Шокотерапия против градуализма: 15 лет спустя

Почему страны с переходной экономикой характеризуются столь несхожей экономической динамикой? Государства Центральной Европы пережили трехлетний спад и сегодня превысили докризисный уровень производства; в странах Юго-Восточной Европы динамика производства была хуже; государства-участники СНГ в большинстве своем прошли через почти десятилетний спад производства и до сих пор не могут достичь предкризисного уровня.

Если обратиться к динамике развития азиатских стран, то картина получится еще более пестрой: Китай и Вьетнам, начавшие реформы соответственно в 1978 и 1986 гг., испытали не спад, а ускорение экономического роста; в Монголии и Узбекистане спад был непродолжительным (3 года), но последующее экономическое восстановление проходило довольно вяло; в Казахстане, Кыргызстане, Таджикистане и Туркмении спад был и значительным (падение производства на 40 - 60%), и продолжительным (почти 10 лет), а последующее восстановление шло медленно в Туркмении и Казахстане быстрее, чем в других странах региона. Чем вызваны эти различия?

Пятнадцать, да и десять лет назад, на заре экономической трансформации, споры велись в основном о темпах реформ - между сторонниками радикальных реформ (шоковой терапии) и градуалистами, приверженцами постепенных преобразований. Сторонники шоковой терапии утверждали, что "невозможно преодолеть пропасть в два прыжка", что быстрая смена экономической системы позволит исключить "смутный" период, когда старые правила уже не действуют, а новые еще не заработали. Градуалисты в свою очередь возражали против разрушения ранее существовавших институтов и отмены прежних правил экономического регулирования до того, как будут созданы новые институты и разработаны новые правила, предупреждая, что институциональный вакуум может привести к катастрофическому спаду производства. В частности, они указывали, что китайская стратегия "вырастания из социализма" (быстрый рост создаваемых "с нуля" компаний негосударственного сектора) является более предпочтительной по сравнению со стратегией широкомасштабной приватизации, поскольку при этом обеспечивается лучшая защита прав собственности.

Настоящая работа опирается на предыдущее исследование десятилетней давности (1), посвященное анализу причин различной глубины и продолжительности трансформационного спада в переходных экономиках. Ее задача: во-первых, рассмотреть возражения против сформулированного подхода, появившиеся с момента публикации статей; во-вторых, объяснить различия в динамике производства после спада, в период экономического восстановления (накопленные статистические данные позволяют это теперь сделать).

Исходные условия и экономическая динамика

Почему при переходе от плановой экономики к рыночной происходит спад производства? Среди многих причин экономического спада 1990-х годов в большинстве стран с переходной экономикой есть одна, которую вряд ли кто-либо будет оспаривать, - неблагоприятный шок предложения (adverse supply shock), вызванный изменением относительных цен. Это простое и понятное объяснение трансформационого спада, однако до сих пор оно не часто встречается в экономической литературе.

Спад производства при переходе от плановой экономики к рыночной происходит из-за изменений, связанных с факторами предложения, - - неспособности экономики справиться с требуемым перемещением ресурсов из одних отраслей и регионов в другие. Предположим, что 50% всего производства приходится на отрасли хозяйства, которые при новых соотношениях цен, возникающих после их дерегулирования, становятся неконкурентоспособными. Тогда весь этот сектор должен исчезнуть - либо постепенно, либо сразу, в зависимости от темпов изменения относительных цен. Если либерализация цен проводится одномоментно, то неконкурентоспособный сектор в одночасье становится нерентабельным, и производство немедленно сокращается на 50%; в дальнейшем инвестирование и рост выпуска происходят только в конкурентоспособном секторе, так что для достижения уровня производства, имевшего место до спада, потребуется много лет. Если реформы осуществляются медленно (постепенное освобождение цен или устранение тарифов/субсидий) и производство в неконкурентоспособных отраслях снижается, скажем, на 10% ежегодно, то этот спад в значительной степени может быть компенсирован ростом производства в конкурентоспособном секторе. Наилучшим вариантом, конечно, будет такой темп освобождения цен, который ведет к сокращению производства в неконкурентоспособном секторе с естественной скоростью, то есть по мере выбытия устаревшего основного капитала.

При мгновенном дерегулировании цен глубина трансформационного спада определяется масштабами необходимой структурной перестройки, а они, в свою очередь, зависят от накопленных за плановый период диспропорций в структуре производства и во внешней торговле - проще говоря, от размеров сектора экономики, который становится неконкурентоспособным при новых соотношениях цен, возникающих после их дерегулирования. Приблизительно оценить величину диспропорций, унаследованных от планового хозяйства, или, иначе, степень деформированности экономической структуры, можно, сложив показатели военных расходов (в % к ВВП), "избыточного" (в сравнении со странами с рыночной экономикой и схожим ВВП на душу населения) развития промышленности и "недоразвития" сектора услуг и диспропорций во внешней торговле (тоже в сравнении с аналогичными рыночными экономиками), характеризующейся "заниженной" долей в ВВП и специфической долей торговли с соцстранами и между бывшими советскими республиками (так как она велась по ценам, сильно отличавшимся от рыночных) (2). Зависимость между этим агрегатным показателем диспропорций накануне реформ и падением производства в период реформ просматривается довольно четко, особенно если исключить страны, пострадавшие от войн (3).

Диспропорции в отраслевой структуре и во внешней торговле, как и диспропорции на микроуровне - в размере и специализации предприятий, тем труднее преодолеть, чем больше они материализованы в основных фондах. Поэтому можно предположить, что относительно бедные сельскохозяйственные страны (Вьетнам и Китай, Албания и Монголия) имели преимущества в сравнении с более развитыми, поскольку их примитивный основной капитал был менее подвержен деформациям.

Таким образом, бремя прошлого для китайских и вьетнамских реформаторов не было столь тяжелым, как в Восточной Европе и СССР, и, следовательно, их экономики были более реформируемыми. В бывших европейских социалистических странах, напротив, более высокий уровень развития обернулся одновременно и большей степенью материализации диспропорций в виде деформированности основных фондов.

Из опыта всех стран с переходной экономикой можно сделать по крайней мере один общий вывод в отношении процесса реформ: если реформы вызывают необходимость структурной перестройки (перераспределения ресурсов), то их темп должен быть таким, чтобы масштаб реструктурирования не превышал инвестиционный потенциал экономики. Это главное обоснование необходимости постепенной, а не одномоментной ликвидации тарифных и нетарифных барьеров, субсидий и иных форм государственной поддержки определенных секторов (Европейскому экономическому сообществу и НАФТА потребовалось почти 10 лет, чтобы ликвидировать тарифы, хотя их средний уровень составлял мизерную величину - всего лишь примерно 10% от стоимости импорта).

Институты и динамика производства

Существует явная отрицательная корреляция между динамикой производства во время перехода к рынку и снижением доли госдоходов в ВВП. Еще более тесная связь наблюдается между динамикой инвестиций и госдоходов: подрыв финансовой мощи государства ведет к коллапсу институтов, что, в свою очередь, подавляет экономическую активность и угнетает инвестиции (4).

Снижение доли госдоходов и расходов в ВВП практически везде сопровождалось повышением удельного веса теневой экономики. А индекс "захвата государства", рассчитанный Всемирным банком на основе опроса фирм в 1999 г., сильно коррелирует с долей теневой экономики. При этом Беларусь оказывается в одной компании с Эстонией. Что еще неприятнее, более глубокое падение доли госдоходов в ВВП (и производства) было сопряжено с более сильным ростом неравенства в распределении доходов. Наоборот, именно в странах с наименьшим падением доли госдоходов в ВВП (Центральная Европа, Эстония, Узбекистан, Беларусь) распределение доходов ухудшилось незначительно. Неравномерное же распределение доходов, как известно, отрицательно сказывается на экономическом росте: оно ухудшает инвестиционный климат и затрудняет проведение структурных реформ и макроэкономической стабилизации. Кроме того, социальное неравенство подпитывает макроэкономический популизм - - перераспределение доходов от конкурентоспособных секторов к неконкурентоспособным, от успешных предприятий к неудачникам, от богатых к бедным. Иными словами, чем сильнее неравенство в доходах, тем больше соблазн перераспределять "общественный пирог", вместо того чтобы его увеличивать.

В общем, динамика государственных расходов в переходный период оказывается более важным фактором успешной трансформации, чем скорость проведения реформ. Сохранение большого государства в переходный период, разумеется, не может быть абсолютной гарантией благоприятной динамики производства (нужны еще и другие условия, в частности эффективное расходование государственных средств). Однако резкое сокращение госрасходов - верный путь к коллапсу институтов и глубокому падению производства, сопровождающемуся углублением социального неравенства и макроэкономическим популизмом.

При сокращении реальных государственных расходов в два и более раза, как это произошло в большинстве государств бывшего СССР и Юго-Восточной Европы в короткий промежуток времени - всего за несколько лет, практически не остается шансов компенсировать падение объема финансирования повышением эффективности институтов. В результате способность государства гарантировать права собственников и исполнение контрактов, поддерживать закон и порядок и противодействовать криминализации катастрофически уменьшается.

История провалов и успехов переходного периода предстает, таким образом, отнюдь не как история последовательных (успешных) и непоследовательных (неудачных) реформ. Главный сюжет "романа" постсоциалистической трансформации - - сохранение дееспособных институтов в одних странах (очень разных по прочим своим характеристикам, от Центральной Европы и Эстонии до Китая, Узбекистана и Беларуси) и их развал в остальных. Как минимум на 90% это история несостоятельности государства и его институтов (government failure), а не несостоятельности рынка и недостаточной либерализации (market failure).

Если воспользоваться индексами правопорядка (rule of law -"верховенства закона") (5) в качестве показателя силы институтов (законодательные гарантии прав собственности, контрактов и т. п.) и индексами демократии (политических прав), которые публикуются Freedom House (6), то можно представить следующую классификацию стран с переходной экономикой.

Авторитарные режимы, включая коммунистические, постепенно укреплявшие либеральные права, но не обеспечивавшие верховенства закона и не имевшие сильных институтов, компенсировали нехватку закона избытком порядка, то есть восполняли институциональный вакуум авторитарными методами. Возникшие в этих странах после демократизации нелиберальные демократии оказались не способны поддерживать ни "порядок без закона", поскольку утратили прежние авторитарные инструменты, ни порядок на основе закона, поскольку не успели создать новые демократические механизмы, позволяющие гарантировать стандартный набор либеральных прав (левый верхний квадрант на рис. 2). Неудивительно, что это самым отрицательным образом сказалось на деловом климате и динамике производства. Авторитарные режимы со слабым правопорядком тоже не слишком благоприятны для экономики, но в среднем все-таки лучше, чем демократические.

Иначе говоря, демократизация без обеспечения законности и правопорядка на деле обычно ведет к значительному спаду производства. Это та цена, которую приходится платить за раннюю политическую демократизацию, то есть за введение процедуры демократических выборов в то время, когда основные либеральные права в обществе еще не утвердились. Отнюдь не случайно наихудшая экономическая динамика наблюдается в странах с неудачным сочетанием слабых институтов (низкий индекс правопорядка) с относительно высоким уровнем демократии(7).

Если включить индексы правопорядка и демократии в регрессии, объясняющие динамику производства, то они приобретают "правильные знаки" (верховенство закона - положительный, демократия - отрицательный) и оказываются статистически значимыми. Наилучшие результаты, однако, дает включение в уравнение соотношения двух индексов - - верховенства закона и демократии: почти 80% вариаций в динамике производства в переходный период объясняется всего тремя факторами - - диспропорциями в структуре производства и внешней торговли накануне переходного периода, инфляцией и упомянутым соотношением.

Интересно, что соотношение "законность/демократизация" не заменяет, но дополняет ранее использованный показатель силы институтов - падение доли госдоходов в ВВП. Эти два показателя не коррелируют между собой и при одновременном включении в уравнение повышают тесноту связи до 88% - лучший результат, чем с какой-либо из этих переменных по отдельности. При добавлении в уравнение индекс либерализации оказывается статистически незначимым и, кроме того, имеет отрицательный знак (8).

Есть и еще одна проблема, связанная с демократизацией при слабых институтах, - политическая нестабильность режима, высокая вероятность возврата к авторитаризму. Исследования устойчивости демократии выявили, что после начальной демократизации его чаще удается избежать тем странам, у которых сильны институты и над которыми не тяготеет "ресурсное проклятие", то есть импортирующим, а не экспортирующим ресурсы. Сила институтов может "перетянуть" эффект ресурсов (пример - Норвегия), но если и институты слабы, и страна ориентирована на ресурсный экспорт, то шансов создать стабильную демократию крайне мало. Из числа нефтеэкспортеров в развивающихся странах к уровню устойчивых демократий приближаются Боливия, Венесуэла, Индонезия, Мексика, Эквадор, но лишь приближаются: ни в одной из этих стран индекс политических прав не удержался в последние 10 лет на "твердодемократическом уровне" 1-2 балла. Возникает своего рода "порочный круг": попытки демократизации при слабых институтах => ухудшение качества институтов => возвращение к авторитаризму (9).

Собственно, именно это и можно наблюдать на постсоветском пространстве: лишь пять бывших советских республик стали к 2005 г. более демократическими, чем в 1991 г., - три балтийские республики, Грузия и Молдова. Еще три республики - Армения, Кыргызстан и Украина - не стали ни более демократическими, ни более авторитарными. А в семи остальных республиках произошло усиление авторитаризма. Что же касается уровня демократии в 2005 г., то "свободными" (индекс политических прав на уровне 1 -2 балла) были только страны Балтии, а все остальные постсоветские государства признавались "несвободными" или "частично свободными".

Факторы экономической динамики в период экономического восстановления

Факторы экономической динамики в период экономического восстановления, то есть после того как трансформационный спад завершился, отличаются от факторов трансформационного спада. Во-первых, достигнутый уровень экономической либерализации начинает, наконец, оказывать положительное воздействие на динамику производства, по крайней мере в начальный период восстановления -1994 - 1998 гг.. В последующем уровень либерализации, достигнутый к середине 1990-х годов, становится менее значимым, но прогресс либерализации (прирост уровня либерализации во время восстановления) положительно влияет на динамику производства. Этот результат подтверждается и регрессионным анализом: практически во всех спецификациях уравнения, объясняющего динамику производства, прирост уровня либерализации после трансформационного спада (в 1995-2003 гг.) оказывает положительное и значимое воздействие, хотя сам уровень либерализации к середине 1990-х годов по большей части становится незначимым (за исключением одной спецификации, где воздействие уровня либерализации вообще отрицательно) (10).

Во-вторых, показатель диспропорций в структуре хозяйства и во внешней торговле накануне переходного периода перестает влиять на объяснение динамики производства в период восстановления. Бинарная переменная для стран, переживших военные конфликты, всегда значима, но приобретает положительный знак (в отличие от периода трансформационного спада, когда ее знак был отрицательным), что, видимо, объясняется тем, что страны, пострадавшие от военных конфликтов в первой половине 1990-х годов, быстрее восстанавливали свою разрушенную экономику.

Наконец, в-третьих, показатели институционального потенциала и факторы, их определяющие, продолжают воздействовать на динамику производства в период послекризисного восстановления так же, как и в период трансформационного спада: снижение госдоходов в % к ВВП и демократия отрицательно сказываются на производстве, а правопорядок - положительно.

Таким образом, воздействие институтов на экономическую динамику одинаково и на стадии спада, и на стадии восстановления. Демократизация в странах со слабым правопорядком ведет к подрыву госинститутов, что, в свою очередь, оказывает негативное влияние на производство. Этот механизм ослабления институтов в нелиберальных демократиях отчасти связан с относительным сокращением размеров государства, отчасти - со снижением эффективности предоставления общественных благ: даже при учете в регрессиях эффекта снижения госдоходов получается, что воздействие правопорядка на рост положительно, а воздействие демократизации - отрицательно.

Чтобы проверить устойчивость результатов, период восстановления производства был определен иначе - как 1995-2005 гг. В этом случае результаты в принципе не меняются, хотя параметры регрессии даже несколько улучшаются: R2 и значимость коэффициентов возрастают.

Эти результаты хорошо согласуются с интуитивными представлениями и предыдущими объяснениями. Во время трансформационного спада сокращение производства определялось в первую очередь масштабами диспропорций в плановой экономике и степенью ослабления институционального потенциала, тогда как уровень либерализации не играл особой роли. Напротив, во время экономического восстановления, после того как неэффективные в новых условиях (при новых соотношениях цен) предприятия были уже закрыты, диспропорции в плановой экономике перестали играть важнейшую роль, а повышение степени либерализации экономики стало содействовать лучшей экономической динамике. При контроле на страновые эффекты с помощью показателя предшествующей динамики производства (в 1989 - 1996 гг.) получаем, что приросты либерализации и производства в 1995-2003 гг. шли параллельно. Этот результат полностью согласуется с теорией (выигрыш в эффективности при переходе от плановой экономики к рыночной), но наблюдается только в период восстановления производства, когда трансформационный спад подходит к концу.

Проблема эндогенности

Доказывают ли приведенные выше уравнения, что экономическая динамика при переходе от плановой экономики к рыночной определяется исходными условиями, институциональным потенциалом и макроэкономической политикой, а темпы либерализации вносят свой положительный вклад лишь на стадии восстановления производства, когда неконкурентоспособный сектор уже в основном исчез? Главное возражение против такой трактовки состоит в указании на эндогенность экономической либерализации, то есть на то обстоятельство, что не только динамика производства зависит от темпов либерализации, но и сами темпы либерализации зависят от динамики производства. Если, например, либерализация может привести к падению производства, то естественно ожидать, что рациональное правительство будет откладывать либерализацию на потом.

Многие авторы обращали внимание на такую обратную зависимость (11). В частности, было продемонстрировано, что гипотеза об эндогенности показателя либерализации не может быть отвергнута (если инструментировать либерализацию через долю экспорта в ВВП накануне переходного периода) (12). С. Годой и Дж. Стиглиц исследовали воздействие на экономическую динамику не экономической либерализации вообще, а только скорости приватизации13: они инструментировали ее с помощью показателя диспропорций в структуре экономики и во внешней торговле, рассчитанного в вышеуказанных статьях (чем больше диспропорции, то есть чем больше деформирована экономика, тем больше можно потерять от быстрой приватизации, тем, следовательно, медленнее она будет проводиться). Получилось, что при контроле на исходный уровень приватизации (долю частного сектора в ВВП) скорость приватизации оказывала однозначно отрицательное и значимое воздействие на экономическую динамику в 1990-е годы.

Если эндогенность действительно существует, надо найти инструментальную переменную для либерализации и прибегнуть к двухшаговому методу наименьших квадратов (2SLS - two stage least squares). Уровень либерализации в 1995 г. сильно коррелирует с диспропорциями, что заставляет предполагать эндогенность, так как диспропорции, в свою очередь, соотносятся с динамикой производства. Однако уровень либерализации коррелирует с индексом демократии (см. рис. 8), который не корреспондирует с динамикой производства (R = 5%), так что с формальной точки зрения можно инструментировать показатель экономической либерализации с помощью индекса демократии. Это верно и по существу, поскольку скорость экономической либерализации была тем больше, чем выше был уровень демократии (14).

Результаты двухшаговых регрессий (с инструментированием экономической либерализации через уровень демократии) представлены в таблице 4. Новый результат заключается в том, что знак коэффициента при показателе либерализации теперь становится отрицательным и статистически значимым: чем более была либерализована экономика к 1995 г., тем большим было падение производства в 1989 - 1996 гг. во время трансформационного спада. Этот результат отличается от предыдущих регрессий, в которых либерализация не инструментировалась (см. табл. 1), но больше согласуется с предложенным в настоящей статье объяснением трансформационного спада: при наличии диспропорций в плановой экономике, то есть при наличии сектора, который при дерегулировании цен становится неконкурентоспособным, высокие темпы либерализации способствуют более быстрому падению производства в нем.

Напротив, для периода экономического восстановления инструментирование показателя либерализации не приводит к качественно новым результатам, но только усиливает выводы, полученные ранее. В данном случае требуется инструментировать не уровень либерализации в 1995 г., а прирост этого уровня в период восстановления, так как первый показатель выступает теперь просто в качестве одного из начальных условий.

Два показателя являются хорошими кандидатами в инструментальные переменные: бинарная переменная "членство в бывшем СССР" (FSU) и уровень либерализации в 1995 г. (LIBER95). Оба они сильно коррелированы с инструментируемой переменной - приростом либерализации в 1995-2003 гг. (R равен 0, 76 и -0, 86 соответственно), но слабо корреспондируют с изменением ВВП в 1995-2003 гг. (R равен 0, 24 и -0, 28 соответственно), так что могут быть использованы в качестве инструментов. Экономическая интерпретация зависимости прироста либерализации в 1995-2003 гг. от членства в СССР и достигнутого уровня либерализации в 1995 г. вполне логична: страны бывшего СССР либерализовывали свои экономики изначально медленнее, чем страны Восточной Европы, поэтому основной прирост либерализации в странах бывшего СССР пришелся не на начало переходного периода (1989 - 1995 гг.), а на более позднее время (1995-2003 гг.); кроме того, чем выше был уровень либерализации в 1995 г., тем меньше пространства оставалось для последующей либерализации, так что зависимость прироста либерализации в 1995-2003 гг. от достигнутого уровня в 1995 г., как и ожидалось, отрицательная.

Результаты регрессий для периода восстановления с инструментированием показателя либерализации приведены в таблицах 5 и 6 для трех периодов: 1995-2003 гг., 1995-2005 гг. и 1998-2005 гг. Они не отличаются сильно ни друг от друга, ни от результатов без инструментирования: коэффициенты при инструментированном показателе прироста либерализации на самом деле даже выше, чем при неинструментированном, а статистическая значимость этих коэффициентов не меняется (15).

Подведем итоги. Инструментирование показателя либерализации дает новые результаты для стадии трасформационного спада, но не для стадии экономического восстановления. Это отрицательное и значимое воздействие "запаса либерализации", накопленного к 1995 г. (он фактически является суммой приростов либерализации за 1989 - 1995 гг.), на экономическую динамику как раз и требует объяснения, поскольку его негативное влияние обнаруживается только при инструментировании показателя либерализации с помощью показателя уровня демократии, а без него оно оказывается незначимым.

Интерпретация этих зависимостей, видимо, такова: темп экономической либерализации определяется, во-первых, степенью демократизации: он выше в более демократических странах (собственно говоря, систему двойных цен - dual track price system - удалось поддерживать в течение продолжительного времени только в авторитарном Китае), и, во-вторых, масштабами диспропорций, накопленных к концу планового периода (большой размер неконкурентоспособного сектора заставляет творцов экономической политики тормозить либерализацию, откладывать ее на потом из-за боязни усугубить спад производства).

Но демократизация стимулирует либерализацию, так что в странах с большими диспропорциями объем выпуска падает - в той мере, в какой последняя определяется эндогенно (то есть демократизацией), она отрицательно и значимо влияет на выпуск.

"Остаточная либерализация" (остаток из регрессии либерализации на уровень демократии) оказывает незначимое воздействие на динамику производства. Ее включение в правую часть уравнения наряду с "детерминированной либерализацией" фактически эквивалентно включению фактической либерализации и уровня демократии в регрессии из таблицы 1: демократия оказывает негативное воздействие, а либерализация незначима. Однако, учитывая, что первая влияет на темпы либерализации, получается, что ее воздействие на динамику производства на начальном этапе - когда в экономике еще существует большой неконкурентоспособный сектор - отрицательно. Скорость перемещения ресурсов из неконкурентоспособного в конкурентоспособный сектор ограничена инвестиционными возможностями экономики. Когда вследствие быстрой либерализации возникает необходимость такой структурной перестройки, масштабы которой превышают инвестиционный потенциал экономики, рост производства в прибыльных отраслях недостаточен для компенсации его падения в неприбыльных. Наступает типичный структурный кризис, вызванный смещением кривой предложения влево-вверх из-за роста издержек на структурную перестройку (adverse supply shock).

Различия в экономической динамике в странах с переходной экономикой определяются в первом приближении неодинаковыми исходными условиями - масштабами диспропорций в плановой экономике (накануне перехода к рынку), которые и характеризуют относительные размеры того сектора экономики, которому суждено стать неконкурентоспособным при изменении ценовых соотношений. Чем больше эти диспропорции (милитаризация экономики, чрезмерная индустриализация в ущерб развитию сферы услуг, низкий уровень международной торговли и не соответствующая рыночным ценам ее структура), тем глубже падение производства во время трансформационного спада, вызванного быстрым дерегулированием цен. Чем выше уровень развития и капиталоемкость экономики при переходе к рынку, то есть чем более материализованы эти диспропорции в основном капитале, тем больше инвестиций требуется, чтобы их преодолеть.

Еще один ключевой фактор, определяющий динамику ВВП при переходе к рынку, - сила институтов, главным образом государственных, то есть способность государства гарантировать контракты и права собственности, правопорядок в целом. Как свидетельствуют расчеты, в странах, где порядок поддерживался не на основе закона, переход к демократии привел к подрыву институтов - росту преступности и теневой экономики, снижению количества и качества общественных благ, предоставляемых государством. Возникли нелиберальные демократии, в которых инвестиционный климат ухудшился с соответствующими последствиями для динамики производства. Авторитарные же режимы в условиях слабого правопорядка оказались в большей степени способными предотвратить развал институтов при переходе к рынку, чем демократические.

Темпы либерализации в начале переходного периода оказывают отрицательное воздействие на динамику производства: процесс трансформационного спада, сутью которого является падение производства в отраслях, которые становятся неконкурентоспособными при новых соотношениях цен (после их дерегулирования), отрицательно зависит от темпов либерализации (больше либерализация - - больше спад). Однако после завершения трансформационного спада, при переходе к экономическому восстановлению либерализация начинает оказывать положительное воздействие на рост, тогда как влияние на него масштабов диспропорций в отраслевой структуре и во внешней торговле, напротив, исчезает. Институты, однако, оказываются значимыми для экономической динамики и в период спада, и в период восстановления производства. Ответственная макроэкономическая политика также выступает важным условием благоприятной экономической динамики и на стадии спада, и на стадии роста.

Специфические комбинации перечисленных факторов хорошо объясняют различия в динамике производства во всех странах с переходной экономикой, но с одной оговоркой - исключительно быстрый рост Китая не укладывается в изложенную схему. Да, он не только имел благоприятные стартовые условия (относительно низкие диспропорции и, главное, низкую степень их материализации в основном капитале), но и сумел сохранить работающие госинституты и проводил разумную макроэкономическую политику. Вместе с тем даже при учете этих факторов оказывается, что китайская экономика росла быстрее, чем "должна была бы" согласно регрессионным уравнениям. Дополнительный фактор быстрого китайского роста - проведение экспортно-ориентированной промышленной политики с помощью искусственного занижения валютного курса на основе накопления валютных резервов (16).

(1) Попов В. Динамика производства при переходе к рынку: влияние объективных условий и экономической политики // Вопросы экономики. 1998. N 7. С. 42 - 63; Попов В. Сильные институты важнее скорости реформ // Вопросы экономики. 1998. N 8. С. 56-70; Popov V. Shock Therapy versus Gradualism: The End of the Debate (Explaining the Magnitude of the Transformational Recession) // Comparative Economic Studies. 2000. Vol. 42, N 1.

(2)Подробнее о расчете показателя диспропорций см.: Попов В. Динамика производства при переходе к рынку: влияние объективных условий и экономической политики; Popov V. Shock Therapy versus Gradualism: The End of the Debate (Explaining the Magnitude of the Transformational Recession).

(3) Попов В. Динамика производства при переходе к рынку: влияние объективных условий и экономической политики. С. 58. Рис. 4.

(4) Попов В. Сильные институты важнее скорости реформ. С. 63.

(5) International Country Risk Guide; Campos N. F. Context Is Everything: Measuring Institutional Change in Transition Economics. Prague, August 1999.

(6) http: //www.freedomhouse.org/rankings.pdf.

(7) Расчеты показывают, что этот вывод верен для всех стран, а не только для пост-коммунистических. См.: Полтерович В. М., Попов В. В. Демократизация и экономический рост // Общественные пауки. 2007. N 2 (http: //www.ncs.ru/%7Evpppov/documcnts/Demqcracy-200GDEC-Russian.pdf); Polterovich V., Popov V. Democratization, Quality of Institutions and Economic Growth / NES Working Paper 2006/056 (http: //www.ncs.ru/%7Evpopov/documcnts/ Democracy-2006April.pdf).

(8) Чтобы проверить устойчивость результатов, был выбран другой год окончания спада - 1998-й: к концу этого года в 24 странах из 26, переживших трансформационный спад (то есть кроме Китая и Вьетнама), было достигнуто дно кризиса. Наилучшее регрессионное уравнение для периода 1989 - 1998 гг. приведено ниже:

(9) Полтерович В. М., Попов В. В. Демократизация и экономический рост; Poltcrovich V., Popov V., Tonis A. Resource Abundance, Political Corruption and Instability of Democracy / New Economic School, M., 2006.

(10) Уровень либерализации в 1995 г. сильно и отрицательно коррелирует с приростом либерализации в 1995-2003 гг., так что включение обоих индексов в правую часть уравнения в качестве самостоятельных независимых переменных неоправданно (при включении обоих индексов один из них оказывается незначимым).

(11) Kruger G., Ciolko M. A Note on Initial Conditions and Liberalization During Transition // Journal of Comparative Economics. 1998. Vol. 26, N 4; Heybcy В., Murrcll P. The Relationship between Economic Growth and the Speed of Liberalization during Transition // Journal of Policy Reform. 1999. Vol. 3, N 2; Denizer C., GelbA., DC Melo M., Tencv S. Circumstance and Choice: The Role of Initial Conditions and Policies in Transition Economics // World Bank Economic Review. 2001. January; Godoy S., Stiglitz J. Growth, Initial Conditions, Law and Speed of Privatization in Transition Countries: 11 Years Later / Mimeo, 2004 (http: //www2.gsb.Columbia. cdu/faculty/jstiglitz/downloacl/wcbsitc/Growth_Initial_Conditions_Law_and_Spccd.htm).

(12)Kruger G., Ciolko M. Op. cit.

(13) Godoy S., Stiglitz J. Op. cit.14) Transition Report / EBRD, 1999. Ch. 5.

(15) Для периодов 1995-2005 гг. и 1998-2005 гг. R2 и Г-статистика в целом лучше даже без контроля па масштабы предшествующего падения производства в 1989 - 1996 гг. (во время трансформационного спада) - эта переменная становится статистически незначимой. Для периода 1998-2005 гг. переменная, характеризующая падение госдоходов, тоже становится незначимой, а значимость бинарной переменной "война" в большинстве регрессий снижается с 5 до 10%.

(16) См. подробнее: Попов В. Три капельки воды: заметки некитаиста о Китае. М.: Дело, 2002 (http: //http-scrvcr.carleton.ca/-vpopov/documcnts/China-%20thrcc%20drops-book.pclf); Polterovich V., Popov V. Accumulation of Foreign Exchange Reserves and Long Term Economic-Growth // S. Tabata, A. Iwashita (cds.) Slavic Eurasia's Integration into the World Economy / Slavic Research Center. Sapporo: Hokkaido University, 2004 (http: //http-scrvcr.carlcton. ca/-vpopov/documents/Exchangc%20rate-Growth-2006.pdf).