Структурализм как памфлет

Со времени выхода в свет работы академика Ю. Яременко (1981), посвященной анализу «многоуровневой экономики», прошло больше 30 лет, однако идея о том, что экономический рост представляет собой процесс непрерывных структурных изменений, сопровождающихся эффектами компенсации и замещения, не вошла в мейнстрим экономической науки. Хотя структурный анализ так или иначе используется во всех работах, посвященных феномену долгосрочного экономического роста, — от трудов А. Мэддисона (2012) до концепции «технологических укладов» С. Глазьева (1993), в учебниках по макроэкономике этот подход практически не рассматривается. Конечно, никто не отрицает существенной роли структурных сдвигов в процессах роста, но более важным фактором в большинстве макроэкономических моделей считается норма сбережений.

Для оправдания невнимания экономистов мейнстрима к указанным факторам говорят, что изменение структуры трудно моделировать и, как следствие, прогнозировать. В большинстве моделей — от функций Кобба-Дугласа и Солоу до модели межотраслевого баланса В. Леонтьева — в качестве базового допущения принимается однородность связи между доходом (выпуском) и затратами. Такая посылка позволяет избежать методологического разрыва между микро- и макроэкономикой, а также придает необходимую стройность применяемым концепциям — будь то классической, кейнсианской или монетаристской. Структурный подход, изначально предполагающий неоднородность указанной связи, обычно остается уделом эконометрики и экономической истории. Например, Яременко прямо указывал на принципиально разное качество применяемых ресурсов, рабочей силы и технологий, но подобных ему среди теоретиков мало. Поэтому книга Э. Райнерта, посвященная связи структуры национальных экономик и условий международной торговли, резко выделяется среди работ, описывающих мировую экономику и процессы глобализации.

Необходимо отметить, что работа Райнерта была сразу замечена в России. В «Вопросах экономики» уже рецензировалось ее первое издание (Клинов, 2012). В апреле текущего года в связи со вторым изданием в книжном магазине «Циолковский» при патронате Института глобализации и социальных движений (ИГСО) была организована дискуссия с участием известных политологов и экономистов. Но, например, Д. Родрик в своей последней энциклопедической работе не ссылается на Райнерта ни разу, несмотря на существенное совпадение позиций (особенно по проблеме либерализации мировых рынков капитала) (Родрик, 2014). Это не случайно: Родрик в своем анализе опирается на уже упоминавшиеся допущения об однородности международного обмена, которые лежат в основе неоклассического мейнстрима.

Райнерт считает полностью нереалистичным представление о том, что конкуренция и международная торговля, взятые сами по себе, устраняют разрыв в социально-экономическом развитии и порождают относительно однородную гармоничную экономическую систему: «Торговая теория, которая формирует сегодняшний экономический порядок, основана на концепции, что страны обмениваются идентичными трудо-часами, лишенными качественных характеристик, в системе, где нет производства. Торговая теория Рикардо рассматривает один трудо-час времен каменного века наравне с одним трудо-часом в Кремниевой долине, а также предсказывает, что экономическая интеграция между этими экономиками приведет к экономической гармонии и выравниванию зарплат» (Райнерт, 2014. С. 56). В противоположность мейнстриму Райнерт утверждает, что простая либерализация международной торговли приводит к тому, что одни страны начинают специализироваться на бедности и невежестве, а другие — на богатстве и знаниях, и иллюстрирует этот тезис многочисленными эмпирическими примерами.

Как это происходит? Для ответа на этот вопрос Райнерт ссылается на теорему Рыбчинского: «Международная торговля укрепляет специализацию страны в том факторе производства (капитале или труде), который наиболее интенсивно используется в экспорте страны» (Райнерт, 2014. С. 213). Если две страны начинают торговать друг с другом, то, как следует из данной теоремы, при прочих равных условиях, секторы, в которых наблюдается относительное доминирование, будут расти и укрепляться, причем в стране — торговом партнере эти секторы будут сокращаться и слабеть. Это следствие называется «эффект Ванека-Райнерта» или «гибели лучших». «Если после периода относительной автократии внезапно начинается свободная торговля между относительно развитой и относительно отсталой странами, то наиболее продвинутый и наукоемкий сектор промышленности наименее развитой страны имеет тенденцию к вымиранию. Наиболее продвинутым отраслям больше других свойственна возрастающая отдача; следовательно, они больше остальных чувствительны к падению объема производства, которое неминуемо ведет к появлению зарубежной конкуренции. Эффект Ванека-Райнерта можно было наблюдать после объединения Италии в XIX в ; аналогичным образом в 1990-е годы первой жертвой свободной торговли стала компьютерная промышленность Чехии и Бразилии» (Райнерт, 2014. С. 213).

Упадок одних секторов может сопровождаться подъемом в других, так что в целом, казалось бы, либерализация торговли должна способствовать ускорению социально-экономического развития. Это было бы справедливо в условиях относительной однородности экономик стран-партнеров. Но Райнерт справедливо указывает, что, как правило, эти экономики неоднородны. Он выделяет «Шумпетеровы» и «Мальтусовы» виды экономической деятельности. Для первых характерны возрастающая отдача, динамичная несовершенная конкуренция, стабильные цены, квалифицированный труд, средний класс, нереверсивные зарплаты, создание крупных синергетических эффектов (связей, кластеров), а технический прогресс ведет к повышению зарплат производителей. Все эти виды деятельности выгодны для экспорта. Напротив, для Мальтусовых видов, невыгодных для экспорта при отсутствии Шумпетерова сектора, характерны убывающая отдача, совершенная (товарная) конкуренция, крайне нестабильные цены, неквалифицированный труд, создание феодального (классового) строя, реверсивные зарплаты, низкие синергетические эффекты, а технический прогресс приводит к снижению цен для потребителя (Райнерт, 2014. С. 181).

К Мальтусовым видам деятельности относятся и сельское хозяйство, и добывающая промышленность; оба сектора характеризуются убывающей отдачей. Ситуация, когда в стране вследствие либерализации режима внешней торговли исчезает индустрия, сокращаются финансовый сектор и сектор НИОКР, ведет к примитивизации экономики, росту бедности и соответственно к «Мальтусовым законам народонаселения». Напротив, развитие обрабатывающей промышленности и других технологичных секторов позволяет добиваться роста богатства при одновременном росте населения. Райнерт пишет об этом, используя стиль памфлетов XVIII-XIX вв.: «Еще в недавнем прошлом людям вешали лапшу на уши, говоря, что в нищете бедных стран виновата их перенаселенность. Многие сделали из этого вывод, который бедные страны справедливо расценивают как расистский. Это произошло потому, что богатые индустриализованные страны с высокой плотностью населения (к примеру, Голландия, где на квадратный километр приходится 477 жителей) с неизменной готовностью соглашаются, что бедность, к примеру Боливии, является следствием ее перенаселенности, хотя в Боливии на квадратный километр приходится всего 7 жителей. На связь между способом производства и плотностью населения почти никогда не обращают внимания, так же как на связь между способом производства и политическим строем. Не замечая связи между этими явлениями, невозможно понять истинную причину бедности» (Райнерт, 2014. С. 140). Правильное понимание указанных Райнертом связей превращает экономическую политику в грозное оружие богатых стран.

Мало кто из отечественных экономистов не знает о плане Маршалла, реализованном в послевоенной Западной Европе, но немногие слышали о плане Моргентау, который этому предшествовал. «Когда стало ясно, что союзники выигрывают Вторую мировую войну, встал вопрос, что делать с Германией, дважды развязавшей мировые войны. Генри Моргентау, министр финансов США с 1934 по 1945 г., составил план, позволявший раз и навсегда обезопасить мир от нового немецкого покушения. Он предложил полностью уничтожить промышленность Германия и превратить ее в сельскохозяйственную страну. Предполагалось вывезти промышленное оборудование и залить водой или цементом все шахты. Союзники одобрили эту программу на совещании в Канаде в конце 1943 г., и она вступила в силу сразу после капитуляции Германии в мае 1945 г.

Однако в 1946-1947 гг. стало понятно, что план Моргентау создает в Германия серьезные экономические проблемы, деиндустриализация привела к резкому падению производительности в сельском хозяйстве... Многие из тех, кто лишился работы в промышленности, вернулись в крестьянство, и в экономике воцарились библейские механизмы убывающей отдачи... Бывший президент США Г. Гувер... был отправлен в Германию, чтобы составить мнение о проблемах.. Гувер заключил: „Существует заблуждение, что новую Германию, оставшуюся после аннексии территорий, можно превратить в сельскую страну Это невозможно сделать, не уничтожив или не вывезя из нее 25 млн жителей".

Наблюдая мрачные последствия деиндустриализации, Гувер заново открыл меркантилистскую теорию населения: промышленная страна может кормить и содержать большее население, чем сельскохозяйственная такого же размера» (Райнерт, 2014. С. 183).

Возникает любопытный парадокс: политика либерализации внешней торговли позволяет богатым странам реализовывать меркантилистский принцип «разори соседа». То обстоятельство, что либерализацию навязывают сравнительно бедным странам влиятельные международные организации (МВФ и Всемирный банк), не может не вызывать вопроса: это добросовестное заблуждение или сознательное торможение социально-экономического развития? Райнерт отвечает на этот вопрос следующим образом: «Кажется, есть только два варианта... Либо они делают это по невежеству, либо по злому умыслу. Возможно, конечно, что по обеим причинам. Наверное, можно сказать, что система их заставляет так поступать... Я мог бы еще добавить, что после Нюрнбергского процесса над фашистскими военными преступниками оправдание „система заставила меня это сделать" больше не считается приемлемым» (Райнерт, 2014. С. 236).

Райнерт не щадит и самолюбия коллег — экономистов из развивающихся стран: «Выбор теории для применения в развивающихся странах становится вопросом элементарной силы — кто сильнее, тот и прав. Поскольку экономисты в лучших университетах Африки получают 100 долл. в месяц, а Всемирный банк предлагает им 300 долл. в день за работу консультантами по теории торговли, не стоит удивляться, что так мало экономистов в развивающихся странах идут против правящей теории. Просить гранты на исследования за пределами принятой экономической теории и ее инструментария примерно так же бесполезно, как Мартину Лютеру было бы бесполезно рассчитывать на гранты Ватикана» (Райнерт, 2014. С. 232).

С ядовитым сарказмом¹ Райнерт описывает результаты применения неоклассических рецептов экономических реформ в Монгольской Народной Республике: «Американский экономист Джеффри Сакс, один из ответственных за экономическую политику, которая вдвое снизила уровень реальной зарплаты в Монголии, на страницах журнала „The Economist" предложил Монголии специализироваться на производстве компьютерных программ.

Поскольку теории Всемирного банка счастливо обитают в царстве, где контекст не имеет значения, Сакс предложил эту стратегию из самых лучших побуждений. Однако он упустил одну деталь: не считая столицы, только у 4% жителей Монголии было дома электричество. У этих людей не было денег ни на компьютеры, ни на учителей, которые научили бы их с ними работать» (Райнерт, 2014. С. 209). Со всем этим российские экономисты столкнулись в 1990-е годы. Напрашиваются явные, хотя, возможно, и обидные иараллели: тогдашние российские эксперты из университетов и академических институтов, которых привлекал Всемирный банк, напоминали преподавателей экономики из африканских стран, а их коллеги, перешедшие на работу в органы исполнительной и законодательной власти, — депутатов монгольского парламента.

Райнерт жестко критикует все принципы Вашингтонского консенсуса -очевидно, что «без привязки к контексту» этот документ мало отличается от морального кодекса строителя коммунизма. Характерно, что он отрицает и проект Целей тысячелетия, показывая, насколько он близок к варианту «благотворительного колониализма».

Структуралистская альтернатива, которую отстаивает Райнерт, — это реализация «другого канона», связанного не только с Ф. Листом и немецкой исторической школой, но и с английскими меркантилистами, а также с Дж. С. Миллем и А. Маршаллом — последний считается одним из первооткрывателей эффектов возрастающей отдачи, внешней экономии и синергии. Для российского читателя весьма неожиданным может показаться отрицательное отношение Райнерта к марксистским вариантам индустриализации. Однако если рассматривать К. Маркса как наследника теоретической линии Рикардо, то такое отношение вполне оправданно, и «закон тенденции нормы прибыли к понижению» демонстрирует лишь иную версию убывающей отдачи. Следует отметить также, что Марксовы модели воспроизводства неявно исходят из уже упоминавшейся посылки об однородности. В связи с этим приходится согласиться с логикой Райнерта, по сути относящего экономическую теорию марксизма к одному из вариантов мейнстрима.

Важнейшим свойством альтернативной, структуралистской методологии Райнерт считает «эмуляцию». Вместо специализации на секторах, в которых страна имеет сравнительное преимущество по Рикардо (этот подход Райнерт справедливо называет полностью статичным), необходимо обучать новым технологиям и заимствовать знания для тех отраслей и сфер деятельности, которые приносят возрастающую отдачу. Именно такой подход позволил добиться богатства и могущества странам — сегодняшним технологическим лидерам: «После шока 1957 г., когда Советский Союз запустил первый спутник и стало ясно, что СССР опережает США в космической гонке, русские могли бы, вооружившись торговой теорией Рикардо, аргументированно утверждать, что американцы имеют сравнительное преимущество в сельском хозяйстве, а не в космических технологиях... Однако президент Эйзенхауэр выбрал тогда стратегию эмуляции, а не сравнительного преимущества. В 1958 году была основана НАСА, чтобы эмулировать (курсив мой. — П. О.) Советский Союз, и это было стратегической мерой в лучших традициях Просвещения, но решительно противоречило духу Рикардо» (Райнерт, 2014. С. 46-47).

В свете сказанного понятно, как Райнерт относится к идеям некоторых отечественных экономистов, отстаивающих специализацию России на производстве энергии и добыче сырья. Кажется, что отсюда следует однозначный вывод - развивать обрабатывающую промышленность, но и здесь, если следовать логике структурного анализа норвежского экономиста, все не просто. К сожалению, во вполне добросовестной рецензии В. Клинова проигнорированы эти сложности². Увы, часто перенос в развивающиеся страны отдельных производственных процессов из развитых стран не решает проблему отсталости: Райнерт демонстрирует это на примере сборочных заводов в Мексике и различия в производстве мячей для гольфа и бейсбола. Оказывается, большинство трудоемких процессов (шитье, «отверточная» сборка и т. д.) характеризуются как раз убывающей отдачей, пусть даже это будут фирмы с вполне «передовой технологической культурой». Более того, технологический аутсорсинг не предполагает вынос части экономических процессов, в которых создается основная часть добавленной стоимости и интеллектуальной ренты. Принципиально иначе ведет себя отдача от НИОКР, но создание у себя такого сектора с нуля обычно недоступно для большинства бедных стран. Однако российская ситуация — иная. Центральная проблема отечественной экономики не в общей «неоиндустриализации», а в возрождении российской науки и создании новых отечественных технологий, без которых невозможно достичь принципиально иного уровня национальной конкурентоспособности.

Трудно сказать, произойдет ли поворот отечественной экономической науки к структурному анализу, к реальности, о которой пишет Райнерт. Яременко 20 лет назад говорил: «Если в нашей стране в доперестроечный период имело место противоречие, при котором образованные, квалифицированные люди получали неадекватно низкую зарплату и обслуживали примитивные технологии, то сейчас уровень квалификации в нижнем слое экономики постепенно понизится, станет адекватным уровню оплаты труда. И если раньше эксплуатация низкотехнологичного фланга экономики служила накоплением для высокотехнологичного, то есть между ними существовало некое взаимодействие, то в новой ситуации они будут очень слабо между собой связаны.

Другими словами, у нас наряду с благополучными анклавами высоких технологий и производства сырья, энергии останется неблагополучная, низкоуровневая экономика. Такая структура сравнима с экономикой, например, Индии или стран Латинской Америки, где есть сильные корпорации, работники которых живут по меркам современной жизни, но одновременно существует значительный нижний слой. Динамического взаимодействия между этими слоями нет или оно очень слабое. Таким образом, существует опасность превращения нашей экономики в стоячее болото с разбросанными по нему отдельными островами благополучия» (Яременко, 1999. С. 237-238). Это сбывшееся предсказание осталось в России практически незамеченным. Остается надеяться, что блестящей и остроумной книге Райнерта повезет в России намного больше.

---

¹ Необходимо отметить прекрасную работу переводчика — H. Автономовой и редактора — В. Автономова Им удалось сохранить авторский стиль и передать саркастические интонации Райнерта; книга читается на одном дыхании.

² Например, ои пишет «Низкий уровень бытовой, технологической и организационной культуры не позволяет российскому капиталу обновлять производство даже в сотрудничестве с иностранными компаниями Неудача модернизации автомобильного завода ОАО „Москвич" в кооперации с французской фирмой Renault - наглядное тому подтверждение. Только полный перенос на российскую почву передовой технологической культуры дает гарантии создания конкурентоспособного н эффективного производства» (Клинов, 2012 С. 150).

---

Список литературы

Глазьев С. Ю. (1993). Теория долгосрочного технико-экономического развития. М.: ВлаДар. [Glazyev S. Y. (1993). The Theory of Long-Term Technical and Economic Development. Moscow: VlaDar ]

Клипов В. (2012). Какой должна быть экономическая политика (о книіе Э Райнерта «Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными*) // Вопросы экономики. № 1. С. 142-150 [Klinov V. (2012) What Kind of Economic Policy Do We Need (On the Book by E Reinert «How Rich Countries Got Rich... and Why Poor Countries Stay Poor») / Voprosy Economiki No 1. P. 142-150.]

Мэддисон A. (2012). Контуры мировой экономики в 1-2030 гг. Очерки по макроэкономической истории. М.: Изд-во Института Гайдара. [Maddison А (2012) Contours of the World Economy, 1 —2030 AD. Essays in Macro-Economic History Moscow: Gaidar Institute Publ.]

Райнерт 3.C. (2014). Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. М.: ИД Высшей школы экономики. [Reinert E S. (2014) How Rich Countries Got Rich... And Why Poor Countries Stay Poor. Moscow HSE Publ.]

РодрикД. (2014). Парадокс глобализации: демократия и будущее мировои экономики М.: Изд-во Института Гайдара. [Rodrik D. (2014). The Globalisation Paradox (Democracy and Future of the World Economy). Moscow: Gaidar Institute Publ ]

Яременко Ю. В. (1981). Структурные изменения в социалистической экономике М.: Мысль. [Yaremenko Y. V. (1981). Structural Changes in the Socialist Economy. Moscow: Mysl.]

Яременко Ю. В. (1999). Экономические беседы / Запись С. А. Белановского. М.. Центр исследований и статистики науки. М.: Центр исследований и статистики науки. [Yaremenko Yu. V. (1999). The Economic Interviews / Record of S. A. Belanovsky. Moscow: Center for Science Research and Statistics.]