Экономический рост и экономические кризисы в России: конец 1920-х годов — 2014 год

«Россия — страна с непредсказуемым прошлым». Это известное язвительное замечание указывает на политические бури, время от времени меняющие российский исторический ландшафт. Однако Россия еще и страна с плохо известной историей, в том числе экономической. Одна из главных причин такой «амнезии» — отсутствие или ограниченная доступность систематических и сопоставимых данных (временных рядов) по основным экономическим показателям. Во многом это связано с особенностями советской статистики, а именно с использованием индикаторов, важных лишь с точки зрения коммунистической пропаганды (например, акцентирование групп А и Б в промышленности или «принципиальное» игнорирование сферы услуг); с недостаточностью и недостоверностью информации о динамике цен; с распространенностью режима всеобщей секретности и т. д.

Современная статистическая система России гораздо лучше, чем в советское время, но в большинстве случаев Росстат публикует информацию, относящуюся к периоду после 1990 г. В научной печати были опубликованы длинные (150 лет и более) ряды по промышленному производству (Смирнов, 2013а) и урожайности зерновых (Растянников, Дерюгина, 2005; Манелля, 2013 и др.). Однако информации о промышленном секторе, главным образом в границах Российской империи и СССР, недостаточно, чтобы судить об уровне экономической активности в РСФСР/РФ, а данные об урожайности в этом контексте вряд ли уместны, поскольку она зависит от погодных условий.

Анализ долгосрочной траектории российской экономики требует показателей, которых до последнего времени нельзя было найти в готовом виде ни в официальных статистических, ни в научных публикациях. Недавно мы частично восполнили этот пробел и сформировали длинные временные ряды по промышленности, сельскому хозяйству, железнодорожному транспорту и жилищному строительству в РСФСР/РФ (см.: Смирнов, 2015). В данной статье мы на основе полученных временных рядов предлагаем датировку периодов роста и спада, а также анализируем факторы изменения экономической динамики в тот или иной период.

Особое внимание уделено анализу движущих сил каждого спада в российской экономике, начиная с 1928 г., когда в СССР произошел решительный разрыв с нэпом, и экономика страны стала в прямом смысле слова «плановой». Поскольку до сих пор многие считают, что в плановой экономике рецессии фактически невозможны, разве что под влиянием неэкономических факторов (например, военных действий), мы постараемся показать, что в советские годы экономические спады случались, а значит, чередование спадов и подъемов экономической активности — универсальная форма движения не только рыночных, но и плановых экономик.

Данные

Российская Федерация образовалась как суверенное государство в конце 1991 г. До этого практически та же территория в течение многих десятилетий входила в состав СССР в качестве крупнейшей союзной республики (РСФСР). Поскольку в течение всего советского периода большую часть детализированной экономической информации собирали по каналам централизованных советских министерств и далеко не все важные статистические индикаторы публиковались (и даже рассчитывались) на уровне республик и областей, сейчас — задним числом — непросто сформировать ретроспективные статистические ряды по РСФСР/РФ, которые имели бы аналитическую ценность. Скажем, невозможно оценить ВВП России, поскольку для этого нужны источники информации, которых в советские годы просто не существовало. Тем не менее мы сформировали несколько временных рядов годовой периодичности, которые характеризуют экономическую активность в важнейших секторах экономики РСФСР/РФ (табл. 1).

Таблица 1

Основные макропоказатели экономики России, по секторам экономики

Источник: Смирнов, 2015.

Выбор именно этих индикаторов продиктован тремя обстоятельствами. Во-первых, они важны для характеристики уровня экономической активности в стране. Во-вторых, с использованием малодоступных статистических публикаций и архивных данных оказалось возможным построить годовые ряды, начинающиеся с конца 1920-х годов и имеющие очень небольшое число лакун, локализованных во второй половине 1930-х годов. В-третьих, за одним исключением, все эти показатели выражены в натуральных единицах и потому не подвержены искажающему воздействию заниженных дефляторов¹.

Единственное исключение — официальные данные о темпах прироста производства «год к году» в промышленности. Для этого сектора мы, помимо официальных данных, использовали усредненный альтернативный индекс физического объема промышленной продукции, который рассчитали на основе сводных индексов, опубликованных в: Алексеев, 1994; Алексеев и др., 1996; Баранов, Бессонов, 1999; Сухара, 2000; Пономаренко, 2002; Smirnov, 2013а². Предварительный анализ показал, что официальные оценки завышены, но их колебания более или менее синхронны с колебаниями физических объемов производства (см.: Смирнов, 2013а; 2013b). С учетом важности промышленного сектора для экономики России мы сочли возможным использовать официальные данные по промышленности для оценки общего уровня экономической активности в годы, для которых нет альтернативных индексов физического объема.

Из-за невозможности оценить степень искажений, связанных с неадекватным учетом долгосрочного роста цен, мы отказались от реконструкции рядов по оптовой и розничной торговле, а также по инвестициям в основной капитал, хотя эти индикаторы были бы чрезвычайно полезны для характеристики общего уровня экономической активности.

Основными источниками данных послужили³:

• базы данных, размещенные на официальном сайте Росстата (в большинстве случаев они содержат информацию, начиная с 1991 г.);
• статистические ежегодники СССР и РСФСР, а также другие (непериодические) официальные статистические издания⁴;
• ранее не публиковавшиеся данные ЦСУ, Госплана, Минсельхоза и МПС СССР, ныне хранящиеся в фондах Российского государственного экономического архива (РГАЭ).

Экономическая динамика в России: конец 1920-х годов — 2014 г.

Спады в отдельных секторах экономики РСФСР/РФ

Промышленное производство. Официальный индекс выпуска промышленной продукции начинается в 1929 г. и заканчивается в 2014 г.; альтернативный индекс начинается в 1960 г. и заканчивается в 2010 г. После 1991 г. погодовые темпы прироста официального и альтернативного индексов более или менее близки, но до этого расхождения достаточно велики, поскольку официальные цифры не были должным образом очищены от роста цен. По нашим оценкам, в течение 30 лет — с 1961 по 1990 г. — расхождение составляло 2-2,5 п. п. в год. В целом за этот период официальный индекс вырос в 5 раз, а альтернативный — только в 2,5 раза⁵. В то же время оба временных ряда колебались более или менее синхронно (коэффициент парной корреляции между темпами их прироста равен 0,94). Это значит, что официальные данные допустимо использовать при рассмотрении ускорений и спадов в промышленной динамике.

Наиболее явные спады промышленного производства наблюдались в: 1942 г. (война); 1945-1946 гг. (послевоенный переход экономики на выпуск гражданской продукции); 1979 г. (малоизвестный кризис, которым завершился период быстрого роста советской экономики); 1989-1996 гг. (агония плановой системы и трансформационный спад); 1998 г. (кризис, импортированный из Юго-Восточной Азии) и 2009 г. (последствия мирового финансового кризиса) (табл. 2, где для простоты выделены отдельные десятилетия⁶). Практически все эти спады (кроме 1979 и 1989 гг.) фиксировались официальной статистикой.

Таблица 2

Основные секторы российской экономики, годы спадов (по десятилетиям)

Примечания. ^а данные с 1946 г.; ⁶ Brent с 1984, Arabian Light в 1945-1983 гг., US Average до 1944 г.; ⁶ данные с 1995 г.

Источник: Смирнов, 2015.

Сельское хозяйство. В качестве основного показателя для характеристики активности в аграрном секторе мы использовали поголовье скота⁷. Его падение всегда совпадало в России с «тяжелыми временами». Наиболее значительным (более 5% в год) оно было в:

• 1928-1932 гг.: за годы коллективизации крестьяне забили более половины своего скота. Из многих источников (в частности, из воспоминаний современников) известно, что причиной было нежелание отдавать скотину в колхозы;
• 1941-1942 гг.: первые два года войны СССР с нацистской Германией, когда часть российских территорий была оккупирована;
• 1936, 1946, 1963 и 1975 гг.: годы неурожая⁸. Наиболее заметно сокращалось в эти годы поголовье свиней (хозяева предпочитали их съесть, а не кормить);
• 1987-2000 гг.: длительный переходный период в животноводстве, связанный с быстрым ростом импорта мяса и мясопродуктов;
• 2003-2005 гг.: значительный рост цен на корма вследствие активного экспорта зерновых на фоне плохого урожая; в эти годы в больших масштабах забивался «непродуктивный» скот.

Железнодорожные грузоперевозки. Объем железнодорожных грузоперевозок хорошо корреспондирует с общим уровнем экономической активности⁹. В целом на протяжении десятилетий он рос достаточно монотонно, а его спад всегда говорил о серьезных проблемах в российской экономике и о снижении уровня экономической активности. Наиболее заметные спады объема железнодорожных перевозок наблюдались в 1933 г. (завершение коллективизации, голод); 1941-1942 гг. (начало войны, временная потеря территорий); 1945 г. (переход к послевоенной экономике); 1979 г. (спад небольшой, но затронувший фактически все секторы); 1982 г. (в других секторах наблюдалась стагнация, но не спад); 1987 и 1989-1998 гг. (исчерпание ресурсов плановой системы, трансформационный спад и рецессия, вызванная кризисом в Юго-Восточной Азии; слабый общеэкономический подъем 1997 г. в этом секторе должным образом не проявился); 2008-2009 гг. (эхо мирового финансового кризиса); 2013-2014 гг. (балансирование российской экономики на грани стагнации и рецессии).

Жилищное строительство. В 1950 г. средняя жилплощадь в городах РСФСР составляла всего 6,4 кв. м на человека. Очевидно, что объективная потребность в жилищном строительстве была очень большой, но поскольку в плановой экономике производство ограничено предложением, а не спросом, жилищное строительство в СССР долгие годы находилось на очень низком уровне. Только в середине 1957 г. было принято постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР № 931 «О развитии жилищного строительства в СССР», которое дало немедленный эффект: уже в 1958 г. ввод жилья рабочими и служащими вырос по сравнению с предыдущим годом на 84%. Впрочем, в последующие два года объем индивидуального строительства стабилизировался, а затем начал снижаться вследствие нового витка административного «зажима».

В середине 1980-х годов индивидуальное строительство вновь стало расти, но уже настолько устойчиво, что в течение следующих 25 лет оно практически постоянно увеличивалось, даже когда все остальные секторы экономики (включая строительство жилья строительными организациями) переживали трансформационный спад. Вплоть до 2000 г. ввод жилья строительными организациями и населением изменялся в противоположном направлении, что свидетельствует о действии мощных нерыночных факторов в этом секторе.

Цены на сырую нефть. Зависимость российской (а до 1991 г. — советской) экономики от мировых цен на нефть общеизвестна. Хотя систематические данные по ценам на российскую нефть (Urals) имеются только с 1995 г., в историческом плане их динамика почти неотличима от динамики цен на другие сорта нефти. «Технически» это означает, что ретроспективные данные по ценам на иные сорта нефти можно использовать для аппроксимации данных по ценам на нефть сорта Urals.

С учетом этого можно констатировать, что цены на нефть снижались: в конце 1920-х и почти все 1930-е годы (в связи со снижением мирового спроса в ходе Великой депрессии, охватившей практически все развитые страны); в 1945 и 1949-1950 гг. (снижение спроса вследствие завершения мировой войны); в 1960-1961 гг. — коррекция после суэцкого кризиса; в 1975 г. — коррекция после «первого нефтяного шока» («война Судного дня» и нефтяные эмбарго); в 1980-е годы — коррекция после «второго нефтяного шока», последовавшего за иранской революцией и ирано-иракской войной.

Общеэкономические спады в РСФСР/РФ

Чтобы диагностировать и датировать спады не в отдельных секторах, а в экономике России в целом, при отсутствии единого интегрального показателя мы вынуждены опираться на динамику частных индикаторов и выявленные спады в разных секторах.

Корректно рассчитать интегральный показатель экономической активности, основываясь на приведенных частных индикаторах по отдельным секторам, к сожалению, невозможно. Во-первых, секторальные индикаторы имеют некоторое количество пропусков, а при их объединении у сводного показателя пропусков окажется «слишком много» (прежде всего в 1930-е годы). Во-вторых (это особенно важно), совершенно неясно, что могло бы послужить «весами» компонентов такого сводного индекса. Понятно только, что с конца 1920-х годов эти «веса» — какие бы они ни были — значительно изменились (роль промышленности, сельского хозяйства, железнодорожного транспорта и т. д. сейчас не такая, как в конце 1920-х годов). Поэтому на основе частных индексов нельзя рассчитать сводный индекс ни по формуле взвешенного среднего (какие-либо данные о «весах» отсутствуют), ни по формуле простого среднего арифметического (она основана на гипотезе о равенстве и неизменности «весов», а в действительности это наверняка не так).

Поскольку наши данные начинаются с 1928 г., прежде всего отметим, что конец 1920-х — начало 1930-х годов были очень непростым периодом для животноводства: поголовье скота в 1932 г. составило только 46% от уровня 1927 г. Но в растениеводстве ситуация не выглядела столь плачевно: посевные площади под зерновыми культурами в 1932 г. были на 12% больше, чем в 1928 г., а валовой сбор зерна упал только на 5%. При этом в 1932-1933 гг. в России был голод, унесший несколько миллионов жизней¹⁰.

С учетом того что урожай зерна в 1931-1932 гг. не был катастрофически низким, приходится признать, что причиной голода были решения советского правительства. Наиболее известная (почти официальная) версия связывает изъятие зерна у частных крестьянских хозяйств с необходимостью быстрой индустриализации (зерно вроде бы экспортировали, а выручку от его продажи направляли на закупку промышленного оборудования)¹¹.

В годы первой и второй пятилеток (1929-1937 гг.), согласно официальным данным (а других для этих лет не существует), промышленность росла чрезвычайно быстро: ежегодные темпы прироста обычно выражались двузначными цифрами, а иногда доходили до 20% в год и более. И хотя эти цифры в какой-то мере, возможно, завышены, поскольку прейскурантные цены 1926/27 финансового года не позволяли в полной мере элиминировать рост цен, мы не ставим под сомнение быстрый рост промышленного производства для всех лет, кроме 1933 г.

В этом году, согласно официальным данным, темп прироста промышленного производства составил всего 5%, что резко контрастирует с темпами предыдущих и последующих годов. Кроме того, эта величина близка к расхождениям между официальным и альтернативным промышленными индексами, наблюдавшимся с 1960-х годов. На наш взгляд, вполне правдоподобно, что реальный рост промышленного производства в 1933 г. был почти нулевым или даже отрицательным. Поскольку железнодорожные грузоперевозки в этом году также упали (до войны они почти без исключений каждый год росли), мы полагаем, что можно говорить о ситуации 1933 г. как о первом кризисе российской плановой экономики. Низкий (или даже отрицательный) рост промышленного производства, уменьшение железнодорожных грузоперевозок, наконец, голод в сельских районах — все это свидетельствует в пользу такого предположения. Очевидно, что причины этого кризиса связаны с экономической и аграрной политикой советского правительства, а также с низкими мировыми ценами на сырьевой российский экспорт¹².

Следующий экономический спад в РСФСР наблюдался в 1941-1942 гг. Прежде всего он был связан с временной оккупацией территорий (производство на оккупированных территориях в официальную статистику не включалось), а также с огромными разрушениями, которые принесла война. Особенно пострадало сельское хозяйство: поголовье скота сократилось на 25% в 1941 г. и на 19% в 1942 г.; производство зерна — соответственно на 18 и 47%¹³. Железнодорожные грузоперевозки сократились на 3% в 1941 г. и на 27% в 1942 г. Наконец, согласно официальным данным, промышленное производство выросло только на 4% в 1941 г. и упало на 9% в 1942 г¹⁴. Мы полагаем, этих данных достаточно, чтобы заключить: в 1941 г. и особенно в 1942 г. совокупный выпуск российской экономики сократился.

В следующие два года (1943-1944 гг.) наблюдался существенный экономический рост, поскольку, во-первых, территории РСФСР, ранее оккупированные Германией, вернулись под контроль СССР; во-вторых, сильно выросло производство продукции военного назначения. Но с этим ростом связан и обычный (встречающийся во многих странах) послевоенный кризис. Уже в 1945 г. продукция военного назначения оказалась во многом невостребованной, вследствие чего общий промышленный выпуск сократился на 16% в 1945 г. и на 22% в 1946 г. Засуха 1946 г. также негативно повлияла на российскую экономику: сбор зерна в 1946 г. упал на 17% (после падения на 6% в 1945 г.), поголовье скота сократилось на 6%. Железнодорожные перевозки в 1946 г. выросли на 5%, но в 1945 г. они снизились на 1%. В целом, на наш взгляд, можно говорить о спаде 1945-1946 гг.

Послевоенный рост, начавшийся в 1947 г., был длительным и динамичным. Темпы были очень высокими в конце 1940-х и в первой половине 1950-х годов (часто около 15-20% в год для промышленного производства и железнодорожных грузоперевозок). Потом они начали замедляться и через 25 лет упали до 2 — 3%, что, учитывая завышенность официальных данных, вполне могло означать промышленную стагнацию. Ситуация, возможно, ухудшалась бы и дальше, но в 1974 г. ОПЕК поднял мировые цены на сырую нефть в 3,5 раза (с 3,3 долл. до 11,6 долл./барр.), и этот ценовой шок принес экономике России некоторое облегчение на несколько лет, вплоть до конца 1970-х годов.

В 1979 г. имел место второй послевоенный кризис. Промышленное производство упало в этом году на 0,4%¹⁵, поголовье скота сократилось на 0,2, сбор зерна — на 33, железнодорожные грузоперевозки — на 4, ввод жилья — на 6-7%. По нашему мнению, этот кризис также можно назвать кризисом плановой экономики как системы.

Во-первых, к этому времени появились некоторые ограничения со стороны предложения: основные ресурсы российской экономики перестали быстро увеличиваться (например, доля городского населения почти достигла «точки насыщения», и рост рабочей силы, более производительной, чем крестьянская, стал существенно замедляться; посевные площади почти достигли максимально возможных размеров и т. д.). Во-вторых, не было заметных стимулов и со стороны спроса. Многие относительно современные для того времени заводы химической, электронной, автомобильной и военной промышленности были введены в эксплуатацию в два предыдущих десятилетия и на их продукцию не было большого дополнительного спроса¹⁶. Наконец, у населения и предприятий отсутствовали стимулы занимать активную жизненную или хозяйственную позицию. Продвижение по карьерной лестнице было очень медленным, у предприятий большую часть прибыли (а не только налоги!) изымало государство. Попытка пробудить хозяйственную инициативу, предпринятая в середине 1960-х годов (внедрение так называемого хозрасчета), уже в начале 1970-х была заблокирована, а к концу десятилетия оказалась практически забытой.

Масштабы кризиса 1979 г. вряд ли можно назвать значительными. В том же году ОПЕК повысил нефтяные цены в 2,3 раза (до 31,4 долл./барр.), что спасло советскую плановую экономику от краха. Однако быстрого роста она уже никогда не демонстрировала, так что значение кризиса 1979 г. было больше, чем его глубина.

В начале 1980-х годов на фоне корректировки цен на нефть выросли военные расходы, связанные с афганской войной, при этом структурные проблемы советской экономики не решались, да и вряд ли могли быть решены без глубоких экономических реформ. В результате российская экономика вошла в затяжную стагнацию. С 1980 по 1988 г. прирост альтернативного индекса промышленного производства не превышал 1,5-1,7% в год¹⁷; средний годовой прирост железнодорожных грузоперевозок составлял всего 1,3%; поголовье скота перестало увеличиваться. После падения цен на нефть в 1986 г. сразу вдвое (до 14,4 долл./барр.) ситуация ухудшилась, а перспективы стали более пессимистичными. Некоторый прилив энтузиазма наблюдался в первые годы после прихода к власти М. С. Горбачева, но его реформы были плохо продуманы и непоследовательны; в каком-то смысле именно они окончательно подорвали советскую финансовую систему.

В 1989-1991 г. страна пережила первую волну Великой российской рецессии. Промышленное производство за эти три года сократилось на 12%¹⁸, железнодорожные грузоперевозки — на 13, поголовье скота — на 10, ввод жилья строительными организациями — на 30% и т. д. Денежная реформа 1991 г. оказалась неэффективной, финансовая система была разбалансирована, дефицит потребительских товаров стал тотальным.

В самом конце 1991 г. СССР распался, ушла в небытие и советская система централизованного планирования. Россия стала суверенным государством в границах РСФСР, а новое правительство приступило к глубоким рыночным реформам, которые подразумевали либерализацию цен и внешней торговли, приватизацию государственных предприятий, а также ряд структурных преобразований. Реформы встречали ожесточенное противодействие, не всегда были последовательными и продвигались медленно.

Вторая волна Великой российской рецессии (часто ее называют трансформационным кризисом) наблюдалась с 1992 по 1996 г. За эти пять лет промышленное производство сократилось на 50%¹⁹, поголовье скота — на 48, железнодорожные грузоперевозки — на 47, ввод жилья строительными организациями — на 45%. Вместе две волны Великой российской рецессии привели к более глубокому падению экономики, чем американская Великая депрессия 1930-х годов. Так, в США максимальное падение промышленного производства составило 47% (с 1929 по 1932 г.), а в России - 56% (с 1988 по 1996 г.).

Можно выделить три основные причины столь глубокого спада. Во-первых, это неравновесная структура российской экономики. Из-за негибкости плановой системы Россия встретила кризис, имея слишком большой выпуск военной продукции. В рыночной экономике не было причин производить ее в прежних количествах, поскольку для этого отсутствовали необходимые средства, да и особой нужды в ней не было в новой парадигме последовательного снижения уровня военного противостояния с Западом.

Наконец, в-третьих, новоявленные российские собственники и менеджеры не знали, как искать поставщиков и потребителей, как выводить свою продукцию на экспорт, какую цену установить на нее, как получить банковский кредит и т. д. В плановой экономике все эти стороны экономической жизни регламентировались специальными государственными органами, поэтому, войдя в стихию рынка в начале 1990-х годов, подавляющее большинство российских экономических агентов не имели никакого опыта в самых элементарных аспектах рыночной экономики. В период трансформационного спада наши соотечественники постигли все премудрости рынка, но за это обучение пришлось заплатить высокую цену. Можно даже предположить, что отсутствие рыночного опыта — главная причина трансформационного кризиса. Иначе трудно объяснить масштабное сокращение выпуска невоенных и заведомо конкурентоспособных российских товаров²⁰.

В период трансформационного спада было приватизировано много государственных предприятий, сформирована юридическая основа рыночных отношений, созданы новые бюджетная и банковская системы, экономические агенты накопили значительный рыночный опыт, а риски возрождения коммунистической системы сошли на нет²¹. Постепенно российская экономика достигла «дна», и в 1997 г., после 8 лет спада и сокращения реальных объемов производства примерно вдвое, наступило небольшое оживление. Реальный ВВП России вырос в 1997 г. на 1,4%, промышленное производство — на 1% и т. д.

Это оживление, первое в постсоветской российской экономике, прекратилось в ноябре 1998 г. Во-первых, мировой кризис, начавшийся в конце 1997 г. в Юго-Восточной Азии, вызвал отток иностранных капиталов со всех развивающихся рынков, и Россия не стала исключением. Во-вторых, поскольку темпы роста мировой экономики снизились, а спрос на сырую нефть упал, цены на нее опустились до 10-11 долл./ барр., намного ниже, чем требовалось для наполнения российского бюджета. Валютные резервы Банка России оказались близки к исчерпанию, и федеральный бюджет уже не мог обслуживать государственный долг.

В этих условиях было принято два важных решения: правительство РФ объявило дефолт по государственным ценным бумагам, а Банк России отказался поддерживать фиксированный валютный курс²². В результате крупнейшие коммерческие банки России обанкротились, многие физические лица и компании потеряли свои средства, а российский рубль за несколько месяцев обесценился в 4 раза по отношению к доллару.

Сильная девальвация рубля, произошедшая к конце 1998 — начале 1999 г., породила процесс импортозамещения, который способствовал оживлению российской экономики в 1999-2000 гг. Позднее она росла благодаря быстрому повышению цен на нефть и увеличению физических объемов ее экспорта. С 2004 г. основным драйвером российской экономики стал спрос со стороны домохозяйств, связанный с быстрым ростом личных доходов, а также с развитием потребительского кредитования. В 2007 г. цены на нефть были уже около 80-90 долл./барр., а потребительский спрос рос на 10-12% в год. Очевидная зависимость российской экономики от бурного роста цен на нефть и необеспеченных потребительских кредитов позволяла выдвинуть гипотезу о «перегреве» российской экономики. Резкое сокращение товарно-материальных запасов в ходе кризиса 2008-2009 гг. показало, что он действительно имел место.

С конца 2007 г., когда на мировых финансовых рынках проявились первые признаки турбулентности, и до сентября 2008 г. у многих была иллюзия, что российская экономика с ее огромными (более 500 млрд долл.) и продолжающими расти валютными резервами, профицитным бюджетом, при ценах на нефть свыше 100 долл./барр. должна выдержать захвативший мировую экономику «шторм» и остаться на плаву. Однако трехкратное падение цен на нефть (до 38 долл./барр. в декабре 2008 г.), значительный отток капитала, «отключение» многих российских банков и компаний от мировых финансовых рынков разрушили эту наивную мечту. «Перегрев» потребительского спроса и недостаточно умелое управление товарно-материальными запасами привели к серьезному спаду производства. В 2009 г. реальный ВВП упал на 7,8%, промышленное производство — на 9,3, ввод жилья строительными организациями — на 14,6, железнодорожные грузоперевозки — на 15% (после падения на 3% в 2008 г.)²³.

После завершения восстановительного подъема в 2010-2011 гг. стало ясно, что старая модель роста экономики России, основанная на высоких и постоянно растущих ценах на нефть, исчерпала себя. Хотя добыча нефти и мировые цены на нее оставались на высоком уровне, они уже не могли служить драйвером для российской экономики. Отток капитала по-прежнему был сильным, а конкурентоспособность отечественной продукции (кроме сырой нефти и иного сырья) — низкой; многие региональные бюджеты сводились с заметным дефицитом; в активах коммерческих банков накапливалось все больше безнадежных долгов; (неэффективные) госкомпании стали играть неоправданно важную роль в экономике; инфляция оставалась достаточно высокой (6-8% в год), что удерживало Банк России от снижения процентных ставок; инвестиционный климат для частного предпринимательства (как отечественного, так и зарубежного) становился все хуже и т. д. В результате в 2012-2013 гг. российская экономика пребывала в состоянии длительной стагнации.

С весны 2014 г. западные финансовые санкции, связанные с украинским кризисом, последовавшие российские контрсанкции и — несколько месяцев спустя — обвал цен на нефть до 50-60 долл./барр. поставили российскую экономику на порог новой рецессии (или, скорее, стагфляции, поскольку инфляция достигла 15-17% к уровню прошлого года). Большинство экспертов предсказывают падение реального ВВП России на 3-5% в 2015 г. Вряд ли он упадет сильнее, поскольку сейчас в экономике нет огромных накопленных товарно-материальных запасов. Но до возобновления в России устойчивого экономического роста может быть еще очень далеко.

Возможны ли экономические кризисы в плановой экономике?

Мы не претендуем на рассмотрение всех аспектов сформулированной проблемы, но попробуем истолковать наши данные в этом контексте²⁴. В таблице 3 перечислены все восемь спадов, наблюдавшихся в экономике РСФСР/РФ за 87 лет (1928-2014 гг.)²⁵. Можно констатировать, что в России спады экономической активности были вызваны частично внутренними экономическими причинами (1945-1946, 1979, 1989-1991, 1992-1996 гг.), частично внешними шоками (1941-1942, 1998, 2008-2009 гг.), частично решениями и действиями властей (1933 г.).

Российские кризисы и их причины, 1928-2014 гг.

Конечно, хорошие или плохие решения, принимаемые политическими или денежными властями, играют важную роль не только в России. Скажем, эксперты иногда связывают затянувшийся период низких процентных ставок в США в середине 2000-х годов с началом Великой американской рецессии 2008 г. и даже возлагают на ФРС вину за нее. Однако для плановой советской экономики процесс централизованного принятия решений был особенно важен. В этом контексте можно вспомнить не только коллективизацию и индустриализацию 1930-х годов, но и кампанию по освоению целины в 1950-х годах, развитие ракетно-космического комплекса, строительство Байкало-Амурской магистрали (30-летний проект, начатый в 1972 г.) и т. д.

«Стройкам века» Госплан СССР всегда уделял особое внимание, и динамика советской плановой экономики была обусловлена их успехами или неудачами в значительно большей степени, чем динамика рыночной, которая определяется реализацией тех или иных проектов с тысячами и миллионами центров принятия решений. Централизованное принятие решений, концентрация производства продукции на небольшом числе гигантских предприятий, полномасштабная политическая, идеологическая и пропагандистская поддержка принятых экономических решений на протяжении десятилетий придавали советской экономике достаточно большую устойчивость. Уместно, однако, задаться вопросом: не стали ли обратной стороной этой медали некоторое «закостенение» советской экономики, ее негибкость, слабая способность к самоорганизации и саморегуляции?

Если задуматься о причинах глубокого и продолжительного трансформационного спада, то невольно возникает мысль, что долгий период послевоенного роста советской экономики (1947-1978 гг.), стагнация 1980-х годов, агония плановой системы (1989-1991 гг.) и трансформационный спад (1992-1996 гг.) связаны причинно-следственными зависимостями и неизбежно вытекают один из другого. В этом смысле разница между плановым и рыночным механизмами заключается прежде всего в скорости реакции. В рыночной экономике каждый экономический агент платит за свои (или чужие) ошибки почти сразу, последствия неправильных действий наступают быстро. Напротив, в плановой экономике можно достаточно долго настаивать на неграмотных и ошибочных решениях, поскольку возникающие убытки погашают не из чьих-то частных и ограниченных средств, а за счет общеэкономических ресурсов, которыми на уровне национальной экономики в жестко централизованной системе маневрировать легче, чем при действии опосредованных рыночных механизмов. Однако тот факт, что время расплаты откладывается, не означает, что ее вообще не будет. Если кто-то не корректирует постоянно свои действия и не исправляет сделанные ошибки, он рано или поздно окажется неэффективным в новой сложной ситуации²⁶.

Можно ли считать трансформационный спад (специфической) фазой российского экономического цикла? Мы полагаем, что можно. Особенность этого периода заключается в «квантовом переходе» от плановых механизмов к рыночным, а не просто в устранении неких диспропорций и дисбалансов, характерных для рыночных экономик. Но своими корнями процессы переходного периода уходят в советскую экономическую и политическую ситуацию, а их последствия по сей день сказываются на экономическом развитии России. На наш взгляд, это позволяет напрямую сопоставлять динамику российской экономики трансформационного периода с траекториями прежних и последующих лет, а также сравнивать долгосрочную волатильность экономики РСФСР/РФ с волатильностью рыночных экономик, цикличность которых никто не ставит под сомнение, например, с экономикой США.

Как уже говорилось, с 1928 г. в российской экономике было восемь рецессий. Согласно Национальному бюро экономических исследований (НБЭИ), в США их за этот период случилось почти вдвое больше — 14²⁷. Однако при этом общая длительность российских рецессий составила 17 лет, а в США было 18 лет, когда наблюдалось сокращение реального ВВП. Меньшее количество рецессий при примерно одинаковой их общей продолжительности говорит о том, что российская экономика характеризуется более редкими, но более длительными кризисами.

К сожалению, данных, пригодных для более или менее единообразной оценки глубины всех рецессий в РСФСР/РФ и в США, не существует. Поэтому мы ограничились данными по промышленности, причем за период, для которого можно рассчитать альтернативный индекс, основанный на данных о выпуске продукции в натуральном выражении, то есть за 1960-2014 гг. Поскольку из всех секторов экономики промышленность, пожалуй, характеризуется наиболее ярко выраженной циклической динамикой, а период более полувека позволяет делать какие-то обобщения, мы сопоставили динамику базисных промышленных индексов для России и США. При этом для России мы построили составной индекс, рассчитанный на основе темпов прироста альтернативного индекса для 1960-1991 гг. и официального индекса за 1992-2014 гг., а для США взяли сводный промышленный индекс ФРС (см. рис.).

В 1960-1980-е годы траектория российской (плановой) экономики была гораздо более гладкой, чем американской (рыночной), серьезно пострадавшей от рецессий середины 1970-х и начала 1980-х годов. Однако с конца 1970-х годов темпы роста российской экономики замедлились и к моменту распада СССР — после 10 лет стагнации в экономике РСФСР — США догнали Россию. В итоге соотношение роста промышленности в России и США за 1960-1988 гг. можно считать равным 1:1. В следующее десятилетие наблюдались очень быстрый рост в США и столь же быстрое падение в России. После достижения «дна» в 1998 г. российская промышленность росла в среднем в 4 раза быстрее американской, сначала за счет быстрого восстановительного роста на имеющихся производственных мощностях (что неудивительно после глубокой рецессии), а несколькими годами позже — при поддержке растущих цен на нефть. Кризис 2008-2009 гг. был достаточно глубоким в обеих странах. В целом за 54 года (1961-2014 гг.) рост американской промышленности по отношению к 1960 г. вдвое превысил рост российской. Среднегодовое сокращение промышленного производства за годы спада составило 7,7% для России и 4,4% для США.

Опираясь на собранные нами данные о динамике российской промышленности, сельского хозяйства, железнодорожного грузового транспорта и жилищного строительства, мы проследили траекторию российской экономики с конца 1920-х годов до нынешнего времени. Всего за этот период мы насчитали в экономике РСФСР/РФ восемь рецессий. Пять из них имели место на протяжении 63-летнего периода плановой экономики. Был также один трансформационный спад, сопряженный с переходом от плановой экономики к рыночной, а еще два кризиса произошли в современной, посттрансформационной рыночной экономике за ее 18-летнюю историю (с 1997 по 2014 г.).

Таким образом, в плановой советской экономике фаза сокращения выпуска наблюдалась реже (в среднем один раз в 12,6 года), чем в условиях рынка (в среднем один раз в 9 лет)²⁸. Более того, вплоть до самого конца плановой системы спады были не только более редкими, но и менее глубокими. Однако мы полагаем, что у этой устойчивости была и оборотная сторона, связанная с неповоротливостью и недостаточной адаптивностью экономических механизмов к меняющимся условиям. В частности, на наш взгляд, беспрецедентная глубина и продолжительность трансформационного спада были вызваны «окостенением» советской плановой системы, всех ее механизмов и пропорций. По нашему мнению, двукратное сокращение экономики в ходе двух волн Великой российской рецессии в большей степени определялось диспропорциями, заложенными советской системой планирования, ее неповоротливостью и неспособностью к изменениям, чем несовершенством реформ, которые пришлось осуществлять фактически «с чистого листа». Более того, мы полагаем, что для всех плановых экономик существует специфический риск резкого спада производства после периода длительного, искусственно поддерживаемого роста²⁹.

Хотя в рыночной экономике решения денежных властей оказывают заметное влияние на экономический рост (причем как положительное, так и отрицательное), в советской плановой системе роль этого фактора была более существенной. В каких-то случаях спад производства вообще был скорее всего рукотворным (например, в 1933 г.). Влияние внутренних дисбалансов и внешних шоков тоже было значительным, причем чувствительность к внешним шокам возросла с начала 1990-х годов, когда Россия стала более открытой не только для товарных, но и для финансовых мировых рынков. В частности, кризисы 1998 г. и 2008-2009 гг. очевидно были инициированы внешними факторами. Кризисы 1933 г., 1989-1991 и 1992-1996 гг. были усугублены низкими ценами на нефть, а кризис 1979 г., напротив, был смягчен и даже остановлен благодаря неожиданному их росту, но корни всех этих кризисов находились внутри России, а не вне ее. Это можно сказать и о надвигающейся рецессии 2015 г.: исчерпание старой модели роста, основанной на экспорте сырья, и проведение политики, имеющей своим следствием ухудшение внутреннего инвестиционного климата и международную изоляцию России, подталкивают российскую экономику к серьезному спаду, который будет разворачиваться на фоне роста мировой экономики и экономики всех основных торговых партнеров.

¹ В СССР считалось, что в плановой экономике не может быть неконтролируемой инфляции. Поскольку все цены в СССР устанавливались государством, а их официальное повышение проводилось достаточно редко, тогда в эту догму можно было даже поверить. Однако давно известно, что методики тех лет неадекватно учитывали цены на модифицированные образцы продукции, в результате реально инфляция была, а «на бумаге* (то есть в статистических данных!) — нет (см., например: Эйдельман, 1992).

² Темпы прироста усредненного индекса рассчитывались как среднее геометрическое темпов прироста всех имеющихся для данного года альтернативных индексов физического объема.

³ Подробнее см.: Смирнов, 2015.

⁴ В отсканированном виде многие из них размещены на сайте: http://istmat.info/statistics.

⁵ Если рассматривать советскую статистику как инструмент пропаганды, то можно согласиться с тем, что ее эффективность была достаточно высокой: к каждой единице продукции, произведенной промышленными предприятиями в 1961 — 1990 гг., статистическая система добавляла еще одну. В результате, по официальным данным, общий выпуск промышленной продукции в 1990 г. был вдвое выше (по сравнению с 1960 г.), чем по неофициальным.

⁶ В некоторых случаях периоды спада выходили за рамки десятилетия, но в таблице 2 показаны целиком в одной ячейке.

⁷ Мы также отслеживали динамику валового сбора зерна и посевных площадей под зерновыми культурами, но изменение поголовья скота лучше отражает характер экономической активности. Отметим, что среднегодовой урожай зерновых после 2000 г. (чуть более 80 млн т) примерно равен среднему урожаю в 1960-е годы, тогда как посевные площади сейчас примерно в 1,7 раза меньше. Это ли не доказательство неэффективности советской плановой экономики?

⁸ Во время неурожая 1963 г. в СССР впервые за несколько десятилетий имел место импорт зерна. В дальнейшем это стало обычной практикой.

⁹ См.: Smlrnov, 2013b.

¹⁰ Сильный голод имел место также в Казахстане и особенно на Украине, но здесь мы пишем о России (РСФСР).

¹¹ Некоторые эксперты делают акцент на больших потерях во время сбора урожая, объясняя их низким уровнем сельскохозяйственных технологий и безответственностью колхозников (см.: Журавлев, 2012).

¹² Великая депрессия в США и некоторых других развитых странах вряд ли тогда сыграла большую роль для советской экономики, поскольку к этому времени СССР уже в основном «выпал» из мирохозяйственных связей.

¹³ И еще на 18% в 1943 г. Общий уровень производства зерна в 1943 г. составлял только 36% от уровня 1940 г.

¹⁴ Рост промышленности в 1941 г. может быть завышен из-за неверных дефляторов. В то же время недоучет инфляции в этот год был, возможно, меньше обычного, поскольку ценовой контроль во время войны, естественно, строже. В любом случае промышленное производство в РСФСР было более динамичным, чем в СССР в целом (падение на 2% в 1941 г. и на 21% в 1942 г.). Тому были две причины: 1) потеря территорий СССР была больше, чем РСФСР; все западные советские республики (Украина, Белоруссия, Молдавия, Прибалтика) были оккупированы целиком, их вклад в общий выпуск оказался нулевым; 2) в первые месяцы войны многие заводы были перенесены из западных регионов СССР в восточные регионы РСФСР. Выпуск ими продукции на новом месте увеличил общий объем промышленного производства РСФСР.

¹⁵ Согласно альтернативному индексу. Официальные данные говорят о росте на 3% (минимум с 1947 г.).

¹⁶ Конечно, в плановой экономике само понятие спроса специфично: речь должна идти не о спросе со стороны рынка (потенциальных покупателей), а о потребностях, признаваемых госплановскими и другими чиновниками. Например, в 1971 г. был запущен первый конвейер на крупнейшем в СССР Волжском автомобильном заводе; в конце 1973 г. он был выведен на проектную мощность. В результате выпуск легковых автомобилей в РСФСР в 1974 г. (1 млн) был почти в 4 раза выше, чем в 1970 г. (0,26 млн). Означает ли это, что спрос на автомобили был удовлетворен? Конечно нет. Число автомобилей на душу населения в России было в несколько раз меньше, чем в США или европейских странах, а те, кто хотел приобрести автомобиль, должны были или ждать в очереди два-три года, или покупать его на черном рынке. Однако для тех, кто принимал в СССР инвестиционные решения, это не было аргументом; похоже, они, напротив, полагали, что уже сделали для населения все возможное. Поэтому, несмотря на большой неудовлетворенный латентный спрос, выпуск автомобилей в плановой экономике РСФСР никогда не превышал 1 млн более чем на 16% (причем их импорт практически отсутствовал).

¹⁷ Исключение — 1986 г., когда было +2,8%.

¹⁸ Рассчитано по альтернативному индексу промышленного производства. Официальные данные указывают на начало падения в 1990 г. и снижение за 1990-1991 гг. на 8,1%.

¹⁹ В постсоветской России официальная промышленная статистика стала более достоверной, поэтому с 1991 г. особой нужды в альтернативных оценках нет.

²⁰ Например, добыча нефти за период с 1988 по 1996 г. упала на 49%. Чем это можно объяснить, кроме как поглощенностью проблемами передела собственности и неумением вести дело в условиях рынка?

²¹ Политический риск восстановления коммунистического режима и возврата к плановой экономике существовал до президентских выборов в середине 1996 г.

²² Точнее, режим скользящей привязки, согласно классификации МВФ.

²³ Глубокий кризис в России начался только в конце III квартала 2008 г., а раньше был «перегрев» (неоправданно быстрый рост). Поэтому применительно к большинству других показателей кризис просто не успел трансформировать докризисный рост в спад по итогам 2008 г. в целом.

²⁴ О принципиальной возможности циклических колебаний в плановой экономике см.: Ickes, 1986.

²⁵ Здесь две волны Великой российской рецессии мы рассматриваем как две разные рецессии. Перечень рецессий уточнен по сравнению с: Смирнов, 2013b.

²⁶ Подробнее о процессах перехода от плановой экономики к рыночной в ряде восточноевропейских стран см., например: Aslund, 2012.

²⁷ Впрочем, здесь необходимы некоторые оговорки. НБЭИ определяет рецессии не на годовом, а на месячном уровне, при этом с 1928 г. только 5 американских рецессий длились более 12 месяцев. Можно предположить, что количество российских рецессий было бы несколько больше, если бы мы опирались на динамику месячных, а не годовых индикаторов, но вряд ли это радикально изменило бы всю картину.

²⁸ Если, забегая вперед, принять во внимание текущий кризис, то и чаще.

²⁹ Конечно, пока это только гипотеза, требующая более строгой проверки, в частности, на статистике восточно-европейских стран. Однако в советской России период долгого послевоенного роста (30-35 лет) сменился 10-летней стагнацией, на смену которой пришел 8-летний «двухфазовый» спад. Неужели здесь дело только в стечении случайных обстоятельств?

Список литературы

Смирнов С. (2013b). Динамика промышленного производства в СССР и России. Часть II: Кризисы и циклы, 1861—2012 // Вопросы экономики. Mb 7. С. 138—153. [Smirnov S. (2013b). Industrial output in the USSR and Russia, 1861-2012. Part II: Crises and cycles. Voprosy Ekonomiki, No. 7, pp. 138—153. (In Russian).]

Смирнов С. (2015). Динамика индикаторов реального сектора российской экономики (конец 1920-х — 2014 г.) // Вопросы статистики. Mb 7. [в печати]. [Smirnov S. (2015). Main time-series for the real sector of the Russian economy: The late 1920s-2014. Voprosy Statistiki, No. 7, forthcoming. (In Russian).]

Cyxapa M. (2000). Оценка промышленного производства России: 1960 — 1990 годы // Вопросы статистики. Mb 2. С. 55-63. [Sukhara М. (2000). An estimation of Russian industrial production: 1960 — 1990. Voprosy Statistiki, No. 2, pp. 55 — 63. (In Russian).]

Эйдельман М. Р. (1992). Пересмотр динамических рядов основных макроэкономических показателей // Вестник статистики. Jsfe 4. С. 19—26. [Eidelman М. R. (1992). Revision of time series of basic macroeconomic indicators. Vestnik Statistiki, No. 4, pp. 19-26. (In Russian).]

Aslund A. (2012). How capitalism was built: The transformation of Central and Eastern Europe, Russia, and Central Asia. 2^nd ed. N. Y.: Cambridge University Press.

Ickes B. W. (1986). Cyclical fluctuations in centrally planned economies: A critique of the literature. Soviet Studies, Vol. 38, No. 1, pp. 36 — 52.

Smirnov S. V. (2013a). Cyclical mechanisms in the US and Russia: Why are they different? (Working Paper No. WP2/2013/01). Moscow: National Research University Higher School of Economics.

Smirnov S. V. (2013b). Cyclical patterns of railroad freight transportation (RFT) in Russia. CIRET/KOF Workshop on Sectoral Dimensions in Economic Cycles, Zurich, October 4-5.