ПРИОРИТЕТНЫЕ ПОДХОДЫ К СТРУКТУРНОЙ ПЕРЕСТРОЙКЕ

Определенные успехи российской экономики в последние годы несомненны. Большинство либеральных экономистов утверждают, что они связаны с последовательной либерализационной политикой правительства, положительными результатами в хозяйственно-экономическом законотворчестве, расширением "рыночных свобод" и более глубокой интеграцией России в мировые хозяйственно-экономические процессы.

Нелиберальные критики считают, что наши успехи последних лет - прежде всего результат сырьевого роста после экономической катастрофы 1990-х гг., вытеснения импорта вслед за дефолтом 1998 г. и расширения экспорта в результате девальвации рубля, а также гигантских валютных поступлений от экспорта в условиях крайне благоприятной конъюнктуры мировых сырьевых рынков.

Но какими бы ни были доктринальные точки зрения, бесспорно одно: необходимы структурная перестройка экономики, уход от столь глубокой (и почти не снижающейся) зависимости экономики от сырьевого экспорта, а также от импорта в критически важных сегментах жизнеобеспечения и производства. И к тому же мало кто может оспаривать, что в хозяйственно-экономическом комплексе страны в последние месяцы отмечается много признаков своего рода стагнации или отката назад.

А потому все более актуальным становится вопрос о содержании и задачах политики управления экономическим ростом и развитием. При этом большинство обсуждений этих проблем по-прежнему замыкается на цифрах экономического роста и немногое говорится о качестве этого роста, о тех мерах и усилиях, которые позволили бы совместить рост ВВП с развитием России.

Такой парадокс выглядит тем более странным, что большинство участников дискуссий хорошо понимают, что развитие - это не только и не столько рост ВВП, сколько создание, поддержание, наращивание совокупного национального потенциала, обеспечивающего понимаемую в широком смысле конкурентоспособность России в экономической, политической, военной, научно-технологической, культурной и других сферах в стратегической перспективе.

Представляется, что развитие как собственное производство и коммерциализация инноваций - научно-технологических, организационных, социокультурных и других - это единственная гарантия сохранения России как мощного субъекта мирового процесса.

Пренебрегать экономическим ростом - значит лишать Россию ее сегодняшней стабильности и реального базиса эффективного реформирования. Пренебрегать же развитием, сводить его к процентам роста ВВП - значит лишать страну будущего. И потому именно совмещению в единой стратегии роста и развития должны быть посвящены основные наши меры, именно на это должны быть нацелены проводимые институциональные изменения.

Законодательство и институциональное оформление. Сторонники либеральной модели развития российской экономики постоянно подчеркивают, что те принципиальные новшества в законодательстве, которые приняты в последнее время, будучи полноценно реализованы и дополнены последующей серией "либеральных" законодательных реформ, непременно дадут нам вожделенный устойчивый рост. Главное, мол, создать, наконец, цивилизованную либеральную законодательную рамку для предпринимательства. А дальше - не мешать, не вмешиваться в якобы саморегулирующиеся рыночные процессы неуклюжим инструментарием государства.

В области экономического законотворчества за последние годы в России действительно сделано довольно много. Однако к каждому из "обновленных" "законодательных пакетов" (налоговое и таможенное законодательство, трудовой кодекс, земельное законодательство и т. д.) и у общества, и у товаропроизводителей есть довольно много вопросов.

Казалось бы, самые низкие в Европе налоги, плоская налоговая "подоходная" шкала, чуть ли не налоговый "режим наибольшего благоприятствования" для любого дела - либеральнее некуда. Но если внимательно разбираться, то можно увидеть, что для малого и среднего секторов сложившаяся налоговая система практически никаких преимуществ не дала. В результате число малых предприятий и объем их производства не растут.

Но крупные предприятия и корпорации также не в восторге от нынешней налоговой системы. И это неудовольствие нельзя, как сейчас нередко делается, сводить к простейшей модели противостояния между бизнесом, который всегда не хочет платить налоги, и государством, которое всегда хочет "откусить" максимальную долю доходов.

В частности, крупнейшие российские сырьевые компании (особенно нефтяники) жалуются на то, что совокупные налоговые и иные изъятия из их прибыли (в особенности НДПИ и экспортные пошлины) оставляют недостаточно средств на развитие производства, в том числе на капиталовложения в освоение новых месторождений и инфраструктуру глубокой переработки сырья.

Далее - таможенный кодекс. Простая структура и невысокие ставки таможенных пошлин, казалось бы, должны помочь быстро навести порядок в системе таможни, снизить "серые" потоки экспорта и импорта, а также увеличить поступление таможенных сборов в казну. В какой-то мере так и произошло. Однако одновременно по многим товарным позициям регулярно поступают сообщения о том, что официально зарегистрированный таможенными органами импорт в несколько раз меньше, чем реальные продажи импортированной продукции на отечественном рынке.

Но дело не только в "сером" экспорте или импорте и недоборе таможенных платежей. Мы по-прежнему стремимся поскорее вступить в ВТО. Однако уже принятые у нас таможенные нормы ставят возможность создания и сохранения выгодных для страны условий участия в ВТО под большое сомнение. Наглядный пример - нынешний стремительный рост продовольственных цен в связи с очень глубоким открытием миру "продовольственного" сегмента российского хозяйства.

В отношении "обновленного" российского трудового законодательства также хватает вопросов. Фактически это "законодательство нанимателя".В его власти реально оказываются и уровень зарплаты, и порядок ее выплаты, и сменные графики, и продолжительность рабочего дня и рабочей недели, и определение необходимых и достаточных мер по охране труда, и социальные льготы. "Право голоса" наемных работников и профсоюзов в нынешнем КЗоТе минимизировано, и даже для их очень скромных правовых гарантий, которые указаны в кодексе, ясных механизмов реализации не создано.

Дело здесь не только в социальной защите трудящихся, хотя и это важно, а еще и в том, что нормы нашего кодекса уже создают для российского товаропроизводителя серьезные проблемы с международными организациями охраны труда. На многих мировых рынках недискриминационный доступ продукции тех или иных компаний оказывается обусловлен соблюдением этими компаниями ряда обязательных требований, в том числе охраны труда, экологических и др. Почти повсеместно в России, и в особенности в регионах с узким рынком труда (в частности, там, где занятость определяется малым кругом " градообразующих" предприятий), такой КЗоТ неизбежно тормозит рост реальных доходов работников, расширение конечного платежеспособного спроса и емкости внутреннего рынка. В связи с этим стоит напомнить, что ключевая социально-экономическая и политическая коллизия "Великой депрессии" в США была связана именно с катастрофическим падением емкости внутреннего рынка из-за резкого снижения платежеспособного спроса.

Что же касается земельного законодательства, то следует подчеркнуть, что любой эффективной земельной реформе должно предшествовать составление нового достоверного кадастра земель: тип, качество, возможности хозяйственного использования, инфраструктура, реальная цена и пр. У нас такого кадастра пока нет, и когда он появится - неизвестно. Отсюда простор для ошибочных решений, откровенных злоупотреблений, низкая цена большинства российских земель. А при крохотной залоговой стоимости земли невозможно утолить инвестиционный голод в сельскохозяйственном производстве, создать эффективный механизм снижения уже очень глубокой (по ряду товаров - критической) зависимости России от продовольственного импорта.

Далее, реальный рынок - это, прежде всего, система институтов, обеспечивающих доступный для агентов рынка инвестиционный ресурс, т. е. система кредитования и фондовый рынок. И в этой сфере у нас пока дела обстоят не слишком благополучно.

Наша банковская система в целом (коммерческие банки, банки с государственным и иностранным участием) для столь огромной по масштабам экономики, как российская, все еще слаба. Кроме того, цена кредита в российской банковской системе из-за высокой инфляции и недостаточной монетизации экономики слишком высока, а долгосрочные кредиты большинство заемщиков получить вообще не могут.

Именно по этим причинам многие субъекты российского рынка стремятся кредитоваться за рубежом, быстро наращивая внешний корпоративный долг и соответствующие кредитные риски. В частности, нынешний "ипотечный" кризис в США уже вызвал резкое сокращение кредитных лимитов на развивающиеся экономики не только в американских, но и в европейских финансовых институтах, что усложнило проблемы реструктурирования и возврата выданных кредитов.

Но и система фондовой торговли в России, с учетом масштабов экономики, по-прежнему несовершенна. Конечно, то, что общая капитализация отечественного фондового рынка превысила 1 трлн. долл., не может не радовать хотя бы потому, что пять лет назад она была в 5 раз ниже. Однако до сих пор львиную долю этой капитализации обеспечивают сырьевые (прежде всего нефтегазовые) корпорации. При этом большинство российских компаний "второго" и "третьего" эшелонов (в том числе достаточно крупных по объему оборота) на отечественном фондовом рынке вообще не присутствует, а рынок корпоративных облигаций (в развитых странах гораздо более объемный, чем рынок акций), у нас практически не развит.

Еще одна серьезная проблема российской фондовой инфраструктуры - весьма большая акционерная доля портфельных инвесторов-нерезидентов в их капитализации. Практически каждая российская компания, получившая достаточно высокий "рейтинговый" вес, стремится к первичному размещению своих акций не в Москве, а в Лондоне или Нью-Йорке. А статус и капитализация российского фондового рынка при этом растут гораздо медленнее, чем масштабы экономики и ее инвестиционные потребности.

В последнее время масштаб инвестиций (в том числе прямых иностранных) в России быстро растет, и многие экономисты поспешили объявить вхождением нашего инвестиционного рынка (и экономики вообще) в "стадию зрелости". Однако детальный анализ структуры этих инвестиций показывает, что их основная доля - это упомянутые выше заимствования российских корпораций и банков, а также возвращение в страну части репатриированного ранее капитала, который начал ощущать беспокойство за свою безопасность на Западе из-за обвинений в коррупционном происхождении большинства российских финансовых активов.

Поток этих инвестиций, по некоторым экспертным оценкам, уже с середины 2007 г. начал снижаться. По проектировкам трехлетнего бюджета сальдо экспортно-импортных операций России в 2009 г. может стать отрицательным, поэтому не исключено, что большинство отраслей может вновь, как в конце прошлого века, оказаться в ситуации острого инвестиционного голода.

В таких случаях в развитых странах, как правило, государство приходит на помощь негосударственному сектору и наращивает собственную инвестиционную активность в разных формах: государственные закупки, государственный заказ, инфраструктурные проекты и т. д., выступая важнейшим инвестором и одновременно субъектом автономного спроса. Но у нас инвестиционная активность государства пока невысока. Большинство государственных программ реально исполняется по расходам с запозданием и лишь в незначительной части, потому что деньги на них, как правило, выделяются ближе к середине-концу финансового года, да и сами эти программы нередко оказываются плохо проработаны и фактически не готовы к реализации.

Сейчас много надежд в части повышения инвестиционной активности государства возлагается на создаваемые в различных отраслях государственные корпорации. Однако их правовой статус, а также механизмы обеспечения их финансовой и общехозяйственной "прозрачности" законодательно регламентированы недостаточно четко. А это создает серьезные риски неэффективного и нецелевого использования очень крупных финансовых и иных ресурсов таких корпораций.

Указанное обстоятельство особенно значимо, потому что именно на эти структуры возлагается как повышение качества хозяйственной деятельности в зонах "провалов рынка", так и обеспечение научно-технологического прорыва, способного в сжатые сроки ликвидировать катастрофический сырьевой перекос экономики. Причем акцент при создании большинства новых государственных корпораций важно делать именно на форсированном создании и коммерциализации инноваций, а также реализации основных элементов эффективной промышленной политики.

Прогресс, инновации, промышленная политика. Вызывает тревогу воспроизведение критиками идеи государственных корпораций тезиса о том, что инновационный процесс (и вообще научно-технологический прогресс в сфере производства и рынков) - дело совершенно самопроизвольное и непредсказуемое. По их утверждениям, бесполезно прогнозировать, какие отрасли хозяйства и каким образом трансформируются через 10-15 лет, какие будут открыты и освоены новые технологии и возможности, как в результате этих новшеств изменятся производство, структура мировых рынков и ценовые пропорции между различными товарами, какие отрасли будут лидировать, а какие окажутся аутсайдерами.

Отсюда делаются выводы двух типов. Первый состоит в том, что никакая эффективная политика развития, структурная и промышленная политика якобы невозможна по определению. Просто потому, что любые прогнозы могут оказаться справедливыми только случайно, а в результате мы рискуем вкладывать деньги, силы, ресурсы в развитие технологий или отраслей, которые окажутся тупиковыми или малодоходными. В этой логике любая промышленная политика бесполезна. Нужно лишь полагаться на стихию прогресса, где рискует, проигрывает или выигрывает частный венчурный капитал, и стихию рынка, определяющую масштабы проигрыша или выигрыша.

Иной вывод, который иногда исходит из тех же самых посылок, состоит в том, что пути прогресса действительно неисповедимы, но промышленная и структурная политика возможны и необходимы. Только их задачи заключаются не в том, чтобы поддерживать и форсированно развивать определенные отрасли и технологии, а в том, чтобы обеспечить такой потенциал восприимчивости хозяйства к возникающим инновациям, такие адаптивные возможности экономики, которые позволяют быстро, одними из первых развертывать появляющиеся "плоды прогресса" в их экономически значимом качестве - в виде новых товаров и услуг.

Разумеется, вторая точка зрения выглядит привлекательнее. Однако в приведенных рассуждениях неявно подразумевается кое-что достаточно принципиальное и неочевидное: прогресс - якобы явление самопроизвольное, во всем мире огромные силы и средства не вкладываются в него активно, целенаправленно и небезрезультатно. И тем самым Россию изначально как бы записывают в разряд пассивных потребителей этого чужого прогресса, предписывая быть готовыми к восприятию и коммерческому использованию плодов чужих прогрессивных достижений, не участвуя непосредственно и в полной мере в научной, опытно-конструкторской, производственной реализации прогресса.

Однако в процессе движения идеи от замысла до воплощения в эффективном товаре без соответствующей мощной инфраструктуры, подготовленных кадров, множества ноу-хау и собственного опыта почти ничего сделать невозможно. Именно поэтому и государственная власть, и крупные корпорации во всем мире закладывают огромные расходы на НИОКР в своих бюджетах.

Но тогда в данной версии отношения к промышленной политике неявно предполагается, что Россия либо должна иметь, развивать, содержать огромный "запасной" комплекс подобных неиспользуемых научных, технологических и производственных резервных возможностей, либо довольствоваться некоторыми предоставленными нам результатами чужого прогресса, которые сможем усвоить. Речь идет о таком варианте "догоняющей модернизации", когда догнать лидеров принципиально невозможно. При этом России выделят в технологической структуре будущей мировой экономики ниши не самые современные и прибыльные, а в том сегменте производства сырья и продукции низкого уровня передела, откуда мы хотим поскорее выбраться.

Политическая и экономическая власть России уже осознает необходимость для страны соединения роста с развитием, активной промышленной и структурной политики. Главный вопрос в том, какая это должна быть политика и как ее реально разрабатывать и осуществлять.

Промышленная политика и сравнительные преимущества России. В современной мировой экономике вопрос выбора стратегии развития и промышленной политики чаще всего ставится в плоскости максимального использования так называемых сравнительных преимуществ - страновых, региональных, отраслевых и т. д.

В такого рода "инвентаризациях преимуществ" в первую очередь подчеркивается, что Россия располагает богатыми и разнообразными сырьевыми ресурсами, значительная часть которых уже неплохо разведана и в той или иной мере подготовлена к эксплуатации.

Указывается также, что нами унаследована и в последние годы даже несколько расширена достаточно мощная, по нынешним мировым меркам, инфраструктура вывода добытого сырья на внутренние и мировые рынки. Это нефте - и газопроводы, портовое хозяйство, железнодорожная сеть и пр. (хотя признается, что это быстро устаревает и изнашивается).

Затем подчеркивается, что в России пока еще невысокие в сравнении с высокоразвитыми странами массовые потребительские запросы населения и небольшая доля оплаты труда в ВВП (40% против 70% в большинстве развитых стран).

В полной мере используя перечисленные текущие сравнительные преимущества, можно создавать и поддерживать в России соответствующий хозяйственный комплекс. И для этого нужна соответствующая промышленная политика. Для нее есть и инфраструктурные возможности, и тот мировой спрос на сырье, который, вероятно, позволит обеспечить подобную политику не только внутренними, но и отчасти внешними инвестициями.

На какие темпы роста в таком случае может рассчитывать Россия и какие сможет включить "ресурсы развития"? Ответ, даваемый множеством экспертиз, следующий: максимальные долговременные темпы роста российской экономики, связанные с опорой на добычу и экспорт сырья, составляют, по пессимистичным оценкам, до 2% в год, а по оптимистическим, с учетом реализации крупных новых инициатив по наращиванию импорта энергоносителей из России - до 3, 5-4% в год.

Помимо весьма скромного уровня оценок экономического роста страны такой вариант промышленной политики (просто по факту генерального отраслевого приоритета) приведет к фактической переориентации подавляющей части имеющихся в стране и поступающих из-за рубежа ресурсов в сферу производства экспортно-способного сырья. И тем самым оголит в финансовом и кадровом отношении другие сегменты национального хозяйства. А значит, обречет на стагнацию и дальнейшее отставание от мировых лидеров большинство отраслей, производящих продукцию с высокой добавленной стоимостью, в том числе большинство наукоемких отраслей.

В то же время в стране давно обсуждается возможность другой промышленной политики, ориентированной не столько на ресурсные, сколько на научно-технологические сравнительные преимущества России в мировой экономике. Сторонники этой политики справедливо подчеркивают, что у нас еще немало высоких технологий мирового уровня, находящихся в разной степени готовности для вывода на мировые рынки. Есть научные, конструкторские, инженерные коллективы, способные создавать новые технологии и ноу-хау мирового уровня, отчасти сохранились уникальные комплексы опытного и производственного оборудования, позволяющие воплощать новые разработки в промышленные образцы и в какой-то мере серийные изделия (хотя многие из этих комплексов уже необратимо уничтожены или частично разукомплектованы). На всем этом можно строить промышленную политику и в ее рамках создавать "технологические кластеры" - локомотивы экономики. Для таких кластеров, как показывает мировой опыт, возможны темпы роста до 15-20% и даже выше. А темпы роста экономики будут зависеть от того, какова окажется доля "кластеров-локомотивов" в ВВП.

Очевидно, что при подобном типе промышленной политики одним из приоритетов должно стать обеспечение наукоемких "локомотивов" интеллектуальным ресурсом (ученые, эксперты, менеджеры и пр.), сопутствующими производствами, кадрами, обучением персонала и т. д. Что будет означать соединение экономического роста с резким наращиванием интеллектуального и технологического капитала, т. е. мощный импульс развития страны.

Возможен и третий тип промышленной политики, ориентированный на опережающее "выращивание" перспективных сравнительных преимуществ национального хозяйства. Для этого у нас все еще имеется (несмотря на частичную маргинализацию в последние десятилетия) достаточно образованное в своей массе население трудоспособного возраста. Важнейшее свойство значительной части его - высокие адаптивные способности плюс творческий подход к работе. Эти свойства иногда даже считают опасно избыточными. Примеры хотя бы в том, насколько быстро и изобретательно, причем без всяких юридических консультантов, наши граждане научились не проигрывать в "новых азартных играх с государством" - в налоговой игре в первую очередь. Кроме того, иногда приходится жестко пресекать порывы некоторых работников к усовершенствованию технологических операций, чреватые изменениями параметров конечной продукции в сравнении со стандартом. Следует отметить еще одно важнейшее свойство подавляющего большинства российского населения

- "антиконвейерное" мышление, стремление понимать рабочий процесс, технологию в целом и участвовать в ее воплощении осознанно и заинтересованно.

Все перечисленное, конечно, нельзя считать безусловными достоинствами

- здесь заодно кроются и достаточно глубокие проблемы. Но тем не менее это

- ресурс третьего типа промышленной политики, ориентированный на человеческий потенциал как основной фактор мирохозяйственной конкуренции. Неслучайно ряд проведенных в последнее время исследований в нескольких десятках стран показал, что образование и творческая активность работников вышли в ранговой иерархии основных факторов страновой конкурентоспособности на первое место, оттеснив такие факторы, как масштабы национальных сбережений, инвестиции и динамика роста населения.

Именно такая модель роста в наибольшей степени соответствует тем развиваемым на Западе концепциям доминирования так называемого "креативного класса", которые ряд исследователей считают ключевым новым качеством развитых экономик.

Сейчас трудно обсуждать перспективы возможных темпов экономического роста, связанных с подобной промышленной политикой. Трудно хотя бы потому, что в данной сфере еще не накоплено достаточного мирового опыта, позволяющего строить хоть как-то обоснованные прогнозы. Однако бесспорно, что именно с уровнем массового образования и массовой заинтересованной инициативой в максимальной степени связано развитие.

Сравнительные преимущества и основные модели экономического роста. С выбором стратегии и промышленной политики в русле "текущих сравнительных преимуществ" связана достаточно широко обсуждаемая модель реформирования российской экономики, суть которой - создание институтов и нормативных рамок, обеспечивающих форсированное включение российской экономики в транснациональные технологические комплексы.

В рамках данной позиции утверждается, что вовлечение экспортноспособных сегментов российского хозяйства в начальные звенья международных технологических цепочек под руководством квалифицированных (преимущественно западных) менеджеров создаст те зародыши современных организационных, финансовых, страховых и прочих структур, а также производственных комплексов, которые окажутся и хозяйственными "моторами" экономического роста.

Однако в этой модели именно развитие ставится под большое сомнение. В ее рамках ключевым условием оказывается сохранение и закрепление текущих сравнительных преимуществ России (дешевое сырье, дешевая рабочая сила, низкая стоимость энергии). Но именно эти преимущества партнеры на переговорах по вступлению России ВТО требуют ликвидировать как факторы необоснованных субсидий и недобросовестной конкуренции. А если их ликвидировать, то выгодность инвестиций в России, и отечественных, и зарубежных, сразу оказывается под серьезным сомнением, что делает проблемными не то что структурные реформы и технологическое развитие российского хозяйственного комплекса, но даже значимые темпы экономического роста.

Другая регулярно обсуждаемая модель реформирования российского хозяйства, базирующаяся на использовании сравнительных преимуществ России, - модель так называемого импортозамещения, где основным фактором экономического роста и развития оказывается повышение эффективности и конкурентоспособности ключевых отраслей, обеспечивающих производство конечной продукции (удовлетворение конечного спроса). И на этой основе - наполнение и расширение внутреннего рынка, а также широкий выход на международные рынки.

В рамках данной модели приоритетными становятся задачи повышения реальных доходов и покупательной способности широких масс населения (наращивание объема внутреннего рынка), укрепление конкурентоспособности отечественных производителей (в том числе за счет определенной протекционистской защиты их товаров и услуг), и в первую очередь развитие и укрепление мощного российского инновационного комплекса.

Однако решать эти задачи невозможно без опоры на текущие сравнительные преимущества. А значит, нужны институты, обеспечивающие стабильный переток финансовых ресурсов из отраслей сырьевого экспорта в отрасли обрабатывающей промышленности и наукоемкие инновационные сегменты хозяйства, а также реальное соединение финансово-кредитной инфраструктуры с инфраструктурой промышленности.

Требуются форсированное повышение производительности труда и качества продукции, снижение ресурсоемкости производства, кардинальное улучшение точности, гибкости, оперативности хозяйственного управления. Исходя из данной модели следует уделять особое внимание, созданию и укреплению мощных финансово дееспособных отечественных "несырьевых" корпораций, способных эффективно конкурировать на внутренних и внешних рынках. Но в ее рамках направить финансовые ресурсы (как внутренние, так и привлекаемые внешние) в импортозамещающую российскую экономику будет непросто, так как уровень рисков и прибыльности в такой экономике будет (особенно на первых порах) менее "благополучным" по сравнению с инвестициями в сырьевой комплекс. Иностранный капитал не захочет входить в Россию для того, чтобы создавать себе мощных конкурентов на российском и мировом рынках. Непросто и потому, что неуклонное укрепление курса рубля и сближение внутрироссийских цен на энергию и сырье с мировыми последовательно "съедают" лежащие в основе модели импортозамещения страновые преимущества.

По указанным причинам без специальных институциональных мер, в которых будет активно участвовать государство (структуры, обеспечивающие прямые и косвенные субсидии, недорогие кредиты, налоговые преференции, страхование рисков, государственные гарантии в виде государственных закупок и государственных заказов, определенный уровень протекционизма, не ограничивающийся заниженным курсом рубля в отношении свободно конвертируемых валют, и пр.), эта модель роста и развития вряд ли реализуема.

Насколько возможен "волевой" выбор Россией стратегии и модели развития и какие обстоятельства на него могут повлиять сейчас и в перспективе? В чем состоит свобода или обязательность такого выбора, и если обязательность существует, то какими рамками и ограничениями задан "коридор возможностей"? Иными словами, можем ли и должны ли мы при выборе стратегии продолжения реформ сделать окончательную ставку на какую-либо одну модель развития и сконцентрировать все усилия (законодательные, кадровые, административные, финансовые, ресурсные в широком смысле слова) на этой единственной модели?

Видимо, не можем и не должны. Мы не можем отказаться от использования текущих сравнительных преимуществ России и продолжения масштабного экспорта сырья, поскольку только этот сегмент нашего хозяйства способен в ближне - и среднесрочной перспективе приносить стране решающие валютные поступления. Пока только этот сегмент способен наполнить бюджет, а также питать (пусть достаточно слабую и требующую укрепления и развития, но все же относительно работоспособную) финансово-кредитную и платежную систему. И, главное, только этот сегмент пока способен дать нам важнейший инвестиционный ресурс для развития.

Одновременно мы не можем и не должны отказываться от максимально эффективного использования потенциальных и "выращивания" перспективных сравнительных преимуществ российской экономики - технологий, кадров, современных производственных мощностей, высокообразованного и культурного населения. Эти преимущества - главный ресурс развития.

Субъекты "политики развития". Важнейший вопрос состоит в том, кто и как может планировать, программировать и реализовать промышленную политику в конкретной России на нынешнем конкретном этапе ее развития. В частности, возможно ли полностью поручить разработку и реализацию промышленной политики (то есть, по большому счету, стратегии развития страны) бизнесу, в его разных формах собственности и отраслевой направленности, и в первую очередь крупному и сверхкрупному сектору?

Примечательно, что во многих публикациях утверждается, что именно так якобы уже давно действуют практически все развитые и экономически благополучные страны. Просто потому, что именно бизнес лучше всего понимает перспективы высокой прибыльности в новых рыночных нишах, включая высокие технологии, и потому наиболее активно создает и эксплуатирует такие ниши. В данном тезисе верно то, что частный капитал практически всегда и везде ведет себя на рынках на основании главного критерия: максимизации прибыли. Однако в быстроменяющемся мире, с его неясными долговременными перспективами структуры хозяйства и рынков, подавляющая часть корпораций работает по критерию максимизации доли рынка, т. е. выбирает позицию наиболее полного использования текущих сравнительных преимуществ, причем в их узком, конкретно-корпоративном ракурсе.