Возможности роста производительности труда и выпуска в странах ЕАЭС

М.Н. Узяков
Е.С. Узякова

В современном мире геополитика становится ключевой детерминантой формирования кластеров экономического роста. В условиях все большей актуальности приоритетов внутреннего национального развития формируется новая макроэкономическая политика России, определяются стратегические направления долгосрочного развития экономики и общества.

Как подчеркивается в [1, с. 7]: «Первоочередная задача состоит в том, чтобы в ближайшее десятилетие среднегодовые темпы экономического роста поднялись на уровень не ниже 3,5%. Такие темпы дают возможность сформировать тот минимальный объем доходов, который позволяет одновременно решать задачи обеспечения безопасности, технологического развития, роста благосостояния населения и структурно-технологической трансформации экономики». В свою очередь, необходимость решения этих задач обусловлена стоящими перед российской экономикой и обществом вызовами, многие авторы подчеркивали важность их преодоления [2-5]. К таким вызовам можно отнести сокращение трудовых ресурсов (численности населения в трудоспособном возрасте); рост демографической нагрузки; критическую зависимость от импортных технологий и целого ряда потребительских товаров; ожидаемое снижение ренты от экспорта углеводородов; существенное повышение угроз безопасности [6].

Высокие темпы экономического развития в среднесрочной и более отдаленной перспективе во многом должны стать результатом активизации пространственных факторов экономического роста, как на территории России, так и в рамках региональных межстрановых объединений с участием России. Пространство, будь то регион или государство, всегда является носителем своего уникального состава факторов, условий и ограничений, определяющих возможности не только текущего, но и будущего развития.

Поиск новых региональных балансов сил требует существенно иной организации пространства социально-экономических взаимодействий. Россия в силу своего географического положения традиционно обладает рядом преимуществ, позволяющих взаимодействовать не только со странами Европы, но и всей Евразией. Постепенно происходит переориентация торговых потоков на юг, на восток, продолжается поиск новых векторов развития в рамках евразийских территориальных целостностей [6-8].

В этой связи все более востребованной становится оценка перспектив развития взаимоотношений со странами бывшего СНГ, в частности, со странами ЕАЭС как наиболее близкими торговыми партнерами России. Новизна исследования заключается в оценке возможностей расширения национальных рынков труда союзных стран, оценке потенциала роста производительности труда и выпуска в странах ЕАЭС, отдельно и в совокупности.

Ситуация на пространстве ЕАЭС и исходные данные

После распада СССР бывшие союзные республики претерпели ряд серьезных изменений, многие исследования исходят из того, что существование их в едином государстве было для них более выгодным, чем обособленное развитие [9]. Однако развитие стран в новой экономической парадигме во многом определялось выбранной интеграционной стратегией [10], каждая из них обладала как определенными достоинствами, так и недостатками [11-12].

Развитие и углубление интеграции в рамках объединения ЕАЭС связано с максимизацией экономических эффектов от взаимодействия для всех союзных стран, с учетом приоритетов их стратегического развития [13]. Приоритеты развития национальных рынков труда являются одними из важнейших, поскольку формируют динамику трудовых ресурсов, а также платежеспособный спрос населения, а значит, напрямую влияют на уровень жизни населения и динамику экономического роста.

В условиях ограничений со стороны трудовых ресурсов¹ рост экономики можно обеспечить либо за счет привлечения рабочей силы из-за рубежа (востребованная стратегия в кратко- и среднесрочном периоде), либо за счет увеличения производительности труда, что является более сложной задачей, требует повышения интенсивности обновления капитала и ускорения технологического развития [14-15]. В этой связи вопрос о возможностях роста производительности труда, а также о возможностях наращивания численности рабочей силы приобретает все большую актуальность. Рынки труда стран ЕАЭС пока не испытывают жестких ограничений по труду, однако с учетом оттока трудоспособного населения в Россию [16] имеются риски появления такого рода ограничений.

Демографические тенденции развития стран ЕАЭС существенно различаются (табл. 1), например, в Казахстане и Кыргызстане за период с 2010-2021 гг. был зафиксирован прирост постоянного населения: в среднем на 1,4% и 1,8% соответственно. Здесь же наблюдаются и положительные тенденции в развитии рынков труда. В Беларуси на фоне сокращения численности постоянного населения сокращается и трудовой ресурс - трудоспособное население (в среднем за 2010-2021 гг. на 0,9% в год).

Отметим, что во всех странах велик рост демографической нагрузки со стороны населения старше трудоспособного возраста, максимальные среднегодовые темпы роста численности этой категории населения характерны для Кыргызстана и Казахстана, хотя ее доля в структуре пока невелика - не более 10% суммарной численности (в РФ и Беларуси - 25-27%).

Таблица 1

Социально-демографические показатели стран ЕАЭС

* Численность рабочей силы.

* * 2022 г.

Источник: Статистические комитеты союзных республик. URL: https://www.armstat.am/ru/, https://www.bel-stat.gov.by; URL: https://stat.gov.kz, http://www.stat.kg/ru/, www.gks.ru

Таким образом, для большинства стран содружества рост производительности труда становится главным и чуть ли не единственным фактором преодоления дефицита труда и демографической нагрузки. Перспективы для динамичного роста производительности труда есть во всех странах, поскольку уровень производительности труда здесь значительно ниже многих развитых стран.

Например, в РФ в 2020 г. он составлял всего 38% уровня производительности труда в США². При этом рост производительности труда в России (измеренной в тыс. долл./чел.) демонстрировал весьма умеренную динамику на уровне 101,2% в среднем за 2010-2021 гг.

В странах содружества уровень производительности труда был еще более низким. В 2021 г. в Казахстане он составлял 90% уровня производительности труда в России, в Беларуси - 64% российского уровня, в Армении - 56%, Кыргызстане -всего 14%. Относительно высокая динамика роста производительности труда наблюдалась только в Армении - 105,5% и в Кыргызстане - 104,2% в среднем за период 2010-2021 гг. (табл. 2).

Таблица 2

Основные макроэкономические показатели стран ЕАЭС

* Данные за 2016 г. вместо 2015 г.

** Тыс. национальной валюты.

*** Темп роста показателя, измеренного в долл., в целях исключения влияния на ряд деноминации в 2016 г.

**** 2016-2021 гг.

Источник:   Статистические комитеты союзных республик (URL: https://www.armstat.am/ru/ URL: https://www.belstat.gov.by, URL: https://stat.gov.kz, URL: http://www.stat.kg/ru/, URL: https://www.rosstat.gov.ru) расчеты авторов.

Страны содружества, включая и Россию, имеют определенное преимущество перед развитыми странами, которое состоит в отсутствии необходимости разработки многих технических решений³, технологий и инноваций, которые уже применяются передо выми странами. Заимствование существующих массовых, но достаточно проработанных технологических решений позволяет с учетом относительно низкого исходного уровня обеспечивать значимый прирост производительности труда, темпы роста кото рой могут превышать соответствующие показатели развитых стран.

Описание расчетной схемы и логики расчетов

Существуют различные способы оценки несоответствия между фактическим и потенциальным ВВП [17-18]. В основ ном они опираются на оценки совокупной факторной производительности и влияние ее на экономический рост, однако зачастую переоценивают это влияние [19-21].

Для расчета возможностей роста производительности труда для всех стран ЕАЭС использовалась методика, предложенная в работе [22], при этом алгоритм расчета был унифицирован для всех стран, что позволило получить оценку эластичностей роста производительности труда в разных странах при единообразном увеличении одних и тех же влияющих факторов. При простоте расчета и интерпретации резуль татов этот способ позволил оценить и проанализировать различия в формировании динамики производительности труда для разных стран.

На производительность труда влияет огромное количество разнообразных факторов, при этом статистика далеко не всегда предоставляет достаточное количество информации для анализа такого рода воздействий.

Кроме того, обилие факторов и условий роста производительности труда не все гда облегчает задачу получения обобщающих выводов о характере воздействия этих факторов и условий на итоговый рост производительности труда.

Между тем, для экономического анализа и в особенности для межстрановых сопо ставлений важны именно итоговые, агрегированные характеристики влияния. Необхо димы инструмент и метрики, позволяющие делать качественные выводы о сходстве и различиях возможностей наращивания производительности труда в различных странах (регионах). Такого рода инструментарий, очевидно, должен единообразно описывать рост производительности труда в зависимости от изменений ключевых факторов.

Достаточно сказать, что в настоящее время мы фактически не можем объяснить, как различаются в самом общем плане модели роста производительности труда, например, в Казахстане, в России, в других странах ЕАЭС. Для получения такого рода оценок необходим соответствующий инструментарий.

При этом важно определиться с составом ключевых факторов, обобщающих основные направления влияния на производительность труда, т. е. нам важно сформировать теоретическую модель роста производительности труда.

Наш опыт работы в сфере анализа и моделирования занятости и производительности труда подсказывает, что на макроуровне можно однозначно выделить две группы важнейших факторов, в решающей степени определяющих динамику производительности труда. Это технологические улучшения и материальные стимулы (мотивация). И технологические улучшения, и мотивации - достаточно широкие понятия, включающие в себя множество составляющих. В то же время технологические улучшения являются результатом обновления капитала и в наибольшей степени коррелируют с инвестициями. В свою очередь, материальные стимулы в наибольшей степени ассоциируются и связаны с заработной платой. Даже простейшие эконометрические уравнения показывают значимую корреляцию динамики производительности труда с этими факторами.

При этом степень связи этих факторов с динамикой производительности труда в разных странах существенно различается, что совершенно естественно и определяется спецификой странового технического прогресса, особенностями страновой системы мотиваций, относительной значимостью этих двух факторов в каждой стране, а также действием прочих факторов. Именно прочие факторы, к числу которых относятся, в первую очередь, структурные и институциональные изменения, в действительности балансируют (уравновешивают) всю теоретическую конструкцию модели динамики производительности труда.

Если принять, что все факторы, определяющие динамику производительности, описывают 100% ее изменений, то вклад этих прочих факторов, по определению, будет равняться разнице между 100% и вкладами в динамику производительности труда первых двух групп факторов - роста инвестиций и роста заработной платы. Задают динамику производительности труда в нашей агрегированной модельной конструкции именно рост инвестиций и рост заработной платы. При этом для данной конструкции с балансирующей ролью группы прочих факторов очевидно, что однопроцентный рост инвестиций и однопроцентный рост заработной платы приводят к однопроцентному росту производительности труда. Этот результат будет выполняться для такого рода калибрующих расчетов по данным любой страны. Здесь фактически мы говорим о том, что в процессе такого рода расчетов мы определяем уникальное значение для каждой страны вклада в рост производительности труда третьей, собирательной группы факторов.

Таким образом, в целом мы привели общую расчетную конструкцию, в том числе для проведения прогнозных сценарных расчетов.

Ту структуру вкладов агрегированных факторов в динамику производительности труда, которую мы получили в рамках однопроцентного изменения экзогенных переменных, естественно определить как базовую (табл. 3). Она представляет собой структуру вкладов агрегированных групп факторов в рост производительности труда, сложившуюся на ретроспективе 2011-2021 гг. и оцененную с использованием регрессионных уравнений⁴ и балансового счета.

Таблица 3

Прирост производительности труда - базовая структура, проц. п.

Источник: расчеты авторов.

В первую очередь обращает на себя внимание существенно меньшее в России, чем в других странах, влияние прочих факторов на рост производительности труда. Это естественное следствие, во-первых, масштаба российской экономики, во-вторых, уровня ее экономического развития, большей однородности и степени созревания институтов и структурных характеристик индустриальной и постиндустриальной экономики современной России.

Можно отметить также, что максимальная эластичность производительности труда по заработной плате приходится на Россию и Казахстан, а максимальная эластичность по инвестициям в основной капитал характерна для России и Армении.

Задавая те или иные (не единичные) значения управляющих экзогенных переменных (роста инвестиций и роста заработной платы), мы меняем пропорции вклада в рост производительности труда фактора инвестиций и фактора заработной платы. При этом вклад третьей группы факторов (прочих факторов) остается для каждой экономики неизменным, поскольку он постоянно рассчитывается от итогового суммарного роста производительности труда. Это уникальное значение вклада третьей группы факторов может интерпретироваться как интегральная структурная характеристика роста производительности труда в той или иной стране. Чем меньшее значение этой структурной характеристики, тем в большей степени уже задействованы в этой стране прочие факторы повышения производительности труда, и тем больше влияние таких ключевых факторов роста производительности труда как инвестиции и мотивация.

Данное уникальное значение вклада третьей группы факторов жестко определяется той исходной статистикой, которую мы задействовали при эконометрическом оценивании вклада двух первых агрегированных факторов (инвестиций и оплаты труда). Изменение используемой в модельной конструкции статистики, в том числе удлинение динамических рядов данных, естественно, будет менять оценку вкладов в рост производительности труда всех трех агрегированных групп факторов, соответственно, изменится и интегральная для каждой из стран структурная характеристика роста производительности труда.

Макроэкономические сценарии и прогнозные расчеты

Сценарная оценка возможностей роста производительности труда в России и в союзных странах определяется в нашей модельной конструкции под влиянием рассмотренных выше трех групп факторов. При этом, как мы уже отмечали, в модели используется только две экзогенные переменные: темп прироста инвестиций в основной капитал и темп прироста заработной платы, которые мультиплицируют эластичности вкладов, оцененных для базового - однопроцентного изменения экзогенных переменных.

Простейший сценарий, который в первую очередь уместно рассмотреть, - это сценарий продолжения тех тенденций, которые сложились на ретроспективе 2010-2021 гг., т. е. инерционный сценарий. Его описание приводится в табл. 4.

Таблица 4

Приросты экзогенных переменных и производительности труда, проц. п. - инерционный сценарий

Источник: расчеты авторов.

Значения экзогенных переменных в табл. 4 (первые два столбца) - суть фактические среднегодовые темпы прироста соответствующих переменных на временном интервале 2010-2021 гг. (см. табл. 2). Приросты производительности труда в столбцах 3 и 4 - произведение экзогенных переменных и соответствующих эластичностей (см. табл. 3). Значения приростов производительности труда за счет группы прочих факторов получены в рамках общего балансирующего счета. Легко можно убедиться, что эти значения полностью соответствуют долям прочих факторов из табл. 3 (для России имеем: 0,79/2,13 = 0,37). Таким образом, интегральная структурная характеристика роста производительности труда в каждой из рассматриваемых стран не изменилась.

Таким образом, данный сценарий полностью опирается на понятия и переменные нашей теоретической концепции формирования страновой динамики производительности труда.

Полученные оценки роста производительности труда как в рамках рассмотренного - инерционного, так и в рамках иных сценариев уместно интерпретировать как оценки потенциала роста производительности труда, который в принципе может и не реализоваться на все 100%.

После того как сформирован сценарий инерции, возникает вопрос: что в ближайшей и среднесрочной перспективе эту инерцию может изменить? Фактически, событиями 2022 г. - началом СВО и шквалом санкций против России эта инерция уже была кардинальным образом изменена. Главный результат этих изменений состоит в том, что экономика России не потеряла, а приобрела новые возможности для более быстрого экономического роста. Рост ВВП России на уровне порядка 4% в 2023-2024 гг. - очевидное этому подтверждение. Есть основания полагать, что Россия уже вышла и продолжает движение по траектории устойчивого роста.

Это означает, что актуальной становится разработка дополнительного сценария экономического развития ЕАЭС, учитывающего все эти обстоятельства и, в первую очередь, новые возможности экономического роста России. Исследования [1] доказывают не только необходимость, но и возможность обеспечения до 2030 г. экономического роста в России темпом не ниже 3,5% в год. Такой рост потребует ежегодного увеличения инвестиций в основной капитал не ниже 7% в год и роста реальных доходов населения не ниже 3% в год.

Увеличение экономической динамики в России, а также возникшие широкие возможности импортозамещения после ухода с российского рынка многих западных компаний создают дополнительный спрос, в том числе на продукцию, производимую в государствах ЕАЭС. Фактически речь идет о разработке сценария ускоренного экономического роста ЕАЭС, опирающегося как на новые возможности экономики России, так и на иные последствия происходящего в мире геополитического сдвига.

Первым шагом здесь является оценка потенциала роста производительности труда в РФ в условиях прогнозируемой более быстрой в российской экономике динамики инвестиций и доходов населения (табл. 5).

Таблица 5

Приросты экзогенных переменных и производительности труда, проц. п. - ускоренный сценарий для РФ

Источник: расчеты авторов.

На следующих шагах, для того чтобы выйти на обобщающие показатели экономической динамики (динамики ВВП или валового выпуска), необходимо, помимо роста производительности труда, оценить также динамику численности занятого населения и, что особенно важно, меру влияния изменений в мировой экономике и в экономике России на динамику ВВП в странах ЕАЭС.

Таким образом, в количественной оценке нуждаются не только возможности роста производительности труда, но и демографические и миграционные перспективы развития стран, не говоря уже о последствиях геополитических изменений, по-разному для каждой из стран, повлиявших на их экономическую динамику.

Что касается влияния глобальных геополитических сдвигов на характер экономического развития стран, то мы уже коротко высказались о том, как они повлияли на экономику России и (через показатели внешнеторгового оборота) на другие страны ЕАЭС. Здесь существенными являются такие показатели, как доля внешней торговли в ВВП и доля торговли с Россией в общем объеме внешней торговли.

В то же время эти пропорции и другие характеристики экономических взаимодействий между странами ЕАЭС под влиянием глобальных событий в ряде случаев стали сильно меняться. Так, например, резко активизировались экономические взаимосвязи между Россией и Беларусью, в том числе в рамках военно-технического и промышленного сотрудничества. Масштабы этой активизации выходят далеко за пределы инерционных тенденций внешнеторгового оборота.

Другой пример - изменение экономической ситуации в Армении, где резкое увеличение динамики ВВП в 2023-2024 гг. во многом определяется экономической активностью релокантов из России.

Если вернуться к обсуждению перспектив демографических показателей, то, согласно актуальному демографическому прогнозу Росстата⁵ (средний вариант), численность населения в России к 2040 г. сократится более чем на 6 млн чел. Расчеты ИНП РАН свидетельствуют о том, что снижение численности занятых будет еще более значимым - на 7,5 млн чел. (табл. 6).

Таблица 6

Демографический прогноз для союзных государств на 2022-2040 гг.

* Для оценки числа занятого населения использовалась соответствующая оценка отношения числа занятого населения и рабочей силы для последнего отчетного года.

** 2024-2040 гг.

Источник: расчеты ИНП РАН, расчеты авторов.

Значимым источником рабочей силы на национальных рынках труда стран ЕАЭС может выступать трудовая миграция. В нашем исследовании для анализа этого показателя была использована статистика Росстата, полученная на основе данных пограничной службы ФСБ России⁶. Согласно этим данным суммарный объем выехавших мигрантов из государств - членов ЕАЭС в Россию с целью работы составил в 2022 г. 842,3 тыс. чел., тогда как в 2019 г. их количество равнялось 931,6 тыс. чел. Суммарное сальдо трудовой миграции между странами в пользу России составило в 2022 г. 402,2 тыс. чел., а в 2019 г. - 760,5 тыс. чел. (рисунок). Как видно, миграционные потоки в Россию сокращаются, однако по-прежнему Россия остается страной-реципиентом трудовых ресурсов из стран СНГ.

Полученные оценки даны в табл. 7. Потенциальный рост ВВП складывается на основе роста производительности труда (с учетом использования имеющегося потенциала) и роста численности занятого населения (с использованием миграционных возможностей союзных стран⁷). Здесь же приведены потери экономической динамики в союзных странах за счет оттока трудоспособного населения в пользу других стран.

Таблица 7

Потенциал роста ВВП и основных показателей рынка труда, %

* Показатель измерен в единицах национальной валюты.

Источник: расчеты ИНП, расчеты авторов.

В столбце 4 табл. 7 содержится также (в основном экспертная) оценка потенциала роста экономик стран ЕАЭС, индуцированного геополитикой и ускорением роста экономики России. Что касается геополитических изменений, то прогнозировать такие эффекты и, тем более, динамику такого рода изменений практически невозможно. Единственное, что остается - временно зафиксировать сложившийся и экспертно-оцененный на данный момент масштаб изменений, не объясняемый традиционными факторами экономической динамики.

Основные выводы

1. С учетом ограничений по темпам роста производительности труда потенциал экономического роста в России составляет 104,4% в среднесрочной перспективе. Потенциал роста экономик⁸ стран ЕАЭС также значительно превышает фактический их экономический рост (в Казахстане - 105,8% против 103,5%, в Беларуси - 104,7% против 101,7%, в Кыргызстане - 106,4% против 103,3%, в Армении - 103,9% против 103,2%).
2. В результате геополитических изменений, резко усилившихся после начала СВО в 2022 г., на экономическом пространстве ЕАЭС сформировался новый кластер ускоренного экономического роста. Ожидаемый темп роста ВВП экономического пространства государств ЕАЭС в среднесрочной перспективе до 2030 г. может превысить 4,5% в год.

¹ В России численность населения в трудоспособном возрасте за период с 2006 г. снизилась на 6,7 млн чел.

² В 2018 г. производительность труда в России составляла 49% уровня производительности в Японии, 50% уровня производительности труда во Франции, 55% уровня производительности в Чехии; данные рассчитаны с использованием статистики ОЭСР. URL: https://data.oecd.org/

³ Узяков М.Н. Эффективность использования первичных ресурсов как индикатор технологического развития: ретроспективный анализ и прогноз // Проблемы прогнозирования. 2011. № 2. С. 3-18.

⁴ Эти уравнения моделируют динамику производительности труда в странах ЕАЭС в зависимости от инвестиций в основной капитал, а также от динамики среднемесячной начисленной заработной платы. Уравнения оценивались на периоде 2011-2021 гг. В табл. 3 приведены значения соответствующих эластичностей.

⁵ Росстат. Демографический прогноз. Изменение численности населения по вариантам прогноза. URL: https://rosstat.gov.ru/folder/12781

⁶ Статистические бюллетени Росстата «Численность и миграция населения Российской Федерации в 2019, 2022 году». М., 2019. 2022. Табл. 2.13.

⁷ Прогноз прироста трудовой миграции задавался на всем прогнозном периоде на уровне 2022 г. в соответствии с данными пограничной службы ФСБ РФ о числе прибывших и выбывших из РФ с целью работы.

⁸ Измерению подлежал рост ВВП в постоянных ценах, в единицах национальной валюты.

Литература / References

1. Широв А.А., Белоусов Д.Р., Блохин А.А., Гусев М.С., Клепач А.Н., Узяков М.Н. Россия 2035: новое качество национальной экономики // Проблемы прогнозирования. 2024. № 2 (203). С. 6-20. [Shirov A.A., Belousov D.R., Blokhin A.A., Gusev M.C., Klepach A.N., Uzyakov M.N. Russia 2035: new quality of the national economy // Problemy Prognozirovaniya. 2024. No. 2 (203). Pp. 6-20 (In Russ.)]
2. Аганбегян А.Г. Как восстановить сохранность народа России // Народонаселение. 2021. Т. 24. № 2. С. 4- 18. DOI 10.19181/population.2021.24.2.1. [Aganbegyan A.G. How to restore the safety of the people of Russia. Population. 2021. Vol. 24. No. 2. Pp. 4-18. (In Russ.)]
3. Ленчук Е.Б., Филатов В.И. Стратегическое планирование как инструмент преодоления технологического отставания России // Мир новой экономики. 2019. Т. 13. № 2. С. 32-42. DOI 10.26794/2220-6469-2019-13-232-42. [Lenchuk E.B., Filatov V.I. Strategic planning as a tool for overcoming Russia’s technological lag. World of New Economics. 2019. Vol. 13. No. 2. Pp. 32-42. (In Russ.)]
4. Громов А., Титов А. Перестройка российской нефтяной отрасли в условиях эмбарго и «потолка» цен // Энергетическая политика. 2023. № 5 (183). С. 6-19. DOI 10.46920/2409-5516_2023_5183_6. [Gromov A., Titov A. Restructuring the Russian oil industry under embargo and price ceiling. Energy Policy. 2023. No. 5 (183). Pp. 6-19. (In Russ.)]
5. Войтоловский Ф.Г. Трансформация внешних условий обеспечения национальной безопасности России // Вестник Российской академии наук. 2019. Т. 89. № 4. С. 393-399. DOI 10.31857/S0869-5873894393-399. [Voi-tolovsky F.G. Transformation of external conditions for ensuring national security of Russia. Bulletin of the Russian Academy of Sciences. 2019. Vol. 89. No. 4. Pp. 393-399. (In Russ.)]
6. Узяков М.Н., Серебряков Г.Р. Глобальный контекст и возможности развития России // Научные труды ИНП РАН. 2023. № 3. С. 48-57. DOI: 10.47711/2076-3182-2023-3-48-57. [Uzyakov M.N., Serebryakov G.R. Global context and development opportunities for Russia. Scientific works. IEF RAS. 2023. No. 3. Pp. 48-57. (In Russ.)]
7. Дружинин А.Г. Идеи классического евразийства и современность: общественно-географический анализ: монография / А.Г. Дружинин. Южный федеральный университет. Ростов-на-Дону; Таганрог. Издательство Южного федерального университета. 2021. 270 с. ISBN 978-5-9275-3665-8. [Druzhinin A.G. Ideas of classical Eurasianism and modernity: socio-geographical analysis: monograph / A.G. Druzhinin. Southern Federal University. Rostov-on-Don; Taganrog. Southern Federal University Publishing House. 2021. 270 p. (In Russ.)]
8. Дружинин А.Г., Кузнецова О.В. Южный вектор в пространственном развитии постсоветской России // Федерализм. 2023. № 28 (2). С. 5-26. URL: https://doi.org/10.21686/2073-1051-2023-2-5-26 [Druzhinin A.G., Kuznetsova O.V. The southern vector in the spatial development of post-Soviet Russia. Federalism. 2023. No. 28 (2). Pp. 5-26. (In Russ.)]
9. Гусев А.Б., Юревич М.А., Екимова Н.А., Адвокатова А.С. Постсоветское пространство 30 лет спустя: самостоятельность vs синергия // Terra Economicus. 2022. № 20 (2). С. 21-39. DOI: 10.18522/2073-66062022-20-2-21-39. [Gusev A.B., Yurevich M.A., Ekimova N.A., Advokatova A.S. Post-Soviet space 30 years later: independence vs synergy. Terra Economicus. 2022. No. 20 (2). Pp. 21-39. (In Russ.)]
10. Акаев А.А. и др. Постсоциалистическая трансформация стран Центральной и Восточной Европы на рубеже веков: региональное развитие и экономическое неравенство // Экономика региона. 2016. № 12 (3). С. 613-626. DOI: 10.17059/2016-3-1. [Akaev A.A. et al. Post-socialist transformation of Central and Eastern European countries at the turn of the century: regional development and economic inequality. Regional Economics. 2016. No. 12 (3). Pp. 613-626. (In Russ.)]
11. Grigas A. Legacies, coercion and soft power: Russian influence in the Baltic States. Chatham house briefing paper. 2012. Pp. 1-16.
12. Petrovich-Belkin O., Eremin A., Bokeriya S. The decline of Russia’s influence in the post-soviet region and the reasons behind it // Comparative Politics Russia. 2019. No. 10 (3). Pp. 95-104. DOI: 10.24411/2221- 3279-201910032.
13. Евразийская экономическая интеграция: перспективы развития и стратегические задачи для России: докл. к XX Апр. междунар. науч. конф. по проблемам развития экономики и общества. Москва. 9-12 апр. 2019 г. / отв. ред. Т.А. Мешкова. М., Изд. дом Высшей школы экономики, 2019. 123 с. ISBN 978-5-7598-1978-3 (в обл.). [Eurasian economic integration: development prospects and strategic objectives for Russia: report. to XX April international scientific conf. on Problems of Economic and Social Development. Moscow. April 9-12. 2019 / resp. ed. T.A. Meshkova. M., Publishing house. House of the Higher School of Economics, 2019. 123 p. (In Russ.)]
14. Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т. III. Ч. I; II. Кн. III: процесс капиталистического производства, взятый в целом / Пер. И.И. Степанова-Скворцова. Гос. Изд-во политической литературы. 1951. 932 с. [Marx K. Capital. Criticism of political economy. T. III. Parts I; II. Book III: the process of capitalist production taken as a whole. Translation by I.I. Stepanov-Skvortsov. State Publishing house of political literature. 1951. 932 p. (In Russ.)]
15. Clopper Almon. The Craft of Economic Modeling. Part 2. Department of Economics University of Maryland, College Park. 2003. 133 p.
16. Щербакова Е.М. Иностранная рабочая сила в России, 2022-2023 годы // Демоскоп Weekly. 2023. № 10051006. URL: http://demoscope.ru/weekly/2023/01005/barom01.php [Shcherbakova E.M. Foreign labor force in Russia, 2022-2023. Demoscope Weekly. 2023. No. 1005-1006. (In Russ.)]
17. Орлова Е.А., Белоусов Д.Р., Галимов Д.И. О модели потенциального ВВП и разрыва выпуска для российской экономики // Проблемы прогнозирования. 2020. № 2 (179). С. 60-71. [Orlova E.A., Belousov D.R., Galimov D.I. On the model of potential GDP and the output gap for the Russian economy // Problemy Prognozirovaniya. 2020. No. 2 (179). Pp. 60-71. (In Russ.)]
18. Gati Jordi, Tommaso Monacelli. Monetary Policy and Exchange Rate Volatility in a Small Open Economy. Review of Economic Studies. 2005. Vol. 72. Pp. 707-734.
19. Акиндинова Н.В., Чекина К.С., Яркин А.М. Экономический рост в России с учетом демографических изменений и вклада человеческого капитала // Экономический журнал Высшей школы экономики. 2017. Т. 21. № 4. C. 533-561. [Akindinova N.V., Chekina K.S., Yarkin A.M. Economic growth in Russia taking into account demographic changes and the contribution of human capital. Economic Journal of Higher School of Economics. 2017. Vol. 21. No. 4. Pp. 533-561. (In Russ.)]
20. Oomes N., Dynnikova O. The Utilization-Adjusted Output Gap: Is the Russian Economy Overheating? // IMF Working Paper. 2006. WP/06/68. Pp. 1-46.
21. Kuboniwa M. The Russian Growth Path and TFP Changes in Light of Estimation of the Production Function Using Quarterly Data. Post-Communist Economies. 2011. No. 23 (3). Pp. 311-325.
22. Узякова Е.С. Производительность труда и возможности роста экономики // ЭКО. 2020. № 6. С. 87-110. DOI: 10.30680/ЕСО0131-7652-2020-6-87-110 [Uzyakova E.S. Labor productivity and economic growth opportunities. ECO. 2020. No. 6. Pp. 87-110. (In Russ.)]