Вызовы экономическому росту Республики Беларусь в новой реальности

Готовский А.В.

После шока 2022 г., восстановления в 2023 г. в повестке дня России и Беларуси находится вопрос о возможностях дальнейшего динамичного экономического роста.

Обсуждается он с нескольких позиций. Прежде всего, исходя из введенных ограничений, в части возможностей реализации продукции на альтернативных внешних рынках и опоры на внутренний.

Реализуя новую стратегию, Россия тестирует модель стимулирования экономической динамики за счет внутреннего спроса; получен первый отклик в виде высоких темпов. В ближайшее время такая политика, вероятно, будет продолжена [1, с. 8; 2, с. 14, табл. 4, с. 18, табл. 8; 3, с. 19 – 20, с. 246, табл. 9.1]. У России есть такие возможности, поскольку еще не весь запас прочности внешнеторгового сальдо и в целом платежного баланса исчерпан в текущих относительно благоприятных ценовых условиях [4].

В части опоры на внутренний рынок российская экономика проходит путь, похожий на путь КНР после мирового финансово-экономического кризиса 2008 г. Тогда из-за обвала конъюнктуры мировой торговли пришлось объявить смену официального курса с модели так называемой «международной циркуляции»¹ на «внутреннюю циркуляцию»². Затем, практически обнулив к 2018 г. свое внешнеторговое сальдо (с положительного в 2007 г. в размере 8,7% к ВВП), Китай перешел на модель «двойной циркуляции»³ [5]. Возвращение к стимулированию экспортного направления вернуло Китай к наращиванию доли промышленности в экономике, поддержке международной конкурентоспособности снижением обменного курса юаня.

Беларусь тоже пробовала модель опоры на внутренний рынок в обстоятельствах 2008 – 2010 гг., однако, имея уже на старте отрицательное внешнеторговое сальдо с заметно более высокой импортоемкостью внутреннего конечного потребления и инвестиций. В результате уже на первом этапе стремительный разогрев внутреннего спроса через льготное кредитование за счет денежной эмиссии привел к необходимости беспрецедентных внешних заимствований и наращиванию госдолга для поддержания обменного курса национальной валюты и закупки требуемого импорта, а затем (после исчерпания ликвидных золотовалютных резервов к весне 2011 г.) и к стремительной девальвации с сильнейшей в новейшей истории макрофинансовой дестабилизацией [4].

На восстановление объективных пропорций ушли годы. При этом накопленный тогда внешний долг давит сейчас на платежный баланс из-за высоких выплат, ограничивает возможности по внутреннему потреблению и инвестированию, дальнейшему развитию. В итоге Беларусь вынуждена тщательнейшим образом соотносить свои планы по экономическому росту с ситуацией на экспортном направлении, в постоянном режиме балансировать валютные потоки.

В таких условиях спрос со стороны динамично растущей российской экономики, казалось бы, способен обеспечить преодоление ограничений развития белорусской. Однако ситуация стремительно меняется. Приходится думать уже о новых вызовах – с позиций производственных возможностей белорусской экономики. В частности, необходимо учитывать дефицит трудовых ресурсов и жесткую конкуренцию за них, характерную сейчас для всего региона. Это не позволяет развиваться по инерционному сценарию даже при наличии внешнего спроса на продукцию, производимую по традиционной номенклатуре.

Все эти ограничения и вызовы заставляют смотреть на ситуацию гораздо шире. Стране необходимо ответить на фундаментальные вопросы для обеспечения дальнейшей динамики. Что производить? Кому это продавать (на какие рынки – внутренний и внешние)? Какую эффективность это обеспечивает? Какие перспективы роста могут быть в рамках сложившегося и альтернативного участия в мировом разделении труда и соответствующих моделей развития?

Тема комплексная и сложная. Статья предлагает ее обсуждение через анализ сложившейся накануне событий 2022 г. модели экономического роста Беларуси, происходящих сейчас изменений.

Методологические подходы

Основные модели, предлагаемые сегодня макроэкономической теорией для объяснения тенденций и аргументации политики стимулирования экономического роста, учитывают обеспечивающие факторы.

Кейнсианская школа акцентирует внимание на совокупном спросе, стимулирование которого должно обеспечивать рост объемов совокупного предложения. Однако, в соответствии с макроэкономической теорией, для успешности такой политики должен выполняться ряд условий: наличие свободных производственных мощностей и трудовых ресурсов, негибкость (по крайней мере в краткосрочном периоде) рынка труда и иных, в зависимости от структурных особенностей национальной экономики.

В частности, для открытых экономик с большим объемом потребления импортных ресурсов актуальны ограничения по внешнеторговому и в целом платежному балансам, давление на которые усиливается при стимулировании внутреннего спроса. В таком контексте возможности по активизации экономического роста в структурных условиях российской и белорусской экономик рассмотрены в другой работе автора [4], результаты кратко изложены выше.

В современных условиях для Беларуси высокую актуальность имеют вопросы повышения производительности труда, наращивания производственного потенциала по интенсивному пути развития, что находится в фокусе внимания уже классической экономической школы.

Такие исследования на основе производственной функции представлены как для российской (см., например, [6-7]), так и для белорусской экономик (см., например, [8-10]). Чаще всего это однопродуктовые модели – или для всей экономики, или для отдельных отраслей. В рамках применения этих моделей в фокусе дискуссии находится нераспределенный остаток, интерпретируемый с подачи Роберта Солоу (Robert Merton Solow, 1924 – 2023) как влияние технологического прогресса [11] и именуемый общей факторной производительностью (в переводе с английского – «total factor productivity»⁴).

Однако такой однопродуктовый подход оставляет за кадром важнейший вопрос об эффективности использования ресурсов и целесообразности развития отраслевых направлений⁵.

И здесь наблюдается существенный разрыв практики и теории, причиной которого является, по нашему мнению, крайне скудная представленность в учебной литературе и по этой причине слабая осведомленность о моделях структурных изменений; даже о базовой теоретической модели, предложенной Артуром Льюисом еще в 1950-х годах.

Данная модель предполагает [14, с. 82 – 85] наличие традиционного сектора с избыточной занятостью и очень низким из-за этого предельным продуктом, а также нового растущего современного сектора с высоким предельным продуктом труда (рис. 1).

Вследствие такой структуры перераспределение трудовых ресурсов из традиционного сектора в современный уже само по себе увеличивает объемы выпуска в последнем значительно больше, чем сокращает в первом (ΔQ_2,1 > ΔQ₁).

Дополнительно к этому масштабирование нового сектора с инвестициями в создание аналогичных рабочих мест поддерживает предельный продукт труда на прежнем высоком уровне (в точках A₂ и C₂), обеспечивает больший результат, чем простое перераспределение трудовых ресурсов (ΔQ₂ = ΔQ_2,1 + ΔQ_2,2 > ΔQ_2,1). В итоге достигается динамичный прирост объемов в целом по экономике (ΔQ = ΔQ₂ — ΔQ₁ >> 0).

Однако если эти процессы происходят достаточно продолжительное время, то в традиционном секторе по мере высвобождения избыточной занятости создается определенный дефицит трудовых ресурсов, повышательное давление на уровень оплаты труда. Поэтому для более зрелых стадий структурных изменений требуется дополнение базовой модели Льюиса.

В таком варианте исключение избыточной занятости из традиционного сектора создает стимулы к инвестированию в трудосберегающие технологии, увеличению капиталооснащенности, росту предельного продукта труда.

В этом случае накопление капитала в традиционном секторе (рис. 2) обеспечивает не только увеличение оплаты труда, но и компенсацию влияния оттока трудовых ресурсов на объемы производства – частичную или даже полную с положительным приростом выпуска, хотя и более медленными темпами, чем развитие нового сектора (общий эффект состоит из отрицательного вследствие оттока занятости и положительного за счет роста капиталооснащенности: ΔQ₁ = -ΔQ_1,1 + ΔQ_1,2).

Модель описывает общую механику процессов, традиционно используется для объяснения эффектов индустриализации, но главный вопрос здесь состоит в том, откуда берется импульс для преобразований.

Такие условия могут созреть и самореализоваться, как это произошло в Западной Европе и Северной Америке. Могут быть инициированы государством, как во время индустриализации в СССР, или обеспечены внешнеэкономическими связями, как это было в КНР в период действия модели международной циркуляции.

В последнем случае высокая предельная производительность факторов в растущем секторе, если ее исчислять в единицах валовой добавленной стоимости (ВДС), обеспечивается ориентацией на рынки сбыта развитых стран, за счет более высокой общей эффективности их экономики с более высоким уровнем оплаты труда и стоимостью ресурсов.

Таким образом, вопрос состоит не только в общем эффекте от структурных изменений. Важно и то, какие отрасли и по какой причине реализуют модель масштабирования своей деятельности, перераспределяя в свою пользу факторы производства. Представляет несомненный интерес и поведение всех остальных отраслей, сталкивающихся с возрастающей конкуренцией за ресурсы.

С учетом изложенного, помимо традиционных оценок вклада труда и капитала в экономический рост, в данной статье оценен эффект структурных изменений с разделением групп отраслей на доноров и реципиентов трудовых ресурсов. Это позволило заметно сократить остаток Солоу.

Проанализирован не только вклад труда и капитала в прирост ВДС, но и распределение между ними первичных доходов. Данный подход выходит за рамки традиционного (например, в соответствии с функцией Кобба-Дугласа, предполагающей неизменность структуры получения доходов) и позволяет проследить влияние на финансовые результаты работы организаций.

Помимо вклада отраслей и структурных преобразований в экономический рост, также определен их вклад в увеличение реальной производительности труда⁶. Это позволило выделить возможные стратегии в контексте быстрой краткосрочной динамики и долгосрочного экономического развития.

В качестве основного показателя использованы не объемы производства продукции, а валовой внутренний продукт, исходя из того, что, «по сути, ВВП – это понятие добавленной стоимости…» [16, p. 54], а в белорусской экономике в силу небольших размеров и высокой импортоемкости вклад отраслей в формирование ВДС и ВВП отличен от вклада в валовой выпуск.

Определены стимулы к перетоку трудовых ресурсов между отраслями, исходя из ориентированности на ключевые внешнеторговые направления; уровня ВДС, генерируемого соответствующими производственными цепочками на рабочее место. Использованы метод структурной декомпозиции (Structural Decomposition Analysis, SDA) (обзор представлен в [17, с. 593-668; 18]), статистика и инструментарий таблиц «затраты-выпуск» для выделения содержащейся в макроэкономических агрегатах валовой добавленной стоимости (см, например, [19- 22]) аналогично широко известным рассчитываемым ОЭСР показателям TiVA (Trade in Value Added, торговля в добавленной стоимости)⁷.

Анализ проведен, в отличие от других работ по белорусской экономике [12; 23], с детализаций видов деятельности до подотраслей обрабатывающей промышленности, в которых ситуация различается кардинальным образом.

Такой анализ, учитывающий структурные эффекты в контексте ориентированности на конечные рынки сбыта, позволил количественно описать параметры экономического роста белорусской экономики накануне событий 2022 г., понять глубину влияния новых реалий, определить уязвимые места и условия дальнейшей динамики.

Рост производственного потенциала

С 2012 г. рост белорусской экономики сильно замедлился. Вместе с тем, пять лет, предшествовавших событиям 2022 г., можно охарактеризовать как активизацию экономической динамики (рис. 3).

Для выявления количественных параметров влияния факторов на рост производственного потенциала в 2017 – 2021 гг. был применен традиционный подход на основе однопродуктовой модели и подход с учетом структурного фактора (в расчетах учитывались предельные продукты факторов при общепринятом допущении о равновесии про-изводителя⁸ для 42 отраслей, включая подсекции обрабатывающей промышленности).

Из рисунка ниже (рис. 4) видно, что отраслевая декомпозиция не только снижает остаток, но и выводит вклад труда в положительную плоскость.

Также обратим внимание на взаимосвязь нераспределенного по годам остатка с экономической конъюнктурой (рис. 5). Он принимал высокие значения в годы разворота динамики (от отрицательных к положительным темпам в 2017 и 2021 гг. и от положительных к отрицательным в 2020 г.), заметно сокращался при замедлении экономики (в 2018 и 2019 гг.).

В этой связи было выдвинуто предположение о конъюнктурной природе в основе нераспределенного остатка, нашедшее подтверждение при анализе по отдельным отраслям (см. ниже), когда производственные факторы обеспечивали увеличение потенциала, а фактически наблюдаемые объемы выпуска отклонялись от него в силу динамично меняющегося спроса. Тогда при переходе от краткосрочного к более длительному периоду эффекты от изменения трудовых ресурсов и капитала становятся более заметными, значимость конъюнктурных колебаний сокращается, что и наблюдалось при прохождении цикла от нижней точки в 2016 г. к следующей нижней точке в 2020 г. (рис. 6).

Сокращение остатка также обеспечивается при применении декомпозиции отдельно по каждому году для учета ежегодных изменений в предельных продуктах отраслей с последующим агрегированием по периоду в целом (см. рис. 4).

Отдельного внимания заслуживают результаты по группам отраслей.

Быстро увеличивавшие занятость отрасли имели в целом наиболее стремительную динамику (более 15% прироста за пять лет с 2017 г. по 2021 г.). Это информационные технологии и деятельность в области информационного обслуживания (97,1% прироста занятости); в области права, бухгалтерского учета, управления, архитектуры, инженерных изысканий, технических испытаний и анализа (17,7%); другая профессиональная, научная и техническая деятельность (17,2%). При небольшой доле в ВВП (6,1% в базисном 2016 г.) эти отрасли обеспечили наибольший вклад в прирост всей национальной экономики, 3,3 проц. п. (табл. 1). Это стало возможным за счет перераспределения рабочей силы в пользу данных отраслей с несущественным влиянием капитальных вложений.

Таблица 1

Прирост и вклад групп отраслей в увеличение ВДС экономики Беларуси в 2017-2021 гг., %*

Источник: расчеты автора на основе представленного подхода.

Второй по динамике роста (но не по вкладу в общеэкономические показатели) была группа отраслей с умеренным увеличением занятых (до 15% прироста за рассматриваемый период). Модель здесь основывалась на создании новых рабочих мест при активном наращивании основного капитала, который обеспечил основной вклад в прирост производства. При этом почти половина эффекта от вложений в основные фонды была перераспределена на повышение оплаты труда.

Наиболее высокую динамику и основной вклад для национальной экономики в этой группе продемонстрировал комплекс лесоводства, лесозаготовок и деревообработки, а также производства прочих промышленных товаров, где доминирует изготовление и экспорт различной деревянной мебели и ее частей. Вторым по значимости был комплекс добычи и переработки нефти. Совместно они обеспечили 1,5 проц. п. из 2,4 проц. п. вклада всей группы в прирост ВДС экономики, отдачу от накопления основного капитала в 1,4 проц. п. из 1,8 проц. п.

Остальные две группы отраслей теряли занятость и выступали донорами.

Основу группы, снижавшей занятость примерно с общим трендом по экономике, (от 0% до –5% за рассматриваемый период при –2,8% по экономике), обеспечившей, тем не менее, значительный положительный вклад в прирост ВДС экономики, составили пищевая промышленность (0,9 проц. п. вклада), производство машин и оборудования (0,8 проц. п.), химическая промышленность (0,7 проц. п.), электроэнергетика (0,7 проц. п.), производство транспортных средств (0,4 проц. п.).

Вклад накопления основного капитала здесь обеспечили в основном две отрасли – химическая промышленность и электроэнергетика (1,1 проц. п. и 0,5 проц. п. из 2,0 проц. п. всей группы). В обеих отраслях этот вклад был представлен крупными проектами – строительством еще одного горно-обогатительного комбината по производству нитрата калия и Белорусской АЭС.

Влияние прочих факторов (нераспределенного остатка в размере 1,7 проц. п.) в основном было за счет производства продуктов питания (0,8 проц. п.), машин и оборудования (0,7 проц. п.), транспортных средств (0,4 проц. п.).

Четвертая группа, заметно снизившая занятость (сокращение более 5%), была самой крупной по доле ВДС в базисном 2016 г. (41,5%), но при этом показавшей самую низкую динамику (1,8% прироста) и самый низкий вклад в общие темпы по экономике (0,8 проц. п.). Больше всего здесь тормозили рост экономики строительство (-0,7 проц. п. в общеэкономическую динамику) и операции с недвижимым имуществом (-0,5 проц. п.). Обеспечили рост розничная торговля (1,1 проц. п.), телекоммуникационные услуги (0,4 проц. п.), временное проживание и питание (0,2 проц. п.), сельское хозяйство (0,2 проц. п.), производство электрооборудования (0,2 проц. п.), электронной и оптической аппаратуры (0,2 проц. п.) и пр.

Общим для этой группы было перераспределение скудных результатов преимущественно на подтягивание заработной платы. Вложения в основные фонды позволили сохранить объемы производства, несмотря на интенсивный отток трудовых ресурсов.

Таким образом, экономический рост Беларуси на рассматриваемом этапе развития можно описать моделью структурного перераспределения занятых с накоплением основного капитала как частью реципиентов, так и донорами рабочей силы. Это позволило создать новые эффективные рабочие места, поддержать объемы производства в отраслях с интенсивным оттоком трудовых ресурсов.

Взаимосвязь роста с ориентированностью по рынкам сбыта

Метод структурной декомпозиции с использованием инструментария таблиц «затраты-выпуск» позволяет рассчитать ВВП как заработанную на конечных рынках сбыта предприятиями и их подрядчиками в составе производственных цепочек ВДС вместе с налогами на продукты (акцизами, НДС и т. д.). Интеграция в этот расчет внешнеторговой статистики дополнительно позволяет провести декомпозицию по внешнеторговым направлениям, вплоть до рынков отдельных стран (см. методику и подробные результаты в [27]).

Сравнивая результаты таких расчетов (рис. 7) с выводами представленного выше анализа, нетрудно заметить, что в рассматриваемом периоде динамично росли, перераспределяли в свою пользу занятых и наращивали основной капитал прежде всего отрасли, реализация продукции которых и получение ВДС были ориентированы на экспортные направления вне ЕАЭС: компьютерное программирование и информационные услуги, продукция деревообработки, нефтепереработки, химической промышленности, услуги профессиональной, научной и технической деятельности и т. д.

Более того, распределение аналогичным образом занятых по производственным цепочкам и сопоставление со стоимостными потоками выявили по таким продуктам и направлениям более высокие уровни получаемой ВДС на рабочее место⁹ (рис. 8).

В то же время, например, продукция машиностроения и приборостроения, сбыт которой был и остается ориентирован на рынок России и внутренний, в условиях до 2022 г. с трудом дотягивала по показателю ВДС на рабочее место до среднеэкономической отметки¹⁰.

Также ориентированные на российский рынок сбыта отрасли продемонстрировали высокий нераспределенный остаток при факторном анализе (см. выше), что совпадает с активизацией в 2021 г. внутреннего потребительского и инвестиционного спроса в России.

Таким образом, стимулы по перераспределению занятых, масштабированию производств в тот период были связаны с возможностями доступа на рынки третьих стран, где стоимость ресурсов и рабочей силы заметно выше, что обеспечивало более высокий уровень доходов соответствующим предприятиям. В остальных отраслях, ориентированных на стагнировавший в рассматриваемый период рынок ЕАЭС, наращивания производственного потенциала не происходило, предприятия лишь воспользовались ростом конъюнктуры для загрузки мощностей, повышения зарплаты и рентабельности.

Влияние инвестиций на производственный потенциал

В связи с такими выводами возник вопрос, почему получились столь неутешительные результаты, несмотря на вливание в экономику значительных инвестиционных средств, особенно в традиционные для Беларуси отрасли с высоким участием государства?

Как видно на рис. 9, в целом по экономике инвестиционные средства примерно поровну направлялись на прирост и восполнение выбывающего (ликвидация и прочее выбытие) основного капитала.

Расчеты показали, что за анализируемый пятилетний период вклад инвестиций в поддержание достигнутого уровня (восполнение физически и морально изношенных основных средств) превысил эффект от расширения основного капитала. Это 9,6 проц. п. и 6,8 проц. п. соответственно ВДС в 2017-2021 гг. (рис. 10). Иными словами, влияние инвестиций заметно превысило фактически наблюдавшуюся динамику экономического роста.

Государству пришлось предпринимать усилия по поддержке отраслей, в которых спрос и условия реализации продукции, интенсивный отток трудовых ресурсов, высокий физический и моральный износ основных средств ставили под вопрос сохранение производственного потенциала.

Выводы для дальнейшей стратегии экономического роста

В контексте полученных выводов возникает закономерный вопрос о дальнейшей модели экономического роста Беларуси.

С одной стороны, прежняя модель позволяла при сравнительно невысоких инвестиционных затратах обеспечивать экономический рост за счет перераспределения трудовых ресурсов из отраслей с низкой добавленной стоимостью на рабочее место в виды деятельности с высокой.

Введенные внешние ограничения ударили именно по этой модели: снижение объемов экспорта услуг компьютерного программирования, транспортных услуг и продукции

деревообработки; поиск альтернативной логистики для вывоза калия и нефтепродуктов; поэтапная переориентация сбыта цемента, черных металлов и изделий из них, шин на российский рынок – основные причины проседания ВВП в 2022 г., а преодоление большинства из них – ключевые факторы восстановительного роста в 2023-2024 гг.

Вместе с тем, прежняя стратегия основывалась на доступе к рынкам стран с более высоким уровнем развития и на более низкой стоимости факторов производства по отношению к этим странам. Даже если бы прежние рынки были сохранены, по мере исчерпания возможностей по перераспределению занятых увеличение доходов (и в целом ВВП) полностью бы зависело от конъюнктуры и темпов роста развитых стран.

Соответственно такая модель позволяет за счет структурного маневра сравнительно быстро и дешево повысить среднеэкономические показатели, но не решает вопрос долгосрочной стратегии.

С другой стороны, если посмотреть на декомпозицию показателя реального прироста производительности труда, то наиболее высокую динамику такого внутриотраслевого прироста (14,7%) и его вклад в общеэкономические показатели (7,1 проц. п. из 12,7%) продемонстрировали как раз отрасли с наиболее высоким оттоком трудовых ресурсов и самым низким вкладом в увеличение ВВП (четвертая группа отраслей, табл. 2). Аналогично продемонстрировали высокую динамику и виды деятельности, поступательно высвобождавшие трудовые ресурсы примерно с общим темпом по экономике (третья группа).

Таблица 2

Декомпозиция реального прироста производительности труда по ВДС, вклад в проц. п. от общего прироста по экономике в 2017-2021 гг.

Источник: расчеты автора.

Реципиенты рабочей силы (первая и вторая группы) в основном масштабировались с поддержанием достигнутого уровня эффективности и внесли вклад в повышение общеэкономического показателя лишь путем увеличения доли своих более производительных рабочих мест.

При этом совокупные эффекты от перераспределения занятости (0,8 проц. п. в отрасли с более высокой производительностью труда и -0,4 проц. п. в отрасли с более быстрым ее ростом) для экономики были небольшими из-за стихийности, отсутствия целенаправленной политики структурных преобразований.

Так, отрицательные значения четвертой группы здесь объясняются большой потерей занятости видами деятельности, заметно превосходящими среднеэкономический уровень по ВДС на рабочее место (операции с недвижимым имуществом, финансовая и страховая, деятельность в области телекоммуникаций).

Одновременно отрицательный вклад в структурные эффекты второй группы – следствие наращивания трудовых ресурсов не только видами деятельности с более высокой производительностью (горнодобывающая промышленность, фармацевтика, нефтепереработка и пр.), но и с более низкой (легкая промышленность, деятельность в сфере административных и вспомогательных услуг, здравоохранение и социальные услуги и пр.).

Таким образом, для Беларуси экономический рост и повышение эффективности в условиях дефицита трудовых ресурсов возможно осуществить двумя путями. Первый – путь структурного маневра, более целенаправленной структурной политики. Для этого необходима опора на мировой рынок с возможностью выбора и углубления международной специализации по выгодным для страны направлениям; при этом имеются определенные ограничения.

Второй путь – повышение эффективности традиционных для страны производств при их активной модернизации. Это потребует значительных инвестиционных ресурсов, доступа к современному оборудованию и технологиям.

На современном этапе наиболее высокую динамику показывают традиционные для республики отрасли, ориентированные на российский рынок, с учетом активизации на нем спроса на продукцию определенного ассортимента.

Пока сложно сказать (прошло слишком мало времени), является ли наблюдаемый всплеск активности этих отраслей лишь конъюнктурным, с загрузкой имеющихся мощностей и трудовых ресурсов, или же системной трансформацией в долгосрочную модель развития с наращиванием компетенций и производственного потенциала. При этом необходимо учитывать обостряющуюся конкуренцию на российском рынке со стороны китайских производителей.

Для Беларуси выбор пути – это серьезный вызов, поскольку тот или иной вариант развития непосредственно взаимосвязан с международными отношениями, а от результатов развития зависит активность и направление миграционных потоков, подстегиваемых перегретым, как со стороны России, так и западных соседей, рынком труда.

Многое в нынешних условиях будет зависеть от основного внешнеторгового партнера – России, включая модель ее развития и принимаемые решения по более глубокой двусторонней интеграции. Уровень проработки соответствующих вопросов, количественные параметры возможных эффектов, вклад со стороны российского рынка, ориентированных на него отраслей, кооперационных проектов в дальнейшую динамику экономического роста Беларуси – все это будет понятно из Прогноза социальноэкономического развития Союзного государства, который разрабатывается научными институтами и органами государственного управления двух стран.

¹ Международная циркуляция – стратегия экономического роста КНР за счет ориентированного на экспорт производства; сформулирована в период лидерства Дэн Сяопина.

² Внутренняя циркуляция – модель развития КНР, связанная с опорой на внутренний рынок для достижения экономического роста.

³ Двойная циркуляция – модель, сочетающая в себе силы внутренней экономики КНР и международного экономического взаимодействия; один из принципов 14-го пятилетнего плана развития КНР (2021–2025 гг.), принятого на пленуме ЦК КПК в октябре 2020 г.

⁴ Общая факторная производительность (англ. total factor productivity) – совокупность факторов, влияющих на выпуск продукции, за исключением затрат труда и капитала. Может рассматриваться как показатель долгосрочных технологических изменений, технологической динамики.

⁵ Учет влияния перераспределения занятых на показатель общего увеличения производительности труда, встречающийся в ряде работ [12-13], лишь констатирует присутствие таких эффектов.

⁶ Декомпозиция аналогично известной методике (см., например, [12; 15]), но с выделением групп отраслей и эффектов относительно среднеэкономических показателей.

⁷ URL: https://www.oecd.org/sti/ind/measuring-trade-in-value-added.htm

⁸ Экономическая теория обосновывает соответствие вознаграждения за использование производственных факторов их предельным продуктам, что является широко распространенным допущением при проведении прикладного анализа еще со времен Р. Солоу (см., например, [8, с. 11; 9, с. 12; 11; 24, с. 2 – 5; 25; 26].

⁹ Показатель рассчитан по рабочим местам, задействованным в цепочке производства и реализации конечной продукции, с учетом разного плеча транспортировки и торговых наценок, налогов по рынкам сбыта.

¹⁰ Российский рынок обеспечивал значительную долю рабочих мест (14,3% при 9,5% за счет рынка Европейского Союза и 9,6% за счет прочих экспортных рынков). Работа на этом направлении имеет для Беларуси высокое социальное значение.

Литература / References

1. Министерство экономического развития Российской Федерации. Сценарные условия функционирования экономики Российской Федерации, основные параметры прогноза социально-экономического развития Российской Федерации и прогнозируемые изменения цен (тарифов) на товары, услуги хозяйствующих субъектов, осуществляющих регулируемые виды деятельности в инфраструктурном секторе, на 2025 год и на плановый период 2026 и 2027 годов. 2024. 14 с. [Ministry of Economic Development. Scenario conditions of the functioning of the economy of the Russian Federation, the main parameters of the forecast of socio-economic development of the Russian Federation and projected changes in prices (tariffs) for goods and services of economic entities engaged in regulated activities in the infrastructure sector for 2025 and for the planning period 2026 and 2027. 2024. 14 p. (In Russ.)]
2. Ведев А.Л., Еремкин В.А., Тузов К.А. Высокие риски и слабые темпы роста экономики: макропрогноз для России на среднесрочную перспективу // Вопросы экономики. 2024. № 2. С. 5-22. [Vedev A.L., Eremkin V.A., Tuzov K.A. High risks and weak pace of economic growth: Russia macroeconomic forecast for the medium term. Voprosy Ekonomiki. 2024. No. 2. Pp. 5-22. (In Russ.)] DOI: 10.32609/0042-8736-2024-2-5-22.
3. Широв А.А. (ред.) Россия 2035: к новому качеству национальной экономики. Научный доклад. М., Артик Принт. 2024. 264 с. [Shirov A.A. (ed.) Russia 2035: Toward a New Quality of National Economy. Scientific report. M., Artique Print. 2024. 264 p. (In Russ.)] URL: https://ecfor.ru/publication/rossiya-2035-k-novomu-kachestvu-ekonomiki/
4. Готовский А.В. Роль внешнего и внутреннего рынков в моделях экономического роста Беларуси и России // Проблемы прогнозирования. 2024. № 6(207). С. 43-57. [Gotovsky A.V. The role of the external and internal markets in the economic growth models of Belarus and Russia // Problemy Prognozirovaniya. 2024. No. 6(207). Pp. 43-57 (In Russ.)]
5. Готовский А.В. Углубление сотрудничества с КНР в контексте китайской модели экономического роста // Вопросы экономики. 2023. № 9. С. 84-102. [Gotovsky A.V. Deepening cooperation with China in the context of its economic growth model. Voprosy Ekonomiki. 2023. No. 9. Pp. 84-102. (In Russ.)] URL: https://doi.org/-10.32609/0042-8736-2023-9-84-102.
6. Павлов П.Н., Дробышевский С.М. Структура темпов роста ВВП России на перспективу до 2024 г // Вопросы экономики. 2022. № 3. С. 29-51. [Pavlov P.N., Drobyshevsky S.M. Structure of GDP growth rates in Russia up to 2024 // Voprosy Ekonomiki. 2022. No. 3. Pp. 29-51. (In Russ.)] DOI 10.32609/0042-8736-2022-3-29-51.
7. Dolinskaya I. Explaining Russia’s Output Collapse // IMF Staff Papers. 2001. Vol. 49. No. 2. Pp. 155-174.
8. Демиденко М.В., Кузнецов А.С. Экономический рост в Республике Беларусь: факторы и оценка равновесия // Банкаўскi веснiк. Тэматычны выпуск. «Исследования банка». 2012. Сентябрь. № 3. 59 с. [Demidenko M.V., Kuznecov A.S. Economic growth in the Republic of Belarus: factors and assessment of equilibrium // Bankauski vesnik. Thematic issue of «Bank Research». 2012. September. No. 3. 59 p. (In Russ.)]
9. Мирончик Н.Л., Левихина А.А. Как ускорить рост белорусской экономики? // Банкаўскі веснік. Тэматычны выпуск «Исследования банка». 2020. Июль. № 19. 77 с. [Mironchik N.L., Levihina A.A. How to accelerate the growth of the Belarusian economy? // Bankauskі vesnіk. Thematic issue of «Bank Research». 2020. July. No. 19. 77 p. (In Russ.)]
10. Филипцов А.М. Горбатенко И.В. Совокупная факторная производительность в сельском хозяйстве стран ЕАЭС // Белорусский экономический журнал. 2023. № 4 (105). С. 4-18. [Filiptsov A.M., Gorbatenko I.V. The Total Factor Productivity in Agriculture of the EAEU Countries. Belorusskiy ekonomicheskiy zhurnal. 2023. No. 4. Pp. 4-18. (In Russ.)] DOI 10.46782/1818-4510-2023-4-4-18.
11. Solow R. Technical Change and the Aggregate Production Function// Review of Economics and Statistics. 1957. Vol. 39. Pp. 312-320.
12. Воробьев В.А., Филипцова А.В. Структурная трансформация экономики и межотраслевая мобильность капитала в Республике Беларусь // Белорусский экономический журнал. 2023. № 2 (103). С. 107-120. [Voro-biev V.A., Filiptsova A.V. Structural Transformation of the Economy and Inter-Sectoral Mobility of Capital in the Republic of Belarus. Belorusskiy ekonomicheskiy zhurnal. 2023. No. 2(103). Pp. 107-120. (In Russ.)] DOI 10.46782/1818-4510-2023-2-107-120.
13. Bakanova M., Freinkman L., Gotovsky A., Sidarenka M. Belarus Industrial Performance Before and During the Global Crisis. Belarus Economic Policy Notes. Note No. 1. Document of the World Bank. Report No. 54371-BY. 2010. 40 p.
14. Тодаро М.П. Экономическое развитие: Учебник / Пер. с англ. под ред. С.М. Яковлева, Л.З. Зевина. Москва: Экономический факультет МГУ. ЮНИТИ, 1997. 671 с. [Todaro M.P. Economic development: textbook / Trans. edited by S.M. Yakovlev and L.Z. Zevin. Moscow: Faculty of economics of Moscow State University. UNITY. 1997. 671 p. (In Russ.)] ISBN 5-85173-063-3.
15. Dumagan J.C. A Generalized Exactly Additive Decomposition of Aggregate Labor Productivity Growth. Review of Income and Wealth. 2013. Series 59. No. 1. Pp. 157–168. DOI: 10.1111/j.1475- 4991.2012.00511.x.
16. Inter-Secretariat Working Group on National Accounts, Commission of the European Communities – Eurostat, International Monetary Fund, Organisation for Economic Co-operation and Development, United Nations, World Bank. System of National Accounts. – Brussels/Luxembourg. New York, Paris, Washington D.C. 1993. 814 p.
17. Miller R., Blair P. Input–output analysis: Foundations and extensions (2nd ed.). Cambridge: Cambridge University Press. 2009. 737 p. Doi:10.1017/CBO9780511626982.
18. Rose A., Casler S. Input–output structural decomposition analysis: A critical appraisal. Economic Systems Research. 1996. Vol. 8. Pp. 33–62.
19. Быков А.А., Колб О.Д., Хвалько Т.В. Торговля добавленной стоимостью: источники сбалансированного экономического роста / под ред. А.А. Быкова. Минск. Мисанта. 2017. 356 с. [Bykov A.A., Kolb O.D., Khvalko T.V. Value-added trade: sources of balanced economic growth / ed. by A.A. Bykov. Minsk. Misanta. 2017. 356 p. (In Russ.)]
20. Точицкая И.Э. Оценка добавленной стоимости в экспорте Беларуси // Банкаўскі веснік. 2020. № 4 (681). С. 3-11. [Tochitskaya I.E. Assessment of value added in Belarus' exports // Bankayski vesnik. 2020. No. 4 (681). Pp. 3-11. (In Russ.)]
21. Guilhoto M.J., Webb C., Yamano N. Guide to OECD TiVA indicators. 2021 ed. OECD Science. Technology and Industry Working Papers. No. 2022/02. Paris: OECD Publishing. 2022. 55 p. URL: https://doi.org/10.1787/-58aa22b1-en.
22. Oosterhaven J., Hoen A. Preferences, technology, trade and real income changes in the European Union. Annals of Regional Science. 1998. No. 32. Pp. 505–524. DOI: 10.1007/s001680050086.
23. Рожковская Е.А. Отраслевые структурные сдвиги в белорусской экономике: направления и оценка // Наука и инновации. 2022. № 8 (234). С. 44-50. [Rozhkovskaya E.A. Sectoral structural shifts in the Belarusian economy: Directions and assessment. Science and Innovations. 2022. No. 8 (234). Pp. 44-50. (In Russ.)] DOI: 10.29235/18189857-2022-8-44-50.
24. Robinson J. The Production Function and the Theory of Capital // The Review of Economic Studies. Vol. 21. No. 2 (1953-1954). Pp. 81-106.
25. Campos N., Coricelli F. Growth in Transition: What We Know, What We Don’t, and What We Should // Journal of Economic Literature. 2002. Vol. XL. Pp. 793-836.
26. European Commission. The Production Function Methodology for Calculating Potential Growth Rates & Output Gaps / ed. F.D’Auria and et al. 2010. 105 p.
27. Готовский А.В., Абрамчук Н.А. Зависимость ВВП Республики Беларусь от внешнеторговых отношений с отдельными странами // Белорусский экономический журнал. 2023. № 3 (104). С. 4-20. [Gotovsky A.V., Abramchuk N.A. Dependence of GDP of the Republic of Belarus on Foreign Trade Relations with Individual Countries. Belorusskiy ekonomicheskiy zhurnal. 2023. No. 3. Pp. 4–20. (In Russ.)] DOI: 10.46782/1818-4510-2023-3-4-20.