Доказательная экономика развития: Нобелевская премия по экономике 2019 года

Р. С. Ениколопов

Нобелевская премия по экономике 2019 г. присуждена Абиджиту Банерджи и Эстер Дюфло из Массачусетского технологического института, а также Майклу Кремеру из Гарвардского университета «за экспериментальный подход к снижению мирового неравенства». В этот раз премия вряд ли вызовет какие-то споры относительно того, насколько она заслуженна.

Все три лауреата сыграли очень важную роль в том, чтобы изменить подход экономистов к проблеме экономического развития и сделать его гораздо более эмпирически обоснованным и ориентированным на конкретные программы, способные решить отдельные проблемы, стоящие перед беднейшими слоями населения. Все их работы были направлены не на решение умозрительных академических задач, а на попытку справиться со вполне осязаемыми проблемами мировой бедности. Понять, что именно можно сделать, чтобы в современном мире сотням миллионов людей не приходилось недоедать, а миллионы детей не умирали от болезней, которые уже давно научились лечить.

При этом заслуги нобелевских лауреатов связаны не только с собственно результатами их научных исследований. Речь идет и о методологических изменениях в подходах к изучению проблемы мировой бедности, и о существенном сближении академических исследований с практическими усилиями по борьбе с бедностью. Именно благодаря этим изменениям экономика развития превратилась из достаточно маргинального в одно из наиболее бурно развивающихся направлений экономической науки.

Методология

Многие годы к проблемам экономического развития подходили прежде всего с точки зрения макроэкономики. Эти проблемы предлагалось решать государственными интервенциями «сверху вниз» — стимулируя экономический рост увеличением инвестиций за счет займов Всемирного банка или стараясь увеличить вложения стран в человеческий капитал за счет роста общих затрат государства на образование. К сожалению, большинство из этих подходов оказывались слишком абстрактными, а их реализация сталкивалась с огромными практическими трудностями и часто не достигала заявленных целей.

Очень важным наблюдением и отправной точкой, задавшей общее направление исследований нобелевских лауреатов 2019 г., стала фиксация нетривиального факта — различия в продуктивности фирм и отдельных работников внутри стран часто больше, чем между странами. Даже в самых отсталых с точки зрения экономического развития странах есть фирмы и люди, чья производительность не уступает как минимум средней производительности фирм и работников в развитых странах. Проблемы развивающихся стран связаны прежде всего с тем, что эти лучшие практики не распространяются на все население и на все фирмы и многие из них продолжают пользоваться традиционными методами производства, устаревшими на десятки, если не на сотни лет. Соответственно для понимания проблемы мировой бедности надо было прежде всего понять не различия между странами, а то, какие барьеры для распространения новых технологий, вложения в человеческий и физический капитал существуют внутри каждой из стран.

Банерджи, Дюфло и Кремер, как и нобелевский лауреат 2015 г. А. Дитон, сосредоточились прежде всего на микроэкономическом анализе проблемы бедности. Глобальный подход на уровне государств сменился аккуратным измерением благосостояния отдельных представителей беднейших слоев населения и попытками понять, какие конкретные барьеры мешают им улучшить свое экономическое положение. Предлагалось, уже поняв отдельные проблемы, пытаться определить конкретные программы развития, которые могли бы помочь решить их. Например, вместо абстрактных разговоров о важности вложений в человеческий капитал и подсчетов госрасходов на образование можно взять конкретную программу и экспериментально проверить, помогает ли, например, закупка большего количества учебников улучшить качество образования, если раздать учебники в случайно отобранных школах, а затем сравнить знания школьников в этих школах и в школах, где дополнительные учебники не раздавались.

Именно акцент на изучении конкретных интервенций дал возможность изменить методологический подход к эмпирической оценке эффективности различных рецептов развития. В частности, это позволило значительно повысить стандарты доказательства при установлении причинно-следственных связей. Эти стандарты стали существенно повышаться в экономических исследованиях еще в начале 1990-х годов, прежде всего в области экономики труда, где отделение причинно-следственных связей от простых корреляций стало одним из центральных методологических вопросов. Но в области экономики развития этот методологический подход вышел на другой уровень, во многом благодаря работам нобелевских лауреатов 2019 г. и использованию ими полевых экспериментов.

Эксперименты всегда оставались «золотым стандартом» проведения исследований во всех науках. Их использование в экономике долгое время было весьма ограниченным из-за практических проблем, связанных со сложностью их проведения. Исключение составляли лабораторные исследования, тестирующие прежде всего фундаментальные микроэкономические основания поведения людей, за развитие которых Нобелевскую премию 2002 г. получил В. Смит.

Но полевые эксперименты, в ходе которых в естественных условиях изучаются последствия реальных экономических программ, долгое время оставались экзотикой. Редкими исключениями были экспериментальные исследования отрицательной ставки подоходного налога (Hausman, Wise, 1985) или эксперимент по исследованию медицинского страхования, проведенный корпорацией RAND (Newhouse, 1993). В таких областях, как экономика общественного сектора или экономика труда, проведение полевых исследований сталкивается с практическими проблемами: издержки на их проведение очень высоки, а в большинстве случаев они требуют сотрудничества с государственными органами, которые не отличаются особой гибкостью и не готовы идти на рандомизацию доступа к отдельным программам даже в тех случаях, когда это практически возможно.

С этой точки зрения, экономика развития стала благодатной областью для применения метода полевых экспериментов, так как многие программы борьбы с бедностью реализовывались не государственными органами, а некоммерческими организациями, которые гораздо более открыты к подобным методам исследований и на практике более заинтересованы в определении самых эффективных методов воздействия. Кроме того, проводить исследования в развивающихся странах гораздо дешевле.

Все три нобелевских лауреата в полной мере воспользовались этими возможностями и сделали полевые эксперименты, по сути, основным методом эмпирической оценки эффекта воздействия программ, нацеленных на борьбу с бедностью. Во многом благодаря им произошел переход к «доказательной экономике», когда основным критерием успешности того или иного подхода становятся именно полевые эксперименты, в которых проверяется на практике, работают ли эти подходы в реальной жизни, а не теоретические рассуждения и даже не статистические исследования.

Еще одна важная особенность работы нобелевских лауреатов 2019 г. состоит в том, что они ликвидируют стереотипное разделение на экономистов-эмпириков и экономистов-теоретиков. В официальной формулировке Нобелевского комитета упоминается только развитие экспериментального подхода, но практически все работы лауреатов основаны на детальном теоретическом анализе микроэкономических проблем, который служил основанием конкретных эмпирических исследований. Более того, Банерджи и Кремер в начале своей карьеры стали известны прежде всего благодаря своим теоретическим работам. И именно опора на микроэкономические модели позволяла им в своих исследованиях не ограничиваться простым измерением эффекта тех или иных программ, а выявлять отдельные механизмы, стоящие за этими эффектами. Понимание же механизмов позволяло не только обеспечить «тонкую наладку» конкретных программ и изменения дизайна с целью максимизировать их эффект, но и лучше понять, какие программы имеют шанс успешной репликации в других условиях.

Практическая экономика

Еще Дж. Н. Кейнс (отец Дж. М. Кейнса) разделил экономические подходы на позитивный (описывающий, как реально функционирует экономика), нормативный (исследование того, как она должна функционировать) и «искусство экономики» (выбор правильных подходов и инструментов для того, чтобы экономика если не достигала, то хотя бы оказывалась ближе к нормативным идеалам). Идею «искусства экономики» развивает нобелевский лауреат Э. Рот (Roth, 2002). Он утверждает, что экономисты работают в двух тесно связанных ипостасях. Первая — чистого ученого, изучающего общие принципы функционирования экономики, как физик изучает законы природы; вторая — инженера, решающего конкретную задачу, применяя эти общие принципы. В своей лекции Рот призывал экономистов чаще рассматривать свои задачи с точки зрения инженеров и заниматься решением практических проблем. При этом Рот приводит примеры, прежде всего связанные с проблемой создания новых рынков. Похожие идеи в области макроэкономики развивает Г. Мэнкью (Mankiw, 2006).

Еще один шаг сделала Дюфло в своей работе «Экономист как водопроводчик» (Duflo, 2017). Она отмечает, что, в отличие от инженера, который строит свою машину с нуля, зная цель и общие принципы, экономисту часто приходится выступать в роли ремонтника, которому необходимо починить уже существующую, но неисправную систему водоснабжения. И хотя ремонт основывается на тех же самых

общих принципах, в каждой конкретной ситуации возникает масса дополнительных и неизвестных факторов, так что двигаться приходится во многом на ощупь, подстраиваясь под капризное поведение ремонтируемой системы.

Именно такой подход «экономиста-водопроводчика» лег в основу работы лаборатории J-PAL, которую возглавляют Банерджи и Дюфло. Целью этой исследовательской организации стало повсеместное распространение экспериментальных методов в оценке программ, нацеленных на борьбу с бедностью. За время существования этой лаборатории уже более 1,5 тыс. исследователей прошли в ней обучение, а количество людей, которые тем или иным образом были вовлечены в программы, по оценкам этой организации, достигает 400 млн.

Результаты исследований

Образование

Наиболее показательны с точки зрения подхода всех трех нобелевских лауреатов их работы в области экономики образования. Начиная с 1980-х годов в академических исследованиях по макроэкономике все больше внимания стали уделять человеческому капиталу как одному из важнейших факторов производства (см., например: Ватто, 1991; Mankiw et al., 1992). Различия в человеческом капитале, прежде всего в образовании, помогали объяснять существенную разницу в экономическом росте у стран со схожим уровнем физического капитала и трудовых ресурсов. Эти исследования оказали влияние на политику международных организаций, прежде всего Всемирного банка, которые стали стимулировать государственные вложения в образование. Однако вскоре выяснилось, что простое увеличение инвестиций в образование далеко не всегда приводит к желаемым последствиям. Даже увеличение средней продолжительности образования (стандартной меры уровня человеческого капитала в стране) не приводило к ожидаемому росту экономики.

У макроэкономических исследований на эту тему было три важных недостатка. Прежде всего, они были ограничены межстрановыми сравнениями, которые не позволяли отделить причинно-следственную связь между образованием и экономическим развитием от корреляций, которые объясняются влиянием третьих факторов. Кроме того, акцент на длительности образования не позволял учесть различия в его качестве. Но основная проблема с практической точки зрения была в том, что такой подход не давал почти никаких практически ориентированных указаний на то, какие именно программы необходимо было реализовывать, чтобы улучшить качество образования и сделать его более доступным.

Серия исследовательских проектов Кремера, начавшаяся в середине 1990-х годов, имела целью выяснить, какие именно факторы, связанные со спросом и предложением образования, наиболее важны, какие меры можно принять, чтобы повысить качество образования. В партнерстве с местными НКО он провел ряд полевых экспериментов, чтобы оценить важность различных факторов. Изучались дополни

тельные ресурсы в виде учебников (Glewwe et al., 2009), флипчарты, заменяющие школьные доски (Glewwe et al., 2004), улучшение здоровья детей с помощью программ по борьбе с глистами (Miguel, Kremer, 2004), обеспечение детей школьными обедами (Vermeersh, Kremer 2005) и предоставление учителям материальных стимулов, привязанных к результатам учеников на стандартизированных тестах (Glewwe et al., 2009).

Результаты этих исследований позволили по-новому взглянуть на многие устоявшиеся представления о том, какие именно подходы работают, а какие — нет. Так, выяснилось, что предоставление дополнительных ресурсов имеет очень ограниченный эффект: флипчарты не оказывали никакого влияния на образовательные результаты детей, а учебники улучшали их только для самых сильных учеников. Предоставление материальных стимулов учителям улучшало результаты сданных учениками тестов, но не оказывало никакого влияния на другие образовательные результаты.

Серия полевых экспериментов Банерджи и Дюфло, которые они организовали в Индии, показала, что улучшить обучение детей помогали наем дополнительных непрофессиональных учителей, работавших с отстающими детьми, и использование компьютерной программы, помогавшей детям в освоении математики, подстраиваясь под уровень знаний каждого отдельного ученика (Banerjee et al., 2007).

В серии экспериментов, которые Дюфло провела совместно с Кремером и П. Дюпа (Duflo, Dupas, Kremer, 2011, 2015), было показано, что простое уменьшение соотношения учеников и учителей, традиционно считающегося одним из ключевых показателей качества образования, никак не отражалось на этом качестве. Без дополнительных изменений результаты школьников не улучшались, даже если размер классов сокращался в 2 раза. Куда более действенным оказалось разделение учеников на потоки в зависимости от уровня знаний. В теории этот подход имеет неоднозначный эффект, так как, с одной стороны, позволяет учителям более гибко подстраивать материал под знания учеников, но, с другой — может навредить отстающим ученикам, которые лишаются преимущества обучения с более сильными детьми. Теоретическая неоднозначность такого подхода делала еще более важными эмпирические результаты, которые показали, что разделение детей на потоки привело к улучшению образовательных результатов у всех детей, вне зависимости от изначального уровня их знаний.

Еще одна мера, позволившая существенно улучшить качество образования, была связана с изменением в управлении школы, при котором значительные полномочия были переданы родительскому комитету, получившему возможность следить за качеством обучения и предоставлять необходимые стимулы учителям.

Результаты мета-анализа значительного количества экспериментальных исследований подтверждают, что наиболее действенными оказываются два типа интервенций: направленные на изменение педагогических подходов, позволяющих лучше подстраивать процесс обучения под уровень знаний учеников, и предоставляющие правильные стимулы учителям и улучшающие их подотчетность (Kremer et al., 2013; Glewwe, Muralidharan, 2015).

Здравоохранение

Проблемы со здоровьем, особенно у детей, также выступают одним из важнейших факторов мировой бедности. При этом проблема носит во многом социальный, а не технологический характер. Прогресс в области медицины сделал доступным даже для наиболее бедных слоев населения препараты для вакцинации, антибиотики, антималярий-ные лекарства, а также профилактические средства (антисептики для питьевой воды или антикомариные сетки). Так что проблема плохого здоровья среди бедных часто сводится не к тому, почему они не могут воспользоваться медицинской помощью, а к тому, почему они не хотят ею пользоваться, даже когда она доступна.

Одно из объяснений связано с тем, что профилактические средства часто имеют характер общественного блага, что приводит к их недостаточному предложению. Так, программа защиты источников воды от загрязнения (прежде всего фекалиями) привела к снижению на четверть количества заболеваний диареей среди детей (Kremer et al., 2011). Но при этом оценка структурной модели спроса показала, что истинная готовность платить за чистую воду значительно ниже имеющихся оценок, используемых в существующих программах. При этом спрос на чистую воду оказался очень эластичным по доходам, то есть более богатые домохозяйства готовы платить гораздо больше, чем бедные. Было показано, что при такой структуре спроса предоставлять чистую воду как общественный ресурс гораздо эффективнее, чем вводить права собственности на источники чистой воды.

Еще одна важнейшая проблема — низкий уровень государственных услуг в области здравоохранения. Так, было показано, что низкий уровень иммунизации в индийских деревнях во многом связан с тем, что персонал медицинских центров не появлялся на работе (Banerjee et al., 2010). Более чем в половине проинспектированных исследователями центрах нельзя было найти медицинских работников не только в самом центре, но и во всей деревне. Интервенция, обеспечившая наличие мобильных иммунизационных центров, где персонал присутствовал постоянно, позволила повысить уровень иммунизации детей в три раза — с 6 до 18%. Уровень иммунизации увеличился еще в два раза, до 39%, когда родителям стали давать небольшие материальные стимулы (один мешок чечевицы стоимостью около 1 доллара).

Высокая чувствительность к плате за предоставление медицинских услуг также обусловливает проблемы здравоохранения в развивающихся странах. Специалисты спорят, должны ли пациенты платить за медицинские услуги и препараты. С одной стороны, введение платы позволяет отобрать пациентов, которые действительно нуждаются в лечении, и может иметь положительный психологический эффект, заставляя пациентов более серьезно относиться к назначенному лечению. С другой стороны, если эластичность спроса по цене достаточно высока, то введение платы может существенно сократить доступ к медицинскому обслуживанию среди наиболее бедных слоев населения.

Исследование Кремера и Т. Мигеля (Kremer, Miguel, 2007) показало, что введение платы действительно приводит к резкому сокращению спроса на медицинские услуги, даже если польза от этих услуг существенно превосходила затраты. Так, даже введение незначительной платы (40 центов) привело к сокращению почти в пять раз — с 75 до 18% — доли родителей, которые были согласны участвовать в программе по выведению глистов у их детей. В более ранней работе этих исследователей было показано, что подобная программа существенно улучшала самочувствие детей и сокращала количество дней, которые они пропускали в школе (Miguel, Kremer, 2004).

Когнитивные искажения

Резкое сокращение спроса при изменении цены от нуля до даже минимального положительного значения, описанное выше, — хорошо известный пример поведенческих проблем, связанных с отклонением от полной рациональности (Shampanier et al., 2007). Отклонениями от рационального поведения можно объяснить не только недостаточные вложения в собственное здоровье и в здоровье своих детей, но и причины низкой производительности в сельскохозяйственном производстве. Даже внутри стран наблюдается существенный разброс в производительности отдельных фермеров. В частности, во многих беднейших странах, особенно в Африке, огромное количество мелких фермеров не пользуются даже такими простыми современными технологиями, как удобрения.

Отчасти проблемы с недостаточным использованием таких технологий можно объяснить когнитивными искажениями в поведении фермеров. Так, изучалась роль гиперболического дисконтирования — чрезмерной важности вознаграждения в текущий момент, по сравнению с будущими периодами (Duflo, Kremer, Robinson, 2011). Это когнитивное искажение, в частности, приводит к «прокрастинации», когда необходимые инвестиции постоянно откладываются на следующий период и в итоге вообще не осуществляются. Оно может проявляться, например, в том, что фермеры постоянно откладывают на будущее покупку удобрений, либо пока не становится слишком поздно их применять, либо у фермеров кончаются средства, заработанные после продажи урожая.

Этот вопрос изучался при помощи полевого исследования, в котором сравнивались две разные меры, направленные на стимулирование использования удобрений фермерами в Кении (Duflo, Kremer, Robinson, 2011). В первом случае фермерам предлагали только бесплатную доставку удобрений во время сезона сбора урожая, когда у фермеров имеются свободные средства на их покупку. Во втором случае фермерам предлагалась не только бесплатная доставка, но и 50-процентная скидка на покупку удобрений. Однако эта программа предлагалась не во время сбора урожая, а спустя некоторое время, когда у фермеров оставалось меньше свободных средств. Поскольку вторая программа была публично объявлена еще во время сбора урожая, фермеры могли купить такое же количество удобрений, как в первом случае, и сэкономить существенную сумму денег, если бы вовремя отложили деньги на их покупку. Однако результаты показали, что в первом случае общий объем купленных удобрений был в два раза больше, чем во втором, несмотря на наличие дополнительной субсидии. Эти результаты свидетельствуют о наличии серьезных проблем с гиперболическим дисконтированием у фермеров. Недостаточное использование удобрений можно объяснить не рациональным выбором, а тем, что их покупка постоянно откладывается, пока у фермеров не кончаются деньги, необходимые для покупки.

Микрокредитование

Огромная разница в производительности между фирмами внутри одной страны свидетельствует об узости кредитных рынков, не позволяющих финансовым ресурсам перетекать к фирмам с более высокой производительностью. Наличие кредитных ограничений у фирм и индивидуальных предпринимателей — очень важный барьер на пути экономического развития в беднейших странах. На основании анализа государственной программы по таргетированному кредитованию фирм в Индии Банерджи и Дюфло (Banerjee, Duflo, 2014) показали, что увеличение доступных финансовых ресурсов привело к значительному увеличению продаж и прибыльности этих фирм. Результаты свидетельствовали о том, что до начала этой программы именно кредитные ограничения сдерживали рост производительности фирм.

Отдельные предприниматели, особенно среди беднейших слоев населения, сталкиваются с еще более значительными кредитными ограничениями, часто не позволяющими им открыть свой бизнес и вырваться из ловушки бедности. Именно на решение этой проблемы были направлены усилия ставших очень популярными программ микрокредитования. Эти программы воспринимались чуть ли не как панацея от проблем, связанных с бедностью, и основатель Банка Гармин М. Юнус получил в 2006 г. Нобелевскую премию мира за деятельность по развитию микрокредитования.

Несмотря на популярность этих программ, долгое время не проводились исследования, посвященные оценке их эффективности. В рамках первой экспериментальной проверки отдачи от такой программы (Banerjee et al., 2015) доступ к программе был рандомизирован, а за получившими этот доступ домохозяйствами затем наблюдали более трех лет, чтобы определить среднесрочные последствия участия в программе. Результаты исследования во многом разочаровали сторонников подобных программ.

Исследование показало, что лишь четверть домохозяйств, получивших доступ к программе, воспользовались ей. И даже те, кто стал участником программы, часто использовали ее, чтобы расплатиться по имеющимся кредитам, а не для развития бизнеса. В итоге не было обнаружено никакого значимого эффекта ни для доходов, ни для уровня потребления, ни для вероятности открыть свой бизнес, ни для состояния здоровья и образования детей. И хотя авторы исследования приводят много оговорок относительно того, почему обобщать эти негативные результаты можно с большой осторожностью, в целом это и последующие исследования (например, Banerjee, Karlan, Zinman, 2015) показывают, что программы микрокредитования не приводят к каким-то существенным улучшениям.

Гендерное неравенство

Еще одна важнейшая проблема, на которую обратила внимание в своих работах Дюфло, — гендерное неравенство. Яркий эмпирический факт в наиболее бедных странах — высокий уровень неравенства между мужчинами и женщинами как для домохозяйств, так и с точки зрения доступа к образованию, здравоохранению и другим общественным благам.

Игнорирование проблем женщин в государственных программах можно объяснить, в частности, тем, что в большинстве стран руководящие политические посты занимают мужчины. Однако показать наличие причинно-следственной связи между недостаточной политической репрезентацией женщин и экономическим гендерным неравенством достаточно сложно, так как направление причинно-следственной связи может быть разным (Duflo, 2012).

Однако было четко показано, что именно политическое неравенство ведет к принятию экономических решений, которые ставят интересы мужчин выше интересов женщин (Chattopadhyay, Duflo, 2004). Для этого использовались изменения в индийском законодательстве, произошедшие в 1993 г. В соответствии с этими изменениями треть всех советов, руководящих деревнями в стране, должны были возглавлять женщины. Одновременно в стране произошла существенная фискальная децентрализация, и деревенские советы получили в свое распоряжение значительные средства, которые они могли потратить на предоставление общественных благ. Сравнение деревень, где главами советов стали женщины, с деревнями, где руководителями оставались мужчины, позволило понять, как отличается выбор общественных благ в зависимости от гендерной принадлежности лидера. При этом такие различия можно интерпретировать с точки зрения причинно-следственных связей, так как деревни, где главами советов стали женщины, были отобраны властями индийских штатов случайным образом.

Результаты исследования показали, что назначение женщин главами советов привело к заметному изменению в распределении ресурсов между различными типами общественных благ, предоставляемых советом: оно стало больше соответствовать предпочтениям женщин, проживавших в этих деревнях. Так, существенно увеличились расходы на обеспечение жителей питьевой водой и улучшение качества дорог. При этом сократились расходы на образование, которые больше соответствовали предпочтениям мужчин (во многом потому, что образование получали прежде всего мальчики). Таким образом, тот факт, что до начала этой программы главами советов были почти всегда мужчины, объяснял, почему набор предоставляемых общественных благ был смещен в сторону предпочтений мужчин, а женщины не получали блага, наиболее соответствующие их предпочтениям.

Позднее Дюфло с соавторами рассмотрели долгосрочные последствия программы по резервированию руководящих позиций для женщин (Beaman et al., 2009). Результаты показали, что повторяющийся опыт руководства женщин приводил к тому, что женщины получали существенно больше голосов на последующих выборах, в которых система квот не действовала и они конкурировали с мужчинами уже на равных. Дополнительная информация из опросов показала, что важным механизмом, стоящим за этим эффектом, было изменение стереотипов, связанных с недооценкой способностей женщин быть лидерами. Таким образом, результаты исследования показали успешность подхода «обратной дискриминации», при котором обоснованием временного введения гендерных квот выступает разрушение стереотипов в долгосрочной перспективе.

Нобелевская премия 2019 г. войдет в историю как одна из наиболее бесспорных, так как вклад всех трех лауреатов в развитие не только экономики развития, но и всей экономической науки, сложно переоценить. Благодаря им произошла настоящая методологическая революция, сделавшая полевые эксперименты одним из наиболее популярных, и уж во всяком случае одним из наиболее достоверных методов оценки экономических программ. На данный момент этот метод получил наибольшее распространение в экономике развития при изучении программ, направленных на борьбу с бедностью в развивающихся странах. Но его популярность растет, он все чаще используется для оценки государственных программ в развитых странах (см., например: Finkelstein, Notowidigdo, 2019).

К сожалению, удачных примеров использования метода полевых экспериментов для оценки программ в России пока очень мало. Но быть может, распространению подходов нобелевских лауреатов в России будет способствовать и то, что двое из них лично или профессионально связаны с Россией. Дюфло не только провела в России некоторое время в 1991 г., но и успела отметиться на фотографиях с плакатом «Фашизм не пройдет» во время путча 19 августа. А Кремер вместе с О. Бланшаром описал один из механизмов, которые привели к экономическому спаду после перехода от плановой к рыночной экономике в СССР, в статье с вполне доходчивым названием — «Дезорганизация» (Blanchard, Kremer, 1997).

Список литературы / References

Banerjee A., Cole S., Duflo E., Linden L. (2007). Remedying education: Evidence from two randomized experiments in India. Quarterly Journal of Economics, Vol. 122, No. 3, pp. 1235 — 1264. https: doi.org 10.1162 qjec.122.3.1235

Banerjee A., Duflo E. (2014). Do firms want to borrow more? Testing credit constraints using a directed lending program. Review of Economic Studies, Vol. 81, No. 2, pp. 572 — 607. https: doi.org 10.1093 restud rdt046

Banerjee A., Duflo E., Glennerster R., Kinnan C. (2015). The miracle of microfinance? Evidence from a randomized evaluation. American Economic Journal: Applied Economics, Vol. 7, No. 1, pp. 22 — 53. https: doi.org 10.1257 app.20130533 Banerjee A., Duflo E., Glennerster R., Kothari D. (2010). Improving immunization coverage in rural India: A clustered randomized controlled evaluation of immunization campaigns with and without incentives. British Medical Journal, Vol. 340, p. C2220. https: doi.org 10.1136 bmj.c2220

Banerjee A., ICarlan D., Zinman J. (2015). Six randomized evaluations of microcredit: Introduction and further steps. American Economic Journal: Applied Economics, Vol. 7, No. 1, pp. 1—21. https: doi.org 10.1257 app.20140287

Barro R. J. (1991). Economic growth in a cross section of countries. Quarterly Journal of Economics, Vol. 106, No. 2, pp. 407—443. https: doi.org 10.2307 2937943

Beaman L., Chattopadhyay R., Duflo E., Pande R., Topalova P. (2009). Powerful women: Does exposure reduce bias? Quarterly Journal of Economics, Vol. 124, No. 4, pp. 1497-1540. https: doi.org 10.1162 qjec.2009.124.4.1497

Blanchard O., Kremer M. (1997). Disorganization. Quarterly Journal of Economics, Vol. 112, No. 4, pp. 1091-1126. https: doi.org 10.1162 003355300555439

Chattopadhyay R., Duflo E. (2004). Women as policy makers: Evidence from an Indiawide randomized policy experiment. Econometrica, Vol. 72, No. 5, pp. 1409 — 1444. https: doi.org 10.1111 j.1468-0262.2004.00539.x

Duflo E. (2012). Women empowerment and economic development. Journal of Economic Literature, Vol. 50, No. 4, pp. 1051 — 1079. https: doi.org 10.1257 jel.50.4.1051

Duflo E. (2017). Richard T. Ely lecture: The economist as plumber. American Economic Review, Vol. 107, No. 5, pp. 1—26. https: doi.org 10.1257 aer.p20171153

Duflo E., Dupas P., Kremer M. (2011). Peer effects, teacher incentives, and the impact of tracking: Evidence from a randomized evaluation in Kenya. American Economic Review, Vol. 101, No. 5, pp. 1739 — 1774. https: doi.org 10.1257 aer.101.5.1739

Duflo E., Dupas P., Kremer M. (2015). School governance, teacher incentives, and pupil-teacher ratios: Experimental evidence from Kenyan primary schools. Journal of Public Economics Vol. 123, pp. 92 — 110. https: doi.org 10.1016 j.jpube-co.2014.11.008

Duflo E., Kremer M., Robinson J. (2011). Nudging farmers to use fertilizer: Theory and experimental evidence from Kenya. American Economic Review, Vol. 101, No. 6, pp. 2350—2390. https: doi.org 10.1257 aer.101.6.2350

Finkelstein A., Notowidigdo M. J. (2019). Take-up and targeting: Experimental evidence from SNAP. Quarterly Journal of Economics, Vol. 134, No. 3, pp. 1505 — 1556. https: doi.org 10.1093 qje qjz013

Glewwe P., Kremer M., Moulin S. (2009). Many children left behind? Textbooks and test scores in Kenya. American Economic Journal: Applied Economics, Vol. 1, No. 1, pp. 112 — 135. https: doi.org 10.1257 app.1.1.112

Glewwe P., Kremer M., Moulin S., Zitzewitz E. (2004). Retrospective vs. prospective analyses of school inputs: The case of flip charts in Kenya. Journal of Development Economics, Vol. 74, No. 1, pp. 251—268. https: doi.org 10.1016 j.jdeveco.2003.12.010

Glewwe P., Muralidharan K. (2015). Improving school education outcomes in developing countries: Evidence, knowledge gaps, and policy implications. RISE Working Paper, No. 15 001.

Hausman J. A., Wise D. A. (1985). Social experimentation. Chicago: University of Chicago Press.

Kremer M., Brannen C., Glennerster R. (2013). The challenge of education and learning in the developing world. Science, Vol. 340, No. 6130, pp. 297—300. https: doi.org 10.1126 science.1235350

Kremer M., Miguel E. (2007). The illusion of sustainability. Quarterly Journal of Economics, Vol. 122, No. 3, pp. 1007—1065. https: doi.org 10.1162 qjec.122. 3.1007

Kremer M., Miguel E., Leino J., Zwane A. P. (2011). Spring cleaning: Rural water impacts, valuation and property rights institutions. Quarterly Journal of Economics, Vol. 126, No. 1, pp. 145—205. https: doi.org 10.1093 qje qjqOlO

Mankiw N. G., Romer D., Weil D. N. (1992). A contribution to the empirics of economic growth. Quarterly Journal of Economics, Vol. 107, No. 2, pp. 407—437. https: doi.org 10.2307 2118477

Mankiw N. G. (2006). The macroeconomist as scientist and engineer. Journal of Economic Perspectives, Vol. 20, No. 4, pp. 29 — 46. https: doi.org 10.1257 jep.20.4.29

Miguel Е., Kremer М. (2004). Worms: Identifying impacts on education and health in the presence of treatment externalities. Econometrica, Vol. 72, No. 1, pp. 159—217. https: doi.org 10.1111 j.1468-0262.2004.00481.x

Newhouse J. P. (1993). Free for all? Lessons from the RAND health insurance experiment. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Roth A. (2002). The economist as engineer: Game theory, experimentation, and computation as tools for design economics. Econometrica, Vol. 70, No. 4, pp. 1341 — 1378. https: doi.org 10.1111 1468-0262.00335

Shampanier K., Mazar N., Ariely D. (2007). Zero as a special price: The true value of free products. Marketing Science, Vol. 26, No. 6, pp. 742—757. https: doi.org 10.1287 mksc.1060.0254

Vermeersch C., Kremer M. (2005). School meals, educational achievement and school competition: Evidence from a randomized evaluation. World Bank Policy Research Working Paper, No. 3523.