Продовольственная безопасность: новые подходы к анализу содержания и оценке

Р. Р. Гумеров

Введение (постановка проблемы). Продовольственная безопасность - сложный, многокомпонентный феномен, обладающий множественными характеристиками и потому достаточно сложно идентифицируемый. Родовыми признаками продовольственной безопасности являются состояние защищенности жизненно важных интересов личности, общества, государства от внутренних и внешних угроз и способность противостоять им без утраты собственных качественных характеристик. Что касается собственно продовольственной безопасности, то многочисленные отечественные источники содержат достаточно противоречивые трактовки этой категории, акцентирующие внимание на том или ином ее атрибутивном признаке, который в свою очередь выступает основным критерием продовольственной безопасности.

В качестве таковых предлагаются: обеспечение равного доступа к продовольственным ресурсам необходимого объема и качества; устойчивость продовольственного обеспечения (при этом в понятие устойчивости может вкладываться разное содержание); конкурентоспособность отечественной продовольственной системы или продукции; способность национальной продовольственной системы нейтрализовать внешние шоки и функционировать в автономном режиме и др. [1]. В одном из зарубежных исследований 1999 г. было упомянуто примерно 200 определений продовольственной безопасности и 450 ее индикаторов [2].

Официальная трактовка и ее изъяны

Официальная трактовка продовольственной безопасности Российской Федерации содержится в Доктрине продовольственной безопасности Российской Федерации [3]. Доктрина определяет продовольственную безопасность как «состояние социально-экономического развития страны, при котором обеспечивается продовольственная независимость Российской Федерации, гарантируется физическая и экономическая доступность для каждого гражданина страны пищевой продукции, соответствующей обязательным требованиям, в объемах не меньше рациональных норм потребления пищевой продукции, необходимой для активного и здорового образа жизни». Продовольственная независимость в свою очередь определяется как «самообеспечение страны основными видами отечественной сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия». В сравнении с ранее действовавшей редакцией Доктрины [4] несколько смягчены либо изъяты некоторые категоричные положения и формулировки, вызывавшие обоснованную критику экспертного сообщества. В частности, в старой редакции Доктрины единственным критерием продовольственной безопасности признавался удельный вес отечественной сельскохозяйственной, рыбной продукции и продовольствия в общем объеме товарных ресурсов внутреннего рынка, т.е. приоритет отдавался продовольственной независимости. В действующей редакции этот критерий дополнен индикаторами экономической и физической доступности продовольствия и соответствия пищевой продукции требованиям законодательства Евразийского экономического союза о техническом регулировании (в данном случае оставляем без внимания сами предлагаемые индикаторы). Тем не менее и новая редакция сохраняет методологический изъян, который в наиболее явном и законченном виде был сформулирован в [5, с. 64]: «...если в определении некоторого понятия используются два или более рядоположенных и равноприоритетных тезиса без предварительного анализа соотношений между ними (совместимости, соподчиненности и т.д.), это сразу вызывает обоснованные сомнения в методологической корректности. Тем более, когда эти тезисы касаются принципиально различных объектов или субъектов». Действительно, продовольственная независимость страны, трактуемая как отказ от импорта либо его сокращение, еще не гарантирует продовольственной безопасности ее населения. Более того, в принятой модели концептуального дуализма просматривается очевидный конфликт интересов: при прочих равных условиях повышение уровня самообеспеченности может сопровождаться ухудшением объемных и ценовых параметров внутреннего продовольственного рынка, как следствие - снижением уровней физической и экономической доступности продуктов питания. С такой ситуацией страна столкнулась в 2014 г. сразу после введения специальных защитных мер в ответ на политико-экономические санкции со стороны ряда зарубежных стран [6; 7]. Известно, что защита единого общеевропейского рынка сельскохозяйственной продукции и продовольствия в рамках реализации Римского договора 1957 г. привела к заметному росту внутренних потребительских цен на соответствующую продукцию в сравнении с ценами мирового рынка [8].
С другой стороны, повышение доли собственного производства до целевых значений Доктрины (при прочих равных условиях) еще не гарантирует всеобщего права на полноценное питание на уровне потребительских предпочтений или рациональных норм.
В новой версии Доктрины сохраняется и некоторая недосказанность в отношении целевого ориентира «самообеспеченности»: идет ли речь об уже достигнутых (фактических) объемах внутреннего рынка, либо о желаемых объемах, ориентированных на научно обоснованные нормы или потребительские предпочтения?
В общем случае критерии продовольственной безопасности используются для обоснования приоритетов и ориентиров государственной аграрной политики. Отмеченный методологический изъян предсказуемо приводит к однобокости принимаемых практических решений и невозможности «встроить» формулировки Доктрины в документы стратегического планирования, разрабатываемые в рамках планирования и программирования. В частности, все попытки включить целевые установки по обеспечению продовольственной безопасности Российской Федерации в Государственную программу развития сельского хозяйства и регулирования рынков сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия (далее - Гос-программа) представляются неудачными именно потому, что открытым остается вопрос о критериях ее достижения. В редакции Госпрограммы от 31 марта 2017 г. была поставлена цель обеспечения «продовольственной независимости России в параметрах, заданных Доктриной продовольственной безопасности Российской Федерации.» [9]; в действующей редакции стоит цель обеспечения «продовольственной безопасности Российской Федерации с учетом экономической и территориальной доступности продукции агропромышленного комплекса» [10]. И при этом в обеих версиях Госпрограммы цель измеряется одним и тем же нерелевантным индикатором «индекс производства продукции сельского хозяйства в хозяйствах всех категорий», имеющим весьма отдаленное отношение к основным характеристикам продовольственной безопасности¹.
Мы видим, что на практике реальный приоритет отдан критерию продовольственной независимости, понимаемой, впрочем, достаточно узко, о чем будет сказано далее. Государство использует широкий спектр инструментов регулирования импорта сельскохозяйственной продукции и продовольствия - от различных мер таможенного регулирования до прямого запрета их ввоза в соответствии с Указом Президента Российской Федерации от 6 августа 2014 года [6], но при этом практически не использует механизмов, гарантирующих равный экономический доступ всех категорий населения к продуктам питания. В частности, так и осталась «мертворожденной» Концепция внутренней продовольственной помощи в Российской Федерации, предусматривающая оказание государственной помощи нуждающимся категориям населения в форме прямых поставок продуктов питания или предоставления денежных средств для приобретения ими продовольствия с целью улучшения питания и достижения его сбалансированности с учетом рациональных норм потребления пищевых продуктов [11; 12].

Эволюция взглядов на продовольственную безопасность и ее интерпретации

Для понимания сути продовольственной безопасности важен исторический контекст. Термин «продовольственная безопасность» (foodsecurity) был введен в официальный оборот в 1974 г. на Всемирной конференции по проблемам продовольствия, организованной ФАО по следам глобального продовольственного кризиса. 1970-е годы были отмечены серией продовольственных кризисов: мировое производство продовольствия резко сокращалось в 1972 г., а затем в 1974 г. - под воздействием неблагоприятных погодных условий в основных производящих сельскохозяйственную продукцию регионах.
Во всех странах мира отмечался рост цен на продукты питания. Вполне логично поэтому, что в документах Конференции продовольственная безопасность определялась как «постоянное наличие адекватных мировых запасов основных продуктов питания для удовлетворения устойчиво растущего потребления продовольствия и компенсации колебаний производства и цен»². Центральной темой Конференции было создание и поддержание достаточных запасов продовольствия на национальном, региональном и международном уровнях. Предполагалось, что эти запасы создадут гарантии продовольственной безопасности в случаях локальных, национальных или региональных экстремальных ситуаций, а также покроют потребности мирового рынка (международного обмена).
Далее взгляды мирового сообщества на проблему продовольственной безопасности последовательно эволюционировали от преимущественно технических вопросов продовольственного обеспечения (надежность поставок, объемы предложения и запасов) к идее обеспечения одного из фундаментальных прав человека -права на достаточное и полноценное питание для ведения активного образа жизни.
Актуальное понятие продовольственной безопасности было сформулировано на Всемирной встрече на высшем уровне (саммите) по проблемам продовольствия (Рим, 1996 г.). Согласованный на уровне руководителей и представителей 185-и стран, 80-и неправительственных организаций, различных международных учреждений План действий определяет, что «продовольственная безопасность существует, когда все люди в любое время имеют физический и экономический доступ к достаточной в количественном отношении, безопасной и питательной пище, чтобы удовлетворять свои диетические потребности и вкусовые предпочтения для ведения активного и здорового образа жизни»³[14]. Данное определение практически продублировано в Добровольных руководящих принципах в поддержку постепенного осуществления права на достаточное питание в контексте национальной продовольственной безопасности (приняты на 127-й сессии Совета ФАО в ноябре 2004 г.). Позднее Декларация Всемирного саммита по продовольственной безопасности (Рим, 16-18 ноября 2009 г.) особо акцентировала внимание на праве на достаточное питание: «Мы должны совместно ускорить принятие мер, для того чтобы <.> направить развитие в мире по пути, обеспечивающему последовательную реализацию права на достаточное питание в контексте национальной продовольственной безопасности». В той же Декларации характеристики физической и экономической доступности были дополнены характеристикой равной социальной доступности продовольствия [15].
К сожалению, русскоязычный термин «продовольственная безопасность» не передает всех оттенков аутентичного англоязычного термина foodsecurity, который имеет несколько значений и может быть переведен двояко: как «продовольственная безопасность» и как «продовольственная обеспеченность». Полагаем, что изначально термин foodsecurity был введен в научный и практический оборот именно в значении продовольственной обеспеченности. Об этом можно судить не только по историческому бэкграунду, но и по тем критериям и индикаторам, которые используют международные организации для оценки и измерения этого феномена. Декларация Всемирного саммита по продовольственной безопасности [15] зафиксировала: «Четырьмя основами продовольственной безопасности являются следующие: наличие, доступ, использование и стабильность. Аспект, касающийся питательности, является неотъемлемой частью концепции продовольственной безопасности».

В соответствии с рекомендациями Круглого стола по оценке голода Комитета по всемирной продовольственной безопасности (сентябрь 2011 г.) подразделение статистики ФАО разработало перечень индикаторов продовольственной безопасности национального уровня. Система впервые была обнародована в докладе ФАО «Положение дел в связи с отсутствием продовольственной безопасности в мире в 2012 году», проанализирована и развита в аналогичных докладах 2013 и 2014 г. По состоянию на октябрь 2019 г., перечень включал по 5 индикаторов наличия и доступности продовольствия, 6 индикаторов стабильности/надежности и 11 индикаторов потребления [16]. Параллельно ФАО разрабатывает так называемую Шкалу субъективного восприятия отсутствия продовольственной безопасности (FIES). Шкала имеет четыре интервала, каждый из которых соответствует определенной степени отсутствия продовольственной безопасности вследствие нехватки средств для приобретения продуктов питания: неопределенность возможностей для получения продовольствия; ухудшение качества и разнообразия приобретаемых пищевых продуктов; сокращение количества пищевых продуктов, сокращение числа приемов пищи; отсутствие пищи в течение одного или более дней [17]. ОЭСР предлагает использовать следующие три характеристики (измерения) продовольственной безопасности: наличие, доступность и использование (utilization) [18, p. 5]. Наконец, исследовательское подразделение группы «Экономист» разрабатывает Индекс глобальной продовольственной безопасности, который обобщает 26 частных индикаторов, измеряющих продовольственную безопасность по следующим ключевым критериям: физическая доступность, экономическая доступность, качество и безопасность (Affordability, Availability, Quality and Safety). В качестве дополнительного параметра используется субиндекс «Природные ресурсы и устойчивость», который оценивает климатические и природные риски [19]⁴.
Как видим, ни одна из авторитетных организаций не использует продовольственную самообеспеченность в качестве характеристики и, тем более, критерия продовольственной безопасности. Напротив, План действий Всемирного продовольственного саммита (1996) констатирует, что «растущее производство, в том числе традиционных культур и продуктов их переработки, в эффективной комбинации с импортом продовольствия, запасами и международной торговлей (курсив автора) может усилить продовольственную безопасность и сглаживать региональные различия» [14].
В нашей стране термин «продовольственная безопасность» сразу приобрел «угрожающий» оттенок и трансформировался в понятие продовольственной независимости (причем в ее крайней форме - самообеспеченности) на фоне глубокого политического и экономического кризиса, когда ухудшение объемных, структурных и качественных характеристик рациона питания российского населения в начале 1990-х годов прочно ассоциировалось с ввозом низкокачественного сельскохозяйственного сырья и продовольствия из-за рубежа. После принятия Указа Президента Российской Федерации от 6 августа 2014 года № 560 «О применении отдельных специальных экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации» идея самообеспеченности приняла модифицированную форму «импортозамещения».

Экономическая доступность

На наш взгляд, целесообразно рассматривать две взаимосвязанные, но относительно самостоятельные категории: продовольственную безопасность населения и продовольственную независимость государства. Первая характеризует состояние национальной продовольственной системы в контексте всеобщего права на адекватное питание. Вторая - оценивает возможности национальной продовольственной системы противодействовать внешним рискам и угрозам продовольственного обеспечения населения в контексте национальной безопасности государства. Самостоятельное рассмотрение этих категорий позволяет провести их нюансированный конкретный анализ, чего лишена Доктрина продовольственной безопасности Российской Федерации.
Продовольственная безопасность всегда относительна, она формирует некий вектор движения национальных продовольственных систем к своему идеальному состоянию. Если провести параллель с медициной, то состояние продовольственной безопасности можно уподобить состоянию абсолютно здорового человека (на практике не встречающегося), в то время как специфические для каждой страны угрозы продовольственной безопасности (тем или иным ее элементам) формируют своеобразную симптоматику, требующую в каждом конкретном случае своих особых методов лечения [20]. Продовольственная самообеспеченность не является имманентным признаком продовольственной безопасности населения, но является одной из возможных стратегий ее обеспечения [1]. Возвращаясь к Доктрине продовольственной безопасности Российской Федерации, корректнее было бы не включать понятие продовольственной самообеспеченности в формулировку продовольственной безопасности, но представить ее как стратегию обеспечения продовольственной безопасности в среднесрочной перспективе.

Для определения продовольственной безопасности населения М.Ю. Ксенофонтовым был предложен удачный термин «продовольственное благополучие» [21], имеющий коннотацию, как с безопасностью, так и с всеобщим правом на полноценное питание. Для характеристики различных степеней продовольственной безопасности в [22] предлагается использовать различные целевые ориентиры, маркирующие границу, разделяющую состояния относительного продовольственного «благополучия» и «неблагополучия»: гарантируемый государством минимально приемлемый уровень энергетической ценности среднесуточного рациона питания; целевой, или желательный уровень потребления продовольствия заданного ассортимента (набор продуктов питания); целевой диапазон продовольственного благополучия и повышение внимания к проблемам качества и ассортиментного разнообразия продовольствия. Выбор различных целевых ориентиров в отношении объемов потребления продуктов питания обусловлен уровнем развития национальной продовольственной системы и экономики в целом. В принципе названные уровни продовольственного благополучия отражают траекторию последовательного достижения полной реализации права на достаточное питание.
При всей важности выбора целевых ориентиров потребления, которые характеризуют наличие продовольствия, основной проблемой остается обеспечение его экономической доступности, т. е. формирование необходимых условий и механизмов, позволяющих каждому гражданину или домохозяйству независимо от его экономического и социального статуса приобретать продукты питания в соответствии с этими заявленными ориентирами потребления. К сожалению, именно эта важнейшая проблема не нашла своего отражения и решения ни в Доктрине продовольственной безопасности Российской Федерации, ни в Госпрограмме развития сельского хозяйства. В Доктрине продовольственной безопасности экономическую доступность продовольствия предусматривается оценивать по усредненным показателям, что неверно по определению. Между тем именно в распределительной сфере в настоящее время формируются основные угрозы продовольственного благополучия российского населения:

1. Экономическая доступность продовольствия предусматривает, что приобретение продовольствия надлежащего рациона не должно ставить под угрозу удовлетворение других основных потребностей [23]. Между тем чрезмерно высокая доля расходов российского населения на продовольствие в совокупных потребительских расходах, несопоставимая с аналогичным показателем в большинстве развитых стран мира, вынуждает немалую часть населения ограничивать себя в потреблении других товаров и услуг [24; 25].
2. Сформировалась устойчиво высокая доля населения, имеющего доходы ниже прожиточного минимума, при отсутствии механизмов внутренней продовольственной помощи. По официальным данным Росстата, в 2018 г. доходы ниже величины прожиточного минимума имели 18,9 млн. чел., или 12,9% российского населения. На самом деле, число нуждающихся в адресной продовольственной помощи заметно выше, если иметь в виду два корректирующих фактора. Первый - оценка численности населения, проживающего за чертой бедности, производится на базе минимального продуктового набора, в то время как критерии Доктрины предусматривают более высокие научно обоснованные нормы потребления. Второй - следует учитывать высокую долю расходов на приобретение продовольствия, лимитирующую приобретение других товаров и услуг, и необходимость ее снижения (в том числе на основе механизмов продовольственной помощи).

В связи с этим в Доктрине целесообразно использовать в качестве индикаторов «продовольственного благополучия» следующие целевые либо пороговые показатели: доля населения, имеющего доходы ниже величины прожиточного минимума; объемы внутренней продовольственной помощи, удельный вес потребительских расходов на приобретение продуктов питания в общих потребительских расходах населения. Пока же в части обеспечения экономической доступности продовольствия Доктрина выглядит неким обзорно-констатирующим, а не целеполагающим документом стратегического планирования.

О продовольственной независимости

В современном мире мотивы продовольственной самообеспеченности актуализируются в условиях неустойчивых внешнеторговых (и шире - внешнеэкономических) отношений, в переходные периоды и переломные моменты, когда возникают потребность и развилки в выработке продовольственных стратегий. Анализируя уроки глобального продовольственного кризиса 2007-2008 гг., журнал Economist отмечал: «Рост цен на продовольствие в 2007-2008 годах заставил все страны беспокоиться о «продовольственной безопасности» - и это справедливо. Но за прошедший год «продовольственная безопасность» (обеспечение всеобщего доступа к достаточному продовольствию) трансформировалась в «продовольственную самообеспеченность». Самообеспеченность стала основной политической целью во многих странах. Сама по себе самообеспеченность не является чем-то плохим. <.> Проблема состоит в том, что новая риторика самодостаточности совпадает с растущим недоверием к рынкам и торговле» [26]. Политический курс на импортозамещение после принятия Указа Президента Российской Федерации от 6 августа 2014 года также был инициирован антироссийскими политикоэкономическими санкциями, которые серьезно нарушили баланс интересов в сфере внешнеэкономических (включая внешнеторговые) отношений.
Термин «продовольственная независимость», безусловно, имеет право на существование, но сводить ее к самообеспеченности продовольствием было бы неправильно. Следует согласиться с представленной в [27, с. 41-42] точкой зрения, что сама по себе зависимость от импорта продовольствия не является угрозой продовольственной безопасности. Даже в Продовольственной программе СССР (при всей закрытости советской экономики) не ставилась задача обеспечения максимальной автономности внутреннего продовольственного рынка, приоритет отдавался росту потребления. В качестве угроз продовольственной безопасности выступают внешнеэкономические факторы, действие которых способно полностью лишить страну импортных поставок продовольствия либо снизить их до критического уровня. К числу таких факторов относятся возможные неблагоприятные колебания конъюнктуры мировых рынков и изменения курсов валют, неурожаи в странах-импортерах, экономические и политические меры со стороны правительств других государств, менеджмент транснациональных корпораций - поставщиков продовольственной продукции [27; 28]. Вероятность развития экстремального сценария для России подавляющему большинству отечественных экономистов представляется ничтожной.
Многие исследователи, продлевая продуктовую агропродовольственную цепочку, справедливо отмечают, что само понятие самообеспеченности продовольствием относительно, наше собственное сельскохозяйственное производство находится в существенной зависимости от импортных поставок семенного и генетического материала, кормовых добавок, комплектующих товаров [24; 28]. Складывается парадоксальная ситуация: чем больше мы производим собственной сельскохозяйственной продукции, тем в большей степени попадаем в зависимость от импортных поставок ресурсов, производительно потребляемых в сельском хозяйстве. Очевидно, что заявленная политика импортозамещения должна быть переформатирована и охватывать не только продуктовый (продовольственный), но также и ресурсный, и производственный уровни национальной продовольственной системы, определяющие технико-технологический прогресс сельского хозяйства [28]. Однако и этот расширенный анализ товарных потоков должен быть дополнен анализом неторговых рисков и угроз продовольственной независимости. Торговая политика постепенно утрачивает роль доминирующего инструмента защиты и продвижения экономических интересов национальных производителей (или, по крайней мере, делит эту роль с другими инструментами), поскольку глобализация предоставляет не менее эффективные способы экономической экспансии. За рамками концепции продовольственной самообеспеченности остаются такие актуальные неторговые риски и угрозы национальной и продовольственной безопасности, формально не вступающие в противоречие с критерием самообеспеченности, как установление фактического контроля над земельными ресурсами и отечественными предприятиями со стороны транснациональных компаний [24].

С учетом широкого спектра рисков и угроз продовольственной безопасности (продовольственному благополучию) автор данной статьи предлагает рамочное определение продовольственной независимости как способности проводить самостоятельную (суверенную) агропродовольственную политику, ориентируясь на цели и задачи социально-экономического развития страны, соблюдая баланс интересов национальных производителей и потребителей продовольствия, опираясь на национальные традиции и на собственный аграрный потенциал в совокупности с внешнеэкономическими возможностями. Такая формулировка оставляет свободу выбора, как меняющихся ориентиров продовольственного благополучия, так и принципов, механизмов и инструментов их обеспечения.

¹ Вопрос о корректных (необходимых и достаточных) индикаторах продовольственной безопасности для целей стратегического планирования требует, безусловно, особого рассмотрения в рамках специального исследования.
² «Availability at all times of adequate world food supplies of basic foodstuffs to sustain a steady expansion of food consumption and to offset fluctuations in production and prices». Авторский перевод по источнику [13].
³ Здесь и далее тексты источников цитируются в авторском переводе.
⁴ Получаемые значения используются для построения рейтинга отобранных 113-и стран по уровню продовольственной безопасности. По итогам 2019 г., Россия занимала в рейтинге 42-ю позицию, с учетом корректировки на риски — 36-ю.

Литература

1. Гумеров Р. Р. Продовольственная безопасность Российской Федерации (теория и практика). СПб: Буквально, 2018. С. 28-32.
2. Round table on monitoring food security. Technical background paper «Measuring food insecurity: Meaningful concepts and indicators for evidence-based policy-making». Rome, 2011. 21 p.
3. Указ Президента Российской Федерации от 21 января 2020 г. № 20 «Об утверждении Доктрины продовольственной безопасности Российской Федерации».
4. Указ Президента Российской Федерации от 30 января 2010 г. № 120 «Об утверждении Доктрины продовольственной безопасности Российской Федерации».
5. Паппэ Я.Ш., Антоненко Н.С., Ползиков Д.А. Продовольственная безопасность России: современный подход // Проблемы прогнозирования. 2017. № 3. С. 62-74.
6. Указ Президента Российской Федерации от 6 августа 2014 г. № 560 «О применении отдельных специальных экономических мер в целях обеспечения безопасности Российской Федерации».
7. Гумеров Р. Р. Новейшая эволюция российской агроэкономики: барьеры управленческой некомпетентности (окончание) // Российский экономический журнал. 2014. № 6. С. 62-68.
8. Цели и принципы единой аграрной политики ЕС. URL: https://infopedia.su/18x75dd.html
9. Постановление Правительства РФ от 31.03.2017 № 396 «О внесении изменений в Государственную программу развития сельского хозяйства и регулирования рынков сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия».
10. Постановление Правительства РФ от 8 февраля 2019 г. № 98 «О внесении изменений в постановление Правительства Российской Федерации от 14 июля 2012 г. № 717».
11. Распоряжение Правительства РФ от 3 июля 2014 г. № 1215-р «Об утверждении Концепции развития внутренней продовольственной помощи в Российской Федерации».
12. Гумеров Р. Р. Государственная программа развития сельского хозяйства: амбиции и реалии // ЭКО. 2019. № 4. С. 8-25.
13. FAO Policy Brief - Food security. June 2006. Issue 2. 4 P. URL: http://www.fao.org/ forestry/13128-0e6f36f27e009105 5bec28ebe830f46b3.pdf
14. World Food Summit Plan of Action. World food summit. 13-17 November. 1996. Rome. URL: http://www.fao.org/ docrep/003/w3613e/ w3613e00.HTM
15. Декларация Всемирного саммита по продовольственной безопасности (Рим, 16-18 ноября 2009 г.), п. 16. URL: www.un.org/ru/documents /decl_conv/declarations/pdf/ summit2009_declaration.pdf
16. Food security indicators. URL: http://www.fao.org/ economic/ess/ ess-fs/ess-fadata/en/
17. The State of Food Security and Nutrition in the World. 2018 // FAO, Rome. 2018. [Электронный ресурс]. URL: http://www.fao.org /3/I9553EN/i9553en .pdf
18. Trade reforms and food security. Conceptualizing the Linkages // FAO, Rome. 2003. P. 5.
19. Global Food Security Index 2019 Report // The Economist Intelligence Unit Limited. 2019. P. 38-46. [Электронный ресурс]. URL: https://foodsecurityindex.eiu.com /Resources
20. Гумеров Р. Р. К разработке методолого-теоретических проблем исследования продовольственной безопасности России // Российский экономический журнал. 2003. № 7. С. 9-26.
21. Ксенофонтов М .Ю. Теоретические и прикладные аспекты социально-экономического прогнозирования. М.: Издательство ИСЭПН, 2002. 312 с .
22. Ксенофонтов М.Ю ., Ползиков Д .А ., Гольденберг И .А., Ситников П . В. Методологические проблемы формирования концепции продовольственной безопасности в России // Проблемы прогнозирования. 2018. № 5. С. 127-136.
23. Замечания общего порядка, принятые Комитетом по экономическим, социальным и культурным правам. Замечание общего поряДка № 12 — Право на Достаточное питание //Подборка замечаний общего поряДка и общих рекомендаций, принятых договорными органами по правам человека. ООН. 2008. С. 78-87. [Электронный ресурс]. URL: https://www2.ohchr.org /english/bodies/icm-mc/ docs/8th/hri.gen.1.rev9_ru.pdf
24. Гумеров Р.Р. ПроДовольственная безопасность России: проблемы и угрозы // ЭКО. 2016. № 5. С. 71-88.
25. Россияне назвали минимальный ДохоД Для «свеДения концов с концами». [Электронный ресурс] URL: https://www.rbc.ru/ economics/03/04/2019/ 5ca35e979a79470 04fecc392
26. How to feed the world. Business as usual will not do it // The Economist. Nov 19th 2009. [Электронный ресурс]. Режим Доступа: http://www.economist.com /node/14915144
27. Афонцев С.А. Проблемы экономической безопасности России в контексте рыночной трансформации // Социально-экономическая трансформация в России: науч. ДоклаДы Московского общественного научного фонДа. 2001. Вып. 131. С. 15-42.
28. Потапов А.П. Обеспечение ресурсной независимости аграрного производства в контексте продовольственной безопасности России // Проблемы прогнозирования. 2019. № 5. С. 120-129.