше 60% — имущественные и менее 40% — трудовые доходы (Клинов, 2013. С. 239).

Во всех странах по мере ускорения НТП повышаются требования к квалификации рабочей силы. В развитых странах этот процесс особенно интенсифицировался в третьей четверти ХХ в.: рабочая сила становилась все более дорогой, развитые страны стали экспортировать капитал и импортировать рабочую силу, доля трудовых доходов в ВВП повышалась, а доходов от капитала — снижалась. В США норма трудовых доходов в ВВП (исчисленном по ценам факторов производства) повышалась — с 56,6% в 1948 г. до 64,2% в 1970 г. Затем она снижалась до 59,4% в 1997 г., но к 2000 г. повысилась до 60,9%. Далее возобладала тенденция к ее снижению — до 56,8% в 2014 г. (BEA, 2015. Table 1.11).

Объективные причины сдвигов в распределении доходов во второй половине ХХ и начале XXI вв.

В основе сдвигов в распределении доходов лежат как объективные процессы в экономике, обусловленные циклическим характером научно-технического и организационного прогресса, обострением конкуренции между развивающимися и развитыми странами, так и субъективные, к числу которых относятся изменения в экономической политике. После Второй мировой войны движущей силой восходящей волны большого цикла экономического развития была научно-техническая революция (НТР), проявившаяся в интенсивном развитии новых наукоемких производств в машиностроении и химической индустрии. Во многом основы НТР были заложены достижениями конструкторской ветви НТП до Второй мировой войны.

Процесс образования новых отраслей в восходящей волне третьей четверти XX в. сопровождался увеличением спроса на трудовые и капитальные ресурсы. Поскольку мобильность трудовых ресурсов меньше, чем капитала, то их позиции на рынке укреплялись, снижалась норма безработицы, повышалась степень участия трудоспособного населения в рабочей силе. Рост трудовых доходов обгонял рост доходов от капитала. Увеличение доли трудовых доходов в экономике способствовало снижению неравномерности их распределения. В развитых странах в структуре населения росла доля среднего класса.

К началу 1970-х годов большинство новых отраслей эпохи НТР вступило в фазу зрелости своего жизненного цикла. Тогда резко замедлился процесс появления новых товаров на рынке, он оказался насыщенным. На смену конкуренции в области новизны и качества товаров и услуг пришла ценовая конкуренция. Последняя основывалась на достижениях технологической ветви НТП, на снижении расхода ресурсов на единицу продукции.

Совершенствование технологии производства было вызвано замедлением роста спроса на товары и услуги и необходимостью снижать цены. Разность в мобильности ресурсов в этих условиях создавала преимущества для капитала. Он экспортировался в развивающиеся страны, где отдача инвестиций выше, а в развитых странах повышалась норма безработицы. Соответственно в ВВП развитых стран снижалась доля трудовых и повышалась доля имущественных доходов. Увеличение в ВВП доли доходов от капитала сопровождалось углублением неравенства в распределении доходов. В социальном плане это означало уменьшение доли среднего класса в структуре населения.

Во второй половине 1990-х годов в США отмечено начало восходящей волны нового большого цикла, основной движущей силой которого стала информационно-коммуникационная техника (ИКТ). Развитию ИКТ способствовали достижения микроэлектроники и цифрового программирования, развертывание сети Интернет. Среднегодовые темпы прироста производительности труда в 1996-2014 гг. в предпринимательском секторе экономики США достигли 2,3% против 1,6% в 1974-1995 гг. (ERP, 2015. P. 403).

Особенность ИКТ как локомотива экономического подъема в том, что уже в восходящей волне влияние технологической ветви НТП не уступает конструкторской. Наряду с ростом спроса на ресурсы в новых отраслях еще больше сокращаются расходы на единицу продукции во всех отраслях обрабатывающей промышленности. Это проявилось в снижении ее доли в ВВП, а также доли наемных рабочих, занятых в обрабатывающей промышленности, в общей численности рабочей силы.

В 1977 г. в США началось производство персональных компьютеров, что озна -меновало наступление эпохи микроэлектроники и программируемой автоматизации рутинных процессов производства. Тогда в обрабатывающей промышленности было занято 22% общей численности работников во всех отраслях экономики (без сельского хозяйства). В 2014 г. соответствующий показатель снизился до 8,8%. Абсолютный максимум числа занятых в обрабатывающей промышленности отмечался в 1979 г. (19,4 млн человек). В 2014 г. этот показатель снизился до 12,2 млн человек на фоне обострения конкуренции на мировом рынке со стороны крупных развивающихся стран. Наблюдались колебания численности занятых в обрабатывающей промышленности и в рамках среднесрочных циклов. Так, самый низкий показатель в XXI в. — 11,5 млн человек — был отмечен в 2010 г. (ERP, 2015. P. 400).

Нисходящая волна большого цикла в четвертой четверти ХХ в. стимулировала экспорт капитала из развитых стран в крупные развивающиеся экономики. Процесс привлечения последними прямых иностранных инвестиций (ПИИ) особенно ускорился в нынешнем веке. В Китае сумма накопленных ПИИ в 1995 г. составляла 101,1 млрд долл., а в 2014 г. — 1085,3 млрд.: рост за 19 лет более чем в 10 раз. В Индии за те же годы аналогичный показатель вырос почти в 45 раз — c 5,9 млрд до 252,3 млрд долл. (UNCTAD, 2015). В этих странах благодаря емкому внутреннему рынку, дешевой рабочей силе и возможности резко повысить эффективность производства за счет использования передовой техники удалось обеспечить высокую отдачу ПИИ. Это создало условия для рекордно высоких темпов экономического роста.

Изменения в соотношении экономической мощи в мире стали особенно заметны в начале XXI в. К настоящему времени Китай по величине ВВП, рассчитанного по паритету покупательной способности (ППС), превзошел США (18,1 трлн против 17,3 трлн долл.). Еще больший перевес наблюдается при сравнении семи самых крупных развивающихся стран (Бразилия, Россия, Индия, Китай, Мексика, Индонезия, Турция) и стран «большой семерки» (38,3 трлн против 34,8 трлн долл.) (IMF, 2015). Китай превратился в мирового лидера по экспорту продукции обрабатывающей промышленности, число занятых в ней примерно в 15 раз больше, чем в США.

Трудосберегающий эффект от широкого применения ИКТ и конкуренция со стороны дешевой рабочей силы крупных развивающихся стран резко ослабили позиции труда на рынках развитых стран в нынешнем веке. Возросли норма безработицы и продолжительность пребывания в статусе безработного, снизилась норма участия трудоспособного населения в рабочей силе (табл. 1).

Таблица 1

Характеристики рынка труда США, 2000-2014 гг.

Источник: ERP, 2015. P. 397, 399.

В 2014 г. в США не работало и не искало работу 12% мужчин в возрасте от 25 до 54 лет. Примерно таким же был показатель в Италии. В Великобритании он был равен 8%, в Германии и Франции — 7, в Японии — 4%. У американок этот показатель достиг 26%, примерно такой же была доля японок. Выше был показатель только у итальянских женщин (Wolf, 2015).

Симптоматично в этом контексте исследование Э. Кейс и лауреата Нобелевской премии 2015 г. по экономике Э. Дитона (Case, Deaton, 2015). Его результаты свидетельствуют о резком ухудшении социального положения нижнего слоя американского среднего класса в возрасте от 45 до 54 лет.

Переломным оказался 1998 г. В течение 20 лет до этого показатель смертности всех этнических групп среднего возраста снижался в среднем на 2% в год. После 1998 г. он стал повышаться у белых американцев названной группы на 0,5% в год. Ничего подобного не наблюдалось ни в США в других группах населения, ни в других странах. Причинами роста смертности были самоубийства, отравления наркотиками и алкоголем, заболевания печени.

Кейс и Дитон не дают ответа на вопрос о природе этого явления, ссылаясь на исключительность американского феномена, не наблюдаемого в других странах, затронутых деиндустриализацией. Между тем в США смертность по тем же причинам возросла и в соседних возрастных группах.

Э. Макафи и Б. Делонг отмечают специфическую американскую особенность: резкое падение занятости населения в самом работоспособном возрасте. Именно этим обстоятельством можно объяснить тот факт, что люди, лишившиеся надежды найти работу, в состоянии депрессии, как написал Макафи, «убивают себя умышленно и непреднамеренно, быстро и медленно» (Sandbu, 2015).

Информационная техника создала социальную проблему, которая особенно затронула лиц с образованием не выше уровня средней школы. Половина американцев среднего возраста без высшего образования не обеспечены работой (Sandbu, 2015).

В XXI в. возобладала тенденция к снижению доли трудовых доходов. В этом проявилась модификация большого цикла вследствие мощного трудосберегающего эффекта от применения ИКТ и обострения конкуренции со стороны дешевой рабочей силы крупных быстро-развивающихся экономик.

Сокращение численности занятых в обрабатывающей промышленности сопровождалось снижением роли профсоюзов. Это также ослабило позиции труда в распределении доходов от прироста выпуска продукции. В то же время усилились позиции защитников интересов крупного капитала и их влияние на формирование экономической политики.

Изменения в экономической политике

Возрастающая конкуренция со стороны крупных развивающихся стран и снижение отдачи капитала в развитых странах вынудили правительства последних дать большую свободу действий руководителям крупных корпораций. Их освободили от ограничительных мер, которые для предотвращения экономических катастроф были введены в годы Великой депрессии. Также были предоставлены льготы в области налогообложения в интересах крупного капитала.

Начало процессу снижения налогов на прибыль с целью стимулировать экономический рост в США было положено в 1980-е годы республиканской администрацией президента Р. Рейгана. В дальнейшем президенты-республиканцы придерживались политики уменьшения прогрессивности налогообложения, а президенты-демократы для более справедливого распределения налогового бремени в основном повышали налоговые ставки.

Средняя величина ставки федерального налога, уплачиваемого домохозяйствами с самыми высокими доходами (1% общей численности домохозяйств), снизилась с 35,1% в 1980 г. до 28,1% в 1990 г. Президент-демократ Б. Клинтон сначала проводил политику повышения налогов. В 1996 г. показатель достиг 35,3%. В последующие годы возобновилось его снижение, усилившееся в период республиканской администрации Дж. Буша, — до 28,1% в 2008 г. Демократическая администрация Б. Обамы несколько повысила ставку — до 29% в 2011 г.⁴

Снижение ставок налогов на доходы может способствовать ускорению экономического роста, поскольку стимулирует предпринимательскую и трудовую активность. Важно, чтобы часть прибыли, остающаяся у корпораций благодаря снижению налогов, использовалась для вложений в основной капитал и создания новых рабочих мест. Однако характер налоговых льгот, инициированных администрацией Буша, скорее стимулировал увеличение расходов на личное потребление группы населения с самыми высокими доходами, а не наращивание капиталовложений и ускорение экономического роста. Ликвидированный налог на наследование недвижимости стоимостью свыше 5 млн долл. на одно лицо или 10 млн на семейную пару (введенный в годы Великой депрессии по инициативе Ф. Д. Рузвельта) распространялся на лиц с высокими доходами (2% общей численности населения).

Снижение ставки налогов на дивиденды до 15% в 2003 г., что вдвое ниже ставки налогов на зарплату рабочих и служащих, стимулировало увеличение их выплаты, сократив вложения в основной капитал. Уменьшение ставок налога на прибыль от продажи активов, начатое в 1997 г. Клинтоном, привело к формированию двух спекулятивных пузырей: на рынках акций компаний ИКТ, а затем — кредитования жилищного строительства (Stiglitz, 2012. P. 211-212).

Отмена различных законодательных ограничений на предпринимательскую деятельность, инициированная в США в 1980-е годы, должна была способствовать повышению эффективности производства. В отношении банков дерегулирование означало отмену контроля, введенного в 1930-е годы, чтобы не допустить кризиса банковской системы. Решающий шаг сделал Клинтон в 1999 г., когда подписал закон Грэмма—Лича—Блайли (Gramm—Leach—Bliley Financial Services Modernization Act). Закон о модернизации финансовых услуг отменил введенное законом Гласса—Стигалла (Glass—Steagall Act) в 1933 г. разделение банков на коммерческие и инвестиционные.

У коммерческих и инвестиционных банков разные области и стратегии деятельности. Первые занимаются кредитованием, их депозиты формируются в основном за счет вкладов населения со средними доходами, они проводят консервативную политику, не допускающую высоких рисков. Инвестиционные банки заняты продажей и покупкой ценных бумаг, управляя деньгами богатых людей, готовых на большие риски ради возможности получить высокий доход. Закон 1999 г. позволил вовлекать в инвестиции ресурсы коммерческих подразделений банков, что расширило масштабы рискованных операций. Федеральная комиссия по ценным бумагам и биржам повысила допустимую норму отношения долга к капиталу для крупных банков (в апреле 2004 г.) с 12:1 до 30:1. Предусматривалось даже более высокое соотношение ради покупки ценных бумаг, выпущенных под залог недвижимости.

Президент Клинтон завершил процесс снятия ограничений на ипотечное кредитование, инициированный Рузвельтом и продолженный Л. Б. Джонсоном и Дж. Картером. Это было сделано для реализации утопической идеи: все американцы должны стать собственниками своего жилья, независимо от уровня их доходов (Форбс, Эймс, 2011. С. 51-52). Администрация Клинтона и, в частности, министр финансов Р. Рубин и его заместитель Л. Саммерс несут ответственность за политику дерегулирования финансовых услуг. Они отклонили предложения по контролю за выпуском производных ценных бумаг (деривативов), что привело к разбуханию и усложнению финансовых спекулятивных операций.

Федеральная резервная система (ФРС) США проводит политику снижения ставок рефинансирования для стимулирования предпринимательской деятельности. На деле она обернулась расширением спекулятивной активности частных банков. Занимая у ФРС денежные средства по ставкам, близким к нулю, частные банки практиковали кредитование под высокие проценты. Монопольное положение крупнейших финансовых структур и недостатки законодательства, регулирующего управление корпорациями, позволили их руководству использовать значительную часть полученных доходов для выплаты бонусов, причем независимо от результатов деятельности.

Доходы высших руководителей крупнейших компаний уже в середине 2000-х годов более чем в 300 раз превышали размер среднего заработка их работников, тогда как в 1970 г. соотношение было 30-кратным (Krugman, 2007. P. 136). Т. Пикети причиной роста вознаграждения высшего руководства корпораций считает изменение налоговой политики. Пока максимальные ставки налогов на доходы в США и Великобритании составляли 80-90%, рост заработков топ-менеджеров сдерживался. Когда они снизились до 30-40%, произошел взрывной рост их доходов (Piketty, 2014. P. 508).

Интенсивное проведение рискованных операций банками и страховыми компаниями на деле привело к увеличению доли национального дохода, присваиваемой финансовыми магнатами. В 2007 г. на финансовый сектор пришлось 40% прибыли всех корпораций (Stiglitz, 2012. P. 96). Погоня финансовых структур за высокой прибылью закончилась кризисом финансовой системы, потерей работы, доходов и жилья миллионами американцев. На облегчение их участи правительство США потратило гораздо меньше средств, чем на спасение от банкротства крупнейших банков и страховых компаний — виновников финансовой катастрофы 2008-2009 гг.

Социально-экономические и политические последствия изменений в распределении доходов

Согласно данным американского Центра исследования бюджетной политики (Center on Budget and Policy Priorities, CBPP), доходы всех слоев американского общества в период с 1947 по 1973 г. росли примерно одинаковыми темпами и увеличились в реальном измерении вдвое. В дальнейшем б ольшая доля прироста дохода доставалась верхушке общества (табл. 2).

Таблица 2

Прирост доходов в США после 1979 г. по разным доходным группам населения (в %)

Источник: Stone et al., 2015.

В настоящее время 1% американцев с самыми высокими доходами присваивает почти четверть национального дохода, удвоив за 25 лет свою долю (12% в 1979 г.). Этот же 1% населения владеет 40% национального богатства (33% в 1979 г.) (Stiglitz, 2015. P. 88).

Богатство помогает верхушке американского общества формировать органы государственной власти, создавать законы и проводить политику, направленную на удовлетворение ее интересов, а не потребностей большинства граждан. Представители высшей доходной группы не заинтересованы в увеличении государственных расходов на развитие общедоступной материальной и социальной инфраструктуры, поскольку они ею не пользуются. Так, доступ к высшему образованию за несколько десятилетий оказался затруднен не только для низших слоев американского общества, но и для значительной части среднего класса. Доля студентов, получивших дипломы о высшем образовании, родители которых принадлежат к 25% наиболее обеспеченных американцев, повысилась с 40% в 1970 до 80% в 2010 г. (Piketty, 2014. P. 485).

Проблема не в капитализме XXI в., считает Дж. Стиглиц, а в деградации демократии, в монополизме концернов, создавших «эрзац-капитализм», основанный на присвоении ренты (Stiglitz, 2015. P. 125, 194). По мнению Стиглица, государственная политика регулирования рыночной экономики должна быть направлена на обеспечение конкуренции в целях удовлетворения общественных потребностей. Но органы власти перестали считаться с интересами основной части населения страны.

Что же нужно сделать для более равномерного распределения плодов экономического роста, не подрывая в то же время стимулы развития? Можно ли вернуться к ситуации, которая наблюдалась в США и во многих развитых странах в третьей четверти ХХ в.? Тогда благодаря законам о социальном обеспечении и прогрессивном налогообложении, принятым для преодоления последствий Великой депрессии 1930-х годов, а также опыту управления экономикой во время Второй мировой войны доходы всех слоев населения росли пропорционально динамике ВВП.

Проблемы регулирования экономики

На выработку экономической политики США влияет раскол американской правящей элиты на две противоборствующие группировки, олицетворяемые демократической и республиканской партиями. Они придерживаются во многом противоположных взглядов на роль государства в экономике и блокируют инициативы соперника в борьбе за места в законодательной власти и за кресло президента страны. К тому же и экономическая наука разбита на два лагеря.

Исследователи-экономисты, тяготеющие к демократической партии, отстаивают необходимость вмешательства государства, чтобы подчинить развитие экономики интересам общества, принципам справедливости. Но некоторые их рекомендации в части повышения прогрессивности ставок налогов на доходы способны подорвать рыночные стимулы экономического развития. Экономисты, обслуживающие интересы республиканской партии, доказывают, что вмешательство государства в экономику с целью ее регулирования может лишь усугубить и без того непростую ситуацию.

Главная проблема выработки взвешенной экономической политики в том, чтобы доходы капитала после вычета налогов были достаточно высокими по международным меркам и соответствовали усилиям хозяйствующих субъектов по развитию производства. Это стало необходимым требованием в условиях глобализации и обострения конкуренции со стороны быстроразвивающихся экономик. В то же время перераспределение национального дохода государством должно отвечать интересам общества в целом, делая экономически невыгодным избыточное потребление. В этих целях государство может регулировать рыночную экономику с помощью бюджетной политики.

Перестройке налоговой политики пока больше внимания уделяют в ЕС. Проведение прогрессивных налоговых реформ обусловлено тем, что члены Союза в большей степени, чем США, пострадали от конкуренции со стороны крупных быстроразвивающихся стран. Есть свидетельства того, что догматы социальной рыночной экономики в области трудового, социального и налогового законодательства, которых придерживалось большинство стран Западной Европы, тормозили структурную перестройку экономики в пользу новых наукоемких отраслей.

В странах ЕС ныне доминирует тенденция к снижению максимальных ставок налога на доходы, прежде всего на прибыль корпораций, ради формирования более конкурентоспособного предпринимательского климата (табл. 3). Ограничению избыточного потребления может способствовать развитие прогрессивной системы налогообложения добавленной стоимости.

Таблица 3

Ставки налогов на прибыль и на добавленную стоимость в ЕС, 1995-2015 гг. (в %)

*В числителе стандартная ставка, в знаменателе — минимальная.

Источник: EU, 2015. P. 111, 115.

Руководство стран ЕС благодаря успехам Скандинавских стран осознает целесообразность увеличения государственных расходов на науку, образование, здравоохранение и материальную инфраструктуру общего пользования. Примечательна критика со стороны Великобритании структуры наднационального бюджета ЕС, в котором слишком много места занимают субсидии сельскому хозяйству и мало внимания уделяется мерам содействия НТП и формированию человеческого капитала.

В США есть признаки того, что, несмотря на имеющиеся противоречия, демократам и республиканцам удастся достичь компромисса относительно снижения максимальных ставок налога на прибыль корпораций. В то же время вызывает сомнение возможность принятия мер по ограничению избыточного потребления, хотя это необходимо и по экологическим соображениям.

Стиглиц выступает за реформу налоговой системы, чтобы повышать эффективность экономики и предотвращать кризисные явления. «Мы могли бы, — пишет он, — иметь налоговую систему, которая поощряет такие полезные качества, как упорный труд и бережливость, и, напротив, делает невыгодным присвоение ренты, азартные игры, финансовые спекуляции и загрязнение окружающей среды» (Stiglitz, 2015. P. 202).

Очевидна также необходимость расширять государственные инвестиции для повышения эффективности экономики и увеличения занятости населения. Имеются в виду вложения в развитие инфраструктуры общего пользования, науки и техники, образования и здравоохранения.

К сожалению, политики редко прислушиваются к мнениям именитых ученых-экономистов, требующих радикальных перемен в экономической политике, пока ситуация не выходит из-под контроля. По-видимому, дело в том, что в США слишком много лауреатов Нобелевской премии в области экономики, которые, как и политики, придерживаются разных идеологических позиций.

Продолжение тенденции к усилению неравенства в распределении доходов, ярко проявившейся в текущем столетии в стране — лидере научно-технического и экономического прогресса, чревато серьезными рисками. Аналогичные тенденции в области распределения доходов наблюдаются и в других странах.

На этом фоне по меньшей мере странно, что в господствующем направлении англосаксонских школ экономической мысли проблема распределения доходов до сих пор игнорируется. Например, в фундаментальном учебнике по макроэкономике Д. Ромера для нее не нашлось места (Ромер, 2015). Нет соответствующего раздела и в системе классификации научной литературы по экономике JEL. Лауреат Нобелевской премии по экономике Р. Лукас заявил о пагубности и вредности научных исследований в области распределения доходов (Lucas, 2002).

В этом плане показательна популярность сугубо научного фолианта Т. Пикети «Капитал» (Piketty, 2014), в котором проблема распределения доходов заняла центральное место. К концу 2014 г. было продано свыше 1 млн экземпляров этой книги. Газета Financial Times и консультационная фирма McKinsey признали ее книгой года.

Несмотря на сопротивление консерваторов, политиков и экономистов, проблема регулирования в распределении доходов в обозримом будущем станет ключевой в экономической политике и науке. Представляется, что обеспечить более равномерное распределение результатов экономического роста в обществе за счет повышения прогрессивности ставок налогов на доходы нельзя. Система налогообложения должна быть конкурентоспособной, не противоречить задаче поддержания благоприятного инвестиционного климата в условиях глобализации и острой конкуренции на мировом рынке.

Все страны сталкиваются с необходимостью ограничивать избыточное потребление, а также сохранять окружающую среду при одновременном росте доходов государственного бюджета. Эти задачи следует решать за счет повышения прогрессивности ставок налога на добавленную стоимость (взимаемого при реализации продукции), а также на недвижимость, землю и природные ресурсы.

Усилия государства должны быть сосредоточены на финансировании фундаментальной науки, инфраструктуры общего назначения, обеспечении равного доступа к высококачественному образованию и здравоохранению. В России необходимо развивать статистику распределения доходов как необходимую предпосылку повышения качества социально-экономической политики и борьбы с коррупцией.

¹ http://stats.oecd.org/.

² http://www.gks.ru/wps/ wcm/connect/rosstat_main/rosstat/ru/statistics/accounts/.

³ Там же.

⁴ www.cbo.gov/publication/49440.

Список литературы

Гурвич Е. (2010). Нефтегазовая рента в российской экономике // Вопросы экономики. № 11. С. 4—24. [Gurvich E. (2010). Natural rent in the Russian oil and gas sector. Voprosy Ekonomiki, No. 11, pp. 4—24. (In Russian).]

Клинов В. Г. (2013). Актуальные проблемы исследования экономической конъюнктуры. М.: Магистр. [Klinov V. G. (2013). Acute problems of current business studies. Moscow: Magistr. (In Russian).]

ООН (2012). Система национальных счетов (СНС 2008). Нью-Йорк. [UN (2012). System of national accounts (SNA 2008). New York.]

Петрова Н. (2015). Рентный двигатель // Коммерсантъ Деньги. № 48. С. 17—19. [Petrova N. (2015). Resource rent as an engine of economic growth. Kommersant Dengi, No. 48, pp. 17—19. (In Russian).]

Ромер Д. (2015). Высшая макроэкономика. М.: Издат. дом Высшей школы экономики. [Romer D. (2015). Advanced macroeconomics. Moscow: HSE Publ. (In Russian).]

Форбс С., Эймс Э. (2011). Спасет ли нас капитализм? М.: Альпина паблишер. [Forbes S., Ames E. (2011). How capitalism will save us. Moscow: Alpina Publisher. (In Russian).]

BEA (2015). National accounts. Washington, DC: Percentage Shares of Gross Domestic Income.

Case A., Deaton A. (2015). Rising morbidity and mortality in midlife among white non-Hispanic Americans in the 21st century. Proceedings of the National Academy of Sciences, Vol. 112, No. 49, pp. 15078 — 15083.

ERP (2015). Economic report of the President. Washington, DC: USGPO. EU (2015). Tax reforms in EU member states. Luxembourg: Publications Office of the European Union.

IMF (2015). World economic outlook database. October. http://www.imf.org/external/pubs/ft/weo/2015/02/weodata/index.aspx.

Krugman P. (2007). The conscience of a liberal. N.Y.: W.W. Norton & Co.

Lucas R. (2002). The industrial revolution: Past and future. In: Lucas R. E., jr. Lectures on economic growth. Cambridge; London: Harvard University Press, pp. 109 — 188.

Piketty T. (2014). Capital in the twenty-first century. Cambridge, MA: The Belknap Press of Harvard University Press. Sandbu M. (2015). The underemployment epidemic. Financial Times, November 6.

Stiglitz J. E. (2012). The price of inequality. N. Y.; London: W. W. Norton & Co. Stiglitz J. E. (2015). The great divide. N.Y.: W.W. Norton & Co.

Stone Ch., Trisi D., Sherman A., DeBot B. (2015). A guide to statistics on historical trends in income inequality. Washington, DC: Center on Budget and Policy Priorities.

UNCTAD (2015). World investment report 2015: Reforming international investment governance. Geneva: United Nations Publication.

Wolf M. (2015). America's labour market is not working. Financial Times, November 3.

World Bank (2015). World development indicators. Washington, DC.