Методологические проблемы современной антимонопольной политики

Розанова Н.М.

Долгосрочное развитие современной экономики зависит от того, насколько эффективно действует антимонопольная политика, предотвращая и корректируя нежелательное поведение компаний в рыночном пространстве. Вызвав к жизни цифровизацию и глобализацию, XXI век изменил кардинальным образом форматы бизнес-активности фирм. Требования и приоритеты политики поддержки конкуренции оказались под серьезным давлением новой структуры мировой экономики и непривычных аспектов экономической культуры цифровой реальности.

Сложности и проблемы измерения рыночной власти, концентрации и монопольных эффектов эры диджитализации требуют новых подходов к количественным и качественным показателям, используемым в традиционной антимонопольной политике. Без анализа методологических проблем антимонопольная политика не сможет эффективно справиться с вызовами третьего тысячелетия.

Прибыльность фирмы: зло или благо?

До сих пор считалось, что монопольные эффекты можно выявить посредством анализа рыночной доли компании и ее нормы прибыли в цене (price-cost margin, PCM).

В экономике США средневзвешенная норма прибыли в цене (РСМ) в обрабатывающей промышленности возросла с 1,12 в 1988 г. до 1,39 в 2015 [1, p. 71]. Согласно исследованию МВФ [2], РСМ в США увеличилась на 8% с 2000 по 2016 г., причем наибольший рост пришелся на небольшое число высокопроизводительных инновационных компаний. Если в 1985 г. доля корпоративной прибыли в ВВП США составляла 7,5%, то к 2016 г. эта доля возросла до 11%. Премия к базовой (безрисковой) ставке доходности частного капитала в 1985 г. составляла 200 базовых пункта, а в 2015 г. - более 800 базовых пункта [3, p. 70].

В чем тут дело, задаются вопросом исследователи. Кто на самом деле выигрывает дополнительные сегменты рынка? Самые монопольные или самые производительные фирмы? О чем свидетельствует рост концентрации? О росте рыночной власти отдельных компаний? Или о нарастании конкурентной борьбы?

Одни экономисты считают, что это более эффективные фирмы, «суперзвезды» бизнеса [4; 5]. Другие аналитики полагают, что это - свидетельство возросшей монопольной власти на фоне ослабления антимонопольного регулирования [3].

Если рост РСМ происходит вследствие увеличения рыночной власти компаний (а не в результате повышения эффективности производства и снижения издержек), это ведет к росту цен. Следовательно, именно крупные монопольные компании являются главным фактором инфляции в экономике. Однако эта традиционная точка зрения подвергается серьезной критике современными исследователями. Точные данные об издержках и прибылях компаний (с учетом альтернативных затрат) невозможно получить, поскольку эти данные представляют собой коммерческую тайну фирм. Аналитики используют косвенные инструментарии. Оценка различных методик подсчета РСМ в США выявляет серьезные противоречия между микро- и макроданными [6; 7], что не позволяет однозначно определить эффект рыночной власти. Так, согласно микроданным, норма прибыли американских компаний в 2010-х годах увеличилась, в то время как макроданные свидетельствуют о достаточно низкой и стабильной РСМ.

Не все факторы роста РСМ означают увеличение рыночной власти фирмы.

Почему норма прибыли может расти?

Во-первых, происходит увеличение фиксированных невозвратных затрат эндогенной природы, в частности, расходы на информационные технологии. Кастомизированное программное обеспечение требует значительных одномоментных невозвратных фиксированных вложений, которые необходимо в дальнейшем компенсировать за счет роста цен продаваемой продукции [8], хотя при этом может происходить сокращение текущих предельных издержек [9].

Во-вторых, увеличивается роль неосязаемых (нематериальных) активов. Эффективность менеджмента, особенности бизнес-процессов, интеллектуальная собственность, бренды и торговые марки, эффективность использования информационных технологий [10; 11] значительно повышают результативность деятельности компании. Как установили исследования, рыночная доля фирм положительно коррелирует с величиной неосязаемых активов [12]. Чем выше доля неосязаемого компонента в активах компании, тем значительнее ее репутация и тем больше клиенты склонны платить за ее продукцию.

В-третьих, в современной экономике фирме приходится нести множество дополнительных издержек, социальных и экологических затрат, которые увеличивают общие расходы компании. С одной стороны, растут издержки непроизводственного и непроизводительного характера, а с другой - повышается социальная и экологическая репутация фирмы, что позволяет компании увеличить цены своих товаров в качестве «экологически чистых» или «социально дружелюбных» благ. Таким образом, доля прибыли в цене может быть значительной под действием эффектов продуктовой дифференциации, отражая более высокое качество товара [13; 14].

Кроме того, вариабельность в доходностях компаний связана не столько с различиями самих фирм и/или их стратегий, сколько с отличительными особенностями отраслей [15]. Высокая цена порождается не фирмой как таковой, а отраслевыми расхождениями в спросе, занятости и государственном регулировании.

Исследователи [16] приводят теоретические и эмпирические доказательства того, что в современных условиях традиционные тесты по выявлению монопольных эффектов, такие как, к примеру, соотношение цены и издержек (price-cost tests), являются обманчивыми, причем в обе стороны, т.е. могут как недооценивать, так и переоценивать степень монополизации рынка. Для сохранения своего господства на рынке доминирующие фирмы применяют такие формы ценовой политики, как скидки за лояльность к бренду, магазину; наборы товаров, продаваемые с дисконтом; скидки за большой объем покупки; более низкая цена при условии приобретения определенного процента товаров на рынке . Эти меры, хотя и действуют первоначально в интересах потребителя, могут рассматриваться как скрытая форма грабительского ценообразования, что ведет к ослаблению потенциальной конкуренции в долгосрочном периоде. Например, во Франции в 2014 г. был введен запрет на бесплатную поставку книг в интернет-магазинах, чтобы защитить обычную книжную торговлю-офлайн [17, p. 266].

Традиционно считалось, что чем больше фирм входит на рынок, тем ниже РСМ (вследствие снижения рыночной цены). Однако эмпирические исследования последних лет не подтверждают эту гипотезу. На примере довольно конкурентной и динамичной пищевой отрасли США показано, что РСМ характеризуется, скорее, неизменной величиной в течение десятилетий, чем резкими скачками вверх или вниз [18]. Доля фирмы на рынке создается и поддерживается не за счет прибыльности, а за счет рекламы и маркетинга.

Наблюдаются поиски баланса между плюсами и минусами рыночной власти. Появилась и разрабатывается концепция «хороших» монополий (good vs bad trusts) [19]. Усиливается внимание к тому факту, что крупные компании, обладающие по формальным признакам рыночной властью, являются лидерами в разработке и коммерциализации товаров самого высокого качества. В США на фоне акцентирования достоинств таких фирм снизилось число негативных высказываний о монополиях в СМИ.

Эмпирическое исследование около 900 тыс. фирм США продемонстрировало разницу в динамике корпораций и частных компаний [20]. Более крупные фирмы растут быстрее и с большей вероятностью становятся акционерными обществами (публичными компаниями). Рост фирм является наибольшим за год до выхода на IPO и в течение пяти лет после акционирования, в то время как темпы роста частных компаний приближаются к нулевому уровню. Крупные фирмы быстрее и более гибко отвечают на вызовы спроса и государственного регулирования.

Продолжается дискуссия относительно механизма роста прибыльности крупных фирм. Рост концентрации и увеличение прибыльности вызываются усилением барьеров входа из-за необходимости наращивать капитальные затраты [21], уменьшением конкурентного давления из-за слабости антимонопольного регулирования [22] или возрастанием совокупной факторной производительности, благодаря совершенствованию информационно-коммуникационных технологий [23]?

В условиях высокой неопределенности глобальных рынков, мультикультурной экономической среды и наличия множества онлайн и офлайн-продавцов с неизвестной репутацией, без признанных сертификатов продукции и/или производства, возрастает роль культурных характеристик продавца. Как свидетельствуют исследования [24], потребители в большей степени доверяют продавцам со сходной или одинаковой с ними культурной идентичностью, под которой понимается национальная, этническая или религиозная общность. Подобный культурный аспект спроса также создает основу для рыночной власти фирмы.

Оценка новой конфигурации монопольных эффектов

Цифровизация и глобализация требуют новых методик оценки монопольных эффектов, новых показателей концентрации и монополии. Согласно исследованиям [25], модели, основанные на методах опроса и традиционных статистических показателях, характерные для ХХ века, плохо работают в третьем тысячелетии. Количество ответов на опросные листы и качество выборки постоянно снижаются, но при этом растут издержки. Что же может предложить взамен XXI век? Перспективный метод - использование больших данных [26]. Интернет, онлайн коммуникации, цифровые гаджеты позволяют собирать массовые сведения о компаниях, их действиях и их намерениях гораздо эффективнее, чем выборочные обследования или традиционные количественные показатели. Вопрос только в том, чтобы применять новые источники информации на регулярной основе. Антимонопольные органы должны более активно использовать большие данные в разработке рекомендаций и предписаний.

Что целесообразнее: оценивать границы рынка и прибыли фирм по спросу (demand approach) или по предложению (production approach)? Исследование пивоваренной отрасли США [27] убедительно доказывает равнозначность подходов. Результаты получаются примерно одинаковые.

Предлагается также оценивать уровень конкуренции на основе показателей поведения участников рынка [28]. Изучение инновационной и маркетинговой стратегий продавцов, наличие льгот для отдельных категорий потребителей, анализ биз-нес-соглашений и договоров помогают оценить такие параметры рынка, как открытость рынка для межрегиональной и международной торговли; частота появления новых продавцов на рынке; ценовой спред (разница между самой высокой и самой низкой ценой на рынке). Эти критерии и должны служить новыми индикаторами силы конкуренции. В Европе и в США наблюдается переход от антимонопольного анализа, основанного на оценке рыночной доли компаний (традиционные показатели концентрации и рыночной власти) к оценке влияния той или иной сделки непосредственно на цены для покупателя [29].

В условиях цифровизации многие рынки являются локальными (услуги госпиталей, супермаркеты, автодилеры). Традиционная оценка монопольной власти на национальном уровне недооценивает реальную конкуренцию, традиционные национальные показатели концентрации могут переоценивать или недооценивать локальную конкуренцию и изменения в локальной концентрации.

Исследование концентрации в США за период 1990-2014 гг. [30] выявило тенденцию к росту концентрации на национальном уровне, но к снижению концентрации на локальном уровне . Авторы объясняют это кажущееся противоречие возросшей ролью в национальной экономике крупных компаний. Когда крупная фирма открывает новый завод, то местная (локальная) концентрация сокращается и остается на низком уровне в течение семи лет. Чем более узким определен географический рынок, тем быстрее происходит падение концентрации на местном уровне. Локальные рынки в отличие от национальных и международных являются высококонкурентными.

Широкие возможности, которые открывает цифровая экономика на рынке труда, способствуют развитию конкуренции. Теоретическое моделирование [31] выявило более высокую динамику и более активный вход в тех случаях, когда рынок труда является гибким. Временные контракты, онлайн биржи труда, фрилансерство помогают замещению жесткого капитала гибким трудом, что способствует более сильной конкуренции в продуктовой отрасли. Монопсония на рынке труда является хорошим противовесом товарной монополии фирмы [32].

Поскольку в многопродуктовом и многопараметральном цифровом глобальном мире традиционные показатели концентрации не работают или работают не очень хорошо, ставится вопрос о разработке новых вариантов. Например, мерой степени диверсификации и экономической власти фирмы предлагается выбрать индекс диверсификации Симпсона (Simpson’s Diversity Index) (взятый из экологии, где он используется при вычислении степени биологического разнообразия) [33]. Индекс показывает, какова вероятность того, что выбранные случайным и независимым образом на одном рынке два товара принадлежат одному и тому же производителю.

Пересмотру подлежат и индикаторы картельного поведения при злоупотреблении доминирующей властью на рынке. Так, немецкие экономисты [34; 35] предлагают в электроэнергетической отрасли использовать индекс отдачи от ограничений мощности (Return on Withholding Capacity Index, RWC). Эмпирические исследования германо-австрийского оптового рынка электроэнергии в 2016 г. показало наличие неправомочных противоправных антиконкурентных практик среди генерирующих компаний. Фирмы-поставщики электроэнергии увеличивали рыночные цены путем сокращения объемов поставок. Сокращение объема поставок достигалось с помощью двух механизмов: (1) физического ограничения генерирующей мощности (остановка электростанций под предлогом текущего ремонта или технологических проблем) и (2) финансового ограничения, когда поставщики резко поднимали оптовые цены закупок. Аналогичные действия энергетических компаний прослеживались в период энергетического кризиса в Калифорнии (США) в 2000 г. [36] (что усугубило его последствия), на оптовых рынках электроэнергии в Великобритании в 1991-1995 гг. и Швеции в начале 2000-х годов [35].

Пересматривается и смягчается отношение ко многим, ранее однозначно трактовавшимся как антиконкурентные действиям компаний. Современное моделирование показывает, что монопольные эффекты не так сильны, как ранее считалось. Например, контроль уровня розничных цен в условиях низкой степени продуктовой дифференциации способствует повышению благосостояния потребителей, предотвращая эффект «безбилетника» в отношении дорогостоящих розничных услуг торговцев [37]. Контроль уровня розничных цен и ценовой менеджмент, согласно исследованиям [38], сокращают число конфликтных ситуаций между франчайзерами и франчайзи в вертикальных взаимоотношениях франчайзингового типа. Поэтому если ранее в США практика контроля уровня розничных цен была незаконной как таковая (на основании буквы закона), то в настоящее время ее трактуют на основании правила разумности, в более мягком ракурсе, с учетом всех дополнительных обстоятельств.

Большинство современных слияний и поглощений, особенно горизонтального характера, охватывают не всю компанию, а лишь ее отдельные активы. Такие частичные слияния и поглощения, как показывают исследования отрасли авиаперевозок и банковской сферы США [39], не ведут к однозначно определяемому антиконкурентному или проконкурентному результату. Сочетание эффекта более точной координации действий конкурентов, продуктовой дифференциации и усиления соперничества на независимых рынках приводит к сложным неоднозначным следствиям.

Хотя теория грабительского (хищнического) ценообразования (predatory pricing) была разработана достаточно давно [40; 41], на практике сложно отличить хищничество от обычной ценовой конкуренции. Современные авторы [42; 43] предлагают использовать тест временной жертвы (sacrifice test). При использовании механизма грабительского ценообразования фирма агрессивно снижает цену в краткосрочном периоде, соглашаясь пожертвовать частью прибыли, для того чтобы уменьшить конкуренцию, отвадить потенциальных соперников от своего рынка и получить выигрыш в прибыли в долгосрочном периоде. Если же речь идет об обычной ценовой конкуренции, то понижательная динамика цены будет преобладать и в краткосрочном, и в долгосрочном периодах, сокращение рыночной цены, как правило, будет менее резким, более плавным (хотя и не всегда). В краткосрочном периоде компании будут соперничать за вход на рынок, в долгосрочном периоде - за долю на рынке. S-образная динамика цены и прибыли свидетельствует о высокой вероятности грабительского ценообразования, монотонное убывание цены и прибыли - о действии рыночной конкуренции.

Эффекты традиционных форм антиконкурентного поведения не монотонны, а цикличны в цифровую эпоху. В отраслях с общими возобновляемыми ресурсами (например, добыча рыбы в Мировом океане) кооперация между олигополистами, продающими природные ресурсы на основе общих договоренностей картельного типа, хотя и приводит к сокращению выпуска (добычи природных ресурсов) в краткосрочном периоде, увеличивает сохранность ресурсов и производство в долгосрочном периоде. Картельные соглашения здесь смягчают проблему «трагедии общин» [44] и увеличивают объем потребительского излишка в долгосрочном периоде [45].

Монопольные эффекты в вертикальной продуктовой цепочке могут возникать, как показывают экономические эксперименты и экономическое моделирование [46], за счет форм коммуникации. Если компания-поставщик ресурсов имеет возможность вести переговоры частным образом и договариваться с фирмами-клиентами по отдельности, это приводит к полной и эффективной монополизации всей вертикальной отрасли. Если же коммуникации проводятся открыто (например, через открытые торги), переговоры одновременно и транспарентно ведутся со всеми участниками, возрастает степень конкуренции.

В горизонтальных торгах (аукционах) распространение информации об участниках (особенно чувствительного характера), как показывают исследования [47], расширяет число участвующих игроков, но сокращает средний размер заявки, хотя и увеличивает объем итоговых поставок. Правила аукционов в отношении раскрытия предторговой информации оказывают влияние на аукционное поведение компаний, конкурентные заявки и итоговые результаты, и не всегда это влияние благоприятно для конкуренции. Раскрытие стратегически важной информации об участниках может привести к ослаблению конкуренции.

Особенно острой при проведении аукционов стоит проблема картелей. С 1994 г. более 75% картельных дел в США связаны с тайными сговорами на аукционах; около 30% антитрестовских кейсов США касаются аукционов, в том числе по государственным закупкам [48, p. 93]. Экономическое моделирование и лабораторные эксперименты показывают, что и здесь важную роль играют формы коммуникации между участниками аукциона. Простой обмен информацией приводит к небольшим снижениям цен на аукционе. Более значимые корректировки цен (неблагоприятные для организаторов) происходят при использовании денежных трансфертов.

Конкуренция является драйвером картелизации в вертикально интегрированных отраслях. Угроза входа потенциального конкурента на продуктовый рынок содействует формированию картеля среди фирм-старожилов на рынках ресурсов. И такие картели, как правило, довольно стабильны [49].

Наличие специфических для отрасли институций и специфических отраслевых активов, роль которых увеличивается в цифровой глобальной экономике, приводит к тому, что традиционная парадигма отраслевого анализа «Структура - Поведение - Результативность», как считает ряд экономистов [9], устарела, в теории отраслевых рынков применяются новые экономические сценарии, основанные на сетевых эффектах и моделях диджи-тализации. Олигопольная теория игр - концептуальный ответ экономистов на вызовы мно-гопараметральной конкуренции XXI в. [50]. Многие действия антимонопольных органов принимаются на основе результатов олигопольного моделирования. Однако, как показывает анализ [51], нарушение условий модели и ее неточная спецификация ведут к серьезным ошибкам в предсказании поведения фирм. В этих условиях государству нелегко избежать ошибок двойного рода: наказать невиновного и не наказать виновного.

Государственное регулирование рынка: цена вопроса

В условиях появления новых форм монопольных эффектов (например, посредством доступа к чувствительной информации о пользователях или через особые платформенные решения) эксперты считают [52], что необходимо формировать и новые инструменты антимонопольной политики, которые способны эффективно предотвращать искажения рынка ex ante, а не только постфактум реагировать на них.

Можно согласиться с тем, что в условиях цифровизации именно ведущая роль государства (даже в такой не склонной к государственному регулированию стране, как США) обеспечивает гармонизацию интересов всех участников рынка [53].

В условиях, когда грань между конкуренцией и монополией весьма условна, антитрестовская политика в значительной степени подвержена эффекту «кобры»¹: усилия государства по решению той или иной проблемы только усугубляют ее. Административные власти выступают как территориальные монополисты, действия которых часто имеют не желаемые и нежелательные последствия, поскольку усиливают конкуренцию за территориальные ресурсы между частными и государственными (властными) акторами [55].

Под реальность глобальной экономики подстраивается и национальное конкурентное регулирование. Так, в США ни одно инвестиционное решение со стороны зарубежных фирм не может быть принято без учета антимонопольного законодательства [56]. Система антимонопольного контроля призвана оградить жизненно важные системообразующие сферы экономики от проникновения иностранного капитала. Антимонопольная политика служит еще одним элементом обеспечения национальной экономической безопасности.

Многие исследователи отмечают снижение строгости антимонопольного законодательства и все более облегченное использование антитрестовских норм [57; 58]. Слабость антимонопольного регулирования слияний и поглощений ведет к тому, что, как демонстрируют эмпирические исследования по странам Латинской Америки [59], подобные реорганизации структуры экономики оказывают отрицательное воздействие на совокупный выпуск и экономический рост.

Для стартапов и венчурных инвесторов государственная поддержка выступает в качестве сигнализирующего фактора, удостоверяющего высокую коммерческую и научную перспективность и жизнеспособность проекта [60].

Переход к активному использованию правила взвешенного подхода в антимонопольной политике создает дополнительные риски для всей системы поддержки конкуренции, увеличивая вероятность «ошибки второго рода» (упустить виновного). Гибкий подход предусматривает увеличение затрат на сбор доказательств и экономическую экспертизу (как со стороны фирмы, так и со стороны государства), повышает роль экспертов и экспертной оценки (что может усиливать коррупционные риски при отсутствии нейтральности экспертов) и несоразмерное расширение значимости неэкономической и неконкурентной аргументации [61].

Таким образом, современная цифровая экономика демонстрирует разнообразие и сложность как конкурентных, так и монопольных эффектов. Неоднозначность оценки рыночной власти порождает тренд в антимонопольной политике к оценке ущерба, а не самих действий фирм как таковых.

Следует с осторожностью судить об изменении уровня концентрации и степени рыночной власти той или иной компании, исследуя и оценивая в первую очередь драйверы данного процесса, а не формальные признаки, которые могут вводить в заблуждение. Поэтому в конкурентном регулировании намечается смена приоритетов с узкой тематики антимонопольного контроля на широкую цель - повышение качества жизни населения страны. Государство необходимо рассматривать как активного участника цифрового конкурентного процесса. Давление государства и давление частной конкуренции - это два взаимодополняющих фактора изменения внутренней структуры, поведения и эффективности компании.

¹ Этот термин ввел в экономику Хорст Зиберт [54].

Литература / References

1. Hall R. Using Empirical Marginal Cost to Measure Market Power in the US Economy // National Bureau of Economic Research. 2018. Working Paper 25251. Available at: http://www.nber.org/papers/w25251 (accessed 10.01.2021).
2. International Monetary Fund. The Rise of Corporate Market Power and Its Macroeconomic Effects // World Economic Outlook: Growth Slowdown, Precarious Recovery. April 2019. Ch. 2. Washington, DC: International Monetary Fund.
3. Shapiro С. Protecting Competition in the American Economy // The Journal of Economic Perspectives. 2019. Vol. 33. No. 3. Pp. 69-93.
4. Autor D., Dorn D., Katz L., Patterson C., van Reenen J. Concentrating on the Fall of the Labor Share // American Economic Review. 2017. Vol. 107. No. 5. Pp. 180-185.
5. Van Reenen J. Increasing Differences between Firms: Market Power and the Macro-Economy // Centre for Economic Performance. 2018. Discussion Paper 1576. Available at: http://cep.lse. ac.uk/pubs/download/dp1576.pdf (accessed 05.01.2021).
6. Basu S. Are Price-Cost Markups Rising in the United States? A Discussion of the Evidence // The Journal of Economic Perspectives. 2019. Vol. 33. No. 3. Pp. 3-22.
7. Syverson C. Macroeconomics and Market Power // The Journal of Economic Perspectives. 2019. Vol. 33. No. 3. Pp. 23-43.
8. Bessen J. Information Technology and Industry Concentration // Boston University School of Law. 2017. Law and Economics Research Paper. No. 17-41. Available at: https://scholarship.law.bu.edu/faculty_scholarship/267 (accessed 20.12.2020).
9. Berry S., Gaynor M., Morton F. Do Increasing Markups Matter? Lessons from Empirical Industrial Organization // National Bureau of Economic Research. 2019. Working Paper 26007. http://www.nber.org/papers/w26007 (accessed 10.12.2020).
10. Corrado C., Hulten C., Sichel D. Intangible Capital and U.S. Economic Growth // Review of Income and Wealth. 2009. Vol. 55. No. 3. Pp. 661-685.
11. Haskel J., Westlake S. Capitalism without Capital: The Rise of the Intangible Economy. Princeton, NJ: Princeton University Press, 2018. 278 p.
12. Crouzet N., Eberly J. Intangibles, Investment, and Efficiency // AEA Papers and Proceedings. 2018. Vol. 108. No. 1. Pp. 426-431.
13. Butters R.A., Hubbard T. Industry Structure, Segmentation, and Competition in the U.S. Hotel Industry // National Bureau of Economic Research. 2019. Working Paper 26579. Available at: http://www.nber.org/papers/w26579 (accessed 10.12.2020).
14. Gandhi A., Houde J. Measuring Substitution Patterns in Differentiated Products Industries // National Bureau of Economic Research. 2019. Working Paper 26375. Available at: http://www.nber.org /papers/w26375 (accessed 10.12.2020).
15. Haltiwanger J., Spletzer J. Between Firm Changes in Earnings Inequality: The Dominant Role of Industry Effects // National Bureau of Economic Research. 2020. Working Paper 26786. Available at: http://www.nber.org /pa-pers/w26786 (accessed 10.12.2020).
16. Calzolari G., Denicolo V. Loyalty Discounts and Price-cost Tests // International Journal of Industrial Organization. 2020. Available at: https://doi.org/10/1016/j.ijindorg.2020.102589 (accessed 11.12.2020).
17. Bostoen F. Online Platforms and Pricing: Adapting Abuse of Dominance Assessments to the Economic Reality of Free Products // Computer Law and Security Review. 2019. Vol. 35. Pp. 263-280.
18. 1Fitzgerald D., Priolo A. How Do Firms Build Market Share? // National Bureau of Economic Research. 2018. Working Paper 24794. Available at: http://www.nber.org /papers/w24794 (accessed 12.12.2020).
19. Lamoreaux N. The Problem of Bigness // The Journal of Economic Perspectives. 2019. Vol. 33. No. 3. Pp. 94-117.
20. Maksimovic V., Phillips G., Yang L. Do Public Firms Respond to Industry Opportunities More Than Private Firms? The Impact of Initial Firm Quality // National Bureau of Economic Research. 2019. Working Paper 25634. Available at: http://www.nber.org /papers/w25634 (accessed 12.12.2020).
21. Furman J., Orszag P. Slower Productivity and Higher Inequality: Are They Related? // Peterson Institute for International Economics. 2018. Working Paper 2018-4. Available at: https://www.piie.com/publications/working-papers/slower-productivity-and-higher-inequality-are-they-related (accessed 10.01.2021).
22. Gutierrez G., Philippon T. Declining Competition and Investment in the U.S. // National Bureau of Economic Research. 2017. Working Paper 23583. Available at: https://www.nber.org/papers/w23583 (accessed 12.12.2020).
23. Hsieh Ch., Rossi-Hansberg E. The Industrial Revolution in Services // National Bureau of Economic Research. 2019. Working Paper 25968. http://www.nber.org/papers/w25968 (accessed 12.12.2020).
24. Elfenbein D., Fisman R., McManus B. The Impact of Socioeconomic and Cultural Differences on Online Trade // National Bureau of Economic Research. 2019. Working Paper 26197. Available at: http://www.nber.org/pa-pers/w26197 (accessed 10.12.2020).
25. Jarmin R. Evolving Measurement for an Evolving Economy: Thoughts on 21-st Century US Economic Statistics // The Journal of Economic Perspectives. 2019. Vol. 33. No. 1. Pp. 165-184.
26. Hitsch G., Hortacsu A., Lin X. Prices and Promotions in U.S. Retail Markets: Evidence from Big Data // National Bureau of Economic Research. 2019. Working Paper 26306. Available at: http://www.nber.org/papers/w26306 (accessed 12.12.2020).
27. De Loecker J., Scott P. Estimating Market Power Evidence from the US Brewing Industry // National Bureau of Economic Research. 2016. Working Paper 2295.7 http://www.nber.org/papers/w22957 (accessed 11.12.2020).