Об интенсификации российского сельского хозяйства

Буздалов И.Н.
академик РАСХН
главный научный сотрудник Института экономики РАН (Москва)

---

Сельское хозяйство по-прежнему остается наиболее отсталым сектором российской экономики. За два десятилетия рыночных преобразований эта отрасль, особенно ее социальная сфера, не вышла из состояния «аграрной трагедии» (Абалкин, 2009). Располагая богатым природным потенциалом, она оказалась не в состоянии прокормить население страны. Масштабный провал в производстве продовольственной, прежде всего животноводческой, продукции приходится восполнять ее огромным импортом (27 млрд долл. в 2007 г., 36,4 млрд в 2010 г. и 40,5 млрд долл. в 2012 г.). Зарубежные закупки составляют до 40% потребляемых жителями страны продуктов питания, а в крупных городах — до 60%. Но при этом душевые нормы потребления наиболее ценных продуктов (мясо, молоко, рыба, фрукты) сократились. В результате при низких доходах населения и постоянном росте цен на продовольствие снижается жизненный уровень большинства жителей страны. Нетрудно представить, какой бедой для России может обернуться перекрытие по тем или иным причинам импортных каналов продовольственного снабжения.

О кризисном положении российского сельского хозяйства свидетельствует сокращение за годы реформ более чем на 40 млн га обрабатываемых пахотных угодий, в том числе уникальных черноземных. Находящиеся в обороте земельные угодья продолжают деградировать. За это время с карты страны исчезло почти 20 тыс. сельских поселений, а многие из оставшихся обезлюдели, находятся в состоянии «забитости и одичалости».

Сельское хозяйство — не просто отрасль, кормящая и помогающая одевать население страны. Это корневая система человеческого общества, основа духовных и нравственных ценностей. Сельский пейзаж в широком социально-экономическом смысле (цветущие высокопродуктивные поля, тучные стада домашних животных, благоустроенные, соединенные современной дорожно-транспортной сетью и системой связи поселения с высоким качеством жизни и специальной подготовкой работников, экологическая чистота окружающей среды и т. д.) — лицо нации (по Ф. М. Достоевскому — «характер и ум нации»), самый верный показатель ее нравственности и цивилизованности, мудрости политического руководства и профессионализма государственного управления экономикой и социальными процессами (см. подробнее: Буздалов, 2011).

Опыт развитых стран и «особый путь» России

Тревожные тенденции в области воспроизводства продовольствия в современном мире вызывают все большую озабоченность. По оценкам ФАО, в связи с сокращением пахотно-пригодных земель, высокой затратностью освоения малопригодных для земледелия угодий, опережающим ростом народонаселения планеты (согласно прогнозам, за 2010—2030 гг. оно может увеличиться с 6,4 млрд до 8,3 млрд человек) продовольственная проблема неизбежно будет обостряться (по тем же оценкам, темпы прироста продуктов питания сократятся в три раза).

Учитывая это, передовые страны ориентируют аграрную политику и общую экономическую стратегию государства на интенсивный путь развития сельского хозяйства, как надежную гарантию обеспечения продовольственной безопасности и поддержания социально-экономического благополучия в обществе. Характерный пример такой национальной стратегии показывает Швейцария, не имеющая многих даровых природных богатств, но достигшая процветания как страна «крестьян и коров».

Исходя из предпосылки, что сельское хозяйство как первичная базовая отрасль экономики во многом предопределяет благополучие страны, в Конституции Швейцарии ему уделен особый параграф, обязывающий государство в приоритетном порядке оказывать крестьянству постоянную протекционистскую поддержку. На основе такой аграрной политики выросли современные государственные институты, создана стабильная и устойчивая экономика с высокоразвитой промышленностью, надежной финансово-банковской системой. Имея в расчете на душу населения сельскохозяйственных земель не лучшего качества почти в пять раз меньше, чем Россия, швейцарские крестьяне-собственники, занятые в аграрном производстве (всего 4% населения), в целом обеспечивают продовольственную безопасность страны, экспортируя значительную часть производимой высококачественной животноводческой продукции.

Уже в начале XVIII в., когда в России царило крепостничество, швейцарские крестьяне жили и трудились в условиях личной свободы и права собственности, дававших мощные стимулы к общему прогрессу в народном хозяйстве. «Невозможно, — писал известный экономист и историк С. Сисмонди (почетный член Петербургской Академии наук), — без восхищения видеть рубленые дома самых бедных крестьян — дома столь просторные, окруженные столь добротными оградами, столь нарядно покрытые резьбой; в коровниках стоит самая лучшая и самая ухоженная в Европе скотина; в саду растут цветы; мужчины и женщины одеты тепло и опрятно; на всех лицах — печать здоровья и силы. Пусть другие страны похваляются своими богатствами — Швейцария всегда может с гордостью показать на своих крестьян» (цит. по: Милль, 1980. С. 414).

В Германии на основе специального аграрного законодательства о приоритете сельского развития созданы достойные условия для жизнедеятельности крестьянства, обеспечено высокоинтенсивное развитие сельского хозяйства. Поэтому при малоземелье и низком естественном плодородии почв социально обустроенная и динамично развивающаяся отрасль, располагающая земельными угодьями в расчете на 1 жителя страны в 3,2 раза меньше, чем Россия, сейчас производит свыше 90% необходимого стране продовольствия, а трудоемкая продукция животноводства в больших объемах экспортируется.

Приверженцы идеи «особого пути» России, которую якобы «умом не понять» и в которую надо только бездумно верить, могут сказать, что все это возможно лишь у немцев, людей активных, умеющих работать и соблюдать установленный в стране общественно-политический порядок и поддерживать адекватные ему уклад личной жизни и систему ценностей. У россиян, мол, иные ориентиры, совсем другой менталитет (многие все еще ожидают, что государство, а не они сами, обеспечит их благополучие). Сторонники концепции «особого пути» России ложно предполагают, что социальная справедливость и социальное иждивенчество — одно и то же. Россия, как и любая другая страна, в глобальном мирохозяйственном плане имеет определенную специфику, не отвергающую приоритета общечеловеческих ценностей и общих закономерностей развития общества. Конструкция «особого пути» надуманна, «удобна» для оправдания «обломовщины», «крутых поворотов», «великих переломов» и других отступлений от этих ценностей и закономерностей.

Все, однако, зависит от внешней среды, от общественного бытия и прежде всего от наличия политической воли и профессионализма высшей государственной власти. Необходимо постоянно и жестко (в рамках принципов демократии и правового государства) проявлять эту волю в установлении, по опыту Германии и других стран, так называемого «совокупного функционирующего порядка», активизирующего экономическую деятельность в разных сферах, а не только непосредственно в производственной, хозяйственной.

Сваливать все на некий, якобы свыше данный, «окостенелый» российский менталитет, в частности крестьянский (как будто в селе не было прежних и нет современных «культурных» хозяев), на изобретенную для оправдания безответственности или, наоборот, диктата и произвола властей, «особую российскую стать» означает и далее довольствоваться благодушными иллюзиями и бездействием с их заведомой социальной пагубностью. Но тогда есть и другое, веками проверенное с петровских времен действенное средство преодоления этой ложной веры: «Брать в учителя немцев, выплачивая им повышенную заработную плату»¹.

В отличие от сторонников концепции «особого российского пути» во всех его зачастую абсурдных проявлениях, нынешнее российское руководство понимает, что в условиях усиления глобализации Россия должна опираться на общие мирохозяйственные закономерности экономического развития, на опыт развитых стран, в частности в вопросах обеспечения приоритета сельского хозяйства, его активной государственной протекционистской поддержки. Другое дело, насколько это понимание воплощается в реальной экономической, в частности в бюджетной, политике. Здесь, к сожалению, слова и дела резко расходятся. Техническая и общая фондооснащенность сельского хозяйства в расчете на 1 га пашни в развитых странах в 4—5 раз превышают российские показатели, а суммы субсидий на ту же площадь различаются на порядок.

Власти ссылаются на ограниченность ресурсов, на утвержденные параметры бюджета, в том числе его аграрной составляющей. Финансовые возможности любого государства лимитированы, но огромного прогресса в сельском хозяйстве достигли страны, которые формируют структуру бюджета в соответствии с задачами сбалансированного социально-экономического развития, обеспечивающего системную модернизацию сельскохозяйственного производства. Даже в «союзной» с Россией Республике Беларусь доля аграрного бюджета составляет 12%, а в бюджете ЕС — свыше 40% против 1,4% в РФ (в дореформенный период в СССР эта доля превышала 15%, в годы нэпа — 7,5%). Нынешняя бюджетная политика в России в корне противоречит задаче последовательной интенсификации сельского хозяйства, хотя по этому пути идут все развитые страны, поддерживая тем самым общую структурную сбалансированность национального хозяйства.

Забытая проблема: о сущности интенсификации сельского хозяйства

В последнее время проблема интенсификации сельского хозяйства, находившаяся в 1960 —1970-е годы в центре острой дискуссии, почти исчезла из тематики научных исследований в области аграрных отношений и публикаций в экономических изданиях. В связи с провозглашенным властями курсом на инновационное развитие, на модернизацию экономики и ее отраслей проблемы интенсификации сельского хозяйства как бы теряют свою актуальность. На самом деле и инновации, и модернизация выступают лишь факторами интенсификации, как более широкого экономического понятия, отражающего качественное преобразование всей системы ведения сельского хозяйства.

Базируясь на общих закономерностях процесса социально-экономического развития, интенсификация в сельском хозяйстве имеет свою специфику. Ее последовательное осуществление затрагивает важные аспекты аграрной теории, прежде всего связанные с законом убывающего плодородия почвы, теорией и условиями образования дифференциальной земельной ренты. Опираясь на достижения научно-технического прогресса, системные технико-технологические преобразования, такая интенсификация предполагает комплекс мер по обеспечению экологической устойчивости, рационализации природопользования.

Вместе с тем одним из определяющих факторов интенсификации сельского хозяйства выступает социально-трудовой. Для получения наибольшего экономического эффекта, широкого использования научных разработок и практических нововведений требуются высокое качество «человеческого фактора», формирование, по сути, нового типа работника, подготовка высококвалифицированных специалистов. Чтобы закрепить на селе такие кадры, необходимо создать для них соответствующие условия, современную социальную и инженерную инфраструктуру.

Напомним, что интенсификацию производства принято рассматривать как «процесс развития общественного производства, основанный на применении более эффективных средств производства и более совершенных форм организации труда и технологических процессов» (Румянцев, 1975. С. 38). Примерно такое же определение этого понятия дано и в других научных и энциклопедических изданиях.

Что касается интенсификации сельского хозяйства, то в энциклопедии под редакцией А. М. Румянцева ее сущность определялась уже как «процесс роста производства продукции за счет дополнительных, последовательно осуществляемых затрат живого и овеществленного труда (в других источниках — труда и капитала) на единицу земельной площади». Подобное определение обычно опиралось на известную формулировку К. Маркса, говорившего о «концентрации капитала на одной и той же земельной площади». Дальше такого подхода наука того времени не продвинулась.

Между тем сводить сущность интенсификации сельскохозяйственного производства к «концентрации» или «последовательным» затратам капитала на той же земельной площади, по меньшей мере, некорректно. Нельзя специфические особенности этого процесса в сельском хозяйстве, связанные с последующими (добавочными) вложениями на той же земельной площади, рассматривать как его экономическую сущность. Вложения капитала (как добавочные, так и общие) — это материальная основа, важный, но лишь один из факторов интенсификации. Главными факторами выступают качественные научно-технические и социально-экономические преобразования — «повышение напряженности», следовательно, эффективности конкретных вещественных элементов этого капитала, конкретных видов и всей совокупности производственных ресурсов².

Другое дело, что рост экономического плодородия почвы — как обобщающее выражение результативности этой напряженности — предполагает определенный объективно обусловленный уровень материально-технического, ресурсного обеспечения в расчете на 1 га земельной площади или голову скота. Повышение его до необходимого оптимума (учитывая снижение за его пределами эффективности добавочных вложений) становится важнейшим условием реализации всей стратегии развития сельского хозяйства на основе интенсивных факторов экономического роста (Жученко, 2012).

В России, несмотря на значительное сокращение пахотных земель (за 1990 — 2011 гг. почти на 40 млн га и сельскохозяйственных угодий в целом на 18 млн га), сохраняется достаточно высокий уровень землеобеспеченности (на одного человека соответственно по 0,53 и 1,38 га). Во Франции, например, на каждого жителя страны приходится всего 0,4 га пашни и 0,5 га сельскохозяйственных угодий, то есть последних в 2,7 раза меньше, чем в России, причем земель далеко не лучшего качества. Однако на основе интенсификации производства за последние 20 лет валовой объем продукции сельского хозяйства вырос во Франции почти в 1,4 раза и составляет сейчас в среднем за год 64 млрд евро (около 2,5 трлн руб. в текущих ценах), а в среднем в расчете на 1 га сельхозугодий в 6 раз больше, чем в России, на душу населения — в 2,6 раза, на одного занятого в сельском хозяйстве — в 5,8 раза больше. Полностью обеспечивая население страны продовольствием, Франция стала вторым в мире экспортером сельскохозяйственной продукции, продавая на внешнем рынке примерно 15% ее валового производства, в том числе значительный объем животноводческой продукции³.

Беспрецедентных результатов на основе интенсификации сельского хозяйства сумел достичь Израиль, увеличивший за 60 лет после создания страны валовой объем сельскохозяйственной продукции на полупустынных землях в 20 раз! Значителен (свыше 1,5 млрд долл. в год) его экспорт продовольствия, в том числе в Россию. Высокоинтенсивное сельское хозяйство развито в Швеции, Финляндии, Нидерландах. Даже Индия и Китай с еще более низкими показателями землеобеспеченности добились огромного прогресса в интенсификации сельского хозяйства, следовательно, в общем развитии села.

Анализ показывает, что процесс интенсификации в развитых странах, в частности в США, базируется на ряде составляющих. В их числе: 1) прочные научные основы, соответствующие методические и аналитические разработки; 2) оптимизация размеров и структурная сбалансированность капитала, материальных ресурсов в расчете на единицу земельных угодий (эти оптимумы, например, по фондоемкости в расчете на 1 га сельскохозяйственных угодий в 3 — 4 раза и больше превосходят российские показатели, по удобрениям — в 10 и более раз, достигая 500 — 600 кг и более минеральных удобрений на 1 га посевной площади и т. д.; 3) активная протекционистская аграрная политика и система государственного экономического регулирования и социальной защиты сельских товаропроизводителей; 4) рыночный механизм, методы хозяйствования и управления в соответствии с принципом «рынок регулирует — государство корректирует», с учетом критериев экономической эффективности и социальной справедливости.

На современном «особом российском пути»

С началом рыночных реформ аграрное сообщество, сельскохозяйственные производители ожидали, что будет осуществлен комплекс целенаправленных мер по повышению эффективности и уровня интенсификации сельскохозяйственного производства. К сожалению, этого не произошло, не были выделены и необходимые ресурсы, прежде всего для поддержания и повышения экономического плодородия почвы, урожайности полей, как непосредственного результата интенсификации. В следовании по «особому российскому пути» появились даже странные «новшества». Если в прежней плановой советской системе огромное количество минеральных удобрений терялось, оказывалось брошенным на окраинах полей, портилось под открытым небом, но в отчетах отмечалось, что план их внесения в почву выполнен, то теперь часто поля вообще не удобряют и почвенное плодородие продолжает стремительно падать. За годы нынешних «реформ» в этом сегменте интенсификации сельского хозяйства вынос питательных веществ из почвы в три раза превысил их возврат. Причем за тот же период производство минеральных удобрений в стране даже возросло (с 16 млн до 18,8 млн т), и при сокращении посевной площади на 35% в расчете на 1 га их дозы должны были увеличиться почти в 1,4 раза.

На самом деле эти дозы, вопреки мировым тенденциям и даже советской практике, сократились в 2,2 раза (с 88 до 38 кг), так как более 80% минеральных удобрений экспортируется и используется для повышения экономического плодородия земель зарубежных фермеров. Одновременно сократилось внесение органических удобрений (в расчете на 1 га посева — в 3,2 раза). Сейчас на 55% посевных площадей не вносятся минеральные удобрения вообще, а на 93% этих площадей — органические. В 1990—2000-е годы применение химических средств защиты растений сократилось в 9 раз. На 75% посевных площадей нарушен севооборот. В результате урожайность основных культур, как и выход продукции растениеводства в расчете на 1 га земельных угодий, в сопоставимых ценах фактически не изменились и поддерживаются за счет истощения естественного почвенного плодородия. Если за 1990—2010 гг. урожайность зерновых в стране практически осталась на уровне 20 ц/га, то во Франции, Германии, США, Англии она возросла на 15—20 ц/га и превысила 70 ц/га. За те же годы общий выход продукции с 1 га сельскохозяйственных угодий сократился в России на 17%, в том числе продукции животноводства — более чем на 1/3.

Все это свидетельствует о явной тенденции к снижению уровня интенсификации, что подтверждается динамикой технического оснащения сельского хозяйства, состоянием машинно-тракторного парка, системы энергообеспечения и т. д. Прежде всего значительно сократилось количество основных видов техники.

Так, за 1990—2011 гг. количество тракторов уменьшилось в 4,5 раза, зерноуборочных комбайнов — почти в 5 раз, кормоуборочных — в 9 раз, что привело к существенному увеличению нагрузки на каждую машину, следовательно, снижению технологических возможностей производства. Энергетические мощности на 100 га посевной площади сократились с 364 до 212 л. с. Низким остается качество техники отечественного производства, степень ее износа возросла за тот же период в 2 раза, а коэффициент обновления уменьшился в 2,1 раза. Негативные тенденции к снижению показателей интенсификации наблюдаются в животноводстве, о чем свидетельствует сокращение поголовья скота на единицу земельной площади, его низкая продуктивность (в 2 — 3 раза ниже показателей развитых стран).

В общем процесс интенсификации сельского хозяйства, его экономическую эффективность характеризует динамика соотношения затрат и результатов на единицу земельной площади. За 2000—2011 гг. в условиях действия рыночного механизма практически при той же площади сельскохозяйственных угодий наблюдался некоторый рост валовой продукции сельского хозяйства в сопоставимых ценах при снижении или стабилизации фондооснащенности отрасли. Поэтому не было такого падения фондоотдачи, как в условиях дореформенного затратного экономического механизма.

Однако эти показатели не должны вводить в заблуждение. При сложившихся методах хозяйствования и управления, перекосах в рыночном механизме, ценовых соотношениях закономерно снижается выход продукции на единицу совокупных затрат в фактических рыночных ценах и соответственно растет себестоимость основных видов продукции.

Все это негативно сказывается на показателях эффективности и конкурентоспособности производства, прежде всего на его рентабельности. Товарное производство «особого рода» трансформировалось в некое сочетание стихийности и монополизированности рынка, в связи с чем «плановые» ценовые диспропорции сменились очень высоким диспаритетом цен. На смену государственной монополии пришли монополизм партнеров сельского хозяйства по АПК и чиновничий произвол. Стиль и методы работы нынешних глав районов и субъектов Федерации мало отличаются от «руководящей» роли прежних парткомов во главе с первыми секретарями. В условиях доминирования властной вертикали над другими ветвями власти все чаще в структурах государственного управления на всех иерархических уровнях принимаются волевые решения.

Если в сельском хозяйстве в 2000 г. без учета субсидий и при заниженной в 2 раза оплате труда рентабельность составляла 2,4%, в 2005 г. — 2,1%, а в среднем за 2009—2011 гг. убыточность сельского хозяйства равнялась 1,5%, то в 1990 г. полученная в отрасли прибыль обеспечивала 37% рентабельности. Такая динамика стала прямым следствием волевых решений и полумер, приводящих к диспаритету цен на продукцию отрасли и используемые в ней промышленные средства производства, что, в свою очередь, свидетельствует об отсутствии действенного государственного экономического регулирования сельского хозяйства. Об этом говорят данные и о скудных источниках собственных накоплений сельскохозяйственных организаций (СХО) для добавочных вложений в повышение уровня интенсификации, и о доле села в общих инвестициях в экономике. Если в 1990 г. эта доля составляла 16%, то в 2011 г. — лишь 3%.

В дореформенный период значительную часть инвестиций в сельское хозяйство обеспечивал государственный бюджет. В 2012 г. его доля не превышала 1,5%. Значительны (на сумму 150 млрд руб. за 2000—2011 гг.) абсолютные цифры их прироста, но они крайне низкие для осуществления интенсификации сельского хозяйства (около 1 тыс. руб. на 1 га сельскохозяйственных угодий и 2,5 тыс. руб. на 1 га пашни). Это на порядок меньше соответствующих вложений на текущее поддержание достигнутого высокого, оптимизированного по параметрам, уровня интенсификации сельскохозяйственного производства в ряде западных стран — членов ВТО. Такая поддержка, видимо, разрешена правилами этой организации.

Сейчас очевидно, что в ходе 17-летних переговоров России о вступлении в ВТО были упущены возможности создать условия и предпосылки безболезненного для российского сельского хозяйства присоединения к правилам и требованиям этой организации. Особенно это касается размеров протекционистской поддержки отрасли, что выступает определяющим макроэкономическим фактором ее интенсификации, а значит, достижения высокой конкурентоспособности (см.: Узун, 2012).

Поучительным примером целенаправленного проведения активной политики аграрного протекционизма и тем самым разумности, серьезности подготовки к вступлению в ВТО стала Южная Корея. По сути, закрыв внутренний рынок для импортной агропродовольственной продукции, правительство страны мобилизовало крупные государственные ресурсы для оказания масштабной бюджетной поддержки сельскому хозяйству (выделяя по 5 тыс. долл. на 1 га сельхозугодий), обеспечив тем самым его системную модернизацию и конкурентные преимущества в рамках ВТО (Назаренко, 2009).

Россия, располагая огромными поступлениями от нефтегазового экспорта, при правильной расстановке макроэкономических приоритетов также могла бы с успехом реализовать эти преимущества. По нынешнему соглашению с ВТО это недостижимо. Для многих стран такие соглашения позволяют субсидировать сельское хозяйство до 1 тыс. долл. и более на 1 га, а России «разрешена» поддержка в сумме менее 50 долл. (и те выделяют только на 50%).

Могут сказать, что необходимые для перевода сельского хозяйства на интенсивный путь развития ресурсы лучше направить на вовлечение в оборот заброшенных за годы реформ 40 млн га пахотных земель, на что ориентирует и Доктрина продовольственной безопасности страны. Но, во-первых, это потребует огромных затрат, так как на большей части этих земель уже нет никаких признаков жизни и их нужно вновь осваивать, как когда-то целинные и залежные земли, создавать необходимую инфраструктуру, строить жилье, дороги и т. д. Во-вторых, на оставшихся в обработке 80 млн га пахотных и 196 млн га всех сельскохозяйственных угодий можно в 1,5—2,0 раза увеличить производство продукции с меньшими затратами. В перспективе, по мере оптимизации размеров и структуры материально-технической базы аграрного сектора, комплексного качественного преобразования всех факторов производства такой же или даже больший объем продукции можно будет получить и на меньшей площади сельскохозяйственных земель. Не случайно при насыщении агропродовольственного рынка в мировой практике применяют меры и стимулы по сокращению посевных площадей.

Экономически обоснованные оптимальные показатели капитала, необходимых финансовых средств, видов производственных ресурсов в расчете на 1 га земли или голову скота в зависимости от специализации, отраслевой структуры, других условий будут существенно меняться. Здесь нужны специальные методические разработки и аналитические расчеты. Общим ориентиром определения рациональных размеров и структуры затрат могут служить показатели зарубежных стран, а также успешных отечественных производителей. Причем в одних случаях средства целесообразно направлять преимущественно в эффективное производство соответствующей группы хозяйств, а в других, особенно в сельской глубинке, — в создание необходимых социальных предпосылок его осуществления, строительство дорог, жилья, инженерной инфраструктуры и т. д. (Пошкус, 2011).

Примерные расчеты показывают, что для удвоения продукции сельского хозяйства на используемых в настоящее время сельскохозяйственных угодьях общий размер производственно-технического потенциала в целом надо увеличить примерно в 3,0 — 3,5 раза (по отдельным элементам, видам техники, удобрений и т. д. — в 4—5 раз и более). Текущие материальные затраты при этом возрастут более чем в два раза при сокращении затрат живого труда на 35—40%. Общий среднегодовой объем финансовых средств для соответствующих вложений в материальную базу интенсификации оценивается в 500—550 млрд руб. Это примерно 45% от суммы ежегодной перекачки созданного в сельском хозяйстве национального дохода в пользу субъектов монопольного окружения отрасли и государства (см.: Буздалов, 2009).

Собственных финансовых средств для таких вложений сельское хозяйство, за исключением небольшой группы СХО, как правило, получающих рентные доходы, не имеет. При сложившемся практически вдвое заниженном уровне оплаты труда работников сельского хозяйства у них нет необходимых стимулов к активной производственной деятельности, и многие, особенно молодежь, уходят в другие сферы экономики, как и 85% окончивших вузы специалистов аграрного профиля. Это значит, что для активизации «человеческого фактора» интенсификации необходимо повысить оплату сельскохозяйственного труда и квалификацию работников, уровень их специальной подготовки, следовательно, увеличить вложения в социально-трудовую сферу села, в развитие сельской социальной и инженерной инфраструктуры, дорожно-транспортной системы и т. д. Основными источниками требуемых средств, если не полностью, то в основном, выступают поступления в федеральный и в какой-то мере в региональные бюджеты, поскольку надеяться на существенный приток частных инвестиций в аграрный сектор при нынешнем состоянии села сложно.

При соблюдении правильных, социально справедливых пропорций в распределении национального дохода и сбалансированной ценовой системе, обеспечивающей объективно необходимый уровень рентабельности сельского хозяйства (по имеющимся расчетам, примерно 25% с включением в издержки сопоставимой со средней по экономике оплаты труда) отрасль могла бы иметь собственные источники для таких вложений. Но в стране продолжает действовать система перекачки созданного крестьянским трудом национального дохода, в том числе изъятия из отрасли всей прибавочной стоимости и примерно половины общественно необходимого уровня оплаты труда.

По расчетам за 2009—2011 гг. в розничных ценах, среднегодовой объем этой перекачки в пользу субъектов монопольного окружения отрасли, включая государство, составляет 1,3 трлн руб. (40 млрд долл.), а возвращается в село 1/10 этой суммы (4,3 млрд долл.). Но и из этого ежегодно около 60% (80 млрд руб.) государство через фискальное налогообложение забирало назад.

Конечно, в условиях замедления темпов экономического роста и снижения доходов бюджета важно правильно выбирать приоритеты расходования средств. На наш взгляд, важнее финансировать интенсивное развитие аграрного сектора (на селе живут 27% населения страны), чем тратить ограниченные ресурсы на реализацию престижных проектов без достаточного экономического обоснования. Так что дело не в «узких» рамках бюджета, а в явных изъянах, перекосах и субъективизме проводимой аграрной, бюджетной и общей экономической политики государства (Лемешев и др., 2011).

---

Ограниченность любых ресурсов на земле — объективная мировая реальность. Этим обусловлена стратегическая задача их эффективного, социально справедливого распределения и использования, что в полной мере относится и к сельскому хозяйству. Его приоритетное развитие — тоже глобальная реальность, предполагающая активную государственную поддержку отрасли при сокращении разорительных для села масштабов перекачки результатов крестьянского труда (или, что то же, — возвращении сельскому хозяйству части их фискального изъятия). Размеры такой поддержки во многих странах достигают 2 тыс. долл. и более в расчете на 1 га земельных угодий против 25 долл. в России.

В этом отношении, помимо названных выше стран, поучительным примером выбора приоритетов может быть Китай. При площади пахотных земель 121 млн га, то есть всего в 1,5 раза больше, чем в России, поддержка сельского хозяйства там в последние годы в расчете на 1 га более чем в 15—20 раз превышает российские показатели. Бездействие или видимость действий наших властей в этой области можно объяснить разве что «обреченностью» следовать по «особому российскому пути», неизбежно сталкивающему страну на обочину мировой цивилизации.

---

² Такой концептуальный подход с акцентом на обусловленность процесса общими закономерностями экономического развития, а его эффективности — рыночными отношениями, был изложен в нашей книге «Экономическая эффективность интенсификации сельского хозяйства» (Буздалов, 1966). Однако в партийной печати (см. редакционную статью, опубликованную в «Экономической газете» 29 июля 1967 г.) он был подвергнут «разоблачительной» критике с обвинениями автора в «кабинетных домыслах». Там же содержался выпад в адрес журнала «Вопросы экономики», опубликовавшего в № 7 за 1967 г. рецензию на указанную монографию с положительной оценкой научного и практического значения работы. Характерная деталь: пока не последовало «указания» свыше опорочить автора, «Экономическая газета» писала, что монография И. Буздалова «имеет исключительно большое значение и является несомненным вкладом в изучение важной и сложной экономической проблемы» (Экономическая газета. 1966. Окт. Mb 41).

³ Отметим, что именно существенная доля или абсолютное преобладание экспорта продукции животноводства, особенно говядины, свидетельствует об интенсивном, следовательно, устойчивом развитии сельского хозяйства и подтверждает статус настоящего экспортера агропродовольственной продукции. Наоборот, однобокий экспорт зерна в ущерб развитию кормовой базы животноводства, как это происходило в России в 1930-е годы и наблюдается в настоящее время, отражает несбалансированность аграрной структуры и общую отсталость, неустойчивость, экстенсивный характер сельскохозяйственного производства. Так, экспорт зерна в России в последние годы составляет в среднем 10 — 12 млн т в год при импорте продукции животноводства, эквивалентном соответственно 16 — 18 млн т зерна.

---

Список литературы

Абалкин Л. (2009). Аграрная трагедия России // Вопросы экономики. № 9. С. 4 — 13. [Abalkin L. (2009). Russia's Agrarian Tragedy // Voprosy Ekonomiki. No 9. P. 4-13.]

Буздалов И. H. (1966). Экономическая эффективность интенсификации сельского хозяйства. М.: Колос. [Buzdalov I. N. (1966). Economic Efficiency of Intensification of Agriculture. Moscow: Kolos.] Буздалов И. H. (2009). Перекачка как отражение социально-экономической ущербности аграрной политики // Вопросы экономики. № 10. С. 121 — 130. [Buzdalov I. (2009). The Swap as a Reflection of Social and Economic Lameness of Agrarian Policy // Voprosy Ekonomiki. No 10. P. 121-130.] Буздалов И. H. (2011). Униженный класс: о социальном статусе и экономическом положении российского крестьянства // Вопросы экономики. № 4. С. 137—148. [Buzdalov I. (2011). Humble Class: On Social Status and Economic Situation of Russian Peasantry // Voprosy Ekonomiki. No 4. P. 137—148.]

Жученко А. А. (2012). Вызовы XXI столетия мировой и отечественной продовольственной безопасности // Агропродовольственная политика России. № 1. С. 4—7. [Zhuchenko А. А. (2012). The XXI Century Challenges of World and National Food Security // Agroprodovolstvennaya Politika Rossii. No 1. P. 4—7.] Лемешев M. Я. и др. (2011). Мировой опыт пока ничему не учит. М.: Тип. Россельхоз-академии. [Lemeshev М. Ya. et al. (2011). World Experience Cannot Teach Us Anything so far. Moscow: Rosselkhozakademiya Publ.] Милль Дж. С. (1980). Основы политической экономии и некоторые аспекты их приложения к социальной философии: в 3-х т. Т. 1. Гл. VI: О крестьянах-собственниках. М.: Прогресс. [Mill J. S. (1980). Foundations of Political Economy and Some Aspects of Their Application to Social Philosophy. In 3 vols. Vol. 1. Ch. VI. On Peasants-owners. Moscow: Progress.] Назаренко В. И. (2009). Государство и сельское хозяйство на Западе. М.: Изд-во ОГНИ ТД. [Nazarenko V. I. (2009). State and Agriculture in the West. Moscow: OGNI Publ.]

Пошкус Б. И. (2010). Факторы укрепления сельского хозяйства: надежды и действительность. Екатеринбург. [Poshkus В. I. (2010). Factors That Strengthen Agriculture: Hopes and Reality. Ekaterinburg.] Румянцев A. M. (гл. ред.) (1975). Экономическая энциклопедия. Политическая экономия. М.: Советская энциклопедия: в 4-х т. Т. II. [Rumyantsev А. М. (ed.). (1975). Economic Encyclopedia. Political Economy. In 4 vols. Vol. 2. Moscow: Sovetskaya Entsiklopediya.] Узун В. (2012). Российская политика поддержки сельского хозяйства и необходимость ее корректировки после вступления в ВТО // Вопросы экономики. N° 10. С. 132-148. [Uzun V. (2012). Russian Policy of Agriculture Support and the Necessity of Its Modification after WTO Accession // Voprosy Ekonomiki. No 10. P. 132-148.]