Российская экономика: в ожидании «дна кризиса»

Факторы риска: санкции и «нефтегазовый шок»

В 2015 г. динамика российской экономики находилась под влиянием двух факторов, негативное влияние которых постепенно набирало силу. С одной стороны, под действием нарастающего санкционного давления радикально ухудшились условия экономического взаимодействия России с ведущими партнерами по торговому и инвестиционно-технологическому сотрудничеству. С другой стороны, устойчивое снижение мировых цен на сырьевые товары, в первую очередь энергоносители, привело к значительному сокращению экспортных доходов и бюджетных поступлений. Прямой и косвенный (через резкое снижение курса рубля к ведущим мировым валютам) эффект соответствующих факторов оказался настолько глубоким, что заставил всерьез говорить об угрозах ослабления как краткосрочных, так и среднесрочных перспектив развития страны.

Негативное влияние экономических санкций в наибольшей степени сказалось на возможностях привлечения внешних ресурсов для финансирования развития российской экономики. Если в 2013 г. объем новых внешних обязательств по финансовому счету платежного баланса составил 16,6 млрд. долл., то в 2014 г. накопленные внешние обязательства сократились на 48,9 млрд. долл., а в 2015 г. сопоставимое сокращение обязательств (на 46,8 млрд. долл.) было зафиксировано на протяжении одного только первого полугодия. Таким образом, в 2014-2015 гг. российская экономика не только не получала дополнительных внешних инвестиционных ресурсов, но и ускоряющимися темпами теряла то, что было инвестировано в нее из-за рубежа ранее. Приток прямых иностранных инвестиций, особенно важных для экономического развития с учетом их долгосрочного характера и тесной связи с трансфертом передовых зарубежных технологий, в первом полугодии 2015 г. сократился более чем в 5 раз по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года и почти в 11 раз - по сравнению с январем-июнем 2013 г. Показательно, что падение инвестиционной привлекательности страны происходило на фоне устойчивого улучшения ее позиций в международном рейтинге Doing Business. В 2015 г. Россия поднялась на 51-ю позицию данного рейтинга, опередив не только все страны БРИКС, но и Израиль (53), Турцию (55) и Люксембург (61). В то же время по масштабу притока прямых иностранных инвестиций Россия далеко отстает от соответствующих экономик. Так, Бразилия (116-я позиция в рейтинге Doing Business) в первом полугодии 2015 г. привлекла прямых иностранных инвестиций почти на 31 млрд. долл. по сравнению с 4,3 млрд. долл. у России. Данный факт неизбежно дает повод для серьезных размышлений о том, что меры по улучшению инвестиционного климата в стране должны носить комплексный характер с учетом как экономических и административных, так и внешнеполитических факторов, определяющих решения инвесторов.

Хотя наибольший ущерб был нанесен санкциями, введенными против российского финансового сектора (которые фактически лишили российские банки доступа к финансовым рынкам США и ЕС) и отраслей нефтегазового комплекса (где за немногими исключениями были свернуты проекты инвестиционно-технологического сотрудничества с ведущими зарубежными компаниями), системный эффект санкционного давления оказался существенно шире. С одной стороны, обусловленное санкциями сокращение доступности финансовых ресурсов нанесло удар по секторам экономики, которые сами по себе не являлись объектами санкционного давления. С другой стороны, введенные рядом зарубежных стран санкции негативно сказались на торгово-инвестиционных отношениях не только с этими странами, но и с другими странами-партнерами, компании которых стали с большей осторожностью оценивать возможности реализации проектов сотрудничества с Россией из-за опасения обвинений в нарушении санкционных запретов со стороны ЕС и особенно США, а также из-за нарастания неопределенности перспектив развития российской экономики. С максимальной наглядностью данные обстоятельства проявились в сфере сотрудничества с Китаем, на которое в 2014 г. возлагались значительные надежды с точки зрения «компенсации» сжимающихся экономических связей с ведущими экономически развитыми странами. Однако уже в начале 2015 г. стало ясно, что условия предоставления финансовых ресурсов на рынке Китая оказались существенно более жесткими, чем на западных рынках. Фактически речь может идти почти исключительно о финансировании ведущими государственными банками КНР инвестиционных проектов, предполагающих развитие российского сырьевого экспорта в китайском направлении либо реализацию инфраструктурных проектов, опирающихся на использование китайской рабочей силы, оборудования и технологий. В свою очередь, готовность китайских компаний развивать проекты сотрудничества с Россией оказалась существенно ограниченной с учетом опасений, что активизация сотрудничества на российском направлении может негативно сказаться на перспективах бизнеса соответствующих компаний на рынках США. Вне зависимости от степени обоснованности подобных опасений, они получили широкое распространение в китайских деловых кругах и оказывают серьезное сдерживающее влияние на развитие российско-китайского сотрудничества.

С учетом перечисленных обстоятельств можно констатировать, что воздействие экономических санкций на российскую экономику оказалось весьма значительным, хотя его масштаб не следует переоценивать. Существенно более значимую роль сыграло ухудшение ценовой конъюнктуры на глобальных сырьевых рынках, в частности, прогрессирующее падение цен на нефть под влиянием изменением баланса спроса и предложения на мировых рынках. В результате резкое сокращение претерпели экспортные доходы России. В январе-сентябре 2015 г. они снизились почти на треть (на 32,0%) по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года, причем падение доходов от экспорта сырой нефти и природного газа оказалось еще более глубоким (на 42,8% и 40,3%, соответственно).

В этих условиях объем бюджетных доходов, генерируемых в нефтегазовом секторе, в январе-августе 2015 г. сократился до 8,6% ВВП (годом ранее он был более чем на 2 процентных пункта выше - 10,7% ВВП). Это привело к сокращению общих доходов федерального бюджета до 19,2% ВВП (по сравнению с 20,7% за аналогичный период предыдущего года), что с учетом роста бюджетных расходов с 18,5% ВВП до 21,1% ВВП обусловило появление бюджетного дефицита в размере 1,9% ВВП, в то время как годом ранее наблюдался профицит в размере 2,1% ВВП. Нарастание бюджетных проблем и невозможность их решения исключительно за счет использования «подушек безопасности» в виде Резервного фонда и Фонда будущих поколений (объем которых с начала 2014 г. по начало ноября 2015 г. в долларовом выражении сократился на 24,8% и 17,1%, соответственно) побудили правительство к ряду жестких шагов, включая отказ от трехлетнего бюджетного планирования, урезание фактических расходов по сравнению с показателями, утвержденными бюджетом на 2015 г., и разработка проекта бюджета на 2016 г. исходя из уровня цен на нефть в 50 долл. за баррель. Согласно заявлению министра финансов РФ А.Силуанова, сделанному в ноябре 2015 г., в случае сохранения прежних параметров расходной части федерального бюджета ресурсы Резервного фонда могли быть исчерпаны уже в 2017 г., и финансирование бюджетного дефицита пришлось бы осуществлять из средств Фонда национального благосостояния. При этом первоочередными жертвами бюджетной экономии оказались расходы на здравоохранение и образование, суммарная доля которых, в соответствии с проектом бюджета на 2016 г., должна снизиться на 0,9 процентных пункта. С учетом общей динамики номинальных расходов федерального бюджета и ожидаемой динамики цен это означает, что в реальном выражении расходы на образование и здравоохранение будут сокращаться, что с неизбежностью негативно скажется на накоплении человеческого капитала, а значит, и долгосрочных перспективах роста российской экономики. В то же время существенно увеличивается доля ассигнований на общегосударственные вопросы, оборону и безопасность, что отражает прогрессирующее нарастание геополитических рисков в контексте неопределенности перспектив выполнения Минских соглашений о нормализации ситуации на востоке Украины, экономической блокады Крыма и военного участия России в разрешении сирийского кризиса.

Основные тенденции экономической динамики

Динамика основных экономических показателей в 2015 г. не давала поводов для оптимизма. Хотя темпы падения ВВП (-3,7% за январь-сентябрь 2015 г.) были существенно ниже, чем в 2009 г. (-7,6%), масштаб кризиса оказался очень серьезным. Необходимо обратить внимание на три обстоятельства. Во-первых, опережающие темпы падения были характерны для обрабатывающей промышленности, выпуск которой в январе-октябре 2015 г. сократился на 5,3% (в т.ч. продукции текстильного и швейного производства - на 12,8%, машин и оборудования - на 12,3%, транспортных средств - на 13,7%). Как следствие, в региональном аспекте максимально тяжелый удар кризиса пришелся по субъектам РФ, имеющим промышленную структуру специализации, за исключением регионов с высокой концентрацией предприятий оборонно-промышленного комплекса (ОПК), выигравших от расширения государственного заказа в условиях нарастания геополитических рисков.

Во-вторых, наблюдался рост как общей численности безработных в российской экономике (на 6,9% в январе-октябре 2015 г.), так и численности официально зарегистрированных безработных (на 8,4% за аналогичный период). Хотя абсолютные показатели безработицы остаются крайне низкими (4,3 и 0,9 млн. чел., соответственно), их заметное увеличение может интерпретироваться как признак отхода от практиковавшейся в период кризиса 20082009 гг. стратегии «удержания занятости любой ценой», в т.ч. с использованием методов «ручного управления» - вплоть до прямого вмешательства высших руководителей страны в разрешение трудовых конфликтов (известный «кейс Пикалево»). В известном смысле знаковым может считаться отсутствие реакции российского правительства на принятое в марте решение компании General Motors о свертывании производства на территории России, в результате чего только в г.Санкт-Петербург работу потеряли порядка 1 тыс. чел. -несмотря на многолетние усилия, направленные на стимулирование локализации автопроизводств на территории Российской Федерации. Отказ от приоритета «удержания занятости любой ценой», ставший одним из главных новшеств антикризисной политики образца 2015 г., является очевидным отражением сокращения ресурсных возможностей российского правительства, которое в условиях резкого падения бюджетных доходов лишилось возможности «заливать кризис деньгами», как оно делало в период 2008-2009 гг.

В-третьих, инвестиции в основной капитал за первые три квартала 2015 г. рухнули на 5,8% по отношению к аналогичному периоду 2014 г., что стало следствием как сокращения притока финансовых средств из-за рубежа и их доступности в национальной экономике, так и снижения платежеспособного спроса домашних хозяйств и предприятий, подрывающего заинтересованность бизнеса в расширении и модернизации производства. Особое беспокойство вызывает падение платежеспособного спроса населения, о масштабах которого свидетельствует динамика его реальных доходов (-3,5% в январе-октябре 2015 г. по сравнению с тем же периодом предыдущего года) и оборота розничной торговли (-8,8% за аналогичный период). Решающий вклад в сокращение реальных доходов внесло более чем двукратное (до 15,9%) ускорение темпов потребительской инфляции под влиянием обесценения рубля и введенных Россией ограничений на импорт сельскохозяйственной и продовольственной продукции из стран, принявших антироссийские санкции. Причем если сокращение совокупных реальных доходов населения удалось частично демпфировать за счет социальных трансфертов, то снижение трудовых доходов населения оказалось существенно более значительным: реальная заработная плата в экономике России за рассматриваемый период упала на 9,3%. При этом существенно, что последствия снижения доходов населения могут не ограничиться экономической сферой: в 2016 г. России состоятся выборы в Государственную Думу, в ходе которых вопросы уровня жизни населения (наряду с вопросами геополитического противостояния с Западом и борьбы с терроризмом на Ближнем Востоке) с большой вероятностью будут играть ведущую роль.

С учетом этого неудивительно, что уже с августа 2015 г. в среде политического истеблишмента и в отдельных сегментах экономического экспертного сообщества активизировались попытки поиска признаков, которые позволили бы говорить о прохождении (или хотя бы о приближении) гипотетического «дна кризиса» российской экономики. Соответствующие прогнозы регулярно появлялись со ссылкой то на замедление темпов экономического спада, то на минимальные положительные сдвиги в показателях предпринимательской уверенности, то на ожидаемое замедление темпов инфляции, за которым может последовать частичное восстановление доходов населения. Основания для подобных выводов, однако, неизменно оказывались весьма шаткими. В частности, резкое ускорение темпов падения реальной заработной платы в сентябре-октябре до 10,4% и 10,9% в годовом выражении (при этом октябрьский показатель стал худшим за период с 1999 г.) не позволяет надеяться на скорое восстановление уровня платежеспособного спроса населения, без чего невозможен не только переход российской экономики на траекторию устойчивого роста, но и простое возвращение ее к докризисному уровню.

Приоритеты антикризисной политики

По итогам 2015 г. можно говорить о новшествах в антикризисной политике российского правительства по сравнению с периодом 2008-2009 гг. В сфере финансового регулирования акценты сместились с массированного предоставления ликвидности ведущим («системообразующим») банкам в сторону управления долговыми рисками компаний и банков, имеющих значительные внешние обязательства (с учетом невозможности рефинансирования этих обязательств в условиях введенных против России финансовых санкций). Предпринимались усилия по минимизации валютных колебаний (в той мере, в какой это возможно в условиях перехода от таргетирования валютного курса к инфляционному таргетированию) и санация банковской системы путем отзыва лицензий у проблемных банков, необходимость которой была очевидна для большинства экспертов еще в ходе предшествующего кризиса. В сфере поддержки бюджетных расходов на смену массированным социальным трансфертам, крупным программам государственных инвестиций (в первую очередь на инфраструктурные проекты) и отдельным программам отраслевой поддержки (особенно в отношении автопрома) де факто пришла концентрация финансовых ресурсов на узком спектре направлений бюджетных расходов - в первую очередь на оборону и безопасность. Наконец, произошло существенное ужесточение позиций в сфере защиты национальных рынков. Хотя данному приоритету уделялось большое внимание уже в ходе предыдущего кризиса (в 2009 г. Россия занимала лидирующие позиции в мире по числу введенных защитных мер), в 2015 г., в контексте прогрессирующего санкционного противостояния, процессам импортозамещения стала отводиться роль ведущей силы, способной переломить ситуацию в реальном секторе экономики. В соответствии с утвержденными в конце марта - начале апреля 2015 г. планами Министерства промышленности и торговли РФ, к 2020 г. предстоит обеспечить радикальное (по отдельным позициям - на 50 и более процентных пунктов) снижение рыночной доли импорта по более чем 2000 видам продукции.

Главным фактором, с которым связаны надежды на успех импортозамещения, служит резкое падение российского импорта. Если в 2014 г. его снижение составило 9,2%, то в 2015 г. оно приобрело обвальный характер. Согласно данным Федеральной таможенной службы, в январе-сентябре 2015 г. совокупный российский импорт в стоимостном выражении сократился на 38,2%, в т.ч. импорт из США - на 39,7%, из Японии - на 40,8%, из стран ЕС -на 43,1%. Важным является то обстоятельство, что объемы импорта существенно упали в торговле даже с теми странами, с которыми Российская Федерация продолжает сохранять партнерские отношения, несмотря на ухудшение общего климата ее внешнеполитических и внешнеэкономических связей. Так, объемы импорта из Вьетнама сократились на 14,2%, из стран-партнеров по БРИКС - на 31,9% (в т.ч. из Китая - на 32,8%), из Южной Кореи - на целых 51,6% (для сравнения, почти такие же темпы спада показала торговля с Украиной). Данные тенденции наглядно свидетельствуют о том, что реальные причины падения импорта в 2015 г. были связаны не столько с экономическими санкциями и ответными мерами России, сколько с резким снижением курса рубля в конце 2014 г. и с падением реальных доходов в российской экономике, обусловившим снижение спроса на импорт. Действию данных факторов не может противостоять даже ускорение процессов евразийской интеграции, связанное с началом функционирования Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Российский импорт из стран ЕАЭС в январе-сентябре 2015 г. упал на 32,3% - даже больше, чем импорт из стран БРИКС. С учетом низкого уровня взаимодополняемости экономик и сохранения высоких нетарифных барьеров в торговле со странами-партнерами по ЕАЭС крайне маловероятно, что эти страны могут в ближайшие годы выступить в роли значимых поставщиков продукции, замещающей на российском рынке импорт из стран «остального мира».

Казалось бы, столь значительное падение импорта открывает широкие возможности для импортозамещения, однако с учетом резкого падения платежеспособного спроса, сохраняющегося высокого уровня загрузки производственных мощностей и рабочей силы, а также жесткого дефицита инвестиционных ресурсов в условиях финансовых санкций перспективы использования соответствующих возможностей оказываются весьма ограниченными. Расчеты показывают, что максимального вклада процессов импортозамещения в динамику выпуска (по отдельным рыночным сегментам - до 5-6 процентных пунктов) можно ожидать в агропромышленном комплексе и в металлургии. Впрочем, нельзя умолчать и о «ложке дегтя» - а именно, о проблеме качества импортозамещающей продукции. В частности, результаты многочисленных обследований рынков продовольственной продукции, проводившихся в течение 2015 г. как на федеральном, так и на региональном уровне, выявили наличие крайне высокой (до 80%, а иногда и выше) доли продукции, не соответствующей установленным стандартам. Это означает, что количественные успехи импортозамещения в агропроме могут достигаться в ущерб качеству - т.е. в конечном итоге в ущерб российским потребителям, благосостояние которых и без того пострадало из-за падения реальных доходов.

Ситуация в машиностроении выглядит не столь оптимистично ввиду ограничения доступа к западным технологиям и приостановки проектов международного сотрудничества, что существенно подрывает возможности налаживания эффективного импортозамещающего производства. Как следствие, перспективы роста выпуска в машиностроительных отраслях выглядят скромнее, чем в металлургии и агропроме (порядка 2-3 процентных пунктов). Исключение составляют отрасли, связанные с ОПК. Они могут показать более успешные результаты, опираясь на приоритетный государственный заказ (в отличие от отраслей, ориентированных на снижающийся спрос населения и нестабильный инвестиционный спрос гражданских отраслей экономики). В результате прирост динамики выпуска продукции ОПК может достичь 4-5 процентных пунктов.

В других отраслях обрабатывающей промышленности перспективы импортозамещения выглядят гораздо более скромно. В химии, фармацевтике, легкой и целлюлозно-бумажной промышленности стимулы к импортозамещению минимальны, в деревообрабатывающей промышленности и промышленности строительных материалов - практически отсутствуют. Удорожание импорта вследствие снижения курса рубля способно вызвать «переключение» спроса потребителей на произведенную российскими компаниями продукцию, однако высокая зависимость от импортных материалов и оборудования, а также общее снижение спроса в условиях экономического спада существенно ограничивает ожидаемый позитивный эффект. В этих условиях нет оснований ожидать, что эффект импортозамещения в этих отраслях выйдет за диапазон 1 -2 процентных пунктов.

При этом существенно, что фактические темпы роста выпуска могут быть как выше, так и ниже показателей, характеризующих вклад импортозамещения, поскольку динамика выпуска зависит не только от завоевания рыночных ниш, ранее заполняемых импортом, но и от емкости традиционных ниш национальных производителей, а также от динамики экспорта. В этом отношении показательно, что отрасли, имеющие максимально благоприятные перспективы импортозамещения, продемонстрировали в 2015 г. достаточно скромные результаты. Так, рост производства пищевых продуктов в январе-октябре составил лишь 1,8%, а в металлургическом секторе имел место спад на 5,8% (главной причиной стало сжатие мирового спроса на металлургическую продукцию из-за замедления китайской экономики). Напротив, единственная отрасль обрабатывающей промышленности, где имел место уверенный рост (химическое производство, объем которого за соответствующий период увеличился на 6,9%), добилась столь впечатляющего успеха отнюдь не за счет импортозамещения, а за счет использования конкурентных преимуществ в сфере экспорта, возникших в результате девальвации российского рубля. В целом приходится констатировать, что надежды на стимулированный импортозамещением системный рост промышленного производства оказываются безосновательными. Это полностью вписывается в общую картину накопленного к настоящему времени мирового опыта поддержки импортозамещения, которое никогда не приносило значимых позитивных результатов в кризисных условиях. С учетом этого перспективы преодоления спада в экономике России следует связывать не столько со стратегией импортозамещения, сколько с гибким использованием сохраняющихся экспортных возможностей и особенно с мерами, направленными на восстановление внутреннего спроса, а в перспективе - с нормализацией условий инвестиционно-технологического сотрудничества с зарубежными партнерами.

Главные задачи антикризисной политики на 2016 г. будут заключаться в поддержании стабильности финансовой и бюджетной системы, предотвращении резких колебаний валютного курса рубля и реализации решительных мер по стимулированию внутреннего спроса. Решение этих задач придется искать в условиях сохранения - а в отдельных случаях и усиления - ряда острых вызовов, сформировавшихся за последние два года. В их числе -низкие цены на основные товары сырьевого экспорта, необходимость погашения значительной внешней задолженности корпоративного сектора в условиях невозможности ее рефинансирования из-за введенных санкций, снижение торгового оборота с ведущими странами-партнерами. На фоне негативной динамики мировых рынков и деструктивного влияния геополитических факторов (к которым в ноябре 2015 г. добавились риски свертывания экономического сотрудничества с Турцией - пятым по значимости торговым партнером России) возможности противостояния негативным тенденциям во внешнеэкономической сфере остаются ограниченными и носят главным образом адаптивный характер. Однако в остальном, несмотря на сокращение бюджетных возможностей, потенциал управления протекающими в национальной экономике процессами остается высоким. Ключевое внимание должно быть уделено поддержке доходов населения, динамика которых имеет ключевое значение для восстановления внутреннего спроса. Отказ от активных мер в данной сфере следует признать главным просчетом антикризисной политики образца 2015 г. В наступающем году этот просчет должен быть исправлен, в этом случае удастся избежать дальнейшего падения производства.

Темпы прироста российской и мировой экономики, %