К поискам формулы развития России

Как представляется, все больше концентрируясь на задачах развития, руководство России порывает под влиянием реалий с антинаучной и разрушительной рыночной догмой ухода государства из экономики, обращаясь к перспективным программам развития. Правительством утверждена долгосрочная концепция социально-экономического развития России до 2020 г. Намечена разработка прогнозных вариантов развития до 2030 г. и далее. Тем самым на высшем уровне признана необходимость вступления нашей страны в качественно новый период развития, с подключением новых технологических и организационных возможностей, обусловленных современными достижениями научно-технического прогресса. С учетом отставания в производительности труда, эффективности и наукоемкости национального производства поставленные задачи являются масштабными и требуют для своего решения предельно напряженных усилий всего общества. Думается, очевидно, что вновь открывающееся историческое пространство должно стать прорывным для страны.

В связи с поворотом к новому этапу экономические научные коллективы осмысливают сейчас и углубленно исследуют, какой должна быть социально-экономическая политика открывающегося периода. Время спрессовано и не должно растрачиваться впустую, на отвлеченные доктринальные построения. В отечественной экономической науке уже имеются разработки, фундаментальные в теоретическом отношении и актуальные в практическом, которые могут и должны быть востребованы.
Исходя из требований времени, особый научный и практический интерес представляют фундаментальные постановки в статье С. Губанова «Неоиндустриализация плюс вертикальная интеграция (о формуле развития России»), опубликованной журналом «Экономист» (№ 9 за 2008 г.).
Мы тоже считаем, что для выбора пути надо исходить из опыта своей страны, а также передовых экономических тенденций, сложившихся за последние 50-80 лет в развитых странах мира. Справедливым и обоснованным видится разделяемый нами тезис автора, что судьба нашей страны определилась примерно на рубеже 1960-х гг., когда по сравнению с наиболее развитыми державами в одно и то же с ними историческое время у нас произошел противоположно направленный перелом экономического развития.
Действительно, СССР принялся тогда за замену прежней планово-целевой функции деятельности своих предприятий, сфокусированной на росте производительности труда, снижении себестоимости, удовлетворении общественных потребностей и увеличении фонда капитальных вложений. Взамен прежней линии был взят курс на усиление хозяйственной обособленности производственных звеньев и максимизацию прибыли.
И, как правильно подчеркивает автор, помимо неоправданного и недопустимого сужения целевой функции (прибыль уже национального дохода) принятая хозяйственная политика не проводила никакого различия между краткосрочной и долгосрочной прибылью, а главное - между извлечением прибыли из промежуточного производства, сырьевого и добывающего, и ее извлечением из конечного производства, выпускающего продукцию конечного потребления, с высокой добавленной стоимостью.

Это - принципиально новое, крайне важное теоретическое положение. Оно во многом меняет основные представления об эволюции и развитии современных макроэкономических систем. И позволяет дать убедительное объяснение причин, истоков и корней ставшего теперь печально известным феномена, именуемого «голландской болезнью».
Как выясняется, этот феномен свойственен исключительно лишь для таких экономических систем, которые запрограммированы - отношениями собственности, обособленным организационным строением и децентрализованным хозяйственным механизмом - на максимизацию прибыли промежуточного производства. Это именно та система хозяйствования, к которой привели советские реформы на рубеже 1960-х гг. и которую институционально, частной собственностью, закрепили деструктивные реформы 1990-х гг. Отсюда и провальные их результаты, которые, согласно названному теоретическому положению, просто не могли быть иными.
Столь ясное и аргументированное объяснение в сущности объективно предопределенного провала и глубочайшего системного кризиса экономики, подчиненной максимизации краткосрочной и сырьевой прибыли, составляет несомненное приращение современного научно-экономического знания.
При этом верно установлен и факт разнонаправленного с 1960-х гг. движения СССР и Запада. Советское руководство, находясь по инерции в эйфории после победы в Великой Отечественной войне, появления социалистического лагеря, успехов послевоенного восстановления народного хозяйства, прорыва в космос и эру атомной энергии, приняло курс на экономическое соревнование и заранее провозгласило свою скорую победу в нем. Но не сумело в полной мере оценить разрушительный характер и учесть последствия затеянных тогда хозяйственных реформ, изначально нацеленных на возврат к производству ради прибыли (неправомерно названной «социалистической»).
Запад же не замедлил с ответом. Его силой стал опыт преодоления «Великой депрессии». Убедившись в бесплодности, бесперспективности погони за прибылью, не спасавшей и не спасшей предприятия от массовой гибели, Запад последовал противоположной, нежели СССР I960- 1970-х п., стратегии. И попреки тому, что позже вбивалось в головы нашего населения, это не была стратегия свободного рынка. Там поняли, что защищать производство от превратностей стихии надо развертыванием современных многоотраслевых вертикально интегрированных диверсифицированных концернов, противопоставивших рыночным рискам эффективную кооперацию хозяйственных связей, непрерывное совершенствование продукции и новые связи со своими покупателями.
Ядром вертикально интегрированных аруктур являются длинные плановые цепочки заводов-переделов, передающих друг другу обрабатываемую продукцию по трансфертным ценам. Подобная организация означает отказ от получения частных прибылей через промежуточные предприятия. Концерны и корпорации организовали десятки, сотни тысяч мелких и средних производственных подрядчиков, миллионы дилеров-трейдеров в сфере сбыта и услуг, консолидировали ими вокруг себя армии своих покупателей, создали мощные научные подразделения и, главное, противопоставили стихии рынка непрерывное повышение качества продукции. Такие структуры куда устойчивее, нежели отраслевые тресты первой волны монополизации. Они не «застревают» на производстве-перепроизводстве ради прибыли, а непрерывно обновляют продукцию и реже «тонут» от расширения ее выпуска. Но все же не это главное.
Вертикально-интегрированный капитализм отодвинул прибыль потому, что традиционная частная прибыль стала мешать высшей результативности хозяйствования сверхкорпораций, ТНК, современных концернов, получению ими главного эффекта современного общественного производства - эффекта синергии, или взаимного усиления действия, интеграции, и, как результат, завоевания мирового рынка.
Своим хозяйственным опытом именно межотраслевые концерны «открыли» для Запада этот эффект. Даже когда в единую цепочку объединяются только три ранее самостоятельных предприятия, в их едином обороте дважды исчезает стоимость израсходованных средств производства. Первое и второе предприятия цепочки уже не имеют частной прибыли, а потому интегральный синергизм уменьшения издержек перекрывает «потерю». В цепочках же современных концернов (ТНК) работают десятки, даже сотни заводов. Интегральный и вполне материальный эффект от создания таких цепочек трудно поддается не только расчетам, но и воображению. Однако, и он кратно умножается при каждом повышении производительности труда, выразившемся в уменьшении трудоемкости и производственных затрат на единицу продукции.
Например, если в первых заводах-переделах цепочки повышена производительность и достигнуто уменьшение затрат, таковое не уничтожается ее трансформацией в локальную прибыль, как при старом капитализме, а сохраняется и передается по цепочке дальше. Повторившись в каждом производственном звене, оно вырастает в огромную величину. Поэтому концерн, в отличие от трестов начала XX в., сильнее заинтересован в повышении производительности, внедрении новшеств, экономии производственных издержек. Концерны (ТНК) не покончили с отчуждением труда, но тем не менее стали питомниками прогрессивных качественных изменений капиталистического производства.
Это открытие западной экономики - вертикальная интеграция с фокусированием не на прибыли, а на непрерывности повышения качества продукции, роста производительности труда, уменьшения издержек, эффект синергии -прошло мимо внимания послевоенного руководства СССР и даже некоторых экономистов. Директора предприятий отбивались от реального совершенствования производства, всячески завышали затраты. Отношение к НТП изменилось к худшему. Так, при системе хозрасчета предприятия в СССР на двести рабочих приходилось лишь одно рационализаторское предложение, тогда как в японских концернах - десятки от одного рабочего.
Ускоряющий механизм Запада включил также качественно новую экономическую роль государства. Здесь не только кейнсианское подкрепление совокупного спроса. Это и принятие государством на себя бремени финансирования фундаментальной науки, образования и подготовки кадров, ресурсного обеспечения концернов, функций пробивания им путей на мировых рынках, макроэкономических прогнозирования, регулирования, планирования. Концерны де-факто функционируют как государственно патронируемые, опекаемые, обеспечиваемые и оберегаемые, но развитие все активнее выдвигает на первый план также и государственное владение пакетами их акций.
Нам представляется верным, что государственно-корпоративный капитализм второй половины XX в. создал новую экономическую действительность, более эффективный экономический механизм, нежели тот, который в облике работы на прибыль одновременно обретала советская экономика. Это подтверждается беспристрастными экономическими фактами. Если до 1960-х гг. темпы роста производительности труда, всей экономики СССР превышали соответствующие показатели передовых стран капитализма, экономическое и социальное пространство между ними сокращалось, то далее ситуация принципиально меняется. Темпы сначала выравниваются, затем передовой капитализм уже опережает СССР, разрыв между ними увеличивается, в том числе по технике и технологиям производства, производительности труда и жизненному уровню. Капитализм второй половины XX в. обретает новые, невиданные ранее качественные характеристики и параметры, и С. Губанов имеет серьезные фактические и научные основания для его выделения в особую историческую стадию капиталистического способа производства - государственно-корпоративную.
Следует согласиться с автором и в том, что реформы 1990-х it. не были диаметральной противоположностью курсу развития страны, принятому с 1960-х гг. Переход СССР к частной собственности, к тому рынку, который господствовал до кризиса 1929-1933 гг., - концентрированное выражение и продолжение курса на подчинения производства обособленной, фактически частной прибыли. Произошла не революционная смена модели социально-экономической политики, а форсированная, качественная интенсификация модели 1960-1970-х гг. - путем ликвидации элементов социально-экономической системы, сохранявших связь с социализмом. В этих условиях нараставшее расшатывание экономики закономерно превратилось в ее развал, катастрофу.
С. Губанов весьма убедительно показал, что экономический механизм государственно-корпоративного капитализма, господствующий ныне в развитых странах, не случайная находка политиков и экономистов. «Новый капитализм» есть объективное и современное выражение обобществления производства как управляющей центральной закономерности нашего времени.
В СССР в годы мобилизационной экономию! еще наличествовали, как показано в статье, его значащие стороны и предпосылки. Одной из них были разные уровни цен на топливно-энергетические ресурсы, промежуточный продукт, с одной стороны, и на предметы народного потребления - с другой. Тем самым при отсутствии погони за прибылью в СССР раньше, чем на Западе, действовал эффект синергизма народнохозяйственных производственных цепочек, сыгравший, по-видимому, особо важную роль в годы Великой отечественной войны. Не случайно власть рыночных фундаменталистов 1990-х гт. начала свои разрушительные реформы с десятикратного повышения цен на топливно-энергетические ресурсы для перехода якобы к ценам единого уровня, позволяющим всем предприятиям работать для прибыли, а на деле уничтожив народнохозяйственный эффект и развязав гиперинфляцию.
В настоящее время перед страной опять встал тот же судьбоносный вопрос: как же идти и, главное, прийти к высшим экономическим и социальным целям? Теперь среди них - повышение производительности труда в 4-5 раз, инновационная экономика, высокий современный уровень жизни. Цели провозглашены, но как их достичь?
На наш взгляд, принципиальный ответ содержится в рассматриваемой статье, в которой предложена новаторская формула неоиндустриального развития России.
Мировая практика выработала новую технико-организационную и экономическую систему инкубации совершенствования производства, роста производительности труда, повышения качества продукции. Она не просто другая, нежели производство ради частной прибыли. Она уже категорически несовместима с таким производством, противопоставляющим предприятия друг другу и не допускающим сложения их сил. Требуемая ею консолидация «пучков» предприятий в вертикально интегрированные концерны и ТНК, становление государственно-корпоративной системы и неоиндустриализация - единственно возможный путь эффективного развития.