Творческая мысль Ф. Кенэ в 1736-1756 годах в связи с метафизикой "очевидности" и политико-экономической традиции

Между тем в середине 1990-х годов было осознано, что все три варианта "Таблицы", а именно "зигзаг", "precis" (промежуточный ее эскиз в "Философии земледелия" 1763 г.) и итоговая "формула" 1766 г., на которую опирался К. Маркс, несовместимы друг с другом и не поддаются формализации в единой аналитической системе(12. Herlitz L. From Spending and Reproduction to Circuit Flow and Equilibrium: the Two Conceptions of Tableau economique // European Journal of the History of Economic Thought. 1996. Vol. 3, No 1. P. 15 - 17. Чуть раньше к этой же мысли подошел С. Билджинсой: "Проблема интерпретаций, основанных на системе ["затраты-выпуск"] открытого типа, заключается в том, что они игнорируют круговой характер производства и потребления в "Таблице" - единственный в своем роде вклад Кенэ в экономическую теорию, согласно Марксу и Шумпетеру" (Физиократы. Избранные экономические произведения. М.: Эксмо, 2008. С. 1080).). "Зигзаг" 1758 - 1759 гг. отличается от арифметической "формулы" не только своим геометрическим представлением, но и тем, что он - "открытая экономическая система", в которой возможны динамические эффекты, то есть отношения с внешней средой через потоки расходов. "Формула" же являет собой замкнутый кругооборот, не предполагающий подпитки извне, и в этом смысле он статичен; добавим, что достигается он за счет явного выделения класса земельных собственников, утилизирующих "чистый продукт" в качестве ренты(13. )"Первая" и "вторая" "экономические проблемы" 1766 - 1767 гг., моделирующие болезненное состояние общества, не случайно появились сразу после создания "формулы": последняя, предназначенная для публики (см. историографию!), явным образом охватывала три класса, показывала идеальные соотношения между ними и давала способ лечения от роста стоимости производства вследствие роста цены продуктов земледелия (первая проблема) и введения косвенных налогов на земледелие (вторая проблема). См.: Oeuvres economiques et philosophiques de F. Quesnay, fondateur du systeme physiocratique... / Publie avec une introd. et des notes par A. Oncken. Fr. s. M.: J. Baer; P.: Jules Peelman, 1888. P. 494-515, 696-719.

Такое разведение двух типов "Таблицы", служащих разным аналитическим целям, привело сегодня к новой попытке их синтеза; это, в свою очередь, ведет к пересмотру связи "Таблицы" в смысле "арифметической формулы" с методом "затраты-выпуск", так как акцент смещается в сторону исходных задач, которые ставил себе Кенэ при ее создании, прежде всего в том, что касается представления "чистого продукта"(14. "Своим заявлением, что его таблицы "затраты-выпуск" для экономики США являются современной версией "Таблицы" Кенэ, Леонтьев сам указал на более чем поверхностное сходство между двумя теориями" (Steenge A. E., Berg R. van den. Transcribing the Tableau Economique: Input-Output Analysis a la Quesnay // Journal of the History of Economic Thought. 2007. Vol. 29, No 3. P. 351).). Тем не менее этот пересмотр осуществляется не настолько уж радикально: исследование "Таблицы" 1766 г., дополняемое идеей присущей "зигзагу" динамики, ведется опять же с помощью схемы "затраты-выпуск", только модифицированной.

Путь синтеза указанных тенденций в историографии и аналитике, как представляется, намечен в работе, где общая попытка преодолеть содержательные интерпретации Леонтьева и Сраффы сочетается с возвратом к исходной логике мысли Кенэ, то есть с анализом его трудов медицинского периода(15. Banzhaf H. S. Productive Nature and the Net Product: Quesnay's Economies Animal and Political // History of Political Economy. 2000. Vol. 32, No 3. P. 517-551.). Поставив задачу понять суть идеи Кенэ о существовании "чистого продукта", X. Банжаф приходит к выводу, что производительность единственной отрасли в экономике - земледелия - еще не означает исчерпывающей характеристики физиократии в глазах ее создателя. Чтобы понять Кенэ как мыслителя, нужно пойти еще дальше и осознать, что в его мировоззрении решающую роль играет Природа; она выполняет функцию первотолчка механической системы (то есть полностью экзогенного ее элемента, вынесенного за скобки), передавая системе "чистый продукт" в качестве своего "бесплатного дара". Получается, что земледелие как область приложения деятельности Природы и земледельческий "чистый продукт" как мера этой производящей деятельности - позднейшие этапы мысли Кенэ, начиная со статей "Фермеры" и особенно "Зерно", результат естественного сопряжения его мировоззрения со сферой "economic politique". В итоге стремление экономистов придать "чистому продукту" ценностный (как у Маркса), вещественный (как в традиции Сраффы-Мика) или рыночный, то есть ценностно-деятельностный (как у Ваджи), эквивалент отодвигает деятельность Природы в данных интерпретациях физиократии на второй план(16. "Кажется, для академической среды, изучающей физиократию, возникает дилемма, поскольку попытки проникновения в физиократическую теорию цены и распределения покупаются ценой отказа от роли Природы.....Ценностно-вещественная" дихотомия, навязываемая взглядам Кенэ (которая фактически описывает чистый продукт и в физических, и в ценностных терминах) Марксом, Сраффой, Миком и Ваджи, не является необходимой: общественный порядок согласуется с физическим, так что и однонаправленный поток товаров, и кругооборот денег требуют [первоначального] движения, вводимого [в систему] чистым продуктом" (Banzhaf H. S. Op. cit. P. 548).).

Этот вывод, если принять его буквально, ведет к энергетической теории экономики, потому что "чистый продукт" не может получить никакого другого мыслимого эквивалента; такова цена, которую приходится платить за отказ от принадлежности к традиции. Российский читатель имеет, однако, возможность найти блестящую и гораздо более богатую реализацию рассуждений этого типа в полузабытом очерке 1880 г. основателя так называемой "физической политической экономии" С. А. Подолинского (1850 - 1891), врача-экономиста, который читал Кенэ и основывал свои собственные расчеты на неявно сформулированной "зерновой модели"(17. Подолинский С, А. Труд человека и его отношение к распределению энергии [1880, 1991] // Физиократы. С. 1095-1169.). В контексте развития "зерновой модели" можно, однако, выстроить ряд: Банжаф-Подолинский-Сраффа, причем как раз на этом пути поверхностное соединение П. Сраффы с Р. Миком распадается(18. Ср.: Meek R. The Physiocratic Concept of Profit // Economica (N.S.). 1959. Vol. 26, No 101. P. 39 - 53. Мик был далек от "зерновой модели".).

Вместо этого вернемся к базовой традиции "Маркс - российская мысль (от Туган-Барановского до Харазова) - Сраффа"; она убедительно свидетельствует о движении политико-экономической мысли от "арифметической формулы" Кенэ по направлению к "зигзагу". Маркс держался "арифметики" "Таблицы" потому, что этого требовала теория прибавочной стоимости (Q = с + v + т). Сраффа положил "Таблицу" в основу, поскольку она реализовывала принцип кругооборота общественного продукта или состояние "самозамещения" (self-replacement) системы(19. Сраффа П. Производство товаров посредством товаров. М.: Юнити-Дана, 1999. §3. С. 34. Свойство самозамещаемости трактуется Сраффой как синоним жизнеспособности, которым был занят и Кенэ. Кроме того, "Таблица" 1766 г. более чем "зигзаг" наводила на мысль о разделении товаров на "базисные" и "небазисные"; для этого достаточно было, чтобы класс земельных собственников изменил структуру своего потребления, например, в пользу "мануфактурных товаров".). Запутанное соотношение принципа кругооборота и "зерновой модели" у Сраффы распутывает Харазов, избавляющий нас от бесконечного чтения сраффианских черновиков: его общая идея о необходимости нисхождения в глубь производственного процесса до уровня полного совпадения цен товаров и стоимостей товаров, их произведших (то есть капиталов), имеет в виду вертикаль "зигзага" Кенэ(20. Charasoff G. von. Das System des Marxismus. Darstellung und Kritik. Berlin: Hans Bondy, 1910. Кар. X.). Тем самым Харазов уже в 1908 - 1910 гг. обошел "проблему трансформации", на которой настаивал Борткевич при анализе Марксова "Капитала", и предложил совершенно другое решение связи стоимостей и цен, основываясь на новой "диалектике закона стоимости"(21. Он мыслил свою конструкцию производственных стадий или рядов как успешную попытку "разработать и усовершенствовать марксистскую, или, говоря более общим языком, классическую экономию в позитивном направлении" (Charasoff G. von. Das System des Marxismus. 1910. S. i).). Его понятие "производственного ряда" как вертикальной цепи товаров, каждый из которых (в качестве отдельного звена) есть ресурс для вышестоящего и продукт для стоящего ниже, совпадает по геометрии с многократно повторяющимся процессом, описанным в §21 "Производства товаров..." Сраффы; а этот процесс, в свою очередь, является условием построения товара - "неизменной меры стоимости" (§23), а также существования максимальной нормы прибыли R как реализации принципа сколь угодно долгого, но конечного повторения (§22)(22. В "зигзаге" Кенэ это повторение выражено в воспроизведении все снижающейся величины "чистого продукта"; оно заканчивается, когда весь чистый продукт (Кенэ еще называет его "базой", la base) полностью воспроизведен. Кенэ не мог не воспринимать найденный принцип распределения продукта (множитель бесконечно убывающей геометрической прогрессии равен 1/2) как нечто удивительное. Действительно, обозначая величину "чистого продукта" через произвольное а, а параметр его распределения между классами через r, можно получить сумму воспроизведенного продукта в среднем столбце: ar(2-r)/(1-r(1-r)). Равенство этой величины с величиной полностью воспроизведенного "чистого продукта" а обеспечивается только при единственном осмысленном значении r = 1/2 (второе решение r = 1 вообще не требует "Таблицы"!) (Интерпретация И. Хишиямы 1958 г., см.: Физиократы. С. 1010 - 1012).).

С другой стороны, "зерновая модель", найденная Сраффой у Рикардо, в односекторной экономике непосредственно устанавливала равенство X' = (1 + г)Х, где r - норма прибыли, а X и X' - соответственно затраченный и произведенный продукт. Тогда r может быть определена независимо от цен, то есть от принятого стандарта ценности. В "Производстве товаров..." обобщенный процесс конструирования "стандартной системы" и "стандартного товара" мыслится по такому же принципу нисхождения по вертикали от фактически данной экономической системы к "своему прочному основанию"(23. Сраффа П. Общее введение к "Трудам и эпистолярному наследию Давида Рикардо" и предисловие к "Началам политической экономии" [1951] // Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. Избранное. М.: Эксмо, 2007. С. 904. Следы той же процедуры вертикального нисхождения можно наблюдать у В. Леонтьева в его работах подготовительного периода (1928 - 1936). В работе "Хозяйство как кругооборот" (1928) как движение по вертикали рассматривается процесс редукции производственных факторов труда и капитала к одному из них. В "Количественных соотношениях затрат и выпуска в экономической системе США" (1936) вертикаль появляется снова - при обсуждении проблемы "консолидации счетов" (агрегирования), то есть редукции числа независимых ячеек "Таблицы" вплоть до одной (см.: Физиократы. С. 984, 1026).). Единственный набор разрешающих множителей qt, благодаря которому осуществляется _спуск к основанию, обеспечивает выполнение равенства X' = (1+R)X и последующее определение нормы прибыли r независимо от цен: r = R(1 - w)(24. Где X и X' - векторы затрат и выпуска, w - заработная плата, как доля чистого продукта "стандартной системы". Показательно, что Леонтьев с самого начала развития своего метода "Таблицы" уходит от проблемы установления законов цен, считая их "тривиальной, само собой разумеющейся очевидностью" (Леонтьев В. Хозяйство как кругооборот [1928] // Физиократы. С. 935).). Таким образом, схема "Производства товаров посредством товаров" есть реализация "зерновой модели" для случая n (базисных) товаров.

Но у "зерновой модели" в системе Сраффы есть еще одна - мировоззренческая - функция; модель реализует философский принцип "очевидности". В "Производстве товаров..." она описывает упомянутое основание и выражена в линейноподобной структуре векторов затрат и выпуска, то есть в непосредственном отображении X в X', минуя в качестве посредника стандарт ценности(25. "[Рикардо] был обеспокоен тем фактом, что когда изменяется распределение [продукта], изменяется, оказывается, и размер этого продукта. Даже при том, что величина агрегированного [продукта] никак не изменилась, могут наблюдаться очевидные изменения исключительно вследствие изменения в измерительной системе; [это происходит] вследствие того факта, что измерение производится в терминах ценности..." (Сраффа П. Общее введение... // Рикардо Д. Начала политической экономии и налогового обложения. С. 926).). Эта функция становится особенно значимой, если учесть изначальное стремление Сраффы "переформулировать Маркса в современных терминах, путем замены его метафизики и терминологии гегелевского типа нашей собственной современной метафизикой и терминологией"(26. Архив Сраффы: D3/12/4; А5.5, ноябрь 1927. До этого: "...Есть опасность закончить [теорию], как Маркс, который опубликовал "Капитал", но не закончил "Теории прибавочной стоимости". Что еще хуже, он не сумел в понятийном отношении замкнуть теорию на себя без помощи истории как средства объяснения. Моя цель: представить историю, которая есть действительно вещь, относящаяся к сущности, в настоящем" (архив Сраффы: D3/12/11: 35).). Поэтому в обусловленном традицией движении в сторону от "зигзага" нужно искать у Кенэ прежде всего метафизику "очевидности"(27. Это подтверждает и сам Кенэ в одном из писем Мирабо: что его метод, "если он будет должным образом понят, отбрасывает большое число подробностей и представляет перед глазами читателя определенные, плотно переплетенные друг с другом идеи, при соприкосновении с которыми ум в одиночку при попытке понять их, распутать и согласовать с помощью дискурсивного метода столкнулся бы с большими трудностями" (цит. по: Физиократы. С. 1060).).

Статья "Очевидность", анонимно вышедшая в "Энциклопедии" Дидро благодаря своей антикартезианской направленности (1756), дает развернутое изложение метафизической системы Кенэ(28. Очевидность // Физиократы. Избранные экономические произведения. С. 45 - 80.). Показательны поверхностные оценки, даваемые ей в западной литературе: окказионализм Мальбранша(29. Banzhaf H. Op. cit. P. 544 (цит. §52). Такая оценка связана с тезисом: "Лекции Декарта и отца Мальбранша, а превыше всего - книга последнего "Разыскания истины" были любимым занятием его мыслей" (Hecht J. La vie de Francois Quesnay // Fran9ois Quesnay et la physiocratie. P.: INED, 1958. Vol. I. P. 215, переиздана в 2005 г. без изменений).), соединенный с сенсуализмом Кондильяка(30. "С методологической точки зрения сочинения Кенэ выдают ясный дуализм, связанный с верой в естественный порядок (унаследованной от Мальбранша) и с сенсуализмом Кондильяка. Значение последнего измерения его мысли, в частности, ясно видно в статье "Очевидность", где Кенэ интенсивно заимствует из "Трактата об ощущениях" и "Трактата о животных", незадолго до того опубликованных Кондильяком" (Steiner Ph. Demand, price and net product in the early writings of F. Quesnay. P. 242). Даже там, где Кенэ ведет речь о "хорошо понятом интересе" человека (§56), Штайнер характеризует эти взгляды как нормативный сенсуализм (Р. 244).), при общем следовании механике Ньютона. При этом внимательно читается только последняя часть статьи, посвященная жизни человека в обществе, так как она уже делает возможным сравнение Кенэ с А. Смитом (ср., например, "interet bien entendu" Кенэ и "self-interest" Смита). Можно заметить, однако, что статья "Очевидность" сама, в свою очередь, является синтезом, требующим обращения к более ранним произведениям, с которыми у нее много общего, особенно в терминологии и методе.

Основа мировоззрения Кенэ сформировалась очень рано: свой физический эксперимент на модели из оловянных трубочек, имитирующих замкнутую кровеносную систему, который был направлен против именитого королевского лейб-медика Ж.-Б. Сильвы, он опубликовал уже в своем первом сочинении, посвященном кровопусканиям, - "Observations sur les effets de la saignee" (1730)(31. Эксперимент описан в: Foley V. Origin of the Tableau Economique // History of Political Economy. 1973. Vol. 5, No 1. P. 121 ff.). Эксперимент, доказавший способность замкнутой системы к восстановлению баланса в случае, когда наблюдается "утечка" крови, привел Кенэ к поиску законов так называемой животной экономии. С начала 1730-х годов главными предметами размышления для хирурга Кенэ становятся тело и душа, а также механизм их взаимодействия. Он отвергает теорию "врожденных идей" как простой способ решения психофизической проблемы: у Декарта тело есть машина (согласно метафоре), а душа вверяется Богу, который не может быть обманщиком. В первом издании сочинения Кенэ "Животная экономия" (1736) тело действительно почитается как чисто механическая сущность, которая, однако, должна быть надлежащим образом организована; не случайно граф д'Альбон в своем "Похвальном слове" отмечал, что Кенэ - единственный врач, который всерьез задумывался об "искусстве излечиваться правильным режимом"(32. Eloge historique de M. Quesnay par le Comte d'Albon // Oeuvres economiques et philosophiques de F. Quesnay, fondateur du systeme physiocratique... P. 53 ff. Ср. в "Предисловии" Кенэ: "На таких рассуждениях (имеются в виду системы Декарта и др. - П. К.) невозможно построить теорию врачебного искусства" (см. ниже, с. 107).). Кенэ находится здесь под влиянием не столько Гарвея, сколько Г. Бургаве (1668 - 1738), модель кровообращения которого - тело состоит только из жидкостей и кровеносных сосудов - он обсуждает до деталей(33. Цитируются слова Ж. Ламетри, ученика Бургаве: "Это Бургаве между строк [книги Кенэ]; это его собственные лекции, переделанные под французский стиль" (Sutter J, Quesnay et la medicine // Fra^ois Quesnay et la physiocratie. P.: INED, 1958. Vol. I. P. 294).). Бургаве отличался от других врачей тем, что твердо держался науки, отвергая алхимию; считал, что "мы не можем понять или объяснить способ взаимодействия души и тела, если считаем их природу отделенной друг от друга; мы только можем с помощью наблюдения видеть их воздействие друг на друга, не объясняя этого" (курсив наш. - П.К.)(34. Boerhaave H. Institutes medicae [1707]. Цит. по: Banzhaf H. Op. cit. P. 531.). Но о своем недоверии к наблюдению, не переплетенному с физическим опытом по принципу кругооборота, Кенэ заявляет уже в "Предисловии" (1743), где излагает собственный общий метод в науке (впервые публикуемый перевод его см. ниже).

Если, далее, отбросить "медицинскую линию" трудов Кенэ, в частности его "L'art de guerir par la saignee" (1736) и обобщающий труд "Traite des effets et de 1'usage de la saignee" (1750), то эволюция мысли Кенэ между первым и вторым изданиями "Животной экономии" (2-е изд. - 1747 г., в 3-х т.) останется загадочной. К "телу-машине" в первом издании "пристегивается" исследование вопроса о душе в третьем томе второго издания, которое легко истолковать как дань философии и религии того времени, а также врачебной этике.

Постановка общих вопросов "врачебного искусства", связанная со здоровьем тела и ролью крови в нем, приводит Кенэ сначала к общей формулировке цели кругооборота(35. Она в том, чтобы "осуществлять распределение жидкости по всем частям тела в соответствии с их нуждами" (Quesnay F. Essai physique sur 1'economie animale. P.: Guillaume Cavelier, 1736. P. 231). Рассмотренное только с этой точки зрения распределения тело действительно есть машина, механически выполняющая эту функцию.), а затем и к обобщению механизма ее действия в случае разных типов человеческого темперамента, различного состояния кровеносных сосудов и самой крови. Уже к 1736 г. хирург-экспериментатор, оснащенный большой и разнообразной практикой (а она ежедневно показывала, насколько редки случаи самовыздоровления!), определяет место души в теле через введение понятия "животных духов", так называемых "1'esprits animates" - франкоязычного аналога "animal spirits" - для воздействия кровеносной системы на образ мыслей больного, а также на его конституцию и темперамент(36. В издании 1750 г., обобщающем медицинские труды 1730 и 1736 гг., Кенэ детально раскрывает механизм действия этих "животных духов". Например, если человек имеет низкий и приглушенный пульс, а также относительно упругие кровеносные сосуды, то у него темперамент флегматика. При такой конституции жидкости в теле плохо отделяются Друг от друга, много слизи и образуется клейкая и вязкая жидкость. В результате "животные духи" движутся медленно, флегматики мыслят вяло; и вообще они по большей части "праздны, глупы, ленивы, пассивны и слабы" (Quesnay F. Traite des effets et de 1'usage de la saignee. P., 1750. P. 281-283).). Но очевидно также и обратное воздействие конституции и темперамента на кровеносную систему; одно формирует другое и, в свою очередь, формируется этим другим, - налицо принцип кругооборота, не тождественный, разумеется, с чисто физическим кровообращением. Вот почему даже на этой стадии мысль Кенэ не совпадает ни с Декартом, ни с Бургаве (тем более с Гарвеем): тело-машина требовало бы для приведения себя в движение первотолчка, который оба вполне логично усматривали в сердце(37. Только Декарт говорил о "врожденном тепле" в сердце для разжижения крови и направлении его затем по артериям, а Бургаве прямо сравнивал сердце с насосом, сила которого позволяет доносить кровь до всех частей тела.). Кенэ же, при полном сознании доминирующей роли физического процесса восстановления баланса жидкостей в организме (беспричинное кровопускание он именует даже "ограблением" - spoliation), находит компромисс в первичной деятельности легких и во вдыхаемой и выдыхаемой пневме, то есть обращается к древнегреческой психологии(38. "Всякое действие нашей машины (человеческого тела. - П. К.), означающее жизнь, постоянно поддерживается воздухом, так же как мельница зависит в своем движении от дуновения ветра" (Quesnay F. Essai physique sur 1'economie animale. P. 217 и далее).).

Развиваемое Кенэ "врачебное искусство" в соответствии с "очевидностью" не допускало на данном этапе отвлеченных и общих понятий (idees factices)(39. "...Будут ли вес, текучесть, эластичность и разреженность воздуха зависеть от этой [тонкой материи, то есть первоначала] или же от некоего другого материала, из которого он состоит, - все эти первые идеи бесполезны; искусство излечивать касается только непосредственных причин явлений. Эта доктрина, следовательно, должна быть независимой от всех гипотез врачей о природе элементов и первых причин, равно как и от различных предлагаемых ими путей привести тонкую материю в движение или оживить Вселенную" (Quesnay F. Essai physique sur 1'economie animale. P. 2-3).) о душе, поэтому "пневма" действительно была компромиссом; но уже во втором издании "Economie animale" (1747, т. III) Кенэ переходит от проблем тела к проблемам души как самостоятельной сущности. Он обнаружил, что только душе, если понять ее - по аналогии с телом - как совокупность функций, прежде всего функций размышления перед принятием решения (deliberer), вынесения оценочного суждения (juger) и окончательного решения (resolution fixe), может быть присуща свобода(40. "Свобода состоит в возможности поразмыслить (deliberer), с тем чтобы определиться с основанием (raison) к действию или не-действию" (Quesnay F. La liberte // Oeuvres economiques et philosophiques de F. Quesnay, fondateur du systeme physiocratique... P. 748). В совокупности душе присущи пять функций, первые две из которых подготовительные; они связаны с ее аффицированностью мотивами и, что важно, с их разнообразием. О разнообразии (болезней, обстоятельств) много говорится и в "Предисловии" (1743), см. перевод ниже.). Эта идея сформировалась, вероятно, как обобщение мысли о душе - в смысле "1'esprits animales" - как посреднике между организованным телом и умом.

И действительно, душа у Кенэ, как можно убедиться, принимает на себя функции ума. Сначала это рассудочная деятельность, когда душа сравнивает различные аффицирующие ее мотивы и выбирает, исходя из принципа приостановки (suspendre), перед тем как определиться. Если она побуждается к решению сразу же, то поддается давлению страстей, и тогда это животная свобода (liberte animale). Такое действие души, что важно, вовлекает тело в состояние, противоположное порядку (desordre), - в разнузданность (dereglement). В этом случае ущерб, причиняемый телу, возвращается обратно к душе, которая перестает обладать достаточным вниманием и в конечном счете перестает осознавать - вследствие "бездеятельности" или "нетренированности" (n'a pas cultive) - свою ответственность за принятое решение даже перед собой. Как видно, принцип кругооборота души и тела работает даже в этом предельном случае мгновенного определения души (determination); и не случайно Кенэ сравнивает душу с кормчим на корабле, плывущим по бушующему морю страстей(41. "Этот пример дает правильную идею возможности души осуществлять свою свободу, так как именно душа является штурманом, который председательствует и который решает; внимание всегда есть руль [корабля], посредством которого она может обуздать и придать ценность мотивам, которые ею движут" (Quesnay F. La liberte. P. 751). К рассудочной деятельности Кенэ относит и деятельность торговца, который, "всегда подстегиваемый желанием прибыли, хочет использовать сумму денег, чтобы купить некоторый товар" (Ibid. P. 748).).

Если же душа внимательна и размышляет, то появляются категория времени в смысле длительности (duree) и соответствующая ей в душе функция памяти или воспоминания(42. Кенэ использует целый ряд глаголов, иллюстрирующих процедуру "возвращения": rendre, ramener, rappeler (se) a, ressouvenir se; существительные: le retour, le ressouvenir. Позже дается итоговая формула: "повторное воспоминание ощущения есть воспроизведение этого ощущения" (Очевидность. §15 // Физиократы. С. 50). По контрасту: общеупотребительное слово "рефлексия" (reflexion) у Кенэ практически не встречается за ненадобностью; душа не может познавать саму себя, ей доступны только ощущения, а в ней самой как бы нет ничего.). Тогда душа не только выбирает между аффицирующими ее мотивами, но и вспоминает свои предшествующие состояния, как бы возвращаясь к ним; так она может выбрать не только самое приятное, но и то, что сулит ей наибольшее преимущество, то есть достоинство (dignite) и благо. На этом пути она мыслит цель своего предназначения и естественный порядок, установленный Верховным существом. Здесь рассудок становится разумом или, точнее, духом; чистота интеллигенции (то есть души, раскрывшей функцию интеллекта) определяется ее способностью не только усматривать порядок, но и жить в соответствии с ним (interet bien entendu). Возникает понятие моральной свободы (liberte morale), которая легко тем не менее может быть утрачена(43. "Высший интеллект желал, чтобы человек был свободен; однако свобода приводится в движение различными мотивами, которые могут поддерживать его в состоянии порядка или ввергнуть в беспорядок; нужны были точные законы для человека, чтобы четко обозначить его обязанности по отношению к Богу, к себе самому и к другим и чтобы он был заинтересован в их соблюдении" (Quesnay F. La liberte. P. 758).). Если же человек устоит перед соблазнами, то такое поведение, направляемое свободной волей (libre arbitre), привносит в него печать божественности (liberte divine). Важный фрагмент "О бессмертии души" показывает вместе с тем, что Кенэ осуществляет строгую самокритику высшей познавательной способности человека: с помощью "естественного света" человек никогда не в состоянии проникнуть в тайну промысла Верховного существа(44. "...Все доказательства, на которых эти системы [мысли] (речь идет о современных Кенэ философских течениях. - Я. К.) учреждены, рождаются только из искусственных идей, ...то есть из способов представлять себе и постигать непостижимую природу Бога, атрибуты этого Верховного существа... Все эти аргументы чистого понятия о непознаваемых истинах являются только плодом нашего неведения и наших вымыслов, источником множества мнений и споров, которые проникли в философию, особенно в метафизику и в естественную теологию, и по которым никогда не будет достигнуто согласие, потому что они не могут быть разрешены на основании очевидности" (Quesnay F. De 1'immortalite de 1'ame // Oeuvres economiques et philosophiques de F. Quesnay, fondateur du systeme physiocratique... P. 763).). Для этого ему дана "очевидность" другого рода - вера.

Из сказанного выше становится понятно, что статья "Очевидность", синтезируя все предшествующие поиски Кенэ, дает последовательное и целостное описание архитектоники души и ее динамического непрерывного взаимодействия с телом через кругооборот. Последний осуществляется в отдельном человеке путем "чередующейся деятельности ощущений и памяти"(45. Очевидность. §40. См.: Физиократы. С. 64.), которым в 1743 г. в общенаучном смысле соответствовали у Кенэ наблюдение и физический опыт, а в 1747 г. - тело и душа. Но уже в то время была высказана мысль, что человек имеет свои права и обязанности не только перед собой, но также перед другими людьми и перед Верховным существом. Именно последние два отношения поднимают тленный, длящийся союз тела и души на ступень вечной жизни, о которой размышлял и к которой стремился Кенэ, наблюдавший, как врач, столько бессмысленных человеческих смертей. И если последние геометрические штудии Кенэ начала 1770-х годов вдали от не понимавших его учеников были попыткой души распространить принцип кругооборота на тело Вселенной (обнаружение предельных истин геометрии, установленных Создателем природы, 1'Auteur de la nature), то в "Таблице" 1758 г. Кенэ впервые заговорил о теле общества(46. Не случайно впоследствии, в произведении, уже написанном для "публики", Кенэ иронизирует над теми, кто пытается убедить себя, "что порядок состоит в неизбежности (fatalite), обусловленной зарождением государств, их прогрессом, затем достижением высшей точки могущества, их упадком и, наконец, их исчезновением" (Естественный порядок [1765] // Физиократы. С. 336). Для обнаружения подобной истины, по мысли Кенэ, достаточно было бы зайти в любую больницу. Уже в 1747 г. он говорил об "общественном человеке", а сама "Таблица" призвана была отразить "состояние, наиболее выгодное для человеческого рода".). Оживляющей душой последнего мыслилось земледелие; а через принцип "очевидности" "зигзаг", как наглядная картина, реализовывал мысль о совершенной, неподвластной смерти организации этого тела. Здесь Кенэ в равной мере противостоял не только Т. Гоббсу и его концепции "войны всех против всех"(47. Ср. ответ на "первое возражение" против принципа "естественного права" (уже в 1747 г.!): Quesnay F. La liberte. P. 756-757.), но и традиции сенсуализма и механистической философии.

История экономической мысли удивительным образом подтверждает нетривиальность проблемной ситуации: главные оппоненты "версальского врача" - аббат Галиани и Адам Смит - примерно в то же самое время предложили иные, "крайние" выходы из этой дилеммы сенсуализма и механицизма. Галиани, обновляя сенсуалистическую философию в объективистском духе, еще в 1750 г. в трактате "О деньгах" заложил основы теории предельной полезности, фактически лишив значения догматический спор Кондильяка и Ле-Трона 1770-х годов о ценности. Смит же принял сторону механицизма (ср. близость его механике Ньютона, идеям К. Гельвеция и др.), соединив при помощи мировоззренческой метафоры "невидимой руки" принцип собственной выгоды человека с меновой стоимостью производимых благ, определяемой через затраты труда. Но именно в контексте синтетического мировоззрения Кенэ трудовая теория ценности Смита воспринимается не иначе как механическая "калькуляция интересов" (или "un recueil de calculs" no П.-С. Дюпон де Немуру), в русле которой впоследствии развивались и теория факторов производства Ж.-Б. Сэя, и утилитаризм И. Бентама(48. Удачное сравнение сделал В. Гасбах, один из крупнейших исследователей философии А. Смита: "Немецко-английская политическая экономия предполагает меновое общество, французская же - народнохозяйственный организм" (Hasbach W. Untersuchungen fiber A. Smith und die Entwicklung der politischen Okonomie. Leipzig: Duncker & Humblot, 1891. S. 166).).

Если же при чтении "Очевидности" Кенэ не упускать из виду вертикальной диалектики души и тела, которая реализуется через кругооборот и сопровождается принципом "очевидности", то есть решительным отказом от гипостазирования первичной чувственной реальности, то ближайшей подходящей философией для будущей "Таблицы" 1758 г. (и для нас сегодня) будет философия Канта в "Критике чистого разума"(49. В "Предисловии" (1743) Кенэ высказывал ту мысль, что наблюдение и философские принципы должны соответствовать друг другу, а не отставать. "Мудрость древних натолкнулась на подводный камень в своих предположениях; они чересчур поспешно восходили к первым причинам. В этом преждевременном восхождении... древние свели большую часть болезней к принципам, принятым в философии их времени" (см. ниже, с. 109). С другой стороны, душа - мыслящая часть тела; поэтому налицо взаимодействие тела со своей собственной мыслящей частью. Но напрашивающийся принцип Спинозы "causa sui" Кенэ отвергает как раз по причине отсутствия "очевидности" (Очевидность. §36, 41 // Физиократы. С. 60, 70).).

Удивительно, но по духу изложения и в основных опорных пунктах гносеологические системы Кенэ и Канта очень близки друг к другу: оба мыслителя начинают с чувственной достоверности, которая не есть простая эмпирическая данность; оба уделяют преимущественное значение, придаваемое на этом уровне протяженности (Petendue) и времени (duree); оба признают, что самосознание невозможно в качестве познавательного акта, так как мы имеем дело не с вещами самими по себе, а только с ощущениями, явлениями опыта(50. Любопытно, что не только Кенэ, но и Кант толкует "опыт" очень расширительно. "Одной из причин тех сложностей, которые были вызваны трансцендентально-эмпирической трактовкой существования, являлась непроясненность понятия опыта. При всей его важности для аналитики рассудка это понятие остается двусмысленным на протяжении всей "Критики чистого разума" (Доброхотов А. Л, Категория бытия в классической западноевропейской философии. М.: МГУ, 1986. С. 187).); оба уделяют особое внимание взаимодействию чувственности и рассудка, в связи с чем Кенэ делает акцент на памяти и постоянном (perpetuellement) воспроизведении непрерывной последовательности понятий; оба признают, что идеи разума оторваны от чувственного опыта, но имеют для нас важное регулятивное применение; оба мыслят познание как общий процесс вертикального, то есть внеисторического восхождения от одной автономной сферы субъективности к другой: от чувственной достоверности к рассудку, а затем к разуму и чистой интеллигенции, никакого строгого (в смысле "очевидности") знания о которой мы иметь не можем, если, конечно, не прибегнем к вере; наконец, обоим присуще выделение сферы морали и долженствования из мира природы и обособление их друг от друга(51. О близости Кенэ и Канта говорит и общность историко-культурных установок: во-первых, нетривиальная близость к эмпирической традиции в онтологии XVII-XVIII вв. (Беркли, Юм); во-вторых, критика основных метафизических систем Декарта, Спинозы, Локка; в-третьих, стремление создать "метафизику нового типа, основывающуюся не на гипостазировании понятий, а на рефлексии собственной трансцендентальной структуры" (Добро-хотов А. Л. Указ. соч. С. 201).). Это заставляет нас признать эвристическую ценность трансцендентального метода применительно к "зигзагу" Кенэ.

С другой стороны, эволюция указанной политико-экономической традиции от Маркса до Харазова и Сраффы приводит, как мы видели, к пониманию того, что "очевидность" есть такая реальность, которая является достоверной per se и не требует для своего обоснования никакой дальнейшей редукции. "Зигзаг" дает пример наглядного конструирования такой реальности; как только В. Мирабо вник в эту процедуру, он сразу назвал ее "новым родом диалектики"(52. Mirabeau M. de. Explication du Tableau Economique [1760] // L'ami des Hommes, ou Traite de la population. Part 6: Tableau economique avec ses applications. P. 214. См. также: Физиократы. С. 736-737. Ранее, в письме Мирабо от мая 1759 г., Кенэ наставлял: "Мадам маркиза де Пелли (Pailli) говорит мне, что вы еще впутаны в зигзаг. Справедливо, что в отношении таких вещей, в которых трудно достичь понимания обычным способом, скорее проникнуть в суть дела с помощью очевидности" (Физиократы. С. 844).).

Для продолжения политико-экономической традиции остается только совместить эту диалектику "зигзага" с трансцендентальным методом Канта, но также и его ближайшей трансформацией в немецкой классике для новой группировки понятий применительно к современному обществу. На то, что это можно сделать, указывает общность свойств "Зигзага" и кантовского априори как рефлексивных структур: они автономны, могут порождать большое количество собственных модификаций (ср. историографию физиократии!), замкнуты в себе. Мир рассудочных понятий, описанный Кантом в первой книге "Трансцендентальной аналитики", содержит критерий истины в себе, а не во внешнем опыте; то же самое касается "Зигзага", если каждую зигзагообразную линию считать понятием. Тогда сам "Зигзаг" будет рассудочным априори применительно к обществу или же рассудком "общественного человека". Удивительно, но Кант тоже строит "Таблицу" категорий и затем неоднократно (в частности, во втором издании "Критики чистого разума") доказывает ее принципиальную завершенность!

Ближайшим логическим результатом такого совмещения двух рассудочных миров у Кенэ и Канта оказывается выражение X-X, интуитивно следующее уже из "зерновой модели" при r = 0, но обессмысливающее ее по сути. Кроме того, определяется функция этого выражения в логической системе. Кантовская дедукция чистых рассудочных понятий, объединенных в классы с трехчленной структурой и охватывающих поле возможного опыта, приводит к необходимости сверхопытного основания как источника понятийного синтеза; таково первоначально-синтетическое единство трансцендентальной апперцепции, лишенное способности быть содержательным единством(53. Кант И. Критика чистого разума. М.: Мысль, 1994. Отдел 1: Трансцендентальная аналитика. Кн. 1. §9-10 (таблица категорий), 15-27 (особенно 17, 24, 25 (сн.), 26-27). В отмеченных параграфах можно наблюдать особенное соответствие мыслям Кенэ.). Но точно такое же основание (с точки зрения топики) обнаруживает и "Зигзаг" Кенэ, когда средний из трех его столбцов в момент полного воспроизведения величины "чистого продукта" кладет предел вертикальному схождению вниз, выполняя тем самым функцию замыкания мыслимого пространства.

Следующий ниже текст представляет собой впервые публикуемый перевод на русский язык предисловия Кенэ к I тому "Записок королевской хирургической академии" (1743), который он выпустил, находясь в должности секретаря Академии с начала ее основания в 1731 г.(54. Избрание на эту должность было связано с публикацией "Observations sur les effets de la saignee" (1730).)

Если не считать первого издания "Животной экономии" (1736), своего рода философской основы физиологии, это "Предисловие" является самым концентрированным выражением взглядов Кенэ на научный метод в ранний, то есть предшествующий "версальскому" (с 1749), период его творчества(55. "Издание первого тома "Memoires" было сделано благодаря хлопотам Кенэ, который, независимо от "Предисловия", опубликовал в нем еще четыре научных исследования; все они имели в его эпоху большой резонанс. Второй том "Memoires" появился только в 1753 г. ...третий - в 1757 и четвертый (последний) - в 1768 г. Только первый том содержал работы самого Кенэ..." (Oeuvres economiques et philosophiques de F. Quesnay, fondateur du systeme physiocratique... P. 723).). Оно не было включено в издание Дэра(56. Physiocrates. Quesnay, Dupont de Nemours, Mercier de la Riviere, L'Abbe Baudeau, Le Trosne / E. Daire (ed.). P., 1846. T. 1-2.), которым пользовался, в частности, К. Маркс, а впервые было опубликовано А. Онкеном в 1888 г. с полным осознанием его первостепенной значимости для позднейших трудов мыслителя(57. "Не стоит проходить мимо философских трудов Кенэ, потому что они имеют значение как для эволюции личного развития автора, так и в качестве точки отсчета для его системы... Даже среди собственных учеников Кенэ рукописи ["Животной экономии" и статьи "Очевидность". -П. К.], по-видимому, изучались менее всего. Предмет этих рукописей был, очевидно, для них чересчур возвышенным, и на этой почве единственная философская голова, которая находилась среди них, Тюрго, следовала другим мыслительным образцам... Кенэ не был полностью и, следовательно, правильно понят кем-либо из своих учеников. Различные наблюдения заставляют нас даже прийти к заключению, что у Кенэ, главным образом к концу его жизни, было то же чувство... Мы помещаем его "Предисловие" во главе философских произведений" (Oeuvres economiques et philosophiques de F. Quesnay, fondateur du systeme physiocratique... P. 721, 723).).

Значение философского наследия Кенэ также было осознано и в недавнем российском издании, которое приурочено к 250-летию "Экономической таблицы"; в нем увидел свет перевод статьи "Очевидность" (1756), предполагавшийся к изданию проф. А. Н. Миклашевским еще в 1896 г.(58. Физиократы; Кенэ Ф. Выбранные места / Пер. А. В. Горбунова. М.: Изд. К. Т. Солдатенкова, 1896. С. XXV. (Б-ка экономистов; Вып. VII).) Перевод "Предисловия" является продолжением указанной тенденции.

В результате проведенных исследований можно выделить две особенности "Предисловия", которые желательно учитывать при чтении. Это, во-первых, неизменность, в своей основе, научного метода, которому следовал Кенэ (наблюдение и физический опыт); впоследствии он гибко и с большей степенью обобщения применял его к разным исследуемым предметам, будь то моральная экономия в философии и психологии или политическая экономия в "гипотетической науке" экономике ("une science conjecturale" П.-С. Дюпон де Немура). И, во-вторых, низкая степень доверия в то время к хирургии по сравнению с медицинской наукой вообще, в связи с чем Кенэ пытался изложить в своем "Предисловии" общую научную основу хирургии (ср. с положением статистики в окружении экономической и математической наук в начале XX в.).

Благодаря этим особенностям ретроспективное прочтение "Предисловия" позволяет увидеть в нем основные идеи, очерчивающие контуры будущей "Таблицы" в контексте пути совершенствования "врачебного искусства". Это, во-первых, идея попеременной деятельности наблюдения и физического опыта, которая мыслится как взаимодействие по принципу кругооборота или взаимного возвращения от одного к другому. Если связать недоверие к одному лишь наблюдению, высказываемое Кенэ, с эпохой меркантилизма, когда источник ценности виделся в наблюдаемых торговых операциях, то пришедшая ей на смену физиократия будет связана с "взращиванием" экспериментальной физики. Это "взращивание" (cultivation) обусловливается вниманием к природе вещей и их естественному порядку(59. Естественным поэтому выглядит последующее стремление В. Леонтьева связать экономическую теорию со статистикой, а также предостеречь против увлечения процессом "умножения моделей".).

Во-вторых, это тезис о том, что для реализации полноценного кругооборота необходимо соответствие этих двух "живительных источников" (secours) истины. Отстающая от наблюдения теория склонна к догматике и рутине, а само наблюдение становится причиной повторяющихся ошибок; и наоборот, отстающее наблюдение поселяет в теории мечтательность и воображение, чреватые эгоизмом и отклонением от путей природы. Построение "Таблицы" поэтому потребовало от Кенэ новой философии (наблюдение было реализовано в энциклопедических статьях 1756 - 1757 гг., начиная с "Фермеров"), которая описана в "Очевидности" и близка к кантовской метафизике.

В-третьих, это объяснение того, почему конструкция "Таблицы" в результате оказалась настолько абстрактной: ей предшествовала деятельность хирурга-экспериментатора, основной чертой которой было разнообразие в отношении болезней, их обстоятельств, методов лечения и т. д. Это разнообразие потребовало затем своего обобщения, ибо "теория. .. есть практика, лишь превращенная в предписания"(60. "...la pratique reduite en preceptes" (см. ниже, с. 108); для характеристики более сложного процесса перехода от теории к практике Кенэ намеренно употребляет здесь другое управление глагола "reduire", нежели более привычное для его текстов "reduite а" (сведенная к, редуцированная до).). Но здесь Кенэ делает важное предостережение: переход от теоретических принципов к их практическому воплощению, особенно если речь идет о жизни людей, может быть доверен только наиболее просвещенным умам(61. Потому что при отсутствии достоверности границ применимости этих принципов мы можем руководствоваться только предположением и аналогией.).

И из этого же разнообразия проистекает сознание ценности богатства накопленных знаний и навыков, стремление объединить их в единый фонд (le fonds), который бы непрестанно воспроизводился и пополнялся "из века в век", служил источником новых богатств для общества в целом. Здесь Кенэ фактически уже описывает общий принцип функционирования производительного капитала фермеров в "Таблице".

Наконец, у "Предисловия" есть и историко-экономический аспект. Оно свидетельствует о том, что если рассмотреть творческое наследие мыслителя в более широкой перспективе, нежели двухлетний переход от статьи "Зерно" (1757) к "зигзагу"(62. Физиократы. С. 149.), то станет более очевидной независимость приведшего к нему научного метода Кенэ от того, который изложен в "Очерке о природе торговли вообще" Р. Кантильона (1755).