Реиндустриализация российской экономики и развитие оборонно-промышленного комплекса

Балашов А.И.
д. э. н., доцент, проф. департамента финансов
Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента НИУ ВШЭ
Мартьянова Я.В.
учебный ассистент департамента финансов
Санкт-Петербургской школы экономики и менеджмента НИУ ВШЭ

Сформировавшаяся в России в 2000-е годы модель экономического роста базировалась на трансформации нефтегазовых сверхдоходов (общая величина которых за 2000-2013 гг. превысила 2 трлн долл.) во внутренний спрос. По мере того как главным двигателем экономического роста становился приток в страну доходов и капитала, экономическая политика правительства все больше концентрировалась на распределении этих ресурсов. Поддержка роста проводилась преимущественно за счет создания госкомпаний и выделения финансовых ресурсов на льготных условиях (Кудрин, Гурвич, 2014. С. 33). При этом создаваемые государством компании имели, как правило, существенно искаженную мотивацию: они были в меньшей степени заинтересованы в получении прибыли, их коммерческая деятельность во многих случаях сочеталась с выполнением публичных функций «агента правительства», у них была слабее ответственность за результаты своей деятельности, поскольку их убытки правительство всегда могло тем или иным образом покрыть. Наличие у таких компаний мягких бюджетных ограничений, проявляющихся в возможности получать кредиты на нерыночных условиях, ослабляла их стимулы повышать производительность и сокращать издержки, поскольку последние можно было сравнительно легко включить в цену (Кудрин, Гурвич, 2014. С. 22-23).

Экономический рост, социальная стабилизация и оформление к середине 2000-х годов суперпрезидентской вертикали власти сформировали запрос правящей «нефтегазовой силовой олигархии» на признание особого пути развития России в мире (Акиндинова, Ясин, 2015. С. 35). Произошедший в августе 2008 г. грузино-южноосетинский вооруженный конфликт продемонстрировал готовность Кремля применять вооруженную силу для защиты своих интересов на постсоветском пространстве.

Переход российской экономики к затяжной стагнации и накопившиеся к началу 2014 г. негативные тенденции (недоверие бизнеса к власти, низкая деловая активность, хронический отток капитала за рубеж, необеспеченный рост бюджетных обязательств, разрастание неэффективного государственного сектора и ослабление рыночных институтов) сделали неизбежным сценарий мобилизационного развития (Акиндинова, Ясин, 2015. С. 8). Воссоединение в марте 2014 г. Крыма с Россией, повлекшее несколько пакетов международных санкций, означало окончание действия прежней «модели импортирования роста» (Кудрин, Гурвич, 2014. С. 33) и переход к формированию экономической повестки реиндустриализации, связанной с воссозданием импортозамещающих индустриально-технологических цепочек, ориентированных на выпуск готовой продукции гражданского и военного назначения, критичной для обороноспособности и безопасности страны.

Обзор подходов к оценке проблемы реиндустриализации российской экономики

Оценка экономических последствий реиндустриализации (называемой также «новой индустриальной политикой», «новым индустриальным развитием» или «новой индустриализацией») и вклада оборонно-промышленного комплекса (ОПК) в экономическое развитие страны в экономической науке развивается в рамках нескольких теоретических установок. Так, С. Бодрунов с соавторами исходят из геополитического подхода к оценке проблемы реиндустриализации и роли ОПК в экономическом развитии страны. Значение самодостаточного развития ядра отраслей национальной промышленности, критически важных для обеспечения безопасности страны, они связывают со «спецификой геополитического положения» России, необходимостью развивать «собственные вооруженные силы, оснащенные конкурентоспособными в военном отношении системами вооружений, способными обеспечить защиту геополитико-экономических интересов страны по всему миру». Другими словами, развитие ОПК выводится из императива «восстановления статуса России в качестве одного из "полюсов влияния" современного мира» (Бодрунов и др., 2013. С. 26-27). При этом, хотя авторы и признают, что развитие таких производств может оказаться неэффективным с точки зрения глобальной конкурентоспособности, альтернативы стратегии реиндустриализации они не видят.

Я. Дубенецкий рассматривает новую индустриальную политику и развитие научно-технической базы как вспомогательное средство обеспечения технического перевооружения и модернизации российской армии (Дубенецкий, 2014. С. 14). К слабым местам его концепции можно отнести необоснованность тезиса о том, что источником научно-технического прогресса должен быть именно военный сектор экономики, основанный на прямом государственном участии в хозяйствовании, малопрозрачных механизмах формирования государственного оборонного заказа (ГОЗ) и ценообразования на готовую продукцию. В ведущих военных державах технические инновации из динамичных секторов гражданской экономики и науки, особенно малых и средних инновационных компаний, в гораздо большем объеме питают военную промышленность и науку, чем наоборот (Арбатов, Дворкин, 2013. С. 68).

В конечном счете вопрос о реиндустриализации связан с вопросом о роли государства в экономике — сохранении рыночно-ориентированной модели развития, основанной на частной собственности, свободных ценах и конкуренции экономических агентов, или возврате к планово-административной модели хозяйствования. Переход к новой индустриализации России потребует «на порядок увеличить как бюджет страны, так и объемы инвестиций в реальный сектор экономики со стороны госкорпораций, компаний и предпринимателей» (Амосов, 2014. С. 6). При этом главным источником нового индустриального развития должны стать именно бюджетные (не частные) инвестиции, а основным инвестором — не частные компании, требовательные к качеству инвестиционного климата, которые «при уменьшении бюджетного финансирования не столько инвестируют внутри страны, сколько выводят капитал за рубеж», но выступающие «агентом правительства» госкорпорации (Амосов, 2014. С. 5).

Для перехода к неоиндустриальной модели развития, как пишет С. Губанов, потребуется провести «стратегическую национализацию командных высот экономики, их суверенизацию, дедолларизацию и деофшоризацию... в форме выкупной деприватизации», сформировать «экономику отечественных транснациональных корпораций», основанных на государственной и квазигосударственной формах собственности, и в конечном, счете ввести в стране планово-регулируемый механизм ценообразования (Губанов, 2014. С. 16-17).

Между тем источники роста по модели полупринудительной государственной индустриализации в России отсутствуют. Успешные (даже если оставить за рамками цену) примеры ее реализации в СССР в 1930-е годы и в Китае в более поздний период основывались на имевшихся тогда у национальных экономик резервах дешевой рабочей силы и информационной закрытости общества, их нетребовательности к качеству государственных институтов. Современная Россия, как пишет В. May, демонстрирует совсем иной случай — так называемой «ловушки конкурентоспособности», когда дорогой труд (в России стоимость рабочей силы — одна из самых высоких среди стран с формирующимся рынком) совмещается с плохими институтами (May, 2013. С. 20).

Системный подход к проблеме оценки вклада ОПК в экономическое развитие страны демонстрируют А. Карлик с соавторами (Карлик и др., 2012). Они обращают внимание на то, что в краткосрочном периоде рост военного производства положительно влияет на состояние национальной экономики, создавая новые рабочие места, снижая импортозависимость, способствуя модернизации гражданского сектора (машиностроения, приборостроения, промышленности специальных материалов) и развитию инфраструктуры (транспорта, коммуникаций, связи). Увеличение оборонных затрат и рост военного производства обеспечивают занятость населения, поддерживая тем самым внутренний спрос, а также более полное использование производственных мощностей, содействуя в краткосрочном периоде экономическому росту. Особенно большое значение ГОЗ имеет для поддержки градообразующих предприятий и моногородов, а военная мощь и военно-техническое сотрудничество (ВТС) с зарубежными странами позволяют не только обеспечивать военную безопасность государства, но и продвигать внешнеторговые интересы страны в мире.

Тем не менее в долгосрочной перспективе наращивание военного производства приводит к негативным экономическим последствиям. Поскольку основная часть продукции ОПК исключена из нормального экономического оборота и поступает на оснащение армии и иных силовых структур государства, возникают диспропорции между денежной массой и массой материальных благ в национальной экономике, обесценивается национальная валюта, растет инфляция (Карлик и др., 2012. С. 25).

Наш дальнейший анализ проблемы влияния ОПК на экономическое развитие страны будет основываться на следующих предпосылках:

• развитие ОПК не является императивом экономического роста — это элемент национальной промышленной политики, способный стимулировать в краткосрочном периоде совокупный спрос, но не заменить частный спрос и частные инвестиции;
• выбор мобилизационной модели экономического развития с опорой на реиндустриализацию и воссоздание импортозамещающих производств, ориентированных на выпуск продукции, критичной для обороноспособности страны, обернется быстрым истощением ресурсов и переходом российской экономики к более глубокой рецессии;
• позиции страны на мировой арене, ее способность надежно защищать свои национальные интересы в современных условиях обеспечиваются не столько размером Вооруженных сил и ОПК, сколько экономической мощью, глобальной конкурентоспособностью и качеством государственных институтов.

Исходя из данных предпосылок, мы проанализируем эффективность расходов бюджета на переоснащение Вооруженных сил Российской Федерации (ВС РФ) и развитие оборонно-промышленного комплекса, а также оценим влияние политики реиндустриализации на конкурентоспособность российской экономики.

Финансирование военных расходов и промежуточные итоги реализации Государственных программ вооружения в 2000-2014 гг.

Трансформационный кризис 1990-х годов сопровождался резким сокращением финансирования военных расходов и ГОЗ. По сравнению с 1990 г. расходы государства на закупку вооружения к 1997 г. снизились в 14 раз (Фарамазян, 2009). С началом восстановительного роста (1999-2008), совпавшего по времени с резким повышением мировых цен на углеводородное сырье и с перезагрузкой политической системы страны, резко возросло и финансирование военных расходов. За 15 лет (2000-2014 гг.) номинальные расходы федерального бюджета на национальную оборону выросли в 4,89 раза — с 209,4 млрд руб. в 2000 г. до 1024,68 млрд в 2014 г. (табл. 1).

Таблица 1

Расходы федерального бюджета РФ на национальную оборону в 2000-2014 гг. (млрд руб.)

Год	Утвержденные расходы	Исполненные расходы	Доля расходов на национальную оборону в общих расходах федерального бюджета (в %)
			утвержденные	исполненные
2000	209,44	191,73	20,65	18,63
2001	214,69	247,70	17,99	18,74
2002	284,16	29,54	14,59	14,38
2003	354,91	355,69	14,70	15,08
2004	427,38	430,00	15,44	15,93
2005	578,35	581,14	16,34	16,54
2006	686,15	681,80	15,48	15,91
2007	839,10	831,88	12,85	13,90
2008	509,10	39,66	7,25	0,52
2009	619,16	1188,17	6,99	12,30
2010	678,35	1276,46	7,67	12,62
2011	793,00	1515,96	8,48	13*88
2012	943,37	1812,39	8,49	14,05
2013	998,58	998,58	8,69	7,48
2014	1024,68		8,81

Источник: составлено авторами на основе официальных данных, содержащихся в федеральных законах о федеральном бюджете РФ за соответствующие периоды.

Большая часть этого роста пришлась на 2000-2007 гг., когда военные расходы ежегодно росли на 25% (календарные пики прироста в этот период были зафиксированы в 2002 и 2005 гг. — соответственно на 32,35 и 35,32% к предшествующим годам). За весь период финансирование ВС РФ в номинальном выражении выросло в 4 раза (с 209,4 млрд руб. в 2000 г. до 839,1 млрд в 2007 г.) (см. рисунок). Однако если кратное увеличение оборонных расходов помогло предотвратить окончательный развал российской армии и способствовало успешному завершению второй чеченской кампании, то в части перевода ВС РФ на смешанную систему комплектования политика тогдашнего министра обороны (2001-2007 гг.) С. Б. Иванова потерпела фиаско.

После снижения на 40% в 2008 г. (с 839,1 млрд руб. в 2007 г. до 509,1 в 2008 г.) номинальная величина расходов федерального бюджета на национальную оборону превзошла докризисный уровень только в 2012 г., демонстрируя далее затухающие темпы прироста номинальных значений (в 2013 г. — на 5,8%, в 2014 г. — на 2,6%). Большую часть этого периода Министерством обороны РФ (МО РФ) руководил А. Э. Сердюков (2007-2012 гг.), который провел масштабное реформирование российской армии. Переход ВС РФ на новую модель сопровождался существенным сокращением количества воинских частей и численности личного состава (к 2011 г. было расформировано 90% воинских частей Сухопутных войск, 48% в ВВС и 49% в ВМФ, а численность личного состава ВС РФ сократилась с 1,2 млн человек в 2008 г. до 1 млн в 2011 г.), оптимизацией офицерского корпуса (с 365 тыс. до 220 тыс. должностей), резким (в среднем в 2,5 раза) повышением размера денежного довольствия военнослужащих, масштабными бюджетными вливаниями в улучшение материально-технического обслуживания войск и запуском новой программы строительства жилья для военнослужащих (Балашов, 2014).

Однако именно в этот период недостатки бюджетной политики, а также непрозрачность планирования военного бюджета проявились в максимальной степени. Анализ расходов федерального бюджета РФ на национальную оборону, представленный в таблице 1 и на рисунке, свидетельствует, что в 2009-2012 гг. величина утвержденных и исполненных МО РФ военных ассигнований различалась в 2 раза, хотя ранее размер бюджетной корректировки не превышал 1 п. п.

При министре обороны С. К. Шойгу бюджетное планирование военных расходов стабилизировалось (как видно из данных таблицы 1, в 2013 г. разброс значений утвержденных и исполненных военных расходов вернулся в интервал 1-1,5 п. п.), но одновременно продолжился рост номинальных расходов бюджета на национальную оборону. По абсолютной величине военных расходов и доле в мировых военных расходах Россия вышла на третье место в мире (после США и КНР), а по доле военных расходов в ВВП также стала третьей после Саудовской Аравии и ОАЭ (табл. 2).

Таблица 2

Топ-15 стран по военным расходам за 2013 г.

Страна	Расходы, млрд долл.	Доля военных расходов в ВВП, %	Среднедушевой уровень военных расходов, долл.	Доля в мировых военных расходах, %
США	640,0	3,8	2022,7	37,0
КНР	188,0	2,0	138,5	11,0
Россия	87,8	4,1	621,0	5,0
Саудовская Аравия	67,0	9,3	2260,9	3,8
Франция	61,2	2,2	961,1	3,5
Великобритания	57,9	2,3	908,0	3,3
Германия	48,8	1,4	596,8	2,8
Япония	48,6	1,0	381,7	2,8
Индия	47,4	2,5	38,8	2,7
Южная Корея	35,0	2,3	675,6	1,1
Турция	33,9	2,8	436,3	1,9
Италия	32,7	1,6	535,4	1,9
Бразилия	31,5	1,4	166,6	1,8
Австралия	24,0	1,6	1037,0	1,4
ОАЭ	19,0	4,7	4385,2	1,1

Источник: SIPRI Military Expenditure Database / Stockholm International Peace Research Institute, http://www.sipri.org/research/armaments/milex/milex_database.

Почти пятикратный рост военных расходов в 2000-е годы обострил проблемы, связанные с состоянием ОПК и выполнением Государственных программ вооружений (ГПВ). Все три программы перевооружения (ГПВ-2000, ГПВ-2010 и ГПВ-2015) продемонстрировали низкую бюджетную результативность и фактически оказались провалены. Ряд заданий ГОЗ, в том числе из перечня приоритетных, не был выполнен. Так, не была осуществлена поставка вооружения, военной и специальной техники (ВВСТ) по 91 государственному контракту. Продолжение выполнения значительного количества НИОКР, начатых десять и более лет назад, ставило под сомнение актуальность реализуемых проектов; 159 НИОКР, не завершенные в срок, были прекращены без получения конечного результата (Бихтемиров, 2014. С. 40). Промежуточные результаты реализации ГПВ-2015 (коэффициент ее выполнения по количеству поставленного в войска ВВСТ оказался ниже 10%) вынудили ее прекратить в незавершенном виде и перейти к Государственной программе вооружений 2011-2020 гг. (ГПВ-2020) (Арбатов, Дворкин, 2013. С. 62).

Изначально финансирование ГПВ-2020 было рассчитано на 13 трлн руб., при этом военные настаивали на выделении как минимум 28 трлн (без учета затрат на содержание войск). Сопротивление Министерства финансов РФ, настаивавшего на непосильности таких расходов для российской экономики, завершилось отставкой в сентябре 2011 г. министра финансов А. Л. Кудрина. В итоге утвержденные параметры бюджетного финансирования ГПВ-2020 составили 20,7 трлн руб., став наиболее масштабными за весь постсоветский период. Еще 3 трлн руб. в рамках Федеральной целевой программы (ФЦП) «Модернизация оборонно-промышленного комплекса РФ до 2020 года» были утверждены на обновление технической оснащенности предприятий российского ОПК. Аргументы Минфина частично возымели свое действие: бюджетные ассигнования в рамках ГПВ-2020 оказались растянуты но времени (31% средств запланирован на 2011-2015 гг. и 69% - на 2016-2020 гг.).

Принятая ГПВ-2020 вызывает ряд вопросов.

1. Закрытым и абсолютно неясным для экспертного сообщества, основанным на гипертрофированной государственной тайне и закрытости, стал механизм разработки ГПВ-2020. Вместо рационального выбора на основе анализа соотношения «затраты—результаты» между различными системами вооружения бюджетные средства распыляются по множеству программ и проектов, приводя к многотипности ВВСТ и дополнительным затратам на их освоение и эксплуатацию. Имея военный бюджет в семь раз меньше, чем США, Россия одновременно разрабатывает и закупает больше типов вооружений, чем любая ведущая военная держава.

Например, ни США, ни любая другая страна НАТО не позволяют себе одновременно производить более чем одну систему боевых самолетов. Российский ОПК продолжает параллельно производить новые фронтовые бомбардировщики Су-34, истребители Су-35С, Су-ЗОСМ и МиГ-29К, испытывать истребители пятого поколения ПАК ФА — Т-50 и одновременно вести глубокую модернизацию МиГ-31БМ, Су-25СМ, Су-24М и Ту-22МЗ. Очевидно, что один или два типа самолетов одного класса будут иметь преимущество по качеству и себестоимости, чем четыре или пять (Арбатов, Дворкин, 2013. С. 64). Не меньшая многотипность характерна и для программ закупки военно-морской техники, бронетехники, артиллерийских и зенитных систем.

2. Как и раньше, приоритет отдается закупке, ремонту и модернизации существующих образцов ВВСТ в ущерб перспективным НИОКР по оборонной тематике, на которые выделяется не более 10% суммарного объема ГПВ-2020. Даже при успешном выполнении количественных параметров ГПВ-2020 ВС РФ получат хотя и новые (запланировано, что к 2020 г. удельная доля современных образцов ВВСТ в российской армии должна достичь 70%), но далеко не всегда соответствующие будущим требованиям к средствам борьбы образцы ВВСТ. В развитии систем вооружения качественно нового типа Россия все больше отстает от США и их союзников, а в последнее время — даже от Китая. Характерно, что в армиях ведущих государств, обладающих более серьезными экономическими и технологическими возможностями, доля современных образцов ВВСТ не превышает 30-50% (Зацепин, 2011. С. 50).

3. ГПВ-2020 мало реалистична в бюджетно-финансовом плане. Количество и сроки внедрения нового вооружения и военной техники не соответствуют возможностям российского ОПК и не учитывают быстрый рост цен на его продукцию, механизма контроля за которыми программа не содержит. Ухудшение экономического положения страны, ставшее очевидным уже в 2013 г., ставит под сомнение возможность финансировать в запланированном объеме модернизацию Вооруженных сил и ОПК. Скорее всего нынешняя программа перевооружения, как и предыдущие, не будет выполнена, а подвергнется корректировке с увеличением сроков намеченного производства ВВСТ в рамках следующей ГПВ 2015-2025 гг.

Отмеченные недостатки производны от сложившейся в России системы планирования Государственных программ перевооружения, параметры которых во многом определяются не столько стратегическим видением развития международной ситуации, реалистичной оценкой национальных интересов страны, ее экономических и технологических возможностей, сколько далекими от реальности представлениями политического класса о положении России в мире, амбициями и клановыми интересами военного и военно-промышленного истеблишмента. Подобная система планирования военных расходов определяет увеличение ресурсоемкости и неэффективности ОПК России.

Левиафан возрожденный: современное состояние оборонно-промышленного комплекса России

В настоящее время российский ОПК включает 1353 промышленных предприятия, научных и научно-конструкторских организаций (с числом занятых около 2 млн человек), из которых 971 предприятие и организация (около 1,3 млн человек) непосредственно относятся к оборонным отраслям производства. ОПК обеспечивает примерно 25% общероссийского объема продукции машиностроения и свыше 40% ее экспорта (Карлик и др., 2012). В структуре товарной продукции ОПК приблизительно 45% имеют военное назначение и закупаются в рамках ГОЗ, около 22% экспортируются в рамках ВТС в другие страны, а оставшиеся 33% составляют продукцию гражданского назначения (Федоров, 2013). В отличие от 1990-х годов, когда оборонная промышленность России выживала во многом благодаря экспортным поставкам ВВСТ за рубеж, с середины 2000-х годов главным драйвером роста российского ОПК становится ГОЗ.

В 2000-е годы в рамках ФЦП «Реформирование и развитие оборонно-промыш-ленного комплекса на 2002-2006 годы» в ОПК начался процесс формирования вертикально интегрированных структур, пик которого пришелся на 2006-2008 гг. Указом Президента РФ от 20 февраля 2006 г. № 140 создано ОАО «Объединенная авиастроительная корпорация», включающее около 30 авиастроительных предприятий, в том числе основные российские бренды «Су», «МиГ», «Ил», «Ту», «Як», «Бериев». В 2007 г. было учреждено ОАО «Объединенная судостроительная корпорация», интегрирующее активы 60 верфей, КБ и судоремонтных заводов страны — суммарно до 80% отечественного военного и гражданского судостроения. В 2008 г. на основе объединения более чем 700 предприятий создана крупнейшая оборонно-промышленная компания России Государственная корпорация «Ростехнологии» (ГК «Ростех»), включающая 9 оборонно-промышленных и 5 гражданских субхолдингов. Указом Президента РФ от 2 декабря 2013 г. № 874 на базе ПИИ космического приборостроения создана «Объединенная ракетно-космическая корпорация», интегрирующая 48 предприятий, а также 14 самостоятельных организаций ракетно-космической промышленности, находящихся в федеральной собственности (Леонович, 2014. С. 94).

К настоящему времени в российском ОПК сформировано 55 крупных интегрированных структур, выпускающих более 60% всей готовой продукции отрасли. В рамках ФЦП «Модернизация оборонно-промышленного комплекса РФ до 2020 года» к концу 2010-х годов ожидается дальнейшая концентрация отрасли — до 40 крупнейших научно-производственных компаний. Для координации взаимодействия ОПК и военных заказчиков в 2006 г. воссоздана Военно-промышленная комиссия при Правительстве РФ¹, переподчиненная в 2014 г. Президенту РФ (стала фактически ремейком существовавшей в советский период Военно-промышленной комиссии при ЦК КПСС).

Для современного состояния ОПК России характерны сильная изношенность основных производственных фондов (до 70%), невысокая (менее 20%) доля нового оборудования, низкая загрузка производственных мощностей (не превышающая 30 — 40%) (Карлик и др., 2012. С. 27), а также дефицит квалифицированных инженерно-конструкторских и рабочих кадров и огромные затраты на устранение дефектов в ходе производства, испытания и эксплуатации ВВСТ (до 50% от общей стоимости). Экономическое положение предприятий ОПК серьезно ухудшает наличие у них на балансе мобилизационных мощностей (по отдельным отраслям их доля достигает 50%) — их содержание ежегодно обходится предприятиям в 4—5 млрд руб., отражаясь на себестоимости готовой продукции (Хорев, Горева, 2013. С. 5). Негативно сказываются на сроках создания и стоимости российского вооружения неэффективность взаимодействия МО РФ и предприятий ОПК, сбои в поставках комплектующих предприятиями-смежниками, отсутствие кооперации между производственными и проектными организациями. К повышению стоимости ВВСТ приводят также малосерийность оборонного заказа (Фальцман, 2015) — оборотная сторона существующей в ВС РФ многотипности систем вооружений, монополизм конечного производителя военной продукции и поставщиков комплектующих, а также срыв сроков оплаты ГОЗ.

Конкурентоспособность и качество оборонной продукции изначально формируются на уровне используемых базовых технологий. Между тем научно-технологический задел отечественного ОПК, созданный в советский период, практически исчерпан. Из 10 важнейших технологических направлений, играющих ключевую роль в обеспечении современного уровня ВВСТ (технологии новых материалов; микро-, нано-, радио-, оптикоэлектроника; компьютерные технологии; двигательные установки; промышленное оборудование и экспериментальная испытательная база; лазерные и ядерные технологии), Россия сохраняет конкурентоспособность только по двум последним (Хорев, Горева, 2013. С. 6). По микроэлектронике, информационным технологиям, технологиям снижения заметности, современным броневым материалам, оптико-электронным системам, системам, обеспечивающим применение высокоточного оружия, а также высокотехнологичному станочному оборудованию российский ОПК сильно зависит от импортных поставок.

Эмбарго, введенное западными странами в 2014 г. на поставки комплектующих и оборудования военного назначения в Россию, и секвестр расходов бюджета в 2015 г. уже вызвали сбой в выполнении ГПВ-2020. Так, из-за прекращения поставок энергетических судовых установок, ранее импортировавшихся из Украины и Германии, к концу I квартала 2015 г. оказались сорваны сроки выполнения программы строительства надводных кораблей (корветов проекта 20380/20385 и фрегатов проекта 22350) для ВМФ РФ.

Вяло тянувшийся на протяжении всего постсоветского периода спор между МО РФ и предприятиями ОПК по поводу цен и качества военной продукции, поставляемой в ВС РФ, обострился в 2010-2012 гг. По итогам 2011 г. МО РФ выставило предприятиям ОПК 2271 рекламацию на поставленные в войска ВВСТ, а в 2012 г. их количество достигло уже 3154 (Балашов, 2014). Однако попытка военного ведомства при Сердюкове добиться от предприятий ОПК прозрачной себестоимости на поставляемые ВВСТ натолкнулась на обструкцию военно-промышленного лобби. Вступивший с 2013 г. в силу федеральный закон «О государственном оборонном заказе»² обозначил возврат отрасли к предприятиям полного цикла, стимулируя головных исполнителей замыкать на себя выполнение максимума производственных операций, чтобы увеличить сумму валовой прибыли, формируемой по системе «издержки плюс» (Андрофагина, 2014. С. 10). Расширение в рамках ГПВ-2020 и ФЦП «Развитие оборонно-промышленного комплекса РФ на 2011—2020 годы» бюджетного финансирования ОПК в сочетании с официальной гарантией нормы прибыли 25% для отечественных производителей ВВСТ³ и непрозрачным механизмом формирования себестоимости готовой продукции создали благоприятные условия для рентоориентированного поведения предприятий ОПК.

Вместо заключения: реиндустриализация vs. конкурентоспособность

Концепция реиндустриализации исходит из дальнейшего наращивания бюджетных расходов, увеличения масштабов государственного и квазигосударственного секторов в экономике и нерыночного механизма ценообразования. Развитие российского ОПК в 2000-2014 гг. последовательно шло в этом направлении, в результате возросла ресурсоемкость отрасли. Между тем анализ эффективности расходов бюджета на перевооружение ВС РФ и развитие ОПК демонстрирует, что реализация политики реиндустриализации в условиях снижения доходов бюджета и ограничения технологических связей с развитым миром означает лишь курс на поддержку неэффективных секторов и отраслей за счет эффективных. Это позволит ненадолго продлить действие старой модели роста, увеличив продолжительность последующей стагнации.

Чтобы обеспечить эффективность бюджетных расходов и конкурентоспособность российского ОПК, требуются системные меры по повышению результативности как бизнеса, так и системы государственного управления. Для этого необходимо:

• повысить прозрачность формирования ГОЗ и качество экспертного сопровождения ГПВ при реальном контроле военных расходов со стороны парламента;
• изменить структуру финансирования ГПВ, перенаправив значительную часть средств с закупки существующих образцов ВВСТ на преодоление технологической отсталости российского ОПК, воссоздание базовых технологий, ключевых для обеспечения современного уровня ВВСТ;
• сократить многотипность систем вооружения, сформировать оптимальную номенклатуру ВВСТ на основе прогноза развития международной ситуации, технологического форсайта и анализа соотношения «затраты—результаты» по ВВСТ;
• повысить уровень технологической специализации в ОПК, в том числе за счет системы закупок, позволяющей малым инновационным предприятиям участвовать в производственных цепочках по выполнению ГОЗ;
• отказаться от фронтального импортозамещения продукции по направлениям, по которым возможна ее замена на конкурентном рынке, и развивать международную технологическую кооперацию в военной области со странами БРИКС и ЕАЭС.

Для обеспечения конкурентоспособности российского ОПК нужно существенно улучшить инвестиционный климат и провести серьезные институциональные изменения. Создание условий для конкуренции экономических агентов, развитие свободы предпринимательства должны сопровождаться установлением четких «правил игры», предусматривающих в том числе отказ от промышленного патернализма и повышение ответственности компаний за результаты своей деятельности. Модернизация политической и социально-экономической системы — единственный способ превратить ОПК в движущую силу российской экономики, а также обеспечить рост эффективности военной промышленности.

---

¹ Указ Президента РФ от 20.03.2006 г. N9 231 «О Военно-промышленной комиссии при Правительстве РФ»- / Собрание законодательства РФ. 27.03.2006 г. № 13. Ст. 1360.

² Федеральный закон от 29.12.2012 г. N° 275-ФЗ «О государственном оборонном заказе» // Собрание законодательства РФ. 31.12.2012 г. № 53 (ч. 1). Ст. 7600.

³ Постановление Правительства РФ «Об утверждении Положения о государственном регулировании цен на продукцию, поставляемую по государственному оборонному заказу» от 05.12.2013 г. JvJb 1119. http://www.pravo.gov.ru.

---

Список литературы

Акиндинова Н. В., Ясин Е. Г. (2015). Новый этап развития экономики в постсоветской России / Доклад к XVI-й Апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества, 7 — 10 апреля. М.: Высшая школа экономики. [Akindinova N. V., Yasin Е. G. (2015). A new stage of economic development in post-Soviet Russia. Report to the XVI April International Academic Conference on Economic and Social Development, April 7 — 10. Moscow: HSE Publ. (In Russian).]

Амосов A. (2014). Об экономическом механизме нового индустриального развития // Экономист. М» 2. С. 3-12. [Amosov А. (2014). On the economic mechanism of the new industrial development. Ekonomist, No. 2, pp. 3-12. (In Russian).]

Андрофагина М. Н. (2014). Государственный оборонный заказ в структуре государственного спроса: современные реалии и перспективы развития // Вестник Саратовского государственного социально-экономического университета. № 4. С. 9 -12. [Androfagina М. N. (2014). The state defense order in the structure of government demand: Current realities and prospects of development. Vestnik Saratovskogo Gosudarstvennogo Sotsialno-ekonomicheskogo Universiteta, No. 4, pp. 9-12. (In Russian).]

Арбатов А. Г., Дворкин В. 3. (2013). Военная реформа России: состояние и перспективы. М.: Московский центр Карнеги. [Arbatov A. G., Dworkin V. Z. (2013). Military reform in Russia: Status and prospects. Moscow: Moscow Carnegie Center. (In Russian).]

Балашов А. И. (2014). Российская армия: смена модели // Мир России. № 4. С. 148-177. [Balashov А. I. (2014). The Russian army: Change of model. Mir Rossii, No. 4, pp. 148- 177. (In Russian).]

Бихтемиров Т. Л. (2014). Расходы бюджета РФ на оборону в 2000-е годы // Экономическая история. М? 2. С. 37-42. [Bikhtcmirov Т. L. (2014). Russian budget defense expenditures in the 2000-s. Ekonomicheskaya Istoriya, No. 2, pp. 37 — 42. (In Russian).]

Бодрунов С. Д., Гринберг Р. С., Сорокин Д. Е. (2013). Реиндустриализация российской экономики: императивы, потенциал, риски // Экономическое возрождение России. No 1. С. 19-49. [Bodrunov S. D., Greenberg R. S., Sorokin D. E. (2013). Re-industrialization of the Russian economy: Imperatives, potential, risks. Ekonomicheskoe Vozrozhdenie Rossii, No. 1, pp. 19 — 49. (In Russian).]

Губанов С. (2014). Неоиндустриализация России и нищета ее саботажной критики // Экономист. X? 4. С. 3 — 32. [Gubanov S. (2014). Neoindustrialization of Russia and its sabotage critics poverty. Ekonomist, No. 4, pp. 3 — 32. (In Russian).].

Дубенецкий Я. H. (2014). Реиндустриализация: практические шаги // Мир новой экономики. No 2. С. 13—20. IDubenetsky Ya. N. (2014). Re-industrialization: Practical steps. Mir Novoi Ekonomoki, No. 2, pp. 13—20. (In Russian).]

Зацепин В. Б. (2011). Российские военные расходы: приоритет против эффективности // Экономико-политическая ситуация в России. Jsfe 10. С. 49 — 53. [Zatsepin V. В. (2011). Russian military expenditures: Priority against effectiveness. Ekonomiko-politicheskaya Situatsiya v Rossii, No. 10, pp. 49—53. (In Russian).]

Карлик A. E., Фонтанель Ж., Щербинин А. В. (2012). Перспективы развития российского оборонно-промышленного комплекса // Экономическое возрождение России. No 3. С. 24—29. [Karlik А. Е., Fontanelle J., Shcherbinin А. V. (2012). Prospects for the development of Russian military-industrial complex. Ekonomicheskoe Vozrozhdenie Rossii, No. 3, pp. 24—29. (In Russian).]

Кудрин А., Гурвич E. (2014). Новая модель роста для российской экономики // Вопросы экономики. No 12. С. 4-36. [Kudrin A., Gurvich Е. (2014) A new growth model for the Russian economy. Voprosy Ekonomiki, No. 12, pp. 4—36. (In Russian).]

Леонович A. H. (2014). Военная промышленность Российской Федерации в конце XX — начале XXI века // Вестник Волгоградского государственного университета. Сер. 3 «Экономика, Экология». X? 5. С. 90 — 98. [Leonovich А. N. (2014). Military industry of the Russian Federation in the late XX — early XXI centuries. Vestnik Volgogradskogo Gosudarstvennogo Universiteta, Series 3 "Economics, Ecology", No. 5, pp. 90- 98. (In Russian).]

May B. (2013). Между модернизацией и застоем: экономическая политика 2012 года // Вопросы экономики. No 2. С. 4 23. [Mau V. (2013). Between modernization and stagnation: Economic policy in 2012. Voprosy Ekonomiki, No. 2, pp. 4-23. (In Russian).]

Фальцмаи В. К. (2015). Импортозамещсииє в ТЭК и ОПК // Вопросы экономики. No 1. С. 116-124. [Faltsman V. К. (2015). Import substitution in energy and military-industrial complexes. Voprosy Ekonomiki, No. 1, pp. 116 — 124. (In Russian).].

Фарамазян Р. А. (2009). Военно-экономическое обеспечение национальной безопасности России в многополярном мире. М.: ИМЭМО РАН. [Faramazyan R. А. (2009). Military and economic support for Russian national security in a multi polar world. Moscow: IMEMO RAS. (In Russian).]

Федоров Ю. (2013). Государственная программа вооружений-2020: власть и промышленность ,// Индекс безопасности. Т. 19, JM? 4. С. 41 — 59. IFedorov Y. (2013). State armaments program 2020: Power and industry. Indeks Besopasnosti, Vol. 19, No. 4, pp. 41 — 59. (In Russian).]

Хорев В. П., Горева О. Е. (2013). Состояние и тенденции развития финансово-экономического блока Вооруженных Сил Российской Федерации // Армия и общество. No 3. С. 65-71. IKhorev V. Р., Goreva О. Е. (2013). State of things and trends of development of the financial and economic unit of the Armed Forces of the Russian Federation. Armiya і Obshchestvo, No. 3, pp. 65—71. (In Russian).]