Новый государственный капитализм: пора политико-экономического осмысления

Мартынов А.В.

Начнем с исторической ретроспективы. Тема государственного капитализма имеет давнее, по крайней мере, полутора вековое прошлое. В фундаментальном понимании она восходит еще к трудам Фридриха Энгельса и Вильгельма Либкнехта, а в практической плоскости - к государственной политике, ассоциируемой с именем первого канцлера Германии Отто фон Бисмарка.

Длительное становление институтов государственного капитализма в западных странах в прошедшем векехарактеризовалось периодическими тенденциями усиления или, напротив, ослабления вмешательства государства в экономическую жизнь [1]. Но даже в условиях максимальной рыночной либерализации экономическая роль государственно-капиталистического уклада оставалась достаточно весомой. Уместно обратиться хотя бы к известнейшему изысканию Тони Клиффа, подробно касающегося темы неформального существования государственного капитализма в нашей стране в прошлую советскую эпоху [2].

Как известно, крупные корпорации с полной или частичной долей государственной собственности оперируют во многих странах мира, выступая в качестве поставщиков ресурсов для частных корпораций и других предприятий [3]. Роль государственного сектора оставалась первостепенной в ходе общенациональных экономических перемен, связанных с выполнением широкомасштабных программ и проектов.

Особо значимое направление государственного экономического предпринимательства связано с функционированием военно-промышленного комплекса в рамках рыночной среды. По сути дела государство выступает как крупнейший рыночный потребитель на значительной части экономического пространства, что в свою очередь оказывает существенное влияние на весь вектор развития национальной экономики.

Кроме того, нельзя не обратить внимания и на феномен распространения государственно-частных партнерств (ГЧП). Они давно играют неотъемлемо важную роль в большинстве современных национальных экономик¹.

По справедливому заключению, отмеченные атрибуты государственного капитализма обнаруживают себя в экономиках западных стран, с учетом давно произошедшей их институциональной дивергенции [4,5]. Как известно, в большинстве западноевропейских стран, Японии и Канаде экономический дирижизм выступал и выступает неотъемлемой составляющей фактического правительственного курса.

В дополнение к сказанному более чем резонно обратиться к фундаментальной перемене, постепенно произошедшей на мировой арене во второй половине прошлого века. Речь идет о становлении пост развивающегося мира, включающего в себя новые индустриальные страны. Здесь имело место формирование состоятельных национальных рыночных экономик с формирующимися рынками (EME). Роль государства в этом процессе оказалась первостепенной.

Государственный капитализм в 21 веке

Уместно констатировать, что эпоха так называемого неолиберального капитализма определенно окончательно завершилась после мирового кризиса 2008-2009 гг. Вслед за длительным доминированием мульти национального корпоративного капитала и сопутствующей ему институциональной среды наступила иная экономическая эра, когда государства в лице своих правительств определяют огромные потоки капитала. Этот качественный сдвиг очень убедительно раскрыт в широко признанном труде Яна Бреммера [6].

В настоящий период государственные корпорации (SOE) доминируют на национальных энергетических рынках. Также во многих странах компании с государственным участием заняли превалирующее положение в производственных инфраструктурных отраслях, не говоря уже о военно-промышленном секторе [7].

Кроме того, определенно за последнее десятилетие усилилась государственная протекционистская политика в большинстве стран мира. И следует признать, что в условиях сохраняющейся турбулентности мирохозяйственной конъюнктуры такого рода политика позволяет многим национальным производителям оказываться в выигрыше.

Вместе с тем хотелось бы акцентировать внимание на следующем моменте: увеличение относительной значимости государственно-капиталистического институционального порядка отнюдь не ставит под сомнение повестку дальнейшей, хотя и совсем неспешной, экономической глобализации. Она продолжает углубляться, притом мульти национальные компании остаются ключевыми игроками на мировой экономической арене.

Известными исследователями аргументировано выделяются три главных атрибута новоявленного типа государственного капитализма 21 века применительно к современной национальной экономике [8]. Во-первых, углубившееся взаимодействие между государственными организациями и бизнесом, когда государство является рыночным потребителем или, наоборот, поставщиком ресурсов на рынки (так называемый статизм по зарубежной терминологии). Во-вторых, кардинальная активизация участия агентов государства как собственника-инвестора в рыночной деятельности. В-третьих, усиление прямого вмешательства государства в экономическую жизнь посредством использования разнообразных инструментов.

Если ранее, в прошедшем веке, превалирующая роль государства в экономической жизни касалась регулирования и координации разнообразных рыночных процессов, то сейчас она заключается в активном соучастии в экономических преобразованиях в качестве первостепенного рыночного агента. Этот процесс непосредственно находит выражение в публичном акционировании капитала предприятий с государственным участием, его переливе в рыночные инвестиционные фонды и вовлечении в биржевой фондовый оборот. Можно уверенно констатировать, что представление о государстве как «ночном стороже» на экономическом поле давно кануло в лету.

По сути дела в после либеральный период государственный капитал безоговорочно признан неотъемлемым проводником национального и мирового экономического развития. Главный довод в пользу такой позиции предельно ясен: рыночная экспансия государственного капитала позволяет компенсировать объективную неполноту и недостаточность рынков акционерного корпоративного и в целом частного капитала во всем их многообразии [например, 9].

Особо существенное значение для обеспечения позитивной динамики многих современных национальных экономик имело и имеет непосредственное государственное участие в масштабных инфраструктурных программах и проектах. Достигаемые внешние позитивные эффекты с лихвой перекрывают возможные издержки, обусловленные избыточным государственным финансированием.

К сказанному, стоит добавить, что в последнее десятилетие резко усилилась экспансия государственного капитала целого ряда стран на зарубежные рынки, особенно в инфраструктурных секторах [10]. Таким путем одновременно достигаются благоприятные экономические результаты и желаемые внешнеполитические цели.

Вполне объяснимо, практика масштабного вовлечения государственного капитала в инвестиционные процессы дополняется избирательно активистской кредитной политикой в банковском секторе и применением ряда других инструментов экономической политики. Таким путем обеспечивается стимулирование национальных производителей для повышения конкурентоспособности в соответствии с мировыми стандартами.

Вне всякого сомнения, новый государственный капитализм представляет собой глобальный феномен [11]. Он воочию проявляется в западных, пост развивающихся и бывших социалистических странах.

В западном мире имеет место усиление государственного вмешательства в кредитный оборот, инвестиционный и инновационный процессы в сравнении с периодом двадцатилетней давности. Правда, как уже отмечалось, масштабы такого вмешательства сильно варьируются по разным странам.

Применительно к сегодняшним реалиям не вызывает сомнений утверждение самого масштабного присутствия государственно-капиталистического порядка в странах с EME [12]. SOE, государственно-частные партнерства и корпоративные предприятия со смешанной формой собственности заняли здесь ключевые позиции, не преодолимые в обозримой перспективе.

Как известно, в период нулевых - начала десятых имел место ошеломляющий глобальный рост существовавших в различных странах формирующихся рынков с их несовершенным институциональным устройством по западным канонам [13-15]. Многие из этих рынков обладали потенциалом роста огромного, очень далекого до насыщения спроса. Стоит добавить, что отсутствие однозначного разграничения прав собственности во многих секторах EME длительное время как бы стимулировало прилив нового национального и зарубежного капитала и диверсификацию выпуска.

В свою очередь фактор предложения характеризовался наличием дешевых ресурсов и относительно низкой заработной платы. Как известно, экспортный успех Китая во многом объясняется именно низкой стоимостью энергетических ресурсов и основных материалов.

Как следствие, преимущество формирующихся рынков в виде высокой текущей прибыльности и доходности инвестиций в полной мере проявило себя. Здесь имел место исторически беспрецедентный приток прямых иностранных инвестиций: по оценкам Всемирного Банка, он достигал более 12 % в годовом выражении [16]. По-видимому, в наиболее весомой мере этот феномен был обусловлен низкой стоимостью рабочей силы и других факторов производства наряду с возможностью быстрой и мало обременительной по затратам переориентации создаваемых предприятий с иностранным участием.

Следует отметить, что в середине десятых в глобальном масштабе произошло существенное замедление роста формирующихся рынков. Однако впоследствии после стабилизации мировой финансовой ситуации и преодоления внутренних структурных дисбалансов, в первую очередь инфраструктурных ограничений, прежняя высоко положительная динамика этих рынков восстановилась в большинстве упомянутых стран.

Принципиальный вопрос заключается в идентификации сферы распространения нового государственного капитализма. При всей первостепенной значимости сформировавшегося в ряде стран с формирующимися рынками государственно-капиталистического порядка представляется неправомерным его отождествление со всей национальной экономической системой. Давно признано: полная монополия под государственной эгидой в корпоративном секторе, как и в других секторах, неприемлема хотя бы по причине неизбежности утраты национальной конкурентоспособности на большинстве мировых рынков. Уместно констатировать, что в чистом виде государственно-капиталистический институциональный порядок не является абсолютно превалирующим в экономике ни одной современной страны. В существующих национальных экономиках с формирующимися рынками государственный и смешанный государственно-корпоративный сектора дополняются в той или иной мере частным корпоративным сектором и остальными предпринимательскими секторами. В итоге, имеет место наложение разнородных институциональных порядков, отражающее многослойную структуру взаимодействий рыночных и нерыночных агентов.

Исходя из сказанного, представляется логически обоснованной трактовка национальной экономической системы с новым государственным капитализмом как гибридной [17,18]. Такого рода система принципиально отличается от традиционных однополярных капиталистической и социалистической систем, существовавших в прошедшем веке².

В то же время нельзя не принимать во внимание институциональную дивергенцию EME, прежде всего в отношении степени либерализации их внутренних рынков и значимости государственно-капиталистического уклада. Представляется правомерным выделить три основных конгломерата гибридных национальных экономик, различающихся по своему системному устройству.

В первом конгломерате институты государственного капитализма играют первостепенную роль, здесь имело место становление государственного капитализма как основополагающего уклада экономической системы. В этот конгломерат входит обширный ряд пост развивающихся и после социалистических стран. Иной конгломерат составляют экономики стран, в которых институты государственного капитализма не первенствуют в сравнении с институтами частного предпринимательства. К ним относятся экономики Турции, Южной Кореи, Тайваня, Южной Африки, Саудовской Аравии, Бразилии, Аргентины и ряда менее крупных стран. Все эти национальные экономики отличает давнее включение в орбиту мирового рынка и структурообразующая зависимость от его состояния. Наконец, велика значимость конгломерата EME, где государственно-капиталистический уклад и в целом системная экономическая матрица окончательно не сформировались. В числе этих стран уместно выделить Иран, Пакистан, Бангладеш.

Бесспорно, в политико-экономическом ракурсе принципиальное значение имеет вопрос о том, какие институты дополняютгосударственно-капиталисти-ческийэкономический порядок на политическом поле. Речь идет о политических системах открытого и ограниченного доступа, соответственно распространенных в западных и в не западных странах [20].

В системах открытого доступа (OAS) вхождение на рынки, как и вступление в экономические, политические и социальные организации, в том числе посредством их создания, достижимо для всех индивидуумов, квалифицирующих себя гражданами общества. Вместе с тем стоит обратить внимание на ограниченные возможности реального соучастия обычных граждан, не располагающих эксклюзивным капиталом, в деятельности крупных корпораций и весомых политических организаций (партий) и в большинстве западных стран.

В свою очередь в системе с ограниченным доступом (LAS) действуют ограничения на доступ к значимой по своему эффекту политической и экономической деятельности, которые широко варьируются в разных странах не западного мира [20]. Не менее важно то, что в системах такого рода однозначно власть в решающей мере опирается на национальную элиту при всем ее своеобразии в разных странах [21]. Соответственно, государственный капитал используется в интересах элиты, обеспечивая сохранение ее доминирующего положения в обществе.

Можно предположить, что LAS и превалирующий государственно-капиталистический порядок в странах с формирующейся рыночной экономикой взаимно дополняют друг друга. Так, достижение долговременной политической стабильности выступает очень значимым фактором, как свидетельствуют многочисленные страноведческие исследования, успешного утверждения институтов нового государственного капитализма.

В свою очередь утверждение разнообразных форм государственного участия в экономической деятельности способствует закреплению первенствующего положения государственного политического капитала. По сути дела имеет место конверсия экономического (финансового) капитала в политический капитал и, наоборот, в полном соответствии с признанной теоретической парадигмой [22].

Становление государственного капитализма в после социалистической России

Знаковым рубежом пришествия государственного капитализма нового типа в нашей стране, бесспорно, стал системный кризис 1998 года. За экстраординарными антикризисными решениями последоваласубстанциональная перемена государственного экономического курса на рубеже девяностых и нулевых.

В первую очередь произошло перераспределение сверхвысоких рентных доходов от капитала в сырьевой сфере в пользу государства. Деятельность нефтяных и других сырьевых олигополий (монополий) стала объектом жесткого внешнего корпоративного контроля со стороны новой власти. Он выразился в усилении налоговой дисциплины и применении специфических, по существу силовых методов государственного воздействия, в частности, в отношении НК «Лукойл», ТНК, АвтоВаза, «Норильского никеля» и др.

Кроме того, утверждение новой авторитарной власти в начале нулевых сопровождалось организационно-кадровыми переменами и ужесточением внутрикорпоративного контроля. Особенно в «Газпроме», ЕЭС России, Аэрофлоте и ряде других крупных компаний. А наиболее резонансным «точечным» решением стала фактическая ренационализация крупнейшей независимой компании России - «Юкоса». Таким путем власть добилась полной лояльности крупных отечественных компаний в нефтяной отрасли, как и в других сырьевых отраслях.

В макро масштабе рыночная мощь частных банков резко понизилась. На основных денежных и кредитных рынках стали доминировать всем известные федеральные банки (Центральный Банк, Сберегательный банк, Внешэкономбанк, ВТБ, Россельхозбанк и др.) и региональные банки (такие, как Банк Москвы и банк Татарстана). Эти банки с государственным капиталом, руководящий состав которых строго контролируется, ориентированы непосредственно на интересы власти на соответствующем уровне. Одновременно Центральным банком стала осуществляться полноценная координация в банковском секторе, в том числе касающаяся сферы взаимного банковского кредитования.

Самое широкое применение нашли известные, обычно именуемые кейнсианскими, инструменты государственного регулирования. Среди них заглавная роль была отведена стимулированию экономической активности посредством инвестирования государственного капитала, имея в виду, что конец финансовой власти «семибанкирщины» открыл путь для роста инвестиций в сектора реальной сферы.

Отличительная черта сформировавшейся национальной экономической модели заключалась в направлении и контроле ключевых производственных потоков со стороны государства именно на капиталистических принципах. Особая роль была отведена стимулированию экономической активности посредством направления масштабных инвестиций для восстановления производственного потенциала и модернизации реальных секторов, в основном в адресном порядке крупным корпорациям с государственным участием. Такого рода активистская политика стала возможной после того, как на основных денежных и кредитных рынках ключевые позиции заняли федеральные банки и региональные банки с государственным капиталом.

В дополнение уместно акцентировать внимание на очень важном сдвиге, произошедшем за последние десятилетия. В России постепенно утвердилась финансовая система банковского типа взамен первоначально имплантированной системы англо-американского типа. В результате стали использоваться возможности сокращения рисков финансовой дестабилизации посредством адресного регулирования в банковском секторе.

Определенно, остов государственно-капиталистического уклада российской экономики составляют крупные корпоративные холдинги. Они выступают как бы наследниками крупнейших отраслевых производственно-технологических комплексов, особенно в энергетических, добывающих, машиностроительных и военно-промышленных отраслях, социалистической эпохи, созданных за счет огромных государственных инвестиций при урезании социальных расходов и занижения заработной платы.

Именно на производственной базе социалистического периода были сформированы крупные современные отраслевые корпорации. Их, контрольные пакеты акций находятся в руках ограниченного числа крупных владельцев и назначенных менеджеров высшего уровня, официально выступающих представителями государства. По сути дела уже по происшествии первых лет рыночных реформ основополагающей для корпоративного сектора отечественной экономики стала модель холдинга - держателя акций, остающихся в значительной части в государственной собственности. В энергетическом секторе и ряде других секторов в возникшие холдинги были переданы пакеты акций большинства предприятий, находящихся в собственности государства [23]. Фактически это означало негласное признание невозможности и неприемлемости полной приватизации бывших советских государственных концернов как хозяйственных комплексов.

В ряду преимуществ современных крупных корпораций выделяются эффективная концентрация производства и капитала, организация массового производства с более низкими издержками и возможностями их снижения, оперативное осуществление инноваций благодаря использованию достижений науки и техники, возможность мобилизации капитала для осуществления прорывных инвестиционных решений. Крупные российские корпорации в большинстве своем оказались способны выдержать конкурентную борьбу на мировых рынках посредством формирования и реализации своего производственного и инвестиционного потенциала, основанного на технологическом суверенитете, и развития многообразных кооперационных отношений в условиях интернационализации и глобализации хозяйственных связей.

Как известно, период середины нулевых годов был ознаменован усилением позиций корпораций с государственным участием и увеличением их удельного веса в российской экономике. Крупнейшие холдинги с государственным участием, такие как Газпром, Роснефть, РАО ЕЭС, кардинально активизировали деятельность по диверсификации своего бизнеса посредством слияний и поглощений [24].

В результате вполне объяснимо возросла доля государства в совокупном производственном капитале. По оценкам, в середине 2015 года она составила не менее 55% [25].

Фактически была реализована специфическая российская модель государственного капитализма, главным идеологической предтечей которой следует считать выдающегося отечественного экономиста-практика Николая Вознесенского.

В пост либеральный период с конца девяностых годов в рамках отечественной национальной экономики, которую теперь резонно назвать после со-циалистической³, постепенно произошло становление состоятельных рынков. В политико-экономическом смысле их правомерно относить к формирующимся (emerging) рынкам, которые подобны существующим в пост развивающихся странах. Имманентной чертой этих рынков выступает первоначальная, во всяком случае, относительно новая стадия развития. Как следствие, достигается давно известный эффект стартового, притом нередко взрывного роста. Также преимущества формирующихся рынков, функционирующих в условиях режима активного государственного регулирования, проявляют себя в сравнительно невысоких издержках и в быстрой окупаемости прямых инвестиций.

В дополнении, стоит особо отметить: развитие отечественной экономики определенно оказывало обратное влияние на наднациональные трансформационные перемены. Оно стало значимым результатом взаимовыгодного экономического сотрудничества именно со странами с формирующимися рынками, главным образом входящими в ассоциации БРИКС и АСЕАН.

В целом экономический эффект функционирования огромного капитала с государственным участием выглядит неоднозначным. Наверно, стоит согласиться с широко распространенным мнением о явно избыточной доминирующей рыночной власти крупнейших корпораций, пользующихся государственной поддержкой. В течение недавнего длительного периода потенциал не корпоративного предпринимательства фактически подавлялся, также более чем зримо наблюдалось замедление инновационной активности, неприемлемое при современной мировой конкуренции.

Вместе с тем нельзя не признать, что в настоящее время экономическая жизнь страны далека от застоя. Динамичные трансформационные перемены, особенно на поприще новой индустриализации/ цифровизации, воочию имеют место. И в значительной мере они связаны с активным вовлечением государства в инвестиционный процесс.

В частности, резонно ожидать, что масштабные инвестиции российских корпораций, пользующихся государственной поддержкой, в высокотехнологичные предприятия в Азии будут иметь следствием обратный импорт инноваций, успешно замещающих западные. Кроме того, следует принимать во внимание большие резервы тиражирования ново индустриальных проектов в отдельных регионах, где в последнее время возникли подходящие инфраструктурные и институциональные условия благодаря целенаправленным инвестиционным решениям государственныхвластей.

Также наблюдаются признаки преодоления инновационного спада в последнее десятилетие. В числе успешно реализованных инновационных проектов уместно выделить создание нового оборудования сетей мобильной связи, а также мобильных источников энергии на основе металл-ионных накопителей и водородных топливных элементов и разработку нескольких групп самых современных фармацевтических препаратов [26].

Правомерным выглядит следующее заключение: сложившуюся в последние десятилетия экономическую модель с новым государственным капитализмом в нашей стране также можно характеризовать как гибридную. Она принципиально отличается от традиционных однополярных капиталистической и социалистической моделей, существовавших в прошедшем веке. Эта модель близка к национальным институциональным моделям целого ряда азиатских стран с формирующейся рыночной экономикой. К ним относятся Индия, Индонезия и Малайзия, а также, хотя и в меньшей степени, Вьетнам, Филиппины, Таиланд и Лаос.

В то же время на политическом поле, характеризуемым явно выраженным порядком ограниченного доступа, капитал государства занимает положение, близкое к абсолютной монополии.Ему серьезно не противостоит капитал, авансируемый на политические цели частными корпорациями. Тем более сказанное относится к политическому капиталу независимых общественных организаций, которые давно лишились крупных спонсоров. Исключение, пожалуй, представляет политический капитал КПРФ. Он остается достаточно весомым, учитывая сохраняющуюся привлекательность советского прошлого и нынешнего китайского настоящего в широких общественных кругах.

Аналогичное заключение можно сделать в отношении сложившейся за два последних десятилетия ситуации на статусном поле.Так, не вызывают сомнений наивысшие статусные позиции федерального чиновничества и руководителей российских корпораций, пользующихся государственнойподдержкой. К ним примыкают статусные позиции региональной бюрократии высокого ранга, обязательно учитывая ее неофициальные доходы (хотя бы в виде присвоенных частей фиктивно раздутых строительных смет).

В завершении, логично возникает вопрос: как институты нового государственного капитализма вписываются в рамки общественного строя в России начала двадцатых?

Как следует из высказанной аргументации, итогом системных трансформационных перемен в нашей стране стало утверждение национальной экономики с состоятельными формирующимися рынками. То же касается первенствующей роли государственного капитала и его реальных распорядителей на основных полях социальных действий. В целом нынешний российский социум отличает гибридное институциональное устройство. Его неотъемлемой составляющей выступает государственно-капиталистический порядок, превалирующий на экономическом поле. В целом сложившийся к настоящему времени общественный строй, по-видимому, характеризуется утверждением нового государственного капитализма с его основными ипостасями, как это отражено на приведенной ниже иллюстративной схеме:

Дискурс

Бесспорно, особо актуальная и дискуссионная тема касается выявления институциональной ипостаси нового государственного капитализма в после социалистических странах. В первую очередь требует объяснения феномен становления государственно-капиталистических институтов в ходе состоявшихся либеральных рыночных реформ.

Как известно, к концептуальному понятию «промежуточных институтов» (transitional institutions) в сравнении с институтами свободного рынка впервые обратился известный китайский экономист Инъи Кьюан в своей работе «Институциональные основы перехода Китая к рыночной экономике» [27]. Он убедительно продемонстрировал, как в ходе градуалистской китайской реформы предпочтение было отдано созданию продуктивных, нокак бы промежуточных институтов относительно зрелых институтов западной экономики.

Де-факто названные промежуточными институты обеспечили устойчивое системное равновесие, опосредствуя государственное вмешательство в экономическую деятельность. Они утвердились на длительную перспективу. Дальнейшая приватизация вкупе с кардинальным де регулированием существующих ключевых рынков, где доминирующую роль играют крупные корпорации, не состоялась.

Можно предположить, что сложившаяся институциональная стабильность на экономическом поле устраивает господствующую элиту в после социалистических странах. Риск полной системной либерализации, сопряженной с макроэкономической дестабилизацией и усилением социальных конфликтов, оказывается неприемлемо высоким для большей части элиты с позиции сохранения ее богатства и, в еще большей степени, политического господства и статусного доминирования. В то же время финансовый, политический и социальный капитал части элиты, заинтересованной в «вестернизации» по англо-американскому образцу, представляется недостаточным в рассматриваемом круге стран с формирующейся рыночной экономикой. В идеологическом плане у всех на виду остается пример Бразилии, где дезактивация механизмов государственного регулирования и инвестиционной поддержки привела к глубокой стагнации национальной экономики и, тем более, социальных секторов.

Применительно к России уместно констатировать долговременное утверждение системно образующих институтов, выбор которых можно оценивать как компромисс между первоначально предполагаемыми к имплантации либеральными институтами и прежними институтами советской экономики в последний период ее существования. Посредством этого компромиссного выбора оказалось достигнуто устойчиво воспроизводимое равновесие национальной экономической системы, адекватное главенствующему интересу основной части российской элиты в сохранении имущественных и финансовых накоплений девяностых годов. По-видимому, наибольший вклад в достижение такого равновесия вносят «промежуточные» (именно в кавычках!) институты, обеспечивающие государственную протекцию крупных корпораций, федеральную бюджетную поддержку экономики российских регионов и, хотя и в меньшей степени, финансирование экономики крупных городов и иных агломераций. Кроме того, следует принять в расчет мощнейший стабилизационный эффект целенаправленных реверсивных институциональных сдвигов относительно первоначальных радикальных рыночных перемен, особенно связанных с ограничением зон финансовой либерализации и параллельном внедрении пруденциального банковского контроля.

Хотелось бы акцентировать внимание на следующем принципиальном моменте. Было бы неправомерно принимать во внимание исторически своеобразную обусловленность формирования государственно-капиталистического институционального порядка в различных странах, в их числе постсоветских. Тем не менее, исходя из результатов экономической трансформации почти всех после социалистических стран с индустриально развитой базой, можно сделать логический вывод. Утвердившиеся здесь государственно-капиталистические и другие экономические институты при всех их национальной специфике оказались адекватны условиям функционирования формирующихся и в большинстве своем растущих рынков, отличающихся перманентной изменчивостью основных параметров, как спроса, так и предложения.

Так, более низкие в сравнении с западными странами цены на ресурсы и товары национальных производителей, как и корреспондирующая с ними относительная заработная плата поддерживаются благодаря вмешательству государства одновременно как регулятора и инвестора. Не менее важно то, что превалирующие по степени весомости государственно-капиталистическиеинституты отнюдь не препятствуют предпринимательской инициативе; напротив, благодаря этим институтамосуществляется весомаяналоговая, кредитная и инвестиционная поддержка независимого, малого и среднего, предпринимательства на различных рыночных сегментах.

Стоит признать, что в нашей стране в течение длительного времени потенциал роста разнообразных формирующихся рынков за счет предпринимательской инициативы не был реализован. Так, только в последние годы утвердилась тенденция позитивной динамики малого бизнеса на формирующихся рынках [28]. Эта метаморфоза произошла во многом благодаря целому ряду стимулирующих мер. Речь идет в первую очередь о существенных налоговых и кредитных льготах, предоставлении кредитных каникул, субсидиях за трудоустройство безработных. Во многих провинциальных регионах продолжается заметное расширение местных рынков и деятельности независимых предпринимателей, несмотря на действие жесткого режима санкций после начала вооруженного конфликта с Украиной.

В контексте сказанного, уместно сделать заключение об историческом исчерпании всем известной концепции переходной экономики, лежавшей в основе неолиберальных реформ 1990 годов в русле разработанных стратегий в соответствии с первым и вторым Вашингтонским Консенсусами [29]. Главный постулат этой концепции заключался в достижимости имплантации извне социальной системы определенной страны желаемых институциональных образцов, отвечающих целям эффективного рыночного развития и повышения благосостояния.

Вместе с тем определенно неправомерным выглядит представление о заведомой «застойности»» институционального облика национальной экономики с новым государственным капиталистическим укладом. Совершенствование государственно-капиталистических институтов, как и других институтов, обеспечивающих работу формирующихся рынков, может иметь место.

В данной связи уместно обратиться к опыту Китая. Здесь продолжающееся неспешное реформирование SOE дает весомые позитивные результаты с точки зрения улучшения корпоративного управления и финансовых результатов [30,31]. В настоящее время более 80 корпоративных гиганта Китая с государственным участием входят в список 500 крупнейших мировых компаний по версии Fortune. При этом конкурентоспособность известных SOE со смешанной собственностью (с присутствием иностранных инвесторов) существенно повысилась [32]. Одновременно впечатляющий вклад в продолжающийся высокий рост формирующихся рынков в Китае вносит малый и средний бизнес.

В свою очередь можно привести весомые доводы в пользу широких возможностей постепенной последовательной демократизации жизни общества в условиях сохраняющегося превалирования нового государственного капитализма на экономическом поле. В таком политическом курсе может быть заинтересована прогрессивная часть национальной элиты, способная войти во власть.

Фундаментальное условие возможного качественного институционального перехода в социальной системе, вбирающим в себя национальную экономику с первенствующим государственно-капиталистическим порядком и политическим порядком ограниченного доступа, может быть раскрыто, опираясь на теорию социальной трансформации [например, 33]. Необходимо оперировать с критерием, лежащим в политической плоскости. Он предполагает сопоставление величины и одновременно ожидаемой эффективности политического потенциала (капитала) властвующей элиты ипретендующей на власть внутри элитной оппозиции. При этом, разумеется, вероятная доминантная зависимость политического капитала от экономического (финансового) капитала должна быть обязательно принята в расчет⁴.

В случае более предпочтительного состояния политического капитала оппозиции становится реальным изменение состава правящей элиты и в результате качественный институциональный переход на экономическом, политическом и других полях социальных действий. Такой сдвиг, стоит уточнить, совсем не обязательно предполагает коренное изменение областей распространения утвердившегося государственно-капиталистического уклада.

В пользу сказанного свидетельствует успешная экономическая либерализация в Южной Корее, ставшая возможной после принципиальных политических перемен [35].В результате монопольное положение крупнейших конгломе-ратов-«чаеболов», связанных тесными узами с доминирующими элитными группами и пользующихся государственной протекцией, значимо ослабло. Тем самым возникли серьезные предпосылки для дальнейшего утверждения в полной мере конкурентных механизмов в большинстве экономических секторов.

Заключение

Подведем итог: институты государственного капитализма нового типа оказались совсем не промежуточными; такая трактовка явно себя исчерпала. По всей видимости, эти институты утвердились на всю обозримую перспективу относительно нынешнего периода начала двадцатых и потенциал повышения их эффективности весьма велик. Правда, он сильно зависит от степени позитивности изменений других экономических и политических институтов внутри и вне социальной системы определенной страны, как и не институционализированных системных перемен: технологических, демографических и климатических.

¹ Интересно заметить, что первые ГЧП появились еще в 70 годах прошлого века, притом в стране-родоначальнице классического капитализма - Британии.

² Уместно обратить внимание на плодотворное новаторское освещение теоретической проблематики смешанной экономики как составляющей смешанного общества в широко резонансной публикации Льва Никифорова [19].

³ Главный довод: по истечении ограниченной по времени первоначальной стадии системного рыночного реформирования необратимо утвердился новый институциональный каркас бывших социалистических экономик, что предполагает уточнение его терминологической идентификации.

⁴ Стоит заметить, что оценка эффекта функционирования политического капитала представляет дискуссионную проблему, подходы к ее разрешению находятся только на стадии разработки [35].

Библиографический список

1. Поланьи К. Великая трансформация. СПб.: Алетейя, 2002.
2. Клифф Т. Государственный капитализм в России. М., 1991.
3. Якобсон Л.И. Государственный сектор экономики: экономическая теория и политика. М.: Tacis, 2000.
4. Hall, P.A., Soskice, D., (Eds). 2001. Varieties of capitalism: the institutional foundations of comparative advantage, Oxford University Press, Oxford.
5. Amable, B. 2003. The diversity of modern capitalism, Oxford University Press, Oxford.
6. Bremmer, I. The end of the free market: who wins the war between states and corporations? N.Y., 2010.
7. Musacchio, A., Lazzarini, S. G. 2012. Liviathan in Business: Varieties of State Capitalism and their Implications for Economic Performance. Boston. Massachusetts.
8. Wright, M., Wood, G., Musacchio, A., Okhmatovskiy, I., Grosman,A., and Doh J. 2021. State capitalism in international context: Varieties and variations. Journal of World Business. 56, 101160. https://doi.org/10.1016/j.jwb.2020.101160
9. Stiglitz, J. 1992. Capital markets and economic fluctuations in capitalist economies. European Economic Review, 36, p. 269-306.
10. Babic,M. 2023. State capital in a geoeconomic world: mapping state-ledforeign investment in the global political economy, Review of International Political Economy, 30:1, 201-228, DOI: 10.1080/09692290.2021.1993301
11. Alami, I., and Dixon, A. 2021. Uneven and combined state capitalism. EPA: Economy and Space. 0(0): 1-28. DOI: 10.1177/0308518X211037688
12. Kurlantzick, J. 2016. State Capitalism: How the Return of Statism is Transforming the World. NewYork: Oxford. University Press.
13. Wright, M., Filatotchev, I., Hoskisson, R. E. and Peng, M. W. 2005. Strategy research in emerging economies: Challenging the conventional wisdom’. Journal of Management Studies, 42, pp. 1-33.
14. Hoskisson, R. E., Wright, M., Filatotchev, I. and Peng, M. 2013. Emerging Multinationals from Mid-Range Economies: The Influence of Institutions and Factor Markets. Journal of Management Studies, 50(7), pp. 1295-1321. doi: 10.1111/j.1467-6486.2012.01085.x
15. Marquis, C., and Raynard, M. 2015. Institutional Strategies in Emerging Markets.The Academy of Management Annals, Vol. 9, No. 1, pp. 291-335. http://dx.doi.org/ 10.1080/19416520.2015.1014661
16. World Bank. 2015. Global Economic Prospects, January 2015: Having Fiscal Space and Using It. https:// https://openknowledge.worldbank.org/handle/10986/20758
17. Nolke, A. 2018. Dependent versus state-permeated capitalism: two basic options for emerging markets. International Journal of Management and Economics. 54(4), pp. 269-282. https:// doi.org/10.2478/ijme-2018-0026
18. Martynov, А. 2022. The Phenomenon of Hybrid State Capitalism in Emerging Market Economies: Present and Future. December 2022. EMAJ Emerging Markets Journal 12(2): 46-55. DOI: 10.5195/emaj.2022.270
19. Никифоров Л.В. Гл. 2. Общественные системы смешанного типа: содержание и историческая перспектива. «Смешанное общество»: российский вариант. Отв. редактор - Никифоров Л.В. М.: Наука, 1999, с. 44-73.
20. Douglass C. North, John Joseph Wallis, Steven B. Webb and Barry R. Weingast. 2007. Limited Access Orders in the Developing World: A New Approach to the Problems of Development
21. Норт Д., Уоллис Дж., Вейнгаст Б. 2011. Насилие и социальные порядки. М.: НИУ ВШЭ, 2011.
22. Бурдье П. Формы капитала. Экономическая социология. 2002, т. 3, № 5, с. 60-74.
23. Мочальников С. Создание государственных корпораций - новый этап в развитии российского корпоративизма. Вестник Института экономики РАН, 2008, №2, с. 23-34.
24. Мальгинов Г.В., Радыгин А.Д. Смешанная собственность в корпоративном секторе: эволюция, управление, регулирование. М.: ИЭПП, 2007.
25. Djankov, S. 2015. Russia’s Economy under Putin: From Crony Capitalism to State Capitalism. Peterson Institute for International Economics. NUMBER PB 15 - 18.
26. Российская экономика в 2022 году. Тенденции и перспективы. Выпуск 44. М., 2023, с. 452.
27. Qian, Y. 2000. “The Institutional Foundations of China’s Market Transition”, in Pleskovic, B and Stiglitz, J. (ed.) Annual Bank Conference on Development Economics 1999. Wash., DC: World Bank, pp. 377-398.
28. Малое и среднее предпринимательство в России. Стат. сб./Росстат. М., 2022, с. 9. https://www.rosstat.gov.ru
29. Страны с переходной экономикой: МВФ рассматривает их прогресс и перспективы. 3 ноября 2000 г. https://www.imf.org> external> 2000
30. Du M. 2023.Unpacking the Black Box of China’s State Capitalism. German Law Journal, 24, pp. 125-150. doi:10.1017/glj.2023.2
31. Yuan R, Li C, Sun X, Khaliq N. 2023. Mixed-ownership reform and strategic choice of Chinese state-owned enterprises. PLoS ONE 18(4): e0284722. https://doi.org/10.1371/journal. pone.0284722
32. Focus on mixed-ownership reform. 2023. Issue 2. https://www2.deloitte.com
33. Мартынов А.В.Системная трансформация экономики и общества: Российский выбор. М.: ЛЕНАНД, 2016. 208 c.
34. Pagliardi, G., PoncetP., Zenios S.A. 2019. A Political Capital Asset Pricing Model. March 2019.Working Paper. The Wharton Financial Institutions Center.https://papers.ssrn.com
35. South Korean Economy. 2023. Asia Fund Managers. https://www.asiafundmanagers.com> south korea