Методологический индивидуализм и методологический институциоиализм

Кирдина С.Г.

д. соц. н., завсектором эволюции

социально-экономических систем Института экономики РАН

В многолетних дискуссиях об адекватности современной экономической теории, обострившихся после финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг., все чаще на первый план выходят вопросы методологии. Они активно обсуждаются за рубежом и в России — на страницах журнала «Вопросы экономики» (например, см.: Автономов, 2013; Вудфорд, 2012; Дози, 2012; Кэй, 2012) и других экономических изданий («Общественные науки и современность», «Экономическая наука современной России» и т. д.). Многие ученые разделяют тезис о том, что именно неадекватность методологических установок основных разделов современного мейнстрима¹ служит причиной недостаточного «объясняющего аспекта» и нежизнеспособных практических рекомендаций экономической теории (Блауг, 2002. С. 63). Поэтому необходимы «глобальная методологическая чистка» (Балацкий, 2012. С. 148) и создание новой методологии, соответствующей сложности многоразмерного взаимозависимого мира.

Мы поставили задачу проанализировать основополагающий постулат мейнстрима — принцип методологического индивидуализма. Мы покажем, для решения каких исследовательских задач принцип методологического индивидуализма наиболее адекватен и каковы его ограничения.

Принцип методологического индивидуализма в концептуальном ядре мейнстрима

Методологический индивидуализм: определение

В наше время мейнстрим объединяет экономистов-неоклассиков², отстаивающих общие идеалы и нормы экономических исследований. Единство обеспечивается, прежде всего, общностью исходных предпосылок. Принцип методологического индивидуализма реализуется в необходимом взаимодействии со следующими базовыми постулатами мейнстрима:

• модель рационального (ограниченно рационального) экономического агента с наличием устойчивых предпочтений;
• принцип максимизации, определяющий экономическое поведение агентов рынка в соответствии с категорией субъективной полезности;
• наличие конкуренции (разного вида) между агентами;
• возможность достижения рыночного равновесия, связанная с ростом предельных издержек по мере постепенного увеличения выпуска, или с «законом убывающей отдачи» факторов производства.

Если ранее Г. Беккер отмечал особую роль постулатов максимизации, рыночного равновесия и устойчивых предпочтений (Becker, 1976), то в последние годы происходит уточнение содержания базовых предпосылок. Имеются в виду аксиомы о полной информированности субъектов рынка; трактовка этих субъектов как «репрезентативных агентов» — единообразных добросовестных индивидов и фирм; представления о том, что мотивация агентов (заработная плата, доход на капитал, прочие доходы) определяется общими законами рыночного ценообразования (Ольсевич, 2013. С. 11) и др.

Хотя ученые, посвятившие специальные монографии анализу методологического индивидуализма, скептически оценивают возможность достичь окончательной договоренности по поводу его содержания (Udehn, 2001), необходимо ввести хотя бы рабочее определение. Обобщая многие подходы, можно отметить, что методологический индивидуализм «предполагает объяснение общественных явлений в терминах индивидуального поведения» (Lukes, 1973; цит. по: Ходжсон, 2003. С. 98).

Схожие определения приводят и другие авторы (Л. Лахманн, Ю. Эльстер, М. Аоки и др.), которых цитирует в своей работе Дж. Ходжсон (Hodgson, 2007. Р. 98—99). Экономический субъект — таковым можно считать как индивида, так и фирму и даже государство — служит главной отправной точкой теоретического анализа (Шаститко, 2002. С. 36). Методологический индивидуализм означает, что в терминах индивидуальных действий необходимо объяснять социальные события не только на микро-, но и на макроуровне. Речь идет, в частности, об инфляции, безработице, организационных изменениях, эволюции культурных норм и др. (Toboso, 2001. Р. 670). Все они рассматриваются с позиций абстрактного индивида, который пытается повысить свое благосостояние в условиях конкуренции и существования определенных издержек (неоинституционалисты включают в них издержки координации).

При этом разные исследователи вменяют экономическому субъекту {homo oeconomicus) те или иные особенности, которые объясняют его поведение. Речь может идти о человеке, склонном максимизировать положительные ощущения и избегать наказания, то есть о своего рода «машине удовольствия» (Edgeworth, 1881). При этом удовольствие можно понимать достаточно широко, включая не только физическое, но и ментальное, духовное и пр. (Mill, 1961). Дж. М. Кейнс считал индивида склонным к сбережениям и подверженным «денежным иллюзиям», М. Фридмен и Э. Фелпс отмечали «адаптивные ожидания» экономических агентов, а Р. Лукас, Т. Сарджент и Н. Уоллес полагали, что для индивида характерны «рациональные (макрорацио-нальные) ожидания» (Худокормов, 2009. С. 182).

Но чем бы ни руководствовался экономический агент — стремлением к максимизации полезности, или желанием сохранить статус-кво, избегать риска и неопределенности (Ольсевич, 2007), привычками, традициями и нравственными устоями по В. Смиту, или стремлением к достижению «контрольных цифр» роста продаж, темпов роста, доли рынка по Г. Саймону (Худокормов, 2009. С. 34), — именно индивидуальное поведение представляется главным для понимания сути экономических процессов.

С середины XX в. система постулатов, основанная на принципе методологического индивидуализма, представляет собой согласованный набор принципов, разделяемых большинством экономистов-неоклассиков. К этому времени принцип «методологического индивидуализма» терминологически был введен в программу экономических исследований Й. Шумпетером, который «дал название тому, что уже и так объединяло неоклассических авторов и отличало их от своих классических предшественников» (Допфер, 2008. С. 112). Базирующаяся на принципе методологического индивидуализма система постулатов сохраняет свою устойчивость, и пока не сложилось альтернативное сравнимое по популярности и проработанности направление экономического знания, базирующееся на иных методологических предпосылках.

Постоянство мировоззренческого ядра ортодоксальной экономической теории, а также явная или неявная приверженность нескольких поколений экономистов принципу методологического индивидуализма объясняют возможности постоянного синтеза появляющихся теоретических инноваций с мейнстримом. Так, Кейнс (2012) показал, что рыночная экономика страдает внутренней неустойчивостью и невозможностью установить рыночное равновесие в силу неопределенности соотношения сбережений и инвестиций, невозможности достичь полной занятости и др. Выводы Кейнса о том, что государственные расходы и «социализированные» инвестиции в связи с этим следует рассматривать как эндогенные экономические переменные, представлялись сначала как «кейнсианская революция». Но впоследствии эти идеи были использованы для уточнения условий рыночного равновесия: Дж. Хикс и П. Самуэльсон адаптировали идеи Кейнса для неоклассической теории (Дзарасов, 2004), осуществив так называемый «неоклассический синтез».

Современная поведенческая экономика тоже встраивается в мейн-стрим. Это связано с сохранением приверженности принципу методологического индивидуализма, поскольку, как известно, Э. Фелпс призвал «ввести индивидов в экономические макромодели», а Дж. Акерлоф отмечал, что «макроэкономика должна быть основана на подобных поведенческих соображениях» (Худокормов, 2009. С. 46).

Аналогичная ситуация характеризует неоинституциональную экономическую теорию, которая хотя и представляет собой развитие неоклассических идей, но в значительной степени опирается на базовые постулаты неоклассики и «осталась в рамках ее парадигмы» (Нестеренко, 2002. С. 11). Как отмечал М. Блауг, «школа институциональной теории представляет собой не более чем легкую склонность к отступлению от ортодоксальной экономической науки» (1994. С. 958). О. Уильямсон в 2000 г. высказался еще более определенно: «Институциональная экономика инкорпорирована в ортодоксию» (Williamson, 2000. Р. 596). По сути, «новая институциональная экономика... представляет собой применение экономических (неоклассических) методов анализа к явлениям, традиционно не входившим в предмет исследования экономической науки: организационным и правовым рамкам экономической деятельности» (Автономов, 2010. С. 175). Поэтому «методологически новая институциональная экономика аналогична неоклассической экономической теории» (Keizer, 2007. Р. 5). В неоинституциональной теории институты рассматриваются как «правила игры», сознательно созданные индивидами для организации взаимодействия с целью структурировать стимулы обмена и уменьшить трансакционные издержки при максимизации полезного эффекта (Норт, 1997. С. 16). Порой их понимают как социальные организации, «формирующие долговременные рутинизированные схемы поведения» индивидов (Ходжсон, 2003. С. 37) или как устойчивые стереотипы индивидуальных действий — «рутины» (Нельсон, Уинтер, 2002) и т. п.

Во всех этих случаях исследователи исходят из предпосылки методологического индивидуализма, предполагающего объяснение становления и развития институтов «в терминах индивидуального человеческого поведения». Даже основатель новой институциональной экономики Д. Норт пишет о том, что экономика «отказывается от изучения того контекста (курсив мой. — С. /С.), в котором делается выбор» (Ананьин, 2013. С. 34), концентрируясь собственно на экономическом поведении. Поэтому трудно не согласиться с тем, что «и по своей методологии, и по теоретическому содержанию, и по общему социальному смыслу выводов неоинституционализм продолжает — в преобразованном, модифицированном виде — линию либеральной экономической теории, уходя корнями в традиции неоклассики» (Худокормов, 2009. С. 194; также см.: Худокормов, 2007. С. 653 — 687).

В данном случае сохраняет свою актуальность замечание Дж. Коммонса о том, что, несмотря на разнообразные теоретические новации, по сути, анализируется «экономика максимизации чистого дохода. В последние годы эта теория объединила определенные институциональные факторы... под терминами „несовершенная конкуренция", „монополистическая конкуренция", „конкурентная монополия"... Однако даже если их усложнить эволюционными моментами, теория эта по-прежнему останется экономикой максимизации чистого дохода» (Коммонс, 2007/1936. С. 60, пер. изменен), изучаемой с позиций методологического индивидуализма.

Очередной «новый неоклассический синтез» провозглашен совсем недавно (Woodford, 2009). Отмечается, что в рамках мейнстрима удалось соединить уже не только неоклассическую модель общего рыночного равновесия и кейнсианскую макроэконометрическую стохастическую модель, но и дополнить общую конструкцию теориями рациональных ожиданий, реального делового цикла и монетаристской теорией инфляции (Ольсевич, 2013). Как и на предыдущих этапах, возможность очередного синтеза обусловлена общностью базовых предпосылок, среди которых принцип методологического индивидуализма играет ведущую роль.

Методологический индивидуализм, школы экономической мысли и исследовательские парадигмы

Принцип методологического индивидуализма, как и связанный с ним набор постулатов, разделяют не все экономисты, точнее не все экономисты в равной мере.

В современной экономике основными научными школами считаются, как часто отмечают, неоклассическая, австрийская и марксистская³. Мы согласны с тем, что, несмотря на разнообразие альтернативных подходов и так называемых региональных школ (Фрайбургская, Чикагская, Кембриджская и др.), именно отмеченные выше характеризуются специфичностью исходных философских и методологических предпосылок, определенными историческими корнями и принятыми оригинальными образцами исследовательских программ (Young, 2002. Р. 49), обобщая разнообразные течения и направления экономической мысли. По-видимому, можно предположить, что серьезно работающие в области экономической теории ученые явно или неявно принадлежат к одной из этих школ, поскольку исходят из соответствующих допущений, даже если и не осознают этой принадлежности.

Неоклассическая, австрийская и марксистская школы остаются основными конкурирующими современными «метатеориями». Все другие исследовательские подходы, в том числе институциональный, как будет показано далее, определенно соотносятся с одной из этих школ.

В настоящее время неоклассическая школа⁴, как мейнстрим экономической теории, массово представлена в университетских учебниках, ее приверженцы чаще других получают Нобелевскую премию.

Гораздо менее популярна австрийская школа⁵. В ней наиболее важно положение о том, что социальные и рыночные явления следует объяснять с точки зрения конкретной деятельности конкретных людей. Как писал один из основателей и крупнейших представителей австрийской школы К. Менгер, «человек со своими потребностями и своей властью над средствами удовлетворения последних составляет исходный и конечный пункт всяческого человеческого хозяйства» (Автономов, 1992. С. 89). Последовательный монистический субъективизм (только отношение того или иного субъекта к благу определяет его ценность) считается важнейшей особенностью австрийской школы. При этом субъект может ошибаться (он не рационален, как предполагают неоклассики), и эти ошибки будут играть свою роль в формировании ценности благ. Для австрийцев особую роль играют факторы времени и неопределенности, они признают изменчивость поведения субъектов во времени и динамику ценностных установок, что не позволяет достичь общего равновесия, как это предполагается в неоклассической теории. Если в отношении таких постулатов неоклассики, как возможность достижения рыночного равновесия, австрийская школа придерживается прямо противоположного мнения, то в отношении принципа методологического индивидуализма их позиции совпадают (Udehn, 2002. Р. 485).

Марксистская школа экономической мысли достаточно разнородна в силу как многогранности трудов самого Маркса, так и фантазии его интерпретаторов. С точки зрения нашего предмета она представляет особый интерес, поскольку дает основания для переосмысления принципа методологического индивидуализма, в отличие от безусловно принимающих его неоклассической и австрийской школ.

Первая черта, отличающая взгляды Маркса от взглядов экономистов других школ, состоит в признании роли материальной среды для экономической деятельности. Результаты хозяйствования не только определяются особенностями поведения экономических субъектов, но и материально обусловлены уровнем развития производительных сил. При этом Марксова диалектика и исторический материализм указывают на взаимозависимость общественного сознания, социальной практики и условий жизни людей. Таким образом, в результатах любой общественной деятельности, в том числе экономической, находят свое выражение и сознательный человеческий, и материальный «средовой» факторы.

Другая особенность подхода Маркса — признание того, что разный характер и уровень развития производительных сил обусловливает различие институциональной среды, в которой действуют экономические субъекты. Маркс заложил основания сравнительного анализа «множественности» экономик в соразмерных им понятиях (капиталистическую он рассматривал лишь как одну из них). Если представители двух вышеназванных школ исходят фактически из одного типа экономики, предполагающего рыночную конкуренцию (Ананьин, 2013), то Маркс выделял в своем анализе исторически сменяющие друг друга способы производства, отличающиеся типом доминирующих «надындивидуальных» экономических отношений (институтов).

Принцип методологического индивидуализма занимает различное место не только в исследованиях основных школ экономической мысли, но и в зависимости от общенаучных парадигм, которых придерживаются те или иные обществоведы.

В нашем понимании парадигма имеет более широкий смысл и выходит за рамки собственно экономической (как и любой другой дисциплинарной) теории⁶, к которой мы относим названные выше школы, поэтому и называется общенаучной парадигмой. Принадлежность к той или иной научной школе отражает, прежде всего, набор квалификационных профессиональных знаний экономиста-теоретика; его (ее) понятийно-терминологическую систему, связанную с определенным способом исследования экономических явлений; характер научных связей и соотнесенность с соответствующим кругом специальной научной литературы. В отличие от этого парадигма характеризует, как правило, не специальную дисциплину, а науку в целом или группу наук (например, социальные или естественные науки). Закрепленное Т. Куном в методологии науки понятие парадигмы предполагает некое принципиальное видение мира и общие мировоззренческие, философские ценности, характер принятых символических обобщений, схожие концептуальные схемы и образцы решения задач (Кун, 1975). Следование той или иной парадигме характеризует экономиста-теоретика не как специалиста в своей узкой предметной области, а как ученого в широком смысле слова, показывает специфику его (ее) общефилософского видения независимо от той или иной конкретной школы экономической мысли, к которой он(а) принадлежит.

Опыт показывает, что можно принадлежать к одной школе экономической мысли, но придерживаться разных парадигм, и наоборот. Поэтому для рассмотрения ограничений и перспектив принципа методологического индивидуализма выявление особенностей основных общенаучных парадигм, которые используются современными экономистами, представляется весьма полезным.

Хронологически ранее других известна антропоцентрическая парадигма. Еще античный философ Протагор в V в. до н. э. утверждал, что «человек есть мера всех вещей», затем принцип антропоцентризма был развит Сократом. В социальных науках антропоцентрическая парадигма находит свое выражение в том, что самостоятельность индивида как субъекта свободного выбора и ответственного поступка является центральной предпосылкой развиваемых на этой основе концепций. Приоритеты личности перед интересами любых сообществ и неотчуждаемость ее естественных прав также формируют ядро методологических допущений антропоцентрической парадигмы (Смирнова, 2000. С. 142). Экономика становится наукой об индивидуальном человеческом поведении, а общество понимается как совокупность индивидов, формирующих правила (институты) в результате преднамеренного или непреднамеренного (спонтанного) поведения.

В рамках эволюционной парадигмы, оформившейся как система взглядов гораздо позже (хотя ее черты находят еще у греческих философов-досократиков), экономическое развитие рассматривается как неравновесный процесс, в котором действуют не отдельные индивиды, а популяции экономических субъектов, подчиненные законам эволюции: наследственности, изменчивости (мутации) и естественного отбора. Эволюционную парадигму связывают прежде всего с именами Ч. Дарвина и А. Уоллеса (середина XIX в.), однако аналогичные идеи возникли раньше, например идею «борьбы за существование» как основы социального развития Т. Мальтус сформулировал еще в 1799 г.

Эволюционная парадигма в экономике предполагает необходимое разнообразие агентов и конкуренцию за ресурсы, поддерживаемую «завистливым сравнением» (по Веблену). Следствием закона естественного отбора становятся приспособление к внешней среде, выживание сильнейшего и передача в популяции свойств, способствующих выживанию, с учетом мутаций. С эволюционной парадигмой связан широкий спектр экономических теорий. Так, Шумпетер описывал «марксистский эволюционизм» (Шумпетер, 2004), в котором Маркс соединил модель политической экономии с идеей эволюции.

В неоклассической школе исследования в рамках этой парадигмы известны как «эволюционная экономика» (Сопин, 2009). Хотя по ряду позиций эволюционные экономисты противопоставляют себя неоклассическому мейнстриму⁷, они явно или неявно продолжают следовать важнейшим исходным предпосылкам неоклассики. К таким предпосылкам относятся представления о рациональных индивидах (экономических агентах), ориентированных на максимизацию полезности и действующих в конкурентном рыночном пространстве. Фактически можно говорить, что представители эволюционной экономики дополняют неоклассику исследованиями фактора неопределенности, связанного с неполнотой информации. Также они рассматривают адаптацию как один из видов максимизирующего поведения экономического агента (Нельсон, Уинтер, 2002. С. 74—75) и вводят при этом дополнительные правила рационального выбора, включая рутины (институты) и др. Эти уточнения, как правило, уже включены в корпус неоклассики.

Эволюционная парадигма в экономической науке (точнее, сформулированные в ее рамках теоретические подходы) в ряде случаев также содержит в своем концептуальном ядре предпосылку методологического индивидуализма. Даже представленный в недавней работе Дж. Дози (2012) «великий эволюционный проект», претендующий заменить «пустые», по его мнению, исследования неоклассической школы содержательным экономическим анализом, опирается на этот принцип. Методологический индивидуализм в этом случае лежит в основе неравновесного (в отличие от неоклассики) взаимодействия агентов, признаваемых ограниченно рациональными, разнородными, способными обучаться и т. д.

Если эволюционная парадигма сформировалась к концу XIX в., то системная парадигма возникла относительно недавно. Она связана с распространением системного подхода во второй половине XX в. (Лившиц, 2013). Системная парадигма, в отличие от предыдущих, предполагает концентрацию не столько на поведении экономических субъектов, сколько на характеристиках и динамике экономической системы в целом. В силу специфики системной парадигмы придерживающиеся ее ученые меньше других склонны следовать принципу методологического индивидуализма. Работы наиболее выдающихся представителей системной парадигмы — Маркса, позднего Шумпетера, В. Ойкена и К. Поланьи — очевидное тому свидетельство.

Прежде всего, методологический индивидуализм характерен для исследователей, придерживающихся антропоцентрической парадигмы. Не случайно философы отмечают, что в ее рамках основными считаются либеральные ценности, а важнейшей методологической установкой — анализируемый нами принцип методологического индивидуализма (Смирнова, 2000). Если для представителей неоклассической и австрийской школ экономической мысли этот тезис вряд ли требует специальных доказательств, то для марксистской школы, известной своим «социоцентризмом», такое утверждение неоднозначно⁸.

Методологический индивидуализм характерен также для представителей неоклассической и австрийской школ, работающих в рамках эволюционной парадигмы. Они образуют соответствующий кластер исследований в области современной эволюционной экономики.

Если говорить о принципе методологического индивидуализма в экономических исследованиях, проводимых в рамках системной парадигмы, то здесь ему трудно найти место. По своему определению системная парадигма направлена на изучение другого уровня, «слоя» реальности, обладающего эмерджентными по отношению к индивидуальному уровню свойствами. Хотя все уровни экономической реальности взаимосвязаны, тем не менее свойства верхнего уровня (выступающего предметом рассмотрения в системной парадигме) несводимы к свойствам нижних уровней и невыводимы из них. Соответственно опора на принцип методологического индивидуализма не позволяет решать научные задачи изучения экономических систем в целом.

От методологического индивидуализма — к институциональному индивидуализму и методологическому институционализму

Методологический индивидуализм и методологический холизм

Экономисты, не удовлетворенные возможностями методологического индивидуализма, нередко придерживаются принципа методологического холизма. В этом случае речь может идти, как полагают его сторонники, о рассмотрении общества как целостной системы, отличающейся от суммы образующих его индивидов. Суть холизма состоит в том, что «целое больше суммы своих частей». При этом холистическая позиция заключается в приоритетном рассмотрении целого с точки зрения возникающих при взаимодействии элементов в системе новых качеств или свойств, отсутствующих у элементов.

В гносеологии холизм противостоит редукционизму, при котором специфика целого «ищется» в составляющих его частях, а само целое понимается как набор образующих его первичных элементов. Методологический редукционизм и методологический холизм по-разному интерпретируют системы, рассматривая их либо как аддитивные, в которых система образуется как сумма своих частей, либо как эмерджентные или целостные, с наличием особых качеств. Живые и социальные системы принадлежат, как правило, ко второму виду.

Редукционизм и холизм, как анализ и синтез, — два комплементарных познавательных приема, эффективных для решения различных исследовательских задач, и они достаточно широко используются в разных системах знания, как естественно-научных, так и социально-гуманитарных. Каждый из этих приемов полезен, но, будучи гипертрофированным, может терять свое гносеологическое значение. Ограничения методологического редукционизма могут свести высшее к низшему, отказав высшим формам в специфике и самостоятельности. Это характерно, например, для биологизма при рассмотрении социальных систем. В свою очередь, абсолютизация целостности может приводить к отрыву высшего от низшего. В экономике это может выражаться в невнимании к механизмам обеспечения целостности экономических систем, а также в излишней абстракции экономических категорий, что было характерно, на наш взгляд, для политической экономии социализма.

Методологический холизм и методологический редукционизм являются частями общей системы научного познания и необходимо предполагают друг друга (Аршинов, 2001). В экономической теории редукционизм находит свое выражение в принципе методологического индивидуализма. Что же касается принципа методологического холизма, то в экономической теории он до сих пор использовался, если можно так сказать, «напрямую», без уточнения его специфики в отношении предметного поля экономической науки.

Поскольку динамическая целостность экономической системы обеспечивается структурами действующих в ней институтов, то неслучайно, что впервые термин холизм стали применять представители институциональной экономической теории, точнее, традиционного институционализма. Первым использовал термин «холизм» А. Гручи в 1947 г. (Toboso, 2001. Р. 768). С тех пор в институциональной теории не прекращаются дебаты между сторонниками методологического индивидуализма и методологического холизма по поводу того, какой из принципов более релевантен для анализа институциональных и организационных изменений (Rutherford, 1989; Langlois. 1989; Toboso, 2008; Seckler, 1981; Coase, 1984; Dugger, 1990; Furubotn,1993; Maki, 1993) Участники дискуссий отмечают, что представители новой институциональной теории опираются преимущественно на принцип методологического индивидуализма, а сторонники традиционного институционализма обычно используют холистический подход. Однако полной ясности по поводу того, что означает объяснение в терминах холистического подхода, нет даже среди его сторонников (Toboso, 2001. Р. 767-770).

Тобозо обращает внимание на следующие версии методологического холизма. Первая связана с дюркгеймовской позитивной теорией и ее экономическими интерпретациями. Сторонники этой версии признают, что действия индивидов могут быть правильно и должным образом объяснены только при рассмотрении их как элементов другого объекта (целого) и позиций, которые они в нем занимают (Wilber, Harrison, 1978; Rutherford, 1994). Поэтому при анализе человеческих действий надо обращать внимание на объекты, частью которых эти действия являются (группы, ассоциации, партии, корпорации, государство и др.), существовавшие до них и определяющие набор ограничений, с которыми индивидам приходится сталкиваться. Вторая версия связана с признанием наличия коллективного субъекта, обладающего системной силой, в отношении которой трудно определить персональную ответственность. Поэтому при анализе институциональных изменений необходимо выявлять эти системные «надличностные» силы, которые управляют изменениями. Придерживающиеся холистического подхода ученые различаются тем, в какой мере они признают роль и силу социального целого, влияющего на поведение индивидов (Rutherford, 1994)⁹.

Одним из результатов дебатов между представителями разных подходов стало признание целесообразности некоего третьего компромиссного пути, но консенсус в этом направлении до сих пор не достигнут. Наиболее известной в зарубежной научной литературе попыткой найти «срединный путь» в экономическом анализе, прежде всего для изучения институциональных изменений, является формулировка так называемого принципа «институционального индивидуализма».

Институциональный индивидуализм как попытка компромисса между методологическим индивидуализмом и холизмом

Одним из первых о таком подходе, как институциональный индивидуализм, заявил Й. Агасси, указав, что поведение индивидов определяется не только их целями, но и институтами, образующими часть обстоятельств, в которых индивиды действуют (Agassi, 1960. Р. 247). В работе 1960 г. Агасси рассматривал институциональный индивидуализм как новую версию методологического индивидуализма (Udehn, 2002. Р. 489), но позже отказался от такого понимания (Agassi, 1975). Однако Я. Джарви, принявший институциональный индивидуализм Агасси (Jarvie, 1972), продолжал называть его методологическим индивидуализмом (Udehn, 2002. Р. 489).

Л. Уден полагает, что существует важное отличие между этими двумя принципами. Так, с позиций методологического индивидуализма социальные институты объясняются как результат поведения людей. При институциональном индивидуализме, напротив, институты выступают в качестве причины объяснения поведения людей. Уден отмечает, что данной стратегии (наряду с методологическим индивидуализмом) придерживались Дж. Бьюкенен, Р. Коуз, Норт и Уильямсон (Udehn, 2002. Р. 490).

Дальнейший анализ принципа институционального индивидуализма представлен в работах Тобозо (Toboso, 1995, 2001, 2008). Он рассматривает его как способ не-системного и не-редукционистского объяснения. Институциональный индивидуализм, как он полагает, позволяет ввести в экономические теории и модели институциональные аспекты взаимодействий — как относительно стабильных структур, легальных правил и социальных норм, так и в попытках изменить эти правила и нормы (Toboso, 2001. Р. 766).

Особенность подхода Тобозо состоит в том, что институциональный индивидуализм он считает не частью жесткого ядра базовых предпосылок, а лишь аналитической программой, способом анализа. Его могут осуществлять как «традиционные институционалисты» с их холистическим подходом, так и новые институционалисты с их редукционистским методологическим индивидуализмом, — и те и другие могут оставаться в русле основных предпосылок соответствующей школы. Поэтому институциональный индивидуализм не может служить основой конвергенции традиционного и нового институционализма.

По мнению Тобозо, главной особенностью институционального индивидуализма является объяснение человеческого поведения не как основанного на предпосылках о рациональности, а как определяемого нормами и правилами. Можно сказать, что предлагается использовать не модель homo oeconomicus, а модель homo institutius. Другими словами, институциональные факторы привлекаются как объясняющие переменные.

Тобозо вводит следующие три предпосылки, каждая из которых есть составная часть институционального индивидуализма (Toboso, 2001).

1. 1. Только субъекты могут преследовать свои цели — эта предпосылка обособляет его от методологического холизма. Она означает, что нет никакого внеперсонального системного фактора, обладающего собственной динамикой. Хотя институты существуют, в дискурсивную модель они включаются только при соблюдении всех трех предпосылок.
2. 2. Формальные и неформальные наборы институциональных правил, влияющие на взаимодействие субъектов, входят в число объясняющих переменных, — эта предпосылка отличает институциональный индивидуализм от методологического индивидуализма.
3. 3. Существенные институциональные изменения всегда выступают результатом независимых или коллективных действий некоторых субъектов и всегда осуществляются в широких институциональных рамках.

Следует отметить, что институциональный индивидуализм как тип объяснения (анализа) чаще используется в прикладных работах, докладах и изданиях, чем в теоретических трудах. Тем не менее Тобозо приводит некоторые примеры такого типа анализа в работах традиционных (Schmid, 1987) и новых (North, 1993) институционалистов.

Суммируя взгляды сторонников институционального индивидуализма, мы видим, что он не предлагается в качестве специфической базовой предпосылки новой теоретической платформы. Взгляд исследователей по-прежнему фокусируется на анализе человеческих взаимодействий и фигуре homo oeconomicus, хотя круг условий, влияющих на них, расширяется за счет включения институтов. Речь идет, по сути, лишь о более мягком варианте принципа методологического институционализма, когда микро- и «макроэкономические эффекты должны быть представлены как результат взаимодействия отдельных акторов в рамках существующих институтов» (Полтерович, 2011. С. 107), или о его расширенной версии, по-прежнему объясняющей общественные явления в терминах индивидуального поведения.

Более интересным и важным с точки зрения построения альтернативной теоретической платформы представляется принцип «методологического институционализма».

Методологический институционализм как реализация методологического холизма в обществоведении

Вновь подчеркнем, что общие гносеологические предпосылки, к которым относятся редукционизм и холизм, в конкретных науках реализуются в определенных формах в зависимости от их предметного поля. В экономических исследованиях редукционизм, как было показано выше, находит свое выражение в принципе методологического индивидуализма, при котором объектом рассмотрения выступает поведение индивидов. В чем находит свое выражение холизм, предполагающий рассмотрение экономики как системного целого? Только ли в том, что предлагается альтернативный способ объяснения поведения индивидов — в зависимости от характера социальной системы (Watkins, 1952; цит. по: Тамбовцев, 2008. С. 135)?

Исходя из того, что целостность экономических систем обеспечивается структурами институтов, объектом анализа при холистическом подходе могут быть прежде всего институты. Поэтому реализацией методологического холизма в экономических исследованиях выступает, на наш взгляд, так называемый методологический институционализм.

Под методологическим институционализмом¹⁰ понимаются подход к исследованию любой социальной — в том числе экономической — системы (от микро- до макроуровня) с точки зрения поддерживающих ее целостность и развитие формальных и неформальных правил (институтов), а также объяснение общественных явлений в терминах функционирования и изменения институциональной структуры.

Хотя базирующийся на этом принципе анализ не нов для социологов и политологов и применяется также в экономических исследованиях (как будет показано ниже), его осмысление находится, по-видимому, на начальном этапе. В свое время с введением термина «методологический индивидуализм» появилась возможность оформить концептуальное отличие неоклассиков и классической политэкономии (спустя десятилетия после фактического размежевания между ними). Очевидно, осознание специфики альтернативной теперь уже по отношению к неоклассике методологии также займет некоторое время. Укажем на некоторые особенности этой рефлексии.

Прежде всего, методологический институционализм не следует понимать лишь в онтологическом смысле, имея в виду институты как объект анализа. Речь идет об ином видении экономической реальности, когда институты полагаются главной исследуемой причиной наблюдаемых феноменов и различий экономической жизни (как при методологическом индивидуализме такой причиной выступает определенное рамками исходных постулатов поведение индивидов). Другими словами, основное внимание уделяется контексту, в котором действуют индивиды, — системе правил, институциональной среде.

Одной из редких пока работ, где, среди прочего, вводится и обсуждается термин «методологический институционализм», является препринт П. Кейзера из Утрехтского университета, посвященный методологическому анализу изучения институтов в социологии и экономике. Сутью введенного им понятия он считает уровень объяснения того или иного устоявшегося явления и связанность с действующими на этом уровне правилами, идет ли речь о правилах внутри фирмы или на макроуровне (Keizer, 2007. Р. 13 — 14). Задача состоит в выделении наиболее стабильного институционального уровня, регулирующего деятельность тех или иных акторов, и в его последующем изучении. С этим мы согласны.

Но утверждение Кейзера о том, что методологический институционализм представляет собой «синтез методологического коллективизма как макроподхода и методологического индивидуализма как микроподхода» (Keizer, 2007. Р. 20), снимая противоречие между микро-и макроуровнем, вызывает недоумение и делает позицию Кейзера не очень понятной, а его логику — сугубо формальной.

На наш взгляд, проблема сложнее. Переход от микро- к макроуровню анализа не связан с агрегированием индивидов в коллектив. Имеет место переход к новому качеству. Принцип методологического

институционализма позволяет «уловить» это новое институциональное качество, характеризующее макроуровень экономического анализа и не представленное напрямую на уровне индивидов.

Условно особенности экономического анализа с позиций методологического институционализма по сравнению с предпосылкой методологического индивидуализма представлены на рисунке.

При изучении экономики (в центре рисунка), где сосуществуют индивиды и определяющие характер их поведения институты, сторонники методологического индивидуализма фокусируют свое исследование на изучении поведения индивидов, а сторонники методологического институционализма — на анализе структуры взаимодействующих, поддерживающих друг друга или находящихся в противоречивом единстве институтов. В рамках методологического институционализма внимание направлено не на то, что, возможно, проще увидеть (действия экономических агентов), а на скрытые от прямого наблюдения условия этого поведения — институты.

Чтобы продемонстрировать трудности такого видения, обратимся к метафоре, которая, выступая посредником между известным и неизвестным, позволяет встать «на путь адекватной вербализации» (Кузьмина, 2006. С. 50). Метафорически институты в обществе можно представить как силовые линии электромагнитного поля, формирующие его структуру. Как и силовые линии, институты непосредственно невидимы, хотя и существуют, и мы можем их фиксировать. Аналогично взаимодействию движущихся заряженных частиц в магнитном поле с помощью институтов осуществляется взаимодействие активных социально-экономических субъектов, институты упорядочивают это взаимодействие. Как брошенные железные опилки распределятся вдоль силовых линий магнитного поля, создаваемого постоянным магнитом, так и люди, «вброшенные» в социальную жизнь, распределятся по «силовым институциональным линиям». Институт обмена сопоставит друг другу продавцов и покупателей, действующих по определенным рыночным правилам. В свою очередь, институт редистрибуции задает взаимодействие центра и связанных с ним участников редистрибу-тивного экономического процесса и т. д. В институтах фиксируются важные для стабильного развития соглашения, исторически найденные социальными акторами в ходе противоречивых и порой конфликтных взаимодействий. Поэтому с позиций методологического институционализма экономика — это не взаимодействующие агенты, а система правил, по которым они взаимодействуют (Дози, 2012. С. 38).

По Норту, институты являются целостной конструкцией, включающей формальные (конституции, общее право, инструкции) и неформальные (соглашения, нормы и кодексы поведения) ограничения человеческих действий, а также принуждение к их исполнению (North, 1993; также см.: Норт, 1997. С. 16)¹¹. Как при попытке переместить железные опилки с силовых линий можно наблюдать их возвратное движение, так и механизм санкций в случае отклонения поведения людей от принятых норм возвращает их к действию по существующим правилам.

Заметим, что бытующее разделение институтов на так называемые «формальные» и «неформальные» представляется нам неточным. При таком разделении речь идет лишь о правилах деятельности в формальной и неформальной сферах. Поэтому сам термин «институт» в данном случае лишний, избыточный. Например, законы представляют собой законы, а не институты, точно так же как традиции — это традиции, а не институты. Организации или фирмы также не институты, если их исследовать с точки зрения своего устройства.

На наш взгляд, необходимость употребить понятие «институт» или встать на позиции методологического институционализма возникает тогда, когда речь действительно идет о новом исследуемом явлении, о таких сплавах формальных и неформальных ограничений, которые действуют с неизбежностью «силовых линий» и структурируют общество (и его подсистемы) как исторически воспроизводящуюся систему человеческих взаимодействий. Институты поддерживают ее «каркас», формируют комплекс возможного и предсказуемого поведения, уменьшают неопределенность в обществе. В них находит свое выражение общественный консенсус по важнейшим, жизненно необходимым условиям развития. Если нет институтов, то нет и социальных систем, разновидностью которых является экономика.

Приведем примеры реализации принципа методологического институционализма в экономических исследованиях. К. Поланьи поставил задачу «описать хозяйства... в соответствии со способом институциональной оформленности экономического процесса» (Polanyi, 1957). Такой подход, по мнению Поланьи, «позволил избавиться от заблуждений искусственного отождествления хозяйства с его рыночной формой». Он отказался от характерных для мейнстрима понятий ограниченности, выбора и дефицита, описывающих экономику с позиций методологического индивидуализма (Поланьи, 2002. С. 64 — 65).

Вместо этого Поланьи сосредоточился на анализе социетальных условий, от которых зависят единство структуры и стабильность экономического процесса в целом, на экономических и неэкономических институтах, в которых укоренено человеческое хозяйство (Поланьи, 2002. С. 68). Это позволило ему выявить характерные способы связи (patterns), которые он назвал формами интеграции. Как известно, Поланьи выделил следующие три типа связей: реципрокность, реди-стрибуция и обмен, а также формы их «институциональной поддержки». В результате сформировалась методология, применимая для анализа реальных экономических систем разных стран и для разных исторических эпох. В России эта методология развивается в теории раздаточной экономики (Бессонова, 2012) и теории институциональных матриц (Иванов, 2003. С. 609 — 610; Осипов, Москвичев, 2010. С. 153 — 154; Кирдина, 2001; 2007). Эти концепции все чаще используются для анализа динамики транзитивных обществ как альтернатива теориям модернизации и глобализации (Sandstrom, 2012).

Другим примером реализации принципа методологического институционализма служат теоретические разработки немецкого экономиста В. Ойкена. Он определил, что в основе многообразия экономических систем лежит ограниченное количество «чистых форм» — свободное рыночное хозяйство или центрально-управляемое хозяйство. Различие между ними состоит в методах согласования хозяйственных планов и решений. Каждая экономическая система имеет свои отличия и особенности, свои формы экономических порядков, реализующих «чистые формы», то есть системы организации и разделения труда, кредитных отношений, заработной платы, ценообразования и т. д. (Eucken, 1939). Основное искусство экономической политики состоит в подготовке и оформлении общехозяйственных условий применительно к экономике в целом (Eucken, 1965). Теория экономических порядков Ойкена стала методологической основой «социального рыночного хозяйства», установленного в Германии в послевоенный период и обеспечившего «немецкое экономическое чудо». До сих пор разработанные Ойкеном и его последователями положения и подходы учитываются при разработке экономической политики ФРГ и способствуют ее стабильному росту.

В России сошлемся на работы Г. Б. Клейнера, который также опирается на методологический институционализм при разработке теории экономических систем, или системной экономики (Клейнер, 2013).

Итак, принцип методологического институционализма, уже активно используемый зарубежными и российскими исследователями, означает приоритетное рассмотрение особых системных свойств — в данном случае институтов, — которые отсутствуют у составляющих систему индивидов. Ядро связанных с этим принципом предпосылок только формируется, но методологи экономической науки уже могут его «высветить» в работах, относимых к направлению сравнительного институционального анализа. Поскольку ученые данного направления (в том числе Ойкен) изучают экономические системы как целое, то они невольно опираются на принцип методологического институционализма, так как институты обеспечивают целостность исследуемых ими объектов.

О. Ананьин выделил следующие характерные предпосылки исследований в этой области:

• холистический подход, то есть анализ фокусируется на рассмотрении системы в целом, а не на поведении индивидов;
• разработка универсального и системно-нейтрального языка для описания исследуемых систем;
• определение изучаемой системы как институциональной структуры (институциональный подход, предполагающий построение базовой структуры институтов, или институциональных форм);
• формирование на этой основе типологии таких систем (сравнительно-типологический метод анализа);
• интерпретативная методология, которая находит свое выражение в выявлении латентных обобщенных структур и затем в осмыслении конкретных социальных систем как их частных случаев (Ананьин, 2002. С. 9-10, 12).

Первооткрывателями принципа методологического институционализма в экономической теории мы считаем Маркса и Веблена. Для Маркса институты (хотя сам термин он практически не использовал) были основанием изучаемой с позиций исторического материализма «объективной реальности», к которой вынуждены приспосабливаться люди. В свою очередь, структура институтов (Маркс рассматривал такие сферы их действия, как экономика, политика и идеология) материально обусловлена уровнем развития производительных сил. Наконец, учет историчности институтов — впервые об этом Маркс писал в своем анализе экономического развития Западной Европы в XV-XIX вв. — также является особенностью марксистского анализа.

Для Веблена институты были частью его эволюционной картины мира. Как и Маркс, Веблен придавал большое значение технологическому фактору в становлении институтов, рассматривал их развитие как естественно-исторический процесс (частью которого являются революции). Сформулированное Вебленом кредо экономической теории как эволюционной науки, которая «должна быть теорией культурного роста как процесса, определяемого экономическим интересом, теорией кумулятивной последовательности экономических институтов, сформулированной в терминах процесса» (Веблен, 2006/1898. С. 28), позволяет отнести его к основоположникам принципа методологического институционализма в экономической теории¹².

Принцип методологического индивидуализма, формирующий категориальное ядро экономического мейнстрима, входит в большинство теоретических концепций неоклассической и австрийской школ экономической мысли. Он сохраняет свое значение в ортодоксальной экономике, обеспечивая постоянное наращивание «пояса» теорий в рамках мейнстрима и возможности перманентных «синтезов», включения новых знаний в рамки направления, развивающегося более 100 лет. В то же время прогностическая и объяснительная сила новых теорий ортодоксии все больше подвергается сомнению.

За пределами экономического мейнстрима развиваются гетеродоксальные направления, в которых более важен принцип методологического институционализма у соответствующий холистическому подходу к анализу социальных систем.

Методологический индивидуализм и методологический институционализм дополняют друг друга. Как человек меняет очки «для близи» и «для дали» в зависимости от необходимости рассмотреть те или иные явления и предметы, так и ученый в зависимости от своих исследовательских задач опирается на тот или иной корпус исходных предпосылок. В данном случае можно провести аналогию с ситуацией в физике, где в первой половине XX в. шли дискуссии о природе света. Тогда одни ученые полагали, что свет представляет собой частицу, а другие — волну, при этом та и другая группа исследователей опиралась на строгие данные экспериментов. Физиков примирила формулировка Н. Бора о принципе дополнительности, что способствовало распространению корпускулярно-волновой теории света. «Дополнительность мы понимаем в том смысле, что оба аспекта (свет как волна и свет как частица) отражают одинаково важные свойства световых явлений, причем эти свойства не могут вступать в явное противоречие друг с другом» (Бор, 1961. С. 18). Сосуществование предпосылок методологического индивидуализма и методологического институционализма также соответствует принципу дополнительности. Оба подхода дополняют друг друга в более полном познании свойств экономики, получая знания в рамках отличающихся, не сводимых друг к другу систем понятий. Несводимость в данном случае означает невозможность придерживаться одновременно двух подходов (или их «синтеза») при проведении конкретного исследования, — что не исключает использования либо того, либо другого.

Независимо от того, на какие принципы опирается исследователь, важнее не противостояние между ними, а «способность к рефлексии второго порядка — связанной с осознанием и осмыслением неизбежных границ и содержательных возможностей собственного подхода» (Радаев, 2008. С. 120).

2 Не все поддерживают отождествление мейнстрима с неоклассикой. Например, см.: Тамбовцев, 2008. С. 131.

3 ' В некоторых современных учебниках неокейнсианство также считается одной из школ экономической мысли. Однако чаще полагают, что в данном случае речь идет об определенном течении в экономической теории (как, например, неоинституционализм), а не о самостоятельной школе экономической мысли.

4 Термин «neoclassical economics» впервые употребил в 1919 г. американский институционалист Т. Веблен (Veblen, 1990) для обозначения современных ему ортодоксальных экономистов (McCormick, 2006. Р. 141).

5 К австрийской школе относят несколько поколений ученых, включая К. Менгера, Е. Бём-Баверка, Ф. фон Визера, Л. фон Мизеса, Ф. фон Хайека, Б. Андерсона, М. Ротбарда, О. Моргенштерна, иногда Й. Шумпетера и др.

6 Предложенный ракурс анализа парадигмы отличается от подходов О. И. Ананьина, Г. Б. Клейнера, Я. Корнай и др., которые говорят о наличии парадигм собственно в экономической теории.

7 Представители эволюционной экономики не приемлют идеи равновесия, выделяют различные стратегии поведения агентов (отмечают неоднородность агентов), уделяют большое внимание случайным стохастическим факторам и процессам развития. Но, как отмечают исследователи, некоторые идеи эволюционной теории можно интегрировать в неоклассическую парадигму (Автономов и др., 2001. Гл. 36).

8 Поясним, что в данном случае речь не идет о специфической группе исследователей, развивавших так называемый «аналитический марксизм» (Райт, 2007; Хаиткулов, 2009). Его представители (Э.О.Райт, Дж. Коэн, Ю. Эльстер, Дж. Ремер и др.), отрицая методологический холизм и диалектику Маркса, стремились сохранить некоторые Марксовы категории и одновременно использовать методологию неоклассики (математические методы, теорию игр). Также для них был характерен акцент на целенаправленных действиях индивидов, для этого использовалось понятие «марксизм рационального выбора». Правда, активно эта школа функционировала относительно недолго (1980 —1990-е годы).

9 Отметим, что в рамках понимаемого так холистического подхода поведение индивида (точнее «коллективного индивида») продолжает оставаться основным предметом экономического анализа.

10 В отличие от термина «методологический институционализм» в науковедении, когда при анализе развития научных направлений речь идет об «институционализации методологий», характеризующих структуру и развитие науки (Фролов, 2002, 2008; Марача, 2003).

11 Аналогичное определение дают социологи: институты представляют собой «устойчивый комплекс формальных и неформальных правил, принципов, норм, установок, регулирующих различные сферы человеческой деятельности» (Давыдов, Филиппов, 1990. С. 117).

12 О роли Маркса и Веблена в становлении гетеродоксальных направлений, реализующих принцип методологического институционализма, см.: О'Нага, 2000.

Литература

Автономов В. С., Ананьин О. И., Макашева Н. А. (ред.) (2001). История экономических учений: Учебное пособие. М.: ИНФРА-М. [Avtonomov V. S., Ananyin О. I., MakashevaN. A. (eds.) (2001). History of Economic Thought. Moscow: INFRA-M.] Автономов В. С. (сост.). (1992). Австрийская школа в политической экономии: К. Менгер, Е. Бём-Баверк, Ф. Визер. М.: Экономика. [Avtonomov V. S. (ed.). (1992). Austrian School of Political Economy: K. Menger, E. Bohm-Bawerk, F. Wieser. Moscow: Ekonomika]. Автономов В. С. (2010). От «экономического империализма» к стремлению к обогащению // Общественные науки и современность. № 3. С. 173 — 176. [Avtonomov V. S. (2010). From "Economic Imperialism" to the Love of Money // Obshhestvennye Nauki i Sovremennost. No 3. P. 173 — 176.]

Автономов В. (2013). Абстракция мать порядка? (Историко-методологические рассуждения о связи экономической науки и экономической политики) // Вопросы экономики. № 4. С. 4—23. [Avtonomov V. (2013). Abstraction as a Mother of Order? (Historical-Methodological Reflections on the Relation of Economic Science and Economic Policy) // Voprosy Ekonomiki. No 4. P. 4—23.] Ананьин О. И. (2002). Компаративистика в методологическом арсенале экономиста: Научный доклад. М.: Институт экономики РАН. [Ananyin О. I. (2002). Comparative Studies in the Methodological Arsenal of an Economist. Working Paper. Moscow: Institute of Economics, RAS.] Ананьин О. И. (2013). Онтологические предпосылки экономических теорий. М.: Институт экономики РАН. [Ananyin О. I. (2013). Ontological Assumptions of Economic Theories. Moscow: Institute of Economics, RAS.] Аршинов В. И. (2001). Редукционизм // Новая философская энциклопедия: в 4-х т. Т. 3. М.: Мысль. [Arshinov V. I. (2001). Reductionism // New Encyclopedia of Philosophy. In 4 vols. Vol. 3. Moscow: Mysl.] Балацкий E. B. (2012). За пределами «экономического империализма»: преодоление сложности // Общественные науки и современность. № 4. С. 138 — 149. [Balatsky Е. V. (2012). Beyond „Economic Imperialism": Overcoming Complexity // Obshhestvennye Nauki i Sovremennost. No 4. P. 138 — 149.] Бессонова О. (2012). Институциональная матрица для модернизации России // Вопросы экономики. № 8. С. 122 — 144. [Bessonova О. (2012). Institutional Matrix for Russia's Modernization // Voprosy Ekonomiki. No 8. P. 122 — 144.] Блауг M. (1994). Экономическая мысль в ретроспективе. М.: Дело. [Blaug М. (1994).

Economic Theory in Retrospect. Moscow: Delo.] Блауг M. (2002). Тревожные процессы в современной экономической теории // К вопросу о так называемом «кризисе» экономической науки. М: ИМЭМО РАН. [Blaug М. (2002). Disturbing Currents in Modern Economics // On the So-called "Crisis" of Economics. Moscow: IMEMO.] Бор H. (1961). Атомная физика и человеческое познание. М.: Изд-во иностранной литературы. [Bohr N. (1961). Atomic Physics and Human Knowledge. Moscow: Inostrannoj Literatury Publ.] Веблен Т. (2006 [1898]). Почему экономическая наука не является эволюционной дисциплиной? // Истоки. Из опыта изучения экономики как структуры и процесса. М: Изд. дом ГУ-ВШЭ. [Veblen Т. (2006 [1898]). Why is Economics not an Evolutionary Science? // Istoki. Essays in Studying the Economy as a Structure and Process. Moscow: HSE Publ.] Вудфорд M. (2012). Что не так с экономическими моделями (Ответ Джону Кэю) // Вопросы экономики. № 5. С. 14—21. [Woodford М. (2012). What's Wrong with Economic Models? A Response to John Kay // Voprosy Ekonomiki. No 5. P. 14—21.] Давыдов Ю. H., Филиппов А. Ф. (сост.) (1990). Современная западная социология. Словарь. М.: Изд-во политической литературы. [Davydov Yu. N., Filippov A. F. (eds.) (1990). Modern Western sociology. Dictionary. Moscow: Politicheskoj Literatury Publ.]

Дзарасов С. С. (ред.) (2004). Теория капитала и экономического роста: учеб. пособие. М: Изд-во МГУ. [Dzarasov S.S. (ed.) (2004). Theory of Capital and Economic Growth: Tutorial. Moscow: Moscow State University Publ.] Дози Дж. (2012). Экономическая координация и динамика: некоторые особенности альтернативной эволюционной парадигмы // Вопросы экономики. № 12. С. 31 — 55. [Dosi G. (2012). Economic Coordination and Dynamics: Some Elements of an Alternative „Evolutionary" Paradigm // Voprosy Ekonomiki. No 12. P. 31 — 55.] Допфер К. (2008). Истоки мезоэкономики // Эволюционная теория, теория самовоспроизводства и экономическое развитие: Материалы 7-го международного симпозиума по эволюционной экономике. М: Институт экономики РАН. [Dopfer К. (2008). The Origins of Meso-economy // Evolutionary theory, the theory of self-reproduction, and economic development. Proceedings of the 7th International Symposium on Evolutionary Economics. Moscow: Institute of Economics, RAS.]

Иванов В. Н. (гл. ред.) (2003). Социологическая энциклопедия. Т. 1. М.: Мысль.

[Ivanov V. (ed.) (2003). Sociological Encyclopedia. Vol. 1. Moscow: Mysl.] Кейнс Дж. M. (2012). Общая теория занятости, процента и денег. М.: Гелиос АРВ. [Keynes J. М. (2012). General Theory of Employment, Interest and Money. Moscow: Helios ARV.] Кирдина С. Г. (2001). Институциональные матрицы и развитие России. Новосибирск: ИЭиОПП СО РАН. [Kirdina S. G. (2001). Institutional Matrices and Development of Russia. Novosibirsk: IEiOPP SB RAS.] Кирдина С. Г. (2007). Модели экономики в теории институциональных матриц // Экономическая наука современной России. № 2. С. 34 — 51. [Kirdina S. G. (2007). Models of Economy in the Theory of Institutional Matrices // Ekonomi-cheskaja Nauka Sovremennoj Rossii. No 2. P. 34 — 51.] Клейнер Г. Б. (2013). Системная экономика как платформа развития современной экономической теории // Вопросы экономики. № 6. С. 4—27. [Kleiner G. В. (2013). System Economics as a Platform for Development of Modern Economic Theory // Voprosy Ekonomiki. No 6. P. 4—27.] Коммонс Дж. (2007 [1936]). Институциональная экономика // Экономический вестник Ростовского университета. Т. 5, № 4. С. 59 — 70. [Commons J. (2007 [1936]). Institutional Economics // Ekonomicheskij Vestnik Rostovskogo Univer-siteta. Vol. 5, No 4. P. 59-70.] Кузьмина M. A. (2006). Метафора как элемент методологии современного научного познания // СОЦИС. № 2. С. 42-51. [Kuzmina М. А. (2006). Metaphor as an Element of the Methodology of Modern Scientific Knowledge // SOCIS. No 2. P. 42-51.]

Кун Т. С. (1975). Структура научных революций. М.: Прогресс. [Kuhn Т. S. (1975).

The Structure of Scientific Revolutions. Moscow: Progress.] Кэй Дж. (2012). Карта — не территория: о состоянии экономической науки // Вопросы экономики. № 5. С. 4 — 13. [Kay J. (2012). The Map is Not the Territory: Essay on the State of Economics // Voprosy Ekonomiki. No 5. P. 4-13.]

Лившиц В. H. (2013). Основы системного мышления и системного анализа. М.: Институт экономики РАН. [Livshits V. N. (2013). Fundamentals of Systemic Thinking and Systems Analysis. Moscow: Institute of Economics, RAS.] Марача В. Г. (2003). Структура и развитие науки с точки зрения методологического институционализма // Методология науки: проблемы и история. М.: ИФ РАН. [Maracha V. G. (2003). The Structure and Development of Science in Terms of Methodological Institutionalism // Methodology of Science: Problems and History. Moscow: Institute of Philosophy, RAS.] Нельсон P., Уинтер С. (2002). Эволюционная теория экономических изменений. М.: Дело. [Nelson R., Winter S. (2002). An Evolutionary Theory of Economic Change. Moscow: Delo.] Нестеренко A. H. (2002). Экономика и институциональная теория. М: УРСС.

[Nesterenko А. N. (2002). Economics and Institutional Theory. Moscow: URSS.] Норт Д. (1997). Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М.: Фонд экономической книги «Начала». [North D. (1997). Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Moscow: Economic Book Foundation "Nachala".] Ольсевич Ю. Я. (2007). О психогенетических и психосоциальных основах экономического поведения // Montenegrin Journal of Economics. Т. 3, № 6. С. 13 — 41. [Olsevich Yu. Ya. (2007). About Psychogenetic and Psycho-social Basis of Economic Behavior // Montenegrin Journal of Economics. Vol. 3, No 6. P. 13-41.]

Ольсевич Ю. Я. (2013). Современный кризис «мейнстрима» в оценках его представителей (предварительный анализ). М.: Институт экономики РАН. [Olsevich Yu. Ya. (2013). The Current Crisis of „Mainstream" Appraised by its Representatives (A Preliminary Analysis). Moscow: Institute of Economics, RAS.]

Осипов Г. В., Москвичев Л. Н. (ред.) (2010). Социологический словарь. М.: Инфра-М. [Osipov G. V., Moskvichev L. N. (eds.) (2010). Sociological Dictionary. Moscow: Infra-M.]

Поланьи К. (2002). Экономика как институционально оформленный процесс // Экономическая социология. Т. 3, № 2. С. 58 — 69. [Polanyi К. (2002). The Economy as Instituted Process // Ekonomicheskaja Sociologija. Vol. 3, No 2. P. 58 — 69.] Полтерович В. M. (2011). Становление общего социального анализа // Общественные науки и современность. № 2. С. 101 — 111. [Polterovich V. (2011). Toward General Social Analysis // Obshhestvennye Nauki i Sovremennost. No 2. P. 101-111.]

Радаев В. В. (2008). Экономические империалисты наступают. Что делать социологам? // Общественные науки и современность. №6. С. 116 — 123. [Radaev V. V.

(2008). Economic Imperialists Are Coming. What Should Sociologists Do? // Obshhestvennye Nauki i Sovremennost. No 6. P. 116 — 123.]

Райт Э. О. (2007). Что такое аналитический марксизм? // Вопросы экономики. № 9. С. 121-138. [Wright Е. О. (2007). What is Analytical Marxism? // Voprosy Ekonomiki. No 9. P. 121-138.] Смирнова H. M. (2000). Антропоцентризм // Новая философская энциклопедия. Т. 1. М.: Мысль. [SmirnovaN. М. (2000). Anthropocentrism // New Encyclopedia of Philosophy. Vol. 1. Moscow: Mysl.] Сопин В. C. (2009). Эволюционная теория в экономической науке: проблемы и перспективы // Проблемы современной экономики. № 3. С. 68—73. [Sopin V. S.

(2009). The Evolutionary Theory in Economics: Problems and Prospects // Problemy Sovremennoj Ekonomiki. No 3. P. 68—73.]

Тамбовцев В. Л. (2008). Перспективы «экономического империализма» // Общественные науки и современность. № 5. С. 129 — 136. [Tambovtsev V. L. (2008). The Prospects of "Economic Imperialism" // Obshhestvennye Nauki i Sovremennost. No 5. P. 129-136.]

Фролов Д. П. (2002). Институционализм в метаконкуренции экономических теорий // Материалы научной сессии, Волгоград, 22—28 апреля. Вып. 1: Экономика и финансы. Волгоград: Изд-во ВолГУ. [Frolov D. Р. (2002). Institutional ism in meta-competition of economic theories // Proceedings of the session, Volgograd, April 22—28. Iss. 1: Economy and Finance. Volgograd: VolGU Publ.] Фролов Д. П. (2008). Методологический институционализм: новый взгляд на эволюцию экономической науки // Вопросы экономики. № 11. С. 90 — 101. [Frolov D. Р. (2008). A New Approach to the Evolution of Economic Science // Voprosy Ekonomiki. No 11. P. 90-101.] Хаиткулов P. Г. (2009). Феномен аналитического марксизма // Сборник докладов участников Российского экономического конгресса. М: ИЭ РАН. [Haitkulov R. G. (2009). The Phenomenon of Analytical Marxism // Proceedings of the Russian Economic Congress. Moscow: Institute of Economics, RAS.] Ходжсон Дж. (2003). Экономическая теория и институты. Манифест современной институциональной экономической теории. М: Дело. [Hodgson G. (2003). Economics and Institutions: A Manifesto for a Modern Institutional Economics. Moscow: Delo.]

Худокормов А. Г. (ред.) (2007). История экономических учений (современный этап). М.: Инфра-М. [Khudokormov A. G. (ed.) (2007). History of Economic Thought (Present Stage). Moscow: Infra-M.] Худокормов А. Г. (2009). Экономическая теория: Новейшие течения Запада. М.: Инфра-М. [Khudokormov A. G. (2009). Economic Theory: Recent Trends in the West: Tutorial. Moscow: Infra-M.] Шаститко A. E. (2002). Новая институциональная экономическая теория. 3-е изд. М.: ТЕИС. [Shastitko А. Е. (2002). New Institutional Economics. 3^rd ed. Moscow: TEIS.] Шумпетер Й. A. (2004). История экономического анализа. Т. 2. СПб.: Экономическая школа. [Schumpeter J. А. (2004). History of Economic Analysis. Vol. 2. St. Petersburg: Ekonomicheskaya Shkola.]

Agassi J. (I960). Methodological Individualism // Modes of Individualism and Collectivism / O'Neil J. (ed.). L.: Heinemann.

Agassi J. (1975). Institutional Individualism // British Journal of Sociology. Vol 26, No 2. P. 144-155.

Becker G. S. (1976). Economic Approach to Human Behaviour. Chicago: University of Chicago Press.

Coase R. H. (1984). The New Institutional Economics // Journal of Institutional and Theoretical Economics. Vol. 140, No 1. P. 229—231.

Dugger W. M. (1990). The New Institutionalism. New But Not Institutionalism // Journal of Economic Issues. Vol. 24, No 2. P. 423 — 431.

Edgeworth F. Y. (1881). Mathematical Psychics. L.: C. Kegan Paul.

Eucken W. (1939). Die Grundlagen der Nationalokonomie. Jena: Gustav Fischer.

Eucken W. (1965). Grundsatze der Wirtschaftspolitik. Reinbek: Rowohlt.

Furubotn E. (1993). The New Institutional Economics. Recent Progress; Expanding Frontiers // Journal of Institutional and Theoretical Economics. Vol. 149, No 1. P. 1-10.

Hodgson G. (2007). Institutions and Individuals: Interaction and Evolution // Organization Studies. Vol. 28, No 1. P. 95-116.

Jarvie J. (1972). Concepts and Society. L.: Routledge; Kegan Paul.

Keizer P. (2007). The Concept of Institution in Economics and Sociology, a Methodological Exposition // Working Papers. No 07-25 / Tjalling C. Koopmans Research Institute, Utrecht School of Economics, Utrecht University.

Langlois R. N. (1989). What is Wrong with the Old Institutional Economics (and What is still Wrong with the New?) // Review of Political Economy. Vol. 1, No 3. P. 270-298.

Lazcson T. (2006). The Nature of Heterodox Economics // Cambridge Journal of Economics. Vol. 30, No 4. P. 483-505.

Lukes S. (1973). Individualism. Oxford: Blackwell.

Maki U. (1993). Economics with Institutions. Agenda for a Methodological Enquiry // Rationality, Institutions, and Economic Methodology / Maki U., Gustafsson В., Knudsen C. (eds.). L.: Routledge.

McCormick K. R. (2006). Veblen in Plain English. A Complete Introduction to Thorstein Veblen's Economics. Youngstown, NY: Cambria Press.

Mill J. S. (1961). Uilitarianism // Essential Works of John Stuart Mill / Lerner M. (ed.). N. Y.: Bantam Books.

North D. C. (1993). Five Propositions about Institutional Change // Economics Working Paper Archive EconWPA. Economic History. No 9309001.

O'Hara P. A. (2000). Marx, Veblen and Contemporary Institutional Political Economy: Principles and Unstable Dynamics of Capitalism. Cheltenham, UK; Northampton, MA: Edward Elgar.

Polanyi K. (1957). The Economy as Instituted Process // The Sociology of Economic Life / M. Granovetter, R. Swedberg (eds.). Boulder, CO: Westview Press.

Rutherford M. (1989). What is Wrong with the New Institutional Economics (and What is Still Wrong with the Old)? // Review of Political Economy. Vol. 1, No 3. P. 299-318.

Rutherford M. (1994). Institutions in Economics. Cambridge: Cambridge University Press.

Sandstrom G. (2012). Instead of Capitalism vs. Socialism: a Proportion-seeking Review of Two Contemporary Approaches in China and Russia // Montenegrin Journal of Economics. Vol. 8, No 4. P. 43-60.

Schmid A. A. (1987). Property, Power, and Public Choice. N. Y.: Praeger Publishers.

Seckler D. (1981). Individualism and Institutionalism Revisited. A Response to Professor Bush // American Journal of Economics and Sociology. Vol. 40, No 4. P. 415 — 425.

Toboso F. (1995). Explaining the Process of Change Taking Place in Legal Rules and Social Norms: the Cases of Institutional Economics and New Institutional Economics // European Journal of Law and Economics. Vol. 2, No 1. P. 63 — 84.

Toboso F. (2001). Institutional Individualism and Institutional Change: The Search for a Middle Way Mode of Explanation // Cambridge Journal of Economics. Vol. 25, No 6. P. 765-783.

Toboso F. (2008). On Institutional Individualism as a Middle Way Mode of Explanation for Approaching Organizational Issues. Ch. 10 // Alternative Institutional Structures: Evolution and Impact / Mercuro N. (ed.). L.: Routledge.

Udehn L. (2001). Methodological Individualism: Background, History and Meaning. L.: Routledge.

Udehn L. (2002). The Changing Face of Methodological Individualism // Annual Review of Sociology. Vol. 28. P. 479-507.

Veblen T. (1990). The Place of Science in Modern Civilization. New Brunswick; L.: Transaction Publishers.

Watkins J. M. (1952). Ideal Types and Historical Explanation // British Journal for the Philosophy of Science. Vol. 3, No 9. P. 22 — 34.

Wilber Ch. K., Harrison R. S. (1978). The Methodological Bases of Institutional Economics. Pattern Model, Storytelling, and Holism // Journal of Economic Issues. Vol. 12, No 1. P. 61-89.

Williamson O. (2000). The New Institutional Economics: Taking Stock, Looking Ahead // Journal of Economic Literature. Vol. 38, No 3. P. 595 — 613.

Woodford M. (2009). Convergence in Macroeconomics: Elements of the New Synthesis // American Economic Journal: Macroeconomics. Vol. 1, No 1. P. 267—279.

Young D. (2002). The Meaning and Role of Power in Economic Theories // A Modern Reader in Institutional and Evolutionary Economics: Key Concepts / Hodgson G. M. (ed.). Cheltenham: Edward Elgar.