Финансовая грамотность россиян: взаимосвязь с социально-демографическими и психологическими характеристиками

О. Е. Кузина
А. Я. Абдураманов
Д. В. Моисеева

О низком уровне знаний и навыков населения в области личных финансов экономисты заговорили в 1990-е годы, причем понимание важности финансовой грамотности потребителей стало побочным результатом исследований о пенсионных стратегиях работающего населения.

Так, американские экономисты (Bayer et al., 1996), изучавшие причины, по которым работники не делали сбережений на пенсию, заметили, что часто проблемы возникали не вследствие низких доходов или отсутствия доступа к финансовым инструментам для пенсионных накоплений, а по причине недостатка знаний о таких инструментах или практических навыков их использования. При этом исследователи обратили внимание на то, что если работодатель организовывал для своего персонала обучающие семинары, то это увеличивало вероятность наличия добровольных пенсионных сбережений у работников (Bayer et al., 1996).

Тогда же стали появляться работы, в которых объектом анализа были выпускники школ (Mandell, 1997) и студенты университетов (Chen, Volpe, 1998). Согласно основному выводу данных исследований, уровень знаний о личных финансах американских школьников и студентов чрезвычайно низок. Так, опрос 1997 г.¹ показал, что всего 10,2% школьников выпускных классов смогли дать правильные ответы на 75% тестовых вопросов, в среднем они набрали лишь 57,3 балла из 100, отвечая на несложные тестовые вопросы о доходах, управлении деньгами в домохозяйстве, сбережениях, инвестициях и потреблении, причем вопросы были адаптированы для возраста и опыта школьников (Mandell, 1997). В опросе американских студентов результат был схожим: 53% правильных ответов (Chen, Volpe, 1998). Авторы настаивали на том, что столь низкий уровень финансовой грамотности людей, которые в ближайшем будущем станут потребителями финансовых услуг, может привести к финансовой неустойчивости самих потребителей и создать угрозу стабильности для финансовых рынков, поэтому делали вывод о необходимости введения уроков и курсов финансового просвещения для молодежи.

С середины 2000-х годов финансовая грамотность населения стала рассматриваться как один из важных факторов финансового благополучия домохозяйств и условие развития финансовых рынков. Правительства разных стран стали разрабатывать меры по финансовому просвещению населения, для обоснования которых нужны были данные об оценке текущего уровня финансовой грамотности людей (OECD, 2023а). В 2004 г. А. Лусарди и О. С. Митчелл создали шкалу для измерения финансовой грамотности и апробировали ее на пожилом населении США² (Lusardi, Mitchell, 2008). Предложенный ими инструмент в виде опросника «Большая тройка» (Big Three) был положительно оценен специалистами в данной области и впоследствии применялся в исходном или дополненном виде во множестве исследований по всему миру (Stolper, Walter, 2017; Ouachani et al., 2021; OECD, 2022).

Осознание необходимости государственных мер по повышению финансовой грамотности населения и принятия национальных стратегий по финансовому просвещению граждан произошло после мирового финансового кризиса 2007—2009 гг., одним из триггеров которого стала неспособность ипотечных заемщиков выполнять свои кредитные обязательства перед банками. ОЭСР и Всемирный банк поставили перед собой задачу создать универсальную методику оценки финансовой грамотности населения в разных странах (Kempson et al., 2013; OECD, 2016).

В методике ОЭСР финансовая грамотность определялась как сочетание осведомленности, знаний, умений, отношения и поведенческих моделей, необходимых для принятия успешных финансовых решений и в конечном счете для достижения финансового благосостояния (OECD, 2012). Методика была разработана в 2010 г. (Atkinson, Messy, 2012), первое большое сравнительное международное исследование по этой методологии проведено в 2015—2016 гг. (OECD, 2016), в нем приняли участие около 40 стран, включая Россию. В 2019—2020 гг. из-за ковидных ограничений удалось провести следующую волну только в 26 странах, Россия была одной из них (OECD, 2020). В 2022—2023 гг. третий замер прошел в 39 странах (Россия в данной волне не участвовала). Итоговая оценка, полученная в среднем в 2022—2023 гг., составила 60 баллов из 100 (OECD, 2023b). Сравнивать во времени уровни финансовой грамотности по странам нельзя, поскольку невозможно отделить изменение самого уровня финансовой грамотности от изменений, которые стали следствием корректировок методологии исследования (формулировок вопросов анкеты и выборок).

Методика Всемирного банка была основана на ином концептуальном подходе. Важны не столько знания о финансовом рынке, сколько способность ответственно обращаться со своими деньгами — планировать свои доходы и расходы, по возможности делать сбережения для покрытия крупных запланированных расходов, иметь финансовые резервы на «черный день», не поддаваться импульсивным порывам при принятии решений, тщательно обдумывать и взвешивать свои финансовые решения и т. и. (Kempson et al., 2006). Впервые логика измерения финансовой компетентности (financial capability) была использована в исследованиях, выполненных по заказу Управления по финансовому регулированию Великобритании (FSA). Данная методика обладала рядом преимуществ, востребованных для сравнительных межстрановых исследований, например, она была менее чувствительна к институциональным особенностям финансовых рынков в разных странах и к степени доступности финансовых услуг для населения с разным уровнем дохода. Для апробации методики к условиям стран с низким и средним уровнями дохода в 2012 г. были проведены пилотные замеры в семи странах³ (Kempson et al., 2013).

Однако впоследствии методика Всемирного банка оказалась менее удобной для исследователей из-за большого количества вопросов в анкете и низкой волатильности измеряемых с ее помощью параметров, поэтому повторные межстрановые измерения по данной методологии, сопоставимые с исследованиями ОЭСР, не проводились. Тем не менее есть несколько примеров ее использования в исследованиях по финансовой грамотности. В США с 2009 по 2021 г. каждые три года⁴ на выборке, репрезентирующей население отдельных штатов, проводился онлайн-опрос для оценки уровня финансовой компетентности взрослых американцев. В Канаде, начиная с 2009 г., раз в пять лет⁵ проводится телефонный опрос Canadian Financial Capability Study (CFCS) для оценки уровня финансовой компетентности взрослых канадцев. В Великобритании измерения финансовой компетентности взрослых британцев проводились в 2005⁶, 2015⁷ и 2018 гг.⁸ (Atkinson et al., 2006).

Одновременно с исследованиями финансовой грамотности взрослых в 2000-е годы были разработаны методики для студентов и школьников. Коалиция Jumpstart, объединяющая более 150 корпоративных, академических, некоммерческих и государственных организаций, работающих в области изучения и повышения финансовой грамотности молодежи в США, с 2000 по 2008 г. каждые два года проводила измерение уровня финансовой грамотности американских старшеклассников (Mandell, 2008). В 2012 г. тест по финансовой грамотности был включен в Международную программу оценки образовательных достижений учащихся (PISA), который впоследствии также стал регулярным блоком в данном исследовании⁹. В 2019 г. в Великобритании был проведен опрос детей и подростков (7—17 лет) и их родителей¹⁰.

Начиная с 2018 г. в академической литературе выросло число публикаций об исследованиях в области финансовой грамотности. Если в 2014 г. в журналах из базы данных WoS было опубликовано 27 научных статей, то в 2022 г. — уже 267 (Zaimovic et al., 2023). Проведенный нами анализ количества статей, опубликованных в журналах из списка WoS, показал, что если расширить запрос на поиск статей и включить те, где понятие «финансовая грамотность» есть не только в названии, но и в аннотации или в списке ключевых слов, то количество статей увеличивается с 66 в 2014 г. до 555 в 2023 г. Проблемы, интересовавшие исследователей, условно можно разделить на несколько типов: концептуальное обоснование понятия финансовой грамотности и его операционализация в систему измеряемых индикаторов; влияние финансовой грамотности на разные виды финансового поведения населения; связь финансовой грамотности с социально-демографическими характеристиками; уровень финансовой грамотности различных групп населения с фокусом на наиболее уязвимые; межстрановые сравнительные исследования знаний и навыков людей в области личных финансов. Со временем исследовательский фокус смещался с вопросов измерения уровня финансовой грамотности и межстрановых сравнений к выявлению факторов повышения финансовой грамотности и ее влияния на финансовое поведение и финансовое благополучие людей. Исследователи ищут способы выявить именно влияние, а не корреляцию финансовой грамотности с социально-демографическими характеристиками людей и их финансовым поведением.

Исследований на российских данных не так много, в основном они относятся к периоду, когда национальная программа повышения финансовой грамотности только начиналась и уровень финансовой грамотности россиян был невысоким, а также касаются измерения уровня финансовой грамотности, а не ее факторов (Rutledge, 2010; Kuzina, 2011; Klapper, Panos, 2011; Klapper et al., 2013; Кузина, 2015). Исследования факторов финансовой грамотности в России проводились на данных опросов школьников (Колачев и др., 2021) либо на небольших нерепрезентативных выборках целевых групп (Кузина, 2009; Gagarina, Shantseva, 2017; Gilenko, Chernova, 2021), или анализировались факторы отдельных составляющих финансовой грамотности (Кузина, Моисеева, 2021). Таким образом, можно сделать вывод, что задача выявить факторы финансовой грамотности россиян пока не решена.

Данное исследование ставит целью заполнить пробелы в знаниях о связи финансовой грамотности россиян с социально-демографическими и психологическими факторами на данных трех волн всероссийского репрезентативного панельного обследования домохозяйств по потребительским финансам (2018, 2020 и 2022 гг.). Его новизна заключается в том, что использование регрессии с фиксированными эффектами отчасти решает проблему эндогенности в той части, которая связана с пропуском существенных и не изменяющихся во времени индивидуальных характеристик респондентов. Сначала мы обосновываем спецификацию нашей модели с опорой на существующие исследования в данной области, описываем переменные модели и объясняем нашу эмпирическую стратегию тестирования, в заключение представляем и обсуждаем полученные результаты.

База данных

В нашем исследовании используются данные Всероссийского обследования домохозяйств по потребительским финансам¹¹. Обследование является панельным, начиная с 2013 г. проведено пять раундов измерений, мы использовали три последних за 2018, 2020 и 2022 гг., в которых были заданы тестовые вопросы по финансовой грамотности. Обследование проводится на стратифицированной, многоступенчатой, вероятностной, территориальной адресной выборке, которая репрезентирует домохозяйства и респондентов от 18 лет в Российской Федерации. Она не репрезентативна для отдельных регионов (за исключением Москвы, Московской области и Санкт-Петербурга) и для верхней квинтильной доходной группы российских домохозяйств. Метод опроса — личные (face-to-face) интервью по месту проживания. В таблице 1 представлена информация о количестве домохозяйств и индивидов, опрошенных в каждой волне.

Таблица 1

Размер выборок исследования по годам

Источник: составлено авторами.

Поскольку мы использовали подвыборку индивидов, участвовавших хотя бы в двух из трех волн исследования, выборка для анализа в рамках панельной регрессии составила 16 209 уникальных индивидов (при этом количество наблюдений варьирует в зависимости от спецификации моделей из-за наличия пропущенных значений переменных), что составляет выборку из 33 634 наблюдений за три волны.

Обоснование спецификации модели

Обоснование спецификации нашей модели опирается на теоретические аргументы и полученные эмпирические оценки на данных зарубежных исследований, в которых решалась схожая задача. Адаптация данных моделей была проведена с учетом российского контекста.

В качестве зависимой переменной нашей модели мы используем подход к измерению финансовой грамотности, предложенный в работах Лусарди и Митчелл (Lusardi, Mitchell, 2011b, 2014). В них финансовая грамотность измеряется с помощью трех тестовых вопросов на понимание сложного процента, реальной величины банковского процента и диверсификации рисков (Lusardi, Mitchell, 2011а). Столь упрощенный способ измерения финансовой грамотности Лусарди и Митчелл обосновывали следующими аргументами. Во-первых, поскольку нужно оценить базовый уровень финансовой грамотности населения, следует задавать вопросы о самых простых терминах. Во-вторых, измерять нужно знания, релевантные задачам, с которыми люди сталкиваются в повседневной жизни, причем вопросы должны иметь общий характер и не быть привязаны к специфическим ситуациям или отдельным финансовым продуктам. В-третьих, тестовых вопросов не должно быть слишком много, чтобы не утяжелять анкету. В-четвертых, они должны хорошо дифференцировать людей по уровню финансовой грамотности. Авторы оценили предложенный ими способ измерения по указанным критериям и пришли к выводу, что вариант из трех вопросов наилучшим образом удовлетворяет всем перечисленным критериям.

В описанной выше методологии не запрещается расширять список вопросов за счет добавления тестов на понимание простого процента или соотношения риска и доходности разных финансовых инструментов. Например, А. Аткинсон и Ф. А. Месси (Atkinson, Messy, 2011) использовали шкалу из восьми вопросов. В методике измерения финансовой грамотности ОЭСР список вопросов был больше (21 вопрос в 2020 г.), включал нескольких разделов (знания, установки и поведение) и изменялся от волны к волне, отражая инновации на финансовых рынках. Так, в обновленной методике ОЭСР 2022 г. появился раздел по цифровой финансовой грамотности (OECD, 2022), при этом общее количество вопросов увеличилось до 30. Общий индекс финансовой грамотности рассчитывался как сумма правильных ответов на все вопросы по знаниям, поведению, установкам и цифровой финансовой грамотности, а частные индексы суммировали правильные ответы на вопросы указанных четырех блоков.

В нашем исследовании мы использовали схожую методику для расчета зависимой переменной в модели. Имеющиеся вопросы по финансовой грамотности во всероссийском обследовании домохозяйств по потребительским финансам мы разделили на три блока: первый — финансовая арифметика, второй — знания и поведение, третий — самооценка респондентами своего уровня финансовой грамотности. Индекс финансовой арифметики и индекс знаний и поведения рассчитывались как сумма правильных ответов на составляющие их вопросы. Тесты по финансовой арифметике включали четыре вопроса на понимание людьми простого и сложного процентов, реального банковского процента и инфляции. Индекс знаний и поведения состоял из четырех вопросов: два тестовых вопроса на понимание государственной системы страхования вкладов (что именно страхуется и в размере какой суммы), один тестовый вопрос на то, как соотносятся риски и доходность финансовых инструментов, и один вопрос о том, читает ли респондент договоры перед тем, как их подписывает. Последний вопрос задавался не в тестовой форме, респондентам предлагалось выбрать ответ, которые наиболее соответствует их поведению. Общий индекс финансовой грамотности был суммой этих двух частных индексов. Помимо этих индексов, мы также использовали вопрос о самооценке респондентами своего уровня по пятибалльной шкале наподобие того, как выставляются оценки в российских школах. Формулировки вопросов представлены в Приложении 1. Таким образом, в качестве зависимых переменных в моделях мы использовали четыре переменные: общий индекс, два частных индекса и самооценка респондентами своего уровня финансовой грамотности.

Единицей наблюдения являются индивиды. В качестве независимых мы использовали переменные, которые были ранее обоснованы и протестированы в аналогичных зарубежных исследованиях. Пол респондента — в большинстве зарубежных исследований существовал статистически значимый гендерный разрыв: мужчины более финансово грамотны, чем женщины (Lusardi, Mitchell, 2008, 2011b, 2014, 2023; Atkinson, Messy, 2012; Bucher-Koenen et al., 2017; Klapper, Lusardi, 2020; Yakoboski et al., 2022). Немногочисленные исследования, в которых пол незначим, были проведены либо на гомогенных выборках, либо в отношении отдельных индикаторов финансовой грамотности. Например, Дж. Белас и др. (Belas et al., 2016) сделали вывод об отсутствии значимых гендерных различий в ответах школьников и студентов в Чехии и Словакии на тестовые вопросы о сбережениях и кредитах. Лусарди и Митчелл (Lusardi, Mitchell, 2008) не выявили различий по полу в понимании инфляции на репрезентативной выборке взрослых в Новой Зеландии, при этом на остальные тестовые вопросы мужчины отвечали лучше женщин. В исследованиях ОЭСР также было выявлено отсутствие различий в уровне финансовой грамотности мужчин и женщин в ряде стран. В России по данным этого исследования в 2018 г. не было статистически значимых различий между мужчинами и женщинами, а в 2020 г. они появились, причем если в компонентах знаний и установок российские мужчины были несколько более грамотными, то по индексу поведения лидировали женщины. В исследовании 2018 г., кроме России, гендерные различия отсутствовали также в Кыргызстане и Казахстане (OECD, 2018, 2020). Причина отсутствия гендерных различий в этих двух странах, скорее всего, связана с тем, что хотя женщины зарабатывают меньше мужчин, их роль в управлении финансами домохозяйств достаточно велика. Так, в Казахстане в 2018 г. половину домохозяйств (49,3%) возглавляли женщины¹², в Кыргызстане в 2020 г. - 40,5%¹³.

Почему мужчины в области личных финансов грамотнее женщин в большинстве стран? Следуя логике экономической рациональности (Lusardi et al., 2017), индивиды прилагают усилия и вкладывают ресурсы в изучение финансовой грамотности, если издержки ее приобретения ниже отдачи от них. Поэтому тот факт, что уровень знаний и компетенций женщин в области личных финансов ниже, чем у мужчин, означает, что у женщин либо издержки выше, либо отдача от финансовой грамотности ниже, либо то и другое одновременно. Так, если гендерное распределение обязанностей внутри семьи предполагает, что основные финансовые решения принимают мужчины как главы домохозяйств, то у женщин нет необходимости в освоении финансовых компетенций. Кроме того, женщины менее склонны к риску, поэтому их потребности в знаниях о финансовых инструментах ограничиваются сберегательными вкладами в наиболее надежных банках.

Другое объяснение связывает более низкий результат женщин в ответах на тестовые вопросы по финансовой грамотности с тем, что они менее уверены в своих ответах, чаще мужчин затрудняются или отказываются отвечать на тестовые вопросы (Hasler, Lusardi, 2017; Bucher-Koenen et al., 2017), поэтому у женщин доля правильных ответов ниже, если в тестовых вопросах есть вариант «затрудняюсь ответить». В работе Л. Хоспидо и др. (Hospido et al., 2024) для тестирования гипотезы о том, что женщины не только менее финансово грамотны, но и менее уверены в своих знаниях, авторы провели рандомизированный эксперимент на выборке 6000 респондентов из Испании, предлагая отвечать на тестовые вопросы об инфляции, сложном проценте, диверсификации активов для снижения риска, сравнении размера стоимости ипотечного кредита при разных сроках кредитования и связи между инфляцией и ценой облигаций. Авторы выявили, что женщины чаще мужчин выбирали вариант «затрудняюсь ответить» при наличии такой опции.

Несмотря на то что большинство зарубежных исследований выявили наличие статистически значимых различий в уровне финансовой грамотности мужчин и женщин, в нашем исследовании мы предположили, что в российском контексте пол будет статистически не значим. С одной стороны, мужчины финансово грамотнее женщин в силу того, что умение разбираться в финансовых вопросах входит в гендерные ожидания, существующие в обществе по отношению к мужчинам. С другой стороны, из-за культурной укорененности советских практик в большинстве российских домохозяйств женщины управляют единолично или участвуют в управлении финансами наравне с супругом (Clarke, 2002; Ибрагимова, 2012). Согласно народной поговорке, которая отражает эту культурную практику, формальное признание главенства мужа в семейных отношениях компенсируется неформальной властью жены: «Мужчина — голова, а женщина шея —  куда шея повернет, туда голова и смотрит». Таким образом, отношение к финансам как к чему-то, чем должен заниматься исключительно мужчина, в России не так сильно распространено. К тому же в России у женщин выше уровень образования¹⁴ и потребность в обеспечении своего уровня жизни в старости, так как средняя продолжительность их жизни значительно больше, чем у мужчин (см. рисунок), что в сочетании с более низким уровнем личных доходов создает необходимость в знаниях о финансовых рынках и финансовых услугах (Fonseca et al., 2012).

Другой переменной, с которой могут быть связаны различия в уровне финансовой грамотности, является возраст. Причем связь возраста и финансовой грамотности не так тривиальна, как может показаться на первый взгляд. С одной стороны, с возрастом увеличиваются опыт людей и вероятность использования различных финансовых инструментов. Так, в молодости у потребителей возникает спрос на разные виды кредитов для финансирования получения образования. Когда образование получено, возникает необходимость в покупке квартиры или дома, которая реализуется с помощью ипотеки. Позднее возникает вопрос о формировании пенсионных сбережений, и потребители обращаются к инструментам фондового рынка напрямую или через посредников в виде негосударственных пенсионных фондов, ПИФов или страхования жизни. Таким образом, с увеличением возраста появляется опыт пользования различными финансовыми услугами, который сказывается положительно на знаниях и навыках в области личных финансов. Положительная связь финансовой грамотности с возрастом была обнаружена на выборке (N = 350) американских домохозяйств, собранной с помощью онлайн- и офлайн-опроса в 2011 г. (Alhenawi, Elkhal, 2013). Р. Хенагер и Б. Дж. Кьюд (Henager, Cude, 2016) также выявили наличие прямой связи финансовой грамотности с возрастом на репрезентативной для американского населения выборке (N = 23 727), собранной в рамках одной из волн (2012 г.) Национального исследования финансовой компетентности (National Financial Capability Study, NFCS).

Однако убедительны аргументы в пользу того, что связь между возрастом и финансовой грамотностью есть, но она не линейна: в первой половине жизни грамотность растет, однако после пика в середине жизни она снижается. Форма профиля финансовой грамотности по возрасту объясняется потребностями жизненного цикла, в котором именно в среднем возрасте финансовая активность людей максимальна, как и потребность в знаниях о личных финансах и понимании того, как функционируют финансовые рынки. Последние развиваются, поэтому опыт и знания пожилых, который у них был накоплен в предыдущие годы, может оказаться нерелевантным для текущего состояния финансовых рынков, а новый опыт не появляется в связп с отсутствием потребности, например, в пожилом возрасте людям уже не нужно брать ипотеку или кредиты на образование. Пожилым нерационально вкладываться в освоение новых знаний и навыков, которые они уже не смогут применить с выгодой для себя, поэтому знания о финансовых рынках достигают пика в 65-летнем возрасте, после чего финансовая грамотность идет на спад (Lusardi et al., 2017). К снижению финансовой грамотности в старости может приводить также и то, что с возрастом ухудшаются когнитивные способности¹⁵. Более низкий уровень финансовой грамотности пожилых по сравнению с людьми в среднем возрасте был зафиксирован в исследованиях (Lusardi, Mitchell, 2011а, 2014). При этом в ряде исследований уровень финансовой грамотности был одинаковым во всех возрастных группах (Sconti, Fernandez, 2023; OECD, 2018, 2020).

Дополнительной сложностью в вопросе о связи возраста и финансовой грамотности является различение эффекта возраста и когорты. Оценивая влияние возраста, нельзя забывать о том, что в срезовых исследованиях (cross-sectional studies) люди разных возрастов в то же время представляют собой людей из разных поколений, которые в формирующие годы своей социализации пережили события, существенно повлиявшие на их ценности и модели поведения (Strauss, Howe, 1991; Мангейм, 1998; Радаев, 2019). Низкий уровень финансовой грамотности у поколения бейби-бумеров был выявлен на американских данных (Lusardi, Mitchell, 2011b) на выборке 2004 г. обследования пожилого населения¹⁶, для которого были характерны не только проблемы с арифметическим счетом, но и отсутствие понимания базовых экономических понятий, например простого и сложного процента. В нашем исследовании мы предполагаем, что связь между возрастом и финансовой грамотностью нелинейная: сначала она будет увеличиваться с возрастом, а потом снижаться.

Образование во всех известных нам исследованиях положительно связано с финансовой грамотностью (Lusardi, Mitchell, 2011b, 2014, 2023; Lusardi et al., 2012; Lyons et al., 2006; Monticone, 2010; Zhan et al., 2006; Wagner, 2019, Kadoya, Khan, 2020; Klapper, Lusardi, 2020; Lusardi, Streeter, 2023; Vaahtoniemi et al., 2023). Более образованные люди способны найти и понять необходимую им информацию. В нашем исследовании по России мы также предполагаем обнаружить положительную связь между образованием и финансовой грамотностью. Предположительно, имеющие высшее и незаконченное высшее образование будут иметь более высокий уровень финансовой грамотности, чем не имеющие высшего образования.

Доход положительно связан с уровнем финансовой грамотности, поскольку дает возможность получить опыт пользования разными финансовыми инструментами и время на получение знаний в области личных финансов (OECD, 2018; Kadoya, Khan, 2020; Klapper, Lusardi, 2020). Важен вопрос о том, какой доход следует использовать в модели — индивидуальный доход респондента, общий или душевой доход домохозяйства? В большинстве исследований используются доходы домохозяйств как показатель объема ресурсов, которыми располагает домохозяйство респондента. При этом доход не может рассматриваться как детерминанта финансовой грамотности по двум причинам. Во-первых, он зависит от других факторов; во-вторых, финансовая грамотность может иметь обратное влияние на доход, поскольку более финансово грамотные могут получать более высокий доход.

В исследованиях выявлены как положительная взаимосвязь семейного положения с уровнем финансовой грамотности (Lusardi, Mitchell, 2011b, 2014; Brown, Graf, 2013;), так и ее отсутствие (Cole et al., 2009; Kadoya, Khan, 2020). Финансовая грамотность ниже среди разведенных и овдовевших индивидов (Lusardi, Tufano, 2009; Klapper, Lusardi, 2020). В нашем исследовании мы предполагаем, что наличие супруга или супруги будет связано с повышением финансовой грамотности респондентов. Люди в браке, с одной стороны, имеют больше ответственности, поскольку от их решений зависит благополучие не только их самих, но и их супругов и детей. С другой — наличие супругов позволяет аккумулировать знания и опыт обоих супругов при принятии финансовых решений, что повышает их финансовую грамотность.

В литературе существует дискуссия о различиях в уровне финансовой грамотности населения регионов внутри одной страны — Италии (Fornero, Monticone. 2011), Германии (Bucher-Koenen et al., 2024), США (Bumcrot et al., 2011), а также между жителями больших городов и сел (OECD, 2018). С точки зрения исследователей у жителей крупных городов более высокий уровень финансовых знаний, потому что у них больше возможностей получить знания в ходе взаимодействия с широким кругом лиц (Bumcrot et al., 2011). На данных опроса, проведенного в России в 2009 г., показано, что жители сел в гораздо большей степени зависят от государственного обеспечения и меньше инвестируют в частные схемы и сбережения, этим объясняется их более низкий уровень финансовой грамотности (Klapper, Panos, 2011). В межстрановом исследовании, выполненном по заказу ОЭСР, в России уровень финансовых знаний у жителей деревень и небольших городов значимо ниже, чем у жителей других типов населенных пунктов (OECD, 2018). При этом дифференциация населения внутри страны встречается не всегда (Vaahtoniemi et al., 2023; Klapper, Lusardi, 2020). Так, в Армении и Республике Беларусь статистически значимых различий по типу населенного пункта не выявлено, что, скорее всего, связано с тем, что размер данных стран невелик (OECD, 2018). В нашей модели переменные федеральный округ и тип населенного пункта будут использованы в качестве контрольных, поскольку Россия большая страна, в которой региональные различия значительны.

Более высокий уровень финансовой грамотности также может быть связан с наличием оплачиваемой занятости у респондентов, поскольку у имеющих оплачиваемую работу людей больше возможностей получить знания и навыки в личных финансах. Эта логика нашла подтверждение в работах, опубликованных в специальном выпуске журнала «Journal of Pension Economics & Finance» (Lusardi, Mitchell, 2011a, 2011b), на данных опросов американского трудоспособного населения (Lusardi, Streeter, 2023 ), в межстрановых исследованиях (Klapper, Lusardi, 2020), а также на данных по Германии (Bucher-Koenen et al., 2024). Чаще других групп правильные ответы давали самозанятые в Финляндии (Vaahtoniemi et al., 2023). В нашем исследовании мы также предполагаем выявить положительную связь занятости с уровнем финансовой грамотности.

Финансовая грамотность также связана с наличием банковского счета. По данным опроса, проведенного в более чем 140 странах Институтом Гэллапа в 2014 г., владельцы банковских счетов в среднем были несколько более финансово грамотными (Klapper et al., 2015, Klapper, Lusardi, 2020). Как и в случае с другими переменными, нельзя однозначно утверждать, в чем причина: наличие банковского счета делает людей более финансово грамотными или люди, лучше разбирающиеся в финансовых вопросах, способны открыть и пользоваться банковскими счетами. Довольно большая литература по исследованию направления причинно-следственной связи между финансовой грамотностью и финансовой доступностью не дает однозначного ответа на данный вопрос.

Особенностью развития банковского ритейла России являются зарплатные проекты банков, благодаря которым банковский рынок смог преодолеть низкий уровень доверия населения к банковской системе и низкий спрос на банковские продукты. В рамках зарплатных проектов банки открывают счета и выпускают карты для сотрудников организаций, на которые впоследствии и переводятся заработанные средства. Такая же система работает и для выплаты пенсий пенсионерам. В итоге большинство обладателей банковских счетов и банковских карт в России получили их в рамках зарплатных или пенсионных проектов. По данным регулярных всероссийских опросов ФОМа, проведенных по заказу Банка России, в апреле 2024 г. почти половина опрошенных (N = 2008) имели зарплатные или пенсионные банковские счета и карты, все остальные банковские продукты были значительно менее распространены¹⁷, а по данным Ассоциации ФинТех, опросившей физических лиц — клиентов банков (N = 750), более 81% знают о возможности сменить зарплатный банк через бухгалтерию, при этом большинство респондентов (61%) не выбирали зарплатный банк самостоятельно¹⁸. Таким образом, есть основания считать наличие банковского счета в России экзогенным фактором, и мы можем оценивать его влияние на финансовую грамотность. Мы предполагаем, что наличие банковского счета влияет на нее положительно.

Пользование интернетом не так часто появлялось в числе регрессоров в моделях факторов финансовой грамотности. Тем не менее в литературе можно встретить аргументы в пользу его включения в модель: благодаря наличию доступа к интернету пользователи могут получить информацию о финансовых услугах (Sabri, Aw, 2019), а цифровые технологии — упростить и удешевить доступ к ним (OECD, 2018, 2020).

Долгосрочные и краткосрочные предпочтения времени потребителей также могут быть связаны с финансовой грамотностью — если люди отдают предпочтение немедленному удовлетворению своих потребностей, то они менее заинтересованы в повышении своей финансовой грамотности, а те, кто думает о будущем, мотивированы ее повышать. Ориентация на будущее положительно связана с финансовой грамотностью: респонденты, которые считают размышления о будущем пустой тратой времени, как правило, менее финансово грамотны (Kadoya, Khan, 2020). Для операционализации данного понятия в измеряемый индикатор были использованы две переменные: курение и долгосрочные предпочтения времени, рассчитанные на основе трех анкетных вопросов об отношении к будущему. Мы предположили, что если респондент курит, то это означает, что его или ее предпочтения краткосрочны (Becker, Murphy, 1988; Chaloupka, 1991), следовательно, курильщики будут менее финансово грамотны. То же самое мы предположили и для переменной ориентации на будущее: чем короче временные предпочтения, тем ниже уровень финансовой грамотности.

Связь отношения к риску и финансовой грамотности не столь очевидна. С одной стороны, наличие склонности к риску означает готовность к инвестициям в высокодоходные и высокорискованные активы (Hyll, Irrek, 2015), что предполагает определенный уровень подготовки, например, умение оценивать риски и диверсифицировать вложения, даже если управлять деньгами будут специалисты. Те, кто не готов рисковать, скорее всего, предпочтут банковские вклады, для которых не нужны столь продвинутые знания. Таким образом, можно предположить, что связь между склонностью к риску и финансовой грамотностью будет положительной. С другой стороны, возможно и обратное: те, кто хочет избежать риска, будут больше заинтересованы в изучении возможностей и последствий своих действий, а рисковать станут те, кто действует на авось. В этом случае связь между склонностью к риску и финансовой грамотностью будет отрицательной. Возможно также отсутствие связи, если будут смешаны обе логики. В литературе немного работ о том, как связаны склонность к риску и финансовая грамотность, однако в имеющихся связь направлена от грамотности к риску: на данных нерепрезентативного опроса студентов государственных университетов, проведенного в 2021 г. в Испании, было обнаружено, что финансовые знания положительно влияют на толерантность к риску (Molina-Garcia et al., 2023). На данных опроса профессорского административного состава Ушакского университета в Турции также была выявлена положительная связь между финансовой грамотностью и толерантностью к риску (Bayar et al., 2020). В нашем исследовании мы предполагаем наличие положительной связи между склонностью к риску и финансовой грамотностью, при этом склонность к риску будет эндогенной переменной из-за возможности обратной причинно-следственной связи.

Финансовая грамотность также может быть связана со способностью контролировать свои эмоции. И хотя многие исследователи рассматривают самоконтроль как самостоятельный фактор благоразумного финансового поведения (Strömbäck et al., 2017; Mpaata et al., 2023), мы полагаем, что он может быть связан с финансовой грамотностью: если эмоции регулярно берут верх над разумом, нет смысла приобретать компетенции, которые требуют рассудительности и эмоциональной стабильности. В то же время возможна и обратная связь: программы повышения финансовой грамотности учат людей быть более сдержанными, избегать импульсивных покупок, что приводит к развитию способности контролировать свои эмоциональные порывы.

Операционализация понятий

Образование индивида включало три уровня: общее среднее и ниже, среднее специальное, высшее. Возраст — количество полных лет. Вопросы о семейном статусе по-разному задавались в трех волнах исследования, основное различие заключается в том, что в 2018 г. браком считался как формальный, так и неформальный, и наоборот — если формально брак был зарегистрирован, но партнеры не жили вместе, то они считались не состоявшими в браке. Переменная «Есть дети» принимала значение «1», если в домохозяйстве проживали дети 17 лет и моложе. Статус «Работают» приписывался тем, кто на вопрос об основном занятии отвечал, что они работают. Доход рассчитывался как общий доход домохозяйства за 12 месяцев. Наличие банковской карты определялось как наличие банковского счета или дебетовой карты, на которую респонденты получали заработную плату или пенсию, использовали для переводов денег, оплаты покупок, снятия наличных, а также накопительные счета и срочные вклады. Переменная «Пользуются интернетом» измерялась вопросом о том, пользуется респондент интернетом или нет, а переменная «Курят» — ответами да или нет на вопрос «Скажите, пожалуйста, вы курите?». Переменная «Избегают риска» измерялась на основе ответов на вопрос «Какое из этих утверждений лучше всего описывает Вас лично?», где 1 — готовность идти на значительные финансовые риски ради получения высокой прибыли, 4 — неготовность идти ни на какие финансовые риски. Более подробное описание операционализации переменных модели представлено в Приложении 2, описательные статистики для переменных — в Приложении 3.

Эмпирическая стратегия

Основной моделью оценки взаимосвязи финансовой грамотности и социально демографических и психологических характеристик была выбрана панельная линейная регрессия с индивидуальными фиксированными эффектами. Такая модель позволяет контролировать индивидуальные неизменяемые характеристики индивидов, что минимизирует последствия эндогенности, возникающей вследствие проблемы пропущенных переменных (Wooldridge, 2003). Проведенный тест Хаусмана подтверждает корректность использования данной спецификации по сравнению со спецификацией случайных эффектов, которая предполагает отсутствие корреляции индивидуальных эффектов с регрессами (Приложение 4). Переменные в модель добавляются поэтапно для оценки устойчивости коэффициентов и предсказательной силы модели в зависимости от ее спецификации. Первая модель оценивает влияние возраста при контроле года проведения опроса, исходя из предположения, что возраст нелинейно связан с финансовой грамотностью, добавлена переменная квадрата возраста. Вторая модель, помимо возраста, включает такие социально-демографические характеристики, как уровень образования, семейное положение, а также наличие детей. В третьей модели добавляются переменные наличия занятости и величина индивидуального дохода, в четвертой — наличие банковского счета и пользование интернетом. Пятая модель дополнительно содержит предпочтения времени и самоконтроля.

Для проверки полученных результатов на робастность используются два типа проверок. Первая: вместо основного показателя финансовой грамотности в качестве зависимой переменной применяются поочередно три показателя — финансовая арифметика, финансовые знания и самооценка уровня финансовой грамотности. Вторая: модели оцениваются отдельно для каждой волны. В этом случае в них дополнительно присутствуют переменные пола, типа населенного пункта, региона проживания, использовать которые невозможно в панельной регрессии с фиксированными эффектами. Дополнительно к волне 2022 г. добавляются переменные, которые есть только в опроснике за данный год: наличие трудностей с безналичными платежами, возможность осуществлять операции офлайн и занятость индивида в финансовой организации.

Результаты оценивания

Оценка основной для нашего исследования модели панельной регрессии с фиксированными эффектами показала, что практически все переменные, за исключением наличия детей и курения, имели статистически значимую связь с финансовой грамотностью и знаки коэффициентов соответствовали нашим предположениям (табл. 2).

Таблица 2

Панельная регрессия с фиксированными индивидуальными эффектами

Примечание. В скобках стандартные ошибки; *** р < 0,01, ** р <0,05, * р < 0,1. Переменные Пол, Тип населенного пункта и Округ проживания исключены в связи с отсутствием изменчивости по годам и охватываются индивидуальными фиксированными эффектами.

Источник: расчеты авторов.

Возраст индивида был связан нелинейно и профиль имел форму параболы с ветвями, опущенными вниз. Иными словами, у молодежи и пожилых людей финансовая грамотность ниже, чем у респондентов трудоспособного возраста, что также было выявлено в ряде других исследований (Kadoya, Khan, 2020; Kawamura, 2021; Lusardi, Streeter, 2023 ; Lusardi, Mitchell, 2023; Vaahtoniemi et al., 2023; Klapper, Lusardi, 2020; Bucher-Koenen et al., 2024). Рост на первом этапе обусловлен логикой жизненного цикла — увеличением потребности пользоваться финансовыми инструментами в среднем возрасте, а основной аргумент для снижения может быть связан с когортным эффектом: бейби-бумеры стали последним поколением, сформировавшимся в советское время, их опыт пользования финансовыми инструментами был ограничен банковскими счетами и вкладами, поскольку доверие к финансовым рынкам невелико в силу того, что их отношение к финансовым услугам сформировалось в 1990-е годы, «богатые» на финансовые потрясения и потери накоплений населением. Освоение новых финансовых технологий для людей этого поколения не представляет интереса, поскольку их финансовые стратегии ограничены вложениями в недвижимость, если для этого есть финансовые ресурсы, продолжением трудовой активности, если позволяет здоровье, или экономией, если отсутствуют первые два варианта.

Связь образования с финансовой грамотностью была положительной, как и в других рассмотренных работах (Lusardi, Streeter, 2023; Lusardi, Mitchell, 2023; Vaahtoniemi et al., 2023): по сравнению с людьми с общим средним образованием или ниже респонденты как со средним специальным, так и с высшим образованием были более финансово грамотными. Доход, а также наличие оплачиваемой занятости были положительно связаны с финансовой грамотностью, что соответствовало выводам, полученным на других выборках (OECD, 2018; Kadoya, Khan, 2020; Klapper, Lusardi, 2020). Статистически значимая положительная взаимосвязь выявлена между наличием банковского счета и уровнем финансовой грамотности: респонденты, имевшие банковские счета, были более финансово грамотны. Пользование интернетом также имело положительную связь с финансовой грамотностью (Sabri, Aw, 2019).

Финансово грамотные индивиды имели более высокую склонность к риску, что также соответствовало полученным в других исследованиях результатам (Bianchi, 2018; Korkmaz et al., 2021; Molina-Garcia et al., 2023; Bayar et al., 2020). Хуже разбирались в личных финансах люди с низкой способностью контролировать свои эмоции и с краткосрочными предпочтениями времени, что соответствует результатам исследователей, обнаруживших, что в Швеции индивиды с высоким уровнем самоконтроля более склонны регулярно сберегать средства, то есть они более грамотны в управлении личными финансами (Strömbäck et al., 2017).

Коэффициент при переменной курения оказался не значим в панельной регрессии, скорее всего потому, что в России курение больше связано с культурными практиками сообществ, в которых проживают индивиды, чем с индивидуальными временными предпочтениями. В регрессиях по годам курение было значимо и отрицательно связано с финансовой грамотностью при контроле пола и типа населенного пункта (Приложение 6). Наличие детей не коррелировало с финансовой грамотностью, как и в исследовании домохозяйств в Германии (Cumurovic, Hyll, 2016). Однако наличие супруга или супруги было положительно связано с финансовой грамотностью. Возможно, это обусловлено тем, что наличие супруга или супруги позволяет аккумулировать знания и опыт обоих супругов при принятии финансовых решений. Однако решение о вступлении в брак является эндогенной переменной, что не позволяет делать однозначного вывода о наличии и направлении связи.

Оценка модели на устойчивость показала, что значимость и знаки коэффициентов сохраняются для большинства спецификаций модели, за исключением нескольких случаев. Так, для финансовой арифметики не значимыми оказались возраст, образование, доход и наличие банковского счета, а для самооценки финансовой грамотности — наличие супруга или супруги, а также банковской карты или счета. Помимо этого, самооценка значимо отличалась только у людей с высшим образованием, а имевшие среднее специальное образование не считают себя более грамотными по сравнению с теми, у кого есть среднее общее образование или ниже. Для возраста значимым остался только коэффициент при одной переменной, из чего следует, что самооценка финансовой грамотности снижалась с возрастом. Пользование интернетом, как и предполагалось, связано с финансовой грамотностью положительно, за исключением модели, в которой зависимой переменной были финансовые знания. Скорее всего, это связано с тем, что среди пользователей интернета есть те, кто не интересуется информацией о личных финансах (Приложение 5).

Оценка моделей на данных по годам также подтвердила устойчивость наших выводов о связи финансовой грамотности с социальнодемографическими и психологическими переменными. Дополнительно мы смогли протестировать гипотезу об отсутствии гендерных различий в уровне финансовой грамотности, оценка показала правильность нашего предположения о том, что пол в российском контексте не значим. Результаты схожи с исследованием, проведенным в России для Международной программы по оценке образовательных достижений учащихся (PISA) (OECD, 2014), в котором было выявлено отсутствие статистической значимости различий в ответах на вопросы по финансовой грамотности у юношей и девушек. Также отсутствие гендерных различий в уровне финансовой грамотности было выявлено на данных по России и Восточной Германии (Lusardi, Mitchell, 2011а) (см Приложение 6).

Заключение

Целью данного исследования была оценка связи финансовой грамотности россиян с социально-демографическими и психологическими характеристиками на данных трех волн всероссийского репрезентативного панельного обследования домохозяйств по потребительским финансам (2018, 2020 и 2022 гг.). Для решения данной проблемы мы использовали регрессии с фиксированными эффектами, что отчасти решило проблему эндогенности в той ее части, которая связана с пропуском существенных переменных. Полученный результат свидетельствует о том, что возраст индивида связан нелинейно и профиль имеет форму параболы с ветвями, опущенными вниз. Связь образования с финансовой грамотностью положительная: респонденты как со средним специальным, так и с высшим образованием более финансово грамотны по сравнению с людьми с общим средним образованием или ниже. Доход, пользование интернетом, наличие супруга или супруги, оплачиваемой занятости, банковского счета положительно связаны с финансовой грамотностью. Хуже разбираются в личных финансах люди с низкой склонностью к риску, не способные контролировать свои эмоции и имеющие краткосрочные предпочтения времени. Дополнительно оцененные модели для проверки полученных результатов на устойчивость также позволили сделать вывод о незначимости влияния пола на уровень финансовой грамотности.

¹Репрезентативная выборка школьников выпускных классов (N = 1532).

²Health and Retirement Study 2004. Module 8: Retirement planning, p. 5. https: hrs.isr. umich.edu sites default files meta 2004 core qnaire online 30hr04Mod8.pdf

³Армения, Колумбия, Ливан, Мексика, Нигерия, Турция и Уругвай.

⁴National Financial Capability Study (NFCS) — около 500 человек на один штат, всего около 25 тыс. респондентов, https: gflec.org initiatives national-financial-capability-study

⁵В настоящее время три волны (2009, 2014, 2019 гг.). Размер выборки около 15 тыс. респондентов (CATI), https: www.canada.ca en financial-consumer-agency programs research canadian-financial-capability-survey-2019.html

⁶https: doi.org 10.5255 UKDA-SN-5697-1. N = 5328, личные интервью.

⁷https: doi.org 10.5255 UKDA-SN-8184-2. N = 3461, личные интервью и самостоятельное заполнение анкет.

⁸https: doi.org 10.5255 UKDA-SN-8454-2. N = 5974, личные интервью и CAWI.

⁹Financial literacy questionnaire for PISA 2022 Main Survey Version (International Option), https: www.oecd.org pisa data 2022database CY8 20211 l_QST_MS_FLQ_NoNotes.pdf

¹⁰https: doi.org 10.5255 UKDA-SN-8668-1. N = 3,745, личные интервью и CAWI.

¹¹Всероссийское обследование домохозяйств по потребительским финансам, https: cbr. ru ec_research vserossiyskoe-obsledovanie-domokhozyaystv-po-potrebitel-skim-finansam

¹²Женщины и мужчины Казахстана: 2018—2022: стат. сб.

¹³Женщины и мужчины Кыргызской Республики: 2018 — 2022.

¹⁴Росстат. Женщины и мужчины России. 2022: стат. сб. С. 56.

¹⁵https: www.who.int news-room fact-sheets detail dementia

¹⁶Health and Retirement Survey, https: hrs.isr.umich.edu about

¹⁷https: www.cbr.ru Collection Collection File 49114 inFOM_24-04.pdf

¹⁸https: www.fintechru.org api download ?id=3055&fid=2270

Список литературы / References

1. Ибрагимова Д. X. (2012). Кто управляет деньгами в российских семьях? Экономическая социология. Т. 13, № 3. С. 22 — 56. [Ibragimova D. К. (2012). Who manages money in Russian households? Economic Sociology, Vol. 13, No. 3, pp. 22 — 56. (In Russian).]
2. Колачев H. И., Рутковская E. Л., Ковалева Г. С., Половникова А. В. (2021). Факторы финансовой грамотности российских школьников на примере результатов исследования PISA-2018 Вопросы образования. № 4. С. 166 — 186. [Kolachev N. I., Rutkovskaya E. L., Kovaleva G. S., Polovnikova A. V. (2021). Predictors of Russian students’ financial literacy: The PISA 2018 results. Educational Studies, No. 4, pp. 166-186. (In Russian).] https: doi.org 10.17323 1814-9545-20214-166-186
3. Кузина О. E. (2009). Финансовая грамотность молодежи / Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. Т. 4, № 92. С. 157—177. [Kuzina О. Е. (2009) Financial literacy among the young. Monitoring of Public Opinion: Economic and Social Changes, Vol. 4, No. 92, pp. 157 — 177. (In Russian).]
4. Кузина О. E. (2015). Финансовая грамотность и финансовая компетентность: определение, методики измерения и результаты анализа в России // Вопросы экономики. № 8. С. 129 — 148. [Kuzina О. Е. (2015). Financial literacy and financial capability: Definition, measurement methods, and analysis in the case of Russia. Voprosy Ekonomiki, No. 8, pp. 129 — 148. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2015-8-129-148
5. Кузина О. E., Моисеева Д. В. (2021). Стратегии финансового поведения россиян: понятие, динамика, факторы. Вопросы экономики. № 10. С. 71 — 88. [Kuzina О. Е., Moiseeva D. V. (2021) Strategies of financial behavior of Russians: Concept, dynamics, factors. Voprosy Ekonomiki, No. 10, pp. 71 — 88. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2021-10-71-88
6. Мангейм К. (1998). Проблема поколений. Новое литературное обозрение. № 2. С. 7 — 47. [Mannheim К. (1998). Theory of generations. Novoe Literaturnoe Obozrenie, No. 2, pp. 7—47. (In Russian).]
7. Радаев В. (2019). Миллениалы: как меняется российское общество. М.: Изд. дом Высшей школы экономики. [Radaev V. (2019). Millennials: How Russian society is changing. Moscow: HSE University. (In Russian).]
8. Alhenawi Y, Elkhal K. (2013). Financial literacy of US households: Knowledge vs. longterm financial planning. Financial Services Review, Vol. 22, No. 3, pp. 211—244. Available at SSRN: https: ssrn.com abstract=2532068
9. Atkinson A., McKay S., Kempson E., Collard S. (2006). Levels of financial capability in the UK: Results of a baseline survey. Personal Finance Research Centre, University of Bristol.
10. Atkinson A., Messy F. A. (2011). Assessing financial literacy in 12 countries: An OECD INFE international pilot exercise. Journal of Pension Economics and Finance, Vol. 10, No. 4, pp. 657-665. https:/ doi.org 10.1017 S1474747211000539
11. Atkinson A., Messy F. A. (2012). Measuring financial literacy: Results of the OECD International Network on Financial Education (INFE) Pilot Study. OECD Working Papers on Finance, Insurance, and Private Pensions, No. 15. Paris: OECD Publishing, https: doi.org 10.1787 5k9csfs90fr4-en
12. Bayer P. J., Bernheim B. D., Scholz J. K. (1996). The effects of financial education in the workplace: Evidence from a survey of employers. NBER Working Paper, No. 5655. https://doi.org 10.3386 w5655
13. Bayar Y., Sezgin H. F., Öztürk Ö. F., $a§maz M. Ü. (2020). Financial literacy and financial risk tolerance of individual investors: Multinomial logistic regression approach. Sage Open, Vol. 10, No. 3. https:/ doi.org 10.1177 2158244020945717
14. Becker G. S., Murphy К. M. (1988). A theory of rational addiction. Journal of Political Economy, Vol. 96, No. 4, pp. 675—700. https: doi.org 10.1086 261558
15. Belas J., Nguyen Т. A. N., Smrcka L., Kolembus J., Cipovovä E. (2016). Financial literacy of secondary school students. Case study from the Czech Republic and Slovakia. Economics and Sociology, Vol. 9, No. 4, pp. 191—206. https: doi.org 10.14254 2071-789X.2016 9-4 12
16. Bianchi M. (2018). Financial literacy and portfolio dynamics. Journal of Finance, Vol. 73, No. 2, pp. 831-859. https: doi.org 10.1111 jofi.12605
17. Brown M., Graf R. (2013). Financial literacy and retirement planning in Switzerland. Numeracy, Vol. 6, No. 2, article 6. https:/ doi.org 10.5038 1936-4660.6.2.6
18. Bucher-Koenen T., Janssen B., Knebel C., Tzamourani P. (2024). Financial literacy, stock market participation, and financial wellbeing in Germany. Journal of Financial Literacy and Wellbeing, Vol. 1, No. 3, pp. 486—513. https: doi.org 10.1017 flw.2024.5
19. Bucher-Koenen T., Lusardi A., Alessie R., van Rooij M. (2017). How financially literate are women? An overview and new insights. Journal of Consumer Affairs, Vol. 51, No. 2, pp. 255-283. https: doi.org 10.1111 joca.12121
20. Bumcrot C. D., Lin J., Lusardi A. (2011). The geography of financial literacy. Numeracy, Vol. 6, No. 2, article 2. https: doi.org 10.5038 1936-4660.6.2.2
21. Chaloupka F. (1991). Rational addictive behavior and cigarette smoking. Journal of Political Economy, Vol. 99, No. 4, pp. 722—742. https: doi.org 10.1086 261776
22. Chen H., Volpe R. P. (1998). An analysis of personal financial literacy among college students. Financial Services Review, Vol. 7, No. 2, pp. 107—128. https:/ doi.org ' 10.1016 S1057-0810(99)80006-7
23. Clarke S. (2002). Budgetary management in Russian households. Sociology, Vol. 36, No. 3, pp. 539-557. https: doi.org 10.1177 0038038502036003003
24. Cole S., Sampson T., Zia B. (2009). Financial literacy, financial decisions, and the demand for financial services: Evidence from India and Indonesia. Harvard Business School Working Paper, No. 09-117.
25. Cumurovic A., Hyll W. (2016). Financial literacy and self-employment. IWH Discussion Papers, No. 11 2016.
26. Fonseca R., Mullen K. J., Zamarro G., Zissimopoulos J. (2012). What explains the gender gap in financial literacy? The role of household decision making. Journal of Consumer Affairs, Vol. 46, No. 1, pp. 90 — 106. https:/ doi.org 10.1111 j.1745-6606.2011.01221.x
27. Fornero E., Monticone C. (2011). Financial literacy and pension plan participation in Italy. Journal of Pension Economics and Finance, Vol. 10, No. 4, pp. 547—564. https: doi.org 10.1017 S1474747211000473
28. Gagarina M. A., Shantseva A. A. (2017). Socio-psychological peculiarities and level of financial literacy of Russian debtors. Review of Business and Economics Studies, Vol. 5, No. 2, pp. 5—22.
29. Gilenko E., Chernova A. (2021). Saving behavior and financial literacy of Russian high school students: An application of a copula-based bivariate probit-regression approach. Children and Youth Services Review, Vol. 127, article 106122. https: doi.org 10.1016 j.childyouth.2021.106122
30. Hasler A., Lusardi A. (2017). The gender gap in financial literacy: A global perspective. Global Financial Literacy Excellence Center (GFLEC), George Washington University School of Business.
31. Henager R., Cude B. J. (2016). Financial literacy and long- and short-term financial behavior in different age groups. Journal of Financial Counseling and Planning, Vol. 27, No. 1, pp. 3-19. https: doi.org 10.1891 1052-3073.27.1.3
32. Hyll W., Irrek M. (2015). The impact of risk attitudes on financial investments. IWH Discussion Papers, No. 10 2015.
33. Hospido L., Iriberri N., Machelett M. (2024). Gender gaps in financial literacy: A multiarm RCT to break the response bias in surveys. Banco de Espana Working Paper, No. 2401. https: doi.org 10.2139 ssrn.4688569
34. Kadoya Y., Khan M. S. R. (2020). What determines financial literacy in Japan? Journal of Pension Economics and Finance, Vol. 19, No. 3, pp. 353 — 371. https:/ doi.org 10.1017 S1474747218000379
35. Kawamura Т., Mori Т., Motonishi Т., Ogawa К. (2021). Is financial literacy dangerous? Financial literacy, behavioral factors, and financial choices of households. Journal of the Japanese and International Economies, Vol. 60, article 101131. https: doi.org 10.1016 j.jjie.2021
36. Kempson E., Collard S., Moore N. (2006). Measuring financial capability: An exploratory study. In: Consumer financial capability: Empowering European consumers. Brussels: European Credit Research Institute, pp. 39—76.
37. Kempson H. E., Perotti V., Scott К. M. (2013). Measuring financial capability: A new instrument and results from low- and middle-income countries. Washington, DC: World Bank Group.
38. Klapper L. F., Panos G. A. (2011). Financial literacy and retirement planning in view of a growing youth demographic: The Russian case. Netspar Discussion Paper, No. 01 2011-017. https://doi.org 10.2139 ssrn.1809723
39. Klapper L., Lusardi A. (2020). Financial literacy and financial resilience: Evidence from around the world. Financial Management, Vol. 49, No. 3, pp. 589 — 614. https: doi.org 10.1111 fima.12283
40. Klapper L., Lusardi A., Panos G. A. (2013). Financial literacy and its consequences: Evidence from Russia during the financial crisis. Journal of Banking and Finance, Vol. 37, No. 10, pp. 3904-3923. https: doi.org 10.1016 j.jbankfin.2013.07.014
41. Klapper L., Lusardi A., Van Oudheusden P. (2015). Financial literacy around the world. Insights from the Standard & Poor’s Ratings services global financial literacy survey. Washington DC: World Bank.
42. Korkmaz A. G., Yin Z., Yue P., Zhou H. (2021). Does financial literacy alleviate risk attitude and risk behavior inconsistency? International Review of Economics and Finance, Vol. 74, pp. 293 — 310. https: doi.org 10.1016 j.iref.2021.03.002
43. Kuzina O. (2011). The level of financial literacy of Russians: Before and during the crisis of 2008—2009. Economic Sociology: The European Electronic Newsletter, Vol. 12, No. 2, pp. 27—43
44. Lusardi A., Michaud P.-С., Mitchell O. S. (2017). Optimal financial knowledge and wealth inequality. Journal of Political Economy, Vol. 125, No. 2, pp. 431 — 477. https:/ doi.org 10.1086 690950
45. Lusardi A., Mitchell O. S. (2008). Planning and financial literacy: How do women fare? American Economic Review, Vol. 98, No. 2, pp. 413 — 417. https: doi.org 10.1257 aer.98.2.413
46. Lusardi A., Mitchell O. S. (2014). The economic importance of financial literacy: Theory and evidence. Journal of Economic Literature, Vol. 52, No. 1, pp. 5 — 44. https: doi.org 10.1257 jel.52.1.5
47. Lusardi A., Mitchell O. S., Curto V. (2012). Financial sophistication in the older population. NBER Working Paper, No. 17863. https: doi.org 10.3386 wl7863
48. Lusardi A., Mitchell O. S. (2023). The importance of financial literacy: Opening a new field. Journal of Economic Perspectives, Vol. 317, No. 4, pp. 137—154. https: doi.org 10.1257 jep.37.4.137
49. Lusardi A., Mitchell O. S. (2011a). Financial literacy around the world: An overview. Journal of Pension Economics and Finance, Vol. 10, No. 4, pp. 497—508. https: doi.org 10.1017 S1474747211000448
50. Lusardi A., Mitchell O. S. (2011b). Financial literacy and retirement planning in the United States. Journal of Pension Economics and Finance, Vol. 10, No. 4, pp. 509-525. https: doi.org 10.1017 S147474721100045X
51. Lusardi A., Streeter J. L. (2023). Financial literacy and financial well-being: Evidence from the US. Journal of Financial Literacy and Wellbeing, Vol. 1, No. 2, pp. 169 — 198. https: doi.org 10.1017 flw.2023.13
52. Lusardi A., Tufano P. (2009) Debt literacy, financial experiences, and over indebtedness. NBER Working Paper, No. w!4808. https: //doi.org 10.3386 w!4808
53. Lyons A. C., Chang Y., Scherpf E. (2006). Translating financial education into behavior change for low-income populations. Financial Counseling and Planning, Vol. 17, No. 2, pp. 27—45.
54. Mandell L. (1997). Our vulnerable youth: The financial literacy of American 12^th graders. Washington, DC: The Jump$tart Coalition for Personal Financial Literacy.
55. Mandell L. (2008). The financial literacy of young American adults: Results of the 2008 national JumpSTart Coalition survey of high school seniors and college students. Washington DC: The Jump$tart Coalition for Personal Financial Literacy, http: // www.jumpstart.org assets files 2008SurveyBook.pdf
56. Molina-Garcia A., Cisneros-Ruiz A. J., Lopez-Subires M. D., Dieguez-Soto J. (2023). How does financial literacy influence undergraduates’ risk-taking propensity? International Journal of Management Education, Vol. 21, No. 3, article 100840. https: doi.org 10.1016 j.ijme.2023.100840
57. Monticone C. (2010). How much does wealth matter in the acquisition of financial literacy? Journal of Consumer Affairs, Vol. 44, No. 2, pp. 403—422. https:/, doi.org 10.1111 j.1745-6606.2010.01175.x
58. Mpaata E., Koske N., Saina E. (2023). Does self-control moderate financial literacy and savings behavior relationship? A case of micro and small enterprise owners. Current Psychology, Vol. 42, pp. 10063 —10076. https: doi.org 10.1007 s!2144-021-02176-7
59. OECD (2012). OECD INFE high-level principles on national strategy for financial education. Paris: OECD Publishing, https: doi.org 10.1787 12e3989f-en
60. OECD (2014). PISA 2012 Results: Students and money: Financial literacy skills for the 21^st century, Vol. VI. Paris: OECD, https: doi.org 10.1787 9789264208094-en
61. OECD (2016). OECD INFE international survey of adult financial literacy competencies. Paris: OECD Publishing, https: doi.org 10.1787 28b3a9cl-en
62. OECD (2018). Levels of financial literacy in Eurasia. Paris: OECD Publishing, https: doi.org 10.1787 la064del-en
63. OECD (2020). OECD INFE 2020 international survey of adult financial literacy. Paris: OECD Publishing, https: doi.org 10.1787 145f5607-en
64. OECD (2022). OECD INFE toolkit for measuring financial literacy and financial inclusion 2022. Paris: OECD Publishing, https: doi.org 10.1787 cbc4114f-en
65. OECD (2023a). National strategy for financial education for Poland. Paris: OECD Publishing, https: ^z/doi.org 10.1787 2e954031-en
66. OECD (2023b). OECD INFE 2023 international survey of adult financial literacy.
67. OECD Business and Finance Policy Papers, No. 39. Paris: OECD Publishing, https:/ doi.org 10.1787 56003a32-en
68. Ouachani S., Belhassine O., Kammoun A. (2021). Measuring financial literacy: A literature review. Managerial Finance, Vol. 47, No. 2, pp. 266—281. https: doi.org 10.1108 MF-04-2019-0175
69. Rutledge S. L. (2010). Consumer protection and financial literacy: Lessons from nine country studies. World Bank Policy Research Working Paper, No. 5326. https: 4/ doi.org 10.1596 1813-9450-5326
70. Sabri M. F., Aw E. С. X. (2019). Financial literacy and related outcomes: The role of financial information sources. International Journal of Business and Society, Vol. 20, No. 1, pp. 286—298.
71. Sconti A., Fernandez D. (2023). The importance of financial literacy: Evidence from Singapore. Journal of Financial Literacy and Wellbeing, Vol. 1, No. 2, pp. 225—243. https:Zdoi.org 10.1017 flw.2023.11
72. Stolper О. A., Walter A. (2017). Financial literacy, financial advice, and financial behavior. Journal of Business Economics, Vol. 87, pp. 581 — 643. https: doi.org 10.1007 S11573-017-0853-9
73. Strauss W., Howe N. (1991) Generations: The history of America's future, 1584 to 2069. New York: William Morrow & Company.
74. Strömbäck C., Lind T., Skagerlund K., Västfjäll D., Tinghög G. (2017). Does selfcontrol predict financial behavior and financial well-being? Journal of Behavioral and Experimental Finance, Vol. 14, pp. 30 — 38. https: doi.org 10.1016 j.jbef. 2017.04.002
75. Taylor М. (2011). Measuring financial capability and its determinants using survey data. Social Indicators Research, Vol. 102, No. 2, pp. 297—314. https: doi.org 10.1007 S11205-010-9681-9
76. Vaahtoniemi S., Buturak G., Kalmi P., Ruuskanen O.-P. (2023). Financial literacy and its determinants and consequences: New survey evidence from Finland. Journal of Financial Literacy and Wellbeing, Vol. 1, No. 2, pp. 368 — 402. https:/ doi.org ' 10.1017 flw.2023T4
77. Wagner J. (2019). Financial education and financial literacy by income and education groups. Journal of Financial Counseling and Planning, Vol. 30, No. 1, pp. 132 — 141. https: doi.org 10.1891 1052-3073.30.1.132
78. Wooldridge J. (2003). Introductory econometrics: A modern approach, 5^th ed. Mason: Nelson Education.
79. Yakoboski P. J., Lusardi A., Hasler A. (2022). How financial literacy varies among U.S. adults: The 2022 TIAA Institute-GFLEC Personal Finance Index. TIAA Institute Research Paper Series, No. 2022-01. https:/ doi.org 10.2139 ssrn.4256989
80. Zaimovic A., Torlakovic A., Arnaut-Berilo A., Zaimovic T., Dedovic L., Meskovic M. N. (2023). Mapping financial literacy: A systematic literature review of determinants and recent trends. Sustainability, Vol. 15, No. 12, article 9358. https:/ doi.org 10.3390 sul5129358
81. Zhan M., Anderson S. G., Scott J. (2006). Financial knowledge of the low-income population: Effects of a financial education program. Journal of Sociology and Social Welfare, Vol. 33, No. 4, article 4. https: doi.org 10.15453 0191-5096.3135