О методологических основаниях мейнстрима и гетеродоксии в экономической теории

Я. РОЗМАИНСКИЙ
кандидат экономических наук
доцент кафедры экономической теории Санкт-Петербургского филиала ГУ-ВШЭ

---

Исследование методологических основ современного мейнстрима экономической теории позволяет определить, какие приемы экономического анализа поощряются экономико-теоретическим "истеблишментом" в настоящее время, а какие - скорее отвергаются. Это дает возможность пролить свет на причины кризиса в современной экономической теории, кризиса, о котором нередко говорилось за последние 30-35 лет [1] и по поводу которого знаменитый методолог и историк экономической мысли М. Блауг сказал следующее. "Современная экономическая наука больна. Она все больше становится интеллектуальной игрушкой, в которую играют ради нее самой, а не ради практических следствий, необходимых для понимания экономического мира. Экономисты превратили свой предмет в разновидность социальной математики, в которой аналитическая строгость - это все, а практическая обоснованность - ничего" [2].

Хронологические рамки, указанные в названии статьи, не случайны. Мы полагаем, что есть веские основания рассматривать период, начавшийся с конца XIX в. и продолжающийся до сих пор, как определенную, целостную стадию развития экономической теории. Представляется, что начало ей было положено в ходе маржиналистской революции, произошедшей, как известно, в 1870-х годах. Именно эта революция породила то понимание предмета и метода экономической науки, а также природы экономического мира и экономического человека, которое является господствующим вот уже более 130 лет.

Чтобы данный тезис стал яснее, мы сначала вкратце опишем основные стадии развития экономической теории и продемонстрируем, в чем, собственно, состояла "революционность" маржиналистской революции.

Экономическая теория: часть этики, анализ материального богатства или науко рациональном поведении?

Принято считать, что слово "экономика" имеет древнегреческое происхождение и восходит к названию труда древнегреческого философа Ксенофонта, посвященного "моральной философии" ("Домострой"). В этой работе, как и в трудах более известного философа того времени, Аристотеля, экономика рассматривалась как часть этики. Как должно управлять хозяйством? Как его следует вести? Какие цены на производимые товары являются справедливыми? Позволительно ли взимать процент по выданным ссудам? Подобные вопросы занимали как древнегреческих философов, интересовавшихся экономическими проблемами, так и средневековых богословов-схоластов. Поэтому можно утверждать, что к "мейнстриму" экономической теории в Древней Греции и в средневековой Европе (относительно других стран в тот же период у нас очень мало сведений) относились все работы, в которых экономическая теория рассматривалась с описанной нормативной точки зрения. Таким образом, хронологически большую часть времени своего существования экономическая теория была просто частью этики.

Перелом произошел в XVIII в., когда усилиями физиократов - Ф. Кенэ, Ж. Тюрго и др. - экономика стала трактоваться как наука о материальной сфере хозяйства. Окончательно такое понимание экономической науки закрепил в 1776 г. А. Смит в "Богатстве народов", книге, считающейся первым систематизированным трактатом по экономике [3]. С этого момента и на протяжении большей части XIX в. экономика как наука о материальной сфере хозяйства обозначается специальным термином "политическая экономия". Главные книги представителей классической политической экономии - Д. Рикардо, Ж. Б. Сэя, Т. Р. Мальтуса, Дж. С. Милля - содержали в своих названиях этот термин [4]. Таким образом, к "мейнстриму" экономической теории во второй половине XVIII - первых двух третях XIX века относились все работы, в которых экономическая теория трактовалась как наука о материальном богатстве. Поэтому, например, труды представителей немецкой исторической школы можно рассматривать как своего рода "гетеродоксию" для своей эпохи, поскольку они стремились в той или иной степени выйти за рамки чисто "материалистических" аспектов хозяйства.

Третья и пока что последняя стадия в развитии экономической теории началась с уже упоминавшейся маржиналистской революции. Считается, что она была инициирована У. С. Джевонсом, К. Менгером и Л. Вальрасом, "которые действительно заложили новые основы западной экономической теории" [5], и продолжена А. Маршаллом, В. Парето и другими экономистами, соединившими ее основные идеи с идеями классической политической экономии. Как известно, маржиналистская революция состояла в использовании в экономическом анализе предельных величин, что позволило исследовать точки максимума или минимума в различных функциях и тем самым описать процесс и результаты оптимизации [6]. В итоге стали смещаться основные акценты экономической науки, что привело к изменению облика "мейнстрима". Экономическая теория превратилась в науку о рациональном поведении человека сначала в сфере хозяйства, а затем и за пределами этой сферы [7].

Такой переворот в понимании предмета экономической науки, спровоцированный маржиналистской революцией, был окончательно зафиксирован в знаменитой сентенции Л. Роббинса: "Экономическая наука - это наука, изучающая человеческое поведение с точки зрения соотношения между целями и ограниченными средствами, которые могут иметь различное употребление" [8]. Это определение чаще всего приводится в современных учебниках по экономической теории. Однако в нем ничего не сказано о материальной сфере хозяйства, да и о хозяйстве вообще.

Поэтому не случайно в середине XX в. возникло такое явление, как экономический империализм, явившийся в каком-то смысле логическим продолжением маржиналистской революции. Под экономическим империализмом, как известно, понимают проникновение экономической науки в исследование внехозяйственных сфер общественной жизни. Результатом развития экономического империализма стало появление экономических теорий преступления и наказания, заключения браков, рождения детей, самоубийств, посещения церквей, политической деятельности, изучения языков и т. д. Все эти теории объединяет трактовка человека как субъекта, осуществляющего рациональный выбор: когда и с кем заключать брак, сколько рожать детей, предпочесть ли "карьеру" преступника и т. д. Экономическая рациональность, предполагающая оптимизацию, а не деятельность, связанная с материальной сферой хозяйства, - вот что оказалось в центре внимания экономистов после маржиналистской революции.

Такой отказ от "материалистической" в пользу только что приведенной "формальной" трактовки предмета экономической науки не только расширил его, но и сузил, "потому что из поля зрения экономистов выпали многие виды хозяйственной деятельности, подчиненные не рациональному выбору, а традиции, нормам и обычаям, то есть значительная часть хозяйственной жизни... Большинство современных экономистов, в том числе все принадлежащие к основному течению, придерживаются формального определения предмета экономической науки, но существует и оппозиция - сторонники содержательного определения, к которым помимо представителей других парадигм экономической теории относятся и специалисты в области других наук, подвергшихся в наши дни вторжению экономических (в смысле формального определения) методов анализа" [9].

Современный мейнстрим: основные аспекты

Таким образом, можно утверждать, что современный мейнстрим экономической науки - это все те концепции, в которых экономическое поведение людей трактуется с точки зрения оптимизации. К мейнстриму относятся все ветви неоклассической теории (в том числе и самая модная из них - школа новых классиков), а также неокейнсианство и новый институционализм [10]. Представители всех этих ветвей и школ экономической мысли трактуют поведение людей как оптимизирующее, а во всех моделях мейнстрима экономические функции, начиная от функций полезности или прибыли индивидуальных агентов и заканчивая функциями потребления или спроса на деньги на макроуровне, выводятся из оптимизирующего выбора отдельных субъектов.

Говоря о современном мейнстриме, мы имеем в виду те особенности, которые преобладают в экономической теории с 70-х годов XIX в. Поэтому нельзя согласиться с теми, кто считает, что "мейнстрима" в обычном значении сейчас нет, что сегодня якобы господствует состояние так называемого "постмодерна", и "признание постмодерна логически отрицает "мейнстрим" - существование главного направления, а признание "мейнстрима" отрицает постмодерн - отсутствие чего-то общего, главного. Поскольку большинство ныне здравствующих экономистов признают наличие трудно классифицируемого многообразия теорий, то вольно или невольно они признают отсутствие мейнстрима... Состояние постмодерна формально допускает ситуацию в науке, при которой "возможно все"" [11].

Подобные высказывания явно грешат тем, что принято называть подменой понятий. Во-первых, вряд ли можно однозначно говорить о том, что сейчас - "состояние постмодерна". Когда это состояние началось? В чем оно заключается? Как появление постмодерна влияет на экономическую науку? Наконец, почему такое влияние должно иметь место?

Во-вторых, не надо путать рост специализации экономической теории, ее дробление на ряд концепций, исследующих частные вопросы, с признанием отсутствия мейнстрима. Несмотря на действительно существующую фрагментарность современной экономической теории, на ее чрезмерную сосредоточенность на частных вопросах, научный анализ заключен в единые методологические рамки, связанные с оптимизирующим поведением отдельных агентов! Вот почему справедливо утверждение о том, что "понятие экономической рациональности все же остается главной отличительной чертой экономического человека, которая используется в большинстве гипотез, создающихся в рамках основного течения современной экономической теории" [12].

Оптимизация как основной способ описания экономического поведения и равновесный анализ как основной метод исследования экономической динамики - вот ведущие принципы современного мейнстрима [13]. Если некий современный экономист мечтает, чтобы его работы упоминались или, еще лучше, анализировались в учебниках по экономической теории, а сам он имел бы шансы оказаться в числе претендентов на получение Нобелевской премии, то ему приходится строить модели на основе этих принципов. В противном случае подобные мечты беспочвенны. В современной экономической науке только исследователи, исповедующие принципы мейнстрима, могут рассчитывать на успех.

При этом мы не отрицаем, что сегодня в экономической теории "возможно все". Современные экономисты вольны придумывать какие угодно гипотезы и модели. Но на что они могут рассчитывать, разрабатывая их? Если они хотят публиковаться в ведущих экономических журналах, получать крупные гранты от престижных научных фондов, работать в "раскрученных" университетах, то приходится создавать концепции, предполагающие оптимизацию и равновесие.

Известный методолог Л. Боулэнд провел специальное исследование "форматности" (в виде наличия предпосылок максимизации и равновесия, использования эконометрических критериев "правдоподобности" и т. д.) статей, публиковавшихся в 1980 г. в "American Economic Review". Отметим, что это издание считается главным журналом по экономической теории в настоящее время, то есть по меньшей мере за период после Второй мировой войны. Результат исследования оказался следующим: "Все работы соответствуют формату, определенному нашей моделью позитивного неоклассического анализа. Единственный эмпирический вопрос, подразумеваемый позитивной моделью, состоит в том, можно ли обнаружить какие-либо исключения из того, что... должно присутствовать в экономических журналах "основного течения". Как и следовало ожидать, я не нашел ни единого факта, противоречащего моей теории" [14].

Все развитие экономической науки в XX в. прошло под знаком роста популярности оптимизационных моделей. Особенно показательна в этом плане эволюция макроэкономики после публикации в 1936 г. "Общей теории..." Дж. М. Кейнса. Основные макроэкономические функции, введенные Кейнсом в этой книге, - функции потребления, инвестиций и предпочтения ликвидности - не были основаны на принципе оптимизации [15]. "Теория Кейнса выходила за рамки неоклассического основного течения экономической науки" [16], иными словами, не соответствовала мейнстриму [17].

Кстати говоря, нельзя согласиться с утверждением о том, что "новации Дж. М. Кейнса состояли лишь в корректировке взглядов классиков, а не в их негативной критике" [18]. Ведь не случайно сам основатель макроэкономики отмечал: "Теоретики классической школы похожи на приверженцев эвклидовой геометрии в неэвклидовом мире, которые, убеждаясь на опыте, что прямые, по всем данным параллельные, часто пересекаются, не видят другой возможности предотвратить злосчастные столкновения, как бранить эти линии за то, что они не держатся прямо. В действительности же нет другого выхода, как отбросить вовсе аксиому параллельных линий и создать неэвклидову геометрию. Нечто подобное требуется сегодня и экономической науке" [19]. И это называется "корректировкой взглядов классиков"?

В результате последующее развитие макроэкономики, в том числе и кейнсианской теории, характеризовалось внедрением в нее макроэкономических функций, основанных на оптимизации [20]. Достаточно вспомнить в этой связи модель трансакционного спроса на деньги У. Баумоля и Дж. Тобина, теорию портфельного выбора того же Тобина, концепцию жизненного цикла Ф. Модильяни, гипотезу перманентного дохода М. Фридмена и т. д. В общем, разработки в макроэкономической теории после Второй мировой войны основывались на "выведении макроэкономических поведенческих функциональных связей из индивидуальных максимизационных решений" [21]. В итоге

"та интерпретация, которой подверглась работа Кейнса, сделала его модель, по существу, очень сходной с неоклассической теорией цены (микроэкономикой) и неоклассической количественной теорией" [22].

Эти же тенденции укрепились благодаря появлению (уже в 1970-е годы) новой классической макроэкономики, неокейнсианства, нового институционализма [23], в рамках которых акцент на оптимизации стал еще отчетливее. Поэтому утверждение о том, что к концу XX в. фактически исчез и сам мейнстрим [24], совершенно лишено оснований.

Сказанное объясняет, почему не имели успеха те экономические концепции, которые характеризовались реалистичностью предпосылок и подтверждались эмпирически, но при этом не базировались на понятиях экономической рациональности и равновесия. Один из типичных примеров - судьба теории потребления Дж. Дьюзенберри. Как отмечает Дж. Ходжсон, "эта модель совокупного поведения потребителя успешно прошла несколько эконометрических проверок". Тем не менее она "не получила признания не потому, что не прошла статистической проверки, а потому, что она не основывалась на мейнстримовской идее рационального, максимизирующего полезность потребителя" [25] (курсив мой. - И. Р.).

Здесь мы подходим к рассмотрению концепций тех экономистов, которые не согласились с сужением предмета экономической науки, сужением, произошедшим после и по причине маржиналистской революции.

Современная гетеродоксия

К современным гетеродоксальным (или неортодоксальным, "еретическим") школам и течениям экономической мысли следует отнести все концепции, в которых отвергаются принципы методологического индивидуализма, оптимизации и равновесия. Грубо говоря, современные гетеродоксы считают, что целое, как правило, больше суммы его частей, что поведение людей не сводится к поиску оптимальных вариантов решений и что равновесие в экономике либо отсутствует, либо является неустойчивым.

Вероятно, правы те, кто полагает, что критика мейнстрима началась с Т. Веблена26, который прославился своим описанием "гедонистической концепции человека", где человек уподобляется "быстродействующей машине для исчисления ощущений наслаждения и страдания", бесконечно рассчитывающей "ощущения удовольствия и боли", колеблющейся как "гомогенный сгусток желаний счастья под импульсом стимулов, которые заставляют его перемещаться, но сохраняют его целостность" [27]. Веблен, как известно, является основоположником традиционного институционализма, по-видимому, первой гетеродоксальной школы на современном этапе развития экономической теории. К другим гетеродоксальным школам можно отнести эволюционную теорию, экономику соглашений, посткейнсианство и др. [28] Представители этих школ предпочитают исследовать неоптимизирующее поведение людей в нестабильных или даже неравновесных экономических системах.

Такой подход обусловлен специфическим восприятием природы человека и экономического мира. В общем, эта природа трактуется как несовершенная. В чем проявляется данное несовершенство? Прежде всего, следует отметить, что люди обладают ограниченными познавательными способностями, и даже если информация достается им без затрат, существуют особые психологические издержки принятия решении [29].

Однако это "даже если" не работает: поиск информации также требует издержек (позднее это было признано и самими представителями мейнстрима, но они решили данную проблему естественным для них "оптимизирующим" образом [30]). Ведь зачастую информация либо труднодоступна, либо, наоборот, ее слишком много, а нередко она чрезмерно сложна. Во всех подобных случаях возникают информационные издержки.

Сочетание этих аспектов приводит к тому, что люди не в состоянии использовать всю имеющуюся информацию для принятия оптимальных решений. Полностью рациональное поведение, предполагающее оптимизацию, оказывается невозможным. Поэтому на первый план выходят такие принципы поведения, как ориентация на удовлетворительный результат и следование привычкам [31] и стереотипам поведения. Естественно, применяя такие поведенческие принципы, люди приходят к результатам, совершенно отличным от тех, к которым приходят "оптимизаторы".

Кроме того, весьма важна (в первую очередь для такой гетеродоксальной школы, как посткейнсианство) неопределенность будущего. Будущее не только неопределенно, но и непознаваемо, поскольку значительная часть информации, касающейся этого будущего, еще не создана [32]. Отсюда следует, что в ходе принятия решений, в которых важную роль играют предположения по поводу будущего, люди в принципе не могут получить необходимую информацию. При этом они не в состоянии вычислить ни оценки вероятностей каждого из возможных исходов событий в будущем, ни количество таких исходов. По этому поводу Кейнс писал следующее: "... под "неопределенным" знанием я не имею в виду просто разграничение между тем, что известно наверняка, и тем, что лишь вероятно. В этом смысле игра в рулетку или выигрыш в лотерею не является примером неопределенности; ожидаемая продолжительность жизни также является лишь в незначительной степени неопределенной. ... Я употребляю этот термин в том смысле, в каком неопределенными являются перспектива войны в Европе, или цена на медь и ставка процента через двадцать лет, или устаревание нового изобретения, или положение владельцев частного богатства в социальной системе 1970 года. Не существует научной основы для вычисления какой-либо вероятности этих событий. Мы этого просто не знаем" [33].

Вот почему нельзя согласиться с Н. Шапиро, когда она пишет о том, что "ожидания математически измеримы с помощью вероятностного анализа" [34]. Подобный тезис "воспроизводит типичные и "актуальные" методологические упрощения и упущения, отражающие восприятие современного этапа развития методологии экономической науки среди определенной части профессиональных экономистов" [35]. При подлинной неопределенности вероятностный анализ бесполезен!

Соответственно в таких условиях экономические агенты никоим образом не могут вести себя как "оптимизаторы". "Лишенные исчерпывающей информации субъекты не имеют возможности точно рассчитать результаты своих действий и должны как-то уживаться с неопределенностью" [36]. На первый план выходят эмоции. Важнейшим поведенческим принципом для выбора в условиях фундаментальной неопределенности будущего оказывается "жизнерадостность" (animal spirits), то есть "спонтанный оптимизм", "природное желание действовать" [37]. Другой принцип - ориентация на "среднее" мнение, смысл которой - в том, что массовое поведение оказывается заменителем знаний [38].

Естественно, человек, который, к примеру, принимает решение по поводу инвестиций в основной капитал на основании "спонтанного оптимизма" или поведения прочих хозяйствующих субъектов, не придет к результатам, полученным теми, кто сопоставлял предельную производительность капитала со ставкой процента, перебрав при этом всю массу возможных вариантов вложения средств.

Таким образом, разные школы и течения современной гетеродоксии трактуют природу мира и человека реалистично: хозяйствующие субъекты, сталкиваясь со сложным миром, характеризующимся необратимостью прошлого и неопределенностью будущего, допускают ошибки и принимают неверные решения, и, естественно, вследствие этого сам мир проще не становится. Представляется, что как раз гетеродоксальные концепции могут быть наилучшим образом приспособлены для исследования различных типов неравновесий и кризисов, происходящих в настоящее время как в развитых, так и в развивающихся странах, а также в странах с переходной экономикой [39].

Подобные неравновесия и кризисы неизбежны в мире с подлинной, или, как ее еще называют, "фундаментальной", неопределенностью. Эта неопределенность, в свою очередь, представляет собой неотъемлемую характеристику "сложной экономической системы", то есть системы, в которой степень специализации и разделения труда высока, а в производстве используются активы длительного пользования [40]. В такой экономике невозможно воспроизводство одних и тех же равновесных состояний. Поэтому и связи между экономическими переменными не могут носить устойчивого количественного характера. Вполне можно согласиться с тезисом о том, что "количественному анализу может быть подвергнуто все, что можно измерить, а принципиальная возможность измерения связана с воспроизводимостью измеряемых объектов" [41]. Но в экономике с используемыми в производстве активами длительного пользования и "далеко зашедшим" разделением труда такие "объекты", как взаимосвязи между макроэкономическими переменными, набор применяемых технологий или состояние институциональной среды, принципиально невоспроизводимый.

Здесь становятся ясными причины кризиса, наблюдающегося в современной экономической теории. Модели, предполагающие рациональных оптимизаторов и мир с отсутствующей неопределенностью, не могут объяснить подавляющее большинство проблем, встречающихся в современной хозяйственной жизни. Иными словами, современная экономическая теория не способна дать глубокое и всестороннее объяснение "болевых точек" сегодняшнего хозяйства, поскольку базируется на предпосылках, которые препятствуют это сделать.

---

Каково же будущее современного мейнстрима? И каким будет мейнстрим будущего? Произойдет ли модификация мейнстрима, состоящая в принятии некоторых фундаментальных предпосылок, активно используемых современными гетеродоксами?

Можно утверждать, что приблизительно с конца 1980-х годов такая модификация уже началась. По-видимому, это связано с глубоким кризисом теории общего равновесия и других элементов современного мейнстрима, сторонники которого все чаще признают, что привычки, правила и социальные нормы играют важнейшую роль как в поведении отдельных хозяйствующих субъектов, так и в функционировании экономики в целом [43]. Подобные институты все чаще трактуются как необходимые предпосылки для рационального поведения агентов. Иными словами, некоторые экономисты постепенно осознают, что привычки и правила "предшествуют" рациональности. Как было отмечено в одной из работ, "экономическая система представляет собой популяцию правил, структуру правил и процесс правил" [44]. Подобные утверждения равносильны отрицанию принципов методологического индивидуализма и оптимизирующего поведения. Рациональное поведение, ориентированное на максимизацию целевой функции, трактуется как следствие соблюдения определенных социальных норм. Иными словами, рациональность начинает восприниматься как институт, что в свое время подчеркивали многие традиционные институционалисты [15]. Такая трактовка постепенно начинает укореняться и в современном мейстриме, хотя до ее полного торжества еще очень далеко [46]. Поэтому можно утверждать, что в начале XXI в. та стадия развития экономической науки, которая началась с маржиналистской революции, не закончится.

Тем более сложно ответить на вопрос о том, каков будет мейнстрим будущего. Ведь в области эволюции социальных наук неопределенность будущего также существует, хотя она и отрицается большинством представителей современного мейнстрима.

---

1 См.: Современная экономическая мысль / Под ред. С. Вайнтрауба. М.: Прогресс, 1981; Minsky H. P. John Maynard Keynes. N. Y.: Columbia University Press, 1975; The Crisis in Economic Theory / Bell D., Kristol I. (eds.). N. Y.: Basic Books, 1981; Lavoie M. Foundations of Post-Keynesian Economic Analysis. Aldershot: Edward Elgar, 1992.

2 Blaug M. Ugly Currents in Modern Economics // Options Politiques. 1997. Vol. 18, No 17. P. 3. Кстати говоря, такое высказывание вполне можно считать аргументом против превращения экономической теории в точную науку! Этот вопрос детальнее освещается ниже.

3 По мнению М. Блауга, экономические труды до Смита - это "генеральные репетиции науки, но еще не сама паука" (Блауг М. Экономическая мысль в ретроспективе. М.: Дело, 1994. С. 53).

4 Ricardo D. The Principles of Political Economy and Taxation (1817); Say J. B. Traite d'economie politique (1803); Malthus T. R. The Principles of Political Economy (1820); Mill J. S. The Principles of Political Economy (1848).

5 Автономов В. С. Модель человека в экономической науке. СПб.: Экономическая школа, 1998. С. 83.

6 Мы никак не можем согласиться с теми, кто считает, что "оптимизационные решения... не являются синонимом рациональных расчетов, принимаемых на основе экстремумов, "максимумов" или "минимумов"" (Шапиро Н. Указ. соч. С. 123). Оптимизация всегда предполагает максимизацию или минимизацию какой-либо функции; см., например: Автономов В. С. Укал. соч. С. 13.

7 Интересно, что параллельно с этим превращением изменилось и само название экономической науки: из "политической экономии" (political economy) она превратилась в "экономике" (economics). Слово "экономике" было придумано, по-видимому, У. С. Джевонсом, а первой известной книгой, название которой содержало это слово, была знаменитая работа А. Маршалла "The Principles of Economics", изданная в 1890 г. Термин "политическая экономия" употребляется сегодня в совершенно ином смысле, чем в XIX в., и означает исследование при помощи экономических методов (то есть в первую очередь при помощи принципа оптимизации) политических явлений и взаимодействия между хозяйственной и политической сферами.

8 Роббинс Л. Предмет экономической науки // THESIS. 1993. Т. 1, вып. 1. С. 18.

9 Автономов В. С. Указ. соч. С. 17.

10 В данной работе, по примеру А. С. Скоробогатова, мы используем термины "новый институционализм" и "неоинституционализм" как синонимы. См.: Скоробогатов А. С. Институциональная экономика: Курс лекций. СПб.: СПбФГУ-ВШЭ, 2006.

11 Шапиро Н. Указ. соч. С. 130.

12 Автономов В. С. Указ. соч. С. 19.

13 См.: Скоробогатоа А. С. Указ. соч. С. 13 - 14. Принцип равновесия в значительной степени следует из принципа оптимизации, поскольку "поведение индивида также может трактоваться либо как состояние равновесия (оптимизация), либо как движение к равновесию (к оптимизации)". Принцип же оптимизации, в свою очередь, невозможен без принципа методологического индивидуализма, состоящего в том, что "целое выводится из его частей" (Там же. С. 13). См. также: Автопомов В. С. Указ. соч. С. 89-90.

14 Боулэнд Л. Современные взгляды на экономический позитивизм // Гриноэй Д., Блини М., Стюарт И. Панорама экономической мысли конца XX столетия. СПб: Экономическая школа, 2002. Т. 1. С. 120. См. также: Boland L. The Foundations of Economic Method. L.: Allen & Unwin, 1982.

15 Эти функции базировались, главным образом, па привычках и эмоциях; см.: Розмаинский И. В. Методологические основы теории Кейнса и его "спор о методе" с Тинбергеном // Вопросы экономики. 2007. N 4. С. 28-31. См. также: Розмаинский И. В. Ограниченность методологического индивидуализма, общественная идеология и динамика инвестиций в России // Вестник СПбГУ. 2001. Вып. 1, N 5. С. 133-138. (Сер. 5: Экономика).

16 Автономов В. С. Указ. соч. С. 146.

17 Влияние привычек и эмоций сказывается в отсутствии попыток количественно измерить и просчитать последствия принимаемых решений. Иными словами, люди, чье поведение обусловлено указанными факторами, обычно не просчитывают, к чему приводят их решения. Поэтому на вопрос Н. Шапиро: "Если в теории представлены функциональные зависимости, то почему нельзя получить точных результатов?" (Шапиро Н. Указ. соч. С. 123) - можно ответить следующим образом. Вы не можете получить точных результатов, если функциональная зависимость не содержит четких количественных соотношений между переменными. Как правило, если такая зависимость выведена из привычек или эмоций, то она не будет включать количественные соотношения, поскольку их почти невозможно выявить и "просчитать". Их можно представить только в общем виде, как это делает тот же Кейнс.

18 Шапиро Н. Указ. соч. С. 120.

19 Цит. по: Шапиро Н. Указ. соч. С. 122. Напомним, что термин "классики" употреблялся Дж. М. Кейнсом в расширительном контексте и включал также современных ему "неоклассиков".

20 См.: Розмаинский И. В. Ограниченность методологического индивидуализма...

21 Харрис Л. Денежная теория. М.: Прогресс, 1990. С. 435.

22 Харрис Л. Указ. соч. С. 402.

23 Хотя пионерная для нового институционализма статья Р. Коуза "Природа фирмы" была опубликована в 1937 г., она долгое время была неизвестной и соответственно невостребованной. Формирование нового институционализма как школы началось именно в 1970-е годы.

24 Шапиро Н. Указ. соч. С. 129.

25 Ходжсон Дж. Скрытые механизмы убеждения: институты и индивиды в экономической теории // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2003. Т. 1, N 4. С. 24. См. также: Розмаинский И. В. Методологические основы теории Кейнса... С. 29.

26 Шапиро Н. Указ. соч. С. 129.

27 Веблен Т. Почему экономика не является эволюционной наукой? // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2006. Том 4, N 2. С. 107. Впервые эта статья была опубликована в 1898 году.

28 Скоробогатов А. С. Институциональная экономика... С. 22 - 32. Розмаинский И. В., Холодилин К. А. История экономического анализа на Западе: Текст лекций. СПб.: СПб ФГУ-ВШЭ. 2000 (http://ic.boom.ru/historyl.htm).

29 Об этом первым написал, по-видимому, Дж. М. Кларк; см.: Rutherford M. Institutions in Economics. The Old and the New Institutionalism. Cambridge: Cambridge University Press, 1995.

30 Имеется в виду теория поиска информации, предложенная Дж. Стиглером и раскритикованная С. Уинтером и другими гетеродоксальными экономистами.

31 О следовании привычкам писали в свое время и Т. Веблен, и У. К. Митчелл, и Дж. М. Кларк, об "ограниченно рациональном" поведении, ориентированном на удовлетворительный результат, писали двое последних из названных экономистов. См.: Веблсн Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984. (впервые эта книга была опубликована в 1899 году); Rutherford M. Op. cit.

32 См.: Davidson P. Reality and Economic Theory // Journal of Post Kеynеsian Economics. 1996. Vol. 18, No 4. P. 479 - 508. Розмаинский И. В. Концепция делового цикла в посткейнсианстве: Автореф. дисс. ... СПб., 1998; Скоробогатов А. С. Экономические институты и деловой цикл: посткейнсианский подход: Автореф. дисс. ... СПб., 2002.

33 Кейнс Дж. М. Общая теория занятости // Истоки. Вып. З. М.: ГУ-ВШЭ, 1998. С. 284. Впервые идея о разграничении между неопределенностью и риском была выдвинута Фрэнком Найтом еще в 1921 г. в его знаменитой книге "Риск, неопределенность и прибыль". Из этих рассуждений можно прийти к выводу о невозможности оптимизации в условиях неопределенности. См.: Розмаинский И. В. "Посткейнсианская модель человека" и хозяйственное поведение россиян в 1990-е годы // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2005. Т. 3, N 1. С. 62-73.

34 Шапиро Н. Указ. соч. С. 123.

35 Там же. С. 121.

36 Автономов В. С. Указ. соч. С. 169.

37 Подробнее см. гл. 12 "Общая теория занятости, процента и денег".

38 См.: Lawson Т. Uncertainty and Economic Analysis // Economic Journal. 1985. Vol. 95. P. 909 - 927; Розмаинский И. В. "Конвенциональная теория ожиданий": вызов теории рациональных ожиданий // Вестник СПбГУ. 1996. Выи. 2, N 12. С. 114-118. (Сер. 5: Экономика).

39 Здесь становится ясно, что не следует разделять онтологию - "теоретический образ экономической реальности" и гносеологию - "способы познания" (см. Шапиро Н. Указ. соч. С. 121). Материал как "мейнстримовских", так и "гетеродоксальных" моделей показывает, что онтология предопределяет гносеологию: то или иное восприятие ("образ") природы человека и мира приводит к соответствующим предпосылкам, лежащим в основе теоретических моделей, которые используются в познании.

40 Розмаинский И. В. Денежная экономика как основной "предметный мир" посткейнсианской теории // Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2007. Т. 5, N 3. С. 58-68.

41 Шапиро Н. Указ. соч. С. 123.

42 Вот почему мы сомневаемся в том, что экономическая наука, предназначенная для исследования "сложных экономических систем", может и должна быть точной.

43 Dequech D. The Demarcation Between the "Old" and the "New" Institutional Economics: Recent Complications // Journal of Economic Issues. 2002. Vol. 36, No 2. P. 565-572; Dopfеr K. The Economic Agent as Rule Maker and Rule User: Homo Sapiens Oeconomicus // Journal of Evolutionary Economics. 2004. Vol. 14, No 2. P. 177-195; Parra С. М. Rules and Knowledge // Evolutionary and Institutional Economics Review. 2005. Vol. 2, No 1. P. 81 - 111; Hodgson G. Evolutionary and Institutional Economics as the New Mainstream? // Evolutionary and Institutional Economics Review. 2007. Vol. 4, No 1. P. 7-25.

44 Dopfer K., Foster J., Potts J. Micro-Meso-Macro // Journal of Evolutionary Economics. 2004. Vol. 14, N 3. P. 263.

45 Rutherford M. Op cit.

46 Hodgson G. Op. cit.