«Зеленый» фактор экономического роста в мире и в России

Порфирьев Б.Н.

Новая промышленная революция и «зеленый» вектор модернизации экономики

Одной из знаковых черт начала XXI в. является промышленная революция 4.0^{1 2}, подразумевающая активный переход развитых и наиболее динамично развивающихся стран к «экономике знаний» и новой модели промышленного производства, производственно-технологическую основу которой составляют передовые технологии V (информационно-коммуникационные, ИКТ) и нового, VI (нанотехнологии; когнитивные технологии, биотехнологии; робототехника; новые материалы: композиты и др.) технологического уклада³. Фундаментальные причины новой промышленной революции связаны с циклическим характером научно-технологического и экономического развития [5], который предполагает смену одного системообразующего технологического уклада (потенциал которого как основы и движущей силы экономического роста близок к исчерпанию⁴), другим технологическим укладом. В то же время катализатором рассматриваемого переходного процесса и одновременно важной характеристикой новой модели промышленного производства и хозяйственного комплекса в целом является стремительный рост актуальности экологических и климатических проблем, которые правомерно рассматривать как «зеленый» фактор развития мировой экономики.

В конце XX - начале XXI в. этот фактор выступал, главным образом, как тормоз, или ограничитель экономического роста. По оценке экспертов Всемирного экономического форума (2017 г.), в настоящее время и, по крайней мере на ближайшее десятилетие, по критериям вероятности и масштабов воздействия на население и хозяйственные объекты именно экологические и климатические риски (включая экстремальные погодные явления, природные бедствия, чрезвычайные экологические ситуации техногенного характера, разрушение экосистем и потерю биоразнообразия) являются приоритетными вызовами и угрозами глобальному устойчивому развитию [6].

При этом причина - не в дефиците природных ресурсов, который рассматривался в качестве ключевого ограничителя в моделях глобальной экономической динамики, разработанных под эгидой Римского клуба в начале 1970-х годов; и не в избытке (и соответственно низкой стоимости) этих ресурсов, который сторонники концепции «сырьевого проклятия» считали (и нередко продолжают считать) главной причиной торможения экономического роста в ряде стран, в том числе в России. Причина - в качественном уровне технологий: (а) использования ресурсов окружающей природной среды, включая как переработку этих ресурсов, так и сохранение качества окружающей среды; (б) адаптации населения и производств к значительным изменениям условий природной среды, прежде всего глобального климата.

Пока даже в развитых странах не хватает технологий, которые обеспечивают наиболее глубокую и полную переработку природных ресурсов, включая их использование в режиме мало- и безотходного производственного цикла (то, что сегодня в мировой экономической литературе именуется circular economy - экономикой замкнутого цикла) и соответственно максимально снижают нагрузку на экосистемы и риск их деградации. Россия же испытывает крайний дефицит таких технологий, что показывают, в частности, намного более низкие (более чем вдвое уступающие ведущим экономикам) уровни продуктивности использования первичных ресурсов⁵, в том числе эффективности использования энергетических и водных ресурсов, и переработки промышленных отходов [8].

Сохранение такой ситуации в долгосрочной перспективе означало бы, особенно с учетом политико-экономических, включая нынешние санкции Запада, ограничений на импорт таких технологий - нарастание, с одной стороны, рисков существенного ослабления конкурентных позиций России на мировом рынке, на котором действуют строгие и постоянно ужесточающиеся эколого-климатические нормативы качества продукции (в том числе нормативы уровня содержания углерода как индикатора объема выбросов парниковых газов в процессе промышленного производства), с другой - рисков ухудшения качества человеческого капитала, в первую очередь здоровья населения, из-за снижения качества окружающей среды⁶. Это в свою очередь отрицательно сказывается на устойчивости воспроизводства материальных и духовных благ, темпах роста производства ВВП и модернизации экономики и в конечном счете - на экологической и национальной безопасности страны [10; 11].

В связи с этим значимо возрастает роль «зеленого» (эколого-климатического) фактора в стимулировании и содержательном наполнении качественных изменений в структуре мировой экономики и ее основных подсистем, включая российскую экономику; изменений, которые составляют суть процесса модернизации. Его характер и динамика будут определяться не только масштабами и интенсивностью использования высоких (НБИК) технологий V и VI укладов, но и «зеленым» вектором упомянутых перемен, в результате которого эколого-климатические факторы должны превратиться из (исключительно) ограничителя в акселератор экономического роста и благодаря экоинновациям⁷ стимулировать переход к качественно новой модели «зеленой» экономики [14].

Это подтверждают, в частности, результаты авторитетной экспертной оценки⁸ наиболее перспективных технологий 2017 г., которые пока не получили широкого распространения, но обладают значительным потенциалом преобразования традиционного уклада и социально-экономического эффекта и уже привлекают значимые инвестиции. В лидирующей десятке таких технологий половину составляют экоинновации в сфере водообеспечения, энергетики, сельского хозяйства, а также строительства и транспорта [16].

«Зеленый» фактор усиления промышленной конкуренции: стратегические риски для России

Переход к «зеленой» экономике в 2009 г. был провозглашен развитыми странами как официальная декларация государств - членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), а с 2011 г. реализуется ими практически в качестве стратегии «зеленого» роста [17]. Этот процесс сопровождается, а в дальнейшем будет еще более характеризоваться, обострением конкуренции между корпорациями и между государствами за контроль новейших технологий и завоеванием новых ниш и сегментов мирового рынка.

Отмеченная тенденция отчетливо прослеживается в экономической политике европейских лидеров «зеленого» экономического роста - Великобритании и Германии -, правительства и деловые круги которых рассматривают производство экологически чистой и низкоуглеродной продукции, оборудования для защиты окружающей среды, технологий снижения климатических рисков и адаптации к последствиям климатических изменений как наиболее перспективное направление национального экспорта. Так, в программном докладе Федерального союза немецких промышленников «Климатические пути для Германии» [18], опубликованном в январе 2018 г., отмечается, что поскольку на мировом рынке «климатических» оборудования и технологий, емкость которого к 2030 г. оценивается до 2 трлн. евро в год, борьба за первенство только началась, немецкие промышленные компании имеют благоприятные возможности для расширения бизнеса и могут стать ведущим экспортером инновационных, ресурсоэффективных технологий (включая цифровые) и ноу-хау.

В еще большей мере стремление использовать «зеленый» фактор для захвата и удержания мирового лидерства на растущем рынке инновационных технологий характерно для Китая, реализующего новую промышленную политику «Сделано в Китае 2025», которая заимствовала ряд важных элементов германской политики «Промышленность 4.0» и в рамках которой осуществляется стратегия глобального продвижения (Going Global) в сфере возобновляемых источников энергии (ВИЭ). С 2015 г. эта страна держит мировое первенство по объему инвестиций в ВИЭ (более 100 млрд. долл. в год), на нее будет приходиться 36% и 40% всех новых солнечных и ветряных мощностей, установленных в 2015-2021 гг. С 2016 г. Китай «перехватил» мировое первенство у США и Европы и лидирует во всех сферах ВИЭ: там находится пять из шести крупнейших мировых компаний - производителей солнечных модулей, мировой лидер производства ветряных турбин, компания Goldwind; и крупнейшая в мире электроэнергетическая компания, State Grid Corp of China с числом занятых около 2 млн. чел. и годовым объемом продаж 330 млрд. долл. [19]. Учитывая это, неудивительно, что одной из ключевых целей новой стратегии национальной безопасности США, принятой в декабре 2017 г., является «обеспечение безопасности национальной инновационной базы от конкурентов», к которым отнесены, прежде всего, Китай, а также Россия⁹.

Для современной российской экономики рассматриваемый процесс инновационной модернизации промышленного производства и перехода к стратегии «зеленого» экономического роста создает серьезные стратегические риски дальнейшего технологического отставания со всеми вытекающими негативными последствиями. Для структуры экономики - это усиление ее сырьевой направленности, которая обусловлена не столько мощью ее ресурсного потенциала, сколько низким уровнем ее технологического развития. Для национальной безопасности - это вышеупомянутые угрозы конкурентоспособности российской экономики, усугубляемые санкциями западных стран, которые существенно затрудняют доступ России к мировым финансовым ресурсам и новым технологиям, и ограничивают возможности научно-технологического сотрудничества. В то же время Россия могла бы использовать создаваемые процессом перехода к новому технологическому укладу возможности для «прорыва» на более значимые позиции в будущей системе мирового разделения труда [21], обеспечения устойчивого социально-экономического развития страны и повышения качества жизни населения.

Неравномерность мирового развития инноваций: лидерство ИКТ и перспективы «зеленых» технологий

Развитие новых технологий и промышленной революции 4.0 в целом происходит крайне неравномерно в разных странах мира [17], имея в виду пространственную (региональную) и отраслевую (секторальную) дифференциацию, что обусловлено особенностями их природно-географических, культурно-исторических и социально-экономических условий. Последние в свою очередь предопределяют специфику спектра, качественных характеристик и взаимодействия производственно-технологических укладов национальных экономик, для которых характерны разная скорость, масштабы и глубина распространения технологических инноваций и сохранение, наряду с распространением высоких технологий, среднетехнологичных производств, а также низкотехнологичных традиционных (ремесел, мануфактур, промыслов).

Использование высоких «зеленых» технологий в промышленном секторе экономики пока ограничивается отдельными сегментами (главным образом, в энергетике, автомобилестроении, строительстве), но через межотраслевые связи уже в обозримом будущем может охватить существенно более широкую сферу. Это обусловлено особенностями этих технологий, отличительными чертами которых являются направленность на эффективное использование ресурсов, снижение нагрузки на экологические и климатическую системы, поддержание (улучшение) качества среды жизнедеятельности человека и в конечном счете уровня и качества жизни.

По скорости, масштабам и глубине распространения технологических инноваций выделяются ИКТ-технологии, которые активно и все шире используются в реальном секторе экономики, причем наиболее интенсивно в сфере услуг, которая в современной мировой, в том числе российской, экономике вносит основной вклад в производство ВВП. Именно в данной сфере, особенно в финансовом секторе, быстрее всего происходит процесс цифровизации. Это, с одной стороны, способствует росту оперативности и диверсификации предоставляемых этим сектором услуг бизнесу и населению; с другой - сопряжено с рисками системных технологических сбоев, масштабы которых могут существенно превышать последствия единичной ошибки оператора, что предполагает необходимость опережающих темпов разработки и использования эффективных систем безопасности в развитии цифровизации финансового сектора экономики.

Приоритеты развития экоинноваций и «зеленых» технологий в России: не цифрой единой

Как представляется, в России меры структурно-инвестиционной [22] и общеэкономической политики должны обеспечить более сбалансированный подход к развитию указанного сектора, приоритетность которого - в сравнении с поддержкой развития реального сектора и инфраструктуры - представляется преувеличенной. Это, очевидно, будет способствовать и более гармоничному развитию самих высоких технологий и всего спектра (пакета) технологий, подразумевая баланс высоких и средних технологий и сохранение традиционных производств.

Последний тезис представляется особо важным, учитывая принятые мировым сообществом, включая Россию, обязательства по достижению установленных ООН Целей устойчивого развития [23], предусматривающих взаимосвязанное решение задач экономического роста с социальными и экологическими (включая климатические). Ограничение процесса модернизации экономики в целом и промышленности в особенности исключительно прогрессом высоких, в том числе цифровых^{10 11}, технологий было бы не только экономически контрпродуктивным, но и весьма рискованным с точки зрения долгосрочных социальных и экологических последствий для устойчивого развития. Особенно - в условиях значительной неопределенности и рисков использования таких технологий, которые уже проявляются в настоящее время (достаточно упомянуть проблемы киберугроз) и будут ощущаться еще сильнее в будущем. Высокие технологии, в том числе цифровые, являются необходимой и все более важной, но не единственной составляющей современного и будущего развития промышленности и «зеленой» экономики в целом. Тем более таковыми не выступают высокотехнологичные секторы промышленного комплекса.

Для «зеленого» экономического роста в России приоритетной является инновационная модернизация минерально-сырьевого и топливно-энергетического комплексов, сохраняющими ключевую роль в обеспечении устойчивости социально-экономического развития и национальной безопасности страны. Поддержание высокой динамики производства и экспорта продукции этих комплексов, необходимое для растущих внутренних нужд и обеспечения объема импорта, критически важного для устойчивого роста отечественной экономики на обозримую перспективу, требует ускоренного обновления существующей технологической базы минерально-сырьевого и топливно-энергетического комплексов страны. Это позволит значительно снизить ресурсоемкость производства, повысить продуктивность использования первичных ресурсов и сократить значительное технологическое отставание России от конкурентов, которое делает ставку на расширение производства и экспорт сырьевых ресурсов вынужденным, но неизбежным выбором [7].

Хотя многие отечественные политики и ученые продолжают по инерции считать минерально-сырьевой и топливно-энергетический комплексы среднетехнологичными, не наукоемкими секторами экономики, в действительности в них уже произошли и продолжают происходить поистине революционные изменения на основе ИКТ и других новейших технологий. Эти изменения не только преобразуют производственные процессы, но и меняют парадигму развития с роста масштабов и темпов эксплуатации ресурсной базы на управление ресурсным потенциалом и его эффективным использованием [27].

Например, в сфере ТЭК высокие технологии активно используются в геологоразведке, комбинированном развитии вертикального и горизонтального бурения, повышении отдачи пласта и коэффициента извлечения нефти, комплексном использовании углей и т.д. В горно-промышленном секторе уже в ближайшие годы улучшение производственных показателей связано с реализацией таких инноваций, как механические выемочные комбайны для твердых пород, обогащение непосредственно в недрах, гидрометаллургические методы переработки и др. Еще большее значение имеет внедрение инновационных способов управления и информационных технологий, включая использование сенсорных технологий (традиционно применяемых в геологоразведке), непосредственно на рудниках, обогатительных фабриках, металлургических заводах. В целом технологическое развитие минерально-сырьевого сектора все больше будет смещаться с выпуска традиционной продукции к производству новых видов материалов, например, разнообразных керамик, каменного литья, базальтового и оптического волокна, искусственных кристаллов, синтетических изделий [28; 29].

Отличные перспективы имеет использование высоких технологий в агропродовольственном и лесопромышленном комплексах страны. В АПК особого внимания заслуживают технологии точного земледелия, основанные на использовании датчиков, видеофиксации и анализе данных в режиме реального времени; отечественная грядово-ленточная и голландская технологии возделывания картофеля, финская технология выращивания рассады и посадки капусты, а также технология хранения овощей, в том числе с использованием льда в качестве конструкционного материала хранилищ - что особо актуально для северных территорий страны [16; 29].

В лесопромышленном комплексе, особенно на севере России, где сосредоточены две трети ее лесосырьевого потенциала, почти половина вывоза древесины и производство трети всех пиломатериалов, но эффективность использования лесных ресурсов низка, перспективны авиакосмический мониторинг состояния лесов, в том числе контроль риска лесных пожаров, использование дронов для лесопосадок в труднодоступных местах, биотехнологические методы воспроизводства и защиты лесонасаждений, новые способы механической обработки и химической переработки древесины [30]. Перечисленные технологии - лишь немногие примеры из перечня экоинноваций, уже применяемых в практике лесопользования не только развитых, но и развивающихся стран (например, Бразилии).

Не менее актуальна для России инновационная модернизация энергетики и связанных с нею технологий, которые сравнительно недавно именовались как «традиционные» и которые в современных условиях трансформировались в альтернативную энергетику и наукоемкие «зеленые» технологии¹². Ветряная, солнечная, геотермальная и биоэнергетика, малая гидроэнергетика в начале XXI в. переживают второе рождение и прогрессируют вследствие интеграции с ИКТ, генной инженерией, нанотехнологиями и иными высокими технологиями [32], а также в микроэнергосетях (в том числе «умных» сетях).

Локальная генерация на ВИЭ является эффективным решением для многих потребителей, учитывая, во-первых, доступность по объему и стоимости местных ресурсов (например, древесины, воды); во-вторых, учитывая, что две трети территории страны, на которой проживают около 20 млн. чел., находится в зоне децентрализованного и автономного энергоснабжения. В связи с этим особого внимания заслуживают удаленные районы российской Арктики, потребности в распределенной генерации которых диктуют необходимость инноваций в сетевое хозяйство, прежде всего в развитие микросетей. Показательно, что мировым лидером по их использованию является штат Аляска в США, на который приходится 12% общего числа изолированных микросетей в мире [33]. Представляется весьма полезным присмотреться и использовать этот опыт в отечественной Арктике, учитывая как историческую и природно-климатическую общность обоих макрорегионов, так и специфику, и стратегические приоритеты арктической политики в России. В-третьих, на трети территории России, охваченной централизованным энергоснабжением, нередко возникают проблемы с надежностью сетей и устойчивым обеспечением электричеством; сохраняются, хотя и в существенно меньшей степени, чем ранее, проблемы с подключением к сетям и взаимодействием с энергетическими монополистами. В-четвертых, доля газифицированных городских поселений составляет 50%, а сельских - не превышает 35% [31].

При этом обращает на себя внимание тесная связь развития ВИЭ, в первую очередь солнечной и ветряной энергии, с освоением ресурсов редкоземельных металлов (прежде всего, лития, ниобия). Она подтверждает целостный характер и многоукладность современного хозяйственного комплекса, интегрирующего экономику высокотехнологичных изделий (в данном случае, генераторов ВИЭ и новых материалов для них) с экономикой минерально-сырьевого сектора: в данном случае - освоения месторождений редкоземельных металлов. В более широком, макроэкономическом, контексте последние рассматриваются как ресурс ускоренного развития высокотехнологичной промышленности, способствующий позитивным изменениям структуры российской экономики и продвижению к современному технологическому укладу [34; 35].

Таким образом, в современной экономике и в мире, и в России роль сырьевого сектора не уменьшается - имеет место лишь относительное изменение значимости конкретных его ресурсных сегментов. Это обстоятельство принципиально значимо для политики модернизации экономики России с учетом «зеленого» фактора, которая не может и не должна ограничиваться внедрением исключительно высоких технологий и только высокотехнологичным сектором национального хозяйства. Многоуровневый характер отечественной экономики, обусловленный качественной неоднородностью используемых ресурсов [36; 37], ее многоукладность, проявляющаяся в устойчивом сосуществовании в ней качественно разных технологических уровней производства, в структуре которого значительное место занимают минерально-сырьевой и топливно-энергетический комплексы, а также строительство, металлургия и другие базовые производства, диктуют многовекторность процессов «зеленого» роста экономики в целом и диффузии «зеленых» технологий в хозяйственной системе страны в особенности.

Именно поэтому для России особенно актуален переход экономической политики к принципам использования наилучших доступных технологий, отражающим баланс между возможностями соответствующего сектора хозяйства и экономики страны в целом, с одной стороны, и требованиями рационального природопользования и экологической безопасности с другой. (См. [8, c. 17].) По состоянию на начало 2018 г. в стране разработаны и опубликованы более 50 справочников по наилучшим доступным технологиям, охватывающим основные виды экономической деятельности. На эти технологии с 2019 г. должны перейти 300 промышленных предприятий, оказывающих значительное негативное воздействие на окружающую среду, а с 2021 г. - все предприятия с высокой категорией риска для окружающей среды. При этом в отличие от прошлых лет, когда указанный переход неоднократно откладывался по просьбе представителей промышленности, ссылавшихся на испытываемые ими трудности, переносов больше не будет - «дальше отступать уже некуда» [9].

Стратегия Долгосрочного развития России - стратегия «зеленого» экономического роста

В более широком, макроэкономическом контексте упомянутый выше баланс возможностей экономики и требований рационального природопользования и экологической безопасности - суть отражение взаимозависимости экономических и экологических императивов в рамках реализации в России стратегии долгосрочного развития. Опыт Китая 1970-х - начала 2000-х годов, может быть наиболее убедительно, доказывает, что Россия не должна выходить из сложившейся сложной экономической ситуации за счет ухудшения качества окружающей среды. Это неизбежно повлечет за собой не только падение качества жизни со всеми вытекающими отсюда последствиями, но и конкурентоспособности национальной экономики, которые являются стратегическими национальными приоритетами России. (См. [10, ст. 30; 31; 55]).

Реализация этих приоритетов требует полного преодоления экономического спада 2013-2016 гг. и восстановления экономического роста, начатого в 2017 г. (темпы роста ВВП составили 1,7%), но пока не достаточно устойчивого для решения в период 2017-2025 гг. задач структурно-технологической перестройки хозяйственного комплекса. Они предусматривают рост нормы инвестиций в основной капитал до 26-27% ВВП в 2025 г. (с последующим ее снижением до 22-24% в 20262035 гг.), модернизацию и повышение эффективности производства. Это позволит при условии эффективной аллокации инвестиций и справедливого распределения доходов обеспечить устойчивые и достаточно высокие среднегодовые темпы роста ВВП. В период 2018-2035 гг. они могут достигнуть 3,7% (с ростом до 4,9% в 20212025 гг. и снижением до 3,4% в 2026-2035 гг.) по сравнению с 3,1% в мировой экономике к концу рассматриваемого прогнозного периода. (См. [22, c. 48-50].)

Вопреки укоренившимся среди части политиков и общественности из числа радикальных «зеленых» представлениям о разрушительном воздействии быстрого развития экономики на природу высокие темпы роста - необходимое (хотя и недостаточное) условие эффективной экологической политики. Практика доказывает, что устойчивый рост экономики является единственным источником увеличения доходов и соответственно инвестиций для ликвидации накопленного экологического ущерба, «зеленой» модернизации производства, способствующей увеличению продуктивности первичных ресурсов и, следовательно, снижению ресурсоемкости экономики и нагрузки на жизнеобеспечивающие экосистемы окружающей среды.

Кроме того, ущерб окружающей среде и здоровью человека наносит не рост производства как таковой, а устаревшие мощности и технологии, обновление которых является неотъемлемой частью политики как инновационной модернизации, так и ускорения экономического роста. При этом обеспечивается положительное влияние высоких темпов роста на состояние окружающей среды вследствие сокращения удельных выбросов загрязняющих веществ. Последнее в свою очередь связано с тем, что при соответствующей инвестиционной активности повышается качество роста, предполагающее повышение качественных параметров уровня жизни населения. Наряду с другими требованиями, это подразумевает поддержание качества природного капитала, включая земельные и водные ресурсы [38], адаптацию к изменениям климата, а также сбережение здоровья нации на основе снижения смертности населения, улучшения условий труда и экологической обстановки [22, c. 29; 39, c. 56].

Именно такое понимание взаимосвязей экономики и экологии, учитывающее их динамику и комплексный характер, представляется корректной трактовкой «зеленого» роста. Оно доказывает, что «зеленая» экономика - это не экзотика или мода, а императив и модус (образ жизни и способ воспроизводства), диктуемые экологическими, социальными и технологическими условиями и требованиями начала XXI в. Как было показано выше, указанные требования, которые в 1980-е годы акад. Н.Н. Моисеев именовал экологическим императивом ([40, c. 249-250; 41, с. 120-122]) и которые сегодня точнее называть эколого-климатическим, или «зеленым», императивом, являются значимым фактором модернизации и инноваций в ведущих экономиках мира. Очередь за Россией - время не ждет.

¹ Исследование выполнено в рамках Программы фундаментальных научных исследований Государственных академий наук на 2013-2020 гг. Направление 168. Тема № 3 «Разработка сценариев структурно-технологической модернизации российской экономики, обоснование направленности, интенсивности сдвигов в отраслевой и технологической структуре производства, взаимообусловленности социально-экономических и технологических факторов развития». Статья подготовлена при содействии Программы поддержки профессоров в рамках Соглашения между Казанским Федеральным университетом и компанией British Petroleum.

² См., например, [1].

³ Эти технологии нередко объединяют аббревиатурой НБИК (нано-, био-, информационные, когнитивные технологии). См. [2; 3, c. 78-96, 143-172; 4].

⁴ Очевидно, наилучшим интегральным индикатором такого исчерпания является устойчивое (на протяжении 10 и более лет) снижение или стагнация совокупной факторной производительности.

⁵ По этому показателю Россия отстает от мирового лидера — Японии — на 25-30 лет. См. [7].

⁶ Как отмечалось в Послании Президента России Федеральному собранию Российской Федерации 1 марта 2018 г.: «Трудно говорить о долгой и здоровой жизни, если до сих пор миллионы людей вынуждены пить воду, которая не соответствует нормам, если выпадает черный снег, как в Красноярске, а жители крупных индустриальных центров из-за смога неделями не видят солнца, как в Череповце, Нижнем Тагиле, Челябинске, Новокузнецке и некоторых других городах». См. [9].

⁷ «Экоинновацию в общем виде можно определить как инновацию, результатом использования которой является снижение неблагоприятного воздействия на окружающую природную среду; при этом не имеет значения, является ли такое снижение прямым (целевым) или побочным эффектом нововведения». См. [12, c.15]. Как отмечается в ст. 10 Парижского соглашения по климату, ускорение и поощрение инноваций и создание для них благоприятных условий имеют огромное значение для эффективного, долгосрочного глобального реагирования на изменение климата и для поддержания и стимулирования экономического ₈роста и устойчивого развития. См. [13].

⁸ Оценка проводилась группой признанных мировых экспертов по технологиям, сформированной редколлегией журнала Scientific American и Советом Всемирного экономического форума по глобальному будущему. См. [15, c.27-38].

⁹ Предложенный аналитиками администрации президента Д. Трампа новый термин «безопасность национальной инновационной базы» (national security innovation base, NSIB) подразумевает «сеть (систему) знаний, ресурсов и людей - в том числе из академического (университетского) сообщества, национальных лабораторий и частного сектора - которая превращает научные идеи в инновации, открытия - в коммерческие продукты и компании, защищает и совершенствует американский образ жизни». См. [20, c.21].

¹⁰ О рисках фетишизации цифровых технологий см. [24]. 

¹¹ Или, применительно к России, наукоемкий высокотехнологичный сектор. См. [25; 26].

¹² Одним из индикаторов наукоемкости развития ВИЭ является почти экспоненциальный рост выдачи патентов в этой области с начала 1990-х годов — фактически сразу после подписания Рамочной конвенции ООН по климату и Киотского протокола. См. [31].

Литература

1. Schwab K. The Fourth Industrial Revolution. Cologny (Switzerland): World Economic Forum, 2016 (русский перевод: Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: ЭКСМО, 2016. 138 с.
2. Глазьев С.Ю., Харитонов В.В. Нанотехнологии как ключевой фактор нового технологического уклада в экономике. М.: Тровант, 2009. 304 с.
3. Глазьев С.Ю. Стратегия опережающего развития России в условиях глобального кризиса. М.: Экономика, 2010. 255 с.
4. Глазьев С.Ю. О внешних и внутренних угрозах экономической безопасности России в условиях американской агрессии. Научный доклад. М.: РАН: Научный совет по комплексным проблемам евразийской экономической интеграции, модернизации, конкурентоспособности и устойчивому развитию, 2014. 60 с.
5. Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития. М.: Владар, 1993. 320 c.
6. Global Risks 2017 (12-th Edition) Davos: World Economic Forum. 2017. Р. V. 78.
7. Узяков М. Н. О неизбежности энергосырьевого периода в развитии экономики России. Доклад на заседании «Роль ТЭК в экономическом развитии России» Секции экономики ООН РАН. Горный университет, Санкт-Петербург, 1 февраля 2018 г.
8. Доклад об экологическом развитии Российской Федерации в интересах будущих поколений. М.: Государственный Совет Российской Федерации, 2016.
9. Послание Президента России Федеральному собранию Российской Федерации. 1 марта 2018 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://kremlin.ru/events/president- /news/56957
10. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. Утверждена Указом Президента Российской Федерации от 31 декабря 2015 г. № 683. Статья 86 // Российская газета, 31 декабря 2015 г.
11. Стратегия экологической безопасности Российской Федерации на период до 2025 г. Утверждена Указом Президента Российской Федерации от 91 апреля 2017 г. № 176 [Электронный ресурс]. Режим Доступа: http://www.consultant.ru /document/cons_doc_ LAW_215668/71330e43fc48d 840d45e7c44eb8e184f03207692
12. Eco-Innovation in Industry: Enabling Green Growth. Paris, OECD, 2009.
13. Paris [Climate] Agreement. Annex A, No 54113. United Nations Framework Convention on Climate Change (UNFCCC) Conference. FCCC/CP/2015/L.9 December 2015 [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://unfccc.int/paris_agreement (accessed on: 05.12.2017).
14. Порфирьев Б.Н. «Зеленая» экономика: общемировые тенДенции развития и перспективы // Вестник РАН. 2012. № 4. С. 323-344.
15. Порфирьев Б.Н. «Зеленая» экономика: новые тенденции и направления развития мирового хозяйства. / В сб. Глобальная экономика и жизнеустройство на пороге новой эпохи (к юбилею акаД. О. Т. Богомолова). М.: Анкил, 2012. С. 159-179.
16. Десять новых технологий 2017 г.: прорывные научные решения, готовые изменить мир // В мире науки. 2018. № 1/2 (февраль). С. 27-38.
17. OECD. Towards Green Growth? Tackling the Progress. Paris: OECD, 2015. 100 pp.
18. Klimapfade fur Deutschland. BSG and Prognos. January 2018. 290 pp. [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.bsg.com; www.prognos.com
19. Buckley T., Nicholas S. China's Global Renewable Energy Expansion: How the World's Second-Biggest National Economy is Positioned to Lead the World in Clean Power Investment. Institute for Energy Economics and Financial Analysis (IEEFA). January 2017. 46 pp. www.ieefa.org (accessed on: 18.12.2017).
20. National Security Strategy of the United States of America. Washington DC, December 2017. [Электронный ре сурс]. Режим Доступа: https://www.whitehouse.gov/wp-content/uploads/2017/12/NSS-Final-12-18-2017-0905.pdf
21. Иванов В.В., Малинецкий Г.Г. Россия: XXI век. Стратегия прорыва. Технологии. Образование. Наука. Изд. 2- е. М.: ЛЕНАНД, 2017. 304 с.
22. Структурно-инвестиционная политика в целях обеспечения экономического роста в России / Под ред. акад. В. В. Ивантера. М.: Научный консультант, 2017. 196 с.
23. Доклад о человеческом развитии в Российской ФеДерации. Цели устойчивого развития ООН и Россия / ПоД. реД. С.Н. Бобылева, Л.М. Григорьева. М.: Аналитический центр при правительстве Российской ФеДерации, 2016.
24. Ивантер В.В. ОДной цифры не хватило // Российская газета, 27 августа 2017 г.
25. Фролов И.Э. Наукоемкий, высокотехнологичный комплекс России: эффективность принятых антикризисных мер и модернизационный потенциал // МИР (Модернизация. Инновации. Развитие). 2010. № 3. С. 4-16.
26. Фролов И.Э. Концепция экономико-технологического механизма ускоренного развития наукоемкого, высокотехнологичного сектора экономики и её теоретические основы // Концепции. 2007. № 1. С. 29-57.
27. Крюков В.А. Доклад на заседании «Роль ТЭК в экономическом развитии России» Секции экономики ООН РАН. Горный университет, Санкт-Петербург, 1 февраля 2018 г.
28. Север: наука и перспективы инновационного развития / Отв. ред. В.Н. Лаженцев. Сыктывкар: Коми НЦ УрО РАН, 2006. 400 с.
29. Лаженцев В.Н. Север России: экономико-географические аспекты развития. Сыктывкар, 2018.
30. Faruqui S., Wu A., Brolis E., Ortega A.A., Batista A. The Business of Planting Trees: A Growing Investment Opportunity. Washington DC: World Resources Institute, 2018. 60 p.
31. Порфирьев Б.Н., Рогинко С.А. Энергетика на возобновляемых источниках: перспективы в мире и в России // Вестник РАН. 2016. № 11. С. 963-971.
32. Schoklitsch Р. Digitalization is Revolutionizing the Renewable Energy Sector. [Электронный ресурс]. Режим доступа: www.renewableenergyworld .com/articles/2018
33. Vanderburg I. Alaska's Energy and Arctic-tech Startup Scene is Warming for Global Challenges. Режим доступа: www.green-biz.com/ article/alaskas-energy-and-arctic -tech-startup- scene-warming-global- challenges
34. Крюков В. А., Толстов А.В., Самсонов Н.Ю. Стратегическое значение редкоземельных металлов в мире и в России // ЭКО. 2012. № 11. С . 5-16.
35. 35. Самсонов Н.Ю., Крюков Я.В., Яценко В.А. Стимулирование спроса на российские редкоземельные металлы: позиции науки, государства и бизнеса // ЭКО. 2017. № 11. С. 101-108.
36. Ярёменко Ю.В. Теория и методология исследования многоуровневой экономики. М.: Наука, 1997. 400 с.
37. Широв А.А. Многоуровневые исследования и долгосрочная стратегия развития экономики. М.: МАКС Пресс. 2015. 264 с.
38. The Changing Wealth of Nations 2018: Building a Sustainable Future. Lange G-M., Wodon Q., Carey K. (Eds.). Washington DC: World Bank Group, 2018. 255 p.
39. Ивантер В.В., Порфирьев Б.Н., Широв А.А., Моисеев А.К. От антикризисных мер к структурной перестройке экономики // О мерах по преодолению кризисных процессов в экономике России / Под общей ред. А.Г . Аксакова. Отв. ред. М .С. Айрапетян. М.: Издание Государственной Думы, 2015. 320 с.
40. Моисеев Н.Н. Экология человечества глазами математика. М.: Молодая гвардия, 1988. С . 249-250.
41. Моисеев Н.Н. Восхождение к Разуму. Лекции по универсальному эволюционизму и его приложениям. М.: ИздАТ, 1993. С. 120-122.