Цепочки создания ценности перед вызовами цифровизации и экономического спада

В. Е. Дементьев

Анализ цепочек создания ценности стал важной составляющей исследований корпоративных стратегий, экономической политики, мировой торговли. Такое внимание к этим цепочкам вызвано, в частности, существенными изменениями во внешнеэкономических связях в 1990-е и 2000-е годы. Имеется в виду значительное увеличение доли промежуточных продуктов в международной торговле в результате перемещения транснациональными компаниями части бизнес-процессов и производственных мощностей в менее развитые страны.

Глобальные цепочки создания ценности охватывают все этапы превращения бизнес-идей в готовые продукты и услуги: нацеленные на коммерциализацию результаты исследования, дизайнерские разработки, ресурсное обеспечение, процесс непосредственного производства благ, услуги по их распределению и обслуживанию. В конечном счете именно потребитель решает, насколько оправданными были предпринятые для производства блага усилия. Поэтому целесообразно уже в самом названии рассматриваемых цепочек фокусировать внимание на ценности результатов их деятельности, а не на стоимости, ассоциируемой в русском языке прежде всего с издержками.

На практике связи деловых партнеров часто не укладываются в линейную схему взаимоотношений. Так, дизайн нового продукта может разрабатываться с привлечением его будущих продавцов и потребителей. Поэтому в современной литературе все чаще фигурирует термин «сеть создания ценности» (value network).

В условиях цифровой трансформации экономики важен вопрос о том, как эта трансформация повлияет на цепочки создания ценности (ЦСЦ). Изменения в них в виде процессов решоринга уже наблюдаются после охватившего многие страны экономического кризиса 2008 г. Если в 2007 г. на экспорт направлялось 28,1% валового выпуска ЦСЦ, то к 2017 г. эта доля уменьшилась до 22,5% (MGI, 2019. Р. 5).

Хотя в экономической литературе активно обсуждается значение различных цифровых технологий для ЦСЦ (например, см.: MGI, 2019; World Bank, 2019), анализ часто носит односторонний характер и сосредоточен на том, как широкое внедрение таких технологий повлияет на занятость и мировую торговлю. Что касается изменения отношений между участниками этих цепочек, включая распределение между ними создаваемой добавленной стоимости, знания об этом аспекте влияния цифровых технологий остаются довольно ограниченными. В определенной мере это объясняется тем, что перспективы отдельных новых технологических направлений еще только выявляются. Как показал опыт оценки влияния нанотехнологий на экономическое развитие, ожидания их быстрого и широкого внедрения в практику оказались несколько завышенными.

Анализ возможных изменений в ЦСЦ под влиянием цифровых технологий остается актуальной задачей. Фактически речь идет об определении ориентиров для бизнеса и для экономической политики в соперничестве за инновационную ренту. Эти ориентиры должны основываться на изучении реальных процессов в разных сферах экономики.

Состояние исследований цепочек создания ценности

История изучения ЦСЦ начинается с выделенной М. Портером (Porter, 1979) задачи выстраивать отношения с поставщиками и потребителями для обеспечения конкурентоспособности фирмы. К 1985 г. эта задача трансформировалась в концепцию цепочек добавленной ценности как аналитического инструмента корпоративных стратегий (Porter, 1985). Концепция была воспринята многими специалистами, включая исследователей проблем экономического развития (Gereffi, Korzeniewicz, 1994; Bair, 2005; Rodrik, 2018).

Интенсивные исследования ЦСЦ проводятся в Центре глобализации, управления и конкурентоспособности Университета Дьюка. Работы руководителя этого Центра Г. Джереффи оказали большое влияние на исследования по тематике ЦСЦ. Это относится, в частности, к статье 2005 г. (Gereffi et al., 2005), где выделены три ключевых обстоятельства, которые необходимо учитывать при анализе конкретных ЦСЦ.

1. Сложность исполнения сделок, особенно когда речь идет о производстве принципиально новой продукции. Сложные трансакции требуют более тесного взаимодействия участников, чем рыночные отношения, основывающиеся только на ценах.
2. Кодифицируемость трансакций. Речь идет о возможности такой кодификации сложной информации, чтобы данные относительно легко могли передаваться между партнерами по ЦСЦ. Если схемы кодификации достаточно распространены и поставщики способны действовать на основе инструкций от ведущих фирм, то можно ожидать, что ЦСЦ будут иметь модульный тип. В противном случае при значительной доле некодифицируемого знания для эффективного взаимодействия партнеров необходимы более централизованные типы ЦСЦ.
3. Компетентность поставщиков. При отсутствии компетентных поставщиков ведущие фирмы вынуждены сами выполнять соответствующие функции.

Ряд эмпирических исследований посвящен изучению ЦСЦ в разных отраслях промышленности (Sturgeon et al., 2008; Sturgeon, Kawakami, 2011; Schmitt, Biesebroeck, 2017). С точки зрения современной ситуации особый интерес представляет анализ эволюции ЦСЦ электронной промышленности в связи с кризисом 2008—2009 гг. Кризис помог фирмам из азиатских стран (КНР, Тайвань, Южная Корея) расширить свои компетенции, перейти на более выгодные позиции в ЦСЦ (Sturgeon, Kawakami, 2011).

Этот анализ подтверждает, что вхождение в глобальные цепочки может стать стартовым этапом для последующей экономической модернизации страны (Humphrey, Schmitz, 2002; Humphrey, 2004; UNCTAD, 2013; WTO, 2013). Однако отмечается, что не всем развивающимся странам удается извлечь пользу от участия в глобальных ЦСЦ вследствие изъянов в институциональной среде (Kummritz, 2016; Taglioni, Winkler, 2016). Большое значение имеет и качество промышленной политики (Bair, Gereffi, 2001; Kummritz et al., 2017). Имеются предупреждения о том, что такое участие чревато для развивающихся стран узкой индустриализацией (Kaplinsky, 2000; Schrank, 2004), негативными последствиями для модернизации экономики (Javorcik, 2004; Havranek, Irsova, 2011; Kummritz, 2016).

С точки зрения эффективности участия как отдельных фирм, так и стран в ЦСЦ большое значение имеет порядок распределения между партнерами создаваемой добавленной стоимости, включая синергический эффект от координации действий в рамках ЦСЦ. Устоялось представление о том, что максимальная добавленная ценность на концах цепочки создания ценности (R&D на одном конце, маркетинговые услуги и постпродажное обслуживание — на другом), минимальная —  в средних звеньях цепочки (производство). Поскольку графически такое распределение может быть представлено в виде U-образной кривой, сформировался устойчивый термин «улыбающаяся кривая» (smiling curve).

Одна из методологических трудностей анализа ЦСЦ заключается в том, что параметры распределения добавленной стоимости не поддаются операционализации. Нет согласия в отношении того, какой показатель следует брать за основу: непосредственно добавленную стоимость или ее удельные характеристики (Lee, 2010). В сочетании с ограниченной доступностью данных на уровне фирм эти сложности привели к тому, что количественные исследования малочисленны (например, см.: Talbot, 1997), хотя растет число работ со схематическим описанием отраслевых особенностей. Ряд таких работ представлен на сайте Центра глобализации, управления и конкурентоспособности Университета Дьюка¹.

Недавно была предложена методика оценки доли добавленной стоимости отдельных участников сети (Дементьев и др., 2018). В методике используются показатели финансовой отчетности компаний — участников сетей и данные об уровне оплаты труда в этих компаниях. В основе методики лежит сравнение показателей относительной (по сравнению с компанией-интегратором) рентабельности активов и относительного уровня оплаты труда участников сетей. Методика апробирована на глобальных ЦСЦ в трех высокотехнологичных отраслях: производство гражданских самолетов, автомобилестроение и фармацевтика (Устюжанина и др., 2020). На основе проведенных расчетов показано, что распространенные в научной литературе представления о влиянии на распределение добавленной стоимости между участниками сети ряда факторов: (а) доля компании на рынке соответствующей продукции; (б) роль интегратора сети; (в) уровень зависимости участника от своих партнеров по сети; (г) стадия передела продукции, — не нашли подтверждения в трех рассмотренных отраслях.

В условиях обновления технологической базы экономики особенно важно перейти от анализа статики ЦСЦ к анализу динамики этих цепочек, к осмыслению их динамических способностей (Теесе, 1986). Увеличение за счет инновационной активности вклада фирмы в добавленную стоимость ЦСЦ не означает автоматического повышения доли фирмы в ее распределении (Tokatli, 2013).

Прибыль новатор получает от следующих ключевых факторов (Sako, Zylberberg, 2019).

1. Режим, в котором действуют новатор и потенциальные имитаторы. Речь идет о барьерах против имитации, обеспечиваемых защитой прав на интеллектуальную собственность. Уровень такой защиты характеризует один из аспектов национальной системы институтов, влияющей на корпоративные стратегии.
2. Второй фактор — на какой стадии отраслевого развития осуществляются инновации. Если это улучшающие инновации в зрелой отрасли, то подобные улучшения обычно оперативно осуществляются и конкурентами, что довольно быстро лишает новатора его преимуществ.
3. Способность новатора расширить свою сферу контроля в ЦСЦ, получив доступ к таким ресурсам, как дополняющие технологии, каналы распределения и сети логистики. Это позволяет претендовать на более значительную долю эффекта от инновации. Контроль над соответствующими ресурсами особенно важен на формирующихся рынках новых благ и при слабых правовых барьерах для заимствования чужих разработок (Desyllas, Sako, 2013).

Государство влияет на ЦСЦ не только через состояние институциональной среды. Существенное значение имеет и социальная политика (ICaplinsky, Morris, 2001). От нее зависит качество рабочей силы, которое, в свою очередь, определяет возможности развития наукоемких производств с относительно высоким уровнем оплаты труда. Различия между фирмами, отраслями, национальными экономиками в уровне оплаты труда — один из факторов распределения добавленной стоимости в рамках ЦСЦ (Устюжанина и др., 2020). Работа в сфере информационных технологий относится к высокооплачиваемой не только в нашей стране. Уже поэтому расширение роли таких технологий в экономике может повлиять на распределение добавленной стоимости в ЦСЦ.

Цифровые технологии и цепочки создания ценности

Цифровые технологии вносят изменения в процессы координации в рамках ЦСЦ. Они позволяют «отследить движение продукта по всей цепочке и одновременно контролировать связанные с этим финансовые расчеты, логистику, взаимодействие с поставщиками, ход информационных потоков и другие функциональные сферы» (Абдикеев, Морева, 2019. С. 78).

Мгновенная и недорогая цифровая связь способствовала росту мировой торговли путем сокращения операционных издержек. Новое поколение цифровых технологий оказывает неоднозначное влияние на ЦСЦ. С одной стороны, интернет вещей, цифровые платформы, блокчейн способны снижать операционные и логистические издержки и таким образом поддерживать расширение географии и объемов торговых потоков. С другой стороны, развитие электронной торговли ведет к росту запросов потребителей: они становятся более разборчивыми, часто ориентируются не только на цены, но и на сроки получения необходимого блага. Скорость удовлетворения потребителей превращается в ключевое поле соперничества, и компании начинают ограничивать системы поставок для лучшей координации, переориентируются на более близких бизнес-партнеров. Это одна из причин изменений в географии ЦСЦ, наметившейся тенденции к решорингу производственных мощностей. Поддержку такой тенденции оказывают и другие цифровые технологии.

Как отмечается в исследовании McKinsey (MGI, 2019), когда средства автоматизации и передовой робототехники все шире используются в производстве, близость к рынкам потребительских товаров и качественной инфраструктуре оказывает возрастающее влияние на выбор компаниями места производства товаров. Поскольку автоматизация и роботизация уменьшают роль стоимости рабочей силы, для стран с низким доходом сужается окно возможностей использовать трудоемкий экспорт в качестве стратегии развития. Особая ситуация с экспортерами сырьевых товаров. Отмечается, что они в некоторой степени защищены от роботизации (World Bank, 2020. Р. 148).

С искусственным интеллектом (AI) связывают перспективы осуществления многих сервисных процессов. Компании в развитых странах уже автоматизируют некоторые услуги по поддержке клиентов вместо аутсорсинга этих услуг. Речь идет о сокращении мирового рынка аутсорсинга бизнес-процессов на 160 млрд долл. (MGI, 2019. Р. 16). Существенное влияние на торговые потоки оказывают аддитивные технологии (World Bank, 2020). Они внесут свой вклад в сжатие ЦСЦ по протяженности, числу участников (компаний, стран), в изменение постпродажного обслуживания (крупные региональные склады будут заменяться небольшими, оборудованными ЗD-принтерами). Однако, по экспертным оценкам, в ближайшее десятилетие ЗD-печать не заменит массового производства. Хотя трехмерная печать может существенно сократить торговлю некоторыми конкретными продуктами, к 2030 г. падение вряд ли составит несколько процентных пунктов по всей торговле промышленными товарами. В некоторых случаях аддитивное производство способно даже стимулировать торговлю, предоставляя возможность отклика на индивидуальные запросы (MGI, 2019).

Роль расходов на НИОКР и нематериальных активов возрастает в глобальных ЦСЦ (Haskel, Westlake, 2017). Как следствие, существенные преимущества в этих цепочках получают страны, обладающие большими научно-исследовательскими и инновационными возможностями, надежной защитой интеллектуальной собственности, высококвалифицированной рабочей силой. Растет доля такой рабочей силы среди занятых в инновационных ЦСЦ. Некоторые авторы полагают, что увеличивается и доля оплаты труда высококвалифицированных работников в общей стоимости продукции, а доля оплаты работников средней квалификации уменьшается (Autor, Dorn, 2013). Однако в условиях роботизации производства рост доли оплаты высококвалифицированного труда в общих расходах на рабочую силу может происходить и при снижении суммарной доли оплаты труда в общей стоимости продукции.

Цифровая трансформация сопровождается перестройкой части ЦСЦ. Значительную роль при этом играют новые гиганты, компании — «единороги», капитализация которых за короткий период превысила 1 млрд долл. Треть единорогов в мире теперь базируется в Китае (MGI, 2017).

Для понимания ситуации, складывающейся в цепочках создания ценности под влиянием цифровых технологий, важно определить, как в настоящее время распределяется добавленная стоимость между участниками таких цепочек.

Рентабельность бизнеса на разных позициях в современных цепочках микроэлектроники

Концепция «улыбающейся кривой» была предложена в 1992 г. основателем компании «Acer» С. Ши для компьютерной отрасли. Эта концепция, представляющая начальные и конечные стадии создания ценности как наиболее выгодные при распределении добавленной стоимости, претендует на роль универсального ориентира корпоративных стратегий для многих отраслей.

Выше уже указывалось на неточность такого ориентира для ряда отраслей (авиастроение, автомобилестроение, фармацевтика). В настоящее время требуется ревизия концепции «улыбающейся кривой» и для микроэлектроники. Один из лидеров в этой сфере — группа компаний Samsung. Она включает четыре самостоятельных бизнес-подразделения: «Бытовая электроника», «Информационные технологии и мобильная связь», «Комплектующие», «Автомобильная электроника». Продукция подразделения, специализирующегося на выпуске комплектующих, поставляется как в другие подразделения Samsung, так и внешним потребителям. Сопоставление бизнес-подразделений по рентабельности активов (по операционной прибыли) показывает, что рентабельность подразделения «Комплектующие» в 2018 г. достигала 19,2%, а в подразделениях, разрабатывающих и выпускающих бытовую технику и средства связи, была соответственно на уровне 4,3 и 8,2%². Таким образом, в группе Samsung рентабельность промежуточного звена ЦСЦ выше, чем подразделений, относящихся к начальным и конечным звеньям ЦСЦ.

Пример ЦСЦ компании Samsung свидетельствует в пользу пересмотра структуры «улыбающейся кривой». Можно утверждать, что современным условиям, по крайней мере, для нескольких отраслей, отвечает «улыбающаяся кривая», в которой концептуальная разработка, дизайн конечной продукции вместе с продажами и сервисом оказываются в одном ее «уголке», а создание уникальных комплектующих — в другом (см. рисунок)³.

Для цепочек создания цифровой техники представляется достаточно общей ситуация, когда уникальные компетенции накапливаются при разработке программного обеспечения. Конечная продукция, в частности компьютеры, часто собирается из стандартных комплектующих. Как следствие, рентабельность активов компаний (ROA), специализирующихся на программном обеспечении, может оказаться выше, чем поставщиков «железа» (табл. 1). С учетом высокого уровня оплаты труда программистов в крупных компаниях и распределение добавленной стоимости в ЦСЦ цифровой техники тоже может быть смещено в сторону разработчиков программного обеспечения.

Таблица 1

Рентабельность активов разработчиков программного обеспечения и производителей цифровой техники в 2018 г. (в %)

Источник: составлено по данным Forbes Global 2000: The World’s Largest Companies 2019.

Как показывает опыт Apple и Nintendo, для очень крупных фирм установка собственного программного обеспечения на выпускаемую технику может позитивно сказываться на рентабельности активов. ROA Apple и IBM составляет 15,9 и 9,6% соответственно.

В исследовании McKinsey фактически подтверждается традиционная концепция «улыбающейся кривой»: во многих отраслях промышленности создание ценности в соответствующих цепочках перемещается к начальным звеньям — R&D и дизайн, а к конечным — распределение, маркетинг и постпродажное обслуживание (MGI, 2019. Р. 8). На практике цепочки создания сложных продуктов имеют разветвленную структуру. Особенно значительный рост расходов на R&D и нематериальные активы не всегда происходит на «стволовом» фрагменте этой структуры. Важнейшие компетенции могут накапливаться на отдельных ответвлениях, что сказывается на распределении добавленной стоимости по сети создания ценности.

Цепочки создания ценности: испытание экономическим спадом

Годовые отчеты некоторых компаний начинаются с упоминания начавшейся в 2019 г. пандемии и сопряженного с ней спада мировой экономики. Охватившие ее кризисы 2008 и 2020 гг. стали вызовом для глобальных ЦСЦ, превратив их потенциальные опасности в реальные потери⁴. Замедление роста спроса на технологии, которые ассоциируются с индустрией 4.0, наметилось уже в 2018 г. Так, по данным IFR (International Federation of Robotics), продажи промышленных роботов в 2018 г. на крупнейшем азиатском рынке выросли лишь на 1% по сравнению с 2017 г., а в 2019 г. мировой спрос на такие роботы остался на уровне предыдущего года⁵.

Производства с высоким уровнем автоматизации получают определенные преимущества в условиях пандемии. Однако снижение в кризис инвестиционных возможностей покупателей робототехники обостряет конкуренцию между ее производителями. На этом фоне отчетливо прослеживаются несколько процессов. Во-первых, ведущие мировые производители промышленных роботов (ABB, Fanuc, Kuka, Yaskawa, Kawasaki, Durr, Staubli, Rockwell Automation, Siemens) стремятся расширять модельный ряд своей продукции. Во-вторых, большинство производителей предлагают покупателям не только роботы, но и системную автоматизацию производства. Конкуренция между поставщиками робототехники смещается в сферу программного обеспечения, способности адаптировать его под индивидуальные запросы конкретных потребителей. Как следствие, большую роль начинают играть уникальные компетенции в этой сфере. Разработка программного обеспечения становится важным внутрифирменным звеном ЦСЦ. Так, компания АВВ наряду с подразделением, производящим робототехнику, имеет подразделение, специализирующееся на автоматизации производств, оптимизации управления производственными процессами. Соответствующие компетенции АВВ значительно усилились после приобретения в 2017 г. компании B&R (Bernecker + Rainer Industrie-Elektronik GmbH), мирового уровня разработчика программного обеспечения для комплексной автоматизации предприятий. К моменту поглощения холдингом АВВ бизнес B&R охватывал 70 стран, в фирме работали более 3000 человек, включая приблизительно 1000 научных исследователей и инженеров-прикладников. Подобный курс на самостоятельность в разработке программного обеспечения демонстрируют компании Fanuc и Kuka. Можно говорить о сохранении отмеченного Джереффи стремления ведущих фирм контролировать источники наиболее важных для ЦСЦ ресурсов (Gereffi, 2012).

В-третьих, производители роботов не ограничиваются продажей своих изделий. Бизнес-модели специализирующихся на меха-тронике фирм эволюционируют в направлении выстраивания более тесных связей с потребителями робототехники. Речь идет об ее обслуживании на протяжении всего жизненного цикла, о постоянном дистанционном мониторинге состояния роботов. В условиях экономического спада по мере ужесточения финансовых ограничений потребители робототехники все чаще задумываются о переходе от ее покупки к лизингу.

К основным потребителям промышленных роботов относится автомобильная промышленность (30% установленных роботов)⁶. Сопоставление рентабельности активов крупных производителей роботов и известных автопроизводителей (табл. 2) дает еще одно подтверждение новой структуры улыбающейся кривой (см. рисунок).

Таблица 2

Рентабельность активов робото- и автопроизводителей в 2018 г. (в %)

Источник: составлено по данным сайтов компаний и Forbes Global 2000: The World’s Largest Companies 2019.

Экономический спад может замедлить цифровую трансформацию ЦСЦ. Основания для такого прогноза дает опыт предшествовавших экономических кризисов. По данным Бюро экономического анализа, в США кризис 2008 г. привел к тому, что восстановление уровня инвестиций в интеллектуальные продукты (intellectual property products) заняло два года, а инвестиций в оборудование — три года⁷. Что касается производства непосредственно цифровых благ, то с 2005 по 2007 г. их выпуск в США вырос на 21,2%, а с 2008 по 2010 г. — только на 3,6%⁸.

В России в условиях кризиса 2008 г. кредитование промышленности уменьшилось, изменилась и структура распределения заемных средств. Практически вдвое снизилось их использование для переоборудования производства. С 19% в 2008 г. до 27% в 2009 г. возросло использование кредитов для выплаты зарплаты. Значительно уменьшилась доля организаций, планирующих инвестиции в автоматизацию и механизацию существующего производственного процесса, внедрение новых производственных технологий (Синельников-Мурылев, 2010).

В период высокой турбулентности экономической среды на первый план выходит выживание за счет снижения расходов. Вместе с тем амбициозный бизнес стремится сохранить наиболее квалифицированные кадры в расчете на экономический рост после снижения неопределенности условий деятельности.

Новые технологии широкого применения вызывают «шторм созидательного разрушения» (gale of creative destruction). Как показывает опыт современной промышленной мутации, она не сводится к разрушению одних и созданию других отраслей, но вовлекает в процесс формирования обновленной экономической структуры уже существующие отрасли. Новые технологии в начальный период развития встраиваются в ЦСЦ зрелых отраслей. Как экономический спад, так и сами эти технологии побуждают искать эффективные механизмы взаимодействия новых и старых участников ЦСЦ. Растущее значение сервиса со стороны поставщиков высокотехнологичных продуктов ведет к расширению практики контрактов жизненного цикла.

Можно ожидать, что отношения между производителями и потребителями сложной робототехники будут меняться, подобно тому, что наблюдается во взаимодействии производителей и потребителей авиационных двигателей. Речь идет о формирующейся практике, когда клиент платит за использование двигателей, а не покупает их напрямую, приобретает летное время вместо двигателя. Ожидается, что по такому пути пойдут и некоторые другие отрасли машиностроения (IDG, 2016).

Современная промышленная мутация охватывает как технологические процессы, так и сферу конкуренции, превращая ее в конкуренцию экосистем. Соперничество ЦСЦ в определенной мере имело место и раньше. Однако меняющиеся запросы потребителей конечной продукции, важность оперативно реагировать на изменение экономической конъюнктуры определяют потребность в углублении координации в сетях создания ценности вплоть до иерархической координации в отдельных фрагментах экосистем. На повестке дня — выход поставщиков цифровых решений за рамки соперничества за потребителей этих решений, переориентация на конкуренцию вместе с такими потребителями за ведущие позиции на рынках конечной продукции.

Основными выгодополучателями в ЦСЦ оказываются участники, которые способны защитить себя от прессинга партнеров и конкурирующих цепочек/экосистем. Инвестиции в уникальные компетенции могут быть одним из вариантов такой защиты, соответствующие компетенции накапливаются в разных звеньях ЦСЦ. С этой точки зрения выделяются цепочки, ориентированные на производителя, и цепочки, ориентированные на потребителя. Последние распространены в отраслях, где ключевые компетенции и инновации в большей степени связаны с дизайном и маркетингом продукции, чем с производственным ноу-хау, что позволяет ведущим фирмам довольно легко осуществлять аутсорсинг производства. Такого рода цепочки наблюдаются в производстве одежды и обуви. В отраслях, где ключевые компетенции связаны с технологическими знаниями, как в сложной электронике, ЦСЦ выстраиваются вокруг обладающих такими знаниями фирм и подконтрольных им поставщиков.

Компетенции имеют большое значение не только в области технологий и маркетинга, но и в сфере управления ЦСЦ, что ведет к выделению ее участника, обладающего наиболее важными для данной цепочки управленческими компетенциями (координирующий центр). Отсюда, однако, не следует, что этот центр может использовать свое исключительное положение для извлечения квазимонопольной ренты. Искусство управления ЦСЦ состоит в обеспечении ее сильных конкурентных позиций, в развитии динамических способностей, а не в перетягивании координирующим центром добавленной стоимости на себя. Такой центр — не филантроп, но эффективный координатор должен отдавать себе отчет в том, что без инвестиций в развитие других звеньев цепочка в инновационной конкуренции будет обречена, а вместе с ней под вопросом окажется и судьба координатора. «Таким образом, ключевые игроки в цепочке те, кто берет на себя ответственность за разделение труда и за способность важных участников к модернизации... Однако координация не требует, чтобы ее обеспечивала единственная фирма. Вполне может быть несколько центров, выполняющих функции координации и управления» (Kaplinsky, Morris, 2001. Р. 29). Например, в авиастроительной сети можно выделить несколько центров технологических и организационных компетенций: один координирует разработку, общую сборку и реализацию воздушных судов, другой организует производство авионики, третий — авиадвигателей.

В современных условиях на первый план в исследованиях ЦСЦ вышла проблема приспособления этих цепочек к кризисам мировой экономики. Если переход к системе «бережливого производства» помог компаниям повысить свою эффективность и снизить потребность в оборотном капитале, то теперь им приходится искать баланс между «точно вовремя» и «на всякий случай» (MGI, 2020). Речь идет о повышении адаптируемости ЦСЦ к разного рода шокам (Shih, 2020). В определенной мере этому помогают сами новые технологии (3D-печать, роботизация). Цифровизация облегчает мониторинг и координацию всей цепочки поставок. Усилению устойчивости ЦСЦ служат регионализация цепочек, формирование резервов, дублирование некоторых звеньев, контроль интегратором ключевых компетенций, расширение использования лизинга, диверсификация производства, модульная компоновка изделий с унификацией компонентов. Для части компаний локализация ЦСЦ выступает еще и средством оперативного реагирования на изменение предпочтений потребителей.

История показывает, что компании, не пренебрегающие инновациями в условиях кризиса, получают преимущество перед конкурентами во время восстановления экономики (Bar Am et al., 2020). Реорганизация ЦСЦ требует ресурсов, ограниченность которых в условиях кризиса ощущается на разных уровнях экономики. В таких условиях качество промышленной и социальной политики приобретает особое значение для инновационной активности ЦСЦ. Этому служат, в частности, государственная поддержка рабочей силы, высвобождаемой при их обновлении, государственные инвестиции в человеческий капитал.

На практике промышленная политика сосредоточивается на тех ЦСЦ, участие в которых обеспечивает реализацию существующих и перспективных сравнительных преимуществ национальной экономики. Промышленная политика развитых стран ориентирована на получение инновационной ренты. В связи с этим наибольшее внимание уделяется ЦСЦ с высоким уровнем инновационной активности (микроэлектроника, машиностроение, аэрокосмическая промышленность, связь, фармацевтика). В условиях переориентации ЦСЦ на цифровые технологии и разворачивающегося соперничества за будущие рынки задачей промышленной политики становится снижение инновационных рисков за счет развития государственно-частного партнерства в определении и реализации стратегических приоритетов, координации формирования новых, особенно межотраслевых, ЦСЦ.

¹ https: gvcc.duke.edu

² По данным отчета Samsung за 2018 г., представленном на сайте компании (https: images.samsung.com is content Samsung p5 global ir docs sustainability_ report_2018_en_new.pdf).

³ См. также: Shin et al., 2012.

⁴ Чем больше фирм участвует в ЦСЦ, чем сложнее ее конфигурация, тем более хрупкой представляется такая цепочка (MGI, 2020. Р. 21). В условиях мирового кризиса оказываются ненадежными даже относительно простые ЦСЦ. Примером здесь могут служить цепочки в глобальной швейной промышленности. Резкое падение спроса на ее продукцию в условиях пандемии привело к отмене ретейлерами заказов на поставку одежды, а во многих случаях — к отказу оплатить уже произведенную продукцию швейным предприятиям. Как следствие, проблемы возникли и у поставщиков тканей (MIT, 2020). Пандемия обернулась для ЦСЦ кризисом как спроса, так и предложения. Имеется в виду влияние пандемии на промежуточные звенья цепочек, когда предприятия-поставщики останавливаются вследствие заражения работников или для его предотвращения.

⁵ Executive Summary World Robotics 2019 Industrial Robots (https: ifr.org downloads press2018 Executive%20Summary ^%20WR^%202019%20 Industrial%20 Robots.pdf).

⁶ https:  ifr.org downloads press2018 Executive^%20Summary ^%20WR^% 202019%20 Industrial%20 Robots.pdf

⁷ U.S. Bureau of Economic Analysis (BEA). National data. Table 1.1.3. Real gross domestic product, Quantity indexes (https: apps.bea.gov iTable iTable.cfm? reqid=1 9&step=2# reqid=19 &step=2 &isuri= 1 &1921=survey)

⁸ U.S. Bureau of Economic Analysis (BEA). National data? Table 7. Digital economy real value added by industry (www.bea.gov system files 2018-04 digiecon-0318.xlsx).

Список литературы / References

Абдикеев Н. М., Морева Е. Л. (2019). Основные тренды развития методов и моделей использования цифровых технологий при создании цепочек воспроизводства добавленной стоимости. Мир новой экономики. Т. 13, № 3. С. 71 — 80. [Abdikeev N. М., Moreva Е. L. (2019). The main trends in the development of methods and models for the use of digital technologies in the creation of value chains. The World of New Economy, Vol. 13, No. 3, pp. 71 — 80. (In Russian).]

Дементьев В. E., Евсюков С. Г., Устюжанин В. Л., Устюжанина Е. В. (2018). Экономическая власть и распределение добавленной стоимости (на примере авиастроения). Вестник Российского экономического университета имени Г. В. Плеханова. № 6. С. 3 — 15. [Dementiev V. Е., Evsukov S. G., Ustyuzhanin V. L., Ustyuzhanina E. V. (2018). Economic power and distribution of value added (using the aircraft industry as an example). Vestnik of the Plekhanov Russian University of Economics, No. 6, pp. 3 — 15. (In Russian).]

Синельников-Мурылев С. Г. (ред.). (2010). Российская экономика в 2009 году. Тенденции и перспективы. Вып. 31. М.: ИЭПП. [Sinelnikov-Murylev S. G. (ed.) (2010). Russian economy in 2009. Trends and outlooks, Iss. 31. Moscow: Institute for the Economy in Transition. (In Russian).]

Устюжанина E. В., Дементьев В. E., Евсюков С. Г. (2020). Проблемы распределения власти и экономической ренты в сетях создания стоимости. Экономика и математические методы. Т. 56, № 1. С. 5 — 17. [Ustyuzhanina Е. V., Dementiev V. Е., Evsukov S. G. (2020). Distribution of power and economic rent in value networks. Economics and Mathematical Methods, Vol. 56, No. 1, pp. 5 — 17. (In Russian).]

Autor D. EL, Dorn D. (2013). The growth of low-skill service jobs and the polarization of the US labor market. American Economic Review, Vol. 103, No. 5, pp. 1553 — 1597.

Bair J. (2005). Global capitalism and commodity chains: Looking back, going forward. Competition and Change, Vol. 9, No. 2, pp. 153 — 180.

Bair J., Gereffi G. (2001). Local clusters in global chains: The causes and consequences of export dynamism in Torreon’s blue jeans industry. World Development, Vol. 29, No. 11, pp. 1885-1903.

Bar Am J., Furstenthal L., JorgeF., Roth E. (2020). Innovation in a crisis: Why it is more critical than ever. McKinsey Global Institute.

Desyllas P., Sako M. (2013). Profiting from business model innovation: Evidence from pay-as-you-drive auto insurance. Research Policy, Vol. 42, No. 1, pp. 101 — 116. https: doi.org 10.1016 j.respol.2012.05.008

Gereffi G. (2012). New trends in value chain upgrading: Lessons from large and small countries. Presentation, US International Trade Commission, Washington, DC, October 25.

Gereffi G., Humphrey J., Sturgeon T. (2005). The governance of global value chains. Review of International Political Economy, Vol. 12, No. 1, pp. 78 — 104.

Gereffi G., Korzeniewicz M. (eds.). (1994). Commodity chains and global capitalism. Westport, CT: Greenwood Press.

Haskel J., Westlake S. (2017). Capitalism without capital: The rise of the intangible economy. Princeton, NJ: Princeton University Press.

Havranek T., Irsova Z. (2011). Estimating vertical spillovers from FDI: Why results vary and what the true effect is. Journal of International Economics, Vol. 85, No. 2, pp. 234—244.

Humphrey J. (2004). Upgrading in global value chains (Working Paper No. 28). Geneva: Policy Integration Department, International Labour Organization.

Humphrey J., Schmitz H. (2002). How does insertion in global value chains affect upgrading in industrial clusters? Regional Studies, Vol. 36, No. 9, pp. 1017—1027.

IDG (2016). Study Internet of things. Munich: IDG Business Media.

Javorcik B. (2004). Does foreign direct investment increase the productivity of domestic firms? In search of spillovers through backward linkages. American Economic Review, Vol. 94, No. 3, pp. 605 — 627.

Kaplinsky R., Morris M. (2001). A handbook for value chain research. Brighton: Institute of Development Studies, University of Sussex.

Kaplinsky R. (2000). Globalisation and unequalisation: What can be learned from value chain analysis? Journal of Development Studies, Vol. 37, No. 2, pp. 117 — 146.

Kummritz V., Taglioni D., Winkler D. (2017). Economic upgrading through global value chain participation. Which policies increase the value added gains? Trade and competitiveness global practice group. World Bank Policy Research Working Paper, No. 8007.

Kummritz V. (2016). Do global value chains cause industrial development? CTEI Working Papers, No. 01-2016. Geneva: Centre for Trade and Economic Integration, Graduate Institute.

Lee J. (2010). Global commodity chains and global value chains. In: R. A. Denemark (ed.). The international studies encyclopedia. Oxford: Wiley-Blackwell, pp. 2987—3006.

MGI (2017). Digital China: Powering the economy to global competitiveness. McKinsey Global Institute.

MGI (2019). Globalization in transition: The future of trade and value chains. McKinsey Global Institute.

MGI (2020). Risk, resilience, and rebalancing in global value chains. McKinsey Global Institute.

MIT (2020). Supply chain 2020: Special report. Cambridge, MA: MIT Sloan School of Management.

Porter M. E. (1979). How competitive forces shape strategy. Harvard Business Review, Vol. 57, No. 2, pp. 137-145.

Porter M. (1985). Competitive advantage: Creating and sustaining superior performance. New York: The Free Press.

Rodrik D. (2018). New technologies, global value chains, and the developing economies. Pathways for prosperity commission. Pathways for Prosperity Commission Background Paper Series, No. 1. Oxford, UK.

Sako M., Zylberberg E. (2019). Firm-level strategy and global value chains. In: S. Ponte, G. Gereffi, G. Raj-Reichert (eds.). Handbook on global value chains. Edward Elgar Publishing, pp. 340 — 353.

Schmitt A., Biesebroeck J. V. (2017). In-house production versus specific forms of supplier governance: Testing predictions of the global value chains model. International Journal of Automotive Technology and Management, Vol. 17, No. 1, pp. 6 — 50.

Schrank A. (2004). Ready-to-wear development? Foreign investment, technology transfer, and learning by watching in the apparel trade. Social Forces, Vol. 83, No. 1, pp. 123 — 156.

Shih W. (2020). Is it time to rethink globalized supply chains? MIT Sloan Management Review, March 19.

Shin N., Kraemer IC. L., Dedrick J. (2012). Value capture in the global electronics industry: Empirical evidence for the “smiling curve” concept. Industry and Innovation, Vol. 19, No. 2, pp. 89 — 107.

Sturgeon T., Van Biesebroeck J., Gereffi G. (2008). Value chains, networks and clusters: Reframing the global automotive industry. Journal of Economic Geography, Vol. 8, No. 3, pp. 297—321.

Sturgeon T. J., Kawakami M. (2011). Global value chains in the electronics industry: Characteristics, crisis, and upgrading opportunities for firms from developing countries. International Journal of Technological Learning, Innovation and Development, Vol. 4, No. 1, pp. 120 — 147.

Taglioni D., Winkler D. (2016). Making global value chains work for development. Washington, DC: World Bank.

Talbot J. M. (1997). Where does your coffee dollar go? The division of income and surplus along the coffee commodity chain. Studies in Comparative International Development, Vol. 32, No. 1, pp. 56 — 91.

Teece D. J. (1986). Profiting from technological innovation: Implications for integration, collaboration, licensing and public policy. Research Policy, Vol. 15, No. 6, pp. 285-305.

Tokatli N. (2013). Toward a better understanding of the apparel industry: A critique of the upgrading literature. Journal of Economic Geography, Vol. 13, No. 6, pp. 993 — 1011.

UNCTAD (2013). World investment report, 2013 — Global value chains: Investment and trade for development. Geneva: United Nations Conference for Trade and Development.

World Bank (2019). World development report 2019: The changing nature of work. Washington, DC.

World Bank (2020). World development report 2020: Trading for development in the age of global value chains. Washington, DC.

WTO (2013). Fourth global review of aid for trade: “Connecting to value chains' — Summary report. Geneva: World Trade Organization.