Актуальные проблемы экономической политики США

В президентской гонке Б. Обамы и М. Ромни были противопоставлены либеральная и консервативная идеологии соответственно Демократической и Республиканской партий США. На 90% интерес избирателей был сфокусирован на вопросах экономической политики. Это во многом связано с глобальной рецессией, обострившейся проблемой безработицы и растущим дисбалансом в распределении доходов и богатства в обществе.
Критическая оценка системы свободного предпринимательства, сформулированная Дж. М. Кейнсом в годы Великой депрессии, точно отражает наиболее острые проблемы современной экономической политики. В своем основополагающем труде, опубликованном в 1936 г., он писал: «Наиболее значительными пороками экономического общества, в котором мы живем, являются его неспособность обеспечить полную занятость, а также его произвольное и несправедливое распределение богатства и дохода» (Кейнс, 1978. С. 447). Главным рычагом государственного воздействия на социально-экономические процессы обе противоборствующие стороны считают изменение системы налогообложения и бюджетной политики в целом, но их устремления прямо противоположны. Демократы делают упор на том, что эволюция системы налогообложения должна определяться критерием справедливости, то есть повышением ставки налогов на наиболее высокие доходы. Они ратуют за увеличение государственных расходов на образование, здравоохранение и социальную поддержку, особенно в условиях рецессии.
Республиканцы, напротив, ставят во главу угла снижение степени прогрессивности налогообложения и уменьшение государственных расходов. Сокращение налоговых ставок на доходы, полагают они, необходимо для повышения стимулов к труду и предпринимательской деятельности. Неравномерность в распределении доходов ведет к увеличению нормы сбережений как источника финансирования вложений в основной капитал. Государство должно быть «маленьким», чтобы не обременять бизнес налогами и создавать наиболее благоприятные условия для предпринимательства.
До рецессии в США наблюдался дефицит сбережений. Профицит образовался только во время спада деловой активности. Это объясняется более значительным сокращением вложений в основной капитал, чем сбережений (Krugman, 2012. Р. 137). Сбережения в США обеспечиваются в основном лицами с наиболее высокими доходами, а 80% населения страны не только не сберегают, но и живут в долг. Накануне рецессии их расходы на 10% превысили доходы (Stiglitz, 2012. Р. 13).
Наращивание основного капитала необходимо для создания рабочих мест и обеспечения занятости населения. Низкая норма вложений в него выступает следствием сравнительно небольшой отдачи от прироста основного капитала и невысокой нормы сбережений в США.
Среднегодовая отдача от вложений в основной капитал составляла в США 10,9% в 2001-2008 гг., в Китае - 26,3 и в Индии - 26,1% в 2000-2008 гг. Соответственно норма вложений в основной капитал равнялась в США 19,3% ВВП, в Китае — 38,2 и в Индии - 27,2% (Клинов, 2010. С. 82, 83, 88).
Норма сбережений в 2000-2009 гг. в среднем составляла в США 13,1% ВВП — в 1,5 раза ниже нормы вложений в основной капитал; в Китае она достигла 46,8, в Индии — 29,5%. В КНР норма сбережений превышала норму вложений в основной капитал на 4,5 п. п., а в Индии отставала на 2,2 п. п. (IMF, 2010).
Снижение в два-три раза ставки налога на прибыль корпораций может компенсировать недостаточную отдачу от прироста капитала (по сравнению с крупными развивающимися странами). Это также увеличит сбережения и будет способствовать повышению нормы вложений в основной капитал. В этом отношении позиция Республиканской партии в большей степени соответствует задаче обеспечить полную занятость и ускорить темпы экономического роста.
Обе стороны заявляют о необходимости упростить систему налогообложения, но по-разному видят ее цели. Демократы хотят ограничить возможности крупного капитала облегчать налоговую нагрузку с помощью различных исключений и льгот, предусмотренных в многотомном своде законов о налогообложении. Республиканцы указывают на необходимость снизить расходы на оформление налоговой отчетности.
В 2004 г. Административно-бюджетное управление при президенте США оценило расходы населения на выполнение налоговых требований примерно в 200 млрд долл. В 2008 г., по оценке Управления внутренних доходов, на заполнение налоговых деклараций американцы потратили около 7,5 млрд человеко-часов (Форбс, Эймс, 2011. С. 158, 171).
При любом подходе для упрощения налоговой системы нужно уменьшить число исключений и льгот. Несмотря на всю сложность данной проблемы, имеются перспективы ее решения, поскольку обе стороны «за».
Республиканцы настаивают на необходимости снять большинство ограничений на предпринимательскую деятельность, подчеркивая их обременительный характер. По данным Института конкурентоспособного предпринимательства (Competitive Enterprise Institute), расходы на соблюдение законов в США приблизились к 1,2 трлн долл. Это практически эквивалентно сумме поступлений от федерального налога на доходы (Форбс, Эймс, 2011. С. 195). По оценке Р. Хана, ведущего в США специалиста в области проблем регулирования экономики, более 40% американских законов требуют затрат, превышающих потенциальный эффект от их принятия (Форбс, Эймс, 2011. С. 206).
Демократы полагают, что тенденция неограниченного дерегулирования, особенно в области финансовых операций, может привести к большим потерям, чем издержки от ограничений, необходимых для защиты интересов общества. Громадный урон, нанесенный рецессией 2008—2009 гг. экономике США и американскому обществу в целом, не говоря уже о мировом хозяйстве, во многом был обусловлен кризисом финансовой системы. Это самый сильный аргумент в пользу строгих норм деятельности инвестиционных банков и страховых компаний, подобных тем, какие в свое время были установлены для коммерческих банков (The Glass — Steagall Act of 1933). В то же время предлагаемые Демократической партией меры по обеспечению социальной справедливости, предусматривающие повышение налоговых ставок на высокие доходы, могут тормозить экономическое развитие и препятствовать поддержанию занятости, снижая стимулы для деловой активности.
Республиканцы действуют на стороне бизнеса даже тогда, когда интересы деловых кругов не соответствуют целям общественного развития. Например, консервативные политики выступают против как прогрессивных налогов на недвижимое имущество и землю, так и увеличения отчислений в фонды социального страхования, ужесточения экологических норм, поскольку их выполнение требует от предпринимателей значительного увеличения расходов.
Исторический опыт показывает, что жесткие нормы ведения бизнеса стимулируют поиск новых, более совершенных решений научно-технического и организационного характера, способствуют выходу на более высокий уровень эффективности и конкурентоспособности. Так, в Японии Закон о сохранении природы 1972 г., предусматривавший резкое снижение допустимых норм загрязнения окружающей среды, вызвал недовольство производителей автомобилей, но в конечном счете выполнение закона обеспечило Японии лидерство по выпуску конкурентоспособных машин.
В принципе можно обеспечить баланс интересов бизнеса и общества. Сейчас в США ставка налога на прибыль корпораций, включая налоги на уровне штатов, в среднем превышает 39% (Форбс, Эймс, 2011. С. 166). Это самая высокая среди развитых стран норма налогообложения. По мере повышения требований к бизнесу в плане экологических норм или нормативов отчислений в фонды социального страхования целесообразно параллельно снижать ставку налога на прибыль. Это обеспечило бы удовлетворение требований общества и соблюдение принципов социальной справедливости, не подрывая стимулы к усилению деловой активности. Но такие варианты решений даже не рассматриваются ни в средствах массовой информации, ни в академических изданиях.
Современная идеология Демократической партии в части экономической политики была обоснована в монографиях лауреатов Нобелевской премии П. Кругмана (Krugman, 2012) и Дж. Стиглица (Stiglitz, 2012). Кругман сосредоточился на проблеме преодоления стагнации, последовавшей за рецессией 2008—2009 гг. Он настаивает на наращивании государственных расходов, несмотря на дефицит бюджета, и увеличении емкости рынка США. По его мнению, это необходимо для обеспечения полной занятости. Стиглиц негативно оценивает влияние неравномерного распределения доходов и богатства на экономику и политику и предлагает меры по нейтрализации его отрицательных последствий. Оба нобелевских лауреата считают, что проблемы занятости и распределения доходов тесно взаимосвязаны.
Республиканская идеология получила аргументы в свою защиту в книге видных деятелей этой партии — С. Форбса и Э. Эймс. Опубликованная в США в 2010 г., монография была затем издана в России (Форбс, Эймс, 2011).


Нынешнее состояние американской экономики Кругман описывает словами Кейнса, относящимися к экономике 1930-х годов, как «деятельность ниже нормального уровня, сохраняющаяся на протяжении длительного времени, без сколько-нибудь явной тенденции к оживлению или полному коллапсу» (Krugman, 2012. P. X). Как трагедию оценивает Кругман массовую безработицу, характерную для последних четырех лет до времени окончания его работы над монографией. Безработица оборачивается потерей возможного выпуска продукции. В 2011 г. ВВП США был на 7% ниже потенциального уровня (Krugman, 2012. Р. 14).
Однако главный урон, который наносит безработица экономическому потенциалу, — это обнищание семей и амортизация человеческого капитала тех, кто потерял работу или не смог ее найти после окончания учебного заведения. В декабре 2011 г. в США насчитывалось 13 млн безработных против 6,8 млн в 2007 г. (Krugman, 2012. Р. 7). И это только те, кто потерял работу и активно ее ищет. С учетом тех, кто хотел бы работать, но отказался от поисков ввиду их бесплодности, а также тех, кто вынужден согласиться на работу с неполным рабочим днем, цифра пострадавших от безработицы вырастает до 24 млн, или 15% численности рабочей силы.
Эту наиболее полную оценку недоиспользования трудовых ресурсов рассчитывает Бюро статистики труда США, начиная с 1994 г., и обозначает как U-6, в отличие от основного официального показателя, используемого в международных сопоставлениях и именуемого U-3. Оценка U-6 в декабре 2011 г. примерно вдвое больше показателя 2007 г. (Krugman, 2012. Р. 8). Согласно более поздним данным, показатель U-6 достигал наиболее высокой отметки — 17,1% — в октябре—декабре 2009 г., а к марту 2013 г. он снизился до 13,8%.
Существенно увеличились сроки пребывания в статусе безработного. В 2011 г. 6 млн человек оставались без работы на протяжении свыше 6 месяцев. Это примерно в 5 раз превосходит показатель 2007 г. В том числе 4 млн человек не имели работы более года. В 2007 г. их численность составляла 700 тыс. человек. В США срок социальной поддержки безработных ограничен. Всего в результате рецессии в той или иной степени материально пострадали около 40% семей с учетом утраты медицинской страховки и прекращения выплат пособий по безработице (Krugman, 2012. Р. 8 — 10).
Большие усилия потребовались, чтобы во время рецессии Конгресс продлил выплату страховых пособий по безработице последовательно до 52, 72 и 99 недель. Появился новый термин — «девяностодевятники» — для тех, кто потерял право на получение страхового пособия по безработице (Stiglitz, 2012. Р. 110).
До рецессии 2008—2009 гг. многие эксперты оценивали более короткие сроки поддержки безработных как преимущество США по сравнению с Евросоюзом, поскольку это избавляло американцев от иждивенческих настроений и действительно оборачивалось сравнительно более низкими значениями нормы безработицы, чем в большинстве стран ЕС. Однако длительный характер рецессии и последовавшая стагнация усугубили тяжесть безработицы в США по сравнению с европейскими странами.
За 1980—2007 гг. в среднем каждую неделю в США ликвидировалось 540 тыс. рабочих мест и создавалось около 580 тыс. новых. Число трудоустроенных увеличилось с 91 млн до 130 млн. Чистая прибавка занятости, около 40 млн человек, намного больше, чем в остальных развитых странах, вместе взятых. Производительность труда выросла на 56% (Форбс, Эймс, 2011. С. 79). Это свидетельствует о том, что США успешно стимулировали перераспределение рабочей силы в новые, более производительные и более высокооплачиваемые отрасли. Указанный прирост производительности труда соответствует среднегодовому значению 1,7%, что в 1,5 раза ниже, чем в 1948 — 1973 гг. Период после 1973 г. включает длительный отрезок до 1995 г., когда данный показатель был равен 1,5%. В 1996—2007 гг. среднегодовой прирост производительности труда повысился, достигнув 2,6%.
Признавая, что до рецессии больше людей находили работу, чем теряли ее, Кругман тем не менее считает, что число оставивших прежнюю работу — 20 млн в 2007 г. — слишком большое. В значительной мере, полагает он, это связано с конфликтами во взаимоотношениях работодателей и работников, а не экономически обусловленным процессом высвобождения рабочей силы (Krugman, 2012. Р. 8 — 9).
Причину затяжной рецессии и стагнации Кругман видит не в производственных возможностях американской экономики, не в ее конкурентоспособности по сравнению с экономиками крупных развивающихся стран, а в системе ее регулирования. Если Кейнс сравнивал характер нарушений в деловой активности с неполадками электрической системы зажигания автомобиля (magneto trouble), то Кругман, осовременивая метафору, говорит о сбое в программном обеспечении информационно-коммуникационной системы (software crash) и о необходимости вмешательства государства в регулирование емкости рынка (Krugman, 2012. Р. 22, 29).
По мнению Кругмана, меры по расширению емкости рынка за счет увеличения расходов государственного бюджета, принятые администрацией Б. Обамы на основании Закона о восстановлении и реинвестициях 2009 г. (The American Recovery and Reinvestment Act), были недостаточно энергичными, поскольку не предотвратили масштабный рост безработицы. Они слишком рано сменились заботами о снижении дефицита бюджета ради ограничения роста государственного долга. В своем первом Обращении к нации, в 2010 г., Обама предложил сократить государственные расходы вместо новых мер по стимулированию экономики (Krugman, 2012. Р. 131).
Проблему государственного долга Кругман считает преувеличенной, хотя из-за дефицита государственного бюджета за четыре года, в 2008 — 2011 гг., долг вырос более чем на 5 трлн долл. (Krugman, 2012. Р. 51, 133). Отсутствие госдолга в форме государственных облигаций, которые ФРС может продавать и выкупать, существенно ослабило бы ее возможности регулировать денежную массу. Отрицательное сальдо внешних долговых обязательств США 2,5 трлн долл. тоже представляется автору не столь уж опасным для страны, ВВП которой равен 15 трлн (Krugman, 2012. Р. 44). Более того, Кругман склонен рассматривать внешний долг государства как одну из форм иностранных капиталовложений.
Расходы по стимулированию экономики на основе названного Закона 2009 г. составили 787 млрд долл. В эту сумму вошли ассигнования на продление сроков выплаты пособий по безработице и дополнительные траты по программе Medicaid. Также было предусмотрено увеличение трансфертов штатам, чтобы получатели не сокращали расходы из-за снижения их собственных доходов. Относительно мало было выделено средств на строительство и ремонт дорог. И, с сожалением отмечает Кругман, общая сумма, определенная по Закону, на 40% была связана не с увеличением расходной части федерального бюджета, а со снижением налогов (Krugman, 2012. Р. 121). В этой оговорке чувствуется неприятие методов стимулирования экономики, на которых настаивают республиканцы, требующие снизить налоговые ставки и сократить расходы государственного бюджета.
Кругман пытается доказать, что снижение налогов не оказывает положительного влияния на экономическое развитие. Он приводит данные, согласно которым наиболее низкая норма безработицы наблюдалась в США, когда налоговые поступления были наибольшими относительно ВВП. В 2000 г. при норме безработицы 4% налоговые поступления составили 20,6% ВВП. Наоборот, норма безработицы была тем выше, чем меньше доля налоговых поступлений. В 2010 г. при норме безработицы 9,6% налоговые поступления составили 15,1% ВВП (Krugman, 2012. Р. 232).
Приведенные данные отражают циклические изменения, происходящие автоматически из-за изменений в доходах, а не в налоговых ставках. При циклическом подъеме благодаря прогрессивной системе налогообложения поступления от налогов растут быстрее ВВП, и 2000 г. был последним в череде лет циклического подъема. Наоборот, в период спада налоговые поступления сокращаются интенсивнее, чем ВВП. К тому же в период спада могут быть приняты специальные меры по облегчению налогового бремени.
Поэтому данные, приведенные Кругманом, свидетельствуют совсем не о том, что он пытался доказать. Предложенные сопоставления наглядно показывают, как специально подобранная корреляция в динамике взаимосвязанных переменных, в которой причина и следствие меняются местами, используется для доказательства того, что, вопреки истине, нужно, когда речь идет о политически остром вопросе (politically charged issue) (Krugman, 2012. P. 233). Для обоснования своей позиции Кругман воспользовался схемой из ряда тех, которые сам же осуждал.
Кругман полагает, что позиция многих экономистов в связи с рецессией стала «составляющей проблемы, а не частью ее решения». Далее, разъясняя свой тезис, он отмечал, что «многие, хотя не все, ведущие экономисты ратовали за отмену ограничений на финансовые операции, хотя это сделало экономику более уязвимой. Когда же кризис разразился, слишком большое число знаменитых экономистов фанатично жестко противились эффективному ответу на него в любой форме. К сожалению, среди тех, чьи аргументы были невежественны и разрушительны, был не кто иной, как Роберт Лукас» (Krugman, 2012. Р. 93).
Лауреат Нобелевской премии в области экономики Р. Лукас, профессор Чикагского университета, — лидер экономистов, отвергающих кейнсианскую концепцию рецессии. По Лукасу, в изложении Кругмана, к рецессии приводит временное искажение ценовой информации. Антициклическая политика государства вызывает еще большую путаницу в представлениях предпринимателей о ситуации в экономике и поэтому усугубляет спад деловой активности (Krugman, 2012. Р. 102).
Кругман назвал сторонников данного течения экономической мысли «пресноводными» ("freshwater"), имея в виду научные школы американских университетов, расположенных внутри страны, у рек и озер. Экономисты, разделяющие кейнсианскую концепцию, получили наименование «соленоводных» ("saltwater"), поскольку они работают преимущественно в университетах, расположенных на Атлантическом и Тихоокеанском побережьях. Усилиями «пресноводных» идеи Кейнса были исключены из программ по макроэкономике многих университетов, а работы последователей Кейнса не публикуются в профессиональных журналах (Krugman, 2012. Р. 102 — 103).
Сравнивая нынешнюю рецессию с Великой депрессией 1930-х годов, Кругман и его соратник по взглядам на проблемы экономики США Стиглиц не придают должного значения изменению ситуации под влиянием глобализации. Они стараются найти аргументы, чтобы повышать налоги на доходы крупных предпринимателей, несмотря на обострение конкуренции в мировом хозяйстве. Ныне развитые страны сдают свои позиции в мировой экономике и не могут проводить политику автаркии, как в 1930-е годы. Они проигрывают в конкуренции быстро развивающимся крупным странам. В этих условиях расширение емкости внутреннего рынка не обязательно приведет к росту занятости в США, но может обернуться увеличением импорта и ростом отрицательного сальдо внешней торговли.
Некоторые факты, которые приводит Кругман, подтверждают вероятность сценария, согласно которому расширением емкости рынка США могут в большей степени воспользоваться иностранные, а не отечественные поставщики продукции. Усилиями ФРС денежная масса США возросла с 2008 г. втрое, но экономика остается в депрессивном состоянии (Krugman, 2012. Р. 31). Объем импорта товаров в США, снизившийся в 2009 г., вновь стал нарастать в последующие годы и в 2011 г. достиг рекордной отметки 2,2 трлн долл., более чем на 40% превысив показатель 2009 г. (ВЕА, 2012).
Некоторые статьи государственных расходов, на увеличении которых настаивает Кругман, непосредственно связаны с обеспечением занятости. Например, в условиях рецессии из-за снижения доходов штатов было уволено около 300 тыс. преподавателей школ; отложены или отменены планы по расширению и модернизации инфраструктуры (Krugman, 2012. Р. 16). Увеличение суммы трансфертов из федерального бюджета в бюджеты штатов способно в некоторой степени сократить численность безработных. Однако это не решает проблемы обеспечения полной занятости.


Характеризуя степень неравномерности в распределении доходов и богатства, Стиглиц выделяет долю в ВВП 1% американцев с самыми высокими доходами. Она, по его оценке, достигла 20% ВВП (Stiglitz, 2012. Р. 85), а 30 лет назад равнялась 12% (Stiglitz, 2012. Р. 4). В годы циклического подъема в первом десятилетии XXI в. на долю того же 1% пришлось 65% прироста национального дохода, а в 2010 г. — уже 93% (Stiglitz, 2012. Р. 2, 3). Это означает, что 1% населения присвоил почти весь прирост доходов от повышения эффективности производства, а благополучие остальной части населения либо не изменилось, либо ухудшилось. Доходы большинства мужчин, работающих полное рабочее время, снизились, хотя ВВП на душу населения в 2010 г. на 3/4 превысил уровень 1980 г. (Stiglitz, 2012. Р. 24). По размеру богатства средний представитель «золотого процента», несмотря на рецессию, превосходил типичного американца в 225 раз. Это вдвое больше, чем в 1962 — 1983 гг. В 2007 г. та же группа получила 57% дохода от капитала (Stiglitz, 2012. Р. 8).
Стиглиц считает приобретение этой группой столь значительной части национального дохода и богатства исключительно (distinctly) американским «достижением». По его мнению, в значительной мере нынешнее неравенство в распределении доходов стало результатом правительственной политики (Stiglitz, 2012. Р. 28). Анализ Стиглица подтверждает его вывод о том, что «безработица — неспособность создавать достаточное число рабочих мест — представляется наихудшим пороком рынка, самым крупным источником неэффективности и главной причиной неравенства» (Stiglitz, 2012. P. XII).
Объективно процессы в США, как и в других развитых странах, за последние 30 лет работали преимущественно в направлении усиления неравномерности в распределении доходов, в отличие от предшествовавших 30 лет, когда господствовала противоположная тенденция. Около трех десятилетий после Второй мировой войны быстрее росли трудовые доходы, которые распределяются равномернее, чем доходы от капитала. В дальнейшем тенденция изменилась и опережающими темпами начали расти доходы от капитала, а наряду с этим стала возрастать и неравномерность в распределении доходов.
В докладе ЮНКТАД 2012 г. отмечается, что доля трудовых доходов в ВВП снизилась в большинстве развитых стран. США, однако, не принадлежат к числу рекордсменов в этом отношении. США, Великобритания и Австралия составляют группу, где доля трудовых доходов снизилась на 5 п. п. и более за 30 лет. В Германии, Франции и Ирландии она уменьшилась на 10 п. п. и более (Сафонов, 2012. С. 5).
С позиций концепции больших циклов экономической конъюнктуры, или длинных волн экономического развития, ситуацию во многом можно объяснить. В восходящей волне эксплуатируется преимущественно конструкторская ветвь НТП (product innovation), ресурсоемкая и сопровождающаяся высокой степенью занятости рабочей силы. Соответственно укрепляются позиции наемного труда в распределении национального дохода. В нисходящей волне превалирует эксплуатация технологической ветви НТП (process innovation). Процесс высвобождения ресурсов становится преобладающим, норма безработицы повышается, и позиции наемного труда в разделе произведенного дохода ослабляются. Рост или сокращение спроса на ресурсы в большей степени сказываются на рынке труда, чем капитала, поскольку географическая мобильность последнего, его отток или приток в зависимости от конъюнктуры в стране значительно выше, чем рабочей силы.
Большинство американских исследователей макроэкономических процессов предпочитают делать вид, что концепции больших циклов не существует. К тому же многое изменилось в циклическом развитии мирового хозяйства в начале XXI в. с обострением конкуренции со стороны крупных развивающихся стран, а также со сменой «локомотива» большого цикла первой половины XXI в.
В новой восходящей волне большого цикла, начавшегося в США в середине 1990-х годов, «локомотивом» развития стало быстрое распространение все более совершенной информационно-коммуникационной техники (ИКТ), что проявилось в ускорении роста производительности труда. До середины 1990-х годов, как отмечал лауреат Нобелевской премии Р. Солоу, компьютер можно было увидеть везде, но только не в статистике производительности труда. В этом состояла сущность «парадокса Солоу».
С развитием ИКТ появилось значительное число новых и усовершенствованных товаров и услуг, но все же преобладает эффект сбережения ресурсов, особенно трудовых. Влияние ИКТ на занятость и распределение доходов рассмотрено в монографии Стиглица. ИКТ, по его словам, «выкосила» средний класс путем ликвидации рабочих мест, требующих средней квалификации, поскольку соответствующие операции в наибольшей степени поддаются программируемой автоматизации.
Показательны в этом отношении результаты реорганизации производственных процессов, осуществленной General Motors. В 1970 г. в штате корпорации числилось 395 тыс. сотрудников. После завершения модернизации численность персонала должна сократиться до 38 тыс. (Форбс, Эймс, 2011. С. 99). Использование обрабатывающих центров с программным управлением в десятки раз сокращает число рабочих мест в машиностроении и металлообработке. На смену квалифицированным рабочим приходят инженеры высшей квалификации.
Увеличение концентрации доходов и богатства Стиглиц связывает с возрастающим значением монопольной ренты, которая образуется за счет контроля над уникальными ресурсами. Но отставание в росте доходов низкооплачиваемой рабочей силы он объясняет недостаточными инвестициями в человеческий капитал (Stiglitz, 2012. Р. 173).
Владелец земли получает рентные доходы не за то, что он что-то делает, а потому, что он ее собственник. Это можно сказать и о компаниях, получивших лицензию на эксплуатацию природных ресурсов на месторождениях, где затраты на добычу во много раз меньше мировой цены на сырье. В этом же ряду находятся исключительные права, получаемые от правительства компаниями на импорт продукции, которая может продаваться по монопольно высокой цене, значительно превышающей мировую. Налогообложение рентных доходов ради уменьшения неравенства и увеличения финансирования образования и здравоохранения, полагает Стиглиц, не подорвет снабжение природными ресурсами. Но обложение трудовых доходов и сбережений может ослабить стимулы экономического роста (Stiglitz, 2012. Р. 39 — 40).
Отрицательное влияние неравномерного распределения доходов на экономику, по мнению Стиглица, проявилось в утрате США своего главного исторического преимущества как страны равных возможностей для всех, независимо от уровня благосостояния семей. Исторически это обеспечивалось высоким уровнем расходов из государственного бюджета на нужды образования, здравоохранения и социального обеспечения.
В современных условиях законы и государственный бюджет формируются под мощным влиянием того же «золотого процента», дети входящих в него учатся в частных школах и получают медицинское обслуживание в частных клиниках. Республиканской идеологии соответствует курс на сокращение государственного финансирования общедоступных школ и медицинских учреждений. Качество преподавания и медицинского обслуживания в них соответственно снижается.
Рост расходов на образование и здравоохранение необходим и в связи с огромным по численности иммиграционным потоком. «Котел», который исторически переплавлял разнородную иммиграционную массу в американскую нацию, сравнительно успешно работал именно благодаря расходам на формирование человеческого капитала. Сейчас, когда ощущается недостаток расходов на него, именно иммигранты образуют слой общества с наиболее низкими доходами.
Республиканцы утверждают, что возможности для продвижения вверх по социальной лестнице в США по-прежнему самые большие в мире. В списке 400 богатейших людей по версии Forbes находится только 19% семей, которым их состояние досталось по наследству.
Б. Гейтс не был богат, когда в 1976 г. основал Microsoft. К началу XXI в. его состояние оценивалось более чем в 60 млрд долл. (Форбс, Эймс, 2011. С. 123 — 125). Аналогичным был старт новых интернет-миллиардеров — основателей Google, Facebook, Twitter. Только 25% из числа людей с самыми высокими доходами в 1985 г. (верхняя тысяча) остались таковыми в 2005 г. (Форбс, Эймс, 2011. С. 132 — 133).
Президенты-республиканцы снижали ставки налогов на доходы, а президенты-демократы их повышали. Ставка налога на самые высокие доходы, составлявшая 70% при Дж. Картере, была снижена до 28% при Р. Рейгане. Б. Клинтон повысил ее до 39,6, а Дж. Буш снизил до 35% (Stiglitz, 2012. Р. 71). Снижение проводилось под лозунгом увеличения стимулов для работы и сбережений, но, как утверждает Стиглиц, эти цели не были достигнуты.
На самом деле снижение налоговых ставок на доходы сопровождалось ускорением экономического роста. В частности, по оценке республиканцев, за пять лет, в 2003—2007 гг., прирост американской экономики превзошел весь объем экономики Китая (Форбс, Эймс, 2011. С. 13, 87).
Норма сбережений 1% самых богатых, составившая 20% их доходов, могла быть существенно выше, если бы не расточительное потребление (Stiglitz, 2012. Р. 85). Высокие ставки налогов на наследование недвижимого имущества, введенные в рамках «Нового курса» Фр. Рузвельта, существенно ослабили стимулы для накопления личного богатства. Фактическая отмена этого налога Дж. Бушем-младшим сняла преграды для передачи по наследству дорогостоящей личной недвижимости (Stiglitz, 2012. Р. 71). Это способствовало увеличению расходов на личные цели, а не росту вложений в основной капитал и созданию новых рабочих мест. Теперь состоятельные американцы могут с меньшими издержками сберегать деньги для передачи по наследству детям и внукам. Но основной целью налога на наследование крупного имущества было не допустить усиления власти этих семейств (Stiglitz, 2012. Р. 73, 88).
Стиглиц, как и Кругман, стремясь доказать, что высокое налогообложение не тормозит экономический рост, прибегает к небезупречному сравнению Швеции и США. Швеция изымает из экономики больше, чем США, а среднегодовой прирост ВВП в первом десятилетии XXI в. в ней достиг 2,31, а в США - 1,85% (Stiglitz, 2012. С. 22). Дело в том, что не меньшее значение, чем степень налогообложения, имеет структура налогов. Налоги на доходы отрицательно влияют на экономическую деятельность, а налоги на ресурсы и расходы стимулируют научно-технический и организационный прогресс. В данном случае Стиглиц умалчивает о структуре налогообложения в Швеции, хотя влияние различных видов налогов на экономику США он тщательно анализирует.
Стиглиц критикует деловые круги США, поскольку они убедили правительство в том, что активное участие в процессах глобализации благоприятно скажется на социально-экономической динамике США. Сначала благодаря глобализации предприниматели добились выгоды в торге с рабочей силой за долю в добавленной стоимости. Теперь они угрожают оттоком капитала из страны, если не будут снижены налоги на их доходы (Stiglitz, 2012. Р. 62).
Законодательство США построено так, что пониженные ставки налогов применяются в отношении видов доходов, которые составляют основу процветания богачей и очень мало влияют на уровень жизни менее обеспеченных. В их числе доход от переоценки стоимости имущества (capital gains), а также проценты и дивиденды, составляющие в общей сложности 73% поступлений в личный бюджет 400 самых состоятельных граждан. Средняя ставка налогов на их доходы в 2007 г. составляла 16,6%. В 2008 г. для большинства американцев, основу доходов которых составляли зарплата или жалованье (wages and salaries), средняя ставка налогов была равна 18,1% (Stiglitz, 2012. Р. 72). Такая разница в обложении налогами «спекулянтов» и тех, кто «зарабатывает себе на жизнь», не только несправедлива, но и экономически нецелесообразна, считает Стиглиц.
В частности, снижение налогов на переоценку имущества в 1997 и 2000 гг. не привело к устойчивому ускорению роста экономики, а снижение налогов на дивиденды в 2003 г. имело негативные последствия, сократив резервы корпораций для капиталовложений (Stiglitz, 2012. Р. 211—212). С 1979 по 2011 г. средняя ставка налога на личные доходы американцев снизилась почти на 10%, с 22,2 до 20,4%. Средняя ставка налогов на доходы 1% состоятельного слоя снизилась примерно на 74, с 37 до 29,5% (Stiglitz, 2012. Р. 72-73).
Налоги на расходы в США не способствуют сближению уровня жизни наиболее и наименее обеспеченных слоев населения. В отличие от большинства других развитых стран, в США действует налог с продаж (sales tax), а не налог на добавленную стоимость (НДС) (value added tax). Налог с продаж имеет регрессивный характер. Основную его часть уплачивают менее состоятельные слои населения (Stiglitz, 2012. Р. 74). НДС может быть прогрессивным, как, например, в Великобритании. Там этот налог не взимают при покупке товаров и услуг для детей, ставка 5% уплачивается при покупке товаров, в расширении сбыта которых заинтересовано общество, а стандартная ставка составляет 20%.
Программы помощи семьям с доходом ниже прожиточного минимума не сокращают разницу в уровнях благосостояния. Субсидии корпорациям намного превышают размеры помощи беднякам. В частности, США потратили больше на спасение крупных банков от банкротства, чем израсходовали на пособия по безработице. Субсидии помогли банкам сохранить щедрые бонусы управляющим, которые проводили политику, чреватую банкротством (Stiglitz, 2012. Р. 74).
Доказывая пагубность для экономического развития крайней неравномерности в распределении доходов, Стиглиц ссылается на печальный опыт Латинской Америки. На его основе он объявляет ошибочными (fallacious) представления, что повышение налогов на высокие доходы наносит ущерб экономике (Stiglitz, 2012. Р. 84). Однако мировой опыт подтверждает, что неравномерность в распределении доходов способствует повышению нормы сбережений. Другое дело, что использование сбережений для финансирования капиталовложений и создания рабочих мест зависит от инвестиционного климата. В Китае на протяжении последних 30 лет при высокой отдаче от вложений в основной капитал обрабатывающей промышленности сохранялись низкие ставки налогов на прибыль, особенно для прямых иностранных инвестиций в отрасли, в развитии которых Китай был наиболее заинтересован. Российский опыт неравномерного распределения доходов также сопровождается высокой нормой сбережений, но при неблагоприятном инвестиционном климате наблюдается масштабный отток капитала.
Стиглиц, как и Кругман, видит причину роста безработицы в низком уровне личных расходов. Кроме того, государственные расходы на помощь нуждающимся семьям и финансирование человеческого капитала в недостаточной степени компенсируют это (Stiglitz, 2012. Р. 86). Отсюда вывод о необходимости повысить налоги на высокие доходы для сокращения неравенства в распределении доходов, что должно увеличить внутренний спрос и, таким образом, занятость. На самом деле США потребляют больше, чем производят, о чем свидетельствует отрицательное сальдо чистого экспорта товаров и услуг, а также то, что у 80% населения расходы на личное потребление превышают доходы.
Нужны стимулы для увеличения нормы вложений в основной капитал, без чего невозможно обеспечить полную занятость и вместе с тем сгладить различия в уровне жизни. В этом контексте обоснованно критикуется попытка решить проблему стимулирования капиталовложений путем удешевления кредитов. В свое время это часто давало нужный эффект. В нынешних условиях, отмечает Стиглиц, «вместо того чтобы стимулировать инвестиции в реальную экономику, обеспечивающие более высокие темпы роста (экономического. — В. К.) в долгосрочной перспективе, большая доступность кредита может вести к пузырям (спекулятивным. — В. ТО» (Stiglitz, 2012. Р. 86).
Очевидно, что проблема не столько в недостатке финансовых ресурсов, сколько в низкой отдаче от наращивания капиталовложений в США по сравнению, например, с Китаем или Индией. Для стимулирования капиталовложений необходимо снижать ставки налога на прибыль в обрабатывающей промышленности, ставшей ареной наиболее острой конкуренции в условиях глобализации.
Стиглиц отмечает, что снижение ставок налогов на доходы от переоценки стоимости имущества до 20%, осуществленное Клинтоном, а затем продолженное Бушем (до 15%), в большей степени способствовало увеличению объема спекулятивных операций, чем реальному росту экономики. Столь же негативно он оценивает последствия снижения Бушем ставки налогов на дивиденды с 35 до 15% и поэтапную отмену налога на наследование имущества (Stiglitz, 2012. Р. 87—88).
Доходы от капитала рентного характера больше используются для накопления личного состояния в ущерб вложениям в развитие производства. Именно на такие доходы, составляющие основу вознаграждения наиболее обеспеченных слоев населения, снижались налоги в США в конце XX — начале XXI в. «Вложения в основной капитал, исключая жилищное строительство, фактически сократились вопреки некоторым прогнозам» (Stiglitz, 2012. Р. 88).
Позиция Стиглица по налогам на прибыли корпораций неоднозначна. Он выступает против снижения налогов для корпораций в добывающей промышленности, получающих природную ренту. Природная рента должна эффективно изыматься с помощью налогов, иначе присваивающие ренту монополии не заботятся о росте производительности и расточительно эксплуатируют природные ресурсы (Stiglitz, 2012. Р. 95). Опыт России в области добычи углеводородов полностью подтверждает вывод Стиглица о влиянии природной ренты на корпорации, которым достается значительная ее часть.
Столь же критически относится Стиглиц к корпорациям финансового сектора. Они не столько помогают реальному сектору, сколько эксплуатируют его. Накануне кризиса 40% всех прибылей корпораций досталось финансовому сектору (Stiglitz, 2012. Р. 96). Ипотечное кредитование в США было безответственным и грабительским (predatory), осуществлялось без должной оценки платежеспособности заемщиков (Stiglitz, 2012. Р. 191). Сумма задолженности, приводившая к банкротству, как правило, намного превышала стоимость жилья, ради приобретения которого предоставлялся кредит. В этом контексте Стиглиц отрицательно оценивает деятельность Международного валютного фонда (он называет его «голым императором» вместо «голого короля», поскольку речь идет не о национальной, а о международной организации). МВФ защищает интересы финансового капитала, требуя, несмотря на рецессию, сократить государственные расходы, чтобы расплатиться по долгам с финансовыми корпорациями (Stiglitz, 2012. Р. 181).
Меры по уменьшению прогрессивности ставок налогообложения доходов далеко не всегда оказываются успешными. В этом отношении показательна налоговая реформа Рейгана. Утверждалось, что снижение налогов приведет к увеличению сбережений, капиталовложений, занятости, доходов и в конечном счете — к повышению налоговых поступлений в государственный бюджет. На деле последние значительно снизились (Stiglitz, 2012. Р. 114). Необходимо иметь в виду, что Рейган развернул гонку вооружений, рассчитывая истощить советскую экономику. Расчет Рейгана оправдался, но и для американской экономики цена была достаточно высока, что и привело к значительному росту дефицита госбюджета США.
Стиглиц выступает против предложения комиссии Боулза — Симпсона (Bowles —Simpson), созданной в 2010 г. по инициативе Обамы, снизить ставку налога на прибыли корпораций с 35 до 23—29%. Один из контраргументов состоит в том, что в большинстве других развитых странах налоги на доходы от капитала выше (Stiglitz, 2012. Р. 221). Однако в данном случае речь идет не о рентных доходах от капитала, а о налоге на прибыли корпораций, где у США ставка самая высокая. Более того, решая вопрос о ставках налогов, следует сравнивать себя не с развитыми странами. Имеют значение отдача от прироста капитала и налоги на прибыль корпораций крупных развивающихся стран. Если США выдерживают конкуренцию лучше, чем многие другие развитые страны, то это связано с тем, что налоговое, трудовое и социальное законодательство США в большей мере соответствует ужесточившимся условиям конкуренции в мировом хозяйстве, чем законодательство большинства развитых стран.
Стиглиц не отрицает, что снижение ставки налога на прибыли корпораций может способствовать росту инвестиций. Однако он полагает, что такая мера должна носить не всеобщий характер, а распространяться на тех, кто делает вложения в капитал и создает рабочие места в США (Stiglitz, 2012. Р. 222). Постановка вопроса в избранной им форме, без указания конкретных отраслей, противоречит линии на упрощение системы налогового законодательства.
Общий вывод Стиглица следующий: крайняя неравномерность в распределении доходов подрывает основы демократии, усиливает влияние монополистического капитала, что находит наиболее яркое выражение в эволюции налоговой системы. При этом он вынужден признать, что глобализация в ее нынешнем виде существенно сужает возможности выбора в области налогообложения и государственных расходов, который соответствовал бы чаяниям демократического общества (Stiglitz, 2012. Р. 142). В его исследовании не нашло должного отражения альтернативное решение вопроса о социальной справедливости и ограничении власти монополистического капитала, а именно — прогрессивное налогообложение не доходов, а расходов.
Исторический опыт показывает, что переломить негативное влияние монополистического капитала на социально-экономическую политику удается лишь во времена крупных потрясений. Однако и в этом случае не исключены ошибки в формулировании и проведении экономической политики. Экономическая наука развивается под сильным влиянием идеологических предпочтений либо предпринимателей, либо лиц наемного труда. В условиях острых противоречий конкурирующих партий трудно найти
компромиссные решения, которые не подрывали бы экономические стимулы производства на микроэкономическом уровне и обеспечивали бы в макроэкономическом масштабе достижение целей, соответствующих интересам общества в целом, а не только одной из его групп.

---

Кейнс Дж. М. (1978). Общая теория занятости, процента и денег. М.: Прогресс. [Keynes J. М. (1978) [1936]. The General Theory of Employment, Interest and Money. Moscow: Progress.]
Клипов В. Г. (2010) Особенности современной динамики мирового хозяйства // Вопросы экономики. № 9. С. 78 — 92. [Klinov V. G. (2010). Peculiarities of Modern Dynamics of the Global Economy // Voprosy Ekonomiki. No 9. P. 78 — 92.]
Кругман П. (2012). Как разобраться в долгах «будущих поколений» // Независимая газета. 29 окт. С. 5. [Krugman Р. (2012). How to Solve the Problem of "Future Generations" Debts // Nezavisimaya Gazeta. Oct. 29. P. 5.]
Сафронов С. (2012). Неравенство доходов как тормоз экономического роста // Независимая газета. 12 окт. С. 5. [Safronov S. (2012). Inequitable Distribution of Incomes as a Drawback of Economic Growth // Nezavisimaya Gazeta. Oct. 12. P. 5.]
Форбс С, Эймс Э. (2011). Спасет ли нас капитализм? М.: Альпина паблишер. [Forbes S., Ames Е. (2011) [2010]. How Capitalism Will Save Us: Why Free People and Free Markets Are the Best Answer in Today's Economy. Moscow: Alpina Publisher.]
Krugman P. (2012). End This Depression Now! N. Y., L.: W.W. Norton & Company.
IMF (2010). International Financial Statistics Yearbook.
Stiglitz J. E. (2012). The Price of Inequality. N. Y., L.: W.W. Norton & Company. BE A (2012). New Interactive Data Tables. International Economic Data /U.S. Bureau of Economic Analysis.