Пересекая границы: Макклоски и гуманистический взгляд на экономическую науку

Прошло 30 лет после выхода в свет книги Д. Макклоски «Риторика экономической науки» (McCloskey, 1985). Второе издание (вышедшее в 1998 г.) теперь доступно русскому читателю, что стало главным поводом для размышлений об этой книге и эволюции взглядов ее автора; об экономической науке как риторике и о самой экономике как тексте; о положении дел в экономической науке и перспективах ее гуманизации. Книга Макклоски стала вызовом экономистам, поскольку в ней предлагалось посмотреть на их работу с позиций текста, языка, используемых метафор и тропов и признать отставание экономической дисциплины от достижений в гуманитарных науках — философии, лингвистике и литературоведении. В книге провозглашались отказ от «модернизма», своеобразно понятого как стремление к объективности, как идея контроля над природой и обществом, сводимость знания к его количественному измерению, четкое разделение нормативного и позитивного, науки и искусства.

Экономическая наука стала более открытой к междисциплинарному диалогу, возрос интерес к особой отрасли знания — экономической методологии как философии науки в приложении к экономической теории. Риторический метод стал органичной частью этой дисциплины, в которой изучаются природа допущений, типы аргументов и способы убеждения, формы объяснения и риторические стратегии, используемые в экономической науке (Boumans, Davis, 2010; Болдырев, 2011). Книга сыграла свою роль в том, что появились дополнительные сомнения в адекватности для экономической теории критериев, заимствованных из более строгих наук, а методология перестала сводиться к формулировке нормативных предписаний. Как справедливо замечает О. И. Ананьин, в рамках риторического и институционально-социологического подходов экономическая наука рассматривается «в единстве собственно научного знания и механизмов функционирования научного сообщества» (Ананьин, 2005. С. 18). Аналитико-дескриптивная методология, к которой относится и риторический подход, показывает, как на практике формируются новые знания, как проводятся исследования¹.

Заслуга Макклоски в продвижении риторического подхода и привлечении внимания к экономической методологии неоспорима. Этот подход был признан и занял свое достойное место. В данной статье мы попытаемся реконструировать интеллектуальный путь Макклоски, чтобы поместить ее книгу в контекст более широкого замысла гуманизации экономической науки и показать, что в стремлении отказаться от модернизма Макклоски остается в рамках модернизма не только в экономической науке (Отмахов, 2000. С. 168-169), но и в литературной традиции, то есть не становится «скриптором» в смысле Р. Барта (автора тезиса о «смерти автора»), а своей личностью довлеет над текстом. Мы покажем, что риторика стала связующим звеном в изысканиях Макклоски по экономической истории, о чем красноречиво свидетельствует возвращение автора на новом уровне к проблемам происхождения современной рыночной экономики, которую Макклоски с большой неохотой называет капитализмом².

Фигура Макклоски

Характер Макклоски отличается радикальностью и порой даже шокирует. С определенного времени он (а с некоторых пор — она) не стремится искусственно разделить свою жизнь и творчество, и индивидуальность часто берет верх над академической отстраненностью. «Как продолжать быть экономистом и оставаться человеком?» — основной вопрос для Макклоски с 1990-х годов.

Макклоски стал известен как экономист-историк, приверженец Чикагской школы. Первые его работы были посвящены приложению теории цен, промышленной революции, огораживаниям, торговле и мнимому упадку экономики Великобритании в XIX в. Становлению как консервативного экономиста предшествовали искания, среди которых, по уже зрелому признанию, анархическая книга князя П. А. Кропоткина «Взаимопомощь как фактор эволюции», прочитанная в 14 лет, произвела на сына гарвардского профессора наибольшее впечатление. Были увлечения социализмом, кейнсианством, но возобладал оптимистический подход 1970-х годов, который отличался верой в мощь экономической науки с ее новыми количественными возможностями. Позже Макклоски связывала этот подход с «модернизмом».

География академического пути Макклоски не столь разнообразна, как его/ее интеллектуальные поиски. В Гарвардском университете он получил степень бакалавра (1964), а затем доктора экономики (PhD in Economics, 1970). С 1968 по 1980 г. был доцентом и получил постоянную позицию в Чикагском университете. После полемики с Дж. Стиглером и Г. Беккером в 1980 г. Макклоски становится профессором университета Айовы, известного своими литературными традициями, где работает до 1999 г. В настоящее время Дейдра Макклоски — почетный профессор экономики, истории, коммуникации и английской словесности в университете Иллинойса в Чикаго.

Книга «Риторика экономической науки» написана в момент серьезного поворота в жизни ученого. Первое издание 1985 г. подписано Дональдом, второе в 1998 г. — уже Дейдрой Макклоски.

Пересечение интеллектуальных границ — переход к радикальному пересмотру экономической науки совпадает и с поиском новой индивидуальности, трангрессией, эстетическим и культурно-медицинским вызовом природе вещей. Достаточно редкий случай для экономистов — при жизни выходит автобиографическая книга о превращении с 1994 по 1997 г. 52-летнего Дональда в 55-летнюю Дейдру. Книга получила название «Переход: мемуары» (McCloskey, 1999).

Пересечение границ не всегда происходит настолько резко — каждый становится из ребенка взрослым, никто не родился бизнесменом, политиком или преступником. Пожалуй, данный случай ставит в тупик наши расхожие представления об идентичности, возникает определенная неловкость — как назвать автора по имени. В книге Макклоски эта неловкость обыгрыва-ется дополнительно. Кроме первого лица часто возникает повествование в третьем лице, и тут Макклоски становится многоликим: Дональд — экономист-историк из Чикаго, отец двух детей; тетушка Дейдра³ (после 1997 г.); Ди — Дональд, который уже понял, что он Дейдра; Джейн — тайный романтический образ Дональда, появившийся, когда такой строй мыслей для значительной части американского общества еще считался умопомешательством, еще живы были воспоминания о том, что такой недуг лечился принудительно электрошоком. Все эти персонажи попеременно действуют в книге. Странная история — именно так характеризует Макклоски и свою книгу «Риторика экономической науки».

Что не так в экономической науке: опасные игры мальчишек в песочнице

Предоставим слово автору книги. В апреле 2013 г. госпожа Макклоски посетила Санкт-Петербург и любезно пояснила свою точку зрения.

Вопрос: Что общего между экономической наукой и литературой?

Макклоски: Она (экономическая наука) литературна в том смысле, что любое рассуждение построено на фактах, логике, историях и метафорах. Факты, логика, истории, метафоры — я называю их риторической тетрадой. Факты и истории — противоположные точки одной диагонали. Логика и метафора — крайние точки второй. Мы не способны мыслить, не сравнивая одну вещь с другой. В этом сравнении заключается метафора. И мы не способны мыслить, не думая о том, как вещи близки друг к другу, как они выстраиваются в цепи, и это составляет истории. Истории — это вещи, близкие друг к другу. Они не сравниваются, они просто близки. Когда вы говорите о кривой спроса, вы сравниваете сферу математики, математические функции с рынком жилья в Санкт-Петербурге. Вы используете метафору. Когда вы говорите о деловом цикле, вы рассказываете историю. Вы говорите о цепи вещей, близких друг к другу, следующих друг за другом, выступающих последствиями друг друга. И мы не можем думать об экономике только с помощью математики и логики, не используя метафор и историй⁴.

Книга «Риторика экономической науки» — это способ посмотреть на саму экономическую науку извне, побыть на время не экономистом, а литературным критиком, философом, социологом науки. В терминах автобиографии Макклоски — это интеллектуальное пересечение границ, временный переход в сопредельные дисциплины, интеллектуальное переодевание.

В чем трагичность положения современной экономической науки? По мнению Макклоски, отраженном в книге «Пороки экономистов — добродетели буржуазии» (1996), интеллектуальной трагедией стала излишняя «механизация» экономической науки, которая с 1940-х годов проходила по трем условным линиям, за каждой из которых Макклоски символически обозначает трех нобелевских лауреатов по экономике: Пола Самуэльсона, Лоуренса Клейна и Яна Тинбергена. Эти условные линии превратились в три основных порока современной экономической теории: придание излишнего веса статистической значимости (Клейн), отрыв знания от реальности в «экономике классной доски» (Самуэльсон) и вера в социальную инженерию (Тинберген) (McCloskey, 1996).

В наибольшей степени Макклоски разрабатывает вопрос о широком использовании понятия статистической значимости у экономистов, которой часто подменяют экономическую значимость и умение исследовать значение того или иного показателя для жизни людей. В книге о риторике этому целиком посвящена глава 8. Развитие этих идей и более детальный разбор можно найти в совместной книге Макклоски и С. Зилиака (Ziliak, McCloskey, 2007). Основная мысль: показать, что набор технических инструментов — статистическая значимость, нулевая гипотеза, ошибки регрессии — не могут дать ответа на человеческие вопросы и заменить собой вдумчивый анализ. По их оценкам, порядка 80% статей в 1980-е годы и каждые 9 из 10 статей в 1990-е годы, опубликованные в ведущем экономическом журнале American Economic Review, основаны исключительно на статистических и эконометри-ческих процедурах и их авторы забывают поставить вопрос об экономической значимости полученных результатов.

Макклоски, как и Р. Коуз, привлекает внимание экономистов к тому, что учебники по экономической теории, вышедшие в свет после Второй мировой войны, дают слишком абстрактное представление об экономике и часто скорее уводят от реально существующих проблем в красивые миры, в которых все задачи могут быть решены чисто рыночными методами. Этот порок Макклоски (вслед за Шумпетером) возводит к Д. Рикардо, но его можно ассоциировать и с Самуэльсоном — автором одного из самых популярных учебников, ученого, сопоставимого по авторитету с Н. Хомским в лингвистике или Л. Витгенштейном в англосаксонской философии (McCloskey, 1996. Р. 61-96). Отрыв от реальных проблем в преподавании экономических дисциплин с самого начала неправильно ориентирует молодых экономистов, которые впоследствии грешат исключительно абстрактными построениями и концентрируются на технической стороне изучаемых проблем.

Наконец, Макклоски считает утопичной возможность спроектировать общественную жизнь, подобно тому как можно спроектировать мост или другие сооружения. Предсказать и проконтролировать экономические процессы крайне затруднительно. Предсказания цены на нефть или ставки процента могли бы делать самих экономистов фантастически богатыми, чего, однако, не происходит, поскольку социальная инженерия остается иллюзией и попросту не работает. Кроме того, подобное проектирование нарушает человеческую свободу, поскольку навязывает определенные стандарты и потребности.

Каков же выход из данной ситуации? Если диагноз поставлен, то каково лечение? Фактически уже в 1996 г. Макклоски говорит и о нормативных аспектах развития науки. Экономистам, по мысли автора, не хватает буржуазных добродетелей, которые позволяют исследовать материал, относясь с большей серьезностью к фактам, имея более скромные амбиции в отношении теорий и моделей и, наконец, ориентируясь на благоразумие в политике (McCloskey, 1996. Р. 19).

Какова риторика книги Макклоски?

В лице Макклоски мы видим профессионала-экономиста, который переосмысливает ценности и цели научного знания, но в то же время широко образованного мыслителя, стремящегося постичь классические вершины и последние достижения в области литературоведения и философии. Эта двойная позиция обеспечивает достоверность критики изнутри, создает неповторимый этос. Тем самым автор подчеркивает, что данная критика не внешняя и поверхностная, а основана на глубоком знании предмета. Симптоматично, что до 1980 г. Макклоски работает в Чикагском университете и последнюю лекцию посвящает риторике. Среди примеров — очень часто фигурируют чикагские экономисты Р. Познер, М. Фридмен, Р. Коуз, Р. Фогель или Г. Беккер.

От читателя Макклоски ждет одинаково внимательного отношения к аргументам Адама Смита и Блаженного Августина, Самуэльсона и Аристотеля. В этом смысле ее имплицитный читатель весьма образован и разносторонен, не чужд любознательности и барочной риторики.

Нарратив у Макклоски почти всегда эмоционален. В нем есть элемент самолюбования стилем. У читателя создается ощущение, что автор, переживший важный интеллектуальный переворот, говорит что-то важное, без чего экономическая наука обречена оставаться пустой затеей. Точка зрения Макклоски всегда оригинальна и немного шокирует. Правда, как справедливо подметил экономист-методолог У. Мяки, за этой яркостью не всегда следует методологическая четкость. Так, Мяки находит у Макклоски по крайней мере пять разных определений риторики, каждое из которых ведет к принципиально разным аспектам изложения: риторика как разговор, аргументация, убеждение аудитории, использование аргументов в пользу собственной правоты и, наконец, использование аргументов в стремлении убедить аудиторию благодаря честному обсуждению (Mäki, 1995. Р. 148-149). Эта яркость часто сопровождается загадочностью, когда воображение читателя призвано домыслить основные выводы.

Главный и непререкаемый авторитет Макклоски — Адам Смит. У него она находит подтверждение многим своим идеям. Смит обращал внимание на важность риторических способностей для торговли и обмена, осознавал важность идей симпатии и добродетелей, но часто был неправильно истолкован. Среди других экономистов Макклоски выделяет Самуэльсона и Р. Солоу, порой, правда, ниспровергая их авторитет. Из экономистов, разделяющих ее взгляды на риторику экономической науки, особо выделяется А. Кламер, который независимо пришел к тем же выводам относительно риторической природы экономической науки (см.: Кламер, 2015). Чаще всего Макклоски апеллирует к философии американского прагматизма Дж. Дьюи и Р. Рорти. Из литературоведов она обращается к авторитету К. Берка и У. Бута. При этом Макклоски отсылает и к собственно литературным произведениям У. Шекспира, К. С. Льюиса, Дж. Остин, В. Вулф, Дж. Свифта и Л. Толстого.

Подобно Дж. Вико, Макклоски признает творческую силу метафоры и других тропов в конституировании действительности (Henderson, 1994. Р. 353-354). Тексты по экономике не обходятся без метафор. Хорошие метафоры постепенно приобретают новое значение, стираются и становятся спящими, а чаще и вовсе отмирают. Само современное употребление термина «экономика» по отношению к своему первоначальному значению («домострой») есть метафора. Рынок, производственная функция, равновесие — все эти понятия изначально метафоричны. Особенно завораживают Макклоски метафоры чикагской школы: преступник как бизнесмен, брак как контракт, дети как активы длительного пользования.

Метафора иногда переходит в иронию: современные экономисты уподобляются «мальчишкам, играющим в песочнице», а человека экономического Макклоски предлагает заменить на мадам Бовари, которая выглядит естественнее (Макклоски, 2015. С. 44).

Риторична ли сама экономика?

Макклоски упоминает М. Хайдеггера и Р. Барта, но при этом практически не ссылается на М. Бахтина. В терминах Барта, Макклоски не сильно выходит за рамки критикуемого ею позитивизма — как разновидности «модернизма» — в одном важном аспекте, а именно в отношении к авторству. Автор в книге именно Макклоски — это почти всегда демиург, который, подобно Фогелю, изобретает для себя аудиторию, как Беккер, зашифровывает в правовые тексты экономические метафоры и умело убеждает юристов или, наконец, как Коуз, обращается к реальной экономике, к эмпирическому материалу и завоевывает сердце читателя британским юмором и готическим построением текстов.

Недостаточно внимания Макклоски уделяет риторической природе самой экономики, а не только текстов о ней. Часто упускают из виду, что не только склонность к обмену, но и способность рассуждать и риторические способности являются существенными характеристиками в процессе разделения труда у Смита. В этом смысле Макклоски придает особую роль риторическим способностям как фактору экономического развития наряду с технологиями или инвестициями. Трансакционные издержки, о которых пишет Коуз, свидетельствуют о том, какое значение имеет умение людей разговаривать, убеждать друг друга. Многие профессии связаны исключительно с умением убеждать. Сам экономический успех Великобритании Макклоски связывает с тем, что там существовало дискурсивное пространство, в котором изобретатель мог убедить инвестора или законодателя.

Несколько слов следует сказать об аспекте, который лишь намечен у Макклоски, но важен в контексте связи экономики и риторики. Саму экономику можно понимать как особый текст, что вполне естественно, если мы признаем особое значение языка. Экономический дискурс вовлекает читателя в чтение этого текста, язык которого фигуративен и открыт различным интерпретациям. В этом прочтении помогает метафора, которая связывает более известную читателю область с той, которую необходимо изучать. Логично, что существует множество конкурирующих прочтений этого текста, хотя наука склонна канонизировать то или иное прочтение. Вслед за Бартом, В. Браун, блестящий интерпретатор Смита, проблематизирует положение автора, который уже не так важен по сравнению с языком и текстом, существующими отдельно от автора. Пишущий лишь сам отражает «многомерное пространство, где сочетаются и спорят друг с другом различные виды письма, ни один из которых не является исходным; текст соткан из цитат, отсылающих к тысячам культурных источников» (Барт, 1994. С. 388).

Экономика не может быть замкнута на один-единственный текст, который ее исчерпывающим образом прочитывает. Не случайно в истории экономических учений и актуальных дебатах по экономической политике существует множество точек зрения, с акцентами на разных деталях и нюансах. В рамках одной теории нельзя отразить экономику в целом. Такой анализ в какой-то степени позволяет объяснить и примирить конкурирующие подходы, поскольку он показывает, что различия между ними основаны не на субъективном недопонимании, а на дискурсивной сложности самого предмета изучения. Эта сложность требует полифонического звучания, многоголосия, о которых писал Бахтин. Работу экономиста можно сравнивать с работой медиевиста, который по каким-то остаткам и фрагментам реконструирует целое, переводя с одного языка на другой. При этом границы правильности интерпретаций постоянно оспариваются и переопределяются. Такое положение дел требует выделения более понятной структуры, что достигается с помощью временной канонизации определенных правил или образцов, то есть за которыми закрепляется одноголосное прочтение (см. подробнее: Brown, 1994). Хотя проект критики «модернизма» не был радикализирован переосмыслением экономики как риторики, данная перспектива нашла отражение в возвращении Макклоски, но уже на новом интеллектуальном уровне, к проблемам экономической истории и, в частности, к роли риторики и таланта убеждать в промышленной революции и в росте благосостояния Западной Европы.

Гуманистический аспект экономики: идеи, добродетели и этика

Тема убеждения и риторики стала связующим звеном между творчеством экономиста-историка, воспитанника старой чикагской школы, и новым этапом переосмысления экономической истории западного мира у Макклоски в XXI в. В книге «Достоинство буржуа: почему экономическая наука не способна объяснить современный мир» (McCloskey, 2010) автор отстаивает достаточно смелую точку зрения, что ни реформация, ни растущие индивидуализм и рациональность, ни накопление капитала и инвестиции, ни эксплуатация, ни образование и наука, ни институциональные изменения или разделение труда не могут считаться факторами обогащения современного мира и многократного увеличения благосостояния. Ключевую роль сыграли такие буржуазные добродетели, как уважение к частной собственности, свобода торговли и найма, благоразумный расчет. Фактически, Макклоски возвращается к давнему спору о происхождении современного капитализма — спору, который экономисты основательно забыли, углубившись в технические детали и обратившись к другим темам.

Основная аргументация Макклоски построена на отказе от всех предшествующих концепций — Маркса, Вебера, институционалистов, приверженцев модели человеческого капитала, Хикса, С. Кузнеца и многих других. Они «просмотрели» феномен буржуа и его ценности, его неброские добродетели, которые позволили инновациям воплощаться в проверенные рынком товары и услуги.

В книге подробнее развернуты идеи статьи, впервые опубликованной в 1981 г., которые затем с вариациями были повторены в работе 1994 г. (McCloskey, 1994). В центре внимания тот факт, что с 1780 г. по время написания статьи реальный доход на душу населения в Великобритании вырос в 12 раз — «фактор 12», который в книге 2010 г. стал уже фактором 16. Этот рост среднего благосостояния, приобретший мировой характер, начался в Великобритании, а точнее в Шотландии, на родине Смита и Д. Юма. Макклоски по очереди не соглашается с аргументами в пользу особенностей промышленной структуры, изменений в производительности труда, в местами наукообразной, местами ироничной форме отметает такие причины роста, как внешняя торговля, транспорт, огораживания, специализация, наличие природных ресурсов, наука и образование, грамотность и культура, технологии и изобретения. Кульминация статьи — короткое заключение на одну страницу, из которого следует, что главным «фактором 12» было убеждение (persuasion): открытые возможности убеждать и убеждаться управляют инновациями и делают людей и страны богатыми. Наконец, Макклоски прибегает в авторитету Смита, что повторяется в книге о риторике экономической науки (с. 130): «Разделение труда, как он писал, „представляет собой последствие склонности ...к мене, торговле и обмену одного предмета на другой ...[Не стану далее исследовать], является ли эта склонность одним из тех основных свойств человеческой природы ...или, что представляется более вероятным, она является необходимым следствием способности рассуждать"»⁵. Человека говорящего, обладающего даром речи Макклоски помещает в центр анализа, причем постепенно этот человек превращается в буржуа, отстаивающего ценности свободы.

Книгу о буржуазных добродетелях Макклоски заканчивает предостережением об ужасах социализма, национализма и экологического движения, когда человек оказывается либо винтиком военно-промышленного комплекса, либо романтическим охотником, живущим в гармонии с природой, но ждущим от цивилизации новых книг и прочных гвоздей. В будущее обращен призыв Макклоски построить такую науку истории и экономики, которая будет гуманистической, уважающей числа и слова, интерес и риторику, поведение и его смысл (McCloskey, 2010. Р. 450). Гуманистический аспект заключается в возвращении интереса к идеям, добродетелям и этике.

Макклоски так разъясняет эти аспекты в интервью.

Стандартная реакция на этическую философию такая: «Ну, что хорошо, а что плохо — это просто вопрос мнения. Я люблю шоколадное мороженое, вы любите ванильное — об этом бессмысленно спорить». Но я считаю, что это детский взгляд на этику. Я думаю, что в добродетелях, о которых я говорила, как в классических, так и в христианских, можно увидеть контуры прекрасной человеческой жизни, человека, который использует все свои силы, который живет полной жизнью. И это не вопрос мнения... Человеческая жизнь без справедливости — неполноценна. Человек, который не взаимодействует с другими по справедливости, — это неполноценный человек... Так что добродетели очень практичны...

Почему следует прочитать книгу Макклоски «Риторика экономической науки»? Она уже стала классикой в экономической методологии, в философии экономической науки, без нее уже нельзя представить развитие экономической мысли в последние 30 лет. Она полезна, поскольку показывает новую перспективу в осмыслении того, как на самом деле устроена экономическая наука. Наконец, она увлекательно написана, содержит массу примеров, завораживающих сравнений и контекстов. Критика «модернизма» контрастирует с яркой фигурой автора, который будит мысль и объявляет войну риторической наивности.

¹ В отечественной литературе риторическому подходу в экономической теории посвящен ряд статей (Отмахов, 2000; Расков, 2005). Дополнительный интерес к теме вызывали переводы (см. Макклоски 1993; 2012; 2013), особенно перевод первой статьи Макклоски по риторике экономической науки 1983 г. (Макклоски, 2011).

² В этой связи надо отметить две работы А. П. Заостровцева, который удачно реконструирует и обсуждает взгляды Макклоски как экономиста-историка (Заостровцев, 2014а, 2014b).

³ На старом ирландском Deirdre означает «странник».

⁴ Интервью с Д. Макклоски 27 апреля 2013 г. в Санкт-Петербурге записали В. Обухович и Д. Расков (здесь и далее).

⁵ Ср. с: McCloskey 1994. Р. 270.

Список литературы

Ананьин О. И. (2005). Структура экономико-теоретического знания. Методологический анализ. М.: Наука. [Ananyin О. I. (2005). Economic theory: Structure of knowledge. Moscow: Nauka. (In Russian).]

Барт P. (1994). Смерть автора // Барт P. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М: Прогресс. С. 384-391. [Barthes R. (1994). The death of the author. In: Barthes R. Selected works: Semiotics, poetics. Moscow: Progress, pp. 384—391. (In Russian).]

Болдырев И. (2011). Экономическая методология сегодня: обзор основных направлений // Журнал Новой экономической ассоциации. № 9. С. 47—70. [Boldyrev I. (2011). Economic methodology today: A review of major contributions. Zhurnal Novoy Ekonomicheskoy Assotsiatsii, No. 9, pp. 47—70. (In Russian).]

Заостровцев A. (2014a). Экономист об истории: концепция Дейдры Макклоски // Вопросы экономики. № 12. С. 129 — 146. [Zaostrovtsev А. (2014). An economist on history: Deirdre McCloskey's perspective. Voprosy Economiki, No. 12, pp. 129—146. (In Russian).]

Заостровцев А. П. (2014b). О развитии и отсталости: как экономисты объясняют историю? СПб.: Изд-во Европ. ун-та в СПб. [Zaostrovtsev А. Р. (2014). On the development and backwardness: how do economists explain history? St. Petersburg: European University in St. Petersburg Publ. (In Russian).]

Кламер A. (2015). Странная наука экономика: приглашение к разговору. М.; СПб.: Изд-во Института Гайдара. [Klamer А. (2015). Speaking of economics. How to get in the conversation. Moscow; St. Petersburg: Gaidar Institute Publ. (In Russian).]

Макклоски Д. (1993). Полезно ли прошлое для экономической науки // THESIS. Вып. 1. С. 107—136. [McCloskey D. (1993). Does the past have useful economics? THESIS, Iss. 1, pp. 107-136. (In Russian).]

Макклоски Д. (2011). Риторика экономической теории // Истоки: социально-культурная среда экономической деятельности и экономического познания. М.: ИД ВШЭ. С. 252-320. [McCloskey D. (2011). The rhetoric of economics. In: Istoki: socio-cultural contexts of economic activity and economic knowledge. Moscow: HSE Publ. (In Russian).]

Макклоски Д. (2012). Риторика этой экономической науки // Философия экономики. Антология / Под ред. Д. Хаусмана. М.: Изд. Института Гайдара, С. 399-341. [McCloskey D. (2012). The rhetoric of this economics. In: D. Hausman (ed.). The Philosophy of Economics. An antology. Moscow: Gaidar Institute Publ., pp. 399-341. (In Russian).]

Макклоски Д. (2013). Экономика с человеческим лицом, или Гуманомика // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 5: Экономика. Вып. 3. С. 37 — 40. [McCloskey D. (2013). Economics ad hominem or humanomics. Vestnik Sankt Peterburgskogo Universiteta. Seria 5: Economika, Iss. 3, pp. 37—40. (In Russian).]

Макклоски Д. (2015). Риторика экономической науки. 2-е изд. М.; СПб.: Изд-во Института Гайдара; Международные отношения; Факультет свободных искусств и наук СПбГУ. [McCloskey D. (2015) The rhetoric of economics. 2^nd ed. Moscow; St. Petersburg: Gaidar Institute Publ.; Mezhdunarodnye otnosheniya; Faculty of Liberal Arts and Sciences of St. Petersburg State University. (In Russian).]

Отмахов П. А. (2000). «Риторическая* концепция метода в экономической теории: предварительные итоги развития // Истоки: вопросы истории народного хозяйства и экономической мысли. Вып. 4. М.: ГУ ВШЭ. С. 138—176. [Otmakhov Р. А. (2000). "The rhetoric" concept of method in economics: the preliminary results of development. In: Istoki: the topics in economic history and history of economic thought, Iss. 4. Moscow: HSE Publ., pp. 138 — 176. (In Russian).]

Расков Д. E. (2005). Экономическая теория как риторика // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 5: Экономика. Вып. 3. С. 13—30. [Raskov D. Е. (2005). Economics as a rhetoric. Vestnik Sankt-Peterburgskogo Universiteta. Seria 5: Economika, Iss. 3, pp. 13 — 30. (In Russian).]

Boumans M., Davis J. B. (2010). Economic methodology: Understanding economics as a science. Basingstoke, N.Y.: Palgrave Macmillan.

Brown V. (1994). The Economy as Text. In: R. Backhouse (ed.). New directions in economic methodology. London: Routledge, pp. 368 — 382.

Henderson W. (1994). Metaphor and Economics. In: R. Backhouse (ed.). New Directions in Economic methodology. London: Routledge, pp. 343—367.

Mäki U. (1995). Diagnosing McCloskey. Journal of Economic Literature, Vol. 33, No. 3, pp. 1300-1318.

McCloskey D. N. (1985). The Rhetoric of Economics. Madison, WI: University of Wisconsin Press.

McCloskey D. N. (1994). 1780-1860: a survey. In: Floud R., McCloskey D. (eds.). The economic history of Britain since 1700. 2^nd ed. Vol. I. 1700 — 1860. Cambridge: Cambridge University Press, pp. 242—270.

McCloskey D. N. (1996). The vices of economists — The virtues of the bourgeoisie. Amsterdam: Amsterdam University Press.

McCloskey D. N. (1999). Crossing: A memoir. Chicago; London: University of Chicago Press.

McCloskey D. N. (2010). Bourgeois dignity. Why economics can't explain the modern world. Chicago; London: University of Chicago Press.

Ziliak S. Т., McCloskey D. N. (2007). The cult of statistical significance: How the standard error costs us jobs, justice and lives. Ann Arbor, MI: University of Michigan Press.