Нормативная теория рационального выбора: прошлое, настоящее и будущее

«Теория рационального принятия решений... мощная, математически точная и хорошо поддающаяся интерпретации теория. Хотя ее способность описывать реальное поведение вызывает сомнения, именно в ее рамках определяются критерии, которым должно удовлетворять рациональное решение: это доминирующая нормативная теория». Р. Нозик (Nozick, 1993. Р. 41).

«Психологи проводят различие между нормативными и дескриптивными теориями. Нормативные теории описывают рациональный выбор... Дескриптивные теории описывают реальный выбор». Р. Талер (Thaler, 2000. Р. 138).

«...психологические теории интуитивного мышления уступают в красоте и точности формальным нормативным моделям убеждений и выбора, но это говорит лишь о том, что рациональные модели нереалистичны с точки зрения психологии». Д. Канеман (Kahneman, 2003. Р. 1449).

«Экономические модели описывают ситуации, с которыми сталкиваются животные и люди при попытке принять решение. Они определяют, какое решение должно быть принято. Реальные животные и реальные люди могут принять иное решение; они действуют субоптимально». П. Глимчер (Glimcher, 2003. Р. 334).

Призрак преследует микроэкономистов — призрак нормативности. Теория рационального выбора является ядром современной микроэкономики, и микроэкономисты всегда считали ее — как в версии с учетом риска (теория ожидаемой полезности), так и без него (теория потребительского выбора) — позитивной научной теорией. На самом деле большинство экономистов мейнстрима, начиная с 1940-х годов, считали теорию рационального выбора не только позитивно-научной, но и весьма мощной и успешной научной теорией (по крайней мере, в сравнении с альтернативами, предложенными в рамках других направлений экономической науки и прочих общественных наук). Хотя все признавали, что у реальных агентов может не быть устойчивых и хорошо упорядоченных предпочтений и что они не способны осуществлять предполагаемые теорией вычисления, эти недостатки не считались существенными и не влияли на поддержку теории рационального выбора внутри профессионального сообщества экономистов. Все считали, что теория рационального выбора убедительна, дает эмпирически обоснованные и практически надежные предсказания поведения экономических агентов, а также объясняет это поведение — как индивидов, так и более агрегированных агентов, таких, как домохозяйства, фирмы и страны.

Конечно, в то время как большинство экономистов поддерживали теорию рационального выбора, находились и критики, убежденные в ее неадекватности. Хотя они придерживались разных воззрений — от институционализма и марксизма до различных версий австрийской теории, большинство их них считали теорию рационального выбора позитивной, но просто утверждали, что это не очень хорошая научная теория и можно предложить что-то получше. Теория рационального выбора, с их точки зрения, даже приблизительно не описывала реальные процессы принятия решений экономическими агентами, либо была не способна достаточно точно предсказать наблюдаемое поведение этих агентов, либо и то и другое. Но и критики, и сторонники этой теории из числа экономистов считали ее попыткой создать позитивную научную теорию экономического поведения.

Ниже мы постараемся показать, что сообщество профессиональных экономистов в этом отношении изменилось. Хотя трансформация еще не завершена, в последние годы все больше экономистов склонны считать теорию рационального выбора (далее ТРВ) нормативной, а не позитивной теорией поведения экономических агентов. Соответствующая нормативность предполагает рациональность, а не моральность — что следует делать, чтобы быть рациональным, а не моральным, добрым и т. п. Но это нормативная интерпретация, и потому она обозначает радикальное изменение отношения, с которым экономисты традиционно воспринимали ТРВ. Мы также покажем, что это изменение было вызвано сообществом критиков — современной поведенческой экономикой и связанной с ней экспериментальной психологией, но быстро распространилось на все профессиональное сообщество экономистов. Несмотря на то что для последних такая интерпретация ТРВ новая, у нее есть долгая история в экспериментальной психологии, теории принятия решений и в некоторых разделах философии. Мы опишем историю нормативной интерпретации, проанализируем соответствующие изменения в экономической науке и исследуем некоторые возможные причины и последствия этих изменений.

Теория рационального выбора

Прежде чем обсуждать нормативную интерпретацию ТРВ, полезно разъяснить смысл, в котором термин «ТРВ» будет использован в настоящей работе. Пожалуй, лучше всего начать с концепции рациональности, которая используется в ТРВ: это идея инструментальной рациональности. Хотя правильное определение рациональности было поводом для многочисленных споров в интеллектуальной истории Запада — между Юмом и Кантом, Дьюи и Расселом, Марксом и Вебером или между Гирцем и учебником по микроэкономике, определение инструментальной рациональности (иногда ее называют практической рациональностью) вполне общепринято. Инструментальная рациональность касается только отношений между средствами и целями. Действие инструментально рационально, если агент использует наилучшие средства для достижения некоторых целей. Философ М. Фридман поясняет:

«Инструментальная рациональность касается нашей способности эффективно взвешивать или соотносить цели и средства, чтобы максимизировать шансы на успех в достижении заранее заданных целей. Сначала задается необходимость достижения некоторой цели, а затем совершаются попытки достичь желательного положения вещей наиболее эффективным путем, который допускается внешней средой» (Friedman, 2001. Р. 541).

В рамках инструментальной рациональности цели считаются заданными. В этом определении рациональности поиск смысла или ценности не включается в рациональное действие; способ, которым мы оцениваем результаты, известен заранее и не изменяется под воздействием рассматриваемого поведения. В самом общем случае цели заданы функцией выбора (Arrow, 1959); в обычном для ТРВ описании поведения потребителя цели заданы предпочтениями агента, которым ставится в соответствие функция полезности.

Кроме того, содержание этих заданных целей может быть абсолютно любым. Можно предпочитать совершенное зло или быть абсолютным альтруистом и при таких предпочтениях оставаться рациональным.

Наконец, инструментальная рациональность не обязательно предполагает оптимизацию, хотя последняя используется часто. Если цели и ограничения можно представить в виде достаточно хорошо ведущих себя математических соотношений, то инструментальную рациональность можно свести к решению конкретной задачи оптимизации.

Хотя инструментальная рациональность не ограничивает содержание целей агента — в большинстве экономических моделей это предпочтения, она все же ограничивает структуру этих целей/ предпочтений. Цели должны быть достаточно хорошо упорядочены, чтобы эффективное решение (инструментально рациональное действие) существовало. Рациональный выбор требует использования наиболее эффективных средств для достижения данных целей и как таковой накладывает некоторые ограничения — структурные, а не содержательные — на сами предпочтения.

Например, в теории спроса предполагается, что агент обладает вполне упорядоченными предпочтениями (и связанной с ними ординальной функцией полезности), которые должны удовлетворять таким свойствам, как полнота, транзитивность и монотонность. Таким образом, рациональность становится элементом объяснений с позиции ТРВ двумя различными (или, по крайней мере, различимыми) путями: цели должны быть рациональными в том смысле, что они должны удовлетворять минимальным структурным условиям (таким, как транзитивность); агент должен действовать инструментально рациональным образом, чтобы достичь этих (рациональных) целей. Осуществлять рациональный выбор означает одновременно и обладать рациональными целями/предпочтениями, и выбирать рационально на основании этих целей/предпочтений.

Наконец, нужно заметить, что большая часть экономической науки, даже если речь идет о стандартной микроэкономике, выходит за рамки ТРВ. Отдельный экономический агент характеризуется в терминах ТРВ, но большинство вещей, которые пытаются объяснить экономисты, — скажем, рыночные цены, — не определяются действиями одного экономического агента; они представляют собой результат взаимодействия множества рациональных агентов, которые действуют в рамках конкретной институциональной структуры и в условиях общественных ограничений на различных уровнях. Например, ключевое для А. Смита понятие невидимой руки предполагает общественный исход — рост богатства народов или эффективное распределение редких ресурсов, который не был целью ни одного из индивидуальных агентов. Экономические объяснения почти всегда содержат ТРВ, но она составляет лишь первую часть объяснения (с точки зрения отдельных действий); серьезное значение для объяснения часто имеют институты/ правила взаимодействия индивидуальных агентов и конкретное решение (некоторое понятие равновесия), которое накладывается на это взаимодействие или возникает из него. В настоящей работе мы сосредоточимся исключительно на ТРВ и на поведении отдельных агентов.

Экономика, философия и нормативная интерпретация рационального выбора

Как было отмечено выше, экономисты (и сторонники, и критики) традиционно считали ТРВ позитивной научной теорией: которая описывает, предсказывает и объясняет поведение индивидуальных экономических агентов. Большинство экономистов согласны, что должна существовать область науки, которая дает ответ на нормативные вопросы — нормативная экономическая наука или экономика благосостояния, но такие вопросы не составляют предмет позитивной экономической науки и должны быть строго отделены от нее. Позитивная экономическая теория занимается (исключительно) тем, что происходит, а нормативная экономика объясняет, как должно быть, и ТРВ принадлежит (и должна принадлежать) к первой, а не ко второй.

Помимо отделения ТРВ от нормативной теории, экономисты традиционно отождествляют нормативное с этическим: с тем, как «должно» быть, исходя из моральных соображений. В методологических работах различных экономистов это отождествление принимает различные формы. Например, Дж. Невилл Кейнс в своей опубликованной в 1890 г. книге «Предмет и метод политической экономии» предостерегал от смешения нормативных вопросов с позитивными (Keynes, 1917. Р. 63). Но он определял «нормативную или регулятивную науку» как «часть систематизированного знания, в которой устанавливаются критерии того, как должно быть, и затем изучается, в каких отношениях идеал расходится с действительностью» (Р. 24—25). Это различие заставляет нас усомниться в том, является ли нормативное в строгом смысле моральным. Можно обладать идеалом — идеалом рациональности, простоты или красоты, который отличается от реальности, но при этом совершенно не связан с моралью. Хотя определение Кейнса допускает нормативные предписания, не относящиеся к этике, все его примеры нормативной экономики связаны с решениями, обычно правительственными, по достижению «наибольшего совокупного счастья» (Р. 62). По-видимому, в Кембридже в конце XIX в. нельзя было представить себе какой-либо нормативный стандарт для оценки или проведения коллективных экономических решений, который не был бы утилитаристским — и поэтому этическим.

Наиболее влиятельные работы, в которых проводится различие между позитивными и нормативными вопросами, написанные в XX в. — «Опыт о природе и значении экономической науки» Л. Роббинса (Robbins, 1935) и «Методология позитивной экономической науки» М. Фридмена (Friedman, 1953), полностью следуют Кейнсу. В обеих работах проводится строгое различие между позитивной и нормативной экономической наукой и в обеих, по крайней мере неявно, нормативное отождествляется с этическим¹. Как отметил Фридмен в своей работе о теории полезности: «Наука есть наука, а этика есть этика; человеку нужно и то, и другое; но мы лишь запутаемся и ничего не поймем, если не будем разделять их, пытаясь абсолютность этических максим сочетать с относительностью научных результатов» (Friedman, 1955. Р. 405). Во второй половине XX в. это описание нормативной экономической теории при помощи двух основных положений — «нормативные вопросы отделяются и должны быть отделены от научных» и «нормативное = этическое» — стало общепринятым в экономической науке мейнстрима и заняло прочное место во вводных главах практически всех англоязычных учебников².

Но, разумеется, вне экономической науки «нормативное» не обязательно значит «этическое». Нормы включают правила и руководящие действиями принципы поведения; они предписывают, но не все, что предписывается, носит этический характер. Когда кому-то советуют «побольше заниматься спортом», то реальное поведение сравнивается с нормой или идеалом, но не с этической нормой, а с нормой здорового образа жизни. Вспомним обвинение, которое методолог экономической науки М. Блауг (Blaug, 1992. Р. 241) предъявляет экономистам: они «играют в теннис со спущенной сеткой», потому что недостаточно строго тестируют свои теории. Блауг обвиняет экономистов в нарушении нормы, но методологической или эпистемологической, а не этической.

Один из способов интерпретации ТРВ — представить ее как нормативную теорию рациональности: теорию того, как нужно себя вести, чтобы быть рациональным. Подразумеваемое определение рациональности достаточно специфично — рациональные цели плюс инструментально рациональные действия для достижения этих целей, но теория говорит нам о том, как нужно себя вести, чтобы соответствовать такому определению рациональности. В этой интерпретации ТРВ — нормативная, но не этически нормативная теория. Как объясняют Д. Хаусман и М. Макферсон:

«Теория полезности задает формальные условия, которым должны удовлетворять предпочтения и выбор... Чтобы определить, что такое рациональные предпочтения и выбор, нужно, по сути, сказать, как именно предпочитать и выбирать рационально» (Hausman, McPherson, 2006. P. 49).

«Теория рациональности является нормативной, хотя и не моральной теорией. Рационально можно предпочитать зло точно так же, как и добро. Если кто-то не способен выбрать предпочтительное для себя, то он глуп, но не обязательно аморален. В качестве нормативной теория рациональности говорит, как люди должны себя вести, а не как ведут себя на самом деле. Поведение, которое противоречит теории, показывает лишь то, что люди не способны действовать рационально, а не то, что теория ошибочна» (Hausman, McPherson, 2008. P. 236).

Эта концепция ТРВ как нормативной теории рациональности стала традиционной в философии общественных наук (особенно среди философов теории принятия решений). Д. Росс отмечает:

«Широко обобщая, для философов теория рационального выбора представляет собой раздел нормативной теории, часть ответа на вопрос о том, что идеально рациональный агент должен делать. Экономистам, с другой стороны, теория рационального выбора представляется частью дескриптивной науки, которая описывает, как люди ведут себя на самом деле» (Ross, 2005. Р. 91).

Один из философов, предлагавших подобную интерпретацию ТРВ, — Д. Дэвидсон (Davidson, 2001, 2004). В ответ на попытку К. Гемпеля построить ТРВ на основе стандартной дедуктивно-номологической модели научного объяснения (Hempel, 1962) Дэвидсон замечает:

«В предложении Гемпеля остается для меня одна странность; так называемые „законы" теории принятия решений (или любой другой теории рациональности) не являются эмпирическими обобщениями поведения агентов. Вместо этого они определяют, что значит (по крайней мере, для кого-то) быть рациональным» (Davidson, 2004. Р. 110).

Для Дэвидсона подобные теории обладают «сильной нормативной составляющей... наличие которой необходимо, если понятия предпочтений, убеждений, основания и интенционального действия создавались с прицелом на какие-то приложения» (Davidson, 2004. Р. 153). Заметим, что у Дэвидсона, как это характерно для философской литературы, нормативная интерпретация сочетается с критикой ТРВ как позитивной научной теории. Но хотя обсуждению эмпирических недостатков ТРВ часто сопутствует ее нормативная интерпретация, из методологической критики не обязательно следует, что теория ТРВ будет или должна рассматриваться как нормативная теория рациональности³. В любом случае эта нормативная интерпретация существенно отличается от позитивной/описательной, которая была традиционной для сообщества профессиональных экономистов⁴. Поскольку нормативная интерпретация не исключает возможности того, что ТРВ полезна при описании реального поведения (хотя для некоторых авторов — исключает), важно заметить, что она в корне отлична от традиционного взгляда на ТРВ как исключительно позитивную теорию, а на нормативную — как исключительно этическую.

Философы, изучающие теорию принятия решений, считают не только ТРВ нормативной теорией рациональности, но и микроэкономику некоторым вариантом ТРВ и поэтому тоже нормативной. Хотя основное внимание философов привлекает теория ожидаемой полезности фон Неймана-Моргенштерна, они также утверждают, что нормативная интерпретация применима и к экономическим теориям, в которых функция выбора/целевая функция агента не содержит вероятности. Показательным примером может служить следующая таблица из статьи П. Саппса (Suppes, 1961. Р. 606):

	Индивидуальные решения	Групповые решения
Нормативная теория	Классическая экономическая теория. Статистическая теория принятия решений. Моральная философия	Теория игр. Экономика благосостояния. Политическая теория
Дескриптивная теория	Экспериментальная теория принятия решений. Теория обучения. Исследования избирательного поведения на основе опросов	Социальная психология. Политическая наука

Заметьте, куда Саппс помещает экономическую теорию: в верхней левой ячейке, как пример нормативной теории индивидуального принятия решений⁵.

Особенно поучительным примером интерпретации экономистами ТРВ исключительно как позитивной научной теории, а философами — как нормативной теории рациональности может быть авторитетное исследование теории ожидаемой полезности фон Неймана— Моргенштерна, проведенное экономистом Фридменом и философом/ теоретиком принятия решений Л. Сэвиджем в 1950-е годы. Когда Сэвидж писал один (Savage, 1954; 1972), он рассматривал ТРВ как нормативную теорию, а когда Фридмен писал один (Friedman, 1955) — как строго позитивную. Но в их совместной работе (Friedman, Savage, 1948, 1952) они представляют ТРВ как позитивную теорию — с одной сноской в работе 1952 г. (Р. 463), в которой упоминается возможность нормативной интерпретации. Но это лишь подчеркивает разницу между тем, как экономисты и философы склонны интерпретировать ТРВ, поскольку совместные работы были опубликованы в «Journal of Political Есопоту». Ф. Гуала поясняет:

«Сэвидж в своих статьях с Фридменом (Friedman, Savage, 1948; 1952) пишет о теории в дескриптивном смысле, а в своих поздних статьях подчеркивает ее нормативные свойства. В... „Основаниях статистики" (1954) субъективные аксиомы ожидаемой полезности излагаются и обосновываются как описание поведения идеального рационального агента в ситуации риска... Сэвидж (Savage, 1952) с самого начала пишет о своей субъективной теории ожидаемой полезности как о нормативной теории. Он признает, что иногда человеческое поведение согласуется с теорией... но акценты расставлены совсем не так, как в статьях Сэвиджа и Фридмена» (Guala, 2000. Р. 68)⁶.

Экспериментальная психология, экспериментальная и поведенческая экономика, ТРВ и последние тенденции

Нормативная интерпретация ТРВ также характерна для экспериментальной психологии и для тех разделов экономической науки, на которые экспериментальная психология прямо повлияла: экспериментальной экономики, поведенческой экономики и нейроэкономики⁷. Хотя существует длинная и богатая история поведенческой экономики и исследований в экспериментальной психологии, пересекавшихся с экономической теорией задолго до работы 1979 г. Д. Канемана и А. Тверски о теории перспектив, для наших целей достаточно рассмотреть лишь недавнюю историю⁸.

С самого начала в литературе по экспериментальной психологии подчеркивалось различие между реальным поведением индивидов, которое исследовалось, главным образом, в лабораториях, но также и в поле, и поведением, которое предполагалось в рамках нормативной ТРВ. Канеман и Тверски пишут на первой странице книги «Выбор, ценности и фреймы»:

«Исследование решений затрагивает как нормативные, так и дескриптивные вопросы. Нормативный анализ связан в основном с природой рациональности и логики процесса принятия решений. Дескриптивный анализ, с другой стороны, связан с убеждениями и предпочтениями людей, такими, каковы они суть, а не какими они должны быть. Напряжение между нормативными и дескриптивными соображениями характеризует большую часть исследований» процессов рассуждения и выбора (Kahneman, Tversky, 2000. P. 1).

Похожие слова о теории перспектив говорит Канеман в своей нобелевской лекции:

«Новизна теории перспектив состоит в том, что она представляет собой явное описание формальной дескриптивной теории выбора, совершаемого реальными людьми. Она означает отход от долгой истории моделей выбора, которые выступали одновременно как нормативная логика и как идеализированные дескриптивные модели» (Kahneman, 2003. Р. 1456).

Различие между нормативной и дескриптивной теорией — и акцент на том, что ТРВ нормативная теория, которую экономисты ошибочно пытались использовать в описательных целях, — стало ключевым в литературе по экспериментальной и поведенческой экономике, на которую прямо повлияли Канеман, Тверски и другие экспериментальные психологи. Как объясняет Р. Талер в своей известной работе об эффекте первоначальной наделенности (endowment effect):

«Экономисты редко проводят различие между нормативными моделями потребительского выбора и дескриптивными или позитивными моделями. Хотя эта теория имеет нормативную основу (она описывает, что рациональные потребители должны делать), экономисты доказывают, что она работает и как дескриптивная теория (она предсказывает, что потребители сделают). В своей работе я показываю, как экономисты, которые опираются на нормативную теорию, совершают систематические и предсказуемые ошибки в описании и предсказании потребительского выбора» (1980. Р. 39).

Заметим, что хотя нормативная характеристика ТРВ поведенческими экономистами противоречит традиционному экономическому отношению к ТРВ как к позитивной науке и отождествлению нормативного и этического, те же самые поведенческие экономисты по-прежнему сохраняют строгое различие между нормативным и позитивным, унаследованное от Невилла Кейнса, Роббинса и Фридмена. Как пишут Канеман и Тверски в конце своей работы о фреймах, «главная тема статьи в том, что нормативный и дескриптивный анализ выбора нужно рассматривать как отдельные виды анализа» (Kahneman, Tversky, 1986. P. S275). Для большинства вдохновленных экспериментальной психологией поведенческих экономистов ТРВ нормативна (хотя и не этически нормативна), но они продолжают защищать традиционную для профессии дихотомию и утверждать, что эта (нормативная) теория должна отделяться от экспериментальных и поведенческих исследований, которые дают основу для дескриптивного теоретизирования и позитивной экономической науки⁹.

Как теперь хорошо известно, исследовательская программа Канемана и Тверски в экспериментальной психологии и обширная литература в области экспериментальной и поведенческой экономики, появившаяся в последние десятилетия, содержат множество эмпирических результатов, противоречащих ТРВ. Среди устойчивых и систематически наблюдаемых эмпирических аномалий можно отметить: зависимость от точки отсчета, неприятие потерь, социальные предпочтения, переключение предпочтений, эффект постановки проблемы (framing), эффект первоначальной наделенности, гиперболическое дисконтирование, эффект невозвратных издержек, эффект якоря, эффект масштаба решения (decision bracketing), ментальная бухгалтерия, эффект контекста, смещение, вызванное имеющимся опытом (availability bias), и др.¹⁰ Хотя некоторые экономисты продолжают недооценивать эти эффекты, многие в экспериментальной и поведенческой экономике занимают иную позицию: «Отклонения действительного поведения от нормативной модели слишком распространены, чтобы их не замечать, слишком систематически встречаются, чтобы считать их случайными ошибками, и слишком фундаментальны, чтобы встроить их в нормативную систему» (Kahneman, Tversky, 1986. P. S252). Учитывая ключевую роль ТРВ в современной экономической науке, надо признать, что эти аномалии очень беспокоят экономистов. Д. Макфадден, называя ТРВ чикагской теорией, пишет:

«Ведущая исследовательская парадигма находилась под прицелом Амоса Тверски и Дэнни Канемана, когда они проводили свои экспериментальные исследования когнитивных аномалий: обстоятельств, при которых индивиды отклоняются от рациональности. Их работа одновременно завораживала и приводила в ужас экономистов: словно наблюдать, как два плотника мастерски строят эшафот, на котором тебя вскоре повесят. Исследования показали, что индивиды в ситуации принятия решений в тщательно сконструированной экспериментальной ситуации часто принимают решения, которые не согласуются с чикагскими моделями» (McFadden, 1999. P. 79)¹¹.

Связано ли это с убедительностью анализа поведенческих аномалий или с чем-то еще — некоторые варианты мы обсудим в следующем разделе, но привычка рассуждать о ТРВ как о нормативной теории больше не прерогатива экспериментальных и поведенческих экономистов, которые связывают себя с психологической традицией. Как ни удивительно, нормативная интерпретация распространилась даже среди тех экономистов, которые отстаивали ТРВ в качестве дескриптивной теории и часто критически высказывались по поводу психологического подхода (по крайней мере, они не считали аномалии «настолько фундаментальными, чтобы встроить их в нормативную систему»).

Например, нобелевский лауреат В. Смит, чья исследовательская программа достаточно отличается от связанной с психологией традиции, а во многом ей противостоит, часто пишет о ТРВ как о нормативной теории. Вместо того чтобы наивно защищать традиционную теорию или подчеркивать противоречия между эмпирическими данными и ТРВ, Смит предлагает третий путь:

«Путь экспериментальной экономики, которая находит как множество свидетельств, согласующихся с рациональными моделями, так и множество важных исключений. В случае последних часто мы можем объяснить данные, изменив оригинальные модели. В результате мы углубляем понятие рациональности и одновременно согласуем наблюдения с моделями; улучшенные нормативные модели точнее предсказывают экспериментальные результаты. Психологи же почти в один голос говорят, что их результаты противоречат рациональной теории, так что „нормативный и дескриптивный анализ выбора должны рассматриваться как отдельные виды анализа"» (Smith, 1991. Р. 878).

Заметьте, что хотя Смит и защищает ТРВ от критики Канемана, Тверски и остальных, он считает само собой разумеющимся, что ТРВ в чистом виде является нормативной теорией. Это существенное изменение в образе мыслей экономистов, тем более существенное, что оно исходит от экспериментального экономиста, который не занимается психологией и относится к ней критически. По-видимому, даже экспериментальные экономисты, которые хотят пересмотреть и улучшить (а не отбросить) ТРВ в связи со множеством экспериментальных аномалий, считают ее нормативной теорией рационального поведения (возможно, теорией, которую можно улучшить, но все равно нормативной). Это изменение можно оценивать по-разному, но нельзя не замечать его.

Похожие изменения происходят во всех областях современной экономической науки, которые в какой-то степени связаны с психологическим подходом, но не являются его частью. Один из таких разделов — нейроэкономика, быстро развивающаяся область знания, в которой методы современной нейробиологии применяются для изучения экономического поведения. Многие из тех, кто занимается нейроэкономикой, также рассматривают (чистую) ТРВ как нормативную теорию о том, как агенты — не обязательно люди — должны действовать в условиях выбора при наличии ограничений. Как и экспериментальные экономисты, например Смит, они одновременно: понимают проблематичность ТРВ как чисто дескриптивной теории; считают ТРВ нормативной теорией того, как должны себя вести рациональные агенты; пытаются найти средний путь, который объединит наблюдаемые данные с идеальными предсказаниями ТРВ. Хорошим примером может послужить такое рассуждение:

«История экономической науки характеризуется постоянным напряжением между предписываемым и описываемым. Предписывающие теории пытаются определить эффективное или оптимальное решение, которого дескриптивные теории затем неизбежно не обнаружат в реальной жизни. Неоклассическая революция и период, последовавший за ней, не исключения из этой общей схемы» (Glimcher et al., 2005. P. 213-214).

«Нейроэкономика пытается объединить предписывающие и дескриптивные подходы, рассматривая эволюционные механизмы, которые приводят к эффективным исходам. Неоклассическая экономика, основанная на теории полезности, дает инструменты для описания эффективных решений; эволюционная теория описывает поле, в рамках которого каждый из механизмов будет оптимизироваться неоклассическими ограничениями; нейробиология позволяет лучше понять эти механизмы» (Glimcher et al., 2005. P. 253).

Полезно сравнить различные позиции, которые были описаны выше. Традиционно экономисты считали, что нормативные вопросы нужно отделять от позитивных, нормативные связывались с этикой, а ТРВ была исключительно позитивной теорией (большинство считали ее успешной, но даже для критиков она оставалась попыткой предсказать и объяснить экономическое поведение). Экспериментальные и поведенческие экономисты, работающие в традиции Канемана и Тверски, обычно считают ТРВ нормативной теорией рациональности, и ее нужно отделять от основанной на психологии теории, необходимой для создания позитивной науки об экономическом поведении.

Экспериментальные экономисты, такие как Смит, и многие нейроэко-номисты также считают чистую ТРВ предписывающей теорией рациональности, но полагают, что она дает полезную основу (хотя и здесь есть что улучшить) и что необходимо как-то сочетать нормативный идеал ТРВ с наиболее надежными экспериментальными данными. Более ориентированные на психологию теоретики придерживаются строгой дихотомии между нормативным и позитивным, а экспериментальные экономисты и нейроэкономисты относятся к ТРВ с большей симпатией и пытаются совместить или объединить эти две стороны экономической теории. Но обе группы считают ТРВ, по крайней мере в том чистом виде, в котором она излагается на страницах учебников, нормативной теорией идеального рационального поведения, и никто не отождествляет нормативное с моральным.

До сих пор обсуждение затрагивало экономистов, чьи исследования так или иначе касались психологической традиции: экспериментаторов, поведенческих экономистов, нейроэкономистов и т. п. Но есть основания полагать, что нормативной интерпретации рационального выбора придерживались не только экономисты, работающие в этих областях. Хотя это очень трудно измерить, можно говорить о том, что нормативная интерпретация все шире распространяется в профессиональном сообществе. Например, в статье «рациональность» в «The New Palgrave Dictionary of Economics» 2008 г., который рассчитан на широкую профессиональную аудиторию, читаем:

«При обсуждении психологии для экономиста¹² часто запутывает то обстоятельство, что у теории есть как позитивные, так и нормативные составляющие. Маршак (Marschak, 1950. Р. 111) писал, что „теория рационального поведения представляет собой набор предположений, которые можно считать либо идеализированным описанием действительного человеческого поведения, либо рекомендациями для этого поведения". Ранние работы Сэвиджа с Милтоном Фридменом (Friedman, Savage, 1948; 1952) явно дескриптивны, а поздняя работа Сэвиджа (Savage, 1972) явно нормативна. Неудивительно, что описание решения в терминах убеждений и желаний должно обладать нормативной составляющей, которая оценивала бы, насколько хорошо достигаются цели» (Blume, Easley, 2008. P. 887).

Конечно, нормативность ТРВ здесь не постулируется прямо, но признается существование серьезных аргументов в пользу такой интерпретации и, что, возможно, даже важнее, совершенно отсутствует традиционное отождествление нормативного с этическим. Это, конечно, лишь один пример, и будет очень трудно понять, есть ли общий тренд в этом направлении, но, учитывая, что сегодня молодые экономисты во всех областях науки знакомы с идеями экспериментальной и поведенческой экономики и растет число экспериментально ориентированных экономистов в профессиональном сообществе, неудивительно, что подобная интерпретация будет становиться все более популярной.

Подводя итоги, очевидно, что язык нормативной ТРВ становится стандартным для разделов экономической науки, ориентированных на эксперименты, и имеются некоторые свидетельства того, что она распространяется все более широко. Поэтому имеет смысл говорить о нормативном повороте. Такой поворот предполагает принятие (хотя бы принятие во внимание) нормативной версии ТРВ — как теории того, что должны делать рациональные агенты, — и разрыв между нормативным и этическим. Нормативный поворот, конечно, связан с осознанием различных эмпирических аномалий, существование которых представляет проблему для позитивной ТРВ, но он не требует отказа или понимания необходимости отказа от парадигмы рационального выбора из-за этих аномалий (или ее обязательного улучшения для объяснения этих аномалий в рамках ТРВ). Из нормативного поворота также не следует однозначный вывод о том, нужно (и можно) ли улучшить нормативную ТРВ. Не вызывает вопросов тот факт, что нормативный поворот уже произошел в экспериментальной и поведенческой экономике и что он распространяется в более широком научном сообществе экономистов.

Нормативный поворот: причины, следствия и новые возможности

Мы рассмотрим четыре возможные причины и следствия нормативного поворота. Конечно, список далеко не полон, и многие вопросы остаются открытыми.

Защитный методологический ход?

Если представить себя философом естественных наук — особенно философом вроде Поппера (Popper, 1963), то достаточно легко интерпретировать нормативный поворот как попытку защитить ТРВ от эмпирической фальсификации. Экономисты традиционно считали ТРВ эмпирически успешной научной теорией, но неожиданно был обнаружен ряд аномальных эмпирических результатов, которые показывают, что реальные люди ведут себя не так, как предсказывает ТРВ, и вот она становится нормативной теорией (которая не обязана предсказывать реальное поведение). Конечно, это выглядит подозрительно. Разумеется, нельзя ожидать, что единственный «решающий эксперимент», результаты которого противоречат теории, или даже десяток подобных экспериментов заставят отбросить такую большую теорию в науках о человеке, как ТРВ. Но повторяющиеся, систематические, воспроизводимые экспериментальные неудачи, которые ТРВ терпит при исследовании различных вопросов различными экспериментаторами, на различных испытуемых в разных лабораториях и при разных экспериментальных протоколах, должны вызывать сомнения в научной состоятельности соответствующей теории — и переопределение теории в качестве нормативной, что делает ее неуязвимой для подобной эмпирической критики, выглядит в лучшем случае методологически сомнительным.

Хотя в этом направлении нормативный поворот критиковали не слишком часто, подобная критика последовала после того, как Сэвидж вслед за открытием парадокса Алле в 1952 г. дал нормативную интерпретацию теории ожидаемой полезности:

«После теста Алле Сэвидж был вынужден перейти от позитивного понимания теории ожидаемой полезности к нормативному» (Jallais et al., 2008. P. 54).

Как поясняет Гуала:

«...до парижской конференции теория ожидаемой полезности интерпретировалась в основном как дескриптивная теория человеческого поведения. Парадокс Алле привел к существенному сдвигу в понимании процесса принятия решений в условиях риска, и многие теоретики принятия решений стали отстаивать модель ожидаемой полезности с нормативной точки зрения. „Нео-бернуллианцы" или „Американская школа", как Алле называл сторонников теории ожидаемой полезности, медленно сдавали позиции, чтобы спасти свою любимую модель: теории рационального поведения обладают нормативным статусом и поэтому не должны изменяться в результате обнаружения факта „иррационального" выбора. Согласно Алле, этот сдвиг от дескриптивной к нормативной интерпретации лишает теорию ожидаемой полезности ее научного содержания» (Guala, 2000. P. 67)¹³.

Определить, действительно ли недавний нормативный поворот содержит некоторую составляющую ad hoc, непросто. Многие причины принятия нормативной интерпретации ТРВ не имеют ничего общего с эмпирическими выводами из этой теории. Это подтверждается огромной философской литературой о практической рациональности, не связанной с недавно обнаруженными аномалиями. Учитывая множество различных экономистов и множество точек зрения, трудно понять, как подобный ход мог быть осуществлен именно с целью самозащиты. Можно сказать, например, что похожий ход был сделан когда-то в теории фирмы. Модель совершенно конкурентной фирмы нельзя считать адекватной дескриптивной теорией для большинства секторов экономики, но она продолжает выполнять важную роль нормы, стандарта, на основе которого оценивается реальное поведение фирм. Возможно, нормативный поворот стал чем-то похожим для ТРВ. По крайней мере, вопрос о том, был ли нормативный поворот методологически сомнительной защитной стратегией, заслуживает дополнительного методологического исследования, и его также нужно держать в уме по мере того, как экономическому сообществу становится известно о все большем числе эмпирических аномалий и (связанной с этим?) нормативной интерпретации ТРВ.

Необходимое условие понимания сложной связи между нормативной и позитивной ТРВ

Большинство экономистов поддерживают — хотя бы на словах — строгое разделение между нормативными и позитивными вопросами, но существует обширная философская литература, в которой доказывается, что они неразрывно связаны¹⁴. Часто приводят следующий аргумент: хотя «есть» не означает «должен», из «должен» следует «может»; сказать о чем-то, что оно должно (или не должно) по соображениям морали, рациональности или любого другого нормативного стандарта, значит сказать, что это возможно. Говоря словами Р. Нозика:

«Хотя и необязательно, что хорошей нормативной теории будет соответствовать каждый, необходимо, чтобы был хотя бы кто-то, кто может ей соответствовать; то есть теория не должна требовать от того, кто хочет ей соответствовать, обладания силами, возможностями, способностями и навыками, выходящими за пределы тех, которыми наделены современные люди» (Nozick, 1990 [1963]. Р. 24).

Как объясняет Ф. Монжен, именно в этом направлении развертывалась критика ТРВ в работах Г. Саймона и первого поколения поведенческих экономистов:

«После работ Саймона об ограниченной рациональности считается общепринятым, что правило принятия решения, дабы обрести нормативную силу, должно предъявлять реалистичные требования к способности людей собирать информацию и производить вычисления. Эта связь между нормативным и эмпирическим не что иное, как другой способ выразить метаэтический принцип, состоящий в том, что из „должно" следует „возможно"» (Mongin, 2009. Р. 349).

Этот простой вывод в последнее время стал основой для ряда исследований сложной связи между нормативной и позитивной ТРВ. Даже если ТРВ есть нормативная теория рациональности, по-прежнему открытым остается вопрос о том, могут ли люди действовать так, как должны согласно этой теории. Если так действовать невозможно, то это плохой знак для ТРВ как нормативной теории (поскольку мы должны быть способны сделать то, что должны сделать). С другой стороны, если мы в принципе способны так действовать, то нормативная теория может оказаться полезной и в качестве дескриптивной.

Такое исследование провели Д. Дэвидсон, П. Саппс и С. Сиге ль в рамках стэнфордского проекта по теории ценности в 1950-е годы. Как они утверждают, «нормативная теория рациональных решений, которая обладает практической ценностью, должна обладать эмпирическими приложениями; а если у нее могут быть эмпирические приложения, то она может быть истинной и на описательном уровне» (Davidson et al., 1957. P. 4). Эта лишь одна из многих попыток использовать эмпирические свидетельства для обсуждения вопроса нормативной адекватности ТРВ.

Попытка такого анализа представлена в работах Маршака (Marschak, 1950; 1951, см. также: Jallais et al., 2008). Он считал ТРВ нормативной, но доказывал, что следование рациональным правилам в долгосрочном периоде сделает агента более успешным — таким образом, «оказывался в семантическом круге, выводя примеры из условий рациональности и наоборот» (Mongin, 2009. Р. 328). Это, как и в исследовании Дэвидсона, Саппса и Сигеля, дает связь между эмпирическими свидетельствами о рациональном поведении и нормативными свойствами ТРВ. В числе недавних исследований, затрагивающих похожие вопросы, назовем работы Гуала (Guala, 2000) и Штармера (Starmer, 2005; 2009). Гуала использует философию математики И. Лакатоша (Lakatos, 1976), чтобы показать сложную связь между нормативным и дескриптивным в истории теории ожидаемой полезности, особенно в том, как она «формулировалась, эмпирически отвергалась, нормативно защищалась, нормативно фальсифицировалась и, наконец, изменялась» (Р. 80). Штармер (Starmer, 2009) исследует корпус работ Фридмена и Сэвиджа по теории ожидаемой полезности и критикует то, что он называет „FS уклоном" — использование нормативной привлекательности в качестве «источника эмпирического подтверждения» (Р. 289).

Хотя существует множество исследований — эмпирических и философских — о формах, в которых ТРВ как эмпирическая теория взаимодействует с ТРВ как нормативной теорией (и, возможно, отчасти заимствует у последней свою достоверность), остается еще много открытых вопросов. Не приводя аргументы в пользу того или иного подхода, отметим лишь, что во всех этих работах ТРВ хотя бы в некотором отношении рассматривается как нормативная теория, причем нормативная теория рациональности, а не морали. Иными словами, любому исследованию связи между нормативной и позитивной ТРВ предшествует нормативный поворот.

Есть ли основания для пересмотра экономики благосостояния?

В этом разделе мы обсудим важный эпизод в истории экономики рационального выбора, который до этого не затрагивали. Ранее мы говорили о ТРВ, которую экономисты традиционно не считали нормативной; в этом разделе мы коснемся области, которую экономисты обычно считали нормативной, — экономики благосостояния. Хотя не все нормативное есть этическое, остаются серьезные вопросы о связи между ТРВ — независимо от того, позитивна она, (рационально) нормативна или и то, и другое — и этически нормативной экономикой благосостояния.

Стандартная экономика благосостояния — в любой из ее традиционных форм (Парето-эффективность, принцип компенсации или анализ издержек и выгод) — выводит определение блага (благосостояния) из удовлетворения индивидуальных предпочтений¹⁵. Чаще всего ТРВ в экономике благосостояния выступает в форме (безрисковой) теории потребительского выбора: предполагается, что потребитель имеет хорошо упорядоченные предпочтения (представленные ординальной функцией полезности) на неотрицательных наборах товаров и выбирает наиболее предпочтительный набор (максимизирующий полезность) из доступного множества. Содержание предпочтений может быть любым, но они считаются вполне упорядоченными (полными и транзитивными) и обладающими достаточной структурой, чтобы гарантировать существование единственного максимизирующего полезность набора при любых ценах и доходе (при любом бюджетном ограничении). Удовлетворение индивидуальных предпочтений выступает единственным критерием, на основе которого индивиды оценивают состояние мира, — различные товарные наборы. Благосостояние индивида основано полностью на том, в какой степени удовлетворены его индивидуальные предпочтения. Экономика благосостояния принимает за данность эту характеристику экономических агентов и добавляет моральный принцип: критерий для блага или увеличивающего благосостояние распределения ресурсов в экономике, состоящей из подобных агентов. В качестве примера подобного (морального) нормативного принципа можно привести принцип минимальной благожелательности.

«Если благосостояние тождественно удовлетворению предпочтений, то естественными следствиями являются свойства стандартной нормативной экономики. Все, что для них необходимо, — это один безобидный моральный принцип минимальной благожелательности: при прочих равных, с точки зрения морали хорошо, если благосостояние людей растет... Те, кто принимает принцип минимальной благожелательности и связывает благосостояние индивида с удовлетворением его предпочтений, при прочих равных, будут считать моральным удовлетворение индивидуальных предпочтений. Главный вопрос стандартной нормативной экономики заключается в том, в какой степени экономическая система позволяет индивидам удовлетворять их потребности» (Hausman, McPherson, 2006. P. 65).

Иными словами, стандартную экономику благосостояния можно свести к комбинации (в общем случае безрисковой) ТРВ и морального принципа, который объявляет удовлетворение индивидуальных предпочтений хорошим с точки зрения морали.

Разумеется, существует обширная литература, в которой критически рассматривается стандартная экономика благосостояния, — от гедонистических утилитаристов до марксистов, различных институционалистов, А. Сена и многих других. В споре с ней сильной стороной теории мейнстрима всегда было то, насколько тесно критерий благосостояния связан (как утверждалось) с лучшей из известных научных теорий индивидуального поведения — ТРВ.

Однако именно поэтому нормативный поворот стал проблемой. Если ТРВ есть нормативная теория рациональности, которая слишком часто не способна предсказывать и объяснять поведение реальных агентов, то привычное обоснование стандартной экономической теории благосостояния кажется гораздо менее убедительным. Такое привычное обоснование сводится к тому, что мы должны использовать достаточно слабое понятие экономического благосостояния и не менее слабые критерии для проведения политики (такие, как Парето-эффективность), чтобы иметь экономическую теорию благосостояния, прочно основанную на лучшей из известных научных теорий человеческого поведения, то есть ТРВ. Но если ТРВ больше не считается хорошим примером научной теории индивидуального поведения и представляет собой нормативную теорию «рационального» действия (имеющую к тому же весьма шаткие основания в виде теории рациональности), почему мы должны принимать связанную с ней экономику благосостояния? Возможно, мы должны переосмыслить экономику благосостояния и либо привести ее в соответствие с более описательно точной теорией индивидуального поведения, либо использовать понятие благосостояния, которое не основано на удовлетворении индивидуальных предпочтений¹⁶. В любом случае, нормативный поворот должен привести к большим изменениям в стандартной экономике благосостояния.

Возможность построить экономику благосостояния, основанную на поведенческой экономике

Нормативный поворот не только означает вызов для стандартной экономики благосостояния, но и представляет собой потенциальную проблему для некоторых политических рекомендаций, предложенных недавно поведенческими экономистами. Речь идет о новой экономике благосостояния — либертарном патернализме, асимметричном патернализме и политике «мягкого подталкивания» (nudging) (Camerer et al., 2003; Sunstein, Thaler, 2003a; 2003b; 2008)¹⁷.

Новая экономика благосостояния¹⁸ предоставляет инструментарий для анализа микроэкономической политики, основанный на недавних результатах поведенческой экономики и различных эмпирических аномалиях, с которыми сталкивается ТРВ. В новой экономике благосостояния нормативный поворот оформляется как серия политических рекомендаций. Идея такова: поскольку экспериментальная литература показывает, что люди не действуют рационально — они на самом деле не принимают наилучшее для себя решение; они совершают ошибки, для государства вполне естественно «подтолкнуть» их в том направлении, в котором лежат их интересы, но куда они сами не пошли бы. Патернализм, возникающий «из скептического отношения к способностям отдельных категорий людей принимать решения в собственных интересах» (Camerer et al., 2003. P. 1210), приводит к экономическим издержкам и потерям индивидуальной свободы. Поэтому новая экономика благосостояния предлагает политические меры относительно небольшого масштаба, от которых получат большие выгоды те, кто без регулирования допустили бы значительно большие ошибки (наименее рациональные), но от которых почти или совсем не проиграют те, кто не допустил бы ошибок (самые рациональные). Либертарный патернализм предлагает «подталкивать туда, где легче всего приобрести и сложнее всего навредить» (Sunstein, Thaler, 2008. P. 72), а асимметричный патернализм «стремится помочь ограниченно рациональным людям избежать дорогостоящих ошибок, не принося никакого вреда рациональным людям» (Camerer et al., 2003. P. 1250). Но эти два подхода, очевидно, «схожи по духу» (Sunstein, Thaler, 2008. P. 72).

«Если вы откроете учебник по экономике, то узнаете, что homo oeconomicus способен думать как Альберт Эйнштейн, обладает памятью суперкомпьютера и силой воли Махатмы Ганди... Но реальные люди, те, которых мы знаем, другие. Они не способны делить большие числа без калькулятора, иногда забывают даты семейных праздников, а утром первого января мучаются от похмелья. Они не homo oeconomicus, они homo sapiens. Мы не хотим перегружать вас латынью и будем называть воображаемых и реальных созданий соответственно „эконами" и „людьми"» (Sunstein, Thaler, 2008. P. 6-7).

«Подталкиванием мы будем называть любой фактор, который существенно изменяет поведение людей, но игнорируется эконами. Эконы реагируют на стимулы. Если государство облагает налогом конфеты, они купят меньше конфет, но на них не повлияют такие „несущественные" факторы, как порядок, в котором перечисляются варианты. Люди тоже реагируют на стимулы, но они реагируют и на подталкивание. Правильно используя и первое, и второе, мы сможем улучшить жизни людей и помочь решить многие проблемы в обществе, при этом сохранив свободу выбора» (Sunstein, Thaler, 2008. P. 8).

Хотя новая экономика благосостояния явно основана на нормативном повороте и на литературе о различных аномалиях в ТРВ, некоторые аспекты этого поворота работают против нее. Проблема состоит в том, что людей подталкивают к рациональности в определении ТРВ. На языке Санштейна и Талера об эконах и людях подталкивание касается изменений, «которые будут проигнорированы эконами», но после которых люди будут действовать точно так же, как действовали бы эконы (Davis, 2011. Р. 62). Основанные на подталкивании политические меры достаточно традиционны: мотивировать людей к различным Парето-улучтениям, особенно упрощать им извлечение выгод от торговли между их «человеческим» и «экономическим» «я». Так что непонятно, почему «такая популярность ведущих поведенческих экономистов не сопровождалась появлением новой нормативной модели для анализа политики» (Berg, 2003. Р. 412).

«Есть большая ирония в том, что большинство поведенческих экономистов, которые пролагают дорогу психологическим подходам в экономике, поддерживают идею о непоколебимом превосходстве аксиом рационального выбора в качестве модели, относительно которой оцениваются практически все варианты измеряемого поведения. Так что уже стало правилом, а не исключением, когда поведенческие экономисты предлагают описательные расширения экономических моделей с систематическими ошибками и смещенными убеждениями и вместе с тем пренебрегают вопросом о том, а что же следует делать рациональному актору» (Berg, Gigerenzer, 2010. P. 148).

Похоже, с этой же проблемой столкнулась и традиционная экономика благосостояния, описанная выше. Когда становится понятно, что рациональность означает исключительно обладание хорошо упорядоченными предпочтениями и оптимальные действия в соответствии с этими предпочтениями (но ни в коем случае не ограничение на содержание этих предпочтений), а число свидетельств того, что такое поведение не типично для людей, лишь растет, то возникает вопрос, подходят ли нормативные стандарты, на которых зиждется подобное определение рациональности, для экономики благосостояния и основанной на микроэкономике политики. Сторонники ли-бертарного и асимметричного патернализма стараются подтолкнуть людей действовать так, как если бы ТРВ была дескриптивно точна.

Однако согласно поведенческим экономистам, отстаивающим новую экономику благосостояния, это не так. Она лишь нормативная теория, основанная на некотором конкретном и достаточно шатком понятии рациональности¹⁹ — и это ставит серьезные вопросы о том, подходит ли любая версия экономики благосостояния, основанная на ТРВ, для государственной политики. Конечно, на эти вопросы нет очевидных ответов; здесь планировалось лишь начать их обсуждение, которое, однако, предполагает признание факта нормативного поворота.

 

---

 

Выше мы постарались описать нормативный поворот в недавних работах по экспериментальной и поведенческой экономике, оценить, будет ли он активно распространяться в сообществе экономистов, а также обсудить некоторые причины и следствия этого поворота. Нормативным поворотом мы назвали склонность все большего числа экономистов рассматривать ТРВ в качестве нормативной теории рациональности и отделять нормативное от этического. Едва ли стоит сомневаться в популярности нормативной интерпретации ТРВ в экспериментальных разделах экономической науки, и если, как мы полагаем, это изменение будет воспринято более широким кругом экономистов, влияние его станет довольно существенным. Рано говорить о том, каким будет результат этого развития, но здесь мы хотели бы подготовить читателей к переменам и предложить им задуматься о возможных последствиях.

Перевод с английского Д. Шестакова

---

 

¹ Хотя большинство экономистов отождествляют нормативные вопросы с этическими, даже в начале XX в. находились исключения. Например, один из рецензентов первого издания «Опыта...» Роббинса критиковал его именно за это: «Поскольку „нормативное" и „этическое" не совпадают, получается, что у нас может быть „нормативная" экономика, которая, по крайней мере на первый взгляд, весьма отличается от „этики"» (Souter, 1933. Р. 402). У. К. Митчелл, обсуждая социальную экономическую теорию Ф. фон Визера в 1915 г., отмечает: «Даже в большей степени, чем остальные члены его школы, Визер рассматривает экономическую деятельность не такой, какова она есть, но как она логически должна осуществляться. Его работа является не позитивной, а нормативной теорией» (Mitchell, 1950. Р. 250).

² Дальнейшее обсуждение истории дихотомии нормативного и позитивного в экономике см. в нашей работе (Hands, 2012).

³ Например, А. Розенберг (Rosenberg, 1992, 1995) достаточно критически относится к ТРВ как позитивной научной теории, но не считает ее нормативной теорией рациональности.

⁴ Справедливости ради стоит сказать, что некоторые современные экономисты интерпретировали ТРВ (или осознавали необходимость интерпретировать ее) как нормативную теорию рациональности — например, М. Алле (Allais, 1979), Д. Эльсберг (Ellsberg, 1961) и Дж. Маршак (Marschak, 1950, 1951), но давали разные описания соответствующих норм (и связи с позитивной теорией) и всегда оставались в меньшинстве. Кроме того, важно отметить, что они наряду с другими экономистами были готовы рассматривать нормативную интерпретацию только в отношении теории ожидаемой полезности фон Неймана-Моргенштерна, но не для безрисковых версий ТРВ, например теории потребительского выбора (этот вопрос детально будет рассмотрен ниже).

⁵ Отметим также, что хотя многие философы интерпретировали (и продолжают интерпретировать) ТРВ и связанные с ней экономические теории как нормативные теории рациональности, это не значит, что так делают все философы, которые пишут по этому поводу. Многие — особенно те, кто изначально были философами естественных наук, — давно уже пытаются показать, что ТРВ удовлетворяет или в принципе способна удовлетворить методологическим стандартам естественных наук. Большинство этих работ, например работы Гемпеля (Hempel, 1962) и Поппера (Popper, 1994), содержат попытки показать, что объяснения ТРВ совместимы с дедуктивно-номологической моделью научного объяснения. Конечно, среди философов много критиков — уже упомянутые выше Дэвидсон (Davidson, 2001, 2004) и Розенберг (Rosenberg, 1992, 1995), но важно понимать, что критика ТРВ как научной теории не обязательно приводит к заключению, что это нормативная теория рациональности. На самом деле, как мы увидим ниже, отрицание научного статуса ТРВ не только не достаточное основание для принятия нормативной интерпретации, оно даже может не быть необходимым.

⁶ Работа Сэвиджа (Savage, 1952), упомянутая в этой цитате, была опубликована на французском в CNRS (1953). О различиях между работами Сэвиджа и Сэвиджа—Фридмена по теории ожидаемой полезности см. также: Blume, Easley, 2008; Heukelom, 2009; 2012; Starmer, 2009. P. Сагден (Sugden, 1991) обсуждает многие философские вопросы, поднятые в рамках подхода Сэвиджа.

⁷ Мы будем использовать термин «экспериментальная психология» в дальнейшем обсуждении, но на самом деле он слишком широкий. Экспериментальная психология крайне разнородна и включает радикальный бихевиоризм, психофизику и множество других исследовательских программ, которые не повлияли (по крайней мере, напрямую) на недавние тенденции в экономической науке. Экспериментальная психология, о которой пойдет речь здесь, связана с именами У. Эдвардса, Д. Канемана, А. Тверски и других. Речь идет об исследованиях в рамках поведенческой теории принятия решений (Behavioral Decision Research, BDR). Подробное обсуждение исследовательской программы BDR в экспериментальной психологии и ее исторической и методологической связи с поведенческой экономикой см. в: Davis, 2011; Heukelom, 2009; 2011; 2012.

⁸ Различные версии более подробной исторической реконструкции см. в: Bruni, Sugden, 2007; Camerer, Loewenstein, 2004; Earl, 2005; Hands, 2010; Heukelom, 2009; 2012; Rabin, 1998; Sent, 2004.

⁹ Хотя описанная здесь картина подходит для наших целей, на самом деле в ее описании мы упустили множество полутонов. В частности, взгляды Канемана, Тверски и многих других исследователей в этой области со временем претерпели эволюцию. Более детальное исследование взглядов Канемана и Тверски на нормативный характер ТРВ и связанные с ним вопросы см. в: Heukelom, 2009; 2012; Lee, 2011.

¹⁰ Более подробное рассмотрение этих аномалий и свидетельств их наличия см. в любом обзоре современной экспериментальной и/или поведенческой экономики (например, Bardsley et al., 2009; Camerer, Loewenstein, 2004; DellaVigna, 2009; Kahneman, Tversky, 1986 или 2000; Rabin, 1998).

¹¹ Интересно сравнить представления о том, как плохо, согласно современным исследованиям, реальные люди вписываются в идеализированную модель экономического человека в ТРВ, со взглядами по тому же вопросу М. Вебера, писавшего в начале XX в. (Weber, 1975 [1908]). Для Вебера ТРВ (особенно теория предельной полезности) представляет собой универсализацию капиталистической формы жизни и особое описание поведения, при котором «каждый основывает свои действия по отношению к окружающим исключительно на основе предпринимательской бухгалтерии — и в этом смысле „рационально"» (Р. 32). На основе этого рассуждения, а также того, что капиталистическая форма жизни становится все более и более универсальной, Вебер предсказывает, что индивидуальное поведение со временем будет все больше и больше напоминать рациональное поведение, описываемое ТРВ: «В сегодняшних условиях разница между реальностью и теоретическими предсказаниями экономической науки постепенно исчезает. Отсутствие этой разницы определяет сегодня судьбы все более широких слоев человечества. И, насколько мы можем видеть, продолжит определять и впредь» (Р. 33).

¹² Инструментальной рациональности и предположения о том, что вся информация, необходимая для выбора, выражена в предпочтениях. — Примеч. пер.

¹³ Похожие замечания см. в работе Ф. Монжена (Mongin, 2009. Р. 328).

¹⁴ См., например, Putnam, 2002 или Searle, 2001. Приложение некоторых из этих философских споров к экономике рассматривается в: Hands, 2012.

¹⁵ Отметим, что с развитием концепции возможностей и других новых подходов к экономике благосостояния в последние два десятилетия «стандартную» экономику благосостояния сегодня уже, возможно, нельзя называть стандартной. Поэтому следует употреблять термин «нормативная неоклассическая экономика» (Berg, 2003. Р. 415).

¹⁶ Некоторые из возможных решений предлагаются в работах Хаусмана и Макферсона (Hausman, McPherson, 2006, 2008).

¹⁷ Хотя это требует отдельной работы, стоит отметить возможные следствия нормативного поворота и для попыток Канемана возродить гедонистический утилитаризм Бентама (Kahneman, Thaler, 2006; Kahneman et al., 1997). Критический обзор этой литературы см. в: Hausman, 2010.

¹⁸ Возможно, следует называть ее новейшей экономикой благосостояния, потому что традиционную экономику благосостояния уже называли новой в 1940-е и 1950-е годы, чтобы отличать ее от гедонистического утилитаризма.

¹⁹ Вслед за Вебером мы можем сказать, что рыночных институтов оказалось недостаточно для того, чтобы превратить всех нас в носителей капиталистической рациональности: данные свидетельствуют о том, что мы по-прежнему совершаем ошибки, — так что теперь еще и государство должно подтолкнуть нас в этом направлении.

 

---

 

Список литературы

Allais М. (1979). The Foundations of a Positive Theory of Choice Involving Risk and a Criticism of the Postulates and Axioms of the American School // Expected Utility Hypothesis and the Allais Paradox / M. Allais, O. Hagen (eds.) Dordrecht: D. Reidel. P. 25-145.

Arrow K. J. (1959). Rational Choice Functions and Orderings // Economica. Vol. 26, No 102. P. 121-127.

Bardsley N., Cubitt R., Loomes G., Moffatt P., Starmer C, Sugden R. (2009). Experimental Economics: Rethinking the Rules. Princeton: Princeton University Press.

Berg N. (2003). Normative Behavioral Economics // Journal of Socio-Economics. Vol. 32, No 4. P. 411-427.

Berg N., Gigerenzer G. (2010). As-If Behavioral Economics: Neoclassical Economics in Disguise? // History of Economic Ideas. Vol. 18, No 1. P. 133 — 166.

Blaug M. (1992). The Methodology of Economics: Or How Economists Explain. 2nd ed. Cambridge: Cambridge University Press.

Blume L. Е., Easley D. (2008). Rationality // The New Palgrave Dictionary of Economics. 2nd ed. N.Y.: Palgrave Macmillan. P. 884-893.

Bruni L., Sugden R. (2007). The Road Not Taken: How Psychology was Removed from Economics, and How It Might be Brought Back In // Economic Journal. Vol. 117, No 516. P. 146-173.

Camerer C, Issacharoff S., Loewenstein G., O'Donoghue Т., Rabin M. (2003). Regulation for Conservatives: Behavioral Economics and the Case for 'Asymmetric Paternalism' // University of Pennsylvania Law Review. Vol. 151. P. 1211 — 1254.

Camerer C, Loewenstein G. (2004). Behavioral Economics: Past, Present, and Future // Advances in Behavioral Economics. Princeton: Princeton University Press. Vol. 3. P. 3-52.

Davidson D. (2001). Essays on Actions and Events. 2nd ed. Oxford: Clarendon Press. [1* ed. 1980].

Davidson D. (2004). Problems of Rationality. Oxford: Clarendon Press.

Davidson D., Suppes P., Siegel S. (1957). Decision Making: An Experimental Approach. Stanford: Stanford University Press.

Davis J. B. (2011). Individuals and Identity in Economics. Cambridge: Cambridge University Press.

Della Vigna S. (2009). Psychology and Economics: Evidence From the Field // Journal of Economic Literature. Vol. 47, No 2. P. 315 — 372.

Earl P. E. (2005). Economics and Psychology in the Twenty-First Century // Cambridge Journal of Economics. Vol. 29, No 6. P. 909-927.

Ellsberg D. (1961). Risk, Ambiguity, and the Savage Axioms // Econometrica. Vol. 75, No 4. P. 643-665. Friedman M. (2001). Dynamics of Reason. Stanford: CSLI Publications.

Friedman M. (1953). The Methodology of Positive Economics // Essays in Positive Economics. Chicago: University of Chicago Press.

Friedman M. (1955). What All is Utility? // Economic Journal. Vol. 65, No 259. P. 405-409.

Friedman M., Savage L. (1948). The Utility Analysis of Choices Involving Risk // Journal of Political Economy. Vol. 56, No 4. P. 279-304.

Friedman M., Savage L. (1952). The Expected-Utility Hypothesis and the Measurability of Utility // Journal of Political Economy. Vol. 60, No 6. P. 463-474.

Glimcher P. W. (2003). Decisions, Uncertainty, and the Brain: The Science of Neuroeconomics. Cambridge, MA: MIT Press.

Glimcher P. W., Dorris M. C., Bayer H. M. (2005). Physiological Utility Theory and the Neuroeconomics of Choice // Games and Economic Behavior. Vol. 52, No 2.

P. 213-256.

Guala F. (2000). The Logic of Normative Falsification: Rationality and Experiments in Decision Theory // Journal of Economic Methodology. Vol. 7, No 1. P. 59 — 93.

Hands D. W. (2010). Economics, Psychology, and the History of Consumer Choice Theory // Cambridge Journal of Economics. Vol. 34, No 4. P. 633 — 648.

Hands D. W. (2012). The Positive-Normative Dichotomy and Economics // Handbook of the Philosophy of Science/ D. Gabbay. P. Thagard, J. Woods (eds.). Vol. 13:

Philosophy of Economics / U. Maki (ed.). Amsterdam: Elsevier. P. 219—239.

Hausman D. M. (2010). Hedonism and Welfare Economics // Economics and Philosophy. Vol. 26, No 3. P. 321-344.

Hausman D. M., McPherson M. (2006). Economic Analysis, Moral Philosophy and Public Policy. Cambridge: Cambridge University Press.

Hausman D. M., McPherson M. (2008). The Philosophical Foundations of Normative Economics // The Philosophy of Economics: An Anthology. 3rd ed. Cambridge:

Cambridge University Press. P. 226—250.

Hempel C. G. (1962). Rational Action // Proceedings and Addresses of the American Philosophical Association. Vol. 35. P. 5—23.

Heukelom F. (2009). Kahneman and Tversky and the Making of Behavioral Economics. PhD Thesis / University of Amsterdam.

Heukelom F. (2011). Behavioral Economics // The Elgar Companion to Recent Economic Methodology / J. B. Davis, D. W. Hands (eds.). Cheltenham: Edward Elgar. P. 1—38. Heukelom F. (2012). A History of Behavioral Economics [forthcoming]. Hicks J. R. (1946). Value and Capital. 2nd ed. Oxford: Clarendon Press [1st ed. 1939]. Jallais S., Pradier P.-Ch., Teira D. (2008). Facts, Norms, and Expected Utility

Functions // History of the Human Sciences. Vol. 21, No 2. P. 45 — 62. Kahneman D. (2003). Maps of Bounded Rationality: A Perspective on Intuitive

Judgment // American Economic Review. Vol. 93, No 5. P. 1449 — 1475. Kahneman D., Thaler R. H. (2006). Utility Maximization and Experienced Utility //

Journal of Economic Perspectives. Vol. 20, No 1. P. 221—234. Kahneman D.f Tversky A. (1986). Rational Choice and the Framing of Decisions //

The Journal of Business. Vol. 59. S251-S278. Kahneman D., Tversky A. (eds.) (2000). Choices, Values, and Frames. Cambridge:

Cambridge University Press. Kahneman D., Wakker P., Sarin R. (1997). Back to Bentham? // Quarterly Journal

of Economics. Vol. 112, No 2. P. 374-405. Keynes J. N. (1917). The Scope and Method of Political Economy. 4th ed. L.: Macmillan

[1st ed. 1890].

Lakatos I. (1976). Proofs and Refutations / J. Worrall, E. Zahar (eds.). Cambridge:

Cambridge University Press. Lee K. S. (2011). Three Ways of Linking Laboratory Endeavors to the Realm of

Policies // European Journal of the History of Economic Thought. Vol. 18, No 5.

P. 755-776.

Marschak J. (1950). Rational Behavior, Uncertain Prospects, and Measurable Utility //

Econometrica. Vol. 18, No 2. P. 111-141. Marschak J. (1951). Why 'Should' Statisticians and Businessmen Maximize 'Moral

Expectation'? // Proceedings of the Second Berkeley Symposium on Mathematical

Statistics and Probability. Berkeley, CA: University of California Press. McFadden D. (1999). Rationality for Economists? // Journal of Risk and Uncertainty.

Vol. 19. P. 73-105.

Mitchell W. C. (1950 [1915]). Wieser's Theory of Social Economics // The Backward Art of Spending Money. N.Y.: Augustus M. Kelley. P. 225-257.

Mongin Ph. (2009). Duhemian Themes in Expected Utility Theory // French Studies in the Philosophy of Science / A. Brenner, J. Gayon (eds.). N. Y.: Springer. P. 303 — 357.

Nozick R. (1990 [1963]). The Normative Theory of Individual Choice. N.Y.: Garland Publishing.

Nozick R. (1993). The Nature of Rationality. Princeton: Princeton University Press.

Popper К. R. (1963). Conjectures and Refutations. N.Y.: Harper & Row.

Popper K. R. (1994). Models, Instruments, and Truth: The Status of the Rationality

Principle // The Myth of the Framework: In Defense of Science and Rationality.

L.: Routledge. P. 154-184. Putnam H. (2002). The Collapse of the Fact/Value Dichotomy and Other Essays.

Cambridge, MA: Harvard University Press. Rabin M. (1998). Psychology and Economics // Journal of Economic Literature.

Vol. 36, No 1. P. 11-46. Robbins L. (1935). An Essay on the Nature and Significance of Economic Science. 2nd ed.

L.: Macmillan and Co. [first edition 1932]. Rosenberg A. (1992). Economics: Mathematical Politics or Science of Diminishing

Returns? Chicago: University of Chicago Press. Rosenberg A. (1995). Philosophy of Social Science. 2nd ed. Boulder, CO: Westview Press. Ross D. (2005). Economic Theory and Cognitive Science. Cambridge, MA: MIT Press. Savage L. J. (1952). Une Axiomatisation de Comportement Raisonnable Face a

1'Incertitude // Econometrie, Colloques Internationaux du Centre National de la

Recherche Scientifique. Paris, 12-17 mai. Savage L. J. (1954). The Foundations of Statistics. N.Y.: Wiley. Savage L. J. (1972). The Foundations of Statistics. 2nd ed. N. Y.: Dover.

Searle J. R. (2001). Rationality in Action. Cambridge, MA: MIT Press.

Sent E.-M. (2004). Behavioral Economics: How Psychology Made Its (Limited) Way

Back Into Economics // History of Political Economy. Vol. 36, No 4. P. 735—760. Smith V. L. (1991). Rational Choice: The Contrast Between Economics and Psychology //

Journal of Political Economy. Vol. 99, No 4. P. 877-897. Souter R. W. (1933). "The Nature and Significance of Economic Science": in Recent

Discussions // The Quarterly Journal of Economics. Vol. 47. P. 377—413. Starmer C. (2005). Normative Notions in Descriptive Dialogues // Journal of Economic

Methodology. Vol. 12, No 2. P. 277-289. Starmer C. (2009). Expected Utility and Friedman's Risky Methodology // The

Methodology of Positive Economics: Reflections on the Milton Friedman Legacy /

U. Maki (ed.). Cambridge: Cambridge University Press. P. 285 — 302. Sugden R. (1991). Rational Choice: A Survey of Contributions from Economics and

Philosophy // Economic Journal. Vol. 101, No 407. P. 751-785. Sunstein C. R.y Thaler R. H. (2003a). Libertarian Paternalism Is Not an Oxymoron //

University of Chicago Law Review. Vol. 70, No 4. P. 1159-1202. Sunstein C. R., Thaler R. H. (2003b). Libertarian Paternalism // American Economic

Review. Vol. 93, No 2. P. 175-179. Sunstein C. R., Thaler R. H. (2008). Nudge: Improving Decisions About Health, Wealth,

and Happiness. New Haven: Yale University Press. Suppes P. (1961). The Philosophical Relevance of Decision Theory // Journal of

Philosophy. Vol. 58 No 21. P. 605-614. Thaler R. H. (2000). From Homo Economicus to Homo Sapiens // Journal of Economic

Perspectives. Vol. 14, No 1. P. 133-141. Weber M. (1975 [1908]). Marginal Utility Theory and 'The Fundamental Law of

Psychophysics' // Social Science Quarterly. Vol. 56, No 1. P. 21 — 36.