Базель III: в поисках критериев и сценариев успеха реформы банковского регулирования

Джагитян Э.П.
к.э.н., МВА. ведущий научный сотрудник
Центра исследований международных экономических отношений
доцент кафедры «Мировые финансы»
Финансового университета при Правительстве РФ

Реформа регулирования финансово-кредитных институтов, известная как Базель III¹, призвана обеспечить посткризисное оздоровление мировой экономики, снизить риски в финансовом секторе, предотвратить кризис экономической среды, а также восстановить рыночный позитивизм. Указанные цели должны быть достигнуты за счет повышения качества управления рисками на микроуровне в части микропруденциального регулирования и системными рисками в части макропруденциального регулирования. По замыслу реформаторов, это должно повысить устойчивость финансовых институтов и обеспечить их иммунитет к возможным кризисным потрясениям. Первые результаты реформы свидетельствуют о разнонаправленной динамике показателей эффективности субъектов регулирования, в связи с чем может потребоваться дополнительная корректировка отдельных элементов реформы.

В процессе трансформации операционных моделей банков² для последующей их адаптации к требованиям Базеля III возникает множество «подводных камней», а главная опасность заключается в риске операционной стагнации³. Мы расцениваем это как признак незавершенности реформы, поэтому, возможно, необходимо пересмотреть/уточнить ряд ее фундаментальных положений. Вместе с тем мы исходим из того, что альтернативы Базелю III с точки зрения управления рисками нет. С учетом текущего состояния международной реформы сформулированы подходы к реформированию банковского регулирования в России. Поскольку период наблюдений ограничен 2010-2015 гг. ввиду непродолжительности реформы, мы планируем продолжить исследование ее влияния на наиболее важные параметры банковской деятельности. Источниками статистических данных стали публикации ведущих мировых консалтинговых компаний McKinsey и Deloitte, а также интернет-сайт Центрального банка РФ.

Реформа регулирования в контексте банковских рисков

Ряд вопросов в области реформы регулирования и ее влияния на динамическую стабильность в финансовой сфере был ранее рассмотрен в наших публикациях (Джагитян, 2012; 2013; Джагитян, Сильвестров, 2013а; 2013b). Цель данного исследования — оценить последствия реформы с точки зрения обеспечения рыночного равновесия и ее влияния на ключевые параметры деятельности банков. При этом мы учитываем противоречивые выводы экспертов как о существовании зависимости между реформой регулирования в части укрепления стандартов капитала и подверженности кредитных институтов кризисным явлениям (Noy, 2004; Amri, Kocher, 2010), так и об отсутствии таковой (Barth et al., 2006; 2013), а также о прямой зависимости между степенью регулятивной либерализации и вероятностью наступления кризиса в банковском секторе (Angkinand et al., 2010; Shehzad, de Haan, 2009; Amri et al., 2011). Кроме того, наблюдается зависимость между указанной либерализацией и экономическим ростом (по крайней мере, в развивающихся странах и странах с переходной экономикой), ростом объема депозитов и прямых инвестиций, снижением объема неработающих активов и общих убытков от кризисных потрясений (Kilinc, Neyapti, 2012), с одной стороны, и улучшением качества управления банковскими активами (Figuet et al., 2015) — с другой.

Ужесточение требований к капиталу банков вместе с наделением регулятора дополнительными полномочиями⁴ в части защиты банковского сектора от кризисных потрясений также положительно воздействует на результаты деятельности кредитных институтов (Barth et al., 2013; Chortareas et al., 2012), прежде всего в странах, банковская сфера которых характеризуется высоким уровнем корпоративного управления, качества и диверсификации предоставляемых продуктов/ услуг. Ряд авторов отмечает, что ужесточение правил регулирования положительно влияет на эффективность банковской деятельности (Barth et al., 2013), а ужесточение требований к капиталу значительно снижает аппетит к риску (Chalermchatvichien et al., 2014).

Важная роль регулирования в ограничении несбалансированности финансовой сферы подтверждается сравнительно более высокой процентной маржой (спредом) банков в странах, где внедрены базельские рекомендации по управлению рисками (Chen, Liao, 2011). Вместе с тем акцент на количественном факторе в регулировании может заметно уменьшить его позитивный эффект: высокие нормы достаточности капитала снижают доходность банковских операций, ограничивают роль банков как поставщиков финансовых инноваций и приводят к удорожанию банковских продуктов/услуг (Buck, Schliephake, 2013). На эффективность функционирования кредитных институтов негативно влияет усиление качественного фактора в регулировании (Chortareas et al., 2012), в том числе наделение регуляторов полномочиями по ограничению банковской деятельности⁵.

Хотя Базель III направлен на минимизацию рисков как предпосылки устойчивого экономического роста (Dungey, Gajurel, 2015), новые требования к капиталу усложняют достижение рыночного равновесия и соответственно экономического роста, во многом зависящих от возможностей банков по кредитованию (Fanti, 2014; Tchana, 2012)⁶.

Так, для обеспечения финансовой стабильности и устойчивого экономического роста в Румынии необходим ежеквартальный прирост кредитов частному сектору на уровне не менее 3% (Jakubik, Moinescu, 2015).

Но, пожалуй, наибольшая опасность для успеха регулятивной реформы связана с ее неполной проработанностью: недостаточная изученность причин кризиса и новые риски могут на определенном этапе перевесить положительный эффект от мероприятий в рамках Базеля III. Кроме того, ужесточение регулятивных стандартов и, как следствие, эффект зарегулированности банков могут не только значительно сузить возможности развития кредитных институтов, ограничить их роль как локомотивов посткризисного восстановления, но и затормозить экономический рост в целом (Pringle, 2012. Р. 4-5).

Новая регулятивная реальность

Все больше экспертов⁷ склоняются к мнению, что теории и модели экономической стабильности скорее мертвы, чем живы. Основанные на принципе общего рыночного равновесия, они потеряли актуальность в связи с особенностями Великой рецессии на рубеже 2010-х годов и посткризисных сценариев развития. Практика ставит под сомнение постулат, согласно которому поддерживать такое равновесие и экономический рост можно лишь за счет проведения центральными банками целенаправленной политики по контролю над инфляцией. Теперь на первый план выходит задача определить масштабы централизованного регулирования рыночных субъектов и сегментов и установить его хотя бы приблизительные границы, чтобы не нарушать базовые рыночные принципы, включая свободное ценообразование, конкуренцию и открытость рынков. Однако, несмотря на глубину трансформации стратегии и задач регулирования, полноценную замену узкому и сугубо количественному подходу в надзоре найти пока не удалось. Актуальность этой задачи возрастает в связи с необратимым процессом стирания экономических границ между национальными рынками и возможностью беспрепятственного движения капитала.

Неизбежность новой парадигмы банковского регулирования⁸ обусловлена тесным переплетением кредитной и макроэкономической сфер, а также ее возрастающей зависимостью от внешних шоков и вызовов. В этих условиях квинтэссенцией банковского регулирования становится защита рынков от кризисных явлений. Из-за быстрых изменений внешней среды корректировать механизм банковского регулирования и надзора нужно быстрее, чем наступают события, которые могут привести к необратимым и катастрофичным последствиям на финансовых рынках. Иными словами, новая регулятивная парадигма призвана упреждать риски не только на микроуровне, но и на более высоких этажах экономической иерархии.

Центральным звеном новой регулятивной реальности выступает Базель III. Он призван заложить основы здорового функционирования банковской сферы посредством модификации механизма регулирования за счет укрепления капитальной базы банков, обеспечения надлежащей ликвидности и надежного механизма фондирования. Впервые в истории измерителем эффективности реформы становится ее способность не только минимизировать риски на микроуровне, но и в большей степени нейтрализовать или хотя бы ограничить перенос рисков с микро- на макроуровень.

Вместе с тем вряд ли удастся оздоровить кредитную сферу при помощи только регулятивных инструментов. Дело в том, что новая регулятивная конструкция служит лишь трансформационной платформой — новым качеством «экономической почвы» для кредитных институтов, которые должны самостоятельно озаботиться ее улучшением по всему спектру регулятивных новаций. Так, для соответствия Базелю III европейским⁹ и американским банкам на весь период проведения реформ (до 2019 г.¹⁰) потребуется дополнительно 1,7 трлн евро на пополнение капитальной базы (что составляет около 60% текущей величины капитала первого уровня), 1,9 трлн евро краткосрочной ликвидности (или У2 нынешнего объема ликвидности) и 4,5 трлн евро долгосрочного фондирования (Härle et al., 2010а. P. 2-3). Несмотря на столь внушительные ресурсные вливания, доходность капитала (Return on Equity, ROE) упадет с максимальных 15% в докризисный период до 3,7-4,3% к 2019 г. (Härle et al., 2010b. P. 2). По оценке экспертов, для достижения показателя ROE 12% к 2015 г. европейские и американские банки должны были увеличить размер чистой прибыли на 350 млрд долл. (в два раза выше уровня 2011 г.). Для сравнения: эта сумма превышает чистую прибыль автомобильной и фармацевтической отраслей, вместе взятых, во всем мире (McKinsey, 2011. Р. 2-3).

По мнению аналитиков, внедрение скорректированных требований Директивы Волкера (см. подробнее сноску 13) приведет к снижению совокупной прибыли восьми крупнейших банков США на сумму от 2 млрд до 10 млрд долл. в годовом исчислении (в зависимости от полноты внедрения) (Hamilton, 2013)¹¹. Как ни странно, следствием такого рода «упущенной выгоды» может стать эффект «палки о двух концах» — снижение потенциала банковского сектора по кредитованию экономических субъектов, с одной стороны, и потеря привлекательности для инвесторов — с другой. В итоге данная инициатива, возможно, снизит эластичность регулятивных мер по минимизации системных рисков.

В целом новая среда обитания банков в посткризисный период будет иметь следующие черты:

• возрастет сложность бизнес-модели и корпоративного управления, что обусловлено внедрением новых регулятивных требований и сопутствующих организационных и операционных преобразований;
• увеличатся административные расходы по обеспечению соответствия новым регулятивным требованиям и управлению рисками;
• снизятся экономический потенциал и функциональность банков в связи с увеличением требований к качеству капитала и его достаточности, а также к состоянию ликвидной позиции;
• сократится доходная база ввиду различного рода ценовых и операционных ограничений (снижение объема кредитных активов, необходимость поддерживать адекватный объем высоколиквидных активов, переориентация фондирования с открытого рынка на преимущественно внутренние источники¹²).

В результате возможна длительная стагнация банковского сектора, что, как представляется, может стать катализатором если не пересмотра, то уточнений регулятивной стратегии и корректировки ее отдельных аспектов¹³. Не исключено, что могут быть пересмотрены крупные блоки реформы, прежде всего дополнительные требования к размеру капитала, ограничивающие органический рост банков. При этом критерием эффективности регулирования станет способность банков выйти на докризисные показатели ROE.

Проблемы восстановления докризисной доходности

Сценарий медленного восстановления ROE¹⁴ на фоне кардинального переформатирования операционных моделей банков соответствует новой парадигме регулирования, предполагающей смещение приоритетов в сторону менее доходной, но более стабильной банковской деятельности. Оценка изменений ROE, обусловленных стандартами Базеля III в зависимости от среднесрочной динамики ВВП, представлена в таблице 1 на примере банковских секторов США, стран еврозоны и Швейцарии.

Таблица 1

Ожидаемый и скорректированный показатели ROE в 2015 г. (в %)

	Стоимость капитала (2010 г.)	ROE
		2007 г.	2010 г. (факт)	2010 г. (скорректи-рованный)а	ожидаемое снижение после внедрения Базеля III	предполагаемый рост в результате роста ВВПб	ожидаемый в 2015 г.
1	2	3	4	5	6 [X1; X2]	7 [X1; X2]	8
США	10,6	11,4	7,0	9,3	[-2,1; -2,9]	[+1,3; +1,8]	[6,2в; 8,2г]
Европад	10,8	16,7	7,9	9,2	[-1,7; -2,0]	[+1,2; +1,4]	[7,4; 8,6]

Примечания

^аБез учета снижения ВВП.

^бОжидаемый рост ВВП: +5,0% для США и +3,5% для стран еврозоны и Швейцарии.

^вМинимальное значение в интервале (графа 8) рассчитывается как: (4)+(6[Х,])+(7[Х,1).

^гМаксимальное значение в интервале (графа 8) рассчитывается как: (5)+(6[Х₂])+(7[Х₂]).

^дСтатистическая выборка включает 27 стран — членов ЕС (во время проведения выборки в 2011 г. ЕС состоял из 27 стран) и Швейцарию.

Источник: McKinsey, 2011. Р. 4.

Приведенные данные свидетельствуют об ограниченной роли внешних, системных факторов как драйверов посткризисного восстановления доходности капитала даже в условиях прогнозируемого улучшения макроэкономической среды и ускорения экономического роста. Вместе с тем, учитывая побочные факторы, оказывающие давление на макродинамику, можно предположить, что вероятность оптимистичного сценария для ключевых макроэкономических показателей может быть близка к нулю¹⁵, а сроки восстановления ROE до уровня, достаточного для обеспечения устойчивого роста банков, — сдвинуты на неопределенный период. В таблице 2 показана оценка изменения ROE для ряда национальных банковских секторов в зависимости от характера и сроков внедрения регулятивных инициатив.

Таблица 2

Ожидаемый показатель ROE в посткризисный период

	Великобритания	Германия	Италия	Франция
1. ROE до кризиса	13,6	6,6	5,1	13,5
2. Факторы снижения ROE:
2.1. Внедрение Базеля III	-2,8	-2,1	-1,4	-2,9
2.2. Директивы ЕС по ипотечному кредитованию	-0,4	-0,1	-0,3	-0,4
2.3. Платежное регулирование ЕС (создание Единой европейской платежной системы)	-0,1	-0,1	-0,1	-0,2
2.4. Инвестиционное регулирование ЕС	-0,5	-0,4	-0,1	-0,4
2.5. Факторы, относящиеся к национальному регулированию	-2,8	-0,3	н. д.	н. д.
3. ROE после реформы регулирования	7,0	3,5	3,1	9,5

Источник: Chumakova et al., 2012. Р. 6.

Несмотря на регулятивные ограничения, потенциал банков по извлечению дополнительного дохода далеко не исчерпан (табл. 3). Для его использования необходимы существенная корректировка, а в некоторых случаях — изменение ключевых аспектов операционной политики посредством синхронизации моделей банков с целями регулирования. При этом важно мобилизовать внутрибанковские резервы, учитывая, что снижение ROE непосредственно зависит от замедления роста ВВП.

Таблица 3

Резервы роста ROE

Источник роста	Количественный потенциал роста, %
1. Увеличение эффективности использования капитала и фондирования операций посредством повышения качества различных баз данных, совершенствования моделирования процедуры и процессов управления рисками	0,3-1,6
2. Снижение объема вложений в инструменты повышенного риска за счет, например, изменения структуры продуктов/услуг и их операционных и ценовых характеристик, а также предъявления более высоких требований к обеспечению по активным операциям	0,1-0,8
3. Осторожный пересмотр банковской стратегии в сторону более комфортной ценовой политики (в основном на краткосрочную перспективу) в регионах/на рынках, характеризующихся относительно высоким спросом на определенные продукты / услуги	0,2-0,5
4. Изменение операционной модели банков на основе придания приоритета управленческим сценариям и механизмам, обеспечивающим снижение операционных и административных расходов, а также возврат к традиционной (профильной) банковской деятельности	0,3-1,0

Источник: Chumakova et al., 2012. P. 11, 13- 15.

Дополнительным источником таких резервов станет структурная перестройка уже обновленной операционной модели. Речь идет о простом на первый взгляд, но фундаментальном по последствиям перепрофилировании продуктовой/рыночной специализации кредитного института. При комбинировании данного подхода со снижением затрат (операционных и/или административных) возможен быстрый рост рентабельности банковского капитала¹⁶.

Противоречивые последствия ряда новых регулятивных мер тормозят достижение равновесия в сфере регулирования. Так, угроза продолжительной «недорентабельности» кредитных институтов вынудила американских регуляторов пересмотреть контуры внедрения Базеля III и объяснить отсрочку¹⁷ недостаточной подготовленностью банков к регулятивным изменениям в части его фундаментального пакета — новых требований к достаточности капитальной базы¹⁸. Так, в новый регулятивный ландшафт не вписывалась многочисленная группа малых и средних (муниципальных) банков США: высокие затраты по адаптации к новым требованиям и предстоящие сложности с укреплением их капитальной базы могли серьезно затормозить и даже остановить процесс восстановления американской экономики, учитывая, что эта категория банков — основной кредитор малого и среднего частного предпринимательства.

Как бы ни была привлекательна новая регулятивная парадигма, акцент на количественных параметрах банковского регулирования не избавит от рисков, особенно тех, которые трудно идентифицировать¹⁹. Такой сценарий неизбежен в условиях усиления макроэкономической нестабильности. Новые нормативы регулирования далеки от совершенства, и вызывает обеспокоенность то, что банковские активы все еще восприимчивы к побочным рискам (value-at-risk, VaR) (Rossignolo et al., 2012). Кроме того, контрциклический буфер капитала²⁰, объективно сужая ресурсную базу банка, может снизить качество управления рисками, что потребует создания дополнительных «подушек безопасности»²¹.

Системообразующие банки: дуализм категории?

В условиях рыночной неопределенности и высокой волатильности на первый план выходит задача оценить многоаспектность крупнейших кредитных институтов — системообразующих банков²², размеры, масштаб и особенности деятельности которых оказывают прямое воздействие как на состояние рынка и макропространства в целом, так и на процесс формирования рисков. Единство мировых финансовых рынков вызывает не только миграцию рисков, но и их мультиплицирование, что в немалой степени обусловлено различиями в состоянии национальных экономик. Это во многом объясняет предпосылки выделения крупнейших банков в отдельную регулятивную категорию, что отчасти диктуется необходимостью осознать масштаб влияния системных рисков на конъюнктуру банковского сектора и разработать соответствующие инструменты регулятивной диагностики.

Хотя регулирование системообразующих банков — суть Базеля III, споры относительно их потенциальной опасности для экономики не утихают со времени начала реформы. Одна из самых продолжительных дискуссий в финансовой сфере идет вокруг их «зарегулированности», с одной стороны, и «недорегулированности» — с другой. Ее завершению могло бы помочь расширение регулятивных параметров, которые в настоящее время ограничены традиционным надзорным набором. Включение макропруденциальных параметров в регулятивную конструкцию позволит расширить горизонты прогнозирования и улучшить его достоверность, повысить предсказуемость деятельности системообразующих институтов, лучше понять сложный механизм их функционирования с точки зрения экзогенных и эндогенных рисков.

Определенный интерес представляет предложение ряда экспертов использовать дуалистический принцип классификации системообразующих банков — как по абсолютному размеру²³, так и по относительному, при котором его обязательства соотносятся с ВВП (Bertay et al., 2013). Сравнительный анализ 2217 крупных кредитных институтов в 90 странах за период 1991-2011 гг. дал интересные результаты:

• доходность активов и капитала увеличивается с ростом абсолютного размера банка, но уменьшается с ростом относительного;
• относительный размер банка не оказывает заметного влияния на временные колебания доходности активов и капитала.

Таким образом, налицо несоответствие концепции системообразующего банка и его экономической роли ввиду малой доли обязательств таких банков в ВВП. При этом банки со сравнительно высокой долей активов в ВВП не оказывают влияния на средние показатели доходности активов и капитала в целом по банковскому сектору; указанные показатели по крупнейшим банкам²⁴ оказались соответственно на 0,7 и 2,8% ниже, чем по небольшим.

Эти выводы подтверждают противоречие между новыми регулятивными стандартами и расширенным пониманием системной значимости финансового института. Понятие «относительный размер банка» ставит под сомнение сложившиеся представления о системообразующем банке и заставляет переосмыслить режим надзора применительно к нему. Такой подход, относящийся к сфере макропруденциального регулирования, должен стать элементом механизма регулятивного соответствия, учитывающего особенности экономической модели системообразующего банка.

Некоторые сценарии внедрения Базеля III в России и ЕАЭС

Очевидно, что вопросы доходности банковского капитала актуальны и для российских банков, для которых процесс адаптации к Базелю III осложняется многопрофильностью активов, преимущественной ориентацией операционных моделей на краткосрочные выгоды²⁵, невысоким качеством корпоративного управления и уровнем рыночной дисциплины, высокой волатильностью российского финансового рынка и вытекающей из этого множественностью рисков. Кроме того, возможности повысить рентабельность капитала могут быть ограничены из-за чрезмерной концентрации активов в крупных российских банках²⁶. Это свидетельствует о недооценке банками требований новой регулятивной среды, угрожает их устойчивости и повышает системные риски.

Актуальность данных выводов для реформы регулирования в России возрастет в связи с высокой корреляционной зависимостью роста ВВП от конъюнктуры мировых цен на энергоносители. Несмотря на удовлетворительные показатели достаточности капитала (12,9% по состоянию на 1 ноября 2015 г.), повышенная рыночная волатильность может свести к минимуму положительный эффект от «базелизации» регулирования. Вызывают беспокойство устойчивая тенденция к увеличению числа убыточных кредитных организаций²⁷, а также продолжающееся ухудшение основных пруденциальных и макропруденциальных параметров деятельности российских банков (табл. 4).

Таблица 4

Основные регулятивные параметры российского банковского сектора (в %)

	По состоянию на:			Изменение
	01.01.2013	01.01.2014	01.01.2015	(+, -)
Пруденциальные параметры
Достаточность капитала (с учетом риска)	13,7	13,5	12,5	-0,2/-1,0
Ликвидные активы по срокам, оставшимся до востребования, до 30 дней, к сумме ликвидных активов	48,0	35,0	33,6	-13,0/-1,4
Доля крупных кредитных рисков в активах банковского сектора	25,8	25,1	25,1	-0,7/0,0
Макропруденциальные параметры
Отношение активов, взвешенных с учетом кредитного риска, к совокупным активам	50,7	51,4	45,4	+0,7/-6,0
Отношение совокупной величины крупных кредитных рисков к капиталу	209,0	204,3	245,5	-4,7/+41,2
Отношение высоколиквидных активов к совокупным активам	11,1	9,9	10,4	-1,2/+0,5
Рентабельность активов	2,3	1,9	0,9	-0,4/-1,0
Рентабельность капитала	18,2	15,2	7,9	-3,0/-7,3

Примечание. В графе «Изменение (+, -)» числитель дроби отражает изменение (в процентных пунктах) показателя за 2013 г., а знаменатель — за 2014 г.

Источник: ЦБ РФ. http://www.cbr.ru/analytics/bank_system/obs_1505.pdf.

При этом остается открытым вопрос о границах сжатия капитальной базы кредитных институтов — нижнего предела «проседания» коэффициента достаточности капитала²⁸, что критично с точки зрения не только соблюдения нормативов ЦБ РФ, но и способности банков выполнять функцию кредиторов российской экономики. Сложность перехода на базельские требования обусловлена и относительно низким качеством капитала, его значительной зависимостью от «субординированных» вливаний²⁹, а также невысоким качеством активов, учитывая повышение требований к состоянию ликвидности.

Дифференцированный подход в регулировании приобрел более четкие очертания в связи с формированием Банком России критериев отнесения российских банков к категории системно значимых финансовых институтов. Ранее мы пытались дать определение системообразующего банка (Джагитян, 2012. С. 46-47), исходя в том числе из степени его влияния на состояние макросреды и глобальных финансовых рынков. Вместе с тем системообразующие банки все еще определяются Банком России исключительно по количественным критериям, не выходящим за рамки банковского сектора. Согласно критериям Базельских соглашений³⁰, системная значимость банка основана на степени его влияния на макросреду, способности абсорбировать ожидаемые убытки за счет внутренних резервов/источников³¹, перспективах его замещения в случае ухода с рынка³², сложности операционной модели и организационной структуры, а также возможностях интернационализации/глобализации его деятельности.

Актуальность данного обстоятельства связана также с интеграционными процессами на евразийском пространстве в рамках формирования Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Цели и задачи интеграции финансовых рынков государств — участников ЕАЭС потребуют аналогичных подходов со стороны национальных регуляторов, что впоследствии должно стать основой формирования устойчивых конкурентных преимуществ кредитных институтов ЕАЭС.

Интересное, хотя и не до конца ясное определение системной значимости банка исходит из его места в банковской группе/холдинге, в том числе с учетом других кредитных институтов — участников группы/холдинга. Станет ли такая систематизация прообразом консолидированного регулирования банковской группы/холдинга — практики, применяемой в США и ряде других стран — членов Базельского комитета по банковскому надзору (БКБН)? Внедрение с 1 января 2015 г. порядка расчета ряда пруденциальных нормативов на консолидированной основе для российских банковских групп, имеющих в своем составе банки системообразующей категории (Поздышев, 2014. С. 10), должно стать первым шагом к переосмыслению роли крупных кредитных институтов в формировании взаимозависимости микро-и макроуровней. Отметим, что в ходе финансовой интеграции в ЕАЭС потребуется применять данный подход и к банковским группам — резидентам стран — участниц ЕАЭС как один из главных инструментов регионализации банковского регулирования и минимизации системных рисков в процессе региональной интеграции.

Внедрение стандартов Базеля III будет способствовать формированию оптимального ландшафта российского банковского сектора и общего финансового рынка ЕАЭС, в том числе за счет процессов слияний и поглощений³³, которые в итоге улучшат состояние конкуренции в банковском секторе, повысят конкурентоспособность банков и их стрессоустойчивость. Это станет отправным пунктом на пути к повышению качества корпоративного управления, привлекательности банков для участников рынка и их трансформации в гибкие структуры с преимущественно гомогенной операционной моделью.

Перестройка банковского регулирования в России потребует системных и последовательных действий, учитывающих не только стандарты Базеля III и институциональный аспект преобразований, но и синхронизацию реформы с преобразованиями в других странах — членах БКБН. Интенсивные дебаты и банковские реформы в ряде стран «Группы 20» должны стать основой для определения качества регулятивного климата в России. Опыт реформ, включая меры по регулятивной гармонизации и первые признаки международной синхронизации, свидетельствует об их чрезвычайной важности для России и ЕАЭС в целом в условиях глобализации финансовых рынков, а также для кредитных институтов в части повышения их международной конкурентоспособности и выживаемости в нестабильной экономической среде.

---

В настоящей статье мы оценили последствия внедрения Базеля III для операционных моделей кредитных институтов. Были выявлены неизбежное снижение доходности банковского капитала, обусловленное особенностями преобразований в рамках национальных регулятивных пространств; угроза утраты банками роли локомотива посткризисного восстановления; необходимость мобилизовать внутрибанковские резервы для поддержания рентабельности капитала в целях обеспечения устойчивого органического и неорганического роста; важность переориентации операционных моделей банков для их адаптации к новой регулятивной реальности при одновременном пересмотре количественных приоритетов, чтобы обеспечить долгосрочное управление системными и внутренними рисками. Мы также показали, что ограниченность регулятивной конструкции сферой банковского сектора не позволит минимизировать перенос рисков в макросреду. Важно включить элементы макропруденциального регулирования в новую регулятивную парадигму, чтобы повысить точность и расширить горизонт прогнозируемых рисков и соответственно уменьшить уязвимость поднадзорных субъектов к рыночной неопределенности и волатильности.

Рассматривая вопросы внедрения Базеля III в России, мы выявили риски в процессе адаптации российского банковского сектора к регулятивной реформе, связанные прежде всего с высокой рыночной волатильностью, низкими показателями качества капитала и несовершенством операционных моделей кредитных институтов, где предпочтение отдается преимущественно количественным аспектам банковской деятельности в ущерб долгосрочному управлению рисками. Для реализации задач реформы и достижения регулятивной синхронизации предлагается расширить критериальную базу системообразующих банков, а также активнее применять инструменты консолидации в российском банковском секторе для обеспечения регулятивного соответствия.

---

Статья подготовлена в рамках выполнения научно-исследовательской работы по грантам Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) 15-02-00494 по теме «Методология формирования устойчивых конкурентных преимуществ государств - членов Евразийского экономического союза в условиях нестабильности мировой экономики» и № 15-02-00669 по теме «Разработка концепции регулирования трансграничного движения капитала в условиях обострения геополитических рисков для Российской Федерации».

---

¹ Концептуальная и методологическая основы реформы разработаны Базельским комитетом по банковскому надзору (БКБН) в 2010-2011 гг. в рамках решений «Группы 20» (группа министров финансов и управляющих центральными банками 20 крупнейших экономик мира) по посткризисному восстановлению глобальных финансов и мировой экономики и обеспечению финансовой стабильности. В обобщенном виде Базель III представляет собой свод правил, количественных и качественных стандартов и рекомендаций, служащих ориентиром для национальных/наднациональных регуляторов в рамках реформы регулирования финансово-банковского сектора национальной экономики/региона.

² В настоящей статье под термином «банк», если не оговорено иное, понимается финансовый институт любой организационно-правовой формы, ведущий свою деятельность в соответствии с лицензией/разрешением уполномоченного органа на осуществление банковской деятельности, на который распространяются все правила и стандарты регулирования и надзора. При этом термины «банк», «кредитная организация», «кредитный институт», «финансово-кредитный институт» и др., которые употреблены в настоящей статье, выступают синонимами.

³ Иными словами, риск «отложенного» восстановления, когда ключевые показатели эффективности кредитного института не могут достичь даже докризисного уровня. Это чревато не только эффектом упущенной выгоды, но и риском провала общей концепции регулятивной реформы.

⁴ В набор дополнительных регулятивных полномочий входят прямой мониторинг деятельности банков (выходящий за рамки обычного надзора и охватывающий другие аспекты их операционной деятельности), контроль за соблюдением ими рыночной дисциплины (особенно, если их текущие показатели не внушают оптимизма в кратко- и среднесрочной перспективе), а также отдельные указания в связи с совершением операций, сопряженных, по мнению регулятора, с повышенным риском.

⁵ Например, временное ограничение или запрет на проведение отдельных видов/ категорий операций.

⁶ Отметим кредитную поддержку экономического роста за счет теневого банковского сектора — совокупности небанковских финансовых институтов, на которые не распространяются стандарты и требования банковского регулирования. Они восполняют дефицит кредитования, сопряженный с более осторожной политикой банков, подпадающих под новый регулятивный порядок (см., например: Джагитян, 2014. С. 57-58; Lu et al., 2015).

⁷ См., например: Blanchard et al., 2012. Эта книга стала итогом коллективной работы по переосмыслению посткризисного состояния макроэкономической среды, выполненной под эгидой МВФ.

⁸ Под новой парадигмой регулирования понимается кардинальная коррекция экономической политики государства или группы государств, объединенных общей экономической и/или политической платформой, которая (в контексте настоящей статьи) направлена на коренные преобразования в сфере регулирования банковской сферы и пруденциального/макропруденциального надзора за деятельностью субъектов банковской сферы. Такая коррекция предпринимается с целью скорейшего восстановления докризисных показателей и обеспечения устойчивого роста на обозримую перспективу, минимизации риска на микроуровне, снижения возможности мультипликации рисков и их переноса на макроуровень (соответственно минимизации системных рисков).

⁹ Банки стран, входящих в еврозону (заменивших национальные валюты на евро). По состоянию на 1 января 2016 г. еврозона объединяет 19 стран: Австрию, Бельгию, Германию, Грецию, Ирландию, Испанию, Италию, Кипр, Латвию, Литву, Люксембург, Мальту, Нидерланды, Португалию, Словакию, Словению, Финляндию, Францию и Эстонию.

¹⁰ Срок, предусмотренный мероприятиями в рамках Базеля III.

¹¹ Пока преждевременно говорить о количественных параметрах ее влияния, поскольку консенсус по основным положениям Директивы Волкера был достигнут американскими регуляторами лишь в 2014 г. Норму закона она обрела 1 апреля 2014 г., а переходный период для достижения регулятивного соответствия поднадзорными кредитными институтами продлен ФРС США до 21 июля 2016 г. (http://www.federalreserve.gov/newsevents/press/bcreg bcreg20141218a1.pdf).

¹² За счет увеличения акционерного капитала, долгосрочного долгового финансирования, повышения стабильности депозитной базы и снижения внутрибанковских расходов.

¹³ Так, стандарты Базеля III в отношении небольших американских муниципальных банков (community banks) внедрены с 2015 г. (одобрено ФРС США в июле 2013 г. при присоединении к стандартам Базеля III). Кроме того, эксперты сомневаются в эффективности некоторых положений Закона Додда-Франка (Dodd-Frank Act, или Wall Street Reform and Consumer Protection Act of 2010) и его составной части — Директивы Волкера (The Volcker Rule). При этом ее положения ужесточают требования к операциям банков по хеджированию рисков, но сужают круг ограничений по операциям с производными финансовыми инструментами (Borak, 2013; Hamilton, 2013). Понятийный аппарат Директивы не претерпел каких-либо изменений, что свидетельствует о неизменности вектора реформы на минимизацию рисков банковской деятельности и соответственно кризисогенности на макроуровне (Джагитян, 2012. С. 47).

¹⁴ По оценке ряда экспертов, посткризисное восстановление в условиях новой регулятивной реальности может занять не менее пяти лет с момента внедрения Базеля III (Dexheimer, 2013).

¹⁵ Прогнозная модель восстановления ROE, приведенная в таблице 1, была разработана на основе официальной статистики за 2010 г. Позднее показатель ожидаемого роста ВВП в 2015 г. был скорректирован с 5,0 до 3,0-3,7% для США (http://www.federalreserve.gov monetarypolicy/fomcminutes20121212ep.htm), с 3,5 до 1,7% - для стран еврозоны и до 1,9% -для Швейцарии (http://epp.eurostat.ec.europa.eu/tgm/table.do?tab=table&init=1&plugin=l&la nguage=en&pcode=tec00115). Фактический ROE будет ниже показателей прогнозной модели.

¹⁶ По нашему мнению, масштабы роста ROE будут зависеть от качества дальнейшего обновления операционной модели, масштабов перепрофилирования с учетом пределов эффективности операционного обновления в конкретном сегменте банковской деятельности, а также от рыночной востребованности новых комбинированных продуктов услуг.

¹⁷ Сроки внедрения Базеля III были перенесены с 1 января 2013 г. на 1 января 2014 г. (новые регулятивные стандарты внедрены для банков с объемом суммарных активов свыше 10 млрд долл., включая банки, отнесенные к категории системообразующих) и на 1 января 2015 г. — для всех остальных категорий банков (http://www.federalreserve.gov/newsevents/ press/bcreg/20130702a.htm). Договоренность о первичном внедрении Базельских соглашений в США была достигнута лишь после согласования их стандартов с регулятивными органами Евросоюза (наднациональными институтами) и стран еврозоны (национальными институтами). Другой причиной отсрочки стала законодательная инициатива Конгресса США, поставившего вопрос об обратной стороне требований Базеля III и Закона Додда—Франка — их количественном влиянии на банковскую сферу и экономику в целом, включая затраты на реформу для участников рынка. Хотя данный вопрос не был снят с повестки дня, стало ясно, что оздоровление финансовой сферы важнее стоимости регулятивной трансформации.

¹⁸ http://www.gpo.gov/fdsys/pkg/FR-20l3-l0-ll/pdf/2013-2l653.pdf.

¹⁹ Факт идентификации рисков совпадает как минимум с моментом их появления или приходится на более поздний период, характеризующийся фактической материализацией рисков.

²⁰ Один из инструментов макропруденциального регулирования, направленный на уменьшение количественных и временных совпадений циклов банковской сферы с общеэкономическими циклами (иными словами, ограничение процикличности с целью защитить банковскую сферу от перегрева рынков путем нейтрализации влияния отрицательной рыночной динамики на целевые показатели кредитных институтов). Данный показатель внедрен в регулятивную практику с 1 января 2016 г.

²¹ По нашему мнению, перспективы дополнительных и обременительных затрат на фоне дефицита ликвидности и изоляции от внешних финансовых рынков стали основной причиной, по которой ЦБ РФ отложил внедрение в регулятивную практику контрциклического буфера капитала (http://www.cbr.ru/press/pr.aspx?file=15072015_190947ik2015-07-15tl9_06_47.htm).

²² В официальных документах международных регуляторов финансовых рынков — Systemically Important Financial Institutions (SIFI). Данная институциональная категория подразделяется на 4 подкатегории в зависимости от значения финансового института для национальной экономики и/или глобальной финансовой сферы: Global Systemically Important Bank (G-SIB), Global Systemically Important Insurer (G-SII), Domestic Systemically Important Bank (D-SIB), Domestic Systemically Important Insurer (D-SII).

Справочно. В настоящее время Совет по финансовой стабильности (СФС) (Financial Stability Board, FSB) совместно с Международной организацией комиссий по ценным бумагам (International Organization of Securities Commissions, IOSCO) разрабатывают критериальную базу для глобальных системообразующих небанковских нестраховых финансовых институтов (Global Systemically Important Non-bank Non-insurance Financial Institutions, NBNI G-SIFI) (http://www.fsb.org/wp-content/uploads/2nd-Con-Doc-on-NBNI-G-SIFI-methodologies.pdf; http://www.fsb.org/wp-content/uploads/NBNI-G-SIFI-Next-Steps-Press-Release.pdf). Институты инфраструктуры финансовых рынков, включая депозитарии, автоматически подпадают под категорию системной значимости, по крайней мере в странах регистрации/ нахождения; в противном случае регуляторы должны представить в СФС аргументированные возражения (http: //www.bis .org /publ /epss 101 a.pdf).

²³ С учетом размера капитала и/или объема активов.

²⁴ Банки, по которым удельный вес обязательств к ВВП составил не менее 1%.

²⁵ Необходимо оговориться: ожидалось, что внедрение с 1 января 2015 г. ряда дополнительных требований пруденциального характера, включая изменение структуры регулятивного капитала, внедрение норматива краткосрочной ликвидности, перевод расчета нормативов на консолидированную основу (для банковских групп) и установление зависимости вознаграждения руководства банков от снижения рисков операционной деятельности (Поздышев, 2014), несколько снизит приоритетность количественных аспектов в операционной модели и тем самым минимизирует риск на микроуровне.

²⁶ На 1 декабря 2015 г. удельный вес активов первых пяти банков в общем объеме активов российского банковского сектора составил 54,0% против 53,6 по состоянию на 1 января 2015 г. и 52,7% на 1 января 2014 г. (http://www.cbr.ru/analytics/bank_system/obs_1509.pdf). Интересно, что продолжающийся рост активов первой «тройки* американских банков (JPMorgan Chase, Bank of America и Wells Fargo) побудил законодателей принципиально пересмотреть порядок формирования капитала первого уровня, усилив в его структуре факторы ограничения органического и неорганического роста.

²⁷ Число убыточных банков возросло с 88 по состоянию на I января 2014 г. до 126 по состоянию на 1 января 2015 г. (или в 1,4 раза) и до 215 по состоянию на 1 ноября 2015 г. (в 2,4(1) раза), а их доля в общем числе кредитных организаций увеличилась соответственно с 9,5% до 15,1 и 28,4%, то есть каждый четвертый российский банк в настоящее время убыточный (http: //www.cbr.ru/analytics/ bank_system/obs_l509.pdf).

²⁸ По некоторым оценкам (в частности, зампредседателя Банка России М. И. Сухова), показатель достаточности капитала по российскому банковскому сектору может снизиться на 0,5 п. п. (http://www.lprinie.ru/banks/20140313/ 780147917.btml). Как видно из данных таблицы 4, его прогноз оправдался: снижение достаточности капитала на 1 п. п. стало, на наш взгляд, также следствием эффекта внешних экономических ограничений (санкций).

²⁹ Субординированные кредиты подлежат исключению из подсчета норматива. Данное регулятивное требование направлено на увеличение участия собственных средств банка в его основной деятельности.

³⁰ Bank for International Settlements. 2013. Global systemically important banks: Updated assessment methodology and the higher loss absorbency requirement. P. 5 (http:, /www.bis.org ' publ /bcbs255.pdf); Bank for International Settlements. 2011. Assessment of the macroeconomic impact of higher loss absorbency for global systemically important banks. Report. Macroeconomic Assessment Group (http: / www.bis.org/piibb bcbs202.pdf).

³¹ Loss absorption ability/capacity.

³² По аналогии с планами по преодолению гипотетического кризиса (Resolution Plans, или Living Wills). Подробнее см.: Джагитян, Сильвестров, 2013а. С. 57 59.

³³ Объектами приобретений станут банки, не способные адаптироваться к новой регулятивной среде.

---

Список литературы / References

Джагитян Э. П. (2012). Влияние директивы Волкера на процессы слияний и поглощений финансово-банковских институтов США // Деньги и кредит. Mb 11. С. 46-52. [Dzhagityan Е. Р. (2012). The effect of the Volcker rule on merger and acquisition processes of the U.S. financial and banking Institutions. Dengi і Kredit, No. 11, pp. 46-52. (In Russian).]

Джагитян Э. П., Сильвестров С. Н. (2013а). Смена парадигмы банковского регулирования в США: от краткосрочных выгод к долгосрочному управлению рисками. Часть 1 // Деньги и кредит. Mb 8. С. 53 — 61. [Dzhagityan Е. Р., Silvestrov S. N. (2013а). U.S. banking regulation paradigm shift: From short-term benefits to enduring risk management priorities. Part 1. Dengi і Kredit, No. 8, pp. 53—61. (In Russian).]

Джагитян Э. П., Сильвестров С. Н. (2013b). Смена парадигмы банковского регулирования в США: от краткосрочных выгод к долгосрочному управлению рисками. Часть 2 // Деньги и кредит. Mb 9. С. 70—77. [Dzhagityan Е. Р., Silvestrov S. N. (2013b). U.S. banking regulation paradigm shift: From short-term benefits to enduring risk management priorities. Part 2. Dengi і Kredit, No. 9, pp. 70-77. (In Russian).]

Джагитян Э. П. (2013). Иностранные банки в странах Центральной Азии // Мировая экономика и международные отношения. Mb 12. С. 74 — 83. [Dzhagityan Е. Р. (2013). Foreign-funded banks in Central Asian countries. Mirovaya Ekonomika і Mezhdunarodnye Otnosheniya, No. 12, pp. 74—83. (In Russian).]

Джагитян Э. П. (2014). Реформа банковского регулирования в Китае: особенности регулятивного континуума и системные риски // Деньги и кредит. Mb 12. С. 51-62. [Dzhagityan Е. Р. (2014). China's banking regulation reform: Highlights of regulatory continuum and systemic risks. Dengi і Kredit, No. 12, pp. 51 — 62. (In Russian).]

Поздышев В. A. (2014). Основные изменения в банковском регулировании (2014 год) // Деньги и кредит. Mb 5. С. 8-10. [Pozdyshev V. А. (2014). The core amendments in banking regulation. Dengi і Kredit, No. 4, pp. 8—10. (In Russian).]

Amri P., Angkinand A.P., Wihlborg C. (2011). International comparisons of bank regulation, liberalization, and banking crises. Journal of Financial Economic Policy, Vol. 3, No. 4, pp. 322-339.

Amri P., Kocher В. (2010). The political economy of financial sector supervision and banking crises: A cross-country analysis. European Law Journal, Vol. 18, No. 1, pp. 24-43.

Angkinand A. P., Sawangngoenyuang W., Wihlborg C. (2010). Financial liberalization and banking crises: A cross-country analysis. International Review of Finance, Vol. 10, No. 2, pp. 263-292.

Barth J. R., Caprio G., Levine R. (2006). Rethinking bank regulation: Till angels govern. N.Y.: Cambridge University Press.

Barth J. R., Chen L., Yue M., Seade J., Song F.M. (2013). Do bank regulation, supervision and monitoring enhance or impede bank efficiency? Journal of Banking & Finance, Vol. 37, No. 8, pp. 2879-2892.

Bertay A. C., Demirgü9-Kunt A., Huizinga H. (2013). Do we need big banks? Evidence on performance, strategy and market discipline. Journal of Financial Intermediation, Vol. 22, No. 4, pp. 532-558.

Blanchard O. J., Romer D., Spence M., Stiglitz J. E. (eds.) (2012). In the wake of the crisis: Leading economists reassess economic policy. Cambridge, MA: MIT Press.

Borak D. (2013). How regulators will toughen the Volcker Rule. American Banker, Vol. 178, No. 181, p. 3.

Buck F., Schliephake E. (2013). The regulator's trade-off: Bank supervision vs. minimum capital. Journal of Banking & Finance, Vol. 37, No. 11, pp. 4584 — 4598.

Chalermchatvichien P., Jumreornvong S., Jiraporn P. (2014). Basel III, capital stability, risk-taking, ownership: Evidence from Asia. Journal of Multinational Financial Management, Vol. 28, pp. 28 — 46.

Chen S.-H., Liao C.-C. (2011). Are foreign banks more profitable than domestic banks? Home- and host-country effects of banking market structure, governance, and supervision. Journal of Banking & Finance, Vol. 35, No. 4, pp. 819 — 839.

Chortareas G. E., Girardone C., Ventouri A. (2012). Bank supervision, regulation, and efficiency: Evidence from the European Union. Journal of Financial Stability. Vol. 8, No. 4, pp. 292-302.

Chumakova D., Dietz M., Giorgadse Т., Gius D., Härle P., Lüders E. (2012). Day of reckoning for European retail banking. McKinsey Working Papers on Risk, No. 38.

Dexheimer E. (2013). Jeb Bush says bank regulations stifling economic growth. Bloomberg, November 12.

Dungey M., Gajurel D. (2015). Contagion and banking crises: International evidence for 2007-2009. Journal of Banking & Finance, Vol. 60, November, pp. 271-283.

Fanti L. (2014). The dynamics of a banking duopoly with capital regulations. Economic Modelling, Vol. 37, No. C, pp. 340-349.

Figuet J.-M., Humblot Т., Lahet D. (2015). Cross-border banking claims on emerging countries: The Basel III banking reforms in a push and pull framework. Journal of International Financial Markets, Institutions and Money, Vol. 34, pp. 294 — 310.

Hamilton J. (2013). Volcker hedging exemption said disrupted by Gensler, Stein. Bloomberg. October 25.

Härle P., Lüders E., Pepanides Т., Pfetsch S., Poppensicker Т., Stegemann U. (2010a). Basel III and European banking: Its impact, how banks might respond, and the challenges of implementation. McKinsey Working Papers on Risk, No. 26.

Härle P., Pepanides Т., Pfetsch S. (2010b). Basel III: Now the hard part for European banks. McKinsey Quarterly.

Jakubik P., Moinescu B. (2015). Assessing optimal credit growth for an emerging banking system. Economic Systems, Vol. 39, No. 4, pp. 577—591.

Kilinc M., Neyapti B. (2012). Bank regulation and supervision and its welfare implications. Economic Modelling, Vol. 29, No. 2, pp. 132 — 141.

Lu Y., Guo H., Kao E. H., Fung H.-G. (2015). Shadow banking and firm financing in China. International Review of Economics and Finance, Vol. 36, pp. 40 — 53.

McKinsey (2011). In search of a sustainable model for global banking. Financial Services Practice. McKinsey Quarterly.

Noy I. (2004). Financial liberalization, prudential supervision and the onset of banking crises. Emerging Markets Review, Vol. 5, No. 3, pp. 341—359.

Pringle R. (2012). The money trap: Escaping the grip of global finance. Basingstoke: Palgrave Macmillan.

Rossignolo A. F., Fethi M. D., Shaban M. (2012). Market crises and Basel capital requirements: Could Basel III have been different? Evidence from Portugal, Ireland, Greece and Spain (PIGS). Journal of Banking & Finance, Vol. 37, No. 5, pp. 1323-1339.

Shehzad С. Т., de Haan J. (2009). Financial reform and banking crises. CESifo Working Paper Series, No. 2870.

Tchana F. T. (2012). The welfare cost of banking regulation. Economic Modelling, Vol. 29, No. 2, pp. 217-232.