Оценка влияния уголовного преследования предпринимателей на развитие малого и среднего бизнеса в России

И. Б. Юдин

Г. А. Поросенков

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (Москва, Россия)

Развитие предпринимательства в целом позитивно влияет на экономическое развитие страны (Toma et al., 2014; Stoica et al., 2020). Однако в настоящее время деловой климат в России характеризуется определенными сложностями. Хотя за последнее десятилетие доля россиян, положительно относящихся к предпринимательству, выросла на 8 п. п. — до 89% (ВЦИОМ, 2019а), многие негативно оценивают условия ведения бизнеса в России. Как неблагоприятные их воспринимает 71% россиян (ВЦИОМ, 2019b), как небезопасные — 80% (Титов, 2021).

В качестве основных причин подобного положения можно назвать избыточное регулирование и существенные коррупционные риски при осуществлении контроля и надзора (Krylova, 2018), а также слабую защищенность предпринимателей. В числе ключевых рисков ведения бизнеса в России предприниматели отмечают возможность повышения уровня налогообложения (70%) и непредсказуемость изменений в законодательстве (64%). Примерно каждый второй предприниматель обеспокоен недостаточным уровнем защищенности, связанным с несовершенством судебной системы и низкой долей оправдательных приговоров (52%), возможной необходимостью прибегать к коррупционным выплатам при решении административных вопросов (48%). Кроме того, около 40% предпринимателей опасаются как возникновения проблем с правоохранительными органами, так и высокой частоты проверок со стороны контрольно-надзорных органов. Помимо этого, каждый четвертый предприниматель оценивает риски рейдерского захвата как высокие или очень высокие (ВЦИОМ, 2019b). Похожие опасения наблюдаются со стороны населения. По данным опроса ifors, проведенного в 2020 г., одной из ключевых причин, удерживающих россиян от открытия собственного бизнеса, выступает возможность уголовного преследования (7%) (Муссель, Ермоленко, 2021. С. 8).

В 2020 г. около 30%, суммарно более 10 тыс., жалоб в адрес федерального Уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей были связаны с незаконным уголовным преследованием. Тем не менее это в десятки раз меньше числа предпринимателей. Так, по данным Единого реестра субъектов малого и среднего предпринимательства, на декабрь 2020 г. число юридических лиц и индивидуальных предпринимателей составляло около 5,7 млн, то есть о необоснованном преследовании заявляли менее 1% предпринимателей. Это, в свою очередь, говорит о крайне низкой вероятности того, что отдельный предприниматель столкнется с данной проблемой.

В рамках исследования мы попытаемся эмпирически проверить гипотезу о негативном влиянии необоснованного уголовного преследования на предпринимательскую активность. Другими словами, мы хотим ответить на вопрос: если необоснованному уголовному преследованию подвергается лишь малая часть предпринимателей, действительно ли оно выступает значимым фактором, сдерживающим предпринимательскую активность в России?

Необоснованное уголовное преследование предпринимателей и развитие бизнеса в России: обзор литературы

Сначала обратимся к криминальной статистике и рассмотрим непосредственный механизм того, как происходит необоснованное уголовное преследование предпринимателей. Как правило, хозяйствующих субъектов обвиняют по общеуголовным составам ст. 159 «Мошенничество» УК РФ (Титов, 2021), хотя существуют специальные «предпринимательские» части 5 — 7 этой статьи, предполагающие возможность освобождения от уголовной ответственности в связи с возмещением ущерба (Авдеева, 2021). Следователи ходатайствуют в суде об избрании самой жесткой меры пресечения в виде заключения под стражу, что часто парализует работу бизнеса (Борисов и др., 2019. С. 78). Суды, как правило, идут навстречу следователям, чтобы снять с себя ответственность за возможное укрытие обвиняемого от правосудия (Панеях и др., 2018). Под арест могут попасть и денежные счета предпринимателей, что наносит дополнительный удар по бизнесу (Николаев, 2021). В результате подобной практики более 80% предпринимателей, попавших под преследование, теряют свое дело (Титов, 2021). Защищенность фирмы от необоснованного уголовного преследования формируется из таких переменных, как масштабная занятость, политические связи, иностранная собственность и членство в бизнес-ассоциациях (Marques II et al., 2020).

Нередко необоснованное уголовное преследование предпринимателей представляет коррупционную практику (Головин, 2016), выступая следствием «заказа» со стороны конкурентов. В данном случае оно также может рассматриваться в качестве инструмента рейдерства. Российское рейдерство, в отличие от методов недружественного поглощения, характеризуется использованием набора незаконных действий с целью завладеть чужой собственностью (Rochlitz, 2014). Такая практика в России носит хищнический характер, так как рейдеры часто атакуют не слабые предприятия, а прибыльные фирмы (Osipian, 2012).

Распространенности случаев рейдерства в регионе содействует консенсус между центром и местными властями (Rochlitz, 2014). Раньше он заключался в том, что, демонстрируя лояльность центру, региональные власти получали неформальное право обогащаться, осуществляя государственное поглощение бизнеса региона. В условиях экономического кризиса «правила игры» были скорректированы: извлечение ренты из бизнеса перестало быть важной частью формирования такого консенсуса (Kazan, 2020).

Другой подход к объяснению причин необоснованного уголовного преследования предпринимателей предлагает рассматривать его как проявление стремления сотрудников правоохранительных органов реализовать личные и/или ведомственные интересы (Титов, 2021). Например, в качестве ведомственного интереса и причины роста случаев необоснованного уголовного преследования предпринимателей может выступать необходимость выполнять ключевые показатели эффективности (KPIs) правоохранительных органов по раскрываемости

преступлений (Nazrullaeva et al., 2013). Хотя борьба с преступностью лишь один из компонентов миссии полиции, часто метриками оценки эффективности правоохранительных органов выступает криминальная статистика (Sparrow, 2015. Р. 2 — 3).

В целом коррупция, которая может проявляться в форме необоснованного уголовного преследования субъектов бизнеса, повышает риски ведения предпринимательской деятельности и снижает уровень доверия к контрагентам, в том числе к государству. Одним из последствий этого выступает ослабление стимулов к инвестированию в инновационную деятельность, поскольку инновации предполагают длительные и необратимые вложения, а также значительную неопределенность результатов (Anokhin, Schulze, 2009).

Тем не менее в науке до сих пор существуют два диаметрально противоположных взгляда на взаимосвязь коррупции и предпринимательства. Первый подход, получивший название «смазка колес», предполагает, что она позволяет предпринимателям преодолевать неэффективные регулирующие требования и выходить фирмам на рынок. Например, в странах с «зарегулированной» экономикой коррупция способствует открытию новых фирм (Dreher, Gassebner, 2013).

Второй подход, теория «шлифовки колес», наоборот, предполагает, что коррупция искажает стимулы лиц, принимающих решения, увеличивает издержки улучшения институциональной среды и снижает предсказуемость применения принципа «верховенство права» (Kurer, 1993; Mauro, 1995). В данной ситуации должностные лица не заинтересованы в улучшении качества институтов, в связи с чем сами могут выступать инициаторами неэффективных норм. Но негативное влияние коррупции на бизнес слабее в странах с плохим деловым климатом (Dutta, Sobel, 2016).

Чтобы создать благоприятную среду для бизнеса, требуются надежная система обеспечения исполнения контрактов и работающие механизмы разрешения споров, возникающих при реализации экономических сделок (Ippoliti et al., 2015). Вследствие этого эффективная судебная система может оказывать позитивное влияние на бизнес (Ippoliti et al., 2015; Garcia-Posada, Mora-Sanguinetti, 2015). В случае низкоэффективной судебной системы, избыточного регулирования и высоких затрат на открытие бизнеса формируются стимулы вести предпринимательскую деятельность в рамках неформальной экономики (Krakowski, 2005). Кроме того, важная переменная, влияющая на бизнес и иностранные инвестиции, — качество регулятивной среды (Contractor et al., 2020; Agostino et al., 2020). Так, исследования показывают, что страны с более строгим соблюдением контрактов и более эффективным регулированием международной торговли привлекают больше иностранных инвестиций (Contractor et al., 2020).

Данные и методология

Главная задача нашего исследования состоит в эмпирической проверке гипотезы о том, что необоснованное уголовное преследование значимо влияет на предпринимательскую активность. Для оценки уровня последней используются три индикатора (измеряемые в процентах): темпы роста за год числа (1) всех субъектов МСП, (2) МСП — юридических лиц (ЮЛ) и (3) МСП — индивидуальных предпринимателей (ИП).

Источником данных о численности МСП могут служить как Единый реестр субъектов малого и среднего предпринимательства¹, ведение которого осуществляет ФНС с 2016 г., так и публикуемый Росстатом сборник «Малое и среднее предпринимательство в России»². Отметим различия в их методиках сбора данных. Так, в Едином реестре учитываются МСП — ЮЛ и ИП, сдавшие всю необходимую отчетность за соответствующий период. Кроме того, ФПС ежегодно очищает его «от предприятий, не осуществляющих фактическую деятельность и не сдавших отчетность» (Баринова и др., 2018. С. 41 — 42). Росстат проводит выборочные обследования, результаты которых впоследствии распространяются на всю совокупность, то есть его оценки получают методом досчета. Вследствие этих различий статистика по числу МСП — ЮЛ и ИП заметно различается: на пересекающемся временном промежутке (2016—2018 гг.) общее число субъектов МСП по данным Единого реестра превышает аналогичное значение Росстата в среднем на 634 тыс.

Мы будем опираться на данные Единого реестра субъектов МСП по состоянию на декабрь каждого года для периода 2016—2021 гг. Во-первых, они отличаются большей оперативностью, так как доступны за каждый месяц с августа 2016 г., а данные Росстата доступны до 2018 г. включительно. Во-вторых, эти данные характеризуются большей точностью, поскольку получены в результате непосредственного предоставления субъектами МСП сведений в ФПС.

В качестве основного фактора (независимой переменной), способного повлиять на уровень деловой активности в регионе, рассматривается необоснованное уголовное преследование предпринимателей. Для его операционализации используется показатель количества дел, рассмотренных Центром общественных процедур «Бизнес против коррупции» (ЦОП «БПК»). Он выполняет функцию фильтра обращений в адрес Уполномоченного по защите прав предпринимателей на незаконное уголовное преследование. Эксперты Центра подробно изучают предоставленные материалы уголовного дела, проверяют обоснованность обращений предпринимателей, направляют результаты экспертизы бизнес-омбудсмену³.

Вместе с тем не все предприниматели, в отношении которых имеет место злоупотребление уголовно-правовым инструментарием, обращаются к экспертам ЦОП «БПК», так как эффективность института уполномоченных в уголовной сфере недостаточно высока (Титов, 2021). Более того, предприниматели могут опасаться ухудшения сложившейся ситуации после подачи обращения (Kazun, 2020). В период финансового кризиса 2008—2009 гг. для обеспечения социально-политической стабильности и притока частных инвестиций было снижено давление на бизнес, под эгидой Общероссийской общественной организации «Деловая Россия» и при поддержке центра появился ЦОП «ВПК». Однако после политических протестов 2011—2012 гг. влияние сотрудников правоохранительных органов значительно усилилось, что снизило эффективность деятельности общественной площадки по защите прав предпринимателей (Nazrullaeva et al., 2013). Вместе с тем обращения в ЦОП «ВПК» могут рассматриваться в качестве индикатора наличия децентрализованной экспроприации собственности предпринимателей (Marques II et al., 2020), то есть проблемы необоснованного уголовного преследования.

Статистические данные о количестве рассмотренных дел были получены от секретариата ЦОП «ВПК». Они охватывают период с 2012 по 2020 г. Поскольку в имеющихся данных нет разделения по регионам, мы можем рассматривать их только как общий индикатор наличия в стране проблемы необоснованного уголовного преследования предпринимателей. Данный показатель будет учитываться с временным лагом один и три года, чтобы оценить влияние такого преследования на предпринимательскую активность в кратко- и среднесрочной перспективе.

Перейдем к рассмотрению контрольных переменных. Во-первых, мы будем учитывать количество зарегистрированных экономических преступлений в субъекте РФ в расчете на 1000 человек с временным лагом один и три года. Источником данных выступает портал правовой статистики Генеральной прокуратуры РФ⁴. Отметим, что этот показатель — лишь косвенный индикатор, поскольку в общем количестве зарегистрированных экономических преступлений сложно выделить уголовные дела, непосредственно подпадающие под признаки необоснованного уголовного преследования предпринимателей.

К экономическим преступлениям относятся составы, предусмотренные разделом VIII «Преступления в сфере экономики» УК РФ. При этом в нем содержатся так называемые «ложные» экономические преступления, в которых не соблюдается критерий соответствия непосредственного объекта состава преступления родовому объекту преступлений в сфере экономики. Например, это ст. 169 УК РФ, устанавливающая ответственность за неправомерный отказ в государственной регистрации индивидуального предпринимателя или юридического лица или в выдаче лицензии и др. (Есаков, 2019). Кроме того, по данным Судебного департамента при Верховном суде РФ, наиболее распространенным преступлением в сфере экономики является ст. 158 УК РФ «Кража», что, как отмечают Э. Панеях и др. (2018), относительно редко вменяется предпринимателям.

В качестве контрольной переменной мы также будем учитывать долю экономических преступлений в общем числе зарегистрированных преступлений в регионе с временным лагом один и три года.

Во-вторых, в число контрольных переменных в модели следует включить макроэкономические переменные, например логарифм ВВП на душу населения, темп роста ВВП, логарифм прямых иностранных инвестиций в страну (Jimenez, Alon, 2018) и т. д. В связи с доступностью данных и временными границами панели для оценки размера экономики регионов в качестве контрольной переменной используется валовой региональный продукт (ВРП) в основных ценах⁵. Поскольку подходящие данные по ВРП доступны лишь за период 2016—2020 гг., мы аппроксимируем данные за 2021 г. как изменившиеся в соответствии со среднегодовыми темпами прироста на протяжении рассматриваемого периода.

Сформированная база данных представляет панель, содержащую наблюдения для 85 субъектов РФ на протяжении 2017—2021 гг. Итоговое число наблюдений регион—год составило 425. В таблице 1 представлены описательные статистики для использованных переменных.

Таблица 1

Описательные статистики для всех переменных, использованных в анализе

Источник: расчеты авторов.

Для оценки влияния необоснованного уголовного преследования на динамику числа МСП в рамках нашего исследования используется регрессионное моделирование со смешанными эффектами. Рассматриваются две группы моделей: в первую добавляются независимые переменные с лагом один год, а во вторую — с лагом три года. Во все модели добавляются (1) константы, рандомизированные по регионам и годам (см. Приложение), а также (2) ВРП для года, для которого оценивается темп роста числа МСП. Кроме того, каждая группа включает три модели с разными зависимыми переменными: темп роста за год числа (1) всех субъектов МСП в регионе, (2) МСП — ЮЛ и (3) МСП - ИП.

Результаты

В таблице 2 представлены коэффициенты для регрессионных моделей, в которых присутствуют переменные с лагом один год. Как можно видеть, для основной независимой переменной — количества дел, рассмотренных ЦОП «ВПК», — эффект статистически незначим для любых типов МСП (как вместе, так и по отдельности).

Таблица 2

Регрессионные коэффициенты для моделей с лагом один год

Примечание. * р < 0,05; ** р < 0,01; *** р < 0,001.

Источник: расчеты авторов.

В разрезе контрольных переменных эффект ВРП оказывается значимым только в модели для МСП — ИП. Так, каждый дополнительный 1 млрд руб. ВРП связан с более высоким темпом роста числа МСП — ИП (на 0,918 и. и.) в соответствующем году. Значимые эффекты обнаружены и для количества зарегистрированных экономических преступлений. Каждое такое дополнительное преступление на 1000 человек в регионе указывает на то, что через год можно ожидать снижения темпа роста числа МСП — ИП на 2,425 и. и. Кроме того, в регионах с более высокой долей экономических преступлений в общем числе зарегистрированных в прошлом (1 год) темпы роста числа МСП в целом и ЮЛ в частности будут выше на 0,130 и 0,285 и. и. соответственно. Данные модели объясняют от 2 до 12% вариации зависимых переменных, а с учетом межрегиональных различий — от 54 до 61%.

В таблице 3 представлены регрессионные коэффициенты для моделей с переменными с лагом три года. Как можно видеть, влияние количества дел, рассмотренных ЦОП «БПК», на темпы роста числа МСП статистически значимо во всех моделях. Так, каждое дополнительно рассмотренное ЦОП «БПК» дело указывает на снижение темпов роста числа всех субъектов МСП на 0,020 и. и. через три года. В случае с ЮЛ и ИП аналогичное снижение составляет соответственно 0,014 и 0,026 п. п.

Таблица 3

Регрессионные коэффициенты для моделей с лагом три года

Примечание. * р < 0,05; *> < 0,01; *** р < 0,001.

Источник: расчеты авторов.

При рассмотрении контрольных переменных, как и раньше, эффект ВРП оказывается статистически значимым только для модели ИП, то есть каждый дополнительный 1 млрд руб. ВРП связан с более высоким темпом роста числа МСП — ИП (на 0,915 и. и.) в том же году. Таким образом, в более экономически благополучных регионах темпы роста числа МСП — ИП выше, а для МСП — ЮЛ и МСП в целом подобной закономерности не наблюдается.

Каждое дополнительное экономическое преступление на 1000 человек в регионе указывает на то, что через три года стоит ожидать снижения темпа роста числа МСП в целом на 3,775 и. и., а в случае ЮЛ и ИП по отдельности —на 5,728 и 3,445 и. и. соответственно. Кроме того, в регионах с более высокой долей экономических преступлений в общем числе зарегистрированных в прошлом (3 года) темпы роста числа как МСП в целом, так и ЮЛ и ИП по отдельности будут на 0,273 — 0,811 и. и. выше.

Модели с лагом три года объясняют значительно большую долю вариации зависимых переменных по сравнению с моделями с лагом один год — от 28 до 32%. С учетом межрегиональных различий объясненная доля остается примерно такой же, как и в предыдущем наборе моделей, — от 55 до 58%.

Обсуждение

Поскольку необоснованное уголовное преследование часто представляет собой коррупционную практику (Головин, 2016), выводы нашего исследования согласуются с результатами работ о негативном влиянии коррупции на рост МСП, деловой климат и инвестиции (Zakharov, 2019; Chen, Cheng, 2019). Мы показали, что необоснованное преследование предпринимателей остается актуальной проблемой для малого и среднего российского бизнеса. Выявленную зависимость можно объяснить, опираясь на теорию сигналов (Spence, 1973; Raaphorst, Van de Walle, 2020). Уголовное преследование влечет более высокие риски как для предпринимателя лично, так и для его бизнеса. Несмотря на то что осужденных предпринимателей в общем числе осужденных очень мало⁶, их уголовное преследование может быть показательным для других. Так, предание огласке в СМИ ряда дел с признаками необоснованного уголовного преследования (например, дело М. Калви⁷) может стать сигналом о низких гарантиях безопасности ведения бизнеса в России. Аналогично каждое дополнительно рассмотренное ЦОП «ВПК» дело свидетельствует о наличии проблемы необоснованного уголовного преследования, что может приводить к снижению темпов роста числа всех субъектов МСП в среднесрочной перспективе. Хотя данная проблема не так остра и распространена, как высокое налогообложение и избыточное регулирование, она оказывает заметное негативное влияние на деловой климат в стране.

Исходя из гипотезы о хищнической природе российского рейдерства, предполагающей, что объектом рейдерских атак выступают прибыльные фирмы (Osipian, 2012), одной из рациональных стратегий для бизнеса может быть привлечение минимального внимания к себе со стороны правоохранительных органов. Иными словами, в результате распространения практики необоснованного уголовного преследования бизнеса может происходить снижение не только числа, но и темпов роста самих предприятий.

Кроме того, необоснованное уголовное преследование может увеличить число предпринимателей, работающих в сфере неформальной экономики. Это предположение соотносится с выводами о «нормальном» отношении предпринимателей к работе в теневом секторе и о воспроизводстве неформальных практик взаимодействия бизнеса и власти (Vasileva, 2018).

Ограничить практику необоснованного уголовного преследования предпринимателей могут изменения в подходе к формированию KPIs правоохранительных органов и в судебной системе, в частности смещение акцента с показателей криминальной статистики на внешнюю оценку работы соответствующих ведомств и повышение степени независимости судебной системы. Избрание меры пресечения и вынесение приговора по делу находятся в компетенции суда, поэтому существующий обвинительный уклон правосудия не позволяет должным образом отфильтровать необоснованное уголовное преследование (Solomon, 2018) и реализовать надежную систему исполнения контрактов и разрешения экономических споров между предпринимателями (Ippoliti et al., 2015).

Заключение

В рамках нашего исследования была подтверждена гипотеза об отрицательной связи между необоснованным уголовным преследованием предпринимателей и темпами роста предпринимательской активности. Было выявлено, что каждый новый «сигнал» о необоснованном уголовном преследовании, то есть рассмотрение дела в ЦОП «БПК», связан со снижением темпов роста числа всех субъектов МСП в среднесрочной перспективе. Тем не менее в связи с недостаточной продолжительностью доступного для анализа временного периода более долгосрочное отложенное влияние оценить не удалось.

Ряд ограничений связан со статистикой работы ЦОП «БПК». Во-первых, из-за страха усиления давления со стороны правоохранительных органов некоторые предприниматели могут не обращаться в ЦОП и региональные центры. Во-вторых, возможности уполномоченных по защите их прав в уголовном процессе недостаточны (Долотов, Поросенков, 2022). Так, институт уполномоченных по защите прав предпринимателей практически не регламентирован Уголовно-процессуальным кодексом РФ. По этой причине ряд представителей бизнеса, столкнувшихся с необоснованным уголовным преследованием, могут не обращаться в центры. В-третьих, отсутствует статистика по общему количеству обращений. Так, если до 2017 г. на сайте Центра вели открытый реестр обращений⁸ и их подсчет по годам представлялся возможным, то в октябре 2017 г. изменился регламент его работы, после чего обращения стали принимать только от Уполномоченного при Президенте РФ по защите прав предпринимателей.

Кроме того, в используемых данных Единого реестра субъектов МСП не учитываются предприятия, работающие неофициально. Подобный характер их функционирования может быть обусловлен опасениями уголовного преследования. Таким образом, полученные на данных об официально работающих предприятиях оценки влияния необоснованного уголовного преследования на темпы роста числа субъектов МСП в реальности могут быть смещены. В дальнейшем целесообразно проверить гипотезы о позитивном влиянии необоснованного уголовного преследования на долю предпринимателей, занятых в теневой экономике, а также о негативном влиянии на темпы роста размеров предприятий. Обе гипотезы в случае подтверждения можно интерпретировать как стремление субъектов хозяйственной деятельности минимизировать уголовно-правовые и иные риски.

В качестве прикладного результата исследования отметим необходимость ограничить практику необоснованного уголовного преследования предпринимателей для улучшения делового и инвестиционного климата в стране. Комплексный подход к решению этой проблемы должен предполагать изменение KPIs правоохранительных органов и повышение степени независимости отечественной судебной системы.

¹ https: rmsp.nalog.ru statistics.html

² https: rosstat.gov.ru folder 210 document 13223

³ Помимо федерального ЦОП «БПК», экспертизой обращений и жалоб предпринимателей на незаконное уголовное преследование занимаются региональные центры, например ЦОП «Защита бизнеса» в Москве.

⁴ http: crimestat.ru regions_table_total

⁵ ЕМИСС Государственная статистика. Валовой региональный продукт в основных ценах (ОКВЭД 2). https: www.fedstat.ru indicator 42928

⁶ Согласно данным Судебного департамента при Верховном суде РФ, в период 2008 — 2020 гг. удельный вес предпринимателей в общем числе осужденных составлял не более 1,7°о в год. Необходимо сделать поправку на то, что ориентировочно в отношении каждого четвертого предпринимателя уголовное преследование было прекращено, еще 5,6°о дел приостановлено (Титов, 2021).

⁷ С точки зрения бизнес-омбудсмена, уголовное преследование основателя инвестиционного фонда Baring Vostok М. Калви было необоснованным и стало инструментом решения спора хозяйствующих субъектов (Ефименко, 2019).

⁸ http: www.nocorruption.biz category register

Приложение

Таблица П1

Рандомизированные константы для переменной года

Источник: расчеты авторов.

Таблица П2

Рандомизированные константы для переменной региона

Источник: расчеты авторов.

Список литературы / References

Авдеева Е. (2021). Мошенничество в сфере предпринимательской деятельности: как не оказаться под уголовным преследованием по «резиновой» ст. 159 УК РФ?

Гарант.Ру, 25 января. [Avdeeva Е. (2021). Fraud in the field of entrepreneurial activity: How not to be prosecuted under the “all-inclusive” article 159 of the Criminal Code of the Russian Federation? Garant.Ru, January 25. (In Russian).] https: www.garant.ru ia opinion author avdeeva 1441907

Баринова В., Земцов С., Царева Ю. (2018). Проблемы статистического учета динамики сектора малых и средних предприятий в России Экономическое развитие России. Т. 25, № 1. С. 40 — 48. [Barinova V., Zemtsov S., Tsareva Y. (2018). The problems related to statistical accounting of the dynamics of the sector of small and mid-sized enterprises in Russia. Ekonomicheskoe Razvitie Rossii, Vol. 25, No. 1, pp. 40 — 48. (In Russian).]

Борисов С., Блудян M., Каллиста M., Мельников И. (2019). Защита прав предпринимателей деловыми объединениями и ассоциациями от незаконного административного давления и уголовного преследования Бизнес. Общество. Власть. № 32. С. 74 — 84. [Borisov S., Bludyan М., Kallista М., Melnikov I. (2019). Protection of entrepreneurs’ rights by business unions and associations from unlawful administrative pressure and criminal pursuit. Biznes. Obshchestvo. Vlast, No. 32, pp. 74 — 84. (In Russian).]

ВЦИОМ (2019a). Предпринимательство в России: отношение россиян, барьеры ВЦИОМ, 20 февраля. [VCIOM (2019а). Entrepreneurship in Russia: Public attitudes, barriers. VCIOM, February 20. (In Russian).] https: wciom.ru analytical-reviews analiticheskii-obzor predprinimatelstvo-v-rossii-otnoshenie-rossiyan-barery

ВЦИОМ (2019b). Бизнес в России: взгляд изнутри ВЦИОМ, И июля. [VCIOM (2019b). Business in Russia: View from the inside. VCIOM, July 11. (In Russian).] https: wciom.ru analytical-reviews analiticheskii-obzor biznes-v-rossii-vzglyad-iznutri

Головин A. (2016). Задачи криминалистики в сфере защиты предпринимателей от незаконного уголовного преследования в современной России Известия Тульского государственного университета. Экономические и юридические науки. № 3—2. С. 26—34. [Golovin А. (2016). Objectives of criminalistics in protecting businesses from unlawful criminal prosecution. Izvestiya Tulskogo Gosudarstvennogo Universiteta. Ekonomicheskie i Yuridicheskie Nauki, No. 3—2, pp. 26 — 34. (In Russian).]

Долотов Р. О., Поросенков Г. А. (2022). Институт уполномоченного при Президенте Российской Федерации по защите прав предпринимателей и митигирование коррупционных рисков при уголовном преследовании предпринимателей Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Право. № 1. С. 203—214. [Dolotov R. О., Porosenkov G. А. (2022). Institute of the commissioner under the President of the Russian Federation for the protection of the rights of entrepreneurs and mitigation of corruption risks in the criminal prosecution of entrepreneurs. Proceedings of Voronezh State University. Series: Law, No. 1, pp. 203—214. (In Russian).] https: doi.org 10.17308 vsu.proc.law.2022.1 3726

Есаков Г. (2019). Экономическое уголовное право: Общая часть. М.: Издат. дом ВШЭ. [Esakov G. (2019). The economic criminal law: The general part analysis. M.: HSE Publ. (In Russian).] https: doi.org 10.17323 978-5-7598-1799-4

Ефименко E. (2019). Все, что надо знать о деле Baring Vostok Право.ру, 19 июня. [Efimenko Е. (2019). Everything you need to know about Baring Vostok case. Pravo.ru, June 19. (In Russian).] https: pravo.ru story 210162

Муссель M., Ермоленко Ю. (2021). Бизнес в эпоху коронакризиса: тренды и перспективы СоциоДиггер. Январь. Т. 1, Вып. 6: Бизнес и предпринимательство. М.: ВЦИОМ. С. 5 — 18. [Mussel М., Ermolenko Y. (2021). Business in the era of coronacrisis: Trends and perspectives. SocioDigger, January, Vol. 1, Issue 6: Business and entrepreneur ship. Moscow: VCIOM, pp. 5 — 18. (In Russian).] https: profi.wciom.ru fileadmin file nauka podborka wciom_sociodigger_012021.pdf

Николаев В. (2021). Иногда нужно проиграть маленькую битву, чтобы выиграть большую войну Коммерсантъ, 13 мая. [Nikolaev V. (2021). Sometimes you have to lose a small battle to win a big war. Kommersant, May 13. (In Russian).] https: www.kommersant.ru doc 4802413

Панеях Э., Титаев К., Шклярчук М. (2018). Траектория уголовного дела: институциональный анализ. СПб.: Изд-во Европейского университета в Санкт-Петербурге. [Paneyakh Е., Titaev К., Shklyarchuk М. (2018). Trajectory of a criminal case: Institutional analysis of Russian criminal justice system. St. Petersburg: European University in St. Petersburg Publ. (In Russian).]

Титов Б. Ю. (2021). Доклад Президенту РФ — 2021. Уполномоченный при Президенте РФ по защите прав предпринимателей. Москва. [Titov В. Y. (2021). Report to the President of the Russian Federation — 2021. Commissioner for the protection of the rights of entrepreneurs in Russia. Moscow. (In Russian).] http: doklad. ombudsmanbiz. ru doklad_2021.html

Agostino M., Nifo A., Trivieri E, Vecchione G. (2020). Rule of law and regulatory quality as drivers of entrepreneurship. Regional Studies, Vol. 54, No. 6, pp. 814 — 826. https: doi.org 10.1080 00343404.2019.1648785

Anokhin S., Schulze W. (2009). Entrepreneurship, innovation, and corruption. Journal of Business Venturing, Vol. 24, No. 5, pp. 465 — 476. https: doi.org 10.1016 j.jbusvent.2008.06.001

Chen C., Cheng S. (2019). The effects of corruption and regulation on business entrepreneurship: Evidence from American states. Public Performance & Management Review, Vol. 42, No. 6, pp. 1481-1506. https: doi.org 10.1080 15309576.2019.1574593

Contractor F., Dangol R., Nuruzzaman N., Raghunath S. (2020). How do country regulations and business environment impact foreign direct investment (FDI) inflows? International Business Review, Vol. 29, No. 2, article 101640. https: doi.org 10.1016 j.ibusrev.2019.101640

Dreher A., Gassebner M. (2013). Greasing the wheels? The impact of regulations and corruption on firm entry. Public Choice, Vol. 155, No. 3—4, pp. 413 — 432. https: doi.org 10.1007 S11127-011-9871-2

Dutta N., Sobel R. (2016). Does corruption ever help entrepreneurship? Small Business Economics, Vol. 47, No. 1, pp. 179—199. https: doi.org 10.1007 slll87-016-9728-7

Garcia-Posada M., Mora-Sanguinetti J. (2015). Does (average) size matter? Court enforcement, business demography and firm growth. Small Business Economics, Vol. 44, No. 3, pp. 639-669. https: doi.org 10.1007 slll87-014-9615-z

Ippoliti R., Melcarne A., Ramello G. (2015). Judicial efficiency and entrepreneurs’ expectations on the reliability of European legal systems. European Journal of Law and Economics, Vol. 40, No. 1, pp. 75 — 94. https: doi.org 10.1007 sl0657-014-9456-x

Jiménez A., Alon I. (2018). Corruption, political discretion and entrepreneurship. Multinational Business Review, Vol. 26, No. 2, pp. 111 — 125. https: doi.org 10.1108 MBR-01-2018-0009

Kazun A. (2020). Stopping the feast in times of plague: Fighting criminal corporate raiding in diverse Russian regions. Post-Soviet Affairs, Vol. 36, No. 5 — 6, pp. 416 — 433. https: doi.org 10.1080 1060586X.2020.1787672

Krakowski M. (2005). Determinants of the informal economy: The importance of regional factors. HWWA Discussion Paper, No. 313.

Krylova Y. (2018). Corruption and the Russian economy: How administrative corruption undermines entrepreneur ship and economic opportunities. 1^st ed. London: Routledge, https: doi.org 10.4324 9781351185318

Kurer O. (1993). Clientelism, corruption, and the allocation of resources. Public Choice, Vol. 77, No. 2, pp. 259-273. https: doi.org 10.1007 BF01047869

Marques II I., Levina I. A., Kazun A., Yakovlev A. A. (2020). Calling the cavalry: Firm-level investment in the face of decentralized expropriation. Journal of Institutional Economics, Vol. 16, No. 4, pp. 503 — 518. https: doi.org 10.1017 S1744137420000028

Mauro P. (1995). Corruption and growth. Quarterly Journal of Economics, Vol. 110, No. 3, pp. 681—712. https: doi.org 10.2307 2946696

Nazrullaeva E., Baranov A., Yakovlev A. (2013). Criminal persecution of business in Russia's regions: Private interests vs. “stick” system. Unpublished manuscript, HSE University, https: extranet.sioe.org uploads isnie2013 nazrullaeva_ba-ranov_yakovlev.pdf

Osipian A. (2012). Predatory raiding in Russia: Institutions and property rights after the crisis. Journal of Economic Issues, Vol. 46, No. 2, pp. 469 — 480. https: doi.org 10.2753 JEI0021-3624460222

Raaphorst N., Van de Walle S. (2020). Trust, fairness, and signaling: Studying the interaction between officials and citizens. In: V. Luoma-aho, M.-J. Cane (eds.). Handbook of public sector communication. Wiley-Blackwell, pp. 59—70. https: doi.org 10.1002 9781119263203.ch3

Rochlitz M. (2014). Corporate raiding and the role of the state in Russia. Post-Soviet Affairs, Vol. 30, No. 2 — 3, pp. 89 — 114. https: doi.org 10.1080 10605 86X.2013.856573

Solomon P. H. (2018). Accusatorial bias in Russian criminal justice. In: M. Kurkchiyan, A. Kubal (eds.). A sociology of justice in Russia. Cambridge: Cambridge University Press, pp. 170-204. https: doi.org 10.1017 9781108182713.008

Sparrow M. (2015). Measuring performance in a modern police organization. New Perspectives in Policing, March. Washington, DC: U.S. Department of Justice, National Institute of Justice.

Spence M. (1973). Job market signaling. Quarterly Journal of Economics, Vol. 87, No. 3, pp. 355-374. https: doi.org 10.2307 1882010

Stoica O., Roman A., Rusu V. (2020). The nexus between entrepreneurship and economic growth: A comparative analysis on groups of countries. Sustainability, Vol. 12, No. 3, article 1186. https: doi.org 10.3390 sul2031186

Toma S.-G., Grigore A.-M., Marinescu P. (2014). Economic development and entrepreneurship. Procedia Economics and Finance, No. 8, pp. 436 — 443. https: doi.org 10.1016 S2212-5671(14)00111-7

Vasileva A. (2018). Trapped in informality: The big role of small firms in Russia’s statist-patrimonial capitalism. New Political Economy, Vol. 23, No. 3, pp. 314 — 330. https: doi.org 10.1080 13563467.2017.1349090

Zakharov N. (2019). Does corruption hinder investment? Evidence from Russian regions. European Journal of Political Economy, Vol. 56, No. C, pp. 39 — 61. https: doi.org 10.1016 j.ejpoleco.2018.06.005