Инвестиции среднего класса в человеческий капитал: потребление платных услуг в области образования и медицины

А. И. Пишняк
А. Р. Горяйнова
Е. А. Назарбаева
И. В. Халина

В текущих экономических условиях вряд ли можно обеспечить устойчивое повышение реальных доходов граждан без новых социально-политических решений. В этом контексте представляются целесообразными смена модели экономического роста и признание ключевой роли человеческого капитала в экономике. Его потенциал как ресурса для развития обусловлен независимостью от внешних для страны факторов, а также соответствием прогнозируемым структурным изменениям в глобальной экономике XXI в. (Кузьминов и др., 2016).

Вопрос накопления человеческого капитала актуален для всех слоев населения, но если речь идет о сценариях развития с опорой на знания и навыки людей, то именно средний класс воспринимается как основной провайдер соответствующих изменений (Кузьминов и др., 2016). Предъявляя платежеспособный спрос, средний класс стимулирует развитие производства и сферы услуг. На данном этапе экономического цикла в России важен вопрос о возможностях и желании населения инвестировать в развитие человеческого капитала. Имея относительно высокий и стабильный уровень благосостояния, в частности более высокий уровень пользования платными услугами здравоохранения (Тихонова, 2008) и образования (Мареева, 2012), средний класс может выступать в качестве ключевого инвестора в человеческий капитал. Он создает модель поведения, которая может стать образцом для представителей других слоев общества. Не меньший интерес представляют изменения в потребительском поведении среднего класса в кризисные периоды и реакция его представителей на изменение экономических условий в России в последние годы.

С учетом сказанного мы решили изучить вопросы потребления платных услуг представителями среднего класса в контексте инвестиций в человеческий капитал. В работе оценены масштабы потребления платных услуг, особенно образования и здравоохранения, как в динамике, так и на последних эмпирических данных. Поскольку инвестиции в человеческий капитал позволяют лучше понять потребительское поведение среднего класса, эта оценка будет дополнена анализом ключевых направлений расходов рассматриваемой группы с акцентом на стратегии инвестирования в человеческий капитал.

Теоретические и эмпирические исследования среднего класса

Важность средней прослойки между богатыми и бедными, обеспечивающей стабильность государства и общества, была отмечена еще в античности. Этой теме уделяли внимание классики философской мысли К. Маркс и М. Вебер (обзор см., например, в: Аглиуллова, 2010), а их идеи получили развитие в трудах неомарксистов (см., например: Wright, 1997) и неовеберианцев (см., например: Blau, Duncan, 1967; Goldthorpe, 1982; Warner et al., 1949). Возникли и так называемые «неклассические» подходы, примером которых может служить теория П. Бурдье (см.: Hastings, Mattheus, 2015). В целом в работах, посвященных среднему классу, можно выделить особые основания для его идентификации (объем материальных ресурсов, власти и пр.), а также черты как объединяющие его представителей, так и позволяющие дифференцировать их (Lewis, Maude, 1950).

Отечественные подходы к анализу среднего класса во многом обусловлены исторической спецификой, но долгое время единого мнения о том, как и из кого он должен формироваться, не было. Изменения в российских реалиях приводили и к смене исследовательских вопросов, касавшихся среднего класса. Пик публикаций о нем пришелся на 1993 г., речь шла о проблемах российского бизнеса, роли интеллигенции в проводимых реформах и проблемах становления среднего класса. Но к концу 1990-х годов интерес к проблематике среднего класса начал угасать (Балобанова, 2008).

Внутренняя структура среднего класса неоднородна по ряду признаков (подробнее см., например: Тихонова, Мареева, 2009). Российский средний класс не исключение.

В начале 2000-х гг. авторский коллектив в составе Е. М. Авраамовой, Т. М. Малевой, Л. Н. Овчаровой, В. В. Радаева и др. провел масштабное исследование, посвященное изучению среднего класса. Ученые положили в основу его выделения материально-имущественное положение, социально-профессиональный статус и самоидентификацию. Тех, кто попадал в ряды среднего класса в соответствии со всеми тремя критериями, считали его ядром, в соответствии с двумя критериями — полуядром. Помимо этого, авторы показали, как различаются оценки среднего класса, полученные с использованием каждого критерия (Авраамова и др., 2000).

Коллектив Института социологии (ИС) РАН под руководством И. Е. Тихоновой к представителям среднего класса относил работников нефизического труда, имеющих образование не ниже среднего специального, среднемесячные душевые доходы не ниже медианных и ряд товаров длительного пользования. Учитывалась также оценка человеком собственного положения на социальной лестнице. Авторы выделили в составе среднего класса «собственно средний класс» и другие подгруппы, обозначенные как «маргинальные выходцы из низов», «вспомогательный персонал и самозанятые» и «специалисты-бюджетники» (Тихонова, Мареева, 2009).

Сотрудники Института энергетики и финансов предприняли попытку совместить два подхода: материально-имущественный и профессионально-должностной. Авторы выделили четыре уровня среднего класса: его протокласс, нижний средний, средний средний и верхний средний (Григорьев и др., 2009).

В другом исследовании коллектива ИС РАН в составе среднего класса выделялись ядро, периферия ядра среднего класса, потенциальный средний класс и остальное население. К ядру отнесены руководители с высшим образованием и навыками работы на компьютере, предприниматели и специалисты, к периферии — самозанятые, работники торговли со средним специальным образованием, люди с нетипичным сочетанием профессиональной позиции и уровня образования или квалификации. К потенциальному среднему классу были причислены те, кто не соответствовал среднему классу по одному из оснований (человеческий капитал, социально-профессиональный статус, уровень благосостояния, самоидентификация). Численность среднего класса составила 42% населения в 2014 г. (Горшков, 2014).

В работах под руководством Малевой также использовалась трехкритериальная методология выделения среднего класса: учитывались материально-имущественные (доходы, сбережения, имущество), социальные (образование, занятость, должность и уровень квалификации) критерии и оценки социального самочувствия (адаптация к экономическим условиям, комфортность жизни, успешные стратегии экономического поведения) (Малева и др., 2015). Авторы отнесли к ядру среднего класса тех, кто соответствует всем указанным критериям, к обобщенному среднему классу — двум из них. В то же время авторы выделяют «класс ниже среднего», который не удовлетворяет критериям отнесения к среднему классу, но при этом оказывается наиболее многочисленным и составляет порядка 70%.

В работах Тихоновой использовался подход, в рамках которого выделялось ядро среднего класса (те, кто соответствует критериям его выделения по доходу, профессиональному статусу и образованию), ближняя периферия (те, кто имеет соответствующие доходы и либо профессиональный статус, либо уровень образования) и дальняя периферия (те, кто имеет только один признак отнесения к среднему классу). Средний класс в этом случае включает 38,2% всего взрослого населения России (Тихонова, 2019).

Опыт российских исследований позволяет говорить о преобладании в них комплексного подхода к изучению среднего класса, где в основу идентификации его представителей были положены критерии уровня дохода, профессионального статуса и уровня образования. Для исследований среднего класса характерна идея его неоднородности, в связи с чем были выделены не только сам средний класс, но и различные его уровни и потенциальные представители. Единого подхода к его определению не существует и сегодня. Однако большинство исследователей сходятся в одном: собственно средним классом выступают представители его ядра, а представители других групп населения могут быть носителями различных признаков среднего класса, однако особенности поведения, присущие ему, выражены у них в меньшей степени.

Эмпирические исследования потребительского поведения и инвестиций среднего класса в человеческий капитал

Потребление платных услуг заслуживает особого внимания исследователей: с одной стороны, его можно рассматривать как один из критериев отнесения человека или домохозяйства к среднему классу, а с другой — как следствие принадлежности к нему. Средний класс при этом выступает перспективным потребителем разного рода благ и услуг, а также слоем, формирующим будущие тренды в потребительском поведении населения страны.

Особый интерес сегодня представляет потребление средним классом услуг образования, медицины, культуры и отдыха и пр. — это фактически инвестиции в развитие человеческого капитала. Чаще всего его образуют знания, навыки, здоровье индивида (Becker, 1993), а образование и обучение — самые важные инвестиции в человеческий капитал. Однако если в зарубежной практике наличие отдачи на него было показано неоднократно, то отечественные данные свидетельствуют об ограниченном влиянии человеческого капитала в силу специфики спроса на российском рынке труда (Гимпельсон, 2016).

Очевидно, уровень доходов позволяет среднему классу быть более свободным в выборе товаров и услуг, а социально-профессиональные характеристики способствуют принятию модели новаторов и делают представителей этого слоя общества объектом постоянного внимания маркетологов. Данный вопрос в мире подробно исследуют, о чем свидетельствует внимание к нему международных организаций (Kharas, 2010; Court, Narasimhan, 2010). Российские авторы чаще обращаются к анализу сферы образования, медицины и досуга. Средний класс отличают опыт оплаты и готовность платить за обучение (собственное и своих детей), а также более внимательное отношение к собственному здоровью и готовность платить за медицинские услуги и страхование (Авраамова и др., 2000; Мареева, 2012; Тихонова, 2008). При детальном изучении пользования платными образовательными услугами было показано, что, в отличие от остальных групп населения, представители среднего класса чаще вкладывают средства в собственное обучение, в то время как другие группы населения отдают предпочтение инвестициям в человеческий капитал детей (Горшков, Тихонова, 2006).

В условиях кризиса продолжают оплачиваться медицинские консультации и образовательные услуги для детей. При этом причиной сохранения расходов на данные направления оказывается не поиск услуг более высокого качества, а отсутствие бесплатных аналогов (Мареева, 2017).

Отметим, что анализ потребительских практик среднего класса демонстрирует не только его отличие от других групп населения, но и внутреннюю неоднородность. Авторы исследования: Авраамова и др., 2000, разделившие всех представителей среднего класса на ядро и полуядро, на эмпирических данных показали, что в последнем оказались более востребованными образовательные услуги, а в первом — домашние и медицинские.

Дизайн исследования

Далее представлены результаты лонгитюдного исследования среднего класса в России, основанного на данных РМЭЗ НИУ ВШЭ¹, которые отражают динамику потребления платных услуг средним классом в контексте человеческого капитала в 2000 — 2017 гг. РМЭЗ НИУ ВШЭ предполагает проведение ежегодных репрезентативных общенациональных опросов и основывается на стратифицированной многоступенчатой территориальной выборке. В данной работе использованы только репрезентативные данные. Объем выборок различается по годам: количество опрошенных домохозяйств варьировало от 3319 в 2000 г. до 7115 в 2017 г., а индивидов — от 9009 до 18 954 соответственно.

Методология выделения среднего класса была заимствована из исследования «Средний класс в России» (Авраамова и др., 2000). Таким образом, в рамках данной работы методологически средний класс определяется по трем критериям, что предполагает учет благосостояния, социально-профессионального статуса и самоидентификации. Респонденты, отвечающие трем признакам, определены как ядро среднего класса. Пересечением двух критериев описывается его полуядро, а единственный критерий обозначает периферию. Обобщенный средний класс определяется по сумме домохозяйств ядра и полуядра, а добавление к ним периферии очерчивает границы совокупного среднего класса (Пишняк, 2020).

Оценки численности среднего класса, полученные на данных РМЭЗ НИУ ВШЭ, близки к оценкам в работе: Авраамова и др., 2000. Так, в 2000 г. доля совокупного среднего класса по данным РМЭЗ составила 58,3%, а по данным в: Авраамова и др., 2000, — 52,2%; доля представителей обобщенного среднего класса — 19,9 и 19,1% соответственно. По состоянию на 2017 г., по данным РМЭЗ, 67,6% российских домохозяйств могли быть отнесены к совокупному среднему классу, из них 5,5% — к ядру, 22,9 — к полуядру и 39,2% — к периферии.

В данном исследовании мы сопоставляем обобщенный средний класс (ядро и полуядро) и его периферию. Мы полагаем, что считать последнюю полноценным средним классом нельзя, но она может выступать донором для его формирования. Стратификационная картина, при которой средний класс (включая ядро и полуядро) составляет не более 28% по данным РМЭЗ, также схожа с результатами, полученными другими исследователями (Малева и др., 2015).

Для оценки распространенности практик инвестирования в человеческий капитал в России использованы данные опроса «Изменения в объеме потребления платных образовательных услуг представителями среднего класса и их готовность инвестировать в развитие человеческого капитала», проведенного по заказу НИУ ВШЭ в 2018 г. (далее — опрос НИУ ВШЭ). Основная специфика и преимущество данного исследования в том, что респондентами были только представители среднего класса.

Исследование основывалось на многоступенчатой стратифицированной районированной (кластерной) репрезентативной выборке, которая позволяет распространить его результаты на взрослое население России в возрасте от 18 лет и старше. Для участия в исследовании респонденты должны были отвечать двум или трем из нижеперечисленных критериев принадлежности к среднему классу:

• иметь высшее или незаконченное высшее образование при условии обучения на момент опроса;
• давать оценку собственного дохода не ниже 4 по шкале субъективной оценки материального положения домохозяйства (шкала от 1 до 6, где 1 — у нас не хватает денег даже на еду, а 6 — у нас нет никаких финансовых затруднений; можем купить новую квартиру или собственный дом в любой момент);
• быть руководителями всех уровней, предпринимателями, самозанятыми, специалистами с высшим образованием, высококвалифицированными рабочими и служащими с высшим образованием.

В данном случае для отбора респондентов было использовано три параметра: профессиональный статус, образование и самооценка доходов. Поэтому в качестве ограничения отметим, что критерии для выделения структуры среднего класса здесь отличаются от использованных в РМЭЗ, и нет возможности четко выделить ядро, полуядро и периферию. В выборку опроса вошли 2715 респондентов в возрасте 18 лет и старше, в том числе методом CAWI (online) — 1369 и методом TAPI (личных интервью на планшетах) — 1346.

Потребление платных услуг как инвестиции среднего класса в человеческий капитал

Для определения динамики потребительского поведения россиян обратимся к данным РМЭЗ НИУ ВШЭ за 2000—2017 гг. Используя информацию о расходах семей за 30 дней, предшествовавших опросу, сопоставим доли потребителей среди обобщенного среднего класса, периферии и домохозяйств, не отвечающих ни одному из идентификационных критериев среднего класса. Помимо прочего, это даст представление о том, тяготеют ли потребительские практики периферии к практикам обобщенного среднего класса или остальных семей. Согласно данным за указанный период, среди представителей среднего класса доля потребителей различных видов платных услуг, связанных с развитием человеческого капитала, выше, чем среди семей, не входящих в его состав.

Платные образовательные услуги для детей более востребованы у всех групп населения, однако среди представителей среднего класса таких потребителей вдвое больше (рис. 1). На протяжении рассматриваемого периода соответствующий показатель не опускался ниже 21% (минимум, зафиксированный в 2007 г.) и значительно не снижался даже в кризисные годы. В 2017 г. платные услуги образования для детей вошли в список расходов V₃ семей среднего класса и 16% семей, не относящихся к нему.

Различия в поведении среднего класса и других слоев населения более заметны в сфере потребления образовательных услуг для взрослых (рис. 2). Сегмент потребителей платных образовательных услуг для них существенно меньше, чем у всех групп домохозяйств. По сравнению с 2000 г. мы наблюдаем к концу периода увеличение соответствующей доли среди семей среднего класса почти в 1,7 раза (9,3 против 5,6%), периферии — в 1,8 раза (4,7 против 2,6%). Очевидно, средний класс имеет больше возможностей для оплаты обучения взрослых, однако, судя по всему, мотивом для включения в образовательный процесс выступают не только материальные ресурсы, но и осознание необходимости развивать человеческий капитал.

В потреблении платных медицинских услуг домохозяйства среднего класса также лидируют, опережая и представителей периферии, и другие семьи по доле пользовавшихся платными услугами в течение 30 дней до опроса. В данном случае периферия оказывается ближе к домохозяйствам, не входящим в состав обобщенного среднего класса. Наибольшая разница наблюдается в отношении услуг, не относящихся к категории экстренной необходимости. Самое значительное расхождение трендов, напротив, отмечается в 2015 г. по показателю доли потребителей платных услуг в стационарах, стоимость которых, очевидно, стала слишком высокой для большинства россиян в новых экономических условиях (рис. 3). В результате для всех медицинских услуг тренды для периферии среднего класса и не принадлежащих к нему очень близки. В условиях кризиса только его ядру и полуядру удалось сохранить уровень потребления услуг медицинских стационаров.

В целом видно, что российский средний класс, как и зарубежные представители средних страт, ориентирован на инвестиции в человеческий капитал, а также активно их наращивал в благоприятных экономических условиях или пытался сохранить привычный стандарт потребления в условиях кризиса. Однако, как отмечалось выше и как показывает динамика потребления платных услуг, средний класс неоднороден как по составу, так и по практикам потребления, а значит, и по стратегиям инвестирования в человеческий капитал. Рассмотреть специфику восприятия самих образовательных услуг и их вклада в последующий рост дохода, оценить практики инвестиций в человеческий капитал позволяют данные опроса НИУ ВШЭ (см. выше).

Результаты опроса показали, что среди всех представителей среднего класса почти половина (49,3%) в течение последних трех лет не предпринимали никаких действий по повышению собственного образования, в том числе подавляющее большинство (75%) не видели в этом необходимости. Таким образом, представители среднего класса не всегда воспринимают наращивание собственного человеческого капитала (в виде образования) как перспективный путь к увеличению своих доходов.

В ходе исследования были определены платные услуги, наиболее и наименее востребованные средним классом. Услуги, приобретение которых может быть отнесено непосредственно к инвестициям в человеческий капитал, не самые популярные: дополнительные занятия взрослых членов семьи оплачивали 22,7% представителей среднего класса, услуги по присмотру и обучению детей школьного возраста — 22,3% опрошенных. Еще менее востребованы услуги по присмотру за дошкольниками (19%), образовательные и спортивные лагеря (15,5%), а также оплата профессионального обучения (15,4%). Опыт оплаты амбулаторного лечения имеют 46,0% опрошенных представителей среднего класса, лечения в стационаре — 36,7%.

Наиболее распространенными статьями расходов оказываются покупка билетов в театр, кино, на концерты и другие развлекательные и спортивные мероприятия (76,3% опрошенных представителей среднего класса указали на наличие данной статьи расходов), а также приобретение путевок в санатории, дома отдыха, оплата туристических поездок (51,9%). Самое популярное объяснение отсутствия трат на услуги — в них нет необходимости: доля тех, кто не имел возможности воспользоваться какими-либо услугами, для большинства категорий не превышает 10%.

С помощью метода факторного анализа мы получили карту основных направлений инвестиционных расходов представителей среднего класса² (рис. 4).

Представителей ядра среднего класса отличает большая склонность к инвестициям в человеческий капитал детей и в качество жизни. Те, кто не относится к его ядру, чаще приобретали медицинские услуги (рис. 5).

Поскольку в полуядро среднего класса могут попадать семьи с невысокими доходами (за счет социально-профессионального статуса и образования), целесообразно рассмотреть инвестиционные возможности в разрезе групп с разным уровнем материальной обеспеченности. Анализ склонности к инвестициям домохозяйств с разным уровнем дохода демонстрирует наибольшую выраженность фактора, связанного с вложениями в образование детей у самых низкодоходных групп среднего класса, которые могут и не попадать в его ядро. Их же отличают инвестиции в здоровье. Для самых обеспеченных представителей среднего класса ярко выражен фактор инвестиций в качество жизни (рис. 6).

Инвестиции в человеческий капитал могут способствовать увеличению доходов представителей среднего класса и обладают серьезным потенциалом для повышения уровня жизни населения в целом. Поэтому целесообразно оценить распространенность инвестиций в человеческий капитал у низкодоходных групп населения. К ним чаще всего относятся семьи с детьми, незанятые трудоспособные граждане, а также сельские жители. Так как вопросы анкеты затрагивают поведение домохозяйств в целом и не позволяют перейти на индивидуальный уровень анализа, ниже будут рассмотрены оценки факторов только для домохозяйственных характеристик — наличия в семье детей и проживания в сельской местности.

Инвестиции в человеческий капитал взрослых в большей степени характерны для проживающих в городах с численностью населения от 500 тыс. до 1 млн жителей. Для них также характерны высокие факторные нагрузки по всем выделенным направлениям, кроме инвестиций в человеческий капитал детей, но и они положительные. Это говорит о том, что средний класс в больших городах активно потребляет платные услуги широкого спектра. Фактор инвестиций в человеческий капитал детей наиболее выражен у проживающих в городах-миллионниках, как и фактор расходов на досуг, инвестиций в качество жизни. Жители наиболее населенных городов в целом отличаются более выраженными инвестициями в качество жизни. В менее населенных центрах — городах с численностью 500 тыс. — 1 млн и 250 тыс. — 499 тыс. человек — на первый план выходят инвестиции в здоровье. Средние факторные нагрузки для проживающих в городах с численностью менее 250 тыс. человек отрицательные, что косвенно свидетельствует об отсутствии расходов на обозначенные категории услуг и товаров (рис. 7).

Наличие в семье детей также может обусловливать определенные категории расходов и, как следствие, типы инвестиций (рис. 8). Для семей с детьми младше 16 лет характерны инвестиции в детский человеческий капитал, в отсутствие детей нет соответствующих расходов, и возникают большие по модулю отрицательные факторные нагрузки.

При этом в семьях с детьми средние факторные нагрузки для фактора «Инвестиции в человеческий капитал взрослых» принимают отрицательные значения (для семей без детей их значения не велики, но положительны). Можно выдвинуть гипотезу о том, что при наличии бюджетных ограничений взрослые представители среднего класса более склонны экономить на вложениях в собственный человеческий капитал, отдавая приоритет «инвестициям в детей». Последнее важно учитывать при анализе, так как инвестиции в человеческий капитал детей будут иметь отложенный эффект.

Подводя итоги, еще раз подчеркнем неоднородность среднего класса и различия в инвестиционном поведении групп, входящих в его состав. Выраженность расходов на образование и развитие детей и взрослых, улучшение качества жизни и поддержание здоровья различается для представителей среднего класса, имеющих разный уровень благосостояния и дохода, проживающих в населенных пунктах различного типа и имеющих разный состав семьи.

Заключение

Человеческий капитал воспринимается как ресурс, который может способствовать росту экономики страны в целом на макроуровне и доходов отдельных индивидов на микроуровне. В классической интерпретации под ним понимают знания и навыки, накопленные индивидом, в более широкой трактовке включают в него все, что дает возможность пользоваться этими знаниями и навыками: состояние здоровья, культурное развитие и др.

В нашей работе показано, что среди представителей среднего класса доля потребителей платных услуг выше, чем среди семей, не входящих в его состав. Таким образом, эта социальная страта в целом демонстрирует большую заинтересованность в инвестициях в человеческий капитал. Периферия среднего класса в плане потребления платных услуг чаще оказывается ближе к домохозяйствам, не относящимся к среднему классу, но в ряде случаев динамика доли их потребителей для периферии повторяет тренды обобщенного среднего класса, особенно в контексте инвестиций в человеческий капитал детей.

То, что в целом доля пользователей платных услуг среди периферии среднего класса выше, чем среди не относящихся к нему, позволяет предположить, что в России первой при ограниченных ресурсных возможностях присуща определенная ориентация на потребительский стандарт среднего класса. Это отмечается даже в области здравоохранения, где тренды пользования платными медицинскими услугами близкие для представителей периферии среднего класса и не относящихся к нему. В данном случае речь идет не о полном переходе на платные услуги тех, кто не принадлежит к среднему классу, а лишь об обращении к ним. Несмотря на бесплатное здравоохранение, объем платных медицинских услуг населению с каждым годом растет³.

Результаты опроса представителей среднего класса свидетельствуют о понимании ими важности инвестиций в человеческий капитал (прежде всего в образование). Полученные данные также говорят об их готовности к инвестициям в собственный человеческий капитал: около половины всех представителей среднего класса в течение последних трех лет предпринимали какие-либо действия для повышения уровня своего образования.

Анализ опросных данных позволил выделить ключевые факторы (или модели поведения) в части потребления платных услуг средним классом. Это инвестиции в человеческий капитал детей, человеческий капитал взрослых, здоровье и уровень жизни. Инвестиции в человеческий капитал (как взрослых, так и детей) тесно связаны с уровнем материального положения семей. Более обеспеченные домохозяйства в большей степени склонны к указанным видам инвестиций.

Средний класс действительно отличается сравнительно высокими стандартами потребления в области платных услуг. Практики инвестиций в человеческий капитал в первую очередь характерны для ядра среднего класса, но и те, кто находится на его периферии, стремятся к данным стандартам жизни и инвестиций (в том числе через детей), несмотря на то что не всегда могут позволить себе приобретать платные услуги в области образования, медицины и досуга в силу материальных ограничений.

¹ Российский мониторинг экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ (RLMS-HSE), проводимый Национальным исследовательским университетом «Высшая школа экономики» и ООО «Демоскоп» при участии Центра народонаселения Университета Северной Каролины в Чапел Хилле и Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра РАН. Сайты обследования RLMS-HSE: http: www.cpc.unc.edu projects rims и http: www.hse.ru rims

² Ио результатам анализа меры адекватности и критерия Бартлетта было определено, что мера выборочной адекватности Кайзера—Мейера—Олкина равна 0,742. Это свидетельствует о скоплении коррелированных переменных. В модель было отобрано 4 фактора, объясняющих 61% общей дисперсии. В анализ не были включены факторные нагрузки, значение которых меньше 0,4.

Список литературы / References

Авраамова Е. М., Григорьев Л. М., Космарская Т. П., Малева Т. М., Михайлюк М. В., Овчарова Л. Н., Радаев В. В., Урнов М. Ю. (2000). Средний класс в России: количественные и качественные оценки Бюро экономического анализа. М.: Тейс. [Avraamova Е. М., Grigoryev L. М., ICosmarskaya Т. Р., Maleva Т. М., Mikhailyuk М. V., Ovcharova L. N., Radaev V. V., Urnov М. Y. (2000). The middle class in Russia: Quantitative and qualitative assessments. Moscow: Bureau of Economic Analysis; Teis. (In Russian).]

Аглиуллова A. X. (2010). «Средний класс»: генезис определения в западной и российской социологии. М.: МАКС Пресс. [Agliullova A. Kh. (2010). “Middle class': The genesis of definition in Western and Russian sociology. Moscow: MAKS Press. (In Russian).]

Балобанова E. Г. (2008). Средний класс как объект исследований российских социологов Общественные науки и современность. № 1. С. 50 — 55. [Balobanova Е. G. (2008). The middle class as an object of research by Russian sociologists. Obshhestvennye Nauki i Sovremennost, No. 1, pp. 50—55. (In Russian).]

Гимпельсон В. E. (2016). Нужен ли российской экономике человеческий капитал? Десять сомнений Вопросы экономики. № 10. С. 129 — 143. [Gimpelson V. Е. (2016). Does the Russian economy need human capital? Ten doubts. Voprosy Ekonomiki, No. 10, pp. 129 — 143. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2016-10-129-143

Горшков M. К. (ред.) (2014). Средний класс в современной России: 10 лет спустя. Аналитический доклад. М.: Институт социологии РАН. [Gorshkov М. К. (ed.) (2014). The middle class in modern Russia: 10 years later. An analytical report. Moscow: Institute of Sociology, RAS. (In Russian).]

Горшков M. К., Тихонова H. E. (2006). Средний класс как социальная база обеспечения конкурентоспособности России Россия реформирующаяся: Ежегодник — 2005 Отв. ред. Л. М. Дробижева. М.: Институт социологии РАН. С. 10 — 43. [Gorshkov М. К., Tikhonova N. Е. (2006). The middle class as a social base for ensuring Russia’s competitiveness. In: L. M. Drobizheva (ed.). Russia reforming: Yearbook — 2005. Moscow: Institute of Sociology, RAS, pp. 10 — 43. (In Russian).]

Григорьев Л. M., Салмина А. А., Кузина О. E. (2009). Российский средний класс: анализ структуры и финансового поведения. М.: Экон-Информ. [Grigoryev Е. М., Salmina A. A., Kuzina О. Е. (2009). Russian middle class: Analysis of structure and financial behavior. Moscow: Ekon-Inform. (In Russian).]

Кузьминов Я. И., Овчарова Л. Н., Якобсон Л. И. (ред.) (2016). Человеческий капитал как фактор социально-экономического развития. Доклад к XVII Апрельской международной научной конференции по проблемам развития экономики и общества. М.: Издат. дом ВШЭ. [Kuzminov Y. I., Ovcharova L. N., Yakobson L. I. (eds.) (2016). Human capital as a factor of socio-economic development. Paper prepared for the XVII April international academic conference on economic and social development. Moscow: HSE Publ. (In Russian).]

Малева T. M., Бурдяк А. Я., Тындик A. O. (2015). Средние классы на различных этапах жизненного пути Журнал Новой экономической ассоциации. Т. 27, № 3. С. 109-138. [Maleva Т. М., Burdyak A. Y., Tyndik А. О. (2015). Middle classes at different stages of life course. Journal of the New Economic Association, Vol. 27, No. 3, pp. 109 — 138. (In Russian).]

Мареева С. B. (2012). Практики инвестирования среднего класса в свой человеческий капитал Terra Economicus. Т. 1, № 1. С. 165 — 173. [Mareeva S. V. (2012). Practices of investing the middle class in its human capital. Terra Economicus, Vol. 10, No. 1, pp. 165-173. (In Russian).]

Мареева С. B. (2017). Потребительское поведение средних слоев в условиях кризиса Журнал институциональных исследований. Т. 9, № 1. С. 88 — 104. [Mareeva S. V. (2017). Consumption behavior of middle strata in times of economic crisis. Zhurnal Institutsionalnykh Issledovaniy, Vol. 9, No. 1, pp. 88 — 104. (In Russian).] https: doi.org 10.17835 2076-6297.2017.9.1.088-104

Пишняк А. И. (2020). Динамика численности и мобильность среднего класса в России в 2000—2017 гг. Мир России. Т. 29, № 4. С. 57—84. [Pishnyak А. I. (2020). The population dynamics and mobility of the middle class in Russia, 2000—2017. Mir Rossii, Vol. 29, No. 4, pp. 57—84. (In Russian).] https: doi.org 10.17323 1811-038X-2020-29-4-57-84

Тихонова H. E. (2008). Состояние здоровья среднего класса в России Мир России. № 4. С. 90 — 110. [Tikhonova N. Е. (2008). State of health of the middle class in Russia. Mir Rossii, No. 4, pp. 90 — 110. (In Russian).]

Тихонова H. E. (2019). Российский средний класс в фокусе разных теоретических подходов: границы, состав и специфика Материалы российско-французской конференции «Динамика средних классов: между экспансией и неопределенностью», Москва, 3 октября. [Tikhonova N. Е. (2019). The Russian middle class in the focus of different theoretical approaches: Borders, composition, and specifics. Paper presented for the Russian-French Conference “Dynamics of the middle classes: Between expansion and uncertainty”, Moscow, October 3. (In Russian).] https: isp.hse.ru data 2019 10 04 1541835897 03°o20Natalia°o20Tikhinova_ 03-10-2019_RU.pdf

Тихонова H. E., Мареева С. B. (2009). Средний класс: теория и реальность. М.: Альфа-М. [Tikhonova N. Е., Mareeva S. V. (2009). Middle class: Theory and reality. Moscow: Alfa-M. (In Russian).]

Becker G. S. (1993). Human capital: A theoretical and empirical analysis, with special reference to education, 3^rd ed. Chicago and London: University of Chicago Press.

Blau P. M., Duncan O. D. (1967). The American occupational structure. New York: John Wiley & Sons.

Court D., Narasimhan L. (2010). Capturing the world’s emerging middle class. McKinsey Quarterly, July 1. https: www.mckinsey.com industries retail our-insights capturing-the-worlds-emerging-middle-class

Goldthorpe J. H. (1982). On the service class, its formation and future. In: A. Giddens, G. Mackenzie (eds.). Social class and the division of labor. Cambridge: Cambridge University Press.

Hastings A., Mattheus P. (2015). Bourdieu and the Big Society: Empowering the powerful in public service provision? Policy & Politics, Vol. 43, No. 4, pp. 545 — 560. https: doi.org 10.1332 030557314X14080105693951

Kharas H. (2010). The emerging middle class in developing countries. OECD Development Centre Working Papers, No. 285. https: doi.org 10.1787 5kmmp81ncrns-en

Lewis R., Maude A. (1950). The English middle classes. New York: A. A. Knopf.

Warner W. L., Meeker M., Eells K. (1949). Social class in America: A manual of procedure for the measurement of social status. Chicago: Science Research Associates.

Wright E. O. (1997). Rethinking, once again, the concept of class structure. In: J. R. Hall (ed.). Reworking class. Ithaca and London: Cornel University Press, pp. 41—72.