Экономика России и Мира

Любимов И.Л.
Ph.D., с. н. с. Российской академии народного хозяйства
и государственной службы при Президенте РФ

В экономической науке человеческий капитал, наряду с экономическими институтами, получил статус фундаментальной переменной — феномена, способного стимулировать накопление факторов производства, напрямую влияющих на экономический рост, таких как производственный капитал или инновации¹. Например, в теоретических моделях, посвященных эндогенному экономическому росту, вслед за работой Р. Нельсона и Э. Фелпса (Nelson, Phelps, 1966) предполагается, что главное значение человеческого капитала для экономического роста заключается в создании² и распространении инноваций, оказывающих влияние на устойчивый рост. В результате главную роль в появлении инноваций и росте экономики играет запас человеческого капитала. В другой группе моделей, которые можно назвать моделями накопления человеческого капитала, вслед за статьей Р. Лукаса (Lucas, 1988), а также Г. Мэнкью и его коллег (Mankiw et al., 1992), предполагается, что человеческий капитал представляет собой обычный фактор производства, вроде производственного капитала, а значит, главную для роста экономики роль играют темпы накопления человеческого капитала, то есть его поток, а не запас³.

Жан Тироль
председатель совета директоров Тулузской школы экономики
директор Института экономики промышленности

Эдмунд Берк

Повсюду в мире экономическая наука отыскивает новые вопросы, поражает воображение и будоражит умы. Экономисты превращаются иногда в суперзвезд, но зачастую становятся объектами порицания и зависти. Экономисты — уже более двух веков назад низведенные в устах Эдмунда Берка, одного из основателей англосаксонского консерватизма, до уровня софистов² и тех, кто умеет хорошо считать³, — и по сей день воспринимаются частью сограждан с некоторой долей скептицизма. Все их обвиняют в том, что они мыслят одинаково. Но для чего вообще нужны были бы экономисты, если они не могли бы прийти к согласию ни по одному вопросу?

Клинов В.Г.
д. э. н., проф. МГИМО(у) МИД России
г. н. с. Института США и Канады РАН

Начало нынешнего столетия ознаменовалось кардинальным изменением соотношения экономической мощи крупных развитых и развивающихся стран. Особенно интенсивными были сдвиги в промышленном производстве и мировом экспорте товаров. Тенденция долговременного сокращения доли «большой семерки» развитых стран (G7) в мировом выпуске промышленной продукции возникла в 1989 г.

Бессонова О.Э.
д. соц. н.
ведущий научный сотрудник Института экономики
и организации промышленного производства СО РАН

Центральная проблема институциональной теории — выявление причин устойчивого роста как «возвышения Запада» при хроническом отставании «Востока». Долго бытовало теоретическое убеждение, что это связано исключительно с рыночной экономикой и демократией. Однако в связи с разрушением «социалистической» модели большинство стран стали рыночными или переходящими к рынку, но часто без роста, конкуренции и демократии. Для объяснения нового феномена современная западная мысль отказалась от марксистской дихотомии по форме собственности (частная — общественная). Была выдвинута гипотеза о характере институциональной среды, которая обеспечивает доступ к общественным благам и экономическим ресурсам разным социальным группам — в терминах порядков открытого или ограниченного доступа, инклюзивных или экстрактивных институтов. Конкретизация этого тезиса осуществляется в новой парадигме, которая дает ответ на вопрос, какая институциональная модель приводит к развитию и росту, а какая — к стагнации и рентоориентированному поведению. Цель статьи состоит также в том, чтобы объяснить, как современная российская экономика стала ареной борьбы моделей контрактного раздатка и квазирынка.