Экономическая идеология: варианты понимании и применения понятия

В. Л. Тамбовцев

Субъективная информация в экономических исследованиях

Знания об экономике, играющей значимую роль в жизни людей, имеют разные формы, включая знание о тех или иных фактах и теоретических построениях, а также гипотезы, мифы и различные предубеждения, распределяются между индивидами крайне неравномерно.

В первую очередь это объясняется несовпадением частоты принятия решений, на корректность и последствия которых ощутимо влияет научная обоснованность имеющихся и применяемых экономических знаний: для людей, кто принимает решения, не требующие адекватного понимания того, как устроена и функционирует экономика, научные экономические знания фактически излишни. Конечно, такие знания могут у них иметься как результат интереса на уровне хобби, но их отсутствие не окажет какого-либо влияния на уровень и качество жизни индивидов. Однако для решений тех, чьи действия имеют значительные экстерналии, — прежде всего политиков, а также бизнесменов, — знания об экономике имеют существенное значение. Поэтому изучение разнообразных форм экономических знаний и их порой неожиданного влияния на принятие решений в последние десятилетия стало важным направлением изучения экономики, включая как собственно экономическую науку, так и многие смежные дисциплины, такие как маркетинг, социология, социальная психология, нейронаука и др.

Вероятно, первые оценки высокой значимости индивидуальных знаний в осуществлении экономических процессов были сделаны Ф. Хайеком (Hayek, 1937, 1945), причем вторая из этих статей приобрела очень широкую известность. Эти работы, однако, имели чисто качественный характер, в силу чего оставались за пределами объекта исследований развивающейся неоклассической экономической теории. Ситуацию изменили работы Г. Саймона по изучению ограниченной рациональности, отраженные еще в: Simon, 1947, и получившие обобщенную характеристику в: Simon, 1955. Тематика знаний и информации была окончательно включена в основную линию экономических исследований в работе Дж. Стиглера, где была предложена модель, связывающая количество дорогостоящей информации и качество решений (Stigler, 1961). Анализ становления исследований информации в экономической теории на начало нашего века дан в: Stiglitz, 2002, их развитие отражено в: Samuelson, 2004; Leppälä, 2015.

Особый интерес представляет при этом субъективное экономическое знание, которое существует, прежде всего, в форме убеждений людей, в правильности (истинности) содержания которых они уверены, не проявляя при этом какого-либо желания проверять, так ли это (Nickerson, 1998). Экономические убеждения изучаются психологами с середины 1980-х годов (Furnham, 1985, 1987), позднее была продемонстрирована их значимость в экономическом теоретизировании и формировании идеологии (Rosser, 1993). Развитие методов моделирования субъективной информации охарактеризовано в: Tydeman, Mitchell, 1977, а ее изучение продолжено в: Angel, Gronfein, 1988; Arena, Festre, 2006; Bouchon-Meunier et al., 2013; Andre et al., 2022 и др.

Изучение влияния информации на экономическое поведение затронуло и такую сферу, как когнитивные механизмы ее восприятия и обработки. Эти механизмы традиционно относились к сфере психологической науки, поэтому экономический взгляд на них позволил говорить о появлении когнитивной экономической науки (cognitive economics). Хотя уже в конце прошлого — начале нынешнего века появилось несколько книг, посвященных этому направлению (Viale, 1997; Rizzello,1999; Bourgine, Nadal, 2004; Ross, 2005), их преимущественно теоретико-методологическое содержание дало все основания Б. Артуру назвать когнитивные процессы «черным ящиком» экономической теории (Arthur, 2005). Примечательно, однако, что в том же году вышла статья, посвященная нейроэкономике и характеризующая методы нейронауки, позволяющие проводить эмпирический анализ упомянутых когнитивных экономических процессов (Camerer et al., 2005). Использование этих методов свидетельствует о начале раскрытия «черного ящика» экономического поведения (Yu, Zhou, 2007). Важность субъективных знаний и их проявлений в виде ожиданий подчеркивается в: D’Acunto, Weber, 2024.

В период становления нейроэкономическая теория (neuroeconomics) не могла не вызвать дискуссию (Camerer, 2008; Spiegler, 2008; Levine, 2011), которая продолжается и в настоящее время (Serra, 2022), несмотря на то что за этот период в нейроэкономике был получен ряд впечатляющих результатов. Назовем только такие, как выявление нейромеханизма принятия решений, сопоставляющего разнокачественные издержки и выгоды (Levy, Glimcher, 2012); построение и проверка модели альтернативных издержек для объяснения субъективных оценок когнитивных усилий (Kurzban et al., 2013; Westbrook, Braver, 2015); объяснение поведенческих установок к различным текущим экономическим событиям (Ardalan, 2018). Разумеется, они не исчерпывают результаты исследований в нейроэкономике, однако более детальный анализ последних выходит за рамки этой статьи. Отметим лишь, что они подтверждают высокие оценки и ожидания, которые связывал с когнитивными науками Д. Норт (North, 2010).

Важным выражением индивидуальных знаний, в том числе субъективных, выступают нарративы, современное использование которых в исследовании экономических процессов было начато Р. Шиллером применительно к финансовым рынкам (Shiller, 2017) и продолжено для других областей: технологическое развитие и занятость (Shiller, 2019), теории прогнозирования (Minkkinen, 2020), инновационные процессы (Вольчик, Маслюкова, 2021), отражение в нарративах причинноследственных связей (Kendall, Charles, 2022), предпринимательские сети (Тамбовцев и др., 2023), процессы конкуренции (Angrisani et al., 2024) и др.¹ Из результатов более общего характера отметим выявление свойств нарративов, отличающих их от других форм сообщений (Walsh et al., 2022), и оценку потенциала нарративов в улучшении качества прогнозов (Barbaglia et al., 2024). Похоже, действительно есть основания говорить о «нарративном повороте» в экономических исследованиях (Sacco, 2020).

Среди разнообразных убеждений людей важная роль принадлежит тем, которые составляют их мировоззрение, включая совокупности убеждений, которые принято называть идеологиями. Часть из них, именуемая экономической идеологией, последние два десятилетия достаточно широко используется в литературе, в том числе отечественной, однако пока не приобрела общепринятого понимания. Анализ сложившихся вариантов трактовки этого понятия, разработка и обоснование их теоретической типологии, а также детальное обсуждение версий экономической идеологии, которые возникают в этой типологии, но еще не рассматриваются как ее части, составляют задачи, которые решаются в данной статье. Соответственно, в следующем разделе мы обсудим имеющиеся практики использования понятия экономической идеологии (далее — ЭИ) и предложим теоретическую типологию вариантов его содержания, далее рассмотрим полученные типы.

Экономическая идеология как часть субъективной информации

Слово «идеология» было, как показано в: Kennedy, 1979, создано в конце XVIII в., в период Французской революции, для уничижительного обозначения «нереальных» идей, которые высказывали политические деятели того времени. Политическая область как объект применения этого слова была поддержана К. Марксом и Ф. Энгельсом в их «Немецкой идеологии» (1845), где оно обозначало ложные иллюзорные представления, что расширило сферу использования этого понятия до социальных наук в целом (Gerring, 1997), включая и экономическую науку. Согласно М. Мелки (Melki, 2011), В. Парето писал об отклонениях (derivation) в размышлениях (Pareto, 1916), Л. Мизес — о различиях в мировоззрении (world view) (Mises, 1966/1949). Подчеркнем, что Мизес не следовал трактовке идеологии Марксом и Энгельсом, понимая ее как «всю совокупность наших доктрин, относящихся к индивидуальному поведению и социальным отношениям» (Mises, 1966/1949. Р. 178; здесь и далее перевод мой. — В. Т.).

Изначальное понимание идеологии породило в экономических исследованиях ряд работ, посвященных соотношению науки и ее альтернатив, в которых идеология трактовалась как совокупность ценностных суждений (value judgments), а наука предполагалась свободной от ценностей (value-free) (Schumpeter, 1949; Macfie, 1963; Solow, 1971). В: Katouzian, 1980. P. 135, утверждалось: «Ценностные суждения относятся к сознательному и различаются согласно объективно существующим отличиям нормы субъективного (моральных пристрастий). С другой стороны, идеология относится к бессознательному или „полусознательному“, и общему „мировоззрению“». Объявление экономического мейнстрима, и в первую очередь неоклассики, не наукой, а идеологией, продолжает использоваться их критиками и в наше время (Martin, 1990; Stahel, 2020).

Наряду с приведенными работами во второй половине XX в. начало использоваться и выражение «экономическая идеология», причем в различных смыслах. Так, Л. Дюмон, определяя идеологию как «цельность (totality) идей и ценностей, — или „репрезентаций“, — присущих обществу или некоторой социальной группе» (Dumont, 1977. Р. 17), отмечает преобладание в современных (нетрадиционных) обществах экономической идеологии индивидуализма, то есть равенства, свободы и первенства личного перед коллективным. Эту ЭИ он противопоставляет традиционалистскому холизму, предполагающему иерархию, порядок и первенство коллективного перед личным. Однако в: Weatherford, McDonnell, 1984, авторы пишут о «президентской экономической идеологии», связывая ее тем самым не с обществом или группой, а с конкретным индивидом. В: Ralston et al., 1997, экономическая идеология определяется как «философия рабочего места (workplace philosophy), которая пропитывает бизнес-среду страны».

Как хорошо известно исследователям, обнаружение различий в трактовке одного термина практически автоматически призывает их к «наведению порядка», то есть к построению классификации и сопоставлению выявленных вариантов, а иногда и к стремлению сформировать обобщенное или интегрированное понимание, которое устранило бы существующий беспорядок. Вероятно, первая попытка систематизировать сложившиеся понимания того, что представляет собой экономическая идеология, представлена в: Melki, 2011. Из проанализированных в этом исследовании 246 работ только в 171 содержались явные или неявные определения идеологии. Среди них, используя библиометрический анализ, автор выделил четыре группы: (1) идеология как противостояние науке (ideology vs. science), (2) идеология как установка, противостоящая собственным интересам индивида (ideology vs. interest), (3) следование идеологии политической партии (partisan approach), (4) когнитивный подход (cognitive approach). В первой группе идеология трактовалась как нечто необъективное, ошибочное; вторая и третья не содержали явных определений; в четвертой предлагались процедурные определения, связывающие идеологию с человеческим восприятием, памятью, обучением и в целом с обработкой информации. В проанализированной выборке впервые подобные характеристики — «паттерн», «описание», «императив» — были обнаружены в: Matossian, 1958, а в 1970-е годы параметры этого типа включались в определение идеологии в: Lau, Frey, 1971; Brunner, Meckling, 1977. Именно такой подход был позже реализован Нортом (North, 1988; 1992; Denzau, North, 1994) и развит в различных направлениях многими исследователями (Агапова, 2002; Самсин, 2003; Slembeck, 2004; Орехов, Ахмедов, 2013; Вольчик и др., 2019).

Другие классификации экономических идеологий преимущественно охватывают лишь один из названных выше типов. Так, в: Cuervo-Cazurra et al., 2014, предложено различать такие экономические идеологии, как коммунизм, национализм, социальность и стратегичность, где под коммунизмом понимается директивно планируемая экономика, под национализмом — логика развивающегося государства, под социальностью — ориентация на развитие публичных услуг, а под стратегичностью — упор на обеспечение безопасности страны. В: Vasyliev et al., 2023, к экономическим идеологиям отнесены такие направления экономической и политической мысли, как кейнсианство, монетаризм, экономика предложения, «открытая экономика», интел-лектуалистская экономическая идеология, идеология национального брендинга, а также платформа экономического национализма (патриотизма). Разумеется, этот перечень не классификация в строгом смысле слова, он лишь подтверждает разнообразие трактовок содержания выражения «экономическая идеология».

Совокупности убеждений, именуемые ЭИ, изучают не только экономисты. Так, в исследованиях психологов, направленных на выявление связей между чертами личности и экономической идеологией (Bakker, 2017; Costello, Lilienfeld, 2021), явные определения того, что представляет собой последняя, отсутствуют. Однако из текстов работ ясно следует, что под ней понимаются предпочтения индивидов относительно экономических политик, которые свойственно реализовывать политическим партиям, отстаивающим либеральные либо консервативные идеологии. Ведь переменные, с которыми изучается связь Большой пятерки черт личности, именуются «экономический консерватизм» и «экономический либерализм». Иными словами, здесь ЭИ граждан — это предпочтения экономическим составляющим политических идеологий, которым следуют различные политические партии. Это касается также результатов изучения связи между когнитивными способностями людей и их экономической идеологией (Jedinger, Burger, 2021).

Совокупности убеждений относительно экономики и ее функционирования именуют не только ЭИ, их называют также экономическим мировоззрением (economic world view; Mäki, 2001), экономическим сознанием (Журавлев, Купрейченко, 2003), экономическим менталитетом (Захарова, 2012), экономическими установками (Luzan et al., 2019), а также экономическим мышлением (economic minds; Zabelina et al., 2019).

Очерченное многообразие феноменов, именуемых ЭИ и близкими к нему терминами, ясно свидетельствует о гетерогенности их содержания, что затрудняет обмен знаниями как внутри экономической науки, так и внутри социальных наук в целом. Эти трудности можно несколько уменьшить, если предложить и обосновать не эмпирическую, а теоретическую типологию² выявленных содержаний значений термина ЭИ.

С нашей точки зрения, в основу такой типологии следует положить два фактора: во-первых, субъекта, который имеет ЭИ и может быть двух типов, а именно «не экономистом-исследователем» или «экономистом-исследователем»; во-вторых, источник содержания ЭИ, которым могут выступать либо политические, либо экономические процессы и явления³. Значимость именно этих факторов логически следует из приведенных выше вариантов понимания термина «экономическая идеология», которые встречаются в литературе. Варианты сочетания названных значений факторов и их интерпретации приведены в таблице.

Таблица

Типология трактовок понятия «экономическая идеология»

Источник: разработка автора.

Отметим, что варианты ЭИ-4 и ЭИ-5, сами по себе давно известные и исследуемые в экономической науке, ранее не характеризовались как варианты понимания ЭИ. Однако без их включения в экономическую идеологию в ней не оказывается ничего собственно экономического, в силу чего данное понятие становится объектом, скорее, политической, чем экономической науки. Для всей предложенной совокупности вариантов ЭИ ее можно определить как убеждения индивида в том, (а) чем является и должна являться экономика; (б) как она работает и должна работать; (в) что в ней делают и должны делать люди, включая (в 1) как их взаимодействия, так и (в 2) получение знаний об экономике, которые позволяли бы принимать более действенные и эффективные решения. Каждый «блок» ЭИ допускает различные варианты убеждений, определяя тем самым разнообразие ЭИ.

Варианты трактовки экономической идеологии

Рассмотрим более подробно содержание вариантов понимания экономической идеологии, которые возникают в предложенной теоретической типологии.

Экономическая идеология как часть политических программ (ЭИ-1)

В литературе можно найти широкое разнообразие выражений, сочетающих прилагательное «экономическая» или «экономический» с тем или иным видом политической идеологии. Так, достаточно давно как об ЭИ говорится об экономическом либерализме (Walther, 1984; Winch, 1985), причем некоторые исследователи считают общепринятую (conventional) экономическую теорию апологетикой «идеологии или утопии политики невмешательства (laissez-faire)» (Zafirovski, 2019. Р. 647). Исследователи пишут также о «неолиберальной экономической идеологии» (Mexhuani, Mexhuani, 2024), а некоторые — даже о «неолиберальной экономической теории» (neoliberal economics) (Haughney, 2006), хотя политические установки неолиберализма противоречат результатам экономической теории⁴. Также достаточно давно применяются понятия экономического патриотизма (Clift, Woll, 2012) и экономического национализма (Pryke, 2012). Последний феномен привлек особое внимание исследователей европейских политических процессов в связи с ростом национализма и популизма среди как избирателей, так и политиков (Riedel, 2017). Как проявления этого, в: Mazzoleni, Ivaldi, 2022, анализируется экономический популистский суверенизм (economic populist sovereignism), оцениваемый авторами как суть (crux) текущей волны радикального правого популизма в европейских странах, сторонники которого говорят о необходимости «вернуть контроль народа» над национальной экономикой, полагая, что именно это гарантирует рост экономического благосостояния. В: Chueri, 2022, говорится о возникновении «парадигмы» популистского благосостояния (populist welfare paradigm), предполагающей проведение политики потребления для «достойных» (deserving), из числа которых должны быть исключены в первую очередь мигранты. Тот же феномен именуется в: Careja, Harris, 2022, «шовинизмом благосостояния» (welfare chauvinism), а в: Powers et al., 2021, — нативизмом.

Примеры такого рода терминов и понятий можно продолжить, однако и приведенные достаточно ясно показывают, что во всех случаях речь идет о проявлениях в сфере экономики политической идеологии, которую проводят (или собираются проводить) политики и которую разделяют их сторонники. Понятно, что разные политические идеологии могут иметь и имеют несовпадающие экономические последствия, которые далеко не всегда бывают ясны как политикам, так и их сторонникам, в силу чего последние могут поддерживать политиков, чьи идеи кажутся неспециалистам обеспечивающими значительные выгоды, хотя в действительности приводят к ощутимому ущербу. Тем самым, например, практически все «экзотические» ЭИ, возникшие в последние десятилетия в Европе, представляют собой проявление «народных экономических теорий» (folk economics), которые мы обсудим ниже.

Экономическая идеология как политическая установка экономиста (ЭИ-2)

Ученые, занимающиеся любой наукой, как и все другие граждане всякого государства, могут разделять те или иные политические позиции, проявляя или не проявляя их в рамках политического поведения, которое принято в соответствующей стране. Поскольку экономисты, по мнению многих, тесно связаны с экономической политикой стран, оказывающей ощутимое влияние на благосостояние граждан, интерес к политическим позициям ведущих ученых-экономистов достаточно велик. Так, еще в середине прошлого века Стиглер, исходя из содержания экономической теории, писал, что профессиональное занятие ею делает исследователей консерваторами (Stigler, 1959). Однако это теоретическое заключение далеко не полностью соответствовало действительности. Например, по данным прямого опроса, представленным в: Klein, Stern, 2006, соотношение экономистов, голосовавших в США за демократов, и тех, кто поддерживал республиканцев, составило 2,5 к 1, хотя именно республиканцев считают консерваторами.

Особый интерес в этой области представляет масштабный анализ динамики идеологических профилей экономистов, ставших лауреатами Премии памяти А. Нобеля за период 1969—2012 гг., представленный в 2013 г. в журнале «Econ Journal Watch». В: Klein, 2013 и Colander, 2013, охарактеризована общая картина «идеологической миграции», а другие работы посвящены каждому из нобелевских лауреатов указанного периода. Представленные в этом номере материалы демонстрируют широкое разнообразие установок лауреатов и направлений их изменения. Что касается «простых ученых» США, то их политические установки по одним вопросам экономической политики соответствуют позициям двух основных партий, а по другим ближе к консенсусу (Beyer, Pühringer, 2022). Полезно отметить, что современные методы машинного обучения существенно упрощают задачи выявления политических позиций, давая возможность использовать вместо социологических опросов анализ публикуемых статей и книг (Jelveh et al., 2024).

Экономическая идеология как политические выводы из экономических теорий (ЭИ-3)

В одной из первых работ, где использовано понятие экономической идеологии, наиболее интенсивным идеологическим конфликтом в экономической науке было названо противостояние между либералами, сторонниками свободного рынка, и марксистами как антирыночниками (Rosser, 1993). Данный подход к пониманию ЭИ используется, как показывает анализ публикаций, прежде всего в рамках критики экономического мейнстрима, проводимой с различных точек зрения, как гетеродоксальных теорий (Heilbroner, 1990; Samuels,1992), так и религиозных позиций (Furqani, 2018). Его сторонники (вполне справедливо) считают, что приверженность рыночной форме координации экономической деятельности — это не результат произвольного выбора либералов, а логическое следствие экономической теории, которую они разделяют и развивают. При этом некоторые критики считают причиной «ошибочности» этой теории ее опору на математические методы и модели: «Широко распространенные и долгоживущие ошибки официальной экономической теории обусловлены неоправданно высокими ожиданиями от применения совершенно неподходящих математических методов анализа»⁵ (Lawson, 2012. Р. 3). Другие привлекают для обоснования антисоциалистической политической установки сторонников мейнстрима такие количественные аргументы, как редкое включение анализа кооперативов в университетские учебники экономической теории (Hill, 2000; Kalmi, 2007).

Идеологические выводы из (значительной части) гетеродоксальной экономической науки были охарактеризованы в: Hodgson, 2019. Р. 160, так: «Хотя для гетеродоксии затруднительно установить ясную теоретическую идентичность, альтернативным связующим средством почти всех ее последователей выступает использование левацкой (leftist) идеологии». В статье, где подведены некоторые итоги возникшей в связи с выходом этой книги дискуссии с гетеродоксами, Дж. Ходжсон писал: «Левацкая идеология ярко выражена в самоописаниях гетеродоксальных экономистов. Однако она не универсальна, и здесь есть важные исключения. Среди них — австрийские экономисты, которые, как я знаю, куда более одобрительны к рыночным решениям, чем большинство гетеродоксов. Другое исключение — это Джон Мейнард Кейнс и некоторые посткейнсианцы» (Hodgson, 2021. Р. 606). Действительно, как отмечено в: Lavoie, 2020. Р. 12, «посткейнсианцев объединяет только желание приручить (to tame) капитализм, как к тому стремился и сам Кейнс».

Несмотря на отмеченные исключения, левацкая идеология значительной части гетеродоксов не их сугубо персональный выбор, а логически вытекает из разделяемых ими теоретических концепций, отличных от тех, которым следуют сторонники экономического мейнстрима. Дело в том, что для многих гетеродоксов предмет экономической науки — это процесс общественного снабжения (social provisioning process) членов общества потоком благ и услуг в его социальном и историческом контексте (Gruchy,1987; Dugger, 1996; Lee, 2005; Jo, Todorova, 2018) как противоположность изучению того, как люди принимают решения о распределении ограниченных ресурсов для достижения альтернативных целей (Robbins, 1935). При этом, как отмечено, например, в: Lee, 2005, изучение процесса общественного снабжения предполагает не просто его описание и объяснение, но и разработку и распространение идей об изменении его сложившейся организации. Отмеченные возможности делать из несовпадающих экономических теорий различные выводы для политики стали основой для характеристики Дж. К. Гэлбрейтом экономической теории как системы убеждений (Galbraith, 1970).

Завершая краткое обсуждение политических трактовок экономической идеологии, необходимо сделать одно замечание. Традиционно политические установки принято трактовать как результаты социального научения, социализации детей родителями, действия политических организаций и т. и. Между тем сравнительно недавние исследования показали, что важная роль в формировании этих установок принадлежит индивидуальным нейрокогнитивным факторам, которые в определенной мере передаются генетически (Martin et al., 1986; Jost, 2006; Zmigrod, 2021). Причиной этого выступает тот факт, что базовые политические идеологии — либерализм и консерватизм — возникли из массовых практик множества различных групп и сообществ, существовавших в истории, одни из которых предпочитали традиции и стабильность, а другие — нововведения и реформы (Hibbing et al., 2014). В менявшихся условиях успешное выживание групп обеспечивали разные установки и мировоззрения, поэтому их эволюционные преимущества сопоставимы, в силу чего в современных обществах есть сторонники обеих политических идеологий, хотя и в разных пропорциях. Поэтому значимость выводов для политической деятельности, которые следуют из различных экономических теорий, не следует преувеличивать, тем более что на экономические компоненты политических программ оказывают ощутимые воздействия иные факторы, которые мы обсудим ниже.

Экономическая идеология как вйдение экономистами экономики в качестве объекта исследования (ЭИ-4)

Рассмотренные варианты понимания ЭИ, как легко видеть, имеют «внешний» по отношению к позитивной экономической науке характер. Однако в литературе можно найти и иную точку зрения: как отмечается в: Nelson, 1993. Р. 287, «термин „экономическая идеология“ обычно заставляет вспомнить различия между капитализмом „свободного рынка“ и марксизмом. В этой статье термин „идеология“ использован несколько иным способом». В этот способ включаются ответы на вопросы о том, каковы картины природы человека, на которые опираются экономисты, как они используются при формировании того, что оценивается как «правильная» экономическая теория (good economics), и т. и., что в целом образует системы убеждений экономистов об объекте их изучения. Такое понимание ЭИ нельзя считать широко распространенным, поскольку за более чем 30 лет, прошедших после публикации статьи Дж. Нельсон, она была процитирована чуть больше 70 раз.

Представления и убеждения ученых-экономистов о том, как устроена и работает экономика, которые имеются у них и являются одним из оснований для формирования исследовательских моделей экономики, полностью соответствуют понятию идеологии и вполне могут считаться вариантом трактовки ЭИ. Фактически, эти убеждения экономистов давно отражаются в литературе как объекты исследований, получая при этом, правда, разные наименования: парадигмы, жесткие ядра (исследовательских программ), экономическая онтология, а также предпосылки (моделей и исследований). Здесь следует различать предпосылки как предположения (образы, гипотезы) относительно устройства моделируемого объекта или процесса, и предпосылки как убеждения, не нуждающиеся в подтверждении, и тем более доказательстве, в силу их очевидности.

Утверждения, отражающие эти представления и убеждения, в явном виде формулируются исследователями достаточно редко, скорее, их можно выявить, анализируя работы обладателей подобных представлений об устройстве экономики как объекта изучения⁶. Так, в: Braunstein et al., 2011, предложено включать в состав онтологии феминистской экономической теории неоплачиваемую домашнюю работу, а в: Ананьин, 2013, представлена реконструкция экономических онтологий классики и неоклассики. Основания экономической теории сложности ослабляют предпосылки последней, допуская неполноту знаний агентов и возникновение новых объектов, которые были «не видны» в рамках равновесного анализа (Arthur, 2021). Основные идеи оригинального (или старого) институционализма, как утверждается в: Hodgson, 1998. Р. 168 — 169, «касаются институтов, привычек, правил и их эволюции. Однако на основе этих идей институционалисты не пытаются строить одну общую модель. ...Институциональная экономическая теория не предполагает, что ее концепция свободы выбора индивидов (human agency), основанная на понятии привычки, сама по себе обеспечивает достаточные основания для того, чтобы перейти к операциональной теории или анализу, — нужны дополнительные элементы. В частности, институционалист будет подчеркивать необходимость показать, как особые группы общих привычек укоренены и поддерживаются особыми социальными институтами».

Критика предпосылок неоклассики за их нереалистичность началась, как известно, параллельно с формированием этой исследовательской программы, а интерес к проблеме предпосылок экономических теорий возрос после публикации ответа на эту критику (Friedman, 1953). Его содержание заключалось в том, что для оценки теорий важны не их предпосылки, а продуктивность и подтверждаемость гипотез, которые из них следуют. Эта позиция была поддержана в: Machlup, 1955, однако с тем уточнением, что реалистичность не требуется для фундаментальных предпосылок (fundamental assumptions), а другие могут эмпирически проверяться. Разделение предпосылок экономических теорий на фундаментальные и «другие» развито в: Melitz, 1965, где были выделены дополнительные (auxiliary) и производительные (generative) предпосылки. Первые характеризуют среду или условия, при которых имеет смысл проверять на обоснованность другие предпосылки, а вторые — это постулаты или теоремы, из которых можно выводить другие гипотезы. Разнообразие видов предпосылок развито в: Musgrave, 1981, где предложено разделять предположения незначимости (negligibility assumptions), согласно которым можно исключать из учета некоторые факторы; предположения области (domain assumptions), указывающие, при отсутствии каких факторов применима теория⁷, и эвристические предположения, исходя из которых можно выдвигать различные, в том числе проверяемые, гипотезы. В: Hindriks, 2005, среди предпосылок были отмечены предположения разрешимости (tractability assumptions), принятие которых исследователем давало ему возможность решить ту или иную задачу относительно изучаемого объекта или процесса. Кроме того, в этой работе сложившаяся совокупность видов предпосылок была применена для анализа разработанных ранее моделей, то есть продемонстрированы возможности анализировать предпосылки (они же онтологии и т. п.) применительно не только к теориям и исследовательским программам, но и к конкретным «небольшим» моделям, из которых, собственно говоря, и формируются «большие» теории и программы.

Поскольку подавляющее большинство предпосылок теорий и моделей формулируются словесно, на качественном уровне, переход от них к математическим моделям и строгим теориям может быть весьма сложным процессом. Ведь понятия, лишенные строгих определений, легко получают множественные, подчас противоречивые трактовки, что затрудняет коммуникации исследователей и мешает распространению новых научных знаний. Между тем для ЭИ обсуждаемого типа трудно представить не словесные, «формульные» выражения. Это означает, что, стремясь к росту научного знания, исследователю нужно стремиться также и к использованию строгих определений в текстах, опирающихся на элементы его экономической онтологии. (Разумеется, если автор публикаций ставит и решает другие задачи, например, повышение уровня своего цитирования, то применение неясных и неопределенных терминов оказывается достаточно действенным средством достижения таких целей, поскольку способно породить бесконечную дискуссию «ни о чем», повышая цитируемость «оппонентов».)

В экономической науке сосуществуют два типа ЭИ-4, которые существенно различаются для ортодоксальной и гетеродоксальных экономических теорий. Их детальный анализ заслуживает отдельного исследования, здесь отметим только, что отличия очень широки, охватывая как предмет теорий, так и их методы. Если в ортодоксии исследователи в целом придерживаются понимания предмета как выбора направлений использования ограниченных ресурсов, то в гетеродоксии для многих таковым считается общественное предоставление благ и услуг (social provisioning of goods and services) (Dugger, 1996). Различаются, как известно, и методологии этих частей современной экономической науки: ортодоксия считает, что действовать, мыслить, иметь цели и интересы могут только индивиды (методологический индивидуализм), а основная часть гетеродоксии (кроме неоавстрийской школы) считает, что все это могут делать группы и даже социальные структуры (методологический холизм). Что же касается конкретных методов, то в ортодоксии стандартными являются количественные исследования, а в гетеродоксии — качественные. Здесь имеет смысл подчеркнуть, что качественные и количественные исследования не то же самое, что качественные и количественные методы; цель качественных исследований принципиально отличается от цели количественных. Качественные исследования ориентированы на выявление смыслов, которые индивиды придают своим действиям, опираясь на высказываемые ими суждения, а количественные исследования призваны выявлять различные закономерности в поведении индивидов, опираясь на те или иные экономические измерители⁸. В то же время качественные и количественные методы могут использоваться внутри обоих типов исследований. Например, именно качественные методы применяются для получения субъективной информации, о которой шла речь во введении, однако ее обработка в ортодоксии осуществляется количественными методами, включая современные методы нарративного анализа⁹.

Экономическая идеология как народная экономическая теория (ЭИ-5)

Все люди, выбирая варианты действий, предполагающих использование ограниченных ресурсов, фактически принимают экономические решения. Поступая так, они не могут не исходить из явных или неявных знаний и убеждений относительно того, что представляет собой экономика и как она действует. Совокупность представлений о том, как устроена и работает экономика, имеющаяся у неэкономистов, получила название «народная экономическая теория» (folk economics) (Rubin, 2003). Эти представления, как показало исследование П. Рубина, весьма своеобразны и сильно отличаются от тех, которые выработаны в экономической науке. Прежде всего, экономика для «простых людей» — это не система производства товаров и услуг, а система их распределения'. «Количество торгуемых благ — как в целом, так и каждого конкретного, фиксировано и не зависит от цены. Более того, каждый индивид связан с распределением богатства и дохода (с некоторым, однако, не исключительным вниманием к собственному богатству), но не с какой-то выгодой от производственной экономической деятельности. Мир народной экономической теории — это мир с нулевой суммой, и первейшая экономическая задача любого индивида — максимизировать в этом мире собственное богатство. Одно из торгуемых благ — это работа, так что число работ также видится фиксированным. Следовательно, в народной экономической теории если какой-то человек получает работу, то кто-то другой должен ее потерять» (Rubin, 2003. Р. 157—158). В этой распределительной системе цены не информация, воздействующая на направления и масштабы производства благ и услуг, как это показывает экономическая наука, а инструмент распределения ограниченного и фиксированного объема товаров.

Объяснение такой странной экономики, далекой — для специалистов — от окружающей нас реальности, было предложено в: Boyer, Petersen, 2018, где авторы нашли подобную экономику в практике жизни людей в период, предшествовавший неолитической революции, которая, как известно, создала производящую экономику. Действительно, в тот период группы собирателей и охотников лишь потребляли жизненно важные ресурсы, производившиеся не зависящей от них природой. Сами они производили каменные, костяные и деревянные орудия, количество наиболее значимых ресурсов для создания которых — например, обсидиана для острых ножей — также было ограничено и фиксировано. Долгое пребывание наших предков в такой экономике (ведь неолит начался около 10 тыс. лет назад, что несравнимо с сотнями тысяч лет жизни человечества в палеолите и мезолите) выработало у людей когнитивные механизмы, которые давали преимущества их обладателям выживать в конкуренции с другими за ограниченные ресурсы. К таким механизмам, согласно: Boyer, Petersen, 2018, относится стремление обеспечить принадлежность себя к той или иной группе, «внутригрупповой фаворитизм», то есть выбор партнера по обмену преимущественно внутри «своей» группы, а не вне ее, наказание безбилетников в ходе групповых действий. Эти механизмы действуют и сегодня, поддерживая нынешние убеждения народной экономической теории. Заметим, что в: Forstmann, Burgmer, 2018, отмечено, что в такой теории встречается очеловечивание экономики и/или рынка, как если бы они были существами со своими целями и желаниями, что отражается в выражениях типа «экономике это оказалось не нужным», «рынок этого не принял» и т. и.

Эмпирические исследования давно показали, что студенты-экономисты ведут себя в различных опросах и экспериментальных играх иначе, чем другие учащиеся (Marwell, Ames, 1981; Carter, Irons, 1991). Это свидетельствует о том, что народная экономическая теория может быть изменена путем обучения основам экономической науки. Ведь следовать убеждениям каменного века отнюдь не безвредно: уверенность в том, что любой обмен, в том числе добровольный — это игра с нулевой суммой, или то, что один выигрывает, другой проигрывает, — не только сдерживает заключение взаимовыгодных частных сделок, но и демотивирует индивидов повышать свое благосостояние (Carvalho et al., 2023), то есть фактически препятствует экономическому развитию.

Что дают разные трактовки экономической идеологии?

В настоящее время использование выражения «экономическая идеология» имеет практически исключительно политическую ориентацию, связывая его применение либо с экономической составляющей политических программ различных партий, либо с политическими воззрениями экономистов, либо с политическими выводами, которые можно сделать из различных экономических теорий и концепций. Такие интерпретации фактически выводят изучение экономической идеологии за рамки собственно экономической науки, «передавая» его психологии и политической науке. Разумеется, анализ экономических последствий реализации различных политических идеологий важен для политической конкуренции тех или иных партий, но знание его результатов далеко не всегда оказывается решающим для электорального выбора, особенно если избиратели руководствуются народной экономической теорией. Тем не менее следствием преобладания политического понимания ЭИ становится появление некорректных представлений об экономической науке. Примером может служить выражение «неолиберальная экономическая теория», хотя неолиберализм как политическая идеология базируется на устарелых экономических представлениях середины XX в. и не учитывает современных достижений экономической науки.

Предложенная теоретическая типология вариантов значения ЭИ расширяет их понимание, включая в него и собственно экономическое, такое как, во-первых, народная экономическая теория, а во-вторых, «до-теоретические» представления об устройстве экономики, исходя из которых экономисты формируют свои теоретические модели, применяемые для описания, объяснения и предсказания экономических процессов и их результатов. Оба эти варианта в настоящее время в отечественной экономической науке изучены явно недостаточно и представляются значимыми и перспективными предметами для детального анализа.

¹ Масштабные обзоры нарративных исследований экономики даны в: Claus, Dedewanou, 2024; Roos, Reccius, 2024.

² Теоретической типологией принято называть полную совокупность всех возможных сочетаний значений различных признаков, которые составляют ее основу.

³ Во избежание недопонимания и неконструктивных «споров о словах» уточним, что под политическими процессами здесь понимаются все совокупности и последовательности действий, которые осуществляются в обществе в связи с получением индивидами позиций во властных структурах и использованием ими полученных полномочий. Экономические процессы — совокупности и последовательности действий, предпринимаемых на основании решений по использованию ограниченных ресурсов для достижения различных целей индивидов и их групп. Поскольку политические процессы предполагают использование ограниченных ресурсов, в них есть экономический аспект, но основное для них — вхождение во власть, как для экономических процессов — использование ограниченных ресурсов жизнедеятельности.

⁴ Детальное обсуждение тематики рыночного фундаментализма, лежащего в основе неолиберальной политической идеологии, выходит за рамки этой статьи.

⁵ Причина этого несоответствия, согласно Т. Лоусону, заключается в том, что экономика — открытая система, а математика — закрытая, в соответствии сего определениями таких систем (Lawson, 2006).

⁶ Исключение составляют тексты, где обоснованы модели, которые формулируются авторами для решения различных исследовательских проблем.

⁷ В: Mäki, 2000, было предложено именовать их предпосылками применимости (applicability assumptions).

⁸ Применительно к изучению экономических институтов различия качественных и количественных исследований проанализированы в: Тамбовцев, 2024.

⁹ Хотя многие исследователи продолжают считать нарративный анализ чисто качественным методом.

Список литературы / References

Агапова И. И. (2002). Экономика и этика: аспекты взаимодействия. М.: Юристъ. [Agapova I. I. (2002). Economics and ethics: Aspects of interaction. Moscow: Yurist. (In Russian).]

Ананьин О. И. (2013). Экономические онтологии и экономические институты / Федерализм. № 1. С. 75 — 100. [Ananyin О. I. (2013). Economic ontologies and economic institutions. Federalism, No. 1, pp. 75 — 100. (In Russian).]

Вольчик В. В., Корытцев М. А., Маслюкова Е. В. (2019). Институты и идеология менеджеризма в сфере высшего образования и науки/ Управленец. Т. 10, № 6. С. 15—27. [Volchik V. V., Koryttsev М. A., Maslyukova E. V. (2019). Institutions and ideology of managerialism in higher education and science. Upravlenets The Manager, Vol. 10, No. 6, pp. 15—27. (In Russian).] https: doi.org 10.29141 2218-5003-2019-10-6-2

Вольчик В. В., Маслюкова Е. В. (2021). Возможности нарративной экономики в исследованиях российской инновационной системы // Terra Economicus. Т. 19, № 4. С. 36—50. [Volchik V. V., Maslyukova E. V. (2021). Narrative economics perspective on modeling national innovation system. Terra Economicus, Vol. 19, No. 4, pp. 36—50. (In Russian).] https: doi.org 10.18522 2073-6606-2021-19-4-36-50

Журавлев А. Л, Купрейченко А. Б. (2003). Нравственно-психологическая регуляция экономической активности. М.: Изд-во Института психологии РАН. [Zhuravlev A. L., Kupreichenko А. В. (2003). Moral and psychological regulation of economic activity. Moscow: IP RAN Publ. (In Russian).]

Захарова A. H. (2012). Экономический менталитет в структуре российской полиментальности: анализ научной категории/ Вестник Чувашского государственного педагогического университета им. И. Я. Яковлева. № 3. С. 74 — 81. [Zakharova A. N. (2012). Economic mentality in the structure of Russian polymentality: The nalysis of scientific category. I. Yakovlev Chuvash State Pedagogical University Bulletin, No. 3, pp. 74 — 81. (In Russian).]

Орехов A. M., Ахмедов Ф. H. (2013). Экономическая идеология: опыт интерпретации // Социум и власть. № 6. С. 90 — 95. [Orekhov А. М., Akhmedov F. N. (2013). Economic ideology: The experience of interpretation. Society and Power, Vol. 6, pp. 90 — 95. (In Russian).]

Самсин А. И. (2003). Основы философии экономики. M.: Юнити. [Samsin A. I. (2003). Basic philosophy of economics. Moscow: Unity. (In Russian).]

Тамбовцев В. Л. (2024). Институциональный анализ экономики: качественные и количественные исследования и методы // Вопросы теоретической экономики. № 2. С. 45—55. [Tambovtsev V. L. (2024). Institutional analysis of economy: Qualitative and quantitative research and methods. Issues of Economic Theory, No. 2, pp. 45—55. (In Russian).] https: doi.org 10.52342 2587-7666VTE_2024_2_45_55

Тамбовцев В. Л., Бузулукова Е. В., Валитова Л. А., Дэн Ц., Ситкевич Д. А., Турабаева А. М. (2023). Методология нарративного анализа в экономике: случай предпринимательских сетей Вопросы экономики. № 7. С. 81 — 99. [Tambovtsev V. L., Buzulukova E. V., Valitova L. A., Deng J., Sitkevich D. A., Turabaeva A. M. (2023). Methodology of the narrative analysis in economics: The case of the entrepreneurial networks. Voprosy Ekonomiki, No. 7, pp. 81 — 99. (In Russian).] https: doi.org 10.32609 0042-8736-2023-7-81-99

Andre P., Pizzinelli C., Roth C., Wohlfart J. (2022). Subjective models of the macroeconomy: Evidence from experts and representative samples. Review of Economic Studies, Vol. 89, No. 6, pp. 2958—2991. https: doi.org 10.1093 restud rdac008

Angel R., Gronfein W. (1988). The use of subjective information in statistical models. American Sociological Review, Vol. 53, No. 3, pp. 464 — 473. https:/ doi.org ' 10.2307 2095653

Angrisani M., Samek A., Serrano-Padial R. (2024). Competing narratives in action: An empirical analysis of model adoption dynamics. NBER Working Paper, No. 32242. https: doi.org 10.3386 w32242

Ardalan K. (2018). Behavioral attitudes toward current economic events: A lesson from neuroeconomics. Business Economics, Vol. 53, No. 4, pp. 202—208. https: doi.org 10.1057 S11369-018-0089-X

Arena R., Festre A. (2006). Knowledge and beliefs in economics: The case of the Austrian tradition. In: R. Arena, A. Festre (eds.). Knowledge, beliefs and economics. Cheltenham: Edward Elgar, pp. 35 — 58. https:/ doi.org 10.4337 9781847201539

Arthur W. B. (2005). Cognition: The black box of economics. In: L. Booker, S. Forrest, M. Mitchell, R. Riolo (eds.). Perspectives on adaptation in natural and artificial systems. New York: Oxford University Press, pp. 291 — 301.

Arthur W. B. (2021). Foundations of complexity economics. Nature Reviews Physics, Vol. 3, pp. 136-145. https: doi.org 10.1038 s42254-020-00273-3

Bakker B. N. (2017). Personality traits, income, and economic ideology. Political Psychology, Vol. 38, No. 6, pp. 1025 — 1041. https://doi.org 10.1111 pops.12349

Barbaglia L., Consoli S., Manzan S. (2024). Forecasting GDP in Europe with textual data. Journal of Applied Econometrics, Vol. 39, No. 2, pp. 338 — 355. https: doi.org 10.1002 jae.3027

Beyer К. M., Pühringer S. (2022). Divided we stand? On the political engagement of U.S. economists. Journal of Economic Issues, Vol. 56, No. 3, pp. 883 — 903. https: doi.org 10.1080 00213624.2022.2093581

Bouchon-Meunier B., Lesot M.-J., Marsala C. (2013). Modelling and management of subjective information in a fuzzy setting. International Journal of General Systems, Vol. 42, No. 1, pp. 3-19. https: doi.org 10.1080 03081079.2012.710435

Bourgine P., Nadal J.-P. (eds.) (2004). Cognitive economics: An interdisciplinary approach. Berlin: Springer, https: doi.org 10.1007 978-3-540-24708-1

Boyer P., Petersen M. (2018). Folk-economic beliefs: An evolutionary cognitive model. Behavioral and Brain Sciences, Vol. 41, article e!58. https: doi.org 10.1017 S0140525X17001960

Braunstein E., Van Staveren E, Tavani D. (2011). Embedding care and unpaid work in macroeconomic modeling: A structuralist approach. Feminist Economics, Vol. 17, No. 4, pp. 5-31. https: doi.org 10.1080 13545701.2011.602354

Brunner K., Meckling W. (1977). The perception of man and the conception of government. Journal of Money, Credit and Banking, Vol. 9, No. 1, Part 1, pp. 70 — 85. https:/ doi.org 10.2307 1992000

Camerer C. F. (2008). The potential of neuroeconomics. Economics & Philosophy, Vol. 24, No. 3, pp. 369-379. https: doi.org 10.1017 S0266267108002022

Camerer C., Loewenstein G., Prelec D. (2005). Neuroeconomics: How neuroscience can inform economics. Journal of Economic Literature, Vol. 43, No. 1, pp. 9 — 64. https: doi.org 10.1257 0022051053737843

Careja R., Harris E. (2022). Thirty years of welfare chauvinism research: Findings and challenges. Journal of European Social Policy, Vol. 32, No. 2, pp. 212—224. https: doi.org 10.1177 09589287211068796

Carter J. R., Irons M. D. (1991). Are economists different, and if so, why? Journal of Economic Perspectives, Vol. 5, No. 2, pp. 171 — 177. https: doi.org 10.1257 jep.5.2.171

Carvalho J.-P., Bergeron A., Henrich J., Nunn N., Weigel J. (2023). Zero-sum environments, the evolution of effort-suppressing beliefs, and economic development. NBER Working Paper, No. W31663. https: doi.org 10.3386 w31663

Chueri J. (2022). An emerging populist welfare paradigm? How populist radical rightwing parties are reshaping the welfare state. Scandinavian Political Studies, Vol. 45, No. 4, pp. 383-409. https: doi.org 10.1111 1467-9477.12230

Claus E., Dedewanou F. A. (2024). Expectations, beliefs, and perceptions in the modern economy: An overview. Journal of Economic Surveys, Vol. 38, No. 2, pp. 297—302. https: doi.org 10.1111 joes.12610

Clift B., Woll C. (2012). Economic patriotism: Reinventing control over open markets. Journal of European Public Policy, Vol. 19, No. 3, pp. 307—323. https: doi.org 10.1080 13501763.2011.638117

Colander D. (2013). On the ideological migration of the economics laureates. Econ Journal Watch, Vol. 10, No. 3, pp. 240—254.

Costello T. H., Lilienfeld S. O. (2021). Social and economic political ideology consistently operate as mutual suppressors: Implications for personality, social, and political psychology. Social Psychological and Personality Science, Vol. 12, No. 8, pp. 1425-1436. https: doi.org 10.1177 1948550620964679

Cuervo-Cazurra A., Inkpen A., Musacchio A., Ramaswamy K. (2014). Governments as owners: State-owned multinational companies. Journal of International Business Studies, Vol. 45, No. 8, pp. 919 — 942. https: doi.org 10.1057 jibs.2014.43

D’Acunto F., Weber M. (2024). Why survey-based subjective expectations are meaningful and important. Annual Review of Economics, Vol. 16, pp. 329 — 357. https: doi.org 10.1146 annurev-economics-091523-043659

Denzau A., North D. (1994). Shared mental models: Ideologies and institutions. Kyklos, Vol. 47, No. 1, pp. 3-31. https: doi.org 10.1111 j.1467-6435.1994.tb02246.x

Dugger W. M. (1996). Redefining economics: From market allocation to social provisioning. In: C. J. Whalen, H. P. Minsky (eds.). Political economy for the 21^st century. New York: Routledge, pp. 31 — 43.

Dumont L. (1977). From Mandeville to Marx: The genesis and triumph of economic ideology. Chicago: University of Chicago Press.

Forstmann M., Burgmer P. (2018). The mind of the market: Lay beliefs about the economy as a willful, goal-oriented agent. Behavioral and Brain Sciences, Vol. 41, article el69. https: doi.org 10.1017 S0140525X18000353

Friedman M. (1953). The methodology of positive economies. In: M. Friedman. Essays in positive economics. Chicago: University of Chicago Press, pp. 3 — 43. https: doi.org 10.1017 CBO9780511581427.002

Furnham A. (1985). A short measure of economic beliefs. Personality and Individual Differences, Vol. 6, No. 1, pp. 123-126. https://doi.org 10.1016 0191-8869(85) 90038-8

Furnham A. (1987). The structure of economic beliefs. Personality and Individual Differences, Vol. 8, No. 2, pp. 253-260. https://doi.org 10.1016 0191-8869(87) 90181-4

Furqani H. (2018). Worldview and the construction of economics secular and Islamic tradition. Tsaqafah: Jurnal Peradaban Islam, Vol. 14, No. 1, pp. 1—24. https: 4/ doi.org 10.21111 tsaqafah.vl4il.2294

Galbraith J. K. (1970). Economics as a system of belief. American Economic Review, Vol. 60, No. 2, pp. 469-478.

Gerring J. (1997). Ideology: A definitional analysis. Political Research Quarterly, Vol. 50, No. 4, pp. 957-994. https: doi.org 10.1177 106591299705000412 '

Gruchy A. G. (1987). The reconstruction of economics: An analysis of the fundamentals of institutional economics. New York: Greenwood Press, https: doi.org 10.5040 9798216006039

Haughney D. (2006). Neoliberal economics, democratic transition, and Mapuche demands for rights in Chile. Gainesville: University Press of Florida.

Hayek F. A. (1937). Economics and knowledge. Economica, New Series, Vol. 4, No. 13, pp. 33-54. https://doi.org 10.2307 2548786

Hayek F. A. (1945). The use of knowledge in society. American Economic Review, Vol. 35, No. 4, pp. 519-530.

Heilbroner R. (1990). Economics as ideology. In: W. J. Samuels (ed.). Economics as discourse. Dordrecht: Springer, pp. 101 — 128. https: doi.org 10.1007 978-94-017-1377-l_4

Hibbing J. R., Smith К. B., Alford J. R. (2014). Differences in negativity bias underlie variations in political ideology. Behavioral and Brain Sciences, Vol. 37, No. 3, pp. 297-307. https: doi.org 10.1017 S0140525X13001192

Hill R. (2000). The case of the missing organizations: Co-operatives and the textbooks. Journal of Economic Education, Vol. 31, No. 3, pp. 281—295. https: doi.org 10.1080 00220480009596786

Hindriks F. A. (2005). Unobservability, tractability and the battle of assumptions, Journal of Economic Methodology, Vol. 12, No. 3, pp. 383 — 406. https: doi.org 10.1080 13501780500223619 '

Hodgson G. M. (1998). The approach of institutional economics. Journal of Economic Literature, Vol. 36, No. 1, pp. 166 — 192.

Hodgson G. M. (2019). Is there a future for heterodox economics? Institutions, ideology and a scientific community. Cheltenham and Northampton, MA: Edward Elgar.

Hodgson G. M. (2021). Debating the future of heterodox economics. Journal of Economic Issues, Vol. 55, No. 3, pp. 603-614. https://doi.org 10.1080 00213624.2021. 1945874

Jedinger A., Burger A. M. (2021). Do smarter people have more conservative economic attitudes? Assessing the relationship between cognitive ability and economic ideology. Personality and Social Psychology Bulletin, Vol. 48, No. 11, pp. 1548 — 1565. https: doi.org 10.1177 01461672211046808

Jelveh Z., Kogut B., Naidu S. (2024). Political language in economics. Economic Journal. Vol. 134, No. 662, pp. 2439-2469. https: </doi.org 10.1093 ej ueae026

Jo Т.-H., Todorova Z. (2018). Social provisioning process: A heterodox view of the economy. In: T.-H. Jo, L. Chester, C. DTppoliti (eds.). The Routledge handbook of heterodox economics: Theorizing, analyzing, and transforming capitalism. Abingdon and New York: Routledge, pp. 29 — 40. https:/ doi.org 10.4324 9781315707587-2

Jost J. T. (2006). The end of the end of ideology. American Psychologist, Vol. 61, No. 7, pp. 651-670. https: doi.org 10.1037 0003-066X.61.7.651

Kalmi P. (2007). The disappearance of cooperatives from economics textbooks. Cambridge Journal of Economics, Vol. 31, No. 4, pp. 625 — 647. https:/ doi.org 10.1093 cje bem005

Katouzian H. (1980). Ideology and method in economics. New York: New York University Press, https://doi.org 10.1007 978-1-349-16256-7

Kendall C. W., Charles C. (2022). Causal narratives. NBER Working Paper, No. 30346. https: doi.org 10.3386 w30346

Kennedy E. (1979). “Ideology” from Destutt De Tracy to Marx. Journal of the History of Ideas, Vol. 40, No. 3, pp. 353-368. https: doi.org 10.2307 2709242

Klein D. B. (2013). The ideological migration of the economics laureates: Introduction and overview. Econ Journal Watch, Vol. 10, No. 3, pp. 218—239.

Klein D. B., Stern C. (2006). Economists’ policy views and voting. Public Choice, Vol. 126, No. 3 4, pp. 331-342. https: doi.org 10.1007 S11127-006-7509-6

Kurzban R., Duckworth A., Kable J. W., Myers J. (2013). An opportunity cost model of subjective effort and task performance. Behavioral and Brain Sciences, Vol. 36, No. 6, pp. 661-726. https: doi.org 10.1017 S0140525X12003196

Lau L., Frey В. (1971). Ideology, public approval, and government behavior. Public Choice, Vol. 10, No. 1 pp. 21-40. https: doi.org 10.1007 BF01718620

Lavoie M. (2020). Heterodox economics as seen by Geoffrey Hodgson: An assessment. European Journal of Economics and Economic Policies: Intervention, Vol. 17, No. 1, pp. 9 — 18. https: doi.org 10.4337 ejeep.2020.01.02

Lawson T. (2006). The nature of heterodox economics. Cambridge Journal of Economics, Vol. 30, No. 4, pp. 483 — 505. https: doi.org 10.1093 cje bei093

Lawson T. (2012). Mathematical modelling and ideology in the economics academy: Competing explanations of the failings of the modern discipline? Economic Thought, Vol. 1, No. 1, pp. 3—22.

Lee F. (2005). Teaching heterodox microeconomics. Post Autistic Economics Review, No. 31, article 3.

Leppälä S. (2015). Economic analysis of knowledge: The history of thought and the central themes. Journal of Economic Surveys, Vol. 29, No. 2, pp. 263—286. https: // doi.org 10.1111 joes.12052

Levine D. K. (2011). Neuroeconomics? International Review of Economics, Vol. 58, No. 3, pp. 287-305. https: doi.org 10.1007 sl2232-011-0128-7

Levy D. J., Glimcher P. W. (2012). The root of all value: A neural common currency for choice. Current Opinion in Neurobiology, Vol. 22, No. 6, pp. 1027—1038. https: // doi.org 10.1016 j.conb.2012.06.001

Luzan V. S., Koptseva N. P., Zabelina E. V., Kurnosova S. A., Trushina I. A. (2019). The structure of economic attitudes of the youth — Representatives of the indigenous small-numbered peoples of the Arctic zone of the Russian Federation: Results of a pilot study. Journal of Siberian Federal University: Humanities & Social Sciences, Vol. 7, No. 12, pp. 1146 — 1162. https:/, doi.org 10.17516 19971370-0448

Macfie A. (1963). Economics — science, ideology, philosophy? Scottish Journal of Political Economy, Vol. 10, No. 2, pp. 212-225. https://doi.org 10.1111 j.1467-9485.1963. tb00333.x

Machlup F. (1955). The problem of verification in economics. Southern Economic Journal, Vol. 22, No. 1, pp. 1—21. https: doi.org 10.2307 1054005

Mäki U. (2000). Kinds of assumptions and their truth. Shaking an untwisted F-twist.

Kyklos, Vol. 53, No. 3, pp. 303 — 322. https: doi.org 10.1111 1467-6435.00123 Mäki U. (ed.) (2001). The economic world view. Studies in the ontology of economics.

Cambridge: Cambridge University Press, https:/ doi.org 10.1017 CBO9780511752049 Martin D. A. (1990). Economics as ideology: On making “the invisible hand” invisible.

Review of Social Economy, Vol. 48, No. 3, pp. 272—287. https: doi.org 10.1080 00346769000000024

Martin N. G., Eaves L. J., Heath A. C., Jardine R., Feingold L. M., Eysenck H. J. (1986). Transmission of social attitudes. Proceedings of the National Academy of Sciences, Vol. 83, No. 12, pp. 4364-4368. https: doi.org 10.1073 pnas.83.12.4364

Marwell G., Ames R. E. (1981). Economists free ride, does anyone else? Journal of Public Economics, Vol. 15, No. 3, pp. 295 — 310. https: doi.org 10.1016 0047-2727(81)90013-X

Matossian M. (1958). Ideologies of delayed industrialization: Some tensions and ambiguities. Economic Development and Cultural Change, Vol. 6, No. 3, pp. 217—228. https: doi.org 10.1086 449767

Mazzoleni O., Ivaldi G. (2022). Economic populist sovereignism and electoral support for radical right-wing populism. Political Studies, Vol. 70, No. 2, pp. 304 — 326. https: doi.org 10.1177 0032321720958567

Melitz J. (1965). Friedman and Machlup on the significance of testing economic assumptions. Journal of Political Economy, Vol. 73, No. 1, pp. 37—60. https: doi.org 10.1086 258991

Melki M. (2011). Ideology in economics: Taking stock, looking ahead (Working Paper No. 51). University Paris 1 Pantheon-Sorbonne, Committee on Concepts and Methods.

Mexhuani E, Mexhuani В. (2024). Authoritarian neoliberalism debates: A critical review of the literature in Central and Eastern Europe. New Perspectives, Vol. 32, No. 2, pp. 145-161. https: doi.org 10.1177 2336825X241230935

Minkkinen M. (2020). Theories in futures studies: Examining the theory base of the futures field in light of survey results. World Futures Review, Vol. 12, No. 1, pp. 12-25. https: doi.org 10.1177 1946756719887717

Mises L. von (1966). Human action: A treatise on economics. 3^rd ed. Chicago: Henry Regnery.

Musgrave A. (1981). ’’Unrealistic assumptions” in economic theory: The F-twist untwisted. Kyklos, Vol. 34, No. 3, pp. 377-387. https: doi.org 10.1111 j.1467-6435.1981. tb01195.x

Nelson J. A. (1993). Gender and economic ideologies. Review of Social Economy, Vol. 51, No. 3, pp. 287-301. https: "/doi.org 10.1080 758537259

Nickerson R. S. (1998). Confirmation bias: A ubiquitous phenomenon in many guises. Review of General Psychology, Vol. 2, No. 2, pp. 175—220. https: doi.org 10.1037 1089-2680.2.2.175

North D. C. (1988). Ideology and political economic institutions. Cato Journal, Vol. 8, No. 1, pp. 15—28.

North D. (1992). Institutions, ideology, and economic performance. Cato Journal, Vol. 11, No. 3, pp. 477—488.

North D. C. (2010). Economics and cognitive science. Procedia — Social and Behavioral Sciences, Vol. 2, No. 5, pp. 7371—7376. https:/, doi.org 10.1016 j.sbspro.2010.05.099

Pareto W. (1916 [1935]). Trattato di Sociologia Generale [The Mind and Society]. Harcourt: Brace.

Powers К. E., Reifler J., Scotto T. J. (2021). Going nativist: How nativism and economic ideology interact to shape beliefs about global trade. Foreign Policy Analysis, Vol. 17, No. 3, article orab015. https:/, doi.org 10.1093 fpa orab015

Pryke S. (2012). Economic nationalism: Theory, history and prospects. Global Policy, Vol. 3, No. 3, pp. 281-291. https: doi.org 10.1111 j.1758-5899.2011.00146.x

Ralston D., Holt D., Terpstra R., Yu K.-C. (1997). The impact of natural culture and economic ideology on managerial work values: A study of the United States, Russia, Japan, and China. Journal of International Business Studies, Vol. 28, No. 1, pp. 177—207. https: doi.org 10.1057 palgrave.jibs.8490097

Riedel R. (2017). Economic nationalism and populism — Intertwining relations. Przeglqd Politologiczny, No. 3, pp. 7—20. https: doi.org 10.14746 pp.2017.22.3.1

Rizzello S. (1999). The economics of the mind. Cheltenham: Edward Elgar, https: doi.org 10.4337 9781035304097

Robbins L. (1935). An essay on the nature and significance of economic science. London: Macmillan.

Roos M., Reccius M. (2024). Narratives in economics. Journal of Economic Surveys, Vol. 38, No. 2, pp. 303-341. https: doi.org 10.1111 joes.12576

Ross D. (2005). Economic theory and cognitive science: Microexplanation. Cambridge, MA: MIT Press, https: doi.org 10.7551 mitpress 2600.001.0001

Rosser J. B., Jr. (1993). Belief: Its role in economic thought and action. American Journal of Economics and Sociology, Vol. 52, No. 3, pp. 355 — 368. https:/ doi.org ' 10.1111 j.1536-7150.1993.tb02555.x

Rubin P. H. (2003). Folk economics. Southern Economic Journal, Vol. 70, No. 1, pp. 157-171. https: doi.org 10.1002 j.2325-8012.2003.tb00561.x

Sacco P. L. (2020). 'There are more things in heaven and earth...’ A 'narrative turn’ in economics? Journal of Cultural Economics, Vol. 44, No. 1, pp. 173 — 183. https: doi.org 10.1007 S10824-020-09377-1

Samuels W. J. (1992). Ideology in economics. In: W. J. Samuels. Essays on the methodology and discourse of economics. London: Palgrave Macmillan, pp. 233—248. https: doi.org 10.1007 978-l-349-12371-l_12

Samuelson L. (2004). Modeling knowledge in economic analysis. Journal of Economic Literature, Vol. 42, No. 2, pp. 367—403. https: doi.org 10.1257 0022051041409057

Schumpeter J. А. (1949). Science and ideology. American Economic Review, Vol. 39, No. 2, pp. 346 — 359.

Serra D. (2022). Controversies around neuroeconomics: Empirical, methodological and philosophical issues. Revue de philosophic economique, Vol. 23, No. 2, pp. 135 — 193. https: doi.org 10.3917 rpec.232.0135

Shiller R. J. (2017). Narrative economics. American Economic Review, Vol. 107, No. 4, pp. 967-1004. https: doi.org 10.1257 aer.107.4.967

Shiller R. J. (2019). Narratives about technology-induced job degradation then and now. Journal of Policy Modeling, Vol. 41, No. 3, pp. 477—488. https: doi.org 10.1016 j.jpolmod.2019.03.015

Simon H. A. (1947). Administrative behavior: A study of decision-making processes in administrative organization. New York: Macmillan.

Simon H. A. (1955). A behavioral model of rational choice. Quarterly Journal of Economics, Vol. 69, No. 1, pp. 99-118. https: doi.org 10.2307 1884852

Slembeck T. (2004). Ideologies, beliefs, and economic advice — a cognitive-evolutionary view on economic policy. In: P. Pelikan, G. Wegner (eds.). The evolutionary analysis of economic policy. Cheltenham: Edward Elgar, pp. 128 — 161. https:// doi.org 10.4337 9781035304882.00012

Solow R. (1971). Science and ideology in economics. Public Interest, Vol. 23, No. 1, pp. 94-107.

Spiegler R. (2008). Comments on the potential significance of neuroeconomics for economic theory. Economics & Philosophy, Vol. 24, No. 3, pp. 515 — 521. https: doi.org 10.1017 S0266267108002125

Stahel A. W. (2020). Is economics a science? Real-world Economics Review, No. 94, pp. 61-82.

Stigler G. (1959). The politics of political economists. Quarterly Journal of Economics, Vol. 73, No. 4 pp. 522-532. https: doi.org 10.2307 1884301

Stigler G. J. (1961). The economics of information. Journal of Political Economy, Vol. 69, No. 3, pp. 213—225. https: doi.org 10.1086 258464

Stiglitz J. E. (2002). Information and the change in the paradigm in economics. American Economic Review, Vol. 92, No. 3, pp. 460 — 501. https:/ doi.org 10.1257 00028280260136363

Tydeman J., Mitchell R. B. (1977). Subjective information modelling. Operational Research Quarterly, Vol. 28, No. 1, Part 1, pp. 1 — 19. https: doi.org 10.1057 ' jors.1977.1

Vasyliev S., Kysko A., Nikolenko L. (2023). Economic ideology as an innovative potential of the change process. Baltic Journal of Economic Studies, Vol. 9, No. 3, pp. 33-40. https: doi.org 10.30525 2256-0742 2023-9-3-33-40

Viale R. (ed.) (1997). Cognitive economics: Lascomes Series 1. Torino: La Rosa.

Walsh J., Vaida N., Coman A., Fiske S. T. (2022). Stories in action. Psychological Science in the Public Interest, Vol. 23, No. 3, pp. 99 — 141. https: doi.org 10.1177 15291006231161337

Walther R. (1984). Economic liberalism. Economy and Society, Vol. 13, No. 2, pp. 178—207. https: doi.org 10.1080 03085148300000019

Weatherford M. S., McDonnell L. M. (1984). The role of presidential ideology in economic policymaking. Policy Studies Journal, Vol. 12, No. 4, pp. 691—702. https: doi.org 10.1111 j.1541-0072.1984.tb00483.x

Westbrook A., Braver T. S. (2015). Cognitive effort: A neuroeconomic approach. Cognitive, Affective & Behavioral Neuroscience, Vol. 15, No. 2, pp. 395 — 415. https:/ doi.org 10.3758 sl3415-015-0334-y

Winch D. (1985). Economic liberalism as ideology: The Appleby version. Economic History Review, Vol. 38, No. 2, pp. 287—297. https:/ doi.org 10.2307 2597149

Yu R. J., Zhou X. L. (2007). Neuroeconomics: Opening the “black box” behind the economic behavior. Chinese Science Bulletin, Vol. 52, No. 9, pp. 1153 — 1161. https: doi.org 10.1007 si 1434-007-0193-1

Zabelina E., Deyneka О., Tsiring D. (2019). Entrepreneurial attitudes in the structure of students’ economic minds. International Journal of Entrepreneurial Behavior & Research, Vol. 25, No. 8, pp. 1621 — 1633. https: doi.org 10.1108 IJEBR-04-2018-0224

Zafirovski M. (2019). Economics and apologetics — The ideology utopia of laissez-faire and its discontents. Journal of Economic Issues, Vol. 53, No. 3, pp. 647—676. https: doi.org 10.1080 00213624.2019.1634455

Zmigrod L. (2021). A neurocognitive model of ideological thinking. Politics and the Life Sciences, Vol. 40, No. 2, pp. 224—238. https: doi.org 10.1017 pls.2021.10