Экономика » Теория » От универсализма к индивидуализму: новые подходы к решению проблем экономического роста

От универсализма к индивидуализму: новые подходы к решению проблем экономического роста

Статьи - Теория

И. Л. Любимов


Начиная с середины XX в. в теории экономического роста несколько раз серьезно менялся исследовательский фокус. Продолжительное время во главу угла ставилось объяснение темпов накопления капитала. Позже исследования сконцентрировались на механизмах, определяющих содержание процесса развития технологий и накопления человеческого капитала. Затем интерес исследователей в основном переместился к обсуждению институциональных факторов роста. Следует обратить внимание на то, что институты, человеческий капитал, технологический прогресс и многие другие факторы, связанные с темпами экономического роста, можно рассматривать в качестве составляющих остатка Солоу, если интерпретировать этот остаток как меру нашего незнания (Abramovitz, 1956). Но меру нашего незнания также можно рассматривать как часть производственной функции. Таким образом, фактически развитие теории экономического роста во многом заключалось в переборе переменных, включенных в производственную функцию.

В этой работе мы подробно обсуждаем развитие взглядов академических и прикладных экономистов на механизмы экономического роста, выделяя несколько эпох, в каждой из которых центральное внимание в исследованиях уделялось одному из факторов, так или иначе включенных в производственную функцию. Такой подход к анализу экономического роста приводил к выработке универсалистских рекомендаций для экономической политики без достаточного погружения в специфические для определенной догоняющей страны проблемы. Однако универсалистские подходы, вне зависимости от того, сформированы они академическими или прикладными экономистами, не оказались эффективными. Поэтому новые подходы к решению проблем недостаточно быстрого экономического роста, о которых также будет подробно говориться в этой работе, заключаются в отказе от приоритета универсальных рецептов и переходе к индивидуализации диагностики проблем роста и реформирования догоняющей экономики. Последнее касается как определения содержания реформ, так и процесса их проведения.

В последние годы произошло быстрое развитие другой концепции экономического роста, в первую очередь связанной не с воздействием накопления того или иного фактора на выпуск через производственную функцию, а со структурной трансформацией экономики. Речь идет о работах, в той или иной мере отражающих взгляды, схожие с идеями модели А. Льюиса (Lewis, 1954). Традиция анализа механизмов экономического роста, связанных с изменением структуры экономики, приобрела более заметную роль после появления серии работ, в которых обсуждались причины затруднений в формировании новых секторов экономики (Hausmann, Rodrik, 2003), а также измерялось усложнение экономики и рассматривались возможности диверсификации экспорта (Hausmann, Klinger, 2006; 2007; Hausmann et al., 2007; Hidalgo, Hausmann, 2009; Hausmann et al., 2011; Hidalgo, 2015). В этой литературе также подразумевается индивидуализация структурной трансформации, заключающаяся в поиске секторов, на появление которых в той или иной экономике есть наибольшие шансы. Такой подход к структурной трансформации заметно контрастирует с подходом, практиковавшимся во второй половине XX в., когда нередко акцент делался на развитии тяжелой промышленности в стране, которая решала создать собственную индустрию. Разумеется, структурная трансформация идет рука об руку с накоплением различных факторов производства, однако в этом случае такое накопление также способствует появлению новых секторов, а не только развитию уже существующих. Новый подход к анализу отраслевой структурной трансформации позволяет выявить ее определенные направления.

Экономический рост: эволюция

Представление экономистов о желаемом содержании реформ нередко формируется под влиянием соответствующей исторической эпохи. Представление об эффективной экономической политике, которая в том или ином виде затем использовалась в различных странах с догоняющей экономикой на протяжении второй половины XX в., могло во многом формироваться под влиянием экономических эпизодов, свидетелями которых оказывались экономисты, впоследствии так или иначе участвовавшие в составлении пакетов реформ в этих странах (Lindauer, Pritchett, 2002).

В частности, под влиянием ряда исторических эпизодов могла быть сформирована и доминировала в прикладной экономике в 1950 — 1970-е годы так называемая инвестиционная модель, в рамках которой в качестве главного рецепта увеличения темпов роста экономики рекомендовалось накопление капитала (Easterly, 3003). В академических исследованиях похожие идеи содержатся в модели Солоу-Свана, более известной как модель Солоу (Solow, 1956), а также в других неоклассических моделях роста. Эта модель, как и взгляды прикладных экономистов того времени, также в значительной мере есть отражение той же исторической эпохи. Последняя включала ряд эпизодов состоявшейся индустриализации и масштабного государственного вмешательства в экономику. В частности, накопление капитала изменило структуру экономики СССР, трансформировав аграрную страну в промышленную экономику. Итоги индустриализации в СССР, однако, уместнее назвать индустриализацией без роста (Cheremukhin et al., 2013), что подразумевает сильное изменение структуры экономики, сопровождающееся намного более скромными темпами экономического роста. Тем не менее СССР произвел сильное впечатление на остальной мир, сумев, в частности, принять участие в 1950-е годы в космической гонке с мировым технологическим лидером, США (Курилла, 2018). Кроме того, благодаря реиндустриализации, Япония и Западная Германия росли быстрыми темпами, восстанавливая свои экономики после глубокого спада, ставшего результатом поражения этих стран во Второй мировой войне. Итоги этих и некоторых других эпизодов дали основания полагать, что накопление производственного капитала — надежное решение проблемы экономического отставания1.

В добавление к этому индустриализация и выход из Великой депрессии во многом стали результатом масштабного государственного вмешательства и планирования. В результате роль государственного планирования и управления считалась ключевым ингредиентом в деле ускорения экономического роста, а главным механизмом роста и развития — индустриализация.

Наконец, международная торговля и экспорт, ставшие в следующую эпоху неотъемлемой частью дискуссий об экономическом росте (Balassa, 1978), в эпоху индустриализации и дирижизма не рассматривались в качестве важных ингредиентов роста: после Великой депрессии и Второй мировой войны мир в значительной мере оставался разъединенным с точки зрения торговли.

Эти взгляды нашли отражение в модели Солоу, в которой более быстрый рост достигался на переходном этапе от стадии появления индустрии (k0) к ее зрелости (k*) и реализовался за счет накопления капитала. После завершения этого этапа, на длинной временной дистанции, экономика растет уже в соответствии с экзогенными темпами развития технологий. Именно деталям процесса накопления капитала, то есть развитию индустриализации, посвящены неоклассические модели экономического роста, или модели первого поколения.

Однако такой рецепт экономического роста не оправдал возложенных на него ожиданий. Ни в Гане (Easterly, 2002), ни в Китае во времена правления Мао Цзедуна (Лин, 2016), ни в Аргентине (Любимов и др., 2019), ни во многих других странах попытки индустриализации не оказались успешными ни с точки зрения изменения структуры экономики, ни с точки зрения экономического роста. Причины провалов заключались в недостаточной ориентации созданных индустрий на экспортные рынки, из-за чего не удалось воспользоваться эффектом масштаба, в ошибочном выборе промышленных секторов, отдавшем, по образцу СССР, предпочтение секторам тяжелой промышленности, в нехватке человеческого капитала для обслуживания созданных сложных промышленных секторов и т. д.

Как следствие многочисленных провалов, индустриализация, а также государственное планирование и регулирование перестали казаться необходимыми ингредиентами развития и роста. При этом экономический успех Южной Кореи, Тайваня, Гонконга, а затем и Китая дали основания сделать предположение о важности экспортной экспансии как ингредиента экономического роста. Следует обратить внимание на то, что в азиатских историях успеха участие государства было значительным (Graham, 2003; Полтерович, Попов, 2996аУ, однако на этот факт не стали обращать необходимого внимания.

В результате появления новых экономических эпизодов сформировалась новая эпоха, которая вновь оказала влияние на формирование взглядов экономистов. Если в прикладной экономике обобщением этих взглядов стал Вашингтонский консенсус (Williamson, 2004), рекомендовавший резко ограничить государственное вмешательство, приватизацию, либерализацию международной торговли и ряд других мер в качестве рецепта ускорения роста, то в академической экономике на смену неоклассическим моделям, или моделям первого поколения, пришли модели эндогенного экономического роста.

В моделях эндогенного роста акцент был сделан на технологическом прогрессе, который присутствовал в неоклассических моделях лишь в виде экзогенного параметра. П. Ромер опубликовал модель общего равновесия (Romer, 1990), в которую включил два новых — по сравнению с неоклассическими моделями — сектора: НИОКР и производство промежуточных капитальных благ, которые ответственны за технологический прогресс в моделируемой экономике.

Однако эта модель, как и многие другие модели эндогенного роста, описывает этап устойчивого роста, который в большей мере характерен для небольшого числа преимущественно развитых стран. Догоняющие экономики часто растут иначе: за не слишком продолжительным эпизодом быстрого роста следует довольно длительная стагнация или рецессия (Kar et al., 2013). Такой рост можно сравнить с движением пригородного электропоезда, который постоянно останавливается на небольших остановках, а иногда подолгу простаивает на запасном пути. Из-за такого движения электропоезд не может догнать давно ушедшие вперед и делающие более редкие остановки пассажирские поезда (развитые экономики), а также пропускает немногочисленные, но все же встречающиеся скоростные поезда (страны, развитие которых принято считать «экономическим чудом»).

В результате медленного роста и развития многим догоняющим экономикам не удается сформироваться, в том числе завершить ту самую стадию развития индустрии, которая описывается в модели Солоу и в других неоклассических моделях. Начавшие некогда развиваться, более современные отрасли перестают прогрессировать, сокращаются в размерах, а то и вовсе исчезают. Освободившаяся в результате этого процесса рабочая сила перемещается в секторы сельского хозяйства и малопроизводительных услуг (Rodrik, 2016). Иными словами, происходит отрицательная структурная трансформация. Такой результат — не редкость в современном мире с насыщенными глобальными рынками, где многим развивающимся странам трудно сформировать экономику, пройдя через этап развития индустрии (Rodrik, 2016), через который прошли многие развитые страны. Как правило, в результате трансформации экономические агенты концентрировались в более производительных секторах (McMillan et al., 2016), как в модели Льюиса (Lewis, 1954), в которой трудовые ресурсы перетекают из традиционных видов деятельности, например сельского хозяйства, в индустрию. Однако сегодня, ввиду насыщения мировых рынков и высокой конкуренции среди производителей индустриальных благ, во многих догоняющих странах, в частности в Латинской Америке, новые индустрии испытывают затруднения в дальнейшем развитии или не выдерживают конкуренции. В результате экономические агенты оказываются заняты в секторе простых услуг, таких как внутренняя торговля, простые транспортные услуги и т. д. Подобные секторы вряд ли могут стать локомотивами устойчивого экономического роста.

В некоторых работах (Полтерович, Попов, 2006а, 2006Ь; Aghion, Howitt, 2008) приводятся аргументы в пользу применения тех или иных мер экономической политики в зависимости от этапа развития, который проходит та или иная экономика. Негативная отраслевая структурная трансформация — сокращение более современных отраслей и рост менее современных и производительных (Rodrik, 2016) — может стать в том числе результатом выбора экономической политики, неявно трактующей недостаточно развитую экономику так, будто она более развитая, применяя для ее стимулирования малоэффективные инструменты.

Что бы ни было причиной экономических неудач развивающихся экономик, многие догоняющие страны сталкиваются со сложностями в формировании своей экономической структуры. С теоретической точки зрения эти неудачи становятся результатом или успешного прохождении переходного этапа, предшествующего устойчивому росту, что рассматривается в неоклассических моделях, или положительной структурной трансформации, о которой идет речь в модели Льюиса. При этом сегодня можно говорить не только об индустриях, но и о сервисных секторах, доходов которых, в случае сравнительно высоких масштабов, может оказаться достаточно для достижения высокого уровня подушевого ВВП. 

По консервативным оценкам, в 2017 г. размер международной торговли услугами составил 5,1 трлн долл., а по менее сдержанным оценкам, он более чем в 2,5 раза больше — 13,4 трлн долл. (McKinsey, 2019). Поэтому стране со сравнительно небольшим населением может быть достаточно основать несколько крупных экспортных секторов услуг, чтобы достичь относительно высокого уровня благосостояния.

Лизинг легко можно считать самой дешевой формой - конечно, за исключением наличных - покупка машины для компании. Все из-за очень сильной конкуренции в лизинговой отрасли, которая отдает приоритет лизингу легковых автомобилей. В подавляющем большинстве случаев стоимость лизинга у компании «УРАЛЛИЗИНГ» urall.ru/lizingovyie-programmyi/legkovyie-avtomobili будет ниже, чем автокредит.
Если вы хотите узнать о лизинговых затратах, предлагаемых в настоящее время на рынке, Вы можете отправить заявку, используя ссылку выше.

Подводя промежуточные итоги, можно сказать, что технологическое развитие, на котором сделан акцент в моделях роста второго поколения, выступает важнейшим драйвером долгосрочного роста, однако проблема в том, что многие страны не достигают стадии, когда основным источником их роста становится технологический прогресс. Вместо этого они надолго застревают на этапе формирования национальной экономики. Этот вывод не означает, что мы предлагаем вновь сделать стратегию индустриализации основным рецептом роста. Мы подчеркиваем, что этап структурной трансформации национальной экономики есть необходимый шаг к устойчивому долгосрочному росту, который формирующимся экономикам необходимо завершить. Однако этот шаг сложен и ни в коей мере не сводится к получению достаточных финансовых ресурсов и их дальнейшему инвестированию в физический капитал. В прикладной сфере Вашингтонский консенсус и его ранние модификации не смогли привести к устойчивому ускорению экономического роста в большинстве догоняющих экономик, где соответствующие меры были реализованы (Rodrik, 2006; Полтерович, 2007).

В завершение этого раздела отметим, что сегодня взгляды на экономический рост формируются в эпоху, когда ключевым рецептом роста принято считать улучшение институтов, главным образом обеспечивающих защиту прав собственности. Модели, принадлежащие разным этапам эволюции академических взглядов на экономический рост, изложены в масштабных методологических обзорах (Acemoglu, 2008; Jones, Vollrath, 2013). Эпоха институционализма сформировалась после того, как предыдущие рецепты экономического роста, индустриализация и дирижизм, а затем и Вашингтонский консенсус, не смогли оправдать возложенных на них ожиданий. В моделях первого и второго поколений также не рассматривались важные институциональные механизмы экономического роста. Успех работ Д. Аджемоглу и его коллег (Acemoglu et al., 2001, 2005) не в последнюю очередь был связан с усталостью академического сообщества и прикладных экономистов от объяснений и рецептов, в недостаточной мере учитывавших важные исторические различия между, с одной стороны, странами, сумевшими создать развитую экономику, и, с другой стороны, государствами, которым не удается достичь высоких уровней развития. Вполне возможно, будь эти работы опубликованы ранее, например в эпоху моделей первого поколения, они не оказались бы столь популярными.

Примечательна дискуссия о том, что важнее для роста — человеческий капитал или институты защиты прав собственности (Glaeser et al., 2004; Acemoglu et al., 2014). В следующем разделе мы приводим аргументы в пользу того, что в этом споре, который, как представляется, в итоге не завершился победой ни одной из сторон, нет необходимости. Различные факторы роста экономики — институты, человеческий капитал, инфраструктура, физический капитал, технологии и т. д. — скорее дополняют, чем замещают, друг друга в процессах роста и развития. Важно определять, какого фактора не хватает здесь и сейчас. Качественные институты полезны для любой экономики, но сегодня причины ее самых сложных проблем могут быть не связаны с институтами. И эти проблемы могут требовать отдельного точечного решения. Правильная диета полезна, но в настоящий момент здоровье пациента может требовать специализированной точечной терапии. Больной воспользуется рекомендацией гастроэнтеролога или диетолога и ощутит соответствующий эффект на длительной временной дистанции, а сегодня для его здоровья критически важным может быть другое лечение.

Далее, рассказывая о взглядах на решения проблемы экономического роста третьего поколения, мы подчеркиваем, что переходный этап является сложным процессом, состоящим из оптимального выбора новых секторов, выявления и ослабления наиболее серьезных ограничений, сдерживающих рост в некоторой стране, и экспериментального дизайна самих реформ. Такой подход основан на отказе от «оптовых» пакетов реформ, часто характерных для экономической политики в области экономического роста, на замене их точечной диагностикой экономических проблем и на формировании индивидуальных рецептов роста и развития (Lindauer, Pritchett, 2002; Hausmann et al., 2005; Rodrik, 2007, 2015).

Современные взгляды: диагностика экономического роста

В работе О. Замулина и К. Сонина (2019) отмечается, что в догоняющих экономиках реформ требуют экономические и политические институты, а также образование, торговые ограничения и многое другое. Догоняющие экономики действительно сталкиваются со множеством разных проблем. Или, точнее, они испытывают нехватку большого числа ингредиентов, влияющих на рост экономики. В этих странах не хватает человеческого капитала, энергетической и транспортной инфраструктуры, надежно защищенных прав собственности, ноу-хау, развитых финансовых рынков и других факторов. Однако все эти проблемы дополняются еще одной: невозможностью решить их одновременно. Это становится результатом недостаточных бюджетных возможностей (Hausmann et al., 2005), нехватки квалифицированных и мотивированных государственных служащих, а также политических возможностей для проведения реформ (Гельман, 2017). Реформирование могут затруднять определенные культурные особенности, мешающие установлению тех или иных институциональных решений, а также появление ренты, связанной с переходом из одного равновесия в другое, которая может мотивировать определенных экономических агентов сопротивляться продолжению реформ, делая процесс достижения нового равновесия маловероятным (Полтерович, 2007).

Ввиду этих обстоятельств одновременное устранение всех ограничений, замедляющих экономический рост, едва ли можно считать реалистичным. Поэтому необходимо делать выбор и, скорее всего, фокусироваться на небольшом числе ограничений, вполне вероятно, что и на единственном ограничении, сдерживающем рост. Однако как выбрать такое ограничение? Ведь, как мы уже отмечали выше, в догоняющей экономике одновременно существует множество проблем, сдерживающих экономический рост. Возможно, следует выбрать любое ограничение? Принимая во внимание множественность ограничений в догоняющих экономиках, мы почти наверняка потратим усилия и ресурсы на исправление достаточно серьезной проблемы. Однако такой подход к реформированию не гарантирует ускорения экономического роста. По своей эффективности он эквивалентен фокусированию на единственном «универсальном» ограничении, например на реформе институтов защиты прав собственности. Да, совершенствование последних полезно экономике, но сегодня ее самые серьезные проблемы могут быть связаны с другим ограничением.

Например, в некоторой экономике может наблюдаться низкий запас человеческого капитала. Однако при этом такой результат может отражать вовсе не дефицит образования. Невысокий запас человеческого капитала может быть вызван не недостаточным предложением образовательных услуг, а низким спросом на человеческий капитал (Казакова и др., 2016). Низкий спрос на образование может быть следствием соответствующей структуры экономики, в которой преобладают простые секторы, не связанные с использованием сложных технологий и продвинутого человеческого капитала. В свою очередь, такая структура экономики может быть результатом недостаточно надежной защиты прав собственности (Любимов, Казакова, 2017). Таким образом, если сфокусировать усилия на образовательной реформе и увеличить предложение образовательных услуг, то в результате можно не добиться ни увеличения запаса человеческого капитала, если новые выпускники, не найдя применения своим знаниям внутри экономики, решат эмигрировать, ни экономического роста. Большего можно достичь, сфокусировавшись на институциональной реформе, которая создаст стимулы для инвестиций в технологии и физический капитал, что, в свою очередь, увеличит спрос на работников, способных выполнять сложные задачи. Инвестиции в технологии и физический капитал не только увеличат спрос на человеческий капитал, но и приведут к экономическому росту. Этот рост, однако, не будет устойчивым, потому что на его пути возникнет следующее препятствие, связанное, например, с ограниченными возможностями национальной системы образования, которая не будет успевать за возросшим спросом на человеческий капитал. Именно тогда фокус экономической политики должен будет сместиться в сторону системы образования.

Р. Хаусман и его коллеги (Hausmann et al., 2005) предложили подход к выявлению самых сильных ограничений экономического роста, заключающийся в анализе причин дефицита частных инвестиций в экономике. Впрочем, государственные инвестиции часто оказываются столь же важными, сколь и частные (Mazzucato, 2016). Порой государство способствует возникновению целых рынков, а не только занимается исправлением провалов на существующих рынках. Не отвергая инвестиционной роли государства, мы, однако, полагаем, что без ключевой роли бизнеса экономический рост вряд ли сможет стать устойчивым. Да, государство действительно нередко создает рынки, но частный бизнес в значительной мере занимается их развитием (Mazzucato, 2011). Причины недостатка частных инвестиций последовательно отыскиваются при анализе тех или иных потенциальных ограничений и сигналов об их важности. Возможно, в стране высока цена заемных средств. Каков размер процентных ставок в экономике? Если дело действительно в процентных ставках, то в чем причина дороговизны заемных средств? Недостаточно внутренних сбережений? Трудно получить займы на международном рынке? Возможно, в экономике слишком высокие зарплаты у квалифицированных работников, что, вполне вероятно, отражает дефицит качественного образования. Возможно, в экономике происходит отток капитала и уход в тень предпринимательского сектора. В таком случае самым сильным ограничением может быть недостаточно надежная защита прав собственности. За счет перебора возможных причин нехватки частных инвестиций исследователь пытается выявить наиболее сильное ограничение, смягчение которого со сравнительно высокой вероятностью позволит ускорить рост.

Авторы этого подхода предлагают обращать пристальное внимание на ценовые сигналы для выявления наиболее проблемных зон. Так, высокие процентные ставки могут сигнализировать о нехватке заемных средств. Высокие зарплаты инженеров, программистов и врачей — о дефиците человеческого капитала. Однако ценовые сигналы следует дополнять неценовыми, например данными об оттоке капитала как возможном индикаторе институциональных проблем, а также опросами экспертов (Doing business2), участников рынков (BEEPS3) и т. д. Когда эффект от смягчения наиболее сильного ограничения реализуется, акцент делается на следующем по важности ограничении. Следует, однако, отметить, что искать наиболее сдерживающее ограничение иногда сложно, и этот процесс не гарантирует получение ожидаемого результата.

Диагностика роста — прикладной статический подход к выявлению самого серьезного ограничения, замедляющего рост в некоторой экономике в настоящий момент времени. Этот подход не предполагает составление долгосрочных планов развития: неявно считается, что такой план может не иметь смысла. Ведь в соответствии с диагностикой роста, после успешного ослабления очередного сдерживающего ограничения дальнейшие шаги заключаются в поиске новых ограничений и в акценте на них. При этом сегодня крайне сложно, если вообще возможно, предвидеть роль того или иного ограничения в будущем. Признавая важность прогресса в фундаментальных факторах развития, мы предполагаем, что последовательное решение отдельных статических задач по идентификации и устранению наиболее серьезных ограничений в итоге приведет к прогрессу со стороны таких факторов.

Успешная идентификация наиболее серьезных ограничений становится более возможной, когда негативные эффекты от соответствующего ограничения достигнут внушительных масштабов. «Метастазирование» проблемы, достижение ею определенной стадии, позволяющей почти безошибочно идентифицировать основное ограничение, облегчает диагностику. Однако процесс созревания может занять много лет. На тяжелой стадии заболевания результаты опросов экспертов, которыми, в частности, пользуются при составлении рейтинга Doing business, или участников рынков, которых регулярно опрашивает BEEPS, а также различные экономические индикаторы, будут если не синхронно указывать на одну проблему, то давать более близкие результаты. Уровень ключевой проблемы не обязательно должен достичь масштабов, который наблюдается в последние годы в экономике Венесуэлы. Но он должен быть достаточно отражен в ценовых и неценовых индикаторах и результатах опросов. До этого на роль следующей цели реформаторов могут претендовать сразу несколько ограничений, что увеличивает шанс на ошибку в выявлении главной проблемы и выборе фокуса преобразований. Поэтому терапия на основе диагностики роста не лишена серьезного риска ошибочных предписаний.

Современные взгляды на экономический рост: экономическое усложнение

Теория экономической сложности (Hausmann, Klinger, 2006, 2007; Hausmann et al., 2007; Hidalgo, Hausmann, 2009; Hausmann et al., 2011; Hidalgo, 2015) — один из современных подходов к анализу структурной трансформации.

Экономический рост может быть результатом как внутрисекто-рального развития (Solow, 1956), так и структурной трансформации, в результате которой появляются новые отрасли, куда перемещаются трудовые ресурсы (Lewis, 1954). Согласно теории экономической сложности, структурная трансформация, дополненная экспортной экспансией, — надежный предиктор темпов экономического роста: появление новых, более сложных производств в некоторой экономике сегодня, а также экспорт соответствующих товаров приводят к устойчивому увеличению ее доходов завтра (Cherif et al., 2018). Используя индекс экономической сложности (Economic complexity index, ECI), который учитывает уровень экспортной диверсификации экономики, а также сложность товаров, которые она экспортирует, Центр экономического развития Школы управления Кеннеди Гарвардского университета (далее — ЦЭР) делает прогнозы относительно темпов экономического роста на следующее десятилетие4. В частности, до 2027 г. ЦЭР прогнозирует замедление роста экономики Индии до 5,5% из-за недостаточных темпов структурной трансформации в этой стране, а китайская экономика будет расти со средним темпом 6,1%.

В теории экономической сложности предлагается не только метрика для измерения прогресса в структурной трансформации стран, но и методология, которая помогает догоняющим экономикам продолжить структурную трансформацию и усложнение своего экспорта. В этой методологии используется инструментарий теории сетей, помогающий связать товары, которые торгуются на глобальных рынках, в технологическую сеть, показывающую, каким образом товары связаны друг с другом с точки зрения используемого при их выпуске и экспорте ноу-хау. Мера технологической близости определяется показателем схожести (proximity), который рассчитывается как частота совместного экспорта двух случайно выбранных товаров в экспортных корзинах различных государств. Если два товара часто встречаются вместе в экспортных корзинах разных стран, то относительно таких товаров делается предположение о том, что они технологически близки. Благодаря этой сети можно определить товары, которые какая-то экономика, используя имеющиеся у нее производственные ингредиенты, может добавить в свою экспортную корзину. Например, если экономика экспортирует трамвайные вагоны, то вполне возможно, что она начнет экспортировать вагоны метро или железнодорожные вагоны.

Этот метод позволяет составить план умеренной структурной трансформации некоторой экономики. Умеренность связана с тем, что наиболее вероятны трансформация и диверсификация за счет товаров, технологически близких к экспортируемым достаточно интенсивно. Иными словами, такая диверсификация экономики предполагает добавление в экспортную корзину прежде всего технологически смежных товаров.

Более радикальная структурная трансформация требует более глубоких преобразований, способствующих улучшению фундаментальных факторов экономического роста, например накопления человеческого капитала (Любимов, Оспанова, 2019; Pinheiro et al., 2018).

Заметный недостаток метода — отсутствие рекомендаций относительно географической диверсификации экспорта. Последняя может сыграть важную роль для устойчивости дополнительных темпов роста, полученных за счет диверсификации. Сосредоточение экспорта на отдельных страновых рынках, особенно на недостаточно богатых и медленно растущих экономиках, может стать причиной неустойчивости экспортных доходов страны-экспортера (Gorodnichenko et al., 2012)5.

Альтернатива взгляду на дефицит экономического роста как следствие недостаточной структурной трансформации — предположение о неоптимальном распределении факторов производства между компаниями и секторами (Hsieh, Klenow, 2009). Однако этот взгляд скорее дополняет механизм отраслевой структурной трансформации. Неоптимальное распределение факторов производства не обусловлено структурной трансформацией самой по себе. Скорее это результат недостаточной и/ или ошибочной экономической политики, делающей ставку на чрезмерную поддержку устойчиво неэффективных компаний и отраслей. Структурная трансформация может идти рука об руку с оптимизацией распределения факторов производства, делая соответствующий вклад в увеличение темпов экономического роста.

Сочетание диагностики роста и сетевого подхода к поиску направлений диверсификации позволяет давать индивидуальные и достаточно детальные рекомендации для догоняющих экономик (Hausmann et al., 2019) с точки зрения содержания и последовательности реформ, а также структурной трансформации.

Современные взгляды на экономический рост: итерационный механизм адаптации институтов

Предположим, что ключевая проблема, о которой говорилось в разделе, посвященном диагностике роста, выявлена7. Теперь необходимо организовать процесс реформирования таким образом, чтобы проблема была эффективно решена. Итерационный механизм адаптации институтов, запускаемый при необходимости решить проблему (Problem Driven Iterative Adaptation, PDIA)6 6 7 (Andrews et al., 2013, 2017), представляет собой прикладной подход к реализации преобразований в догоняющей экономике. У этого подхода есть некоторые особенности, отраженные в его названии. Прежде всего, это призыв отказаться от реформирования в соответствии с так называемой «лучшей практикой» — решениями, используемыми в развитых странах. Эти решения часто относятся к состоянию, достигнутому в результате длительной эволюции в соответствующей сфере, а для догоняющей экономики важнее сам процесс эволюции, благодаря которому может быть достигнуто схожее состояние. Поэтому реформа прежде всего должна ориентироваться на решение некоторой проблемы, а не на копирование наблюдаемого в мире результата. Например, на неэффективности высшего образования, на судебной системе, выносящей большое число ошибочных решений, на недостаточно функциональной бюрократии и т. д. Критика попыток преждевременной трансплантации институтов содержится в книге В. Полтеровича (Полтерович, 2007). Подход PDIA достаточно близок к некоторым рассмотренным в этой книге результатам. В соответствии с последними, неудача трансплантации институтов во многом связана с нехваткой различных ингредиентов, факторов, без которых эффективная трансплантация попросту невозможна. Согласно PDIA, процесс реформ предлагается организовать так, чтобы выявлять, каких ингредиентов не хватает, и реагировать на него, или изменяя содержание реформ, или получая переходное решение, или даже вовсе отказываясь от реализации реформы. Когда определена проблема, которую необходимо решить, в соответствии с PDIA решение следует организовать определенным образом. У догоняющей экономики множество особенностей, значительную часть которых крайне сложно выявить до начала преобразований (Полтерович, 2007), поэтому рецепт преобразования не должен заключаться в прямом заимствовании опыта, полученного в других странах, в том числе и развивающихся. В противном случае получить результаты удастся лишь в содержательно наиболее простых составляющих реформы, таких как формирование нормативного регулирования, строительство административных зданий, закупка оборудования и т. д. Шансы на то, что реформаторам не удастся построить необходимые здания или купить нужное оборудование, невелики. Реформирование содержательных составляющих, ввиду существующих в стране особенностей, может оказаться неудачным. Чтобы этого не произошло, реформирование должно быть организовано в виде постепенного экспериментального итерационного процесса (iterative adaptation). Невысокие темпы этого процесса обусловливаются строгим ограничением масштаба реформ на начальных стадиях. Соответствующие преобразования проводятся в ограниченном числе организаций реформируемой сферы — в госпиталях, школах, университетах, судах и т. д. Это позволяет выявить ограничения, которые было трудно предусмотреть или оценить до начала соответствующего этапа. Негативный эффект от возникших затруднений, возможно проявляющийся даже в дезорганизации функционирования объекта реформирования, удается локализовать, минимизировав издержки. Первоначальный план подвергается коррекции, после чего попытки преобразований возобновляются. Такой подход позволяет локализовать и минимизировать недовольство процессом реформирования. После решения проблемы в результате итерационного прохождения всех этапов решение масштабируется на всю сферу реформирования.

Важным риском подхода может быть различие в мониторинге процесса преобразований на разных стадиях их реализации. При небольших масштабах эксперимента можно организовать пристальное наблюдение за его реализацией, что создаст высокую мотивацию для участников эксперимента. Однако при масштабировании преобразования ресурсов властей и общества может не хватить для качественного наблюдения, что приведет к определенным искажениям результатов преобразований.

Таким образом, PDIA служит дополнением для диагностики роста и экономического усложнения8. Структурная трансформация требует реформ, последовательность которых может определяться при помощи диагностики роста, а организация — осуществляться при помощи PDIA. Особенностью этого подхода является высокий уровень индивидуализации всех этапов реформ.

Новые подходы к анализу проблем экономического роста и реформированию экономики отличаются высокой индивидуализацией и отказом от приоритета унифицированных подходов к ускорению экономического роста в догоняющей экономике. Предлагается использовать индивидуальную диагностику проблем роста для развивающихся стран и пробовать выявить наиболее сильные ограничения, сдерживающие их рост. Индивидуализируется и содержание структурной трансформации: в каких-то странах больше шансов для создания определенных сложных экспортных индустрий, в других выше возможность сформировать сектор экспортируемых услуг. Наконец, индивидуален и процесс реализации реформ, позволяющий вовремя учитывать и до некоторой степени контролировать особенности, важные для реформирования той или иной сферы в догоняющей экономике.

Авторы методов охотно делятся опытом и предварительными результатами их использования в некоторых странах9. В частности, в Албании были использованы все три подхода: диагностика роста для выявления наиболее серьезных ограничений, сдерживающих экономический рост; методы теории экономической сложности для определения направлений структурной трансформации и диверсификации экспорта; а также PDIA для организации процесса преобразований. Результатом соответствующих реформ с использованием рассмотренных подходов стало увеличение темпов экономического роста в этой стране до 4,2%. Однако, чтобы уверенно признать эффективность предложенных методов в этой стране и проанализировать соответствующие механизмы, требуется значительно больше времени и наблюдений, чем имеется сегодня.


В этой работе мы отметили новые тенденции в формировании взглядов на экономический рост и выработку экономической политики, направленной на ускорение роста экономики. В частности, в прикладном анализе роста все большую роль играет индивидуализация диагностики проблем роста и рецептов их решения. Так, при диагностике роста выявляются наиболее важные ограничения, сдерживающие рост в некоторой стране. PDIA — подход к организации процесса проведения реформ — связан с индивидуализацией решений при реализации запланированных преобразований. Также следует отметить развитие идеи положительной структурной трансформации, в которой экономический рост ускоряется благодаря появлению более производительных и сложных экспортирующих отраслей.

В российской экспертной среде обсуждается часть этих подходов — диагностика роста (Кудрин, Гурвич, 2014; Казакова и др., 2016) и возможность усложнения экспортной структуры российских регионов (Любимов и др., 2019). Обсуждения подхода PDIA найти не удалось. Однако даже частичное знакомство с новыми подходами к анализу проблем экономического роста достаточно слабо отражается на общественной дискуссии о проблемах экономического роста, а также на используемой экономической политике.

В общественной дискуссии преобладает универсалистский взгляд, в соответствии с которым приватизация и улучшение качества защиты прав собственности позволят обеспечить устойчивый экономический рост10 (Алексашенко, 2019). И хотя невысокое качество институтов защиты прав собственности может быть самым серьезным ограничением, сдерживающим рост российской экономики сегодня, после ослабления этого ограничения более важным может стать отставание в другой сфере, например в накоплении человеческого капитала или медленном распространении технологий внутри экономики. И эти, не менее сложные, проблемы потребуют других, специально разработанных мер экономической политики.

Что касается экономической политики в сфере экономического роста, то в ее последнем масштабном издании, Указе 20411 можно заметить ту же традицию попыток фронтального реформирования разных сфер без предварительного обсуждения того, почему те или иные сферы требуют первоочередного реформирования, не будут ли попытки получить результат в одной сфере сдерживаться дефицитом преобразований в другой и т. д. В детализации Указа 204, принявшей форму национальных проектов, отражается признание необходимости структурной трансформации российской экономики. Речь идет о национальном проекте «Международная кооперация и экспорт»12. В последнем сложно обнаружить признаки индивидуализации рецепта структурной трансформации. В проекте лишь установлены целевые значения стоимости несырьевого неэнергетического экспорта как в целом для российской экономики, так и для небольшого числа ее агрегированных отраслей. Однако проект не дает ясности относительно того, какие новые отрасли могут стать локомотивами трансформации.

Что же касается PDIA, то также не удалось обнаружить признаков того, что этот подход становится основой организации реформирования. Организация реформ в виде экспериментального итерационного процесса, в котором на начальных этапах строго ограничивается число реформируемых участников, изменения делаются пошагово, с обязательным анализом результатов, полученных на предыдущем шаге, и коррекцией политики, если эти результаты не представляются удовлетворительными, рецепт преобразований масштабируется лишь на финальной стадии процесса, когда рецепты, реализованные на предыдущих стадиях, доказали свою действенность, не принята в практике российских реформ.

Иллюстрацией недостатка экспериментального подхода к организации реформ может служить решение о масштабной замене традиционных лекций на их цифровую версию!. На первый взгляд, этот подход может способствовать распространению лекций с качественным контентом, позволяя студентам прослушивать онлайн-курсы, которые ведут эксперты высокого уровня. С другой стороны, нет уверенности в том, что этим преимуществом будут пользоваться менее мотивированные студенты, значительное присутствие которых в университетах становится неизбежным в случае массового образования (Trow, 2007). Традиционные аудиторные лекции могут служить для таких студентов дисциплинирующим якорем, создающим некоторую внешнюю мотивацию к обучению. Онлайн-курсы таким якорем не станут, в результате чего недостаточно мотивированные студенты могут использовать учебное время еще хуже, чем в случае аудиторных лекций. Рассудить противников и сторонников онлайн-образования могли бы эксперименты, в которых небольшое число групп учились бы онлайн и результаты их обучения сравнивались бы с результатами похожих групп, посещающих аудиторные занятия. Экспериментальный подход выявлял бы недостатки обучения онлайн, позволяя корректировать методы и понимать пределы эффективности этого подхода к обучению.

Проникновение новых взглядов на решение проблемы недостаточного экономического роста как в академическую сферу, так и в сферу прикладной экономической политики, по всей видимости, займет в России достаточно продолжительное время. Тем не менее распространение этих взглядов неизбежно произойдет и в том или ином виде станет частью процесса формирования и реализации преобразований.


1 Помимо Солоу, на важность нндустриализации указывается и в дригих центральных академических работах той эпохи (Lewis, 1954; Kuznets, 1955). В этих работах идет речь об экономическом росте в связи со структурной трансформацией, то есть об изменении структуры экономики. Это изменение до некоторой степени можно проанализировать и при помощи модели Солоу, однако эта модель в большей мере предназначается для рассмотрения внутри-секторального развития.

2 https: russian.doingbusiness.org

3 https://ebrd-beeps.com/

4 http: atlas.cid.harvard.edu radu ings grow th-projections ?fl)cl id=I\\l\ Rdt'lJpAYTVad! YBF8moWYnzFLC4mvt0 iCdUv4dj UwX n54rvm_3MyaSbPQmc

5 Попытка исправить этот недостаток сделана в: Любимов, Якубовский, 2020.

6 Впрочем, описываемый нами подход более инклюзивен и распространяется на решение не только проблем, связанных с наиболее серьезными ограничениями, сдерживающими рост экономики, но и других недостатков экономического развития.

7 У термина PDIA не существует устойчивого перевода в русском языке. Я не исключаю, что название этого подхода не переводилось на русский язык, и предлагаю один — возможно, не самый удачный — вариант перевода.

8 PDIA Peryлярно используется при проведении раформ в различных сферах в странах с догоняющей экономикой (Судан, Мозамбик, Иран, Албания, Уганда, Шри-Ланка, ЮАР и т. д.) https: bsc.cid.dardard.edu puhlirhttlons?page=2

9 https:   w ww.projcct-syndicate.org commentary albanian-cconomic-miraclc -innovativc -policvmaking-bv-rica rdo-hau sman n-2018-09

10 https:   www.vedomosti.ru finance articles 2015 02 05 klyuch-k- reshenivu-problem-rossij skoj -ekonomiki-v-rukah

11 http: kremlin.ru acts bank 2003 7

12 http: government.ru projects selection 739 . При этом внутрисекторальное развитие, в большей мере соответствующее модели Солоу, отражено в национальном проекте «Производительность труда и поддержка занятости» (http: government .ru info 05567 ).


Список литературы / References

Алексашенко С. В. (2019). Русское экономическое чудо: что пошло не так? М.: ACT. [Aleksashenko S. V. (2019). Russian economic miracle: What went wrong? Moscow: AST. (In Russian).]

Гельман В. Я. (2017). Politics versus policy: технократические ловушки постсоветских преобразований (Препринт М-55 17). СПб.: Европейский университет в Санкт-Петербурге. [Gelman V. Y. (2017). Politics versus policy: The technocratic traps of post-Soviet reforms (Preprint M-55 17). St. Petersburg: European University in St. Petersburg. (In Russian).]

Кудрин А., Гурвич E. (2014). Новая модель роста для российской экономики Вопросы экономики. N° 12. С. 4 — 36. [Kudrin A., Gurvich Е. (2014). A new growth model for the Russian economy. Voprosy Ekonomiki, No 12, pp. 4 — 36. (In Russian).] https: /z doi.org 10.32609/0042-8736-2014-12-4-36

Замулин О. А., Сонин К. И. (2019). Экономический рост: Нобелевская премия 2018 года и уроки для России Вопросы экономики. № 1. С. 11 — 36. [Zamulin О. A., Sonin К. I. (2019). Economic growth: Nobel prize in economic sciences 2018 and the lessons for Russia. Voprosy Ekonomiki, No. 1, pp. 11 — 36. (In Russian).] https: /z doi.org 10.32609 00'42-8736-2019-1-11-36

Казакова М. В., Любимов И. Л., Нестерова К. В. (2016). Гарантирует ли успех отдельной реформы ускорение экономического роста? Недостаточно развитые институты как причина провала реформ Экономический журнал ВШЭ. Т. 20. № 4. С. 624 — 654. [Kazakova М. V., Lyubimov I. L., Nesterova К. V. (2016). Does a single reform’s success ensure faster growth? Weak institutions as a cause of reform failure. HSE Economic Journal, Vol. 20, No. 4, pp. 624 — 654. (In Russian).] 

Курилла И. И. (2018). Заклятые друзья. История мнений, фантазий, контактов, взаимо(не)понимания России и США. М.: Новое литературное обозрение. [Kurilla I. I. (2018). Sworn friends. The history of assessments, illusions, contacts, (mis)underst(indings between Russia and the United States. Moscow: Novoe Literaturnoe Obozrenie. (In Russian).]

Лин Д. (2016). Демистификация китайской экономики. М.: Фонд «Либеральная миссия». [Lin J. (2016). Demystifying the Chinese economy. Moscow: Liberalnaya Missiya Foundation. (In Russian).]

Любимов И. Л., Казакова М. В. (2017). Структура спроса на факторы производства как отражение уровня защищенности прав собственности // Экономическая политика. Т. 12. № 4. С. 30 — 59. [Lyubimov I. L., Kazakova М. V. (2017). The demand for production inputs as the reflection of the level of property rights protection. Ekonomicheskaya Politika, Vol. 12, No. 4, pp. 30 — 59. (In Russian).] bUps: aoi.oeg 10.18288 1994-5124-2017-4-02

Любимов И. Л, Оспанова А. Г. (2019). Как сделать экономику сложнее? Поиск причин усложнения Вопросы экономики. N° 2. С. 36 — 53. [Lyubimov I. L., Ospanova A. G. (2019). How to make an economy more complex? The determinants of complexity in historical perspective. Voprosy Ekonomiki, No. 2, pp. 36 — 53. (In Russian).] https: /, doi.org 10.32609 00OO-8836-O019-O-36-53

Любимов И. Л., Казакова М. В., Гвоздева М. А., Оспанова А. Г. (2019). Провал и триумф экономического усложнения: история Аргентины и Южной Кореи во второй половине XX в. // Экономическая политика, [в печати]. [Lyubimov I. L., Kazakova М. V., Gvozdeva М. A., Ospanova A. G. (2019). The failure and the triumph of economic complexity: Economic history of Argentina and South Korea in the second half of the XX century. Ekonomicheskaya Politika, [forthcoming]. (In Russian).]

Любимов И., Якубовский И. (2020). Влияние данных о географических направлениях экспорта на индекс экономической сложности // Журнал Новой экономической ассоциации, [в печати]. [Lyubimov I., Yakubovskiy I., (O0O0). Export geography and economic complexity index. Journal of the New Economic Association, [forthcoming]. (In Russian).]

Полтерович В., Попов В. (2006а). Эволюционная теория экономической политики. Часть I. Опыт быстрого развития // Вопросы экономики. N° 7. С. 4—23. [Polterovich V., Popov V. (O006а). An evolutionary theory of economic policy. Part I: The experience of fast development. Voprosy Ekonomiki, No. 7, pp. 4—23. (In Russian).] hups:  doi.org 10.32609 00O;O-8836-O006-8-O-O3

Полтерович В., Попов В. (2006) Эволюционная теория экономической политики. Часть II. Необходимость своевременного переключения // Вопросы экономики. N° 8. С. 46 — 64. [Polterovich V., Popov V. (2006^. An evolutionary theory of economic policy. Part II. The necessity of timely switching. Voprosy Ekonomiki, No. 8, pp. 46 — 64. (In Russian).] l^Ups: //doi.org 10.32609 00OO-8836-O006-8-O6-6O.

Полтерович В. М. (2007). Элементы теории реформ. М.: Экономика. [Polterovich V. М. (2007). The elements of the theory of reforms. Moscow: Ekonomika. (In Russian).]

Abramovitz M. (1956). Resource and output trends in the United States since 1870. American- Economic Review, Vol. 46, No. 1, pp. 5—23.

Acemoglu D., Johnson S., Robinson J. (2001). The colonial origins of comparative development: An empirical investigation. American- Economic Review, Vol. 91, No. 5, pp. 1369 — 1401. https: / doi.org 10.1O58 aer.91.5.1369

Acemoglu D., Johnson S., Robinson J. (2005). Institutions as a fundamental cause of long-run growth. In: Ph. Aghion, S. N. Durlauf (eds.). Handbook of economic growth, Vol. 1A. Amsterdam: Elsevier, pp. 386 — 472.

Acemoglu D. (2008). Introduction to modern economic growth. Cambridge, MA: MIT Press.

Acemoglu D., Gallego F., Robinson J. (2010). Institutions, human capital, and development. Annual Review of Economics, Vol. 6, No. 1, pp. 875—912. https://doi.org/ 10.1146 annurev-economics-080O13-0O1119

Aghion P., Howitt P. (2008). The Economics of growth. Cambridge, MA: MIT Press. Andrews М., Pritchett L., Woolcock M. (2013). Escaping capability traps through problem driven iterative adaptation (PDIA). World Development, Vol. 51, No. C, pp. 234—244. https: //doi.org 10.1016 j.worlddev.O013.05.011

Andrews М., Pritchett L., Woolcock M. (2017). Building state capability: evidence, analysis, action. Oxford: Oxford University Press.

Balassa B. (1978). Exports and economic growth: Further evidence. Journal of Development Economics, Vol. 5, No. 2, pp. 181 — 189. l^Ups: doi.org 10.1016 030O-3888(88) 90006-8

Cheremukhin A., Golosov М., Guriev S., Tsyvinsky A. (2013). Was Stalin necessary for Russia’s economic development? NBER Working Paper, No. 19425. l^Ups: doi. org 10.338 6 w19005

Cherif B., Hasanov F., Chami R. (2018). Sharp instrument: A stab at identifying the causes of economic growth. IMF Working Paper, WP 18 117. https://doi.org/ 10.5089/97814 84357170.001

Easterly W. (2002). The elusive quest for growth. Economists’ adventures and misadventures in the tropics. Cambridge, MA: MIT Press.

Glaeser E., La Porta R., Lopez-de-Silanes F., Shleifer A. (2004). Do institutions cause growth? Journal of Economic Growth, Vol. 9, No. 3, pp. 271 — 303. https: doi.org ' 1G.1G23 b:joeg.GGGGG38933.16398.ed

Gorodnichenko Y., Mendoza E., Tesar L. (2012). The Finnish Great Depression: From Russia with love. American- Economic Review, Vol. 102, No. 4, pp. 1619 — 1722. https: / doi.org 10.1257 aer. 1G2.2.1619

Graham E. (2003). Reforming Korea’s industrial conglomerates. Washington, DC: Peterson Institute for International Economics.

Hausmann R., Rodrik D. (2003). Economic development as self-discovery. Journal of Development Economics, Vol. 72, No. 2, pp. 603 — 700. https://doi.org/10.1016/ sG3G2-3868(G3)GG122-x

Hausmann R., Rodrik D., Velasco A. (2005). Growth diagnostics. Boston: Center for International Development, Harvard University.

Hausmann R., Klinger B. (2006). Structural transformation and patterns of comparative advantage in the product space. CID Working Paper, No. 128.

Hausmann R., Klinger B. (2007). The structure of the product space and the evolution of comparative advantage. CID Working Paper, No. 146.

Hausmann R., Hwang J., Rodrik D. (2007). What your export matters. Journal of Economic Growth, Vol. 12, No. 1, pp. 1—25. https: (іо—іі\ц U) 1007 st0887 00G-9009-4

Hausmann R., Hidalgo C. A., Bustos S., Coscia М., Chung S., Jimenez J., Simoes A., Yildirim M. A.  (2011). The atlas of economic complexity: Mapping paths to prosperity. Cambridge, MA: Center for International Development, Harvard University and MIT.

Hausmann R., O'Brien Т., Santos М., Grisanti A., Kasoolu S., Taniparti N., Tapia J., Villasmil R. (2019). Jordan: The elements of a growth strategy. CID Faculty Working Paper, No. 346.

Hidalgo C. (2015). Why information grows: The evolution of order, from atoms to economies. New York: Basic Books.

Hidalgo C., Hausmann R. (2009). The building blocks of economic complexity. PNAS, Vol. 106, No. 26, pp. 10570-10575. https://doi.org/10.1073/nnas.09009431G7

Hsieh C., Klenow P. (2009). Misallocation and Manufacturing TFP in China and India. Quarterly Journal of Economics, Vol. 124, No. 4, pp. 1403 — 1-248. https://doi.org/ 10.1162 qjec.2GG9.122.2.12G3

Jones C., Vollrath D. (2013). Introduction to economic growth. New York: Norton.

Kar S., Pritchett L., Raihan S., Sen K. (2013). The dynamics of economic growth: A visual handbook of growth rates, regimes, transitions and volatility. ESID — Effective States for Inclusive Development.

Kuznets S. (1955). Economic growth and income inequality. American Economic Review, Vol. 45, No. 1 pp. 1-28.

Lewis A. (1954). Economic development with unlimited supplies of labor. The Manchester School, Vol. 22, No. 2, pp. 139 — 191. https://doi.org/lG.lltj/1.1467-9957.1952. tbGGG21.x

Lindauer D., Pritchett L. (2002). What’s the big idea? The third generation of policies for economic growth. Economia, Vol. 3, No. 1, pp. 1—39.

Mazzucato M. (2011). The entrepreneurial state. London: Demos.

Mazzucato M. (2016). From market fixing to market-creating: A new framework for innovation policy. Industry and Innovation, Vol. 23, No. 2, pp. 140 — 156. https: doi.org 10.1G8G 13662616.2G16.1146122

McKinsey (2019). Globalization in transition-: The future of trade and value chains. McKinsey Global Institute.

McMillan М., Rodrik D. (2011). Globalization, structural change and productivity growth. In: M. Bachetta, M. Jansen (eds.). Making globalization socially sustainable. Geneva: International Labor Organization.

McMillan М., Rodrik D. (2014). Globalization, structural change, and productivity growth, with an update on Africa. World Development, Vol. 63, pp. 11 — 32. https: / doi.org 10.1016 j.worlddev.2013.10.012

McMillan М., Rodrik D., Sepulveda C. (eds.) (2016). Structural change, fundamentals and growth. A framework and case studies. Washington, DC: International Food Policy Research Institute.

Pinheiro F., Alshamsi A., Hartmann D., Boschma R., Hidalgo C. (2018). Shooting low or high: Do countries benefit from entering unrelated activities? Papers in Evolutionary Economic Geography, No. 18.07. Utrecht University, Urban and Regional Research centre Utrecht. http:  eror.geo.uu.nl/peeg peeg1807.pdf

Rodrik D. (2006). Goodbye Washington Consensus, hello Washington Confusion? A Review of the World Bank’s “Economic growth in the 1990s: Learning from a decade of reform”. Journal of Economic Literature, Vol. 44, No. 4, pp. 973 — 987. https: doi. org 10.1257 j el. 44.4.973

Rodrik D. (2007). One economics, many recipes, globalization, institutions and economic growth. Princeton University Press.

Rodrik D. (2015). Economics rules: The rights and wrongs of the dismal science. New York: Norton.

Rodrik D. (2016). Premature deindustrialization. Journal of Economic (Groceth, Vol. 21, No. 1, pp. 1-33. bMps: //aoi.oeg 10.1007 sl0887-015-9122-3

Romer P. (1990). Endogenous Technological Change. Journal of Political Economy, Vol. 98, No. 5, pp. 71-102. httpsy/dohorg/W.1086/661725

Solow R. (1956). A contribution to the theory of economic growth. Quarterly Journal of Economics, Vol. 70, No. 1, pp. 65 — 94. l^Ups: aoi.oeg 10.2307 1884513

Trow M. (2007). Reflections on the transition from elite to mass to universal access: Forms and phases of higher education in modern societies since WWII. In: J. J. F. Forest, P. G. Altbach (eds.). International handbook of higher education, Vol. 18. Dordrecht: Springer.

Williamson J. (2004). The Washington consensus as policy prescription for development John Williamson. A lecture in the series “Practitioners of development” delivered at the World Bank on January 13, 2004.