Микрооснования доминирования фундаментализма в экономической политике: есть ли антидот?

И. С. Павлова
А. Е. Шаститко

Исследуются причины доминирования фундаментализма (в форме пигувианства или рыночного фундаментализма) над функционализмом (коузианством) в практике выработки решений в экономической политике, в частности, в области когнитивных искажений и поведенческих эффектов.

Показано, как принятие решений с использованием автоматической когнитивной системы может приводить к выбору фундаменталистского варианта решения проблемы, даже если он не наиболее оптимальный, а также снижает эффективность функционализма, поскольку препятствует корректной идентификации самой проблемы, структурных альтернатив ее решения, выявлению и сопоставлению связанных с каждой из альтернатив эффектов. Исследуются микрооснования недостаточного спроса и предложения коузиан-ского подхода. Исходя из идентифицированных проблем спроса и предложения на коузианство, в качестве одного из способов его продвижения предлагается рассмотреть первичную социализацию индивида в процессе обучения, формирования предметно критического мышления. Подчеркивается, что корректировка процесса социализации относится к долгосрочной стратегии.

В экономической науке предлагаются очень привлекательные и детально проработанные варианты решения тех или иных практических вопросов организации общественных отношений, построения экономической политики, проектирования институтов, выбора режима правоприменения и т. д. И в ряде случаев использование полученных результатов позволяет добиться ощутимых положительных эффектов, что дает основание для вывода о недофинансировании государством экономических исследований относительно других дисциплин научного знания (Зигфрид, 2011). Однако более распространены ситуации значительного отклонения выбираемых вариантов решения для коллективных действий (принимаемые законодательные акты, регуляторные решения и т. и.) от того, что может предложить экономическая наука. Причем выбранные варианты далеко не всегда лучшие. И это бывает известно не только постфактум, но часто заранее. В том числе потому, что принятые решения не основаны в достаточной мере на знании объекта, в отношении которого они приняты. Отсутствие такого знания может быть как источником добросовестного заблуждения, так и основой для манипулирования.

Ранее мы рассмотрели вопросы идентификации, соотношения, а также приоритета в экономическом научном дискурсе и в экономической политике одного из трех вариантов обсуждения проблем координации действий индивидов, способов корректировки выявленных несовершенств экономической организации и связанных с ними эффектов — либерального (рыночного) и регуляторного фундаментализма (пигувианство), а также функционализма (коузианство) (Шаститко, 2021; Шаститко, Павлова, 2022; Шаститко, Ионкина, 2023). Было показано, что хотя предпочитаемый вариант с точки зрения баланса ошибок первого и второго рода — коузианство, но наиболее вероятный — одна из разновидностей фундаментализма. В выборе между рыночным и государственным фундаментализмом приоритет имеет последний.

Остается открытым вопрос: основан приоритет двух видов фундаментализма над функционализмом исключительно на коллективных действиях и связанных с ними общественных отношениях (этот феномен можно объяснить с помощью концепций общественного выбора, новой политической экономии) или его причина в другом? На наш взгляд, надо исследовать сферу принятия индивидуальных решений с использованием концепций поведенческой экономической теории. Цель данной работы — выявление поведенческих оснований приоритета фундаментализма над функционализмом и ограничений эффективности функционализма как подхода.

Постановка проблемы

Поскольку мы не ставим задачу обосновать привлекательность и полезность коузианства (функционализма) и неприемлемость фундаментализма, воспользуемся аналогиями, которые показывают, что поверхностная очевидность предпочитаемого формата дискурса не имеет достаточных оснований. В сфере антимонопольного регулирования применяют два режима противодействия антиконкурентным практикам: некоторые запрещены по закону (per se), а другие — на основе применения взвешенного подхода (rule of reason). В первом случае для принятия решения достаточно ответить на вопрос, запрещена ли наблюдаемая практика положениями нормативных правовых актов. Во втором случае, несмотря на наличие признаков ограничения конкуренции, проводится сопоставление с позитивными эффектами (в части выигрыша потребителей, обеспечения устойчивости контрактных отношений посредством блокирования стратегического оппортунизма и т. и.). Первый подход напоминает фундаменталистский вариант решения проблемы несовершенства экономической организации (точнее — пигувианский). Второй похож на коузианский вариант и может быть реализован в зависимости от выбранного стандарта доказательства, что соответствует идее вариативности применения принципа сравнительного анализа дискретных структурных альтернатив в рамках функционалистского варианта организации дискурса по проблемам экономической политики (Katsoulacos, 2022; Шаститко, Ионкина, 2023).

В данной работе мы попытаемся ответить на вопрос: нет ли на уровне принятия индивидуальных решений и действий отдельных людей признаков, указывающих на наличие приоритета фундаменталистского варианта обсуждения вопросов, связанных с несовершенством механизмов координации действий экономических агентов? Если такие основания есть, то насколько они значимы? И, если основания существуют и значимы, что можно сказать относительно подходов к эмпирической оценке данного явления, во-первых, и возможностей корректировки матрицы выбора на индивидуальном уровне, во-вторых? Вопрос о механизмах связей вариантов публичного, научного дискурсов с механизмами обработки информации и принятия решений на индивидуальном уровне должен быть рассмотрен с учетом того, что сам коузианский вариант может быть неоднороден. Такая разнородность обусловлена тем, что новая институциональная экономическая теория¹ — не научно-исследовательская программа, а множество исследовательских направлений, традиций, которые могут быть объединены некоторыми общими принципами, но характеризуются значительными различиями в плане способов объяснить, как проявляется значение институтов (Тутов, Шаститко, 2017).

По нашему мнению, ответы на поставленные вопросы необходимо искать с помощью концепций поведенческой экономики. В первую очередь нас интересуют модели двух когнитивных систем — автоматической и рефлективной (далее — АКС и РКС). Первая характеризуется неконт-ролируемостью, ассоциативностью, высоким быстродействием, бессознательностью, не требует интеллектуальных усилий, основана на опыте. Вторая — контролируемая, требующая усилий, дедуктивная, медленная, основанная на самосознании и следующая определенным правилам (Kahneman, 2011; Thaler, Sunstein, 2009; Шаститко, Ионкина, 2023).

С точки зрения характеристик действий/ выбора доминирование АКС означает, что самоконтроль отсутствует или ограничен, а выбор происходит неосознанно. Для стороннего наблюдателя действующее лицо, ведомое АКС и оказавшееся в ситуации выбора, совершает действия без выявления значимых свойств альтернатив и соотнесения связанных с ними оценок выгод и издержек. С одной стороны, это похоже на рациональную неосведомленность (в силу высоких издержек выбора), но с другой — если есть лидеры мнений, то вполне приемлемым вариантом может оказаться присоединение к мнению, особенно если оно популярно (Thaler, Sunstein, 2009).

Доминирование РКС означает, что действующее лицо не только выявляет альтернативы, но и сравнивает их, проецируя на будущее эффекты выбора того или иного варианта. Отдельный вопрос — способ выявления альтернатив (доступные и/ или применяемые технологии) и алгоритмы их сопоставления как необходимый элемент индивидуального выбора как процесса. Даже если применяется, например, сравнительный анализ структурных альтернатив, то он может проводиться по-разному, с опорой на различные концепции, что подтверждается сосуществованием различных исследовательских традиций в рамках новой институциональной экономической теории (экономической теории трансакционных издержек, экономической теории прав собственности, теории управления поведением исполнителя; например, см.: Фуруботн, Рихтер, 2005; Шаститко, 2010; Эггертссон, 2001).

Есть определенная связь между приоритетом АКС и двумя видами фундаментализма по отношению, соответственно, к РКС и функционализму, хотя дискурс в формате либерального или регуляторного фундаментализма с точки зрения поведенческой экономики выглядит как рефлективный и подчиняющийся РКС. Почему? Ответ связан с комбинацией двух обстоятельств: (1) общностью свойств видов фундаментализма и АКС и (2) разноуровневостью их воспроизводства.

1. Общность свойств определяется тем, что фундаментализм не требует детального знания объекта (относительно требований, предъявляемых к исследованиям в рамках функционалистского подхода)². По сути, это смысловое ядро претензии Коуза к микроэкономике — прикладной теории цен, описываемой в терминах экономической теории классной доски: «...использование налогов привлекательно еще и тем, что они могут быть проанализированы с помощью существующей теории цен, что разрабатываемые схемы выглядят внушительно на классных досках или в статьях и что они не требуют знания предмета» (Коуз, 1993. С. 162).

Рефлексия, о которой говорилось выше, по идее, должна быть основана на знании, которое формируется на стыке экономики, права и технологии (по природе своей она междисциплинарна и в этом смысле синтетична). Для нормального функционирования АКС важно распознавать объект по некоторым «реперным точкам», отражающим определенные контуры шаблона, с опорой на знания из одной дисциплины (обесцененность технологических и реальных/ наличествующих правовых ограничений) без серьезного «погружения в предмет». Во внутридисциплинарном дискурсе такая практика похожа на дискуссии не с аутентичными концепциями, а с сильно упрощенными, порой карикатурными образами (Тутов, Шаститко, 2021). Представленный критический взгляд может быть компенсирован тем, что детальное знание предмета, да еще в междисциплинарном ключе — результат, как правило, требующий значительных инвестиций и времени, а также доступа к носителям экспертного знания из смежных сфер³. Всегда ли это действительно оправданно? И если да, то с чьей точки зрения?

Пигувианский подход — как было показано в: Шаститко, Павлова, 2022, мягкая форма регуляторного фундаментализма, в дискурсе тесно связан с таким явлением, как «негостеприимная традиция» в антитрасте: «Важным результатом чрезмерного внимания к проблеме монополии стало то, что когда экономист обнаруживал что-либо (того или иного сорта деловую практику), чего он не понимал, он искал объяснение в монополии. А поскольку мы очень невежественны в этой области, число не понимаемых явлений деловой жизни оказывается довольно значительным, а объяснение с помощью монополии — частым» (Коуз, 1993. С. 63)⁴. Фактически в такой оценке нашло отражение важное свойство фундаменталистского подхода — опора на признаки без предметного исследования, следование определенным шаблонам. (Пользуясь правовой терминологией, можно сказать, что фундаментализм предполагает оперирование труднопреодолимыми презумпциями, которые позволяют гораздо проще получить искомый ответ.) В связи с констатацией факта следования шаблонам подчеркнем: каждый человек принимает огромное количество решений каждый день. Разумеется, трудно себе представить, как человек, его мозг, каким бы натренированным он ни был, справился бы с такой нагрузкой, если бы не опора на шаблоны. По аналогии с этим мы должны получить вывод: фундаментализм — как способ принятия решений с опорой на шаблоны — предпочтительнее для широкого, если не подавляющего, спектра ситуаций, за исключением небольшого их числа, про которые мы заведомо знаем, что там фундаментализм дает ошибку. Разумеется, какое множество составляет это «небольшое число», важно для дальнейшего обсуждения вопроса о чрезмерности доминирования фундаментализма...

В научном дискурсе шаблон находит выражение в той или иной теоретической модели (в упрощенном виде — тотемах для микроэконов, макроэконов, междунароков, по: Лейонхуфвуд, 1993), хотя в современных ситуациях есть и другая крайность — отказ от шаблонов и эмпирика без теории, по аналогии с новой исторической школой в духе Г. Шмоллера⁵. Разумеется, теория не отвергается как таковая, но оказывается вторичной по отношению к инструментальной обработке данных. Некоторые исследователи трактуют это как эмпиризацию экономического дискурса с соответствующими негативными последствиями (Аузан и др., 2023). Это предупреждение важно потому, что эмпиризация дискурса вполне может быть совместима с доминированием фундаментализма, поскольку отсутствует балансир в виде знания о концептуальных альтернативах осмысления фактов, на значимости которого обоснованно делают акцент авторы упомянутой выше публикации.

Погружение в детали связей между элементами объекта и/ или между объектами требует более интенсивного задействования РКС и с большей вероятностью создает ситуации несоответствия имеющихся шаблонов (накопленных в результате многократных актов выбора, с одной стороны, и исследований в рамках регуляторного и либерального фундаментализма — с другой) наблюдаемым характеристикам. Эти несоответствия становятся источником когнитивного диссонанса и фрустраций не только для исследователей, но и для политиков как потребителей экспертного знания, и тем более — для обывателей, рядовых избирателей. Наиболее известное выражение такого рода фрустрации — востребованность политиками «одноруких экономистов» (Тироль, 2020).

Когнитивный диссонанс представляет собой состояние дискомфорта, тревоги, вызванное противоречием личностно значимых мнений, установок, воспоминаний, образов восприятия⁶. В частности, он может быть следствием конфликта между «картиной мира» как ее себе представляет тот или иной исследователь (и любой человек), и фактами, которые не вписываются в эту картину. Когнитивный диссонанс и связанные с ним фрустрации разрешаются по-разному.

• (а) Отклонения от шаблона в наблюдаемом объекте могут быть признаны несущественными — в явном виде или имплицитно, по умолчанию (что может быть определено в результате реконструкции проведенного исследования постфактум) и потому проигнорированы в дальнейших действиях и исследованиях. В крайнем случае может быть задействован принцип: «Если факты не соответствуют теории, тем хуже для фактов».
• (б) Отклонения от шаблона могут быть оценены (для этого нужен определенный алгоритм), и если они признаны значимыми, то, следуя приоритету практики над теорией в данном вопросе (объясняем то, что есть, а не то, что нарисовало наше воображение), усилия направляются на создание нового шаблона или корректировку существующего. По этому принципу, в частности, функционирует «обволакивание» неоклассической экономической теорией концепций (Автономов, 1993, 1998), изначально чуждых данному направлению, созданных в рамках гетеродоксальных исследований, в том числе в рамках критики основного направления в экономической науке.

2. Разноуровневость воспроизводства свойств фундаментализма и АКС означает, что индивидуальная рефлексия, которая может вписываться в рамки РКС, совместима с фундаментализмом. Фундаменталистские теории не просто могут, а должны основываться на РКС, поскольку они предполагают рефлексию, как минимум, по отношению к идеям предшественников. В противном случае это были бы не развивающиеся теории, а просто набор догм, укоренившихся в сознании человека. Разумеется, это создает определенные трудности в построении параллелей. Однако если в рамках функционалистского подхода принцип «все подвергай сомнению» звучит более уверенно, то для фундаменталистов есть «вечные ценности», которые помогают выстроить систему координат. Иными словами, ареал существования идей, основанных на вере в такого рода ценности, шире, чем для функционалистов.

Стоит подчеркнуть, что когда мы говорим о сходстве видов фундаментализма и АКС, то имеем в виду сходство моделей, поскольку и виды фундаментализма, и АКС являются лишь моделями принятия решений. Поэтому конкретные особенности как индивидуального принятия решений, так и решений в области экономической политики не будут учтены. В частности, если мы говорим именно о моделировании принятия решений, то даже когда склонность к фундаментализму сознательно принята (например, принципиальная позиция рыночного фундаментализма как противовес отрефлексированной экспертом тенденции к избыточному государственному вмешательству в конкретной стране), в определенном приближении его действия могут моделироваться аналогично принятию решений на основе АКС, хотя выше мы обозначали, что АКС подразумевает, скорее, неосознанное принятие решений.

Мы не считаем все индивидуальные решения, составляющие фундаменталистский взгляд на экономическую политику, проявлениями строго АКС: даже шаблоны, по которым принимаются решения в рамках самой АКС, могут быть результатом долгого осмысления, обучения и интеллектуальной работы рефлективной системы. (Так гроссмейстер, глядя на шахматную доску, мгновенно придумывает сильный ход; Kahneman, 2011.) Но в действительности многие сложные решения ощущаются как принятые с помощью РКС, хотя они принимаются на основе АКС и лишь затем рационализируются с помощью РКС. Подобное когнитивное искажение известно как «мотивированное суждение» (motivated reasoning, подробнее см. ниже). Его проявление широко обсуждается в контексте решений судей. Так, в: Braman, 2009, с помощью методов когнитивной психологии исследуется, как ценностные предпочтения судей предопределяют принятые решения, которые затем рационализируются с учетом принятых норм юридического обоснования; но сама необходимость применять нормы юридического обоснования в соответствии с определенными стандартами ограничивает возможности судей следовать своим предпочтениям.

Если связь между приоритетом АКС и двумя видами фундаментализма по отношению, соответственно, к РКС и функционализму действительно существует, то целесообразно обсудить функционирование АКС более детально. В поведенческий экономике эффекты использования АКС представлены в виде разнообразных когнитивных искажений, которых можно избежать в случае поддержки со стороны РКС. Одну из них — мотивированные суждения — мы кратко обсудили выше. Не все когнитивные искажения изучены в контексте политических и регуляторных решений, в связи с чем мы сосредоточимся на обсуждении ошибок, последствия которых в этой сфере прогнозируются в научной литературе.

Виды когнитивных искажений, проистекающих из использования АКС при принятии решений

Объяснения влияния когнитивных искажений на процессы и результаты принятия решений политиками, чиновниками и избирателями предлагаются в рамках поведенческой теории общественного выбора (behavioral public choice). Почему надо обсуждать, как решения на основе АКС могут приниматься в этих сферах и к чему они могут приводить, несмотря на то что процессы принятия политических решений устроены сложно, проходят многочисленные фильтры вертикального и горизонтального согласования, призванного снизить эффекты оппортунистического поведения и ограниченной рациональности?

Эффекты индивидуальных когнитивных искажений ставятся под сомнение, когда мы выходим на уровень коллективных действий. Так, мотив получения прибыли и конкурентная борьба заставляют фирмы реализовывать деятельность так, чтобы фирма в целом вела себя эффективно. Это в том числе подталкивает и к преодолению когнитивных искажений, которые ведут к неэффективности. Однако политические рынки менее совершенны, чем рынки товаров, характеризуются более высокими трансакционными издержками (сложно измерить, оценить предмет обмена и обеспечить соблюдение достигнутых договоренностей; North, 1993). Кроме того, рациональные избиратели понимают, что их единственный голос вряд ли решит судьбу выборов, поэтому, соотнося выгоды и издержки, не голосуют («парадокс голосования»; Downs, 1957)⁷, сохраняют неосведомленность о политических проблемах и т. д. Кроме того, избиратели, политики и чиновники понимают, что основные издержки принимаемых ими решений упадут не на их плечи и нести их будут другие агенты, что подталкивает к рациональной экономии усилий на принятие соответствующих решений. Это отличает принятие политических решений от экономических, где в условиях рынка эффекты действий потребителей, инвесторов и производителей в первую очередь ложатся на них самих. Для избирателей, политиков и чиновников стимулы, которые снижают влияние когнитивных искажений, не так ярко выражены, как для лиц, принимающих решения в условиях рынка (Lucas, Tasic, 2015).

В таблице представлено краткое описание когнитивных искажений, которые были рассмотрены в научной литературе применительно к процессам принятия решений чиновниками и политиками, и обозначены ожидаемые эффекты существования таких когнитивных искажений. (Как показано в: Cooper, Kovacic, 2012, на практике довольно сложно отделить проявление оппортунизма от проявлений когнитивных искажений, если мы говорим о процессе принятия решений чиновниками и политиками^{* 8}.) Помимо данной работы (где авторы моделируют влияние эвристик и миопии на выбор мер, нацеленных на победу определенных политиков, а не на максимизацию общественного благосостояния), проблема разграничения эффектов находит отражение в феномене «когнитивного захвата регулятора», который более подробно описан в таблице.

Таблица

Когнитивные искажения и эффекты для регулирования

Источник: составлено по: Павлова, 2017; Cooper, 2013; Tasic, 2011.

Представленные когнитивные искажения могут приводить к неоднозначным результатам, в том числе компенсируя или противодействуя друг другу. Некоторые склоняют чашу весов в пользу рыночного фундаментализма, хотя данные искажения, скорее, действуют в пользу регуляторного фундаментализма. В мировой практике существуют институты, которые направлены на снижение склонности к регуляторному фундаментализму. При этом с точки зрения института не имеет значения природа этой склонности — оппортунистическое поведение или когнитивные искажения лиц, принимающих решения. Примером такого института является оценка регулирующего воздействия⁹, где существует презумпция нежелательности государственного вмешательства в решение проблемы, а также обязательно для рассмотрения структурной альтернативы сохранение статус-кво, то есть невмешательство¹⁰. Процедуру оценки регулирующего воздействия не надо абсолютизировать: ее принципы основаны на представлении о возможностях лиц осознавать последствия разрабатываемых регуляторных решений, выделять структурные альтернативы, оценивать связанные с ними выгоды и издержки (в том числе косвенные, а не непосредственные), обоснованно сравнивать структурные альтернативы с точки зрения выгод и издержек. Это относится и к функционалистскому подходу, поскольку его преимущества могут теряться, если реализующие данный подход лица ограниченно рациональны и подвержены когнитивным искажениям, не говоря об оппортунистическом поведении. В таком случае применение функционалистского подхода может не давать желаемых результатов и выигрышей в эффективности по сравнению с любым из видов фундаментализма, однако будет создавать дополнительные трансакционные издержки, поскольку применение функционалистского подхода более затратно (прямые издержки) с точки зрения общественного благосостояния, чем быстрая реакция с позиций любого из видов фундаментализма.

Существует ряд факторов и условий, когда можно ожидать, что в рамках функционалистского подхода влияние когнитивных искажений может быть компенсировано или менее выражено. Во-первых, функционалистский подход опирается на мнение экспертов, обладающих компетенциями и развитыми навыками критического мышления в конкретной области. Эксперты могут быть подвержены когнитивным искажениям, но принадлежность проблемы к области их компетенции играет важную роль, сокращая вероятность ошибочности применяемых шаблонов. На это указывает Д. Канеман при обсуждении экспертной интуиции (Kahneman, 2011). Во-вторых, при корректной настройке процедуры окончательное решение учитывает мнение широкого круга экспертов с разными позициями. Это может смягчить индивидуальные проявления их когнитивных искажений и вероятность искажений, проявляющихся на уровне группы (подробнее о таких искажениях см. в: Jones, Roelofsma, 2000). Один из результатов исследования принятия решения судьями заключается в том, что сама процедура — необходимость объяснить принимаемое решение в соответствии с нормами юридического обоснования и определенными стандартами доказательств — ограничивает дискрецию судей в следовании своим политическим предпочтениям (хотя и не устраняет полностью; Braman, 2009).

В-третьих, имеет значение мотивация: в рамках функционалистского подхода цель процедуры принятия решения — разобраться в сути вопроса, а не прийти к какой-то заранее заданной позиции или удовлетворить запросы конкретного бенефициара, подстраивая под них соответствующую аргументацию¹¹.

Отдельно подчеркнем важность эвристики аффекта или эвристики намерения. Существует предположение, что данное когнитивное искажение может объяснить предрасположенность к государственному вмешательству из-за неприятия рыночных решений. Распространяя эвристику намерения на область экономической политики, можно предположить, что отдельные проявления государственного вмешательства будут оцениваться с точки зрения намерения, с которым это вмешательство совершалось, а не с точки зрения результатов, к которым оно привело. В соответствии с этой логикой мы можем получить объяснение предвзятого отношения, которое существует в отношении рыночных решений, поскольку в рамках свободного рынка каждый актор преследует эгоистичную цель максимизации собственной выгоды (собственной прибыли, если мы говорим о фирме), а также попытки выдать желаемое за действительное. Исходя из эвристики намерения, сложно интуитивно предположить, что рыночное решение может быть общественно эффективным, поскольку достигается путем преследования эгоистического интереса, и в результате формируется спрос на излишнее регулирование.

АКС против РКС

В каких ситуациях АКС будет доминировать над РКС?^{11 12} Если ответ — всегда, то вряд ли можно что-то обнадеживающее сказать относительно перспектив коузианства в реальной политике, где завоевать голоса избирателей просто — надо только найти ключ от их АКС. Соответственно вопрос о поиске баланса АКС и РКС в последовательно принимаемых решениях, в том числе посредством настройки институтов, также будет лишен основания. Однако на уровне микрооснований конкуренции между фундаментализмом и функционализмом есть приемы, которые позволяют повысить шансы последнего (Thaler, Sunstein, 2009). РКС может взять под контроль АКС, используя свою изобретательность в части создания ограничений, на которые реагирует АКС. (Это напоминает привязывание Одиссея к мачте по его собственному требованию, чтобы не поддаться искушению в критический момент.)

Обсудим несколько ситуаций. Возможно, установка фундаментального соотношения между АКС и РКС для каждого человека происходит в рамках и посредством процесса социализации, включая процесс обучения. И в рамках обучения человек может либо развить потенциал связывания АКС посредством РКС, либо, наоборот, будет закрепляться доминирование АКС посредством навязывания шаблонов даже там, где они не нужны для решения практических проблем. Причем принципиальное значение имеет именно первичная социализация, совпадающая с периодом воспитания, взросления и обучения человека. Именно тогда формируются базовые автоматизмы мышления, свойства которых позволят делать вывод о складывающемся индивидуальном балансе АКС и РКС.

Поведенческая экономика, в рамках которой рассматриваются вопросы АКС и РКС для объяснения поведения индивидов, позволяет выявить новые грани в дискурсе: либертарианский патернализм, который проповедуют представители данного направления исследований (Thaler, Sunstein, 2009), — это отход от последовательного фундаментального либерализма, который настроен на бескомпромиссную защиту суверенитета индивида как субъекта выбора от посягательств регулятора. На наш взгляд, имеют значение несколько факторов, влияющих на расстановку сил «АКС против РКС». Во-первых, скорость, сложность и масштаб изменений в исследуемом объекте (рынке, компании, отрасли, экономике в целом) относительно мощности регулятора или накопленного индивидом опыта принятия решений в изменяющихся условиях. Чем скорость выше, тем выше шансы на приоритет АКС. Чем проще характеристики изменений, тем, как это ни парадоксально, с большей вероятностью можно ожидать действенное применение возможностей РКС¹³. И чем более необычна ситуация, тем больше вероятность применения АКС. Это также может казаться парадоксальным, однако связано с разрывом между сложностью проблемы и компетентностью агента: чем этот разрыв больше, тем с большей вероятностью агент будет выбирать простые способы регулирования отношений (Heiner, 1983). Выделенные факторы схожи с факторами, приведенными Д. Нортом (North, 1993) для обозначения границ области, в которой модель рационального выбора в наибольшей степени применима: простые проблемы, полная информация, повторяющиеся ситуации, высокая мотивированность игроков.

Во-вторых, пространственная конкуренция (в первую очередь — конкуренция юрисдикций). По сути, речь идет о структурных альтернативах, которые существуют в реальной жизни, а не гипотетически. Жесткость пространственной конкуренции тесно связана с задействованием РКС индивида, который сравнивает юрисдикции (как и регионы) по условиям проживания, работы, налоговым режимам, доминирующему культурному коду и т. и. В-третьих, институциональные нововведения, обеспечивающие желаемый результат посредством создания дополнительных издержек для применения АКС, причем таким образом, чтобы РКС была как минимум не против.

Спрос на коузианство и социализация

Поведенческая теория общественного выбора показывает, что сами избиратели/ население должны предъявлять спрос на функционалистский подход при разработке мер государственной политики, чтобы у лиц, принимающих решения, были стимулы его осуществлять¹⁴. Проблема в том, что у реципиентов — избирателей — срабатывает АКС, что порождает спрос на решения, принятые с ее помощью. Так, избиратели вряд ли способны оценить, в каких ситуациях регуляторное вмешательство действительно оправдано (и все ли основные доступные альтернативы сопоставлены), была ли выбрана лучшая альтернатива для реализации и насколько эффективно она реализована. Более того, избиратели могут предъявлять спрос на быстрые решения с немедленными результатами («низко висящие плоды»), которые невозможны при полноценном задействовании РКС и могут быть обеспечены только в ситуации шаблонного принятия решений на основе АКС. При определенных условиях на решения с использованием РКС могут предъявлять спрос вышестоящие органы внутри государства, однако он ограничен спросом со стороны избирателей. (В этом смысле возможна аналогия со слабым спросом на технократические решения и высоким спросом населения на популизм.)

Однако феномен слабого спроса на коузианство имеет и более глубокие корни. Как показывают исследования (Persson, Tinghög, 2020; Lucas, Tasic, 2015), население склонно игнорировать альтернативные издержки, связанные с реализацией мер государственной политики, если эти издержки не вынесены на поверхность и не представлены понятным для населения образом (они должны пройти прагматический фильтр. Подробнее см.: Кобринский и др., 1982). Это можно сказать и про сопутствующие издержки регулирования. Поэтому следует вывод: в сложившихся условиях наилучшей стратегией становится сокрытие информации о сопутствующих и альтернативных издержках реализации того или иного варианта, поскольку в этом случае решение будет с более высокой вероятностью одобрено избирателями. Это автоматически означает неблагоприятную среду для применения функционалистского подхода, поскольку он основан на вынесении на поверхность и проработке всех издержек и выгод, сопутствующих различным альтернативным вариантам решения проблемы. В описанных выше условиях выделение издержек каждой альтернативы становится нежелательной и неоптимальной стратегией для лиц, принимающих решения.

Прежде чем обозначить возможные решения, следует дополнительно обратить внимание на проблемы, которые существуют на стороне предложения функционалистского подхода. Очевидно, что его будут реализовывать индивиды, подверженные когнитивным искажениям и склонные принимать решения на основании АКС, о которых мы говорили выше. Более того, у индивида, реализующего коузианский подход, могут быть свои личные ценности и предпочтения в отношении приоритета рыночного решения или регуляторного вмешательства. Однако его личные ценности следует отделять от его ценностей как исследователя, и в таком случае стоит говорить о коузианстве как о некотором самоценном подходе к принятию решений с акцентом именно на процесс. В таком случае индивидуальные ценности исследователя не должны иметь значения, если как эксперт и профессионал он в первую очередь исходит из представления о необходимости формулировать и сравнивать структурные альтернативы и выбирать из них, исходя из соотношения соответствующих выгод и издержек¹⁵. Возвращаясь к вопросу об индивидуальных ценностях, которые в нашем случае предстают как ценности специалиста (ученого), они проявляются в приверженности определенным моделям. В этом случае проявлением АКС становится шаблонное применение таких моделей без необходимой переоценки соответствия условий и предпосылок модели конкретной ситуации. Таким образом, фактор, усугубляющий проблему чистого функционализма, — аксиоматика. Специалист, применяющий определенный подход, даже если он действует в русле функционализма, может не знать аксиоматику теорий, которые он применяет, или не ставить ее под сомнение. В определенном смысле это проявление «бремени» мейнстрима, не испытывающего потребности в глубокой проработке методологии на уровне аксиоматики. Последняя воспринимается как решенный вопрос, хотя расширяется область применения теории за счет «обволакивания», поскольку ставятся под сомнение определенные предпосылки теории. Однако многие преимущества применения известных и зарекомендовавших себя теорий были бы поставлены под сомнение необходимостью полной перепроверки всех аксиом в каждом случае. Такая дискуссия становится необходимой в свете ускорения происходящих в мире изменений.

Ценности функционалистского подхода (необходимость глубоко понимать предмет, разрабатывать и сравнивать структурные альтернативы, применять РКС при выработке мер экономической политики) могут быть специально сформированы в процессе первичной социализации и обучения индивида¹⁶. Простой аналогией для данного процесса является обучение школьников и студентов, где неправильное решение обусловлено неправильным прочтением поставленной задачи, а не незнанием. В процессе ознакомления с задачей у обучающегося происходит выбор неправильного шаблона, не подходящего для конкретной проблемы, даже если сам шаблон и связанные действия хорошо известны обучающимся, на выходе получается неправильное решение. В связи с этим одна из задач обучения состоит в формировании навыка правильного прочтения задачи. Потенциальное решение и со стороны спроса на коузианство, и со стороны его предложения может лежать в плоскости процесса социализации индивида и выработки у него навыков правильно идентифицировать проблему.

Социализация — «зонтичный» термин, объединяющий набор процессов для достижения множества целей (Bugental, Grusec, 2006. Р. 367). Говоря о социализации, мы имеем в виду такие ее конкретные элементы, как приобретение навыков (в том числе доведенных до автоматизма) в обработке информации и принятии решений сообразно окружению, в котором социализирующийся субъект находится. Причем эти навыки связаны как с хранением полезной информации (память) и знаний, так и с оценками поступающей информации через призму принимаемых в будущем решений (прагматический фильтр). Для перспектив функционализма принципиально важно доведенное до автоматизма критическое мышление, которое «заземлено» на обсуждение конкретных проблем (соответственно предмету). Вот почему мы говорим о предметном критическом мышлении.

Социализация не относится к простым вариантам решения. В частности, возникает вопрос, какие специалисты и какими силами могут осуществлять подобную социализацию, может ли идти речь о масштабировании успешных практик в этой области с учетом имеющихся ресурсов¹⁷. Представляется, что при коротком горизонте планирования существенных подвижек по данному направлению не стоит ожидать. Разработка подобной системы социализации потребовала бы горизонта планирования, который значительно превышает 3 — 5 лет, и сконцентрированных усилий на создании системы подобной социализации.

Относительно социализации возможна определенная аналогия с проблематикой компетенций в сфере производства труб большого диаметра для магистральных газопроводов (Шаститко и др., 2018). Накопление таких компетенций — длительный процесс. Но если он успешен, то и результаты замечательные: выход российских производителей в число мировых лидеров, что подтверждено фактом их участия в международных инфраструктурных проектах. Более того, накопленные компетенции, если их не применять, будут постепенно атрофироваться. В связи с этим на коротком горизонте планирования вопросы социализации и подготовки нового поколения лиц, принимающих решения, вряд ли следует обсуждать. В продвижение функционального подхода необходимо вкладывать ресурсы в долгосрочном плане. Лица, способные реализовать функционалистский подход, не разделяют ценности дэшбордизма¹⁸.

Заключение

Проведенный анализ позволяет расширить наше представление о корнях приоритета фундаментализма (пигувианства или рыночного фундаментализма) перед функционализмом (коузианством), раскрывая роль когнитивных искажений и поведенческих эффектов. Принятие решений с использованием автоматической когнитивной системы в противоположность рефлективной может приводить к выбору фундаменталистского варианта решения проблемы там, где он не самый эффективный. Действие автоматической когнитивной системы может проявляться в когнитивных искажениях: эвристика доступности, ошибка суждения «задним числом», миопия, ошибка подтверждения, оптимизм, смещение в пользу статус-кво, смещение к действию, мотивированные суждения, иллюзия фокусировки, эвристика аффекта, иллюзия компетентности.

В отличие от взаимодействия фирм на рынках, взаимодействие акторов на политических рынках в меньшей степени способствует устранению и компенсации эффектов ошибок автоматической когнитивной системы, поскольку тяжесть последствий большинства решений не будут нести агенты, которые принимают соответствующие решения. Эффект выявленных когнитивных искажений заключается в том, что они не только ведут к фундаменталистскому принятию решений там, где эффективен был бы функционалистский подход, но и снижают эффективность функционализма, поскольку препятствуют корректной идентификации самой проблемы, структурных альтернатив ее решения, а также выявлению и сопоставлению связанных с каждой из альтернатив эффектов.

Не отрицая преимущества действия автоматической когнитивной системы и фундаменталистского подхода для решения широкого спектра вопросов, необходимо принимать во внимание возможные причины (как внутренние — относящиеся к процессу принятия индивидуальных решений, так и внешние), которые мешают действию рефлективной когнитивной системы и реализации функционалистского подхода там, где это было бы оправдано с точки зрения общественной эффективности. К внешним факторам относятся скорость, сложность и масштаб изменений в исследуемом объекте; повторяемость проблемных ситуаций; наличие конкуренции юрисдикций; наличие институциональных нововведений, которые способствуют задействованию рефлективной когнитивной системы и ограничивают спектр применения автоматической когнитивной системы.

При этом существует проблема спроса на функционалистский (коузианский) подход в экономической политике. Спросу на коузианство со стороны бенефициара мер экономической политики препятствует феномен игнорирования избирателями альтернативных и сопутствующих издержек регулирования, в результате наиболее успешной стратегией проведения политических решений становится стратегическое сокрытие информации о связанных с каждой из структурных альтернатив издержках. Это входит в прямое противоречие с коузианским подходом. Кроме того, на стороне предложения коузианских решений существует проблема ценностей коузианства в противоположность ценностям регуляторного и рыночного фундаментализма: если в двух последних случаях ценности лежат в области идей о преимуществе того или иного варианта решения, то в первом случае ценностью является сам процесс анализа ситуации и принятия решения. Исходя из идентифицированных проблем спроса и предложения на коузианство, в качестве одного из возможных способов его продвижения предлагается рассмотреть социализацию индивида в процессе обучения, накопления навыков предметного критического мышления. Однако необходимо подчеркнуть, что реформы в процессе социализации относятся к долгосрочной стратегии и способны принести результат только при ориентации на долгосрочное целенаправленное развитие на длинном горизонте планирования.

¹ Упоминание о новой институциональной экономической теории тем более необходимо, что интеллектуальные корни коузианства можно обнаружить именно в рамках данного направления экономических исследований.

² Фундаменталистское решение может потребовать погружения в предмет с целью минимизации негативных последствий, но без сравнительного анализа дискретных структурных альтернатив, включающих не только регуляторное решение, но и «рыночный» вариант решения проблемы сбоя координации. Например, в случае отрицательных внешних эффектов могут рассматриваться в деталях регуляторные альтернативы — налог Пигу или количественные ограничения (квоты), а за пределами анализа могут остаться статус-кво и возможность торговли квотами.

³ Один из таких примеров — комплекс исследований по вопросам организации производства труб большого диаметра для строительства и ремонта магистральных газо- и нефтепроводов в период с 2012 по 2021 г. (Шаститко, Голованова, 2014; Shastitko et al., 2014; Шаститко и др., 2018, 2019; Menard et al., 2021).

⁴ Обзор эволюции взглядов теории организации отраслевых рынков на связь несовершенной конкуренции и наблюдаемой деловой практики представлен в: Schmalensee, 2012.

⁵ В настоящее время популярна идея, что экономисты могут обойтись без содержательных гипотез и достаточно использовать изощренную эконометрику (Капелюшников, 2018; Мальцев, 2023).

⁶ Большая российская энциклопедия, https: bigenc.ru с kognitivnyi-dissonans-7f5bee

⁷ На практике многие люди голосуют на выборах. Не ставя цель провести обзор литературы относительно факторов, которые побуждают избирателей голосовать, отметим, что даже если избиратели ожидают близких результатов у кандидатов (растет вероятность, что их голос окажется решающим), это может не повлиять на вероятность их участия в голосовании (Gerber et al., 2020).

⁸ Разграничение оппортунизма и близорукости имеет принципиальные последствия, в плане политической ответственности за решения, приведшие к негативным последствиям. В данном случае отсутствие доступной (и доказательной) аналитики, в том числе академических исследований по соответствующему вопросу, предупреждающих о подобных последствиях, позволит объяснить совершенные действия неосведомленностью.

⁹ Подробное описание процедуры см. в: OECD, 2020. Российская практика представлена на ресурсе http: orv.gov.ru .

¹⁰ На первый взгляд, наличие подобной презумпции может быть воспринято как свидетельство фундаменталистского подхода. Однако, во-первых, данная презумпция является ответом на чрезмерную роль регуляторного фундаментализма в политике, а во-вторых, важно, что в оценке регулирующего воздействия данная презумпция преодолима, критерии ее преодоления ясно определены, что является атрибутом функционалистского, а не фундаменталистского подхода.

¹¹ Здесь возможна аналогия с противопоставлением научно-исследовательской работы и консалтинговых услуг.

¹² Ответ на этот вопрос можно получить с помощью экспериментальной психологии, а также исследований в области нейроэкономики. Однако для нас важно зафиксировать возможный ответ — пусть даже в гипотетическом виде.

¹³ Возможен и противоположный эффект: если изменения инкрементные, то велика вероятность, что лицо, принимающее решение, будет воспринимать все изменения как некоторые знакомые ситуации, в результате гораздо проще будет «включаться» АКС. Если ситуация принципиально новая, то лицо, принимающее решение, может осознать, что шаблон не подходит, и в таком случае решение уже будет приниматься с использованием РКС.

¹⁴ Подчеркнем, что наличие такого спроса — необходимое, но не достаточное условие применения функционализма при принятии решений.

¹⁵ Принятие решений на основе ценностей имеет свои преимущества в определенных ситуациях. Ограниченная рациональность индивидов, недостаток данных и информации, которые позволяли бы проводить сопоставительные оценки, высокий уровень неопределенности и принятие решений на долгосрочную перспективу (10, 20 лет и более) могут нивелировать преимущества функционалистского подхода. В ряде ситуаций принятие решений на основе ценностей может быть наилучшей альтернативой, однако функционалистский подход предполагает усилия корректно идентифицировать эти ситуации, то есть обосновать, что ценностный подход действительно наилучшая альтернатива.

¹⁶ Вторичная социализация, которая может быть обусловлена местом проживания и или работы, имеет значение. Однако для обсуждения поставленных вопросов наиболее важна первичная социализация.

¹⁷ Формирование навыков критического мышления в процессе образования широко обсуждалось в исследованиях в XX — начале XXI в., а также выступало задачей множества реформ образовательного процесса в данный период (например, см.: Гиринский и др., 2023). В задачи настоящей статьи не входит критическая оценка данных усилий. Проблема по-прежнему существует, а потенциал образовательного процесса в ее преодолении не исчерпан (например, в части высшего образования см.: Корешникова, 2021).

¹⁸ Термин, применяемый для обозначения практики визуализирования планирования и контроля без должного внимания к характеристикам их объекта.

Список литературы / References

Автономов В. С. (1993). Человек в зеркале экономической теории (Очерк истории западной экономической мысли). Μ.: Наука. [Avtonomov V. S. (1993). A man in the mirror of economic theory (Essay on the history of western economic thought). Moscow: Nauka. (In Russian).]

Автономов В. С. (1998). Модель человека в экономической науке. СПб.: Экономическая школа. [Avtonomov V. S. (1998). The model of man in economic science. St. Petersburg: Economic School. (In Russian).]

Аузан А. А., Мальцев А. А., Курдин A. A. (2023). Российское экономическое образование: образ ближайшего будущего. Вопросы экономики. № 10. С. 5—26. [Auzan A. A., Maltsev А. А., Kurdin А. А. (2023). Russian economic education: Image of the near future. Voprosy Ekonomiki, No. 10, pp. 5—26. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2023-10-5-26.

Гиринский А. А., Лепетюхина А. О., Пащенко T. B. (2023). Концепция критического мышления: генезис понятия и актуальные проблемы применения в образовании. Мир психологии. № 3. С. 286 — 300. [Girinskiy A. A., Lepetiukhina А. О., Pashchenko T. V. (2023). The concept of critical thinking: The genesis of the concept and current problems of application in education. World of Psychology, No. 3, pp. 286 — 300. (In Russian).] https: doi.org 10.51944 20738528_2023_3_286

Зиберт X. (2005). Эффект кобры: как избежать заблуждений в политике Пер. с нем. Μ.: Новое издательство. [Siebert Н. (2005). Cobra effect: How to avoid wrong paths in policy. Moscow: Novoye Izdatelstvo. (In Russian).]

Зигфрид Дж. (ред.) (2011). Как экономическая наука помогает делать нашу жизнь лучше. Μ.: Изд-во Института Гайдара. [Siegfried J. (ed.) (2011). Better living through economics. Moscow: Gaidar Institute Publ. (In Russian).]

Капелюшников P. И. (2018). О современном состоянии экономической науки: полусоциологические наблюдения (Препринт WP3 2018 03). Μ.: Изд. дом ВШЭ. [Kapeliushnikov R. I. (2018). On current state of economics: Subjective semi-sociological observations. (Working paper WP3 2018 03). Moscow: HSE Publ. (In Russian).]

Кобринский H. E., Майминас E. 3., Смирнов А. Д. (1982). Экономическая кибернетика. Μ.: Экономика. [Kobrinskiy N. E., Mayminas E. Z., Smirnov A. D. (1982). Economic cybernetics. Moscow: Ekonomika. (In Russian).]

Корешникова Ю. H., Фру мин И. Д., Пащенко Т. В. (2021). Организационные и педагогические условия формирования навыка критического мышления у студентов российских вузов. Университетское управление: практика и анализ. Т. 25, № 1. С. 5—17. [Koreshnikova Y. N., Froumin I. D., Pashchenko T. V. (2021). Organizational and pedagogical conditions for the development of critical thinking skills among Russian university students. University Management: Practice and Analysis, Vol. 25, No. 1, pp. 5 — 17. (In Russian).] https: doi.org 10.15826 umpa.2021.01.001

Коуз P. (1993). Фирма, рынок и право. Μ.: Дело. [Coase R. (1993). The firm, the market, and the law. Moscow: Delo. (In Russian).]

Лейонхуфвуд A. (1993). Жизнь среди эконов THESIS. T. 1, № 3. С. 277—287. [Leijonhufvud А. (1993). Life among the econ. THESIS, Vol. 1, No. 3, pp. 277—287. (In Russian).]

Мальцев А. А. (2023). Петр I и междисциплинарный синтез. Вестник Московского университета. Серия 6. Экономика. № 2. С. 3 — 19. [Maltsev А. А. (2023). Peter the Great and interdisciplinary synthesis. Moscow University Economic Bulletin, No. 2, pp. 3-19. (In Russian).] https: doi.org 10.55959 MSU0130-0105-6-58-2-1

Павлова H. C. (2017). Поведенческие аспекты действий регулятора Научные исследования экономического факультета: Электронный журнал. Т. 9, № 1. С. 7—18. [Pavlova N. S. (2017). Behavioral aspects of regulator decisions. Scientific Research of Faculty of Economics: Electronic Journal, Vol. 9, No. 1, pp. 7—18. (In Russian).] https: doi.org 10.38050 2078-3809-2017-9-1-7-18

Тироль Ж. (2020). Экономика для общего блага. Μ.: Изд-во Института Гайдара. [Tirole J. (2020). Economics for the common good. Moscow: Gaidar Institute Publ. (In Russian).]

Тутов Л. А., Шаститко A. E. (2017). Опыт предметной идентификации новой институциональной экономической теории. Вопросы философии. № 6. С. 63—73. [Tutov L. A., Shastitko А. Е. (2017). The experience of the subject identification of New Institutional Economics. Voprosy Filosofii, No. 6, pp. 63—73. (In Russian).]

Тутов Л. А., Шаститко A. E. (2021). Метаязык внутридисциплинарного дискурса для научно-исследовательских программ: приглашение к разговору. Вопросы экономики. № 4. С. 96 — 115. [Tutov L. A., Shastitko А. Е. (2021). Metalanguage within disciplinary discourse for scientific research programs: Invitation to a debate. Voprosy Ekonomiki, No. 4, pp. 96 — 115. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2021-4-96-115

Фуруботн Э., Рихтер P. (2005). Институты и экономическая теория. Достижения новой институциональной экономической теории. СПб.: Изд. дом Санкт-Петербургского государственного университета. [Furubotn Е., Richter R. (2005). Institutions and economic theory: The contribution of the New institutional economics. St. Petersburg: St Petersburg University Publ. (In Russian).]

Шаститко A. E. (2010). Новая институциональная экономическая теория. 4-е изд. Μ.: Тейс. [Shastitko А. Е. (2010). New institutional economics. 4^th ed. Moscow: Teis. (In Russian).]

Шаститко A. E. (2021). Пигувианство против коузианства: кто кого? Экономическая наука современной России. № 3. С. 49—57. [Shastitko А. Е. (2021). Pigouvianism vs. Coasianism: Who wins? Economics of Contemporary Russia, No. 3, pp. 49 — 57. (In Russian).] https: doi.org 10.33293 1609-1442-2021-3(94)-49-57

Шаститко A. E., Голованова С. B. (2014). Вопросы конкуренции в закупках капиталоемкой продукции крупным потребителем (уроки одного антимонопольного дела). Экономическая политика. № 1. С. 67—89. [Shastitko А. Е., Golovanova S. V. (2014). Competition issues regarding procurement of capital-intencive goods for a large buyer (lessons learned from one antitrust case). Ekonomicheskaya Politika, No. 1, pp. 67—89. (In Russian).]

Шаститко A. E., Нонкина К. A. (2023). Институциональный ответ на технологические изменения в сфере телекоммуникаций. Вопросы экономики. № 5. С. 50 — 67. [Shastitko A. E., lonkina К. А. (2023). Institutional response after technological changes in telecommunications. Voprosy Ekonomiki, No. 5, pp. 50 — 67. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2023-5-50-67

Шаститко A. E., Павлова H. C. (2022). Коузианство против пигувианства: идеи, ценности, перспективы. Вопросы экономики. № 1. С. 23 — 46. [Shastitko А. Е., Pavlova N. S. (2022). Pigouvian vs. Coasian approach: Ideas, values, perspectives. Voprosy Ekonomiki, No. 1, pp. 23—46. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2022-1-23-46

Шаститко A. E., Шабалов И. П., Филиппова И. Н. (2018). Организация российского производства труб большого диаметра: контекст, результаты, перспективы. Российский журнал менеджмента. Т. 16, № 3. С. 435 — 464. [Shastitko А. Е., Shabalov I. Р., Filippova I. N. (2018). Russian production of large-diameter pipes organization: The context, results, and prospects. Russian Management Journal, Vol. 16, No. 3, pp. 435 — 464. (In Russian).] https: doi.org 10.21638 spbul8.2018.306

Шаститко А. Е., Шабалов И. П., Филиппова И. Н. (2019). Неформальные институты контрактации на товарных рынках в условиях сжатия спроса (на примере отрасли по производству труб большого диаметра) Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 5. Экономика. Т. 35, № 4. С. 484—512. [Shastitko А. Е., Shabalov I. Р., Filippova I. N. (2019). Informal institutions in contracting under conditions of fundamental changes (Evidence from the large-diameter pipe industry). St Petersburg University Journal of Economic Studies, Vol. 35, No. 4, pp. 484—512. (In Russian).] https: doi.org 10.21638 spbu05.2019.401

Эггертссон T. (2001). Экономическое поведение и институты. Μ.: Дело. [Eggertsson Т. (2001). Economic behavior and institutions. Moscow: Delo. (In Russian).]

Braman E. (2009). Law, politics, and perception: How policy preferences influence legal reasoning. Charlottesville, VA: University of Virginia Press.

Bugental D. B., Grusec J. E. (2006). Socialization processes. In: N. Eisenberg (ed.). Handbook of child psychology, Vol. 3. New York: Wiley, pp. 366 — 428.

Cooper J. (2013). Behavioral economics and biased regulators. Arlington, VA: Mercatus Center at George Mason University.

Cooper J., Kovacic W. (2012). Behavioral economics: Implications for regulatory behavior. Journal of Regulatory Economics, Vol. 41, No. 1, pp. 41 — 58. https: doi.org 10.1007 S11149-011-9180-1

Downs A. (1957). An economic theory of democracy. New York: Harper.

Friedman J. (2005). Popper, Weber, and Hayek: The epistemology and politics of ignorance. Critical Review, Vol. 17, No. 1—2, pp. 1—58. https: doi.org 10.1080 08913810508443623

Gerber A., Hoffman Μ., Morgan J., Raymond C. (2020). One in a million: Field experiments on perceived closeness of the election and voter turnout. American Economic Journal: Applied Economics, Vol. 12, No. 3, pp. 287 — 325. https: doi.org 10.1257 app.20180574

Heiner R. (1983). The origins of predictable behavior. American Economic Review, Vol. 73, pp. 560-595.

Jones P. E., Roelofsma P. H. Μ. P. (2000). The potential for social contextual and group biases in team decision-making: Biases, conditions and psychological mechanisms. Ergonomics, Vol. 43, No. 8, pp. 1129 — 1152. https: doi.org 10.1080 00140130050084914

Kahneman D. (2011). Thinking, fast and slow. New York: Farrar, Straus and Giroux.

Kahneman D., Krueger A., Schkade D., Schwarz N., Stone A. (2006). Would you be happier if you were richer? A focusing illusion. Science, Vol. 312, No. 5782, pp. 1908 — 1910. https: doi.org 10.1126 science.1129688

Katsoulacos Y. (2022). Why legal standards in antitrust enforcement in developing jurisdictions should differ from those in mature jurisdictions: A decision-theoretic approach. BRICS Journal of Economics, Vol. 3, No. 2, pp. 1 — 19. https: doi.org 10.3897 brics-econ.3.e81036

Kwak J. (2013). Cultural capture and the financial crisis. In: D. Carpenter, D. A. Moss (eds). Preventing regulatory capture: Special interest influence and how to limit it. New York: Cambridge University Press, pp. 71 — 98. https: doi.org 10.1017 CBO9781139565875.008

Kunda Z. (1990). The case for motivated reasoning. Psychological Bulletin, Vol. 108, No. 3, pp. 480-498. https: doi.org 10.1037 0033-2909.108.3.480

Lucas G., Tasic S. (2015). Behavioral public choice and the law. West Virginia Law Review, Vol. 118, pp. 199—266.

Menard C., Shabalov I., Shastitko A. (2021). Institutions to the rescue: Untangling industrial fragmentation, institutional misalignment, and political constraints in the Russian gas pipeline industry. Energy Research and Social Science, Vol. 80, pp. 1 — 13. https: doi.org 10.1016 j.erss.2021.102223

North D. C. (1993). What do we mean by rationality. Public Choice, Vol. 77, pp. 159 — 162. https: doi.org 10.1007 BF01049229

OECD (2020). Regulatory impact assessment. OECD Best Practice Principles for Regulatory Policy. Paris: OECD Publishing, https: doi.org 10.1787 7a9638cb-en

Patt А., Zeckhauser R. (2000). Action bias and environmental decisions. Journal of Risk and Uncertainty, Vol. 21, pp. 45—72. https: doi.org 10.1023 A:1026517309871

Persson E., Tinghög G. (2020). Opportunity cost neglect in public policy. Journal of Economic Behavior & Organization, Vol. 170, pp. 301 — 312. https: doi. org 10.1016 j.jebo.2019.12.012

Schmalensee R. (2012). “On a level with dentists?” Reflections on the evolution of industrial organization. Review of Industrial Organization, Vol. 41, No. 3, pp. 157—179. https: doi.org 10.1007 slll51-012-9356-6

Shastitko A., Golovanova S., Avdasheva S. (2014). Investigation of collusion in procurement of one Russian large buyer. World Competition, Vol. 37, No. 2, pp. 235—247. https: doi.org 10.54648 WOC02014020

Slovic P., Finucane Μ., Peters E., MacGregor D. G. (2002). The affect heuristic. In: T. Gilovich, D. Griffin, D. Kahneman (eds.). Heuristics and biases: The psychology of intuitive judgment. New York: Cambridge University Press, pp. 397 — 420. https: doi.org 10.1017 CB09780511808098.025

Tasic S. (2011). Are regulators rational? Journal des Economistes et des Etudes Humaines, Vol. 17, No. 1, article 3. https: doi.org 10.2202 1145-6396.1248

Thaler R. EL, Sunstein C. R. (2009). Nudge. Improving decisions about health, wealth and happiness. London: Penguin Books.